МЫСЛИ О ДРАМАТИЧЕСКОМ ИСКУССТВЕ
МЫСЛИ О ДРАМАТИЧЕСКОМ ИСКУССТВЕ
КОММЕНТАРИЙ
КОММЕНТАРИЙ
Мысли о драматическом искусстве, Островский Александр Николаевич, Год: 1872
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Островский А. Н. Полное собрание сочинений. В 12-ти т. Т. 10.
М., ‘Искусство’, 1978.
Артисты, полагающиеся на то, что их вывезет роль (т. е. одаренные естественностию), почти всегда погрешают: в холодных и обыкновенных местах роли (а таких мест не избежит ни один автор) они выходят из роли, ибо у них не заложено приготовлением в душе типа, и они остаются сами собою.
Нам еще рано гнать искусства, они у нас еще своего дела не сделали. Чтобы образовать нацию, не довольно выстроить университеты. Умы, чтобы быть готовыми к восприятию научных истин, нуждаются в предварительной культуре. Процессы обобщения и отвлечения не сразу даются мозгу, они должны быть подготовлены. Обобщения, представляемые искусством, легче воспринимаются и постигаются и, практикуя ум, подготовляют его к научным отвлечениям…
История показывает, что везде развитие искусства предшествовало развитию наук. Чем искусство выше, отрешеннее, общее, тем оно более практикует мозг. Таким образом, ‘искусство для искусства’, при всей своей видимой бесполезности, приносит огромную пользу развитию нации.
Наши актеры, в которых больше половины провинциальных, не умеющих носить костюма и ходить по сцене, играть Шекспира не могут. Для кого же он ставится, для какой публики? Интеллигентная публика возмущается и негодует, а простая ничего не понимает и скучает. Да и понять трудно, когда ‘Ричард III’, например, играется без трагика. Один англичанин, инженер, молодой еще человек и сам хороший актер, рассказывал мне, как он с целой компанией англичан смотрел ‘Ричарда III’, п передавал впечатление, произведенное на них московским исполнением. Они сначала сдерживались, чтобы не смеяться громко, а потом, когда Ричард, при появлении теней, начал на постели дрягать ногами,— принуждены были удалиться, чтобы не нарушать приличия. Вот до чего мы дожили! А прежде иностранцы, и даже иностранные актеры хвалили нашу труппу: Дюпюи, Ольридж, Росси. Положим, что и прежде у нас пьесы Шекспира в целом исполнялись неважно, но тогда все-таки вторые и третьи роли игрались учеными актерами, умеющими ходить по сцене и носить костюм, а в главных ролях были: гениальный Мочалов и великолепный Каратыгин. Их-то и смотрела публика, ими и восхищалась, а к остальным относилась снисходительно, так же, как была она снисходительна и к труппам Росси и Сальвини. Но если бы эти труппы начали играть без своих премьеров, кто же бы пошел их смотреть? В том-то и великое горе наше, что у нас лица, стоящие во главе театрального управления, так не компетентны, так не на месте, что им и втолковать нельзя той простой истины, что без трагиков трагедии не играют. ‘Нет, отчего же? — отвечают,— можно и без трагиков: вот мы играем же’.
Для народа надо писать не тем языком, которым он говорит, но тем, которым он желает. Следующая степень простонародного есть лакейская и фабричная.
Изобретение интриги потому трудно, что интрига есть ложь, а дело поэзии — истина. Счастлив Шекспир, который пользовался готовыми легендами: он не только не изобретал лжи, но в ложь сказки влагал правду жизни. Дело поэта не в том, чтобы выдумывать небывалую интригу, а в том, чтобы происшествие даже невероятное объяснить законами жизни.
Многие условные правила исчезли, исчезнут и еще некоторые. Теперь драматические произведения есть не что иное, как драматизированная жизнь. Жизнь вообще производит на разных людей различные впечатления, а драматическое произведение должно производить одно. Этого оно достигает ясностью и единством мыслей и стройностью формы.
Клубные спектакли — это одно из безобразнейших явлений, когда-либо виданных, в истории искусства цивилизованных наций нельзя найти ничего подобного.
Переделки — это смешение французского с нижегородским, эти гермафродиты драматического искусства — не должны быть допускаемы. В императорском театре репертуар должен состоять из лучших оригинальных пьес и из хороших, имеющих несомненные литературные достоинства, переводов иностранных шедевров.
В конце прошлого столетия во Франции из ‘Бедного клерка’ была сделана комическая опера, или, лучше сказать, оперетка — ‘Soldat magicien’, она пользовалась всеобщей известностию и была напечатана много раз в разных сборниках. Из этой пьески Котляревский, под тем же названием, сделал малороссийскую оперетку ‘Москаль-чарівник’ (Солдат-колдун), которая, благодаря игре Щепкина, долгое время пользовалась в Москве большим успехом.
Мысль (убеждение), что изящные зрелища воспитывают общество, не есть какое-нибудь сложное положение, которое нуждается в доказательствах или подтверждении. Это убеждение лучших умов, ставшее аксиомой, оно имеет за собой почтенную давность. Еще великий правитель Афин, честный, всесторонне образованный, изящный (друг философов) и притом практически умный Перикл, в одной из своих речей говорил афинскому народу о том, за что следует любить отечество, т. е. Афины, и за что афинянин любит их: ‘За то, что этот город хочет равенства всех перед законом, что он дает людям свободу и для всех открывает путь к почестям, поддерживает общественный порядок, обеспечивает за сановниками их власть, дает народу зрелища, питающие душу’ (Фукидид).
Для первоначальной умственной культуры искусство (как сказано выше) большая сила, и по преимуществу драматическое, как более доступное и понятное.
Впервые (не полностью) опубликовано в издании: А. Н. Островский, Полное собрание сочинений в 16-ти томах, т. 12, стр. 320—322.
Рукописные источники:
черновые наброски Островского (ЧН, No 9—12) (ПД),
копия П. О. Морозова с автографов драматурга (No 1—8) (ПД).
Печатается по рукописи и копиям. Заглавие взято из копии Морозова.
Публикуемые записи по форме близки к ‘Афоризмам, замечаниям и наблюдениям пьяного человека’ (см. наст. том, стр. 456—458) и создавались, по-видимому, также в 70-е гг.