СОЧИНЕНІЯ
П. И. ЯКУШКИНА
Изданіе Вл. Михневича.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1884.
МУЖИЦКІЙ ГОДЪ.
——
Мужицкий год, Якушкин Павел Иванович, Год: 1864
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Степными губерніями, какъ извстно, называютъ губерніи: воронежскую, курскую, тамбовскую, тульскую и орловскую, послднія дв не совсмъ степная, потому что въ тульской губерніи лсовъ иного, только къ Новосилю ихъ мало, а въ орловской губерніи почти цлые узды: брянскій, трубчевскій, свскій, да больше чмъ на половину карачевскій, дмитровскій,— сплошь покрыты лсами, и эти-то мста, а съ ними и сосднія, также лсистыя, и называются Полсьемъ. Въ Полсь земля плохая, одинъ песокъ, а по степи черноземъ, да такой черноземъ, что часто толще аршина слой этого чернозема. Казалось бы, что въ степи и жить лучше, и мужикъ противъ полхи богаче, а на дл выходитъ не то: полха — тотъ кто живетъ въ лсу — не въ примръ богаче того, кто живетъ на самомъ лучшемъ чернозем. А если еще прибавимъ, что степняку приходится и работа трудне, то поневол приходитъ въ голову: отчего же это — одинъ живетъ на лучшей земл, другой на худшей, одинъ работаетъ больше, другой меньше, а первому жить хуже другаго?
Посмотримъ, какъ живетъ мужикъ въ самой степи, въ хлбородномъ мст. Всю степную полосу можно раздлить еще на дв полосы: въ южной полос сютъ коноплю, овесъ, гречу, рожь и пшеницу, пшеницы даже больше, чмъ ржи, а въ сверной — вс эти хлба, исключая пшеницы, которой почти не сютъ — не родятся, а какъ пшеница самый дорогой хлбъ, а на обработку ея идетъ столько же труда, какъ и на обработку ржи, то это длаетъ большую разницу въ барышахъ мужика, положимъ, курскаго, и мужика тульскаго, хоть у послдняго конопли и больше, чмъ у перваго, да все-таки она не такъ выгодна, какъ пшеница: за коноплей хлопотъ больше, да и удобренія требуетъ больше. Такъ посмотримъ, какъ живетъ народъ въ сверной — ржаной части, въ которой, вроятно, и пословица сложилась: матушка рожь всхъ дураковъ кормимъ, а пшеница по выбору.
Если какой нибудь господинъ изъздитъ на почтовыхъ лошадяхъ, по шоссейной дорог, Россію, то и тогда не замтитъ никакой разницы между одною мстностью и другою: таже прямая дорога, тже станціи, тже ямщики, смотрители, хать на долгихъ, да по большой дорог, тоже мало замтнаго, тже дворники зазываютъ прозжихъ съ овсомъ въ рук, тже постоялые дворы съ большими навсами по всему двору. Прохавъ отъ Москвы прямо къ югу верстъ триста, свернемъ въ сторону, хоть вправо, хоть влво — это все равно, хать далеко отъ большой дороги — не надо. Отъзжайте отъ большой дороги версты дв-три, и довольно: здсь нтъ уже того однообразія, какое встрчается на станціяхъ и на постоялыхъ дворахъ. Но если вы свернете на проселокъ — увидите большое различіе въ жизни мужиковъ, живущихъ въ очень близкихъ мстностяхъ.
Свернете вы въ сторону на проселокъ, прохавъ версты 2—3, нападете на какую нибудь деревушку, въ ней десятокъ, другой черныхъ избенокъ, объ одномъ, двухъ окошкахъ, избенки вс не очень весело смотрятъ: которая еще стоитъ, а которая и совсмъ на боку… Деревушка эта стоитъ на какомъ нибудь пригорочк, который только въ этой степи называютъ горой, въ другомъ мст его бы и не замтили. Подъ пригорочкомъ стоитъ прудъ, съ грязными берегами, этотъ прудъ и запружонъ вчастую только для водопоя: надо же скотину напоить, запрудишь, гнилой ручей пересохнетъ, все лто безъ воды, а безъ воды жить нельзя, стало быть, не мудрено, что берега грязны: скотина разбила. Случается, что прудъ пригожается еще: иногда можно и мельницу поставить, хоть объ одномъ камушк, а все-таки мельница. Бываютъ мельницы и большія, да т мельницы не мужицкія: либо барскія, либо купеческія, а если он и общественныя — толку отъ нихъ тоже мало, мельницы эти отдаютъ въ наемъ купцамъ или кому другому, тому отъ мельницы и барышъ, а міру отъ нея мало что перепадетъ. Въ нашей же деревушк прудъ безъ мельницы, прудъ мутный, вода въ этомъ пруд до того мутна, что и пить ту воду человку нельзя, горю этому мужики однако помогли: нарыли колодцевъ, стали воду доставать бадейками. Кто просто опуститъ бадью изъ рукъ на веревочк, а глубокъ колодезь — придлали журавля, а еще глубже или на журавль, слеги не хватило, то кое-какое колесо, а чаще простой валикъ,— тмъ колесомъ и достаютъ воду. Зимой такую деревушку, всю и съ прудомъ, до того заносить снгомъ, что и не видно, гд избы стоятъ, гд прудъ, да до того заноситъ, что и воротъ отворить нельзя, такъ скотъ и на водопой не гоняютъ, а то, если можно, черезъ крыши переходятъ.
Възжаемъ мы въ эту деревню на восход солнышка раннею весной: въ оврагахъ снговая вода бжитъ, прудъ надувается, но снгъ еще не сошелъ, только на пригрев высохло. На сухомъ-то мст въ конц деревня собрались крестьянскія двушки, вс разряженныя: съ чистыми полотенцами на голов, съ лентами въ кос, въ блыхъ льняныхъ рубашкахъ, въ нарядныхъ поневахъ, вс обутыя,— правда, что обуты которыя и въ лапти, а то есть которыя и въ коты. Подъзжаете ближе и слышите — двки псни поютъ:
Весна красна
На чемъ пришла,
На чемъ пришла,
Пришла, пріхала?
— ‘На кобыл вороной —
Съ сохою, съ бороной’!
— Что двки псни поютъ? спроситъ какой нибудь зазжій на ту пору въ деревушку:— теперь великій постъ, а здсь двки псни поютъ!
— Законъ такъ велитъ! отвтили бы тому зазжему человку: — вдь нонче Благовщенье.
— Какъ законъ велитъ двкамъ великимъ постомъ псни пть? будетъ допытываться тотъ:— да еще въ такой большой праздникъ — Благовщенье,— до обдни!…
— Двки т не псню поютъ.
— Какъ не псню?
— А такъ не псню! отвтитъ тотъ, кого спрашивали:— не псню, это весну закликаютъ.
Прозжій человкъ и изъ этого ничего не пойметъ, опять станетъ допытываться: какъ это весну закликаютъ, для чего, да почему? И будутъ ему толковать, а онъ все-таки ничего не пойметъ, ничего здсь не скажетъ, только, выхавши изъ той деревни, всхъ дураками обзоветъ.
— Дураки! скажетъ онъ:— великій постъ, такой большой праздникъ, а тутъ двки во все горло псни дерутъ, какую-то весну закликаютъ…. Грхъ какой творятъ!…
А тутъ и не понимать-то нечего: всякій, кто мало-мальски учился, знаетъ, что давно-давно, вотъ ужь скоро 900 лтъ будетъ, какъ русскіе прадды нашихъ прапраддовъ православную вру приняли, а прежде этого были у нихъ богами — домовой, лшій, водяной… вотъ хоть теперь и весна-красна… Этимъ-то они богамъ прежде и службу справляли, да и до сихъ поръ простой народъ трудно увритъ, что этихъ домовыхъ да лшихъ и на свт-то никогда не было. Вотъ хоть бы н весна красна — разв это живая весна? Хоть ты ей молись, хоть ты ее брани, весна все таки придетъ, за весной лто, а тамъ зима, и закликать ихъ нечего. Вотъ простой народъ, не зная порядкомъ ничего, домовыхъ да лшихъ ругаетъ, и весн красной по прежнему молится, такъ какъ ей еще до православной вры молились,— все еще весну закликаютъ и по прежнему двки поютъ:
Весна красна,
На чемъ пришла?
Наплись двки до сыта и разошлись по домамъ, а дома ужь обдъ собираютъ: накрыли столъ чистымъ настольникомъ, положили ложки, ковригу ршетнаго хлба, хоть и не чистаго,— этотъ годъ, пожалуй, до новины не дотянетъ, такъ еще съ зимы стали бабы печь изъ муки съ мякиною. Вс помолились на иконы и всей семьей сли за столъ. Старикъ накроилъ хлба, старуха поставила большую чашку варева на столъ, вс взяли по ломтю хлба, по ложк и перекрестились. Хлбнули по ложк, положили ложки на столъ и зали хлбомъ, потомъ спять взяли по ложк варева, положатъ опять ложки, пока хлбъ дятъ… и все такъ благочестиво, такъ истово…
— Не прибавить ли еще, родные? спрашиваетъ старуха-хозяйка, увидавши, что въ чашк ужь варева не стало.
— Подлей! отвчаетъ хозяинъ.
Съли еще чашку, испили квасу-сыровцу, встали, вышли изъ за стола и вс опять стали Богу молиться — за обдъ Бога благодарить.
Что же такое они ли? Вдь нынче Благовщенье — праздникъ, разршеніе не только вина и елея, да и на рыбу разршеніе, стало быть, и рыбки было въ варев? Нтъ, рыбки-то у нихъ не было — въ своемъ пруд рыба не водится, а хоть бы и водилась, такъ не про какого нибудь мужика, а про тхъ, кто побогаче мужика: отдали бы на откупъ рыбную ловлю въ пруд, а откупщикъ позволилъ бы разв взглянуть на рыбу, да и то еще если бы позволилъ, а то и взглянуть не даетъ — прогонитъ… Купить для праздника Господня рыбки? Купилъ бы… да купила-то — не хватило!.. Что же они ли? А вотъ что: сварила баба щей пустыхъ, да заблила ихъ коноплянымъ сокомъ: масла постнаго тоже не хватило…
На другой день вс мужики стали собираться къ работамъ, что лтомъ идутъ: кто сталъ соху ладить, кто борону справлять, кто сбрую чинить. Посл Благовщенья скоро за пахотьбу приниматься, не даромъ старики говорятъ, что о Благовщенье и на саняхъ недли или перездишь или не доздишь, а снгъ сойдетъ, земля оттаетъ, надо овесъ сять: вдь овесъ сять опаздывать нельзя, и пословица говоритъ: ‘овесъ сй хоть въ золу, да въ пору, а въ дождь сй рожь’. Придетъ пора сять овесъ, тутъ ужь некогда ждать.
Вотъ и совсмъ весна наступила: земля отошла, мужики помолились Богу — засяли овесъ, и только стали землю подъ рожь пахать — а у котораго еще съ озими паръ поднимать, а тамъ опять за пашню подъ озимое, гулять некогда — надо еще засять гречиху, а въ петровки другая работа — снокосъ подойдетъ! Бабамъ тоже свое дло: пеньку мять, овесъ полоть, капусту сажать, а которая и картошку посадитъ — тоже дла не оберешься!…
Рано утромъ детъ мужикъ въ поле, на своемъ загон овесъ ломать, лошаденка у него нельзя сказать, чтобъ ужь очень на видъ-то хороша была, да за то лошадь, хоть и старая, да выносливая, а всего то за нее дадено восемь рублей — только!.. стало быть, и красоты отъ нее ждать большой нечего!… Пріхалъ на свой загонъ, соху поставилъ какъ надо, снялъ шапку, помолился на востокъ Богу, и принялся пахать, пашетъ, а самъ псню какую-то замурлычетъ, то галку кнутомъ стебнетъ — а галокъ за нимъ штукъ семь перелетываетъ: онъ палицей подниметъ землю, а съ землей выворотитъ съ сотню земляныхъ червей, такъ галки, какъ завидятъ, гд мужикъ пашетъ, такъ за тмъ мужикомъ и перелетаваютъ!.. Пахалъ мужикъ, лошаденка у мужика, пріустала, да и самому пожевать захотлось. Выпрягъ онъ свою лошаденку изъ сохи, спуталъ ей переднія ноги и пустилъ на неподнятый еще паръ, а самъ вытащилъ изъ какой-то тряпки круто посоленый кусокъ хлба, перекрестился на востокъ, слъ около сохи, сълъ свой кусокъ бережно, крошку хлбную ронять не годится: хлбъ даръ Божій! потомъ легъ, заснулъ немножко, а тамъ опять пахать! Выпахалъ мужикъ уже больше полъосминника, больше осьмой части сороковой десятины, теперь обдать пора. Выпрягъ опять онъ лошаденку, оставилъ соху на загон, слъ на нее верхомъ и трушкомъ похалъ домой, а къ тому времени и баба съ работы вернулась, собрала обдъ, мужикъ пообдалъ, чмъ Богъ послалъ, отдохнулъ, и опять пахать до поздняго вечера.
Бабы, двки тоже цлый день, съ ранняго утра до поздняго вечера, на работ, мальчишка лтъ 10, и тотъ помогаетъ отцу въ нотахъ его работахъ, мальчикъ десяти лтъ ужъ бороноволокъ: прицпятъ борону къ лошаденк, посадятъ верхомъ, онъ и пашню заборонуетъ не хуже большаго мужика, и лошадь напоитъ, и въ ночное сгонитъ: тому тоже работа, положимъ, работа не большая, работа веселая, а все-таки работа: не будь мальчугана, пришлось бы самому большому справлять ребячье дло!… и эту трудную работу принесла весна, которая:
Пришла пріхала
На кобыл вороной
Съ сохою, съ бороной.
Чего же обрадовался народъ этой красной весн, которая выгнала поголовно весь народъ изъ дому въ поле? Почему наши прадды радовались весн красной — я не скажу, а почему теперь народъ радуется ей — я понять не могу: труды, работа неустанная, безпрерывные труды, часто и въ праздники работа, которую и отложить нельзя — вотъ что значитъ весна въ степной полос Россіи. И работаетъ мужикъ безропотно, не скучая работой даже: видно, сама работа его займамъ. И въ самомъ дл, простой человкъ только и живетъ своей пашней, ее только одну и любитъ: что ему за дло, что какіе-то два короля воюютъ, что какого-то генерала смнили? Эти міровыя дла тогда только его интересуютъ, когда прямо его касаются, война съ нашимъ царемъ — наборъ будетъ, пожалуй, достанется идти работнику, пахать некому будетъ, нанять надо — надо отстаивать свою землю-кормилицу. Послушайте, о чемъ толкуютъ старики, сидя вечеркомъ по праздникамъ у какой-нибудь избы на завалинк — все объ однихъ земляхъ, о погод, о дождяхъ.
Работа нсколько унялась, не кончилась совсмъ — работы и въ вкъ не кончить всей, а только что унялась — теперь можно и къ сосду въ другой приходъ на праздникъ похать. Престольный праздникъ у мужиковъ празднуется по возможности хорошо, на этотъ праздникъ по праздничному собираются вс родные и пріятели. Всякъ сходитъ въ церковь въ обдн, а время нтъ, то зайдетъ въ церковь Богу свчку поставить и выйдетъ изъ церкви, набожно перекрестясь, а у церкви сидятъ старцы съ чашечкой, въ рук, и поютъ стихъ про Лазаря, Егорія, едора Тирона, да этихъ стиховъ много, а теперь поютъ и про вознесеніе Христово.
Пройдетъ мужикъ мимо старцевъ, подастъ христову милостыню и пойдетъ на ярмарку: кому надо что купить, кому что продать. У мужика къ этому времени пенька готова, а на ярмарку съзжаются изъ ближнихъ городовъ купцы, которые скупаютъ пеньку, другому надо лошадь купить, а иной горемыка послднюю коровенку тащитъ, деньги нужны: дома соли даже нтъ.
Но когда войдешь въ красный рядъ — тутъ уже все смотритъ празднично. По обимъ сторонамъ стоятъ палатки изъ холста, самыя ближнія заняты, разумется, барскимъ товаромъ: конфектами, чаемъ, помадой, духами работы Мусатова или Ралле, шампанскимъ домашняго приготовленія и всмъ, чего требуетъ изъ бакалеи какой-нибудь не очень прихотливый помщикъ или помщица. Въ другихъ также красный товаръ барскій:— ситцы, сукна, канифасы, впрочемъ, и крестьянскій товаръ здсь держатъ, а дальше пойдетъ ужь одинъ крестьянскій: въ однихъ дешевые пряники, которыхъ никакимъ зубомъ простому человку и не укусить, а которые есть и мягкіе, да ужь больно не прихотливы — на одномъ сусл замшаны. Здсь, кром этихъ пряниковъ, найдете рожки, черносливъ, орхи разные: и простые каленые, и кедровые, найдете и подсолнечниковъ. А тамъ еще лавки съ краснымъ товаромъ, но съ товаромъ уже простымъ: платки росписные, кушаки, шапки, шляпы…
На ярмарк всякаго мужика, бабу, чествуютъ купцы: какъ бы много покупщиковъ не столпилось въ лавк, торгашъ всмъ успетъ товаръ какой кону надо показать.
— Покажи-ка ситцу получше! говоритъ одна баба купцу, приходя въ лавку съ краснымъ товаромъ.
— А покажи платковъ! приказываетъ другая.
— Съ вашимъ почтеніемъ, отвчаетъ купецъ первой баб, выкладывая на прилавокъ нсколько кусковъ ситцу.
— А платковъ-то?..
— Какихъ теб, лебедка, требуется? Для старухи какой, или самой носить? такъ и выбирать будемъ.
— Мн поцвтнй выбери.
— Самой, значитъ! замчаетъ купецъ.
— Ты дай мн ситцу показистй, требуетъ одна баба:— а то какіе ты показываешь?!..
— Что ни на есть самые лучшіе: вс купчихи тотъ ситецъ носятъ!
— Разсказывай!…
— Мн все равно! Я и другихъ покажу… Кому что требуется. Не понравятся ли эти? спрашиваетъ купецъ, показывая другіе ситцы.
— Нтъ ли получше платковъ? говоритъ другая баба:— эти какъ будто ужъ не тово!..
— Какихъ же лучше надо? Ты, молодка, взгляни хорошенько: это ли не товаръ? какого теб лучше?