Мысли об употреблении пошлого и низкого в искусстве, Шиллер Фридрих, Год: 1802 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ IV. С.-Пб., 1902

Переводъ А. Г. Горнфельда…

Мысли объ употребленіи пошлаго и низкаго въ искусств.

Пошлымъ называется все, что обращается не къ духу и можетъ возбудить лишь чувственный интересъ. Есть, конечно, тысячи явленій, пошлыхъ по своему содержанію или по предмету, но такъ какъ пошлое содержаніе можетъ быть облагорожено обработкой, то въ искусств возможна рчь лишь о пошлости формы. Пошлая мысль пошлой обработкой оподлитъ и благороднйшій предметъ, наоборотъ, великая мысль и духъ благородный съумютъ облагородить самую пошлость, связавъ ее съ элементомъ духовнымъ и найдя въ немъ положительную сторону. Такъ, напримръ, историкъ пошлаго пошиба, повствуя о какомъ-либо геро, распространится о его ничтожнйшихъ поступкахъ столь же тщательно, сколько о его возвышеннйшихъ подвигахъ, и остановится на его родословной, одежд и домашнемъ обиход съ такимъ же вниманіемъ, какъ и на его замыслахъ и дяніяхъ. О величайшихъ его дяніяхъ онъ будетъ говорить такъ, что никто не сможетъ замтить ихъ величія. И, наоборотъ, историкъ, одухотворенный мыслью и благородствомъ своей души, даже въ частную жизнь и незначительнйшія поступки своего героя вложитъ интересъ и содержаніе, которые сообщатъ имъ значительность. Пошлый вкусъ въ изобразительныхъ искусствахъ проявили нидерландскіе художники, благородный и высокій — выказали итальянцы, а еще больше греки. Послдніе неизмнно стремились къ идеалу, отбрасывая всякую пошлую черту и ограничиваясь избраннымъ содержаніемъ.

Портретистъ можетъ изобразить свой оригиналъ пошлымъ или значительнымъ. Пошло будетъ его изображеніе тогда, когда случайное будетъ въ немъ изображено такъ же тщательно, какъ и необходимое, когда великое будетъ оставлено въ пренебреженіи, а ничтожное передано со всей тщательностью, значительнымъ оно будетъ въ томъ случа, если въ предмет изображенія онъ съуметъ найти самое интересное, отдлить случайное отъ необходимаго, лишь еле намтитъ незначительное и передастъ все значительное. А значительное этовыраженіе духовнаго міра въ дйствіяхъ, жестахъ, позахъ.

Поэтъ изображаетъ свой предметъ пошло, когда внимательно воспроизводя ничтожныя дйствія, лишь мелькомъ останавливается на значительныхъ. Великимъ мы называемъ его изображеніе, когда оно связано съ великимъ. Гомеръ съумлъ вложить мысль въ изображеніе щита Ахиллеса, хотя само по себ изготовленіе щита есть, какъ сюжетъ, нчто весьма пошлое.

Ступенью ниже пошлаго лежитъ низкое, которое отличается отъ перваго тмъ, что оно есть понятіе не только отрицательное, не только отсутствіе элемента мысли и благородства, но выражаетъ и нчто положительное, а именно грубость чувства, дурные нравы и гнусныя помышленія Пошлое означаетъ лишь недостатокъ достоинства, которое желательно, низкое означаетъ отсутствіе необходимаго качества, котораго мы вправ требовать отъ всякаго. Такъ, напримръ, месть сама по себ, гд бы мы ее ни находили и въ чемъ бы она ни проявлялась, есть нчто пошлое, ибо свидтельствуетъ объ отсутствіи великодушія. Но отличаютъ еще особую, низкую месть,— когда человкъ пользуется гнусными средствами, чтобы удовлетворить свою мстительность. Низкое означаетъ всегда нчто грубое и достойное черни, пошлость въ мысляхъ и поступкахъ можетъ выказать и человкъ хорошаго происхожденія и благовоспитанный, но не даровитый. Пошло поступаетъ человкъ, имющій въ виду только свою выгоду — и въ этомъ смысл онъ противополагается человку благородному, который способенъ забыть о себ, чтобы доставить радость другому. Но тотъ же человкъ поступилъ бы низко, если бы преслдовалъ выгоду на счетъ своей чести и даже не считаясь съ законами благопристойности. Итакъ, пошлое противоположно благородному, низкое — благородному и пристойному. Преклоняться предъ всякой страстью безъ сопротивленія, удовлетворять всякую похоть, сбрасывая съ себя узы не только законовъ благопристойности, но и велній нравственности, есть низость и обличаетъ низкую душу.

Равнымъ образомъ и въ художественныхъ произведеніяхъ можно проявить низость, не только выбирая низкіе предметы, оскорбляющія чувство пристойности и приличія, но и давая имъ низкое изображеніе. Низкое изображеніе предмета мы имемъ тамъ, гд выставлена на видъ та его сторона, которую повелваетъ скрывать благопристойность, или когда изображеніе вызываетъ низкія побочныя представленія. Въ жизни величайшаго человка есть низкія отправленія, но лишь низкій вкусъ станетъ ихъ разыскивать и расписывать.

Есть картины изъ Священной исторіи, гд апостолы, св. Два и даже Христосъ изображены такъ, будто они вышли изъ самой простой черни. Вс такія изображенія обличаютъ низкій вкусъ, дающій намъ право думать, что самыя помышленія художника грубы и достойны черни.

Есть, однако, случаи, въ которыхъ низкое допускается и въ искусств, это тамъ именно, гд оно должно возбудить смхъ. И благовоспитанный человкъ можетъ иногда, не проявляя тмъ испорченнаго вкуса, позабавиться грубымъ, но правдивымъ изображеніемъ природы и противоположностью между нравами хорошаго общества и черни. Человкъ изъ общества въ пьяномъ вид, если бы намъ и случилось видть что либо подобное, могъ бы вызвать въ насъ только непріятное чувство, пьяный ямщикъ, матросъ, носильщикъ возбуждаютъ въ насъ смхъ. Шутки, которыя возмутили бы насъ, если бы ихъ позволилъ себ человкъ благовоспитанный, забавляютъ насъ въ устахъ черни. Къ этой области относятся многія сцены у Аристофана, которыя, однако, подчасъ переступаютъ и эту границу и должны быть прямо отвергнуты. Вотъ почему насъ такъ смшатъ пародіи, гд помышленія, выраженія и дйствія, свойственныя черни, приписаны тмъ самымъ почтеннымъ людямъ, которыхъ поэтъ изобразилъ со всмъ свойственнымъ имъ достоинствомъ и благопристойностью. Когда цлью поэта былъ только фарсъ, и онъ имлъ въ виду только позабавить насъ, мы можемъ разршить ему и низкое,— лишь бы онъ не возбуждалъ въ насъ неудовольствія или отвращенія.

Неудовольствіе возбуждаетъ онъ въ томъ случа, если изображаетъ низкое тамъ, гд мы ему этого никакъ не можемъ простить, а именно въ такихъ людяхъ, отъ которыхъ мы вправ требовать лучшихъ нравовъ. Въ противномъ случа, онъ оскорбляетъ истину, ибо мы скоре сочтемъ его лгуномъ, чмъ повримъ, что благовоспитанные люди въ самомъ дл могутъ поступать такъ низко, или же его герои оскорбляютъ наше нравственное чувство и — что еще хуже — возбуждаютъ въ насъ негодованіе. Совершенно иначе обстоитъ дло въ фарс, гд между поэтомъ и зрителемъ заключено молчаливое соглашеніе, что истины здсь и ждать нечего. Въ фарс мы освобождаемъ поэта отъ врности художественной правд и даемъ ему позволеніе полгать. Ибо здсь комизмъ заключается именно въ его противорчіи истин, но невозможно одновременно и быть истиннымъ и противорчить истин.

Но и въ серьезномъ и трагическомъ бываютъ рдкіе случаи, когда можно пользоваться низкимъ. Но тогда оно должно переходить въ ужасное, и мимолетное оскорбленіе вкуса должно быть заглажено энергичнымъ дйствіемъ аффекта и такимъ образомъ поглощено высшимъ трагическимъ дйствіемъ. Кража, напримръ, есть нчто безусловно-низкое, и какіе бы доводы ни приводило наше сердце въ извиненіе вору, какъ бы ни былъ тяжекъ гнетъ обстоятельствъ, доведшихъ его до этого, онъ отмченъ неизгладимымъ клеймомъ, и въ эстетическомъ отношеніи остается на-вки предметомъ низкимъ. Вкусъ прощаетъ здсь еще меньше, чмъ мораль, и его приговоръ тмъ строже, что предметъ эстетическій отвтственъ за вс сопутствующія идеи, вызываемыя въ насъ его дятельностью, между тмъ какъ сужденіе нравственное отвлекается отъ всего случайнаго. Человкъ, совершающій кражу, является поэтому въ высшей степени неподходящимъ предметомъ для поэтическаго произведенія съ серьезнымъ содержаніемъ. Но если этотъ человкъ — въ то же время и убійца, то несмотря на то, что въ нравственномъ отношеніи онъ неизмримо хуже, въ эстетическомъ онъ длается отъ этого нсколько пригодне. Тотъ, кто запятналъ себя (я говорю здсь исключительно о сужденіи эстетическомъ) какой-нибудь гнусностью, можетъ посредствомъ преступленія въ извстной степени повыситься и выиграть въ нашемъ эстетическомъ вниманіи. Это отклоненіе нравственнаго приговора отъ эстетическаго замчательно и заслуживаетъ вниманія. Причины его многочисленны. Во-первыхъ, я сказалъ уже, что вслдствіе зависимости эстетическаго сужденія отъ дятельности воображенія, на сужденіе это оказываютъ вліяніе также вс побочныя представленія, вызываемыя этимъ предметомъ и находящіяся съ нимъ въ естественной связи. Разъ эти побочныя представленія низки, они неизбжно вносятъ элементъ низости и въ главный предметъ.

Во-вторыхъ, при сужденіи эстетическомъ мы обращаемъ вниманіе на силу, при приговор моральномъ — на законосообразность. Безсиліе есть нчто внушающее презрніе, и таковымъ же будетъ всякое дяніе, указывающее на безсиліе. Всякое проявленіе трусости и ничтожества противно намъ, потому что обличаетъ безсиліе, наоборотъ, адское злодяніе можетъ произвести на насъ благопріятное эстетическое впечатлніе, потому что свидтельствуетъ о сил. А воровство и доказываетъ трусость и ничтожество, въ убійств же есть хоть призракъ силы, здсь степень нашего эстетическаго интереса повышается вмст съ количествомъ силы, обнаруживаемой при этомъ.

Въ-третьихъ, тяжкое и страшное преступленіе всегда отвлекаетъ наше вниманіе отъ его сущности и направляетъ его цликомъ на ужасныя слдствія злодянія. Боле слабое душевное движеніе подавлено боле сильнымъ. Мы уже смотримъ не назадъ, въ душу злодя, но впередъ, въ его судьбу, на послдствія его поступка. Но какъ только мы начинаемъ трепетать, всякая нжность вкуса умолкаетъ. Главное впечатлніе цликомъ заполняетъ нашу душу и случайныя побочныя идеи, съ которыми, собственно, связано низкое, стушевываются. Поэтому воровство, совершаемое юнымъ Рубергомъ въ ‘Преступленіи изъ честолюбія’, производитъ на сцен не отвратительное, но поистин трагическое впечатлніе. Съ большимъ умніемъ поэтъ такъ сгруппировалъ обстоятельства, что мы захвачены дйствіемъ и не можемъ перевести духъ. Страшное бдствіе, постигшее семью преступника, и особенно горе его отца отвлекаютъ отъ него самого все наше вниманіе, направленное на послдствія его поступка. Аффектъ настолько захватываетъ насъ, что мы не можемъ сосредоточиться на представленіи позора, клеймящаго воровство. Словомъ, низкое отодвинуто въ тнь страшнымъ. И странно, это воровство, дйствительно совершенное молодымъ Рубергомъ, производитъ не такое гнусное впечатлніе, какъ одно ни на чемъ не основанное подозрніе въ краж въ другой пьес. Здсь понапрасну обвиняютъ молодого офицера въ краж серебряной ложки, которая потомъ находится. Такимъ образомъ низкое есть здсь лишь продуктъ воображеніяодно подозрніе, и между тмъ въ нашемъ эстетическомъ представленіи оно кладетъ на совершенно невиннаго героя пьесы неизгладимое пятно. Причина заключается въ томъ, что одно подозрніе въ краж уже указываетъ на нкоторую неустойчивость убжденія въ его нравственности, ибо по законамъ приличія всякій считается порядочнымъ человкомъ до тхъ поръ, пока не окажется противное. Стало быть, если его подозрваютъ въ низости, то это производитъ такое впечатлніе, что онъ ужъ какъ нибудь подалъ поводъ къ возможности такого подозрнія, хотя, въ сущности, низость въ случа незаслуженнаго подозрнія совершаетъ только обвинитель. Для героя же указанной пьесы это пятно тмъ позорне, что онъ — офицеръ и возлюбленный благовоспитанной и высокопоставленной дамы. Съ этими обоими понятіями понятіе воровства находится въ такомъ страшномъ противорчіи, что мы не можемъ, видя его предъ его дамой, не вспомнить тотчасъ же, что у него въ карман могла быть серебряная ложка. Самое ужасное здсь то, что онъ самъ и не подозрваетъ о страшномъ обвиненіи, тяготющемъ на немъ, ибо въ противномъ, случа, онъ, какъ офицеръ, потребовалъ бы тотчасъ кроваваго удовлетворенія, послдствія этого перенесли бы насъ въ область ужаснаго, и отъ низкаго не осталось бы и слда.

Надо еще отличать низкое въ помышленіяхъ отъ низкаго въ дйствіи и въ положеніи. Первое находится ниже всякой эстетической критики, второе часто мирится съ нею очень хорошо. Рабство низко, но рабскія убжденія въ свобод — отвратительны, наоборотъ, рабское занятіе, не связанное съ такими же помышленіями, не иметъ въ себ ничего позорнаго, мало того, низкое положеніе, сопровождаемое высотой помышленій, можетъ произвести возвышенное впечатлніе. Господинъ Эпиктета, бившій его, поступалъ низко, а побитый рабъ проявлялъ высокую душу. Истинное величіе лишь ярче сверкаетъ изъ низкой доли, и если художникъ убжденъ, что съуметъ дать выраженіе внутренней красот своего героя, онъ можетъ безстрашно изобразить его въ отвратительной вншности.

Но то, что разршается поэту, не всегда позволено живописцу. Онъ представляетъ свои изображенія не нашей фантазіи, но непосредственно нашимъ чувствамъ. Такимъ образомъ впечатлніе отъ картины прежде всего живе впечатлнія, производимаго стихотвореніемъ, мало того,— живописецъ, даже точно воспроизводя природныя черты вншности, не можетъ изобразить съ такой ясностью міръ внутренній, какъ это длаетъ поэтъ своимъ вымысломъ, а между тмъ лишь внутреннее можетъ примирить насъ съ вншнимъ. Когда Гомеръ представляетъ своего Улисса въ нищенскихъ отрепьяхъ, то отъ насъ зависитъ, до какой степени ясности мы доводимъ его изображеніе и сколько останавливаемся на немъ. Во всякомъ случа оно никакъ не можетъ быть настолько живо, чтобы произвести на насъ непріятное или противное впечатлніе. Но если бы художникъ или — что еще хуже — актеръ вздумалъ точно изобразить предъ нами Гомерова Улисса, мы съ неудовольствіемъ отвернулись бы отъ этого изображенія. Здсь сила впечатлнія — вн нашей власти: мы должны видть то, что показываетъ намъ художникъ, и не такъ легко можемъ отдлаться отъ непріятныхъ сопутствующихъ идей, всплывающихъ при этомъ въ нашемъ воспоминаніи.

А. Горнфельдъ.

Примчанія къ IV тому.

МЫСЛИ ОБЪ УПОТРЕБЛЕНИ ПОШЛАГО И НИЗКАГО ВЪ ИСКУССТВ.

Написано, вроятно, въ 1793 г., появилось лишь въ ‘Мелкихъ прозаическихъ статьяхъ’ (1802).

Стр. 422. ‘Преступленіе изъ честолюбія’ — драма Иффланда (1759—1814). Здсь понапрасну обвиняютъ и т. д. Рчь идетъ о комедіи Людвига Шредера (1744—1816) ‘Der Fhndrich’.

Стр. 443. Эпиктета — стоическій философъ, рабъ римлянина Эпафродита (100 г. по Р. Хр.), согласно своему ученію ‘Терпи и воздерживайся’, покорно сносившій жестокое обращеніе своего господина.

Русскіе переводы.

1. А. Бенитцкій. Мысли объ употребленіи въ искусств обыкновеннаго и низкаго. ‘Цвтникъ’ 1816. No 1.

2. Шиллеровы мысли о томъ, что низко и обыкновенно въ изящныхъ искусствахъ. Переводъ В. Измайлова. ‘Встн. Европы’ 1813, ч. LXVIII и переводы въ проз Владиміра Измайлова (Спб. 1819).

3. Анонимъ, въ изд. Гербеля.

4. А. Г. Горнфельдъ. Переведено для настоящаго изданія.

Мысли объ употребленіи пошлаго и низкаго въ искусств.

Примчанія къ IV тому.

МЫСЛИ ОБЪ УПОТРЕБЛЕНИ ПОШЛАГО И НИЗКАГО ВЪ ИСКУССТВ.

Читайте также: