Мусульманская религия в отношении к образованности, Березин Илья Николаевич, Год: 1855

Время на прочтение: 41 минут(ы)

МУСУЛЬМАНСКАЯ РЕЛИГІЯ ВЪ-ОТНОШЕНІИ КЪ ОБРАЗОВАННОСТИ.

Статья первая.

Снисходительный читатель, имвшій охоту и досугъ просмотрть весь Алкуранъ отъ перваго до послдняго стиха, закрывая книгу, невольно спрашиваетъ себя съ удивленіемъ: какимъ-образомъ такое ограниченное ученіе, наполненное всевозможными противорчіями, могло распространиться быстро и далеко, удержаться впродолженіе цлыхъ двнадцати столтій, и наконецъ составлять въ настоящее время предметъ слпаго убжденія полутораста милліоновъ людей? Не вдаваясь въ подробное разсмотрніе причины этого поразительнаго историческаго явленія, мы ограничимся на этотъ разъ только принятіемъ факта такъ, какъ онъ существуетъ, и устраняя вопросъ о его неизбжности, составляющій прямое достояніе исторіи, постараемся опредлить, до какой степени разуменъ источникъ, изъ котораго возникло самое явленіе.
Предпринимая критическую оцнку мусульманскаго ученія, взятаго абсолютно, мы не можемъ, однакожь, обойдтись безъ историческихъ пособій, такъ-какъ этому ученію предшествовали другія и такъ-какъ самое ученіе развивалось постепенно и продолжаетъ еще развиваться до-сихъ-поръ, вопреки завту основателя. Посему мы постоянно должны имть въ виду три способа воззрнія на мусульманское ученіе:
Вопервыхъ, въ происхожденіи самаго ученія мы должны отличать выраженіе собственныхъ созерцаній Мухаммеда отъ заимствованій, почерпнутыхъ въ другихъ религіяхъ, такъ-какъ историческое изученіе Алкурана и Сунны показываетъ намъ, что проповдь новаго лжепророка не была самостоятельна.
Вовторыхъ, слдя за историческимъ развитіемъ этой проповди, мы приходимъ къ неоспоримому убжденію, что многое въ новомъ ученіи возникло случайно, вслдствіе нежданныхъ обстоятельствъ, а не вслдствіе установившагося внутренняго убжденія, и потому мы должны отличать въ ислам догматы случайные отъ непреложныхъ.
Втретьихъ, наконецъ, самое ученіе представляетъ разныя степени подлинности, и поэтому требуетъ разныхъ степеней доврія: основнымъ руководителемъ врованія служитъ книга лжеучителя, Алкуранъ, второй источникъ составляетъ ‘Сунна’ — преданія о Мухаммед, и наконецъ послднюю ступень занимаютъ позднйшія толкованія и дополненія, на основаніи двухъ первыхъ руководствъ.
Относительно заимствованій изъ другихъ религій въ мусульманское ученіе, мы видимъ изъ обозрнія жизни Мухаммеда, изъ опредленія его природныхъ дарованій, что избжать этихъ заимствованій лжеучителю было почти-невозможно: боле-одаренный пылкимъ воображеніемъ, нежели глубокимъ и сосредоточеннымъ умомъ, боле поэтъ, нежели мыслитель, Мухаммедъ, по самой бедуинской натур, преимущественно способенъ былъ облекать готовый матеріалъ въ великолпную одежду слова, съ другой стороны, политическій смыслъ лжеучителя указывалъ ему боле-врный путь къ успху не коренною реформою существовавшихъ въ Аравіи религій, а только сліяніемъ нкоторыхъ ихъ догматовъ. Ни природныя способности, ни безграмотность лжеучителя, ни политическія условія не представляли возможности къ созданію самостоятельнаго ученія, и поэтому основатель ислама говоритъ о себ: ‘Онъ ниспослалъ теб книгу, подтверждающую предшествовавшія писанія’ {Алкуранъ, глав. III, стих. 2.}, о самыхъ религіяхъ, предшествовавшихъ Мухаммеду, сказано въ Алкуран: ‘Онъ узаконилъ вамъ вру, которую далъ въ завтъ Ною, которую мы открыли и теб (Мухаммеду) и которую мы дали въ завтъ Аврааму, Мус и Ис {Алкуранъ, XLII, 11.}, ‘вс эти религіи были одна и та же религія’ {Алкур. XXI, 92. См. еще II, 88, VI, 92.}.
Идолопоклонническая религія аравитянъ была довольно-извстна Мухаммеду и столько почитаема аравитянами, что онъ долженъ былъ въ политическихъ соображеніяхъ воспользоваться нкоторыми ея уставами, хотя во всю свою жизнь не переставалъ ратовать противъ нея словомъ и дломъ. Такимъ-образомъ, признавая религію своихъ соотечественниковъ испорченнымъ преданіемъ патріархальныхъ временъ, лжеучитель, по примру этого мнимаго преданія, предписалъ своимъ послдователямъ пелеринажъ къ меккскому храму Кааб съ многочисленными обрядами, пятикратную молитву съ колнопреклоненіемъ и паденіемъ ницъ {Впрочемъ, уставы молитвы могли быть заимствованы и изъ іудейства. Обрзаніе, принятое не Мухаммедомъ, но мусульманскими законовдцами, было издревле въ общемъ обыча у аравитянъ, то же самое должно замтить и объ употребленіи хны (краски).}, сохранилъ новообращеннымъ священные мсяцы, лунный годъ {Счисленіе лунными годами существовало и у евреевъ. Мусульманскій праздникъ пятницы иметъ начало въ старинномъ обыча аравитянъ собираться въ этотъ день на базары.}, преданіе объ Авраам и Исмаил и, наконецъ, подтвердилъ съ нкоторыми ограниченіями многоженство {Должно отличать сабеевъ (секту), три раза упоминаемыхъ въ Алкуран, отъ арабовъ-идолопоклонниковъ.}.
Евреи составляли значительную часть народонаселенія Аравіи во время Мухаммеда, къ нимъ долгое время напрасно устремлялись надежды лжеучителя, и поэтому заимствованіи изъ іудейскаго закона въ Алкурап встрчается очень-много, хотя въ послднее время жизни своей Мухаммедъ и питалъ глубокую ненависть къ евреямъ. По изслдованіямъ свдущихъ талмудистовъ {Was hat Muhammed aus dem Judenthume aufgenommen? von А. Geiger. Исчисленіе заимствованій изъ іудейства здсь несовсмъ-точно и полно.}, понятія, занятыя мусульманскимъ лжеучителемъ изъ іудейскаго вроученія, заключаются въ слдующемъ:
а) ‘Табуть’ ковчегъ {Алкур. XX, 39, II, 243.}.
b) ‘Тавріетъ’ (тора), законъ {Алкур. III, 2, 43, 58, 86, V, 70, VII, 157, IX, 112, LXI, 6, LXII, 5.}.
c) ‘Адекъ’ Эдемъ {Алкур. IX, 73, XIII, 23, XVI, 33, XVIII, 30, XIX, 62, XX, 78, XXXV, 30, XXXVIII, 50, XL, 8, LXI, 12, ХСVIII, 7.}.
d) ‘Джехеннемъ’ геенна {II, 201, III, 10, 196, IV, 58, 95, 99, 1 15, 120 и проч.}.
е) ‘Хабръ’ учитель {Алкур. V, 48, 68, IX, 31 и 34.}.
f) ‘Дерсъ’ изъисканіе, выводимое аравитянами отъ Идриса {Алкур. Ill, 73, VII, 168, XXXIV, 43, LXVIII, 37.}.
g) ‘Секинетъ’ пребываніе Божіе {Алкур. II, 243, IX, 26, 40, XLVIII, 4,18 и 26.}.
h) ‘Тагутъ’ заблужденіе {Алкур. II, 357, 259, IV, 63, XVI, 38 и XXXIX, 19.}.
Слдующія понятія и постановленія также вошли въ Алкуранъ:
а) ‘Реббани’ наставникъ {Алкур. III, 73, V, 4-8 и 68.}.
b) ‘Себтъ’ суббота {Алкур. II, 61, VII, 163, XVI, 125.}.
c) Единство Бога {Понятіе объ единств Божіемъ могло быть и незаимствовано Мухаммедомъ, но мы не можемъ не признать, что оно существовало уже въ іудейской религіи, догматами которой Мухаммедъ постоянно пользовался.}.
d) Сотвореніе міра въ шесть дней и покой Божества на седьмой {Алкур. X, 3, XI, 9, XL1, 8 — 11, L, 37, LVII, 4: II, 27, XVII, 46, 88, XLI, 11, LXV, 12, LXVII, 3, LXXI, 14, LXXVIII, 12, XXIII, 17, XI, 9, XXIII, 88, XXVII, 26, XXIII, 117, LXXXV, 15.},
e) Воздаяніе по смерти, въ раю и аду {См. ниже о ра и ад по мусульманскому ученію, Алкур. III, 172, XV, 44, XXXVIII, 60, XLIV, 43, L, 29.}.
f) Воскресеніе мертвыхъ, съ нкоторыми его подробностями {См. ниже о воскресеніи мертвыхъ по Мусульманскому ученію.}.
g) Страшный судъ {См. ниже о страшномъ суд по мусульманскому ученію. Алкур. XXVI, 87—28, XXI, 104, XXXIX, 67, XL1V, 9, XVII, 60, XXII, 2, XXVII, 89, XXXIX, 68, LXIX, 13, XXI, 96, и проч.}.
h) Откровеніе {Алкур. XL1I, 50—51.}.
і) Ученіе о безплотныхъ духахъ {Алкур. XXXV, 1, XXXVII, 1, XL, 7, LXXVII, 1, XXIX, 1, XXXII, 11, XV, 27, XV, 17, 34, XXXVIII, 78, LXXXI, 24 и проч.}.
k) Грхопаденіе перваго человка {Алкур. II и VII.}.
l) Жертвоприношеніе {Алкур. XXII, 37.}.
Кром-того, Мухаммедъ воспользовался для своей религіи нкоторыми отдльными статьями изъ іудейскаго ученія, а именно:
а) ‘Пкаметъ’ стояніе при молитв {Алкур. II, 230, III, 188, X, 13 и проч.}.
b) Трехмсячный терминъ незамужства для разведенной жены {Алкур. II, 228.}.
c) Двугодичное кормленіе младенца грудью {Алкур. II, 233, XXXI, 13.}, и проч.
Вмст съ тмъ въ Алкуран и изреченіяхъ Мухаммеда являются цлыя выраженія, взятыя изъ іудейства, такъ, напримръ, выраженіе ‘Иншалла’ если угодно Богу {Алкур. XVIII, 13.}, сравненіе получившихъ законъ и неисполняющихъ его съ осломъ, несущимъ книги {Алкур. LXII, 5.}, о приписываніи Эзор божескаго происхожденія {Преданіе, заимствованное изъ искаженнаго іудейскаго ученія.} и проч. Но самыя пространныя и очень-часто повторяемыя заимствованія изъ іудейскаго ученія находятся въ исторической части Алкурана, именно легенды о ветхо-завтныхъ пророкахъ {См. ниже о пророкахъ по мусульманскому ученію. При обозрніи мусульманскихъ догматовъ, мы будемъ указывать на частныя заимствованія Мухаммеда изъ іудейства.}, что было прямымъ послдствіемъ объявленія Мухаммеда о себ, будто онъ не нововводитель, но ‘печать пророковъ’ {Алкур. XXXIII, 38.}.
Величественныя въ простот и сил повствованія Ветхаго Завта у мусульманскаго лжеучителя или являются близкимъ подражаніемъ, или искажаются прибавленіями и измненіями. Не отрицая краснорчиваго изложенія и прелести размренной Фразы, особенно-удобныхъ въ арабскомъ язык и весьма-нердкихъ въ разсказахъ Мухаммеда, мы видимъ, что все мощное и поразительное своею простотою принадлежитъ ветхо-завтнымъ сказаніямъ, собственныя же прибавки лжеучителя если и богаты фантазіею, то бдны и неразумны содержаніемъ {Любопытствующіе могутъ сравнить сами повсти Алкурана съ ветхо-завтными сказаніями, справедливое осужденіе первыхъ см. въ ‘Письмахъ о Магометанств’, письмо Ш, 65, 67, 69, 71—72, 75—76, 85, 134.}. Какъ лишенный образованія человкъ, Мухаммедъ почерпалъ свднія объ іудейской религіи въ бесдахъ съ еврейскими обитателями Аравіи {Мухаммедъ, посл похода противъ Бени-Назыръ, приказалъ своему секретарю Зайду-Иби-аТбиту изучать іудейскую грамоту, такъ-какъ онъ не хотлъ доврить еврею корреспонденціи съ мединскими и окрестными израильтянами.} и преимущественно съ родственникомъ первой жены своей Варакой, который изъ язычества перешелъ въ іудейство, а потомъ въ христіанскую вру, при усвоеніи этихъ разсказовъ, лжеучитель не очень заботился о буквальномъ удержаніи ихъ въ памяти, да и самые разсказы, вслдствіе общаго невднія тогдашнихъ евреевъ, вроятно, передавались Мухаммеду нсколько въ искаженномъ вид. Такимъ-образомъ и извращеніе разсказовъ самими знатоками іудейства, и недовріе Мухаммеда къ разнорчивымъ показаніямъ, и собственная небрежность лжеучителя произвели то, что изъ чистаго источника потекли возмущенныя струи.
Христіанская религія была также исповдуема въ Аравіи, и посему Мухаммедъ имлъ случай ознакомиться съ божественнымъ ученіемъ Спасителя, но ни природныя наклонности лжеучител, ни политическія разсчеты не располагали его къ принятію основныхъ догматовъ христіанства. Въ ненависти своей къ многобожникамъ, лишенный и глубины мышленія и истинныхъ понятій о христіанской Троиц, Мухаммедъ, вслдствіе продолжительной проповди, самъ пришедшій къ убжденію, что онъ призванъ возстановить вру авраамову, будто-бы искаженную арабскими идолопоклонниками, полнот любви и самоотреченія евангельскихъ заповдей предпочитаетъ признаваемый имъ за авраамовъ суровый законъ: око за око, зубъ за зубъ. Поэтому лжеучитель принимаетъ Іисуса Христа только за пророка-законодателя {Алкуран. IV, 169.}, принимаетъ и Евангеліе {Алкур. II, 130.}, но съ тмъ добавленіемъ, что ученіе его искажено христіанами {Во многихъ мстахъ Алкурана Мухаммедъ обвиняетъ евреевъ и христіанъ въ искаженіи первобытнаго ученія (Алкур. II, 38—39, 70 и слд.).}, разсказываетъ, сообразно-собственнымъ видамъ на пророчество, жизнь и чудеса нашего божественнаго Учителя {Алкуран. III, 31 и слд. IV, 136, V, 81 и слд. XIX, 16 и слд. Здсь начало разсказа заимствовано изъ такъ-называемаго перваго евангелія Іакова, непризнаваемаго церковью, также въ 43 стих есть сказаніе о сотвореніи птицы изъ грязи, взятое изъ одной сомнительной греческой легенды о дтств Спасителя.}, вводитъ, въ число предвареній воскресенія мертвыхъ, звря Апокалипсиса и почти этимъ ограничиваются въ Алкуран заимствованія изъ христіанскаго вроученія, если не включимъ сюда догматъ о преданіи себя вол Божіей, развитый у Мухаммеда въ Фатализмъ своего рода, и нкоторыя другія подражанія, отвергнутыя самимъ же Алкураномъ и его толкователями. Но духовная сила евангельской рчи не могла не поразить воображеніе лжеучителя, и поэтому онъ перенесъ въ свою проповдь, хотя и неточно, многія евангельскія выраженія, такъ въ Алкуран говорится: ‘они (гршники) не войдутъ въ рай, пока верблюдъ не пройдетъ въ игольныя уши’ {Умышленное искаженіе священнаго писанія Мухаммедомъ видно изъ перемны греческаго ‘параклитосъ’ утшитель, въ ‘периклитосъ’ славный, длятого, чтобъ’ слова евангелиста Іоанна (XIV, 16) приложить къ себ (Алкур. XLI, 6).}. Въ суннахъ (преданіяхъ) мы читаемъ: ‘человкъ, раздающій втайн милостыню такъ, что шуйца его не вдаетъ о томъ, что творитъ его десная’, или: ‘узниковъ искупайте, голодныхъ накормите, больныхъ постите’, или: ‘Святый Духъ исходитъ отъ Него (отъ Господа)’, или: ‘вечеромъ не печись объ утр, утромъ не печись о вечер’, или, наконецъ, часть ученія о Мессіи истинномъ и Мессіи ложномъ ‘Диджал’. Источникомъ для заимствованій служили, подобно какъ и въ предъидущемъ случа, сношенія съ христіанами и бесды съ Варакой, который даже перевелъ нкоторыя мста Новаго Завта на арабскій языкъ. Не подлежитъ сомннію, что Мухаммедъ ознакомился съ христіанскимъ ученіемъ по въ полкой чистот его, но въ лжеученіяхъ еретиковъ, раздиравшихъ тогда византійскую церковь и державу, съ своей стороны онъ не усомнился придать заимствованіямъ собственное воззрніе на христіанскіе догматы, и такимъ-то образомъ новозавтныя истины являются у Мухаммеда въ измненномъ вид. Прибавимъ къ этому еще и то, что безграмотный лжеучитель не могъ помнить въ-точности всего, что передавалось ему о христіанств и другихъ религіяхъ.
Кром этихъ трехъ исповданій, аравитянамъ было доступно и ученіе маговъ, и посему нкоторые слды его вліянія мы находимъ и въ Алкуран. Такъ довольно-вроятнымъ представляется заимствованіе изъ зороастрова ученія всовъ ‘везнъ’ добрыхъ и злыхъ длъ, моста раздленія ‘сиратъ’, черноокихъ хурій, и самый Хизръ иметъ большую аналогію съ Недаромъ зендекихъ писателей, мусульманская формула: ‘во имя Бога всемилостиваго и премилосердаго’, представляетъ явное сходство съ зороасгровымъ выраженіемъ: ‘во имя Бога премилосердаго и правосуднаго’. Впрочемъ, ученіе Зороастра еще мене христіанскаго было допущено въ систему Алкурана, какъ языческое.
Наконецъ, кром заимствованій изъ религій, проповдь Мухаммеда находилась еще подъ вліяніемъ арабскихъ нравовъ, такъ-какъ лжеучитель въ своей реформ имлъ въ виду преимущественно соотечественниковъ, ихъ страсти и обычаи. Въ силу политическаго снисхожденія онъ допустилъ, съ разными ограниченіями, обычай кровомщенія, изстари господствующій между бедуинами, усилилъ затворничество женскаго пола, которое у аравитянъ-идолопоклонниковъ простиралось только на двицъ, и перенесъ въ свои уставы изъ бедуинскаго быта, вопреки возгласамъ большей-части стиховъ Алкурана и Суннъ объ уничиженіи женскаго пола, нкотораго рода уваженіе къ беззащитности и слабости женщины, развившееся на Запад, при столкновеніи христіанъ съ аравитянами, въ одну изъ доблестей рыцаря. Вообще, вчитываясь въ изученія Алкурана, чисто-арабскій духъ, духъ бедуина, какъ жителя пустыни изображаетъ самъ себя въ поэмахъ, предшествовавшихъ Мухаммеду.
‘Если ты видишь меня (говоритъ главный стрлокъ племени Аздъ, Шанфара) безъ крова, безъ обуви, подъ жаркимъ солнцемъ, будто дочь песковъ, змю, то знай: я властитель терпнія, львиное сердце — моя одежда, твердость духа — обувь. По-временамъ я бденъ и снова богатю, но тотъ только и богатъ, кто не страшится ни разлуки, ни смерти. Въ холодную ночь, когда охотникъ сожигалъ свой лукъ и стрлы, чтобъ отогрться у скуднаго огня, я нердко пробирался сквозь мракъ и дождь, мн сопутствовали: голодъ, ненастье, ужасъ и трепетъ. Въ эту ночь я осиротилъ дтей, пустилъ женъ вдовицами, и воротился, какъ и пошелъ, а ночь была еще темне.
‘Отъ ранней зари я перебгаю равнины, какъ легкій волкъ, онъ споритъ съ вихремъ, стелется, прядаетъ по ущельямъ и, не находя добычи, громко зоветъ исхудалыхъ, старолицыхъ сверстниковъ: они несутся на знакомый кличъ, качаясь, будто жребійныя стрлы въ ручкахъ опытнаго метателя-игрока, будто вожаки пчелинаго роя, направляющіе полетъ къ высотамъ, гд пчеловодъ разставилъ для нихъ шесты. Стеклись свирповидные, неприступные, съ оскаленною широкою пастью и челюстями, похожими на расщепленное дерево, завылъ одинъ, и пустыня огласилась воемъ, будто стономъ матери надъ свжей могилой, онъ смолкъ — безпріютные молчатъ, внимаютъ его утшеніямъ и забываютъ общее горе. Раздаются ли вновь его жалобы — цлая стая вторитъ ему, и опять прекращаетъ плачъ. Тамъ, гд безсильны ‘жалобы, терпніе лучшее средство. Но вотъ онъ воротился, и вс кинулись за нимъ, они бгутъ, затаивъ въ себ нестерпимыя муки’.
Другой поэтъ-бедуинъ, Имруль-Кайсъ, такъ горюетъ о возлюбленной:
‘Остановитесь, любезные товарищи: поплачемъ въ память возлюбленной, въ воспоминаніе этого шатра, который былъ раскинутъ при подошв песчанаго холма, между Зухулемъ и Хавмелемъ.
‘Между Тузихомъ и Альмикратомъ дыханіе полуденнаго втра и аквилона, поперемнно браздившихъ лицо песковъ, не изгладило еще слдовъ ея обиталища’.
Престарлый Зогайръ, сынъ Абу-Сольмы, предлагаетъ слдующіе совты, извлеченные изъ жизненной опытности:
‘Кто прожилъ восемьдесятъ лтъ, клянусь, соскучился, мн уже извстно, что случилось нын, вчера и прежде, лишь скрыто завтрашнее. Вижу: смерть, слпая верблюдица, кого ударитъ ногою, убиваетъ, на комъ сдлаетъ промахъ, тотъ живетъ и старется. Кто богатъ и не благодтельствуетъ избытками своему племени, безъ того обойдется оно и опозоритъ скупца. Честнаго не презираютъ, благочестивый въ сердц не раскается. Кто боится стрлъ смерти, того он настигнутъ, хотя бы онъ взошелъ по лстниц до небесъ. Благодтельствующій недостойному, вмсто хвалы, встртитъ хулу и пожалетъ о томъ. Кто не въ силахъ отразить оружіемъ отъ собственнаго колодезя, погибнетъ самъ, кто не оскорбляетъ людей, будетъ оскорбленъ ими. Странникъ считаетъ и друга врагомъ, неуважающій себя не заслужитъ уваженія другихъ. Сколько бы ни старался человкъ таить свои наклонности, он будутъ разгаданы людьми, сколько молчаливыхъ, которымъ ты дивишься, но только въ бесд обнаруживаются достоинства и недостатки. Языкъ — половина человка, другая половина его — сердце, прочее только плоть и кровь. Мудрость не слдуетъ за безуміемъ старца, безразсудный юноша еще опомнится’.
Съ цлію опредлить степень самостоятельности покой проповди и приготовить матеріалъ оцнки ея, указали мы похищенія, произведенныя исламомъ въ другихъ врованіяхъ: пересмотрвъ догматы мусульманскаго ученія, мы находимъ въ немъ очень-мало новаго, разительне другихъ по новизн два предписанія — вра въ откровеніе Мухаммеда и истребленіе немусульманъ огнемъ и мечомъ. Конечно, мы вмст съ тмъ не имемъ ни малйшаго притязанія требовать отъ лжеучителя совершенно-новой религіи, тмъ боле, что подобная попытка для него, при существованіи ужь столь многихъ систематическихъ ученій въ Азіи, была бы чрезвычайно-трудна. Вслдствіе политическихъ соображеній, вынужденныхъ принятіемъ на себя мнимаго призванія, Мухаммедъ основываетъ свое ученіе на смси религій, господствующихъ въ Аравіи, и въ этомъ случа, какъ лицо историческое, лжеучитель поступилъ очень-ловко, но онъ долженъ былъ впасть въ фанатизмъ, потому-что, заимствуя изъ каждой религіи только второстепенные догматы, онъ поражалъ въ то же время вс эти исповданія въ самое сердце, отвергая основный принципъ ученія. Такъ у Іудеевъ онъ отнялъ надежду на пришествіе Мессіи, у Христіанъ онъ отрицаетъ таинство искупленія и Божественность Спасителя вмст съ любовью ко всему человческому роду. Производя слитіе разныхъ врованій, Мухаммедъ не соглашаетъ ихъ, а просто ставитъ на мсто нихъ свое ученіе, боле-новое по отрицательнымъ, нежели по положительнымъ догматамъ, и, слдовательно, никакого примиренія религій здсь не было и быть не можетъ. Такъ представляемъ мы себ дло Мухаммеда со стороны сліянія разныхъ ученій, со стороны самостоятельности и заимствованій.
Переходя къ случайности многихъ догматовъ ислама, мы прежде всего обратимъ вниманіе на язву мусульманскаго быта — на многоженство. Справедливо было замчено еще давно, что этотъ уставъ, можетъ-быть, и не вошелъ бы въ исламъ, еслибъ первая и во все время жизни своей бывшая единственной жена Мухаммеда, Хадиджа, пережила лжеучителя. Нкоторыя обстоятельства брачнаго союза и семейнаго уложенія получили мсто въ Алкуран прямо лишь потому, что отъ соблазнительнаго примра не могъ воздержаться самъ лжеучитель: такъ Мухаммедъ разршилъ бракъ съ разведенною женою пріемыша только потому, что самъ женился на Зеинаб, жен пріемыша своего Зейда, вопреки обычаю аравитянъ, у которыхъ усыновленныя дти считались собственными, такъ, по случаю нечаяннаго столкновенія Аиши, жены Мухаммеда съ Соффиномъ, лжеучитель, желавшій оправданія ея, установилъ, для признанія женщины прелюбодицей свидтельство четырехъ лицъ {Алкур. XXIV, 4.}. Запрещеніе вина, воспослдовавшее посл войны съ Бени-Назыръ, имло поводомъ, по всей вроятности, собственную опасность лжеучителя, во время пьянства его сподвижниковъ. Одинъ изъ самыхъ коренныхъ уставовъ ислама — истребленіе немусульманъ, обязанъ происхожденіемъ упорному сопротивленію, которое встртилъ Мухаммедъ при распространеніи своей проповди, и опасностямъ, которыя окружали новое ученіе. По случаю мира Худейбійскаго, лжеучитель издаетъ цлую главу (LX) о вражд съ немусульманами. Заимствованія изъ другихъ религій, выше нами указанныя, также имютъ большею-частью случайное происхожденіе. Вообще, изучая Алкуранъ въ связи съ біографіей Мухаммеда, мы увидимъ, что цлыя главы являются вслдствіе какого-нибудь событія съ самимъ проповдникомъ. Такъ мы находимъ въ Алкуран стихи о поход противъ Бени-Назыръ {Алкур. LIX, 1 — 16.}, цлую главу о лицемрахъ {Алкур. LXIII.}, направленную противъ Абдуллы, разсказъ объ осад Медины куремшитами, и о войн съ ними {Алкур. ХXXIII, 9 — 26.}, нсколько стиховъ и названіе главы ‘Побда’ о поход худейбійскомъ { Алкур. XLVIII, 1 — 27.}, о битв хонейнской {Алкур. IX, 23 — 27.}, объ оставшихся дома во время похода табукскаго {Алкур. IX, 82— 102. Почти вся эта глава написана по случаю разныхъ обстоятельствъ.}, гд изложены и условія, при которыхъ возможно уклоненіе отъ войны за вру, а также представлены подраздленія арабовъ, и множество другихъ подобныхъ примровъ. Конечно, не было ничего удивительнаго въ томъ, что лжеучитель разршалъ недоумнія своихъ послдователей по мр, какъ происшествія представляли къ тому случаи, по эти ршенія имли бы лучшее значеніе только тогда, когда они не основывались бы на личныхъ отношеніяхъ Мухаммеда, чего мы, большею-частью, не находимъ въ приговорахъ Алкурана, и потому-то и считаемъ ихъ случайными. Вслдствіе разнообразія политики, которой слдовалъ Мухаммедъ, а также, прибавимъ не обинуясь, вслдствіе поверхностнаго взгляда на жизнь и недостаточнаго углубленія въ проповдуемое ученіе, основатель мусульманской религіи впадаетъ нердко въ противорчія какъ въ Алкуран, такъ и въ суннахъ {Въ одной сунн Мухаммедъ утверждаетъ: ‘молитва врныхъ міромъ въ двадцать пять разъ цнне совершаемой дома или на площади’, а въ другой читаемъ: ‘молитесь въ вашихъ домахъ: лучшая молитва человка есть молитва въ своемъ дом’. Въ одномъ преданіи говорится: ‘отъ стихотворства приходитъ мудрость’, а въ другомъ: ‘лучше каждому изъ васъ наполнить пустое брюхо вымемъ, чмъ пустую голову поэзіей’.}, самые ревностные защитники Мухаммеда соглашаются въ этомъ. Назначивъ сначала для ‘Кибле’ (мста обращенія лицомъ во время молитвы) Іерусалимъ, лжеучитель потомъ, когда возъимлъ боле надежды на языческихъ аравитянъ, нежели на христіанъ и евреевъ, установилъ для Кибле Мекку {Алкур. II, 109 и 139, III, 90.}. Въ то же время, когда онъ питалъ надежды на безпрекословное обращеніе христіанъ и евреевъ, Мухаммедъ произнесъ тотъ знаменитый стихъ, который многими европейцами ставится въ доказательство вротерпимости ислама, но который на дл уничтоженъ послдующими возгласами: ‘Т, которые вруютъ, іудеи, христіане и сабеи, кто вруетъ въ Бога и въ Послдній день, и творитъ добро, т получатъ мзду отъ Господа ихъ, и нтъ имъ страха, и не будутъ они опечалены {Алкур. II, 59, V, 73.}. Изданный въ первыя времена пребыванія въ Медин уставъ о наслдств между ‘выходцами’ и ‘пособниками’, въ ущербъ кровнымъ родственникамъ {Алкур. VIII, 73.}, былъ позже отмненъ, когда они обжились въ Медин и нашли средства существованія. Одинъ мусульманинъ достаточенъ для свидтельства во многихъ случаяхъ, гд сначала требовались два свидтеля. Въ исторической части Алкурана разсказъ о рожденіи Спасителя въ III глав несходенъ съ разсказомъ XIX главы. О судномъ дн въ одномъ мст Алкурана говорится {Алкур. XXXII, 4.}, что онъ продолжится тысячу лтъ, а въ другомъ {Алкур. LXX, 4.} назначено для него 50,000 лтъ. Даже относительно себя Мухаммедъ впадалъ въ самыя яркія противорчія. Такъ лжеучитель сначала разршаетъ себ, отъ имени Бога, бракосочетаться со всми женщинами, какихъ ни пожелаетъ (даже безъ внесенія приданаго) {Алкур. XXXIII, 47—49.}, а потомъ не позволяетъ себ брать другихъ женъ, кром тхъ, которыхъ уже иметъ {Первое постановленіе вышло, вроятно, въ начал проповди, когда Мухаммедъ былъ полонъ силъ, а послднее незадолго до смерти, когда страданія отъ яда поколебали здоровье лжеучителя. Толкователи Алкурана, желающіе всячески оправдать своего наставника, говорятъ, что запрещеніе предшествовало разршенію, и приводятъ въ доказательство преданіе, будто бы Мухаммедъ умеръ обрученный.}. Сила противорчій въ Алкуран, по сознанію даже энтузіастовъ мухаммедовой геніальности, была бъ еще значительне, еслибъ Мухаммедъ при жизни своей не озаботился уничтоженіемъ многихъ отмненныхъ положеній, не приказалъ забыть ихъ тмъ, которые учили проповдь его на-память. Хотя мусульманскіе законники и оправдываютъ Мухаммеда, придавая его словамъ часто смыслъ, котораго они не имютъ, и утверждая, что двсти-двадцать-пять стиховъ Алкурана, содержащіе догматы или законы {При толкованіи Алкурана мусульманскіе законоучители принимаютъ во вниманіе: а) значеніе слова, b) опредленность или неопредленность словъ или выраженія, с) частность или общность приговора, d) извстность или неизвстность времени появленія двухъ, трехъ или боле одинаковыхъ или противоположныхъ приговоровъ и е) необходимость уничтоженія одного приговора другимъ.}, отмнены были впослдствіи {Отмненные стихи раздляются на три рода: а) у которыхъ и буква и смыслъ отмнены, b) у которыхъ отмнена буква, но существуетъ смыслъ и с) у которыхъ буква существуетъ, по отмненъ смыслъ.}, на основаніи другихъ мнимыхъ откровеній {‘Взамнъ того, что мы уничтожаемъ изъ стиховъ, мы ниспошлемъ лучшіе или подобные.’ Алкур. II, 100, XVI, 104.}, хотя самъ лжеучитель отрицаетъ противорчія въ Алкуран {‘Еслибъ онъ (Алкуранъ) былъ не отъ Бога, то они (неврующіе) нашли бы въ немъ множество противорчій.’ Алкур. IV, 84.}, но тмъ не мене многочисленные и очень-ясные примры ничмъ-неизвинимыхъ противорчій показываютъ несостоятельность оправданій.
Такимъ-образомъ случайное происхожденіе многихъ мстъ Алкурана открываетъ легкій путь порицанію этой книги, и вмст съ тмъ ослабляетъ убжденіе мусульманина, позволяетъ ему, несмотря на позднйшія схоластическія тонкости мусульманскихъ законниковъ, во зло употреблять т положенія, которыя почему-либо разъ оказались непригодными и уничтожены.
Наконецъ, разсматривая религіозныя руководства мусульманина, мы, съ помощью историческаго изученія, открываемъ, что многія первоначальныя положенія Мухаммеда, имвшіе одинъ извстный смыслъ, впослдствіи, при введеніи схоластическихъ тонкостей, были измнены, или ложно истолкованы послдователями ислама, а также, при возникновеніи новыхъ вопросовъ, неразршенныхъ въ Алкуран, сдланы прибавленія. Основу мусульманскаго вроученія составляетъ ‘Алкуранъ’ (чтеніе), раздленный на сто-четырнадцать главъ ‘сура’ (рядъ), изъ которыхъ каждая иметъ неравное число стиховъ ‘аіетъ’. Извстно, что Алкуранъ не былъ приведенъ въ порядокъ и изданъ при жизни лжеучителя, и такъ-какъ Халифъ Османъ, при которомъ состоялась послдняя редакція Алкурана, не могъ и не смлъ, подъ вліяніемъ пламеннаго фанатизма сподвижниковъ Мухаммеда, дозволить критик коснуться основной книги ислама, то Алкуранъ явился съ безчисленными повтореніями одного и того же и безъ соблюденія историческаго порядка главъ и стиховъ, даже до-того, что главы, проповданныя въ Медин, приписаны Мекк, и наоборотъ. Издатели Алкурана {Текстомъ Алкурана занимались четыре корректора.} не дерзали измнять въ немъ ничего и даже сохранили самыя противорчія, поэтому книгу лжеучителя должно судить не какъ отдланное окончательно произведеніе, хотя, съ другой стороны, большая часть Алкурана и была ужь въ спискахъ при жизни Мухаммеда (по мннію мусульманъ, весь Алкуранъ), а остальное написано два года спустя посл смерти его. Исключить повторенія было бы нетрудно, но возстановить историческій порядокъ проповди Мухаммеда въ настоящее время почти-невозможно {Возстановленіе историческаго порядка главъ и стиховъ Алкурана см. въ Jahrbcher der Literatur LXIX, 70 — 71, 82 — 85.}, во всякомъ же случа, при разсматриваніи догматовъ ислама, должно по возможности отличать старйшія положенія отъ позднйшихъ.
Второе основаніе мусульманскаго врованія составляютъ ‘сунна’ или ‘хадисы’, преданія, оставшіяся отъ Мухаммеда и невошедшія въ Алкуранъ, они дополняютъ эту книгу и заключаютъ въ себ отдльныя статьи не только о томъ, что было изречено и длаемо самимъ лжеучителемъ, но и о томъ, что онъ одобрилъ своимъ молчаніемъ и чего не останавливалъ въ дйствіяхъ другихъ. Собраніе этихъ преданій составляетъ у мусульманъ особенную науку ‘илыми-хадисъ’, науку преданій {Лучшими книгами для преданій считаются у мусульманъ собранія Бохары, Малска, Абу-Дауда, Тармези, Ниссы, Муслима и Союти. Преданія длятся на четыре рода: достоврныя (при жизни Мухаммеда), извстныя (по смерти его), единицы (отъ одного изъ сподвижниковъ) и посланническія (невосходящія непрерывно до Мухаммеда).} и донын еще не вполн извстную въ Европ {Mishkat-ool-Masabih, or a collection of the most authentic traditions, regarding the actions and sayings of Muhammed. Translated from the original Arabic by А. N. Matteus. Calcutta. 1809.}. Преданія страждутъ всми тми же недостатками и особенностями, которыя мы имли случай указать въ Алкуран, и новыхъ важныхъ догматовъ въ себ не заключаютъ, преимущественно они представляютъ нравственныя правила для руководства человка, иногда доведенныя до забавной мелочности. Сохраненіемъ послднихъ до нашего времени Мусульмане обязаны ревности сподвижниковъ Мухаммеда.
Наконецъ, послдній источникъ мусульманскаго вроученія составляютъ ршенія позднйшихъ законниковъ, основанныя или на Алкуран, или на преданіяхъ, и составляющія ‘иджма’ соборы и ‘кіасъ’ наведеніе. Мусульмане раздляютъ право на произнесеніе руководительныхъ приговоровъ (‘идитихадъ’ усильное стараніе) на три разряда: самостоятельность въ законоучрежденіи, самостоятельность въ школ и самостоятельность въ ршеніи случаевъ, необъясненныхъ въ систем законоучредителей, или, иначе, авторитетъ-абсолютный, авторитетъ относительный и авторитетъ спеціальный. Законовдцы первыхъ временъ ислама, особенно халифы, по требованію возникавшихъ новыхъ обстоятельствъ, не только дополняли ученія Мухаммеда своими приговорами, но даже иногда измняли существовавшія до нихъ правила {Напримръ, въ постановленіяхъ относительно молитвы, и проч.}. Кром измненія и пополненія гражданскихъ и другихъ уставовъ, имющихъ практическое приложеніе, мы не должны еще забывать схоластическаго развитія догматовъ ислама подъ вліяніемъ греческой философіи: такимъ-образомъ предметъ позднйшихъ прибавленій составили пространныя разсужденія о существ и принадлежностяхъ Божества, о вчности Алкурана, о блаженств праведниковъ, и проч. Хотя лжеучитель и изрекъ неоднократно въ своемъ Алкуран, что эта книга заключаетъ въ себ все, необходимое для человка {‘Мы ниспослали теб сію книгу (Алкуранъ) для изъясненія всего’. Алкур. XVI, 32. ‘Не существуетъ ни зерна въ мракахъ земли, ни свжаго, ни сухаго, о которомъ не было бы сказано въ несомннной книг’. Алкур. VI, 39. ‘Мы ничего не пропустили въ этой книг.’ Алкур. VI, 38.}, однако, разсмотрвъ ее, мы приходимъ къ очень-естественному заключенію, что новое ученіе ограничивается извстнымъ кругомъ — бытомъ и потребностями тогдашнихъ аравитянъ, развитіе образованности которыхъ принадлежитъ уже позднйшимъ вкамъ ислама. И съ этой стороны мусульманское ученіе, какъ относительное, весьма заслуживаетъ порицанія.
Прежде, нежели мы приступимъ къ разсмотрнію догматовъ ислама въ полномъ его развитіи, на сколько эти догматы совмстны съ требованіями образованности, считаемъ нелишнимъ сказать нсколько словъ о знакомств міра христіанскаго съ ученіемъ Мухаммеда.
Съ давнихъ поръ являются отвты на полемику, начатую мусульманскими законовдцами противъ христіанскаго ученія: еще императоръ Кантакузенъ воспользовался опроверженіемъ доминиканца Ричарда, постившаго въ 1210 году Багдадъ для изученія ислама {Joannis Cantacuzeni Constantinopolitani contra Mahometicam fidem Christiana et orthodoxa assertatio. Basile. 1549.}. Андрей, первоначально мусульманскій законовдецъ, а потомъ христіанскій священникъ, писалъ противъ отринутаго имъ ученія {Johannes Andreas de confusione sect Mohametan. Итальян. 1540, латин. 1595 и 1656.}, испанскій грамматикъ Кленардъ изучалъ въ Фец арабскій языкъ, чтобъ читать Алкуранъ {Clenardi epistola.}, кардиналъ Николай Куза {Cusani cribratio Alcorani.} и епископъ толедскій Родригъ {Roderici Toletani historia Arabum.} проповдывали въ своемъ отечеств противъ ислама. Въ XVI-мъ столтіи Меланхтонъ и Библіандеръ издали цлый фоліантъ въ опроверженіе Алкурана {Machometis saracen. princ… doctrina ipseque Alcoran qu ante annos CCCC… Petrus Abbas Cluniacensis ex arab. lingua in lat. transfert curav. Ilacc omnia in un. vol. red. sunt op. et st. Th. Bibliandri. Basil. 1543. fol.— Machumetis Alcoran, his adjunct sunt consultationes multorum, Arabum, Grcorum et Latinorum unacum doctrissimi viri Philippi Melancthonis prmonitione, opera ct studio Theodori Bibliandri. Tiguri. 1550.}, англичанинъ Робертъ Кетенъ {Alcorani epitome Roberto Ketoncnse Anglo interprеtе.}, нмцы Видманштетъ {Johannis Alberti Vuidemestadii notationcs falsarum opinionum Mahumetis. 1543.}, Гакспанъ {Fides et leges Mohammedis exhibit ex Alcorani manuscripto duplici, auctore Theodorico Hackspan. 1646.} и другіе {Matthi Fridereci Beckii specimen arabicum. August. Vindelic. 1677. — Prima tredicim partium Alcorani Arabico-Latini. Amstolao. 1646.— Der Trken Alcoran (Salomon Schweiggern). Nrnb. 1616.— De Arabische Alcoran. Hamburg. 1641 и проч.} доставили Европ нкоторыя извлеченія изъ Алкурана, а итальянецъ Арравабене и французъ Дю-Ріе {L’Alcorano di Macometto (da Andrea Arrivabene). MDXLVII.— L`Alcoran de Mahomet, Translat d’Arabe en Franois par le Sieur Du Rver. Paris. 1649. Кром-того, въ разное время издано много сочиненій въ опроверженіе ислама. См. Bibliotheca orientals, par Zeuker, NoNo 1377, 1378, 1380, 1381, 1382, 1383, 1384, 1647, 1589, 1568, 1681. Neale, Mahommed syst. of Theol. contrast, with Christ. London. 1828.} — полную проповдь Мухаммеда. Но настоящее знакомство съ мусульманскимъ вроученіемъ начинается со времени изданія арабскаго текста Алкурана Гинвельманомъ {Alcoranus s. lex Islamitica Mohammedis filii Abdallae pseudo proph. cd. Hinkelman. Hamburg. 1694. Въ начал XVI столтія въ маломъ числ экземпляровъ былъ напечатанъ Алкуранъ въ Венеціи.} и текста съ латинскимъ переводомъ, примчаніями и опроверженіями Маракчи {Alcorani textus universus. Auctore L. Maraccio. Patav. 1698 fol.}, съ того времени, труды знаменитыхъ оріенталистовъ Голія, Покака, Готтимгера, Реланда и другихъ дали возможность судить объ ислам боле-правильно. Еще въ XVIIІ-мъ столтіи вышло нсколько переводовъ Алкурана {Muhammedis Alcoranus… cura Rcineccii. 1721.— Der Koran, von Boysen. Halle. 1773 и проч.}, между которыми первое мсто занимаютъ трудъ Саля {The Koran. By G. Sale. London. 1734.}, съ обширнымъ введеніемъ и примчаніями, и отчасти Савари {Le Coran, par М. Savary. Paris. 1783.}, въ ныншнемъ столтіи, явились переводы Валя {Der Koran, bers, von Dr. Wahl, Halle. 1828.}, Казимірскаго и Ульмана {Le Koran, traduction nouvelle, par Kasimirski Paris. 1840.}, кром-того, Флюгелемъ изданъ арабскій текстъ Алкурана {Der Koran. Von Dr. L. Ullmann. Grefeld. 1840.} и указатель къ нему всхъ словъ {Corani texst. Arab. (G. Flьgel). Lip. 1834. Есть еще изданіе калькуттское и стереотипное Ределоба.}. Несмотря, однакожь, на такое обиліе переводовъ Алкурана, мы должны сознаться, что врнаго перевода Алкурана до-сихъ-поръ въ европейской литератур не имется {Concordance Corani Arabicae (G. Flьgel). Lips. 1842. Есть еще указатель, изданный въ Калькутт, 1811.}, потому-что подобный трудъ нелегокъ и требуетъ знакомства съ обширными и многочисленными сочиненіями мусульманскихъ толкователей этой книги {Русскіе переводы Алкурана сдланы съ французскихъ.— Арабскій текстъ напечатанъ былъ сначала въ Петербург (Al Koran arabica Petropoli. 1787, 1793 и 1796), а потомъ въ Казани около сорока разъ безъ примчаніи, а именно: въ 1803 (два раза), 1809, 1817, 1819, 1832, 1835, 1838, 1839, 1841 (два раза), 1842 (два раза), 1843, 1844 (три раза), 1845 (два раза), 1848, 1851 (четыре раза), 1852 (четыре раза), 1853 (четыре раза), и 1854 (одинъ разъ). Кром-того, въ Казани напечатаны много разъ извлеченія изъ Алкурана.}.
Относительно же всего ученія ислама о вр и установленіяхъ общественныхъ, мы имемъ капитальный трудъ Мураджи д’Осона {Арабскій текстъ одного изъ лучшихъ комментаторовъ, Бейзави Иддокъ Флейшеромъ: Beidhawii commкntarius in Coranum.}, составленный по суннитскому толку {Tableau gnral de l’Empire Ottoman. (7 томовъ).}.
Какъ импровизація, Алкуранъ носитъ на себ вс примты недодуманной мысли: порывистое выраженіе, неожиданные переходы, смшеніе повствованія съ моралью, частыя повторенія и, наконецъ, противорчія проходятъ черезъ всю книгу. Въ позднйшей обработк ислама ученіе Мухаммеда является въ боле-систематическомъ изложеніи и требуетъ продолжительнаго изученія для-того, чтобъ быть вполн обнятымъ. Не имя нимало притязанія на такое изученіе, мы хотимъ только указать т характеристическія черты, которыя выпукло выдаются въ мусульманскомъ законоположеніи и которыя не могутъ выдержать безпристрастной критики. Надобно замтить, что мусульманскіе законовдцы, при развитіи системы вроученія, держались общаго духа мухаммедовой проповди и потому нердко выбирали точками для отправленія не т изреченія, которыя уничтожены позднйшими опредленіями лжеучителя, хотя они и боле удовлетворяютъ требованіямъ общечеловческой морали, но т, которыя проникнуты пристрастнымъ духомъ проповди Мухаммеда. Такія положенія, при разсмотрніи мусульманскаго ученія, заслуживаютъ особеннаго вниманія, и въ числ ихъ-то мы считаемъ въ догматической части ислама ученіе о свобод воли человческой {Въ ссылкахъ на Алкуранъ мы слдовали, для удобства читателей, французскому переводу Казимірскаго, какъ боле доступному: онъ изданъ отдльною книгою и, кром-того, помщенъ въ ‘Panthon littraire’. Переводъ Казимірскаго даетъ только приблизительное понятіе о смысл стиховъ Алкурана, потому-что онъ невренъ и, кром-того, порядокъ стиховъ неточенъ.}, а въ моральной — рзкое раздленіе мусульманъ отъ немусульманъ. Начнемъ съ догматической части ислама.
Эта часть состоитъ въ врованіи въ единаго Бога {Вра въ единство ‘теухидъ’ Бога выражается у мусульманина двумя свидтельствами ‘шехадетейнъ’: Нтъ Божества, кром единаго (истиннаго) Бога, и Мухаммедъ — посланникъ Божій. Свойства ‘сифатъ’ Бога суть существенныя ‘затіетъ’: бытіе, безначальность, безконечность, единство, безподобность, самостоятельность, и положительныя: ‘субутіетъ’: всесущность, всевдніе, всеслышаніе, всевидніе, воля, всемощность, слово и творческая сила.}, въ небесныхъ духовъ {Исламъ считаетъ четыре главные небесные духа: Джебраилъ, Микаилъ, Азраилъ и Перафилъ. Для посмертнаго допроса человка являются Мункиръ и Некиръ, за адомъ надзираетъ Табекъ, и проч. Демонологію открываетъ Полисъ, падшій при сотвореніи человка, у него считается пять сыновей: Селинуръ (вражда супруговъ), Дельханъ (завдывающій молитвою), Мерретъ (музыка и соблазнъ), Аванъ (духъ для властителей) и Ветинъ (гршникъ), кром-того, для каждаго дурнаго случая есть особенный демонъ, напримръ, для питья — Хеффисъ, для тюремнаго заключенія — Лакусъ, для новостей — Лакисъ и проч. Чистую степень духовъ занимаютъ Джины (Алкур. LXXII), исповдывающіе разныя религіи и идущія, какъ существа несовершенныя, не въ геену, но въ среднее состояніе ‘барзахъ’. Въ этомъ ученіи, очевидно, довольно заимствованій изъ языческой религіи аравитянъ, но Алкуранъ прибавляетъ еще изъ другихъ исповданій врованіе въ духовъ-хранителей (XIII, 12).}, въ ниспосланныя отъ Бога книги {По мусульманскому преданію, число ниспосланныхъ Богомъ книгъ ‘кутубъ’ составляетъ сто-четыре, а именно: 10 черезъ Адама, 50 черезъ Сеа, 30 черезъ Идриса, 10 черезъ Ибрахима, ‘Тауратъ’ черезъ Мусу, ‘Зубуръ’ черезъ Дауда, ‘Инджиль’ черезъ Ису и, наконецъ, Алкуранъ черезъ Мухаммеда.}, въ пророковъ {Исламъ считаетъ по одному преданію 240,000 пророковъ, а по другому 142,000, изъ которыхъ 313 были посланниками къ народамъ, а 6 — вроучредителями ‘сахиб-эш-шаріатъ’. Въ Алкуран упомянуто 28 пророковъ, а именно: Адамъ, Сесъ, Идрисъ, Пухъ, Худъ, Салихъ, Ибрахимъ, Исмаилъ, Исхакъ, Іакубъ, Лутъ, Юсуфъ, Эюбъ, Юнусъ, Шуэйбъ, Зекеріе, Муса, Іосуа, Асмуиль, Даудъ, Сулейманъ, Зуль-Карнейнъ, Локманъ, Хизръ, Озейръ, Яхъя, Пса и Мухаммедъ. Ничмъ пеостанавливаемая фантазія лжеучителя не затруднилась въ число пророковъ поставить Александра-Великаго (Зуль-Карнейнъ) и мудреца Локмана, цлая XXI глава Алкурана носитъ названіе ‘Пророки’. Исторія мусульманскихъ пророковъ изложена въ обширномъ вид въ сочиненіи ‘Кисае-уль-энбіа’. Посл пророковъ мусульмане почитаютъ четырехъ первыхъ халифовъ, сподвижниковъ Мухаммеда (пехабъ), законовдцевъ (улема), спасшихся и падшихъ за вру (шухеда), впрочемъ, въ этомъ почитаніи первое и едва-ли но единственное мсто у суннитовъ занимаетъ Мухаммедъ, а у шіитовъ — Али и его сыновья: по-крайней-мр таково общественное выраженіе мусульманъ.}, въ судный день и въ предопредленія. Для насъ особенно важны изъ этихъ уставовъ ученіе о будущей жизни и ученіе о предопредленіи, хотя и другіе догматы представляютъ много поводовъ къ осужденію. Такъ изложеніе свойствъ Божіихъ, основанное большею-частью на выраженіяхъ нашего священнаго писанія, искажено въ Алкуран прибавленіемъ полемическихъ выходокъ противъ христіанскаго таинства Троицы, котораго лжеучитель не разумлъ и принималъ за многобожіе, и притомъ деизмъ ислама не разъ представляетъ Божество слишкомъ-сенсуально {Алкур. II, 110, VI, 169, LII, 39 и друг.}, вообще же Господь ислама гнвенъ и суровъ {Впрочемъ, въ преданіяхъ мы находимъ слдующее выраженіе: ‘Когда Господъ закончилъ твореніе, Онъ написалъ въ своей книг, которая на небесахъ: ‘Мой гнвъ перетягивается Моимъ милосердіемъ’.}. Въ ученіе о духахъ, основанное на заимствованіяхъ и собственныхъ воззрніяхъ Мухаммеда, введена арабская демонологія. Въ догмат о ниспосланныхъ отъ Бога книгахъ довольноважно слдующее изреченіе самого Мухаммеда объ Алкуран: ‘это Онъ (Богъ) ниспослалъ теб (Мухаммеду) книгу (Алкуранъ), въ ней есть стихи, опредленно-поставленные, составляющіе мать (сущность) книги, и есть аллегорическіе {Алкур. III, 5.}’. Такимъ опредленіемъ Мухаммедъ, желавшій оградить проповдь свою отъ упрековъ въ непослдовательности и противорчіяхъ, открылъ широкій путь произвольному толкованію своего ученія и схоластическимъ спорамъ {Въ Алкур. (XV, 9) говорится объ особенномъ попеченіи, которое иметъ Богъ о сохраненіи этой книги въ чистот: не одобряется аллегорическое толкованіе (III, 5), а схоластическіе споры порицаются мусульманскими законовдцами.}, вмст съ тмъ должно было поколебаться и самое убжденіе мусульманъ. Схоластическіе споры, неизвстные при начал ислама, породили потомъ множество мусульманскихъ сектъ, изъ которыхъ иныя дошли до непостижимой нелпости: исторія мусульманской Азіи наполнена кровавыми распрями сектаторовъ.
Гораздо-важне догматъ о мзд въ будущей жизни. Мы нисколько не думаемъ ставить его въ заслугу лжеучителю, какъ это длаютъ иные: и предшествовавшія Мухаммеду религіи, и общее врованіе современниковъ его, и личное убжденіе человка, сколько-нибудь мыслящаго, должны были неизбжно поставить этотъ догматъ въ числ главныхъ новаго ученія. Ограниченный эклектикъ, Мухаммедъ представилъ положенія о мзд въ будущей жизни съ собственными сенсуальными прибавленіями и не уяснилъ достаточно вопроса, коснувшись, какъ это онъ длалъ и въ другихъ случаяхъ своей проповди, только наружныхъ сторонъ его. Положимъ, что неизбжность мзды въ будущей жизни, излагаемая въ Алкуран, можетъ служить двигателемъ къ развитію духовныхъ силъ человка въ этой жизни, положимъ, что блаженство праведныхъ въ будущей жизни состоитъ въ созерцаніи божества, по мы не можемъ забыть при семъ и того, что развитіе человка должно совершаться, по общанному однимъ мусульманамъ блаженству, только въ видахъ мусульманскаго ученія, другими словами: при полномъ исполненіи условій, наложенныхъ религіею на истиннаго мусульманина, и слдовательно въ весьма-исключительномъ направленіи и кругу. Едва человкъ умираетъ, какъ ужь начинается для него покровительство или гоненіе ислама: душу умершаго мусульманина бережно беретъ духъ смерти, немусульманскую же онъ выпимаетъ безъ всякой осторожности {Алкур. LXXIX, 1 и 2.}, посл допроса, умершаго или услаждаютъ дуновеніемъ райскаго воздуха, если онъ мусульманинъ, или подвергаютъ истязаніямъ, если немусульманинъ {Алкур. VII, 52, XLVII и друг.}. Но преданію, сохранившемуся отъ лжеучителя, въ судный день вс люди будутъ раздлены на три разряда {О раздленіи на три разряда упоминается и въ Алкуран (LVI, 7).}: на пшихъ, конныхъ и ниспростертыхъ ницъ: къ первому принадлежатъ мусульмане съ малымъ числомъ добрыхъ длъ, ко второму мусульмане же съ большимъ запасомъ добрыхъ длъ, а къ послднему, который иметъ свои девять подраздленій, относятся вс немусульмане безъ всякаго изъятія. Наконецъ исламъ положительно учить, что немусульмане никогда не выйдутъ изъ уготованнаго имъ адскаго мученія, между-тмъ, какъ мусульмане, по истеченіи извстнаго термина (по одному преданію, отъ 900 до 7,000 лтъ) будутъ изведены въ рай {Maracci, Alcoran. 837. Хотя Мухаммедъ прямо не высказалъ въ Алкуран этого догмата, однако общее выраженіе его проповди, важность, приданная молитв и джихаду (войн за вру), заставили руководцевъ вывести такое положеніе для ислама. Въ мусульманскомъ катехизм говорится: ‘если врующій умретъ не раскаявшись въ большомъ грх, Богъ можетъ позволить умереть ему въ помилованіи и простить его грі,хи, въ противномъ случа Онъ предастъ его мученіямъ, соразмрно его грху, и потомъ возводитъ въ рай’. Или: ‘Богъ не прощаетъ ни многобожія, ни неврія: Онъ прощаетъ, если восхощетъ, другіе грхи’.}, кром того, гршнымъ мусульманамъ еще и во время Послдняго Суда представляется нсколько льготъ, могущихъ облегчить тяжесть ихъ грховъ и допустить вшествіе въ рай. Духъ прозелитизма вполн выразился въ этомъ опредленіи Послдняго Дня, а бедуинское происхожденіе описанія его проявляется въ странномъ выраженіи, будто бъ, при первомъ звук страшной трубы, такой ужасъ овладетъ всми, что даже покинуты будутъ верблюдицы съ десятимсячными верблюжатами. Какое жалкое сравненіе для великаго дня! Неразумное первенство въ распредленіи мзды будущей жизни, по которому добрыя дла только увеличиваютъ въ соразмрности блаженство мусульманина въ раю, было бы очень-опасно само-по-себ, особенно у народа необразованнаго, еслибъ оно не ослаблялось другими изреченіями Алкурана и постоянною угрозою наказанія творящимъ зло, какъ въ ученіи самого ислама, такъ и въ наставленіяхъ имамовъ и муллъ. Тмъ немене, развращенные умы, опираясь на этотъ догматъ ислама, нердко позволяли и позволяютъ себ неслыханныя злодянія.
Вовторыхъ, описаніе уготованныхъ мусульманину наслажденій въ раю слишкомъ чувственно и почти совершенно лишено-духовнаго характера, вслдствіе чего все стараніе мусульманина и въ этой жизни должно быть обращено на земныя блага въ грубомъ ихъ пользованіи. Хотя Мухаммедъ въ Алкуран и говоритъ о созерцаніи Божества праведниками въ будущей жизни, хотя мусульманскіе теологи (напримръ, Альгазали) поставляютъ созерцаніе Божества высшею степенью награды въ раю., однако основный характеръ мусульманскаго блаженства нисколько этимъ не измняется: изреченія Алкурана о созерцаніи Божества довольно-неопредленны {Алкур. XVIII, 10 и друг.}, такъ-что только произволъ позднйшихъ законовдцевъ придалъ имъ первостепенное значеніе, и притомъ вс низшіе разряды блаженства ограничиваются лишь чувственными наслажденіями. Не считаемъ приличнымъ, въ подтвержденіе нашихъ словъ, приводить здсь подлинныя изображенія мусульманскаго рая {Алкур. IV, 60, XLVII, 16—17, LVI, 12—37, 51—55, LXIX, LXXV, LXXVIII, 18—35. Въ преданіяхъ повторяются и пополняются подобныя описанія, напримръ, одна сунна говоритъ: ‘въ раю находится палатка изъ цльнаго перла, въ шестьдесятъ миль длиною, живущіе въ одномъ углу праведники, не видятъ живущихъ въ другомъ’. Или слова Мухаммеда о томъ, что хуріи могутъ, по желанію мусульманина, рождать дтей, которыя достигаютъ совершеннаго возраста въ одинъ часъ.}: картина написана очень-грубыми красками. Великолпныя рощи съ павильйонами и фонтанами изъ драгоцнныхъ камней, роскошныя одежды, утонченныя яства, нжнйшіе плоды, усладительныя питья, въ томъ числ и вино, лишенное опьяняющаго свойства, верховыя разукрашенныя животныя, юная и красивая прислуга, черноокія хуріи и наконецъ вчный тридцатилтній возрастъ для пользованія всми этими благами — вотъ что общалъ въ будущей жизни своимъ послдователямъ Мухаммедъ. Длятого, чтобъ нсколько сгладить яркую краску земной похоти, мусульмане заимствуютъ христіанскія выраженія для представленія будущаго блаженства, и говорятъ, что мзда праведныхъ будетъ состоять изъ такихъ наслажденій, какихъ не видало око, не слыхало ухо и на сердце человку не приходило. Это хищеніе нисколько не умаляетъ сенсуализма съ его гибельными послдствіями, господствующаго какъ въ представленіи райскаго блаженства, такъ и въ общемъ выраженіи ислама.
Мусульманскимъ ученіемъ о свобод человческой воли мы займемся съ особенною подробностью, потому-что этотъ догматъ въ мусульманской религіи и исторіи является съ обширными послдствіями. Защитники Мухаммеда утверждаютъ, что суровое ученіе о фатализм — произведеніе политики, а не вры, что оно служитъ въ Алкуран боле къ одолнію страха, къ укрпленію вры въ волю Божію, къ утшенію страждущихъ, къ воздержанію счастливцевъ, нежели къ ослабленію человческой дятельности, и въ подтвержденіе своего мннія указываютъ на предписываемыя Алкураномъ попеченіе и осторожность, даже во время молитвы {Алкур. II, 132, 240, IV, 102—104.}, на ученіе Алкурана о непереход первобытнаго грха на людей {Алкур. II, 35—36, VII, 10—23, XX, 114—123, XXXVIII, 71—84.} и о руководств Богомъ избранныхъ. Длятого, чтобъ имть точное понятіе о мусульманскомъ догмат предопредленія, мы приведемъ подлинныя слова Алкурана:
‘Не ты руководишь ихъ (беззаконниковъ), но Богъ руководитъ того, кого хощетъ {Алкур. II, 274.}’.
‘Они говорятъ: будетъ ли намъ что-нибудь отъ этого дла? Вщай: каждое дло отъ Бога. Они скрываютъ въ сердцахъ своихъ то, чего не обнаруживаютъ теб (Мухаммеду). Они говорятъ: еслибъ намъ было что-нибудь отъ этого дла, то мы не были бы побиты. Вщай: еслибъ вы были въ домахъ своихъ, то и тогда пришли бы къ мсту гибели т, которымъ написана смерть {Алкур. III, 148.}’.
‘Гд бы вы ни были, смерть постигнетъ васъ, хотя бы вы были въ высочайшихъ башняхъ. Если что случается вамъ хорошее, вы говорите: это отъ Бога, если же случается вамъ дурное, вы говорите: это отъ тебя (отъ Мухаммеда). Вщай все отъ Бога… Что случается теб хорошаго, то отъ Бога, а что случается дурнаго, то отъ тебя самого {Алкур. IV, 80—81.}’.
‘И не вы убиваете ихъ (неврующихъ), но Богъ убиваетъ ихъ, и не ты бросалъ (стрлу): когда ты бросалъ, но бросалъ Богъ {Алкур. VIII, 17.}’.
‘Если Богъ поститъ тебя бдствіемъ, то никто, какъ Онъ, не освободитъ тебя отъ него: когда Онъ взыщетъ тебя благомъ, то никто не возможетъ удержать Его милости, онъ взыскиваетъ кого восхощетъ изъ рабовъ своихъ: Онъ милостивый и милосердый! Вщай: о люди! истина пришла къ вамъ отъ Господа вашего, кто руководствуется, тотъ руководствуется для себя самого, кто заблуждается, заблуждается на себя самого, я не замстникъ вашъ {Алкур. X, 107—168. Еще XVII, 6, XXVII, 94, XXXIX, 42.}’.
‘Вщай: Богъ оставляетъ кого восхощетъ и приводитъ къ себ того, кто обращается къ Нему {Алкур. XIII, 27. Еще VII, 28. О промысл Божіемъ см. глав. LXVII.}’.
‘Если ты (Мухаммедъ) желаешь ихъ руководства, то Богъ не руководитъ тхъ, кто заблудился, и нтъ имъ помощи {Алкур. XVI, 39.}’.
‘Богъ не руководитъ племя неврныхъ {Алкур. XVI, 110. Срави. XXXIX, 58, XLI, 16—17, XLVII, 18, LXI, 7.}’.
‘На Бог направленіе истиннаго пути: есть уклоняющіеся отъ него. Еслибъ Онъ хотлъ, Онъ руководилъ бы васъ всхъ’ {Алкур. XVI, 9.}.
‘Вщай: истина отъ вашего Господа, кто хощетъ — вруетъ, кто не хощетъ — отрицается’ {Алкур. XVIII, 28.}.
‘Не поражаетъ бдитвіе ни землю, ни васъ самихъ, какъ только го, что въ книг прежде сотворенія ихъ’ {Алкур. LVII, 22.}.
‘Не приключается несчастія безъ воли Божіей: кто вруетъ въ Бога, сердце его руководится Богомъ’ {Алкур. LXIV, 11. Еще XLII, 29.}.
Прибавимъ къ этому слдующія преданія:
‘Кому Богъ желаетъ благаго, того наставляетъ въ вр, знаніе пріобртается наставленіемъ’ {Подобныхъ преданій много.}.
‘Каждый изъ васъ остается во чрев матери сорокъ дней… Тогда посылаетъ Богъ Ангела съ четырьмя словами: сей пишетъ дянія рождающагося, опредляетъ ему пропитаніе и назначаетъ ему счастливый или несчастный жребій… Если онъ длаетъ добро, то идетъ въ рай… если длаетъ зло, то идетъ въ адъ.’
‘Моровая язва — гнвное ниспосланіе на дтей израиля и на другіе народы еще до васъ. Если вы услышите, что она свирпствуетъ въ какой-нибудь земл, то не идите туда, если же она находится въ стран, которую вы обитаете, то не выходите, чтобъ убжать отъ нея.’
‘Моровая язва — наказаніе, которое Богъ посылаетъ кому хочетъ. Если кого-либо изъ рабовъ Божіихъ окружитъ язва, то да остается онъ въ мст, въ которомъ находится, ибо онъ знаетъ, что ему не можетъ приключиться ничего, что не было бы опредлено отъ вчности, и если нападетъ на него язва, то его ожидаетъ жребій свидтеля за вру’ {Въ преданіяхъ и у мусульманскихъ законниковъ есть еще о свобод воли и другія замчанія второстепеннаго значенія.}.
Но самое важное и самое ясное преданіе:
‘Блаженному счастье въ чрев матери, нечестивому несчастье во чрев матери.’
Изъ приведенныхъ нами стиховъ Алкорана видно, что Мухаммедъ не далъ себ труда уяснить отношенія между божественнымъ промысломъ и человческою свободою и запутался въ вопрос о происхожденіи зла. Опасаясь, съ одной стороны, дуализма маговъ, а съ другой, не признавая происхожденія зла отъ Божества {Въ молитвахъ мусульманскихъ также говорится: ‘мы признаемъ, что всякое благо отъ Тебя… Спаси насъ отъ зла, приключающагося волею Твоею.’}, лжеучитель оставилъ многое угадывать въ томъ, чего онъ какъ-будто побоялся коснуться, безсвязность импровизаціи позволила ему обойдти связи, которыми соединяются понятія о предопредленіи и свободной вол, и такимъ-образомъ полное и точное развитіе догмата Фатализма онъ предоставилъ своимъ толкователямъ. Изъ словъ Алкурана выходитъ несомннная истина, что безъ воли Божіей ничто и нигд не случается, но о вол человческой понятія Мухаммеда смутны: то онъ приписываетъ все Богу, то исключаетъ дурное и относитъ его къ человческому произволу, то одни мусульмане находятся подъ руководствомъ Божіимъ, то и мусульмане и немусульмане равно подчинены руководству воли Божіей, если съ одной стороны свобода воли человческой выражена ясно, то съ другой — участію промысла приписано столько, что человкъ является несвободнымъ. Такое колебаніе, въ сущности весьма-свойственное всей проповди Мухаммеда, тмъ неявне не могло остаться безъ гибельныхъ послдствій, въ книг его важный догматъ промысла не выраженъ однажды навсегда и съ такою ясностью, чтобъ нельзя было выводить изъ него противорчивыхъ постановленій. И дйствительно, мусульманскіе теологи, откинувъ боле-разумныя мста Алкурана, обратились преимущественно къ суннамъ и на нихъ основали слдующее ученіе о предопредленіи, въ которомъ, если Мухаммедъ и неповиненъ непосредственно, то не можетъ быть устраненъ отъ посредственнаго участія, потому-что далъ возможность неточностью и разнорчіемъ своей проповди окончательно основаться Фатализму въ ислам.
‘Кадръ, такдиръ’ предопредленіе Божественнаго промысла безотмнно назначаетъ цлую судьбу ‘насабъ’ человка и даже его моральное состояніе, доброе — своимъ руковожденіемъ ‘хидаеть’, довольствомъ ‘ризаедъ’ и повелніемъ ‘эмръ’, а злое — заблужденіемъ ‘иджляль’, отвращеніемъ ‘багзъ’ и запрещеніемъ ‘нахи’. Дале: но первому положенію предопредленіе иметъ силу только надъ духомъ, но не иметъ никакого отношенія ни къ гражданскому, ни къ физическому состоянію человка, который воленъ въ своихъ общественныхъ поступкахъ, по второму положенію предопредленіе простирается не на весь человческій родъ, а только на часть его, а именно: на блаженныхъ ‘саидъ’, имющихъ вру безъ другихъ заслугъ, и на отверженцевъ ‘шеки’, которые не знаютъ истинной вры. Ни на добродтельныхъ ‘салихъ’, которые исполняютъ уставы ислама, ни на порочныхъ ‘фасикъ’, которые нарушаютъ постановленія религіи, предопредленіе не простирается.
Таково мнніе мусульманскихъ законниковъ, опирающееся на авторитетъ первыхъ имамовъ.
Въ этомъ позднйшемъ развитіи ученія о фатализм, принимая его такъ, какъ оно проповдуется законовдцами, много дурныхъ сторонъ. Вопервыхъ, предопредленіе простирается на духовное существо человка, а не на тлесное: поэтому силы духа, находясь подъ вліяніемъ Фатализма, развиваются неудовлетворительно, теряютъ самостоятельность, исчезаетъ стремленіе къ совершенствованію себя. Съ другой стороны фатализмъ, роняя душевныя силы, внушаетъ иногда человку отчаянную ршимость, производящую подвиги, по начало, изъ котораго проистекаютъ такія дянія, нисколько не нравственное, совершенно-уничтожаетъ цну героизма. Вовторыхъ, несмотря на ясныя положенія законниковъ, ограничивающія силу предназначенія, мнніе народное, однажды пущенное по этому опасному скату, далеко опережаетъ распоряженія толкователей, и догматъ предопредленія распространяется даже на частныя и общественныя дйствія человка, какъ-бы затрудняясь отдлить моральныя стремленія отъ физическихъ дйствій, что весьма-естественно. Мусульмане, особливо Османлу, мало допускаютъ участіе воли человка въ длахъ, которыхъ исходъ или отдаленъ, или неизвстенъ, главную роль играетъ предназначеніе: выраженіе ‘кисметъ’, судьба, не сходитъ съ устъ Осмаилу и служитъ утшеніемъ во всхъ несчастныхъ случаяхъ, вопреки приведеннымъ выше стихамъ Алкурана, турокъ всякое свое бдствіе взваливаетъ не на собственное неблагоразуміе, но на такдиръ. Цлая нація, въ надежд на Фатализмъ, можетъ предаваться убійственной летаргіи, приписывая все верховной вол вчнаго, невидимой рук судьбы, управляющей и длами въ жизни человка и событіями въ жизни цлаго народа. Неудачи въ государственныхъ длахъ и маленькія непріятности въ частной жизни равно объясняются предопредленіемъ, для котораго существуютъ на небесахъ особенныя доски. Если у мусульманина сгоритъ все имущество, или погибнетъ въ мор, или растаетъ въ неудачныхъ предпріятіяхъ, у него всегда готова ссылка на написанное отъ вка, даже убійца — исполнитель законовъ такдира. Противиться чум, значитъ нарушать законы предопредленія: этимъ мусульмане доводятъ до крайнихъ предловъ смыслъ самаго названія своей религіи ‘исламъ’, что значитъ ‘преданіе себя Богу’.
Ученіе о Фатализм равно принято всми мусульманами, за исключеніемъ нкоторыхъ сектъ, и притомъ принято безъ всякаго смысла, какъ многія положенія ислама: мусульманинъ, будетъ ли то персіянинъ или турокъ, не отдаетъ себ отчета въ предопредленіи, а довольствуется простымъ принятіемъ его, о климатическихъ условіяхъ не можетъ быть рчи уже и потому, что немусульманскія племена, при тхъ же положеніяхъ, не предаются безусловно такдиру.
Аіы не будемъ долго останавливаться на обрядовой части мусульманскаго ученія, какъ мало входящей въ кругъ нашего воззрнія: признаемъ прежде всего, что исламъ, хотя и является въ этой части съ обычнымъ, чисто-реальнымъ направленіемъ, потому-что большая часть обрядовъ его отличается простотою, однако здсь простота доведена до того, что не иметъ никакого символическаго значенія, даже иногда не иметъ никакого смысла, кром историческаго воспоминанія, основаннаго на арабскомъ поврьи, безъ всякаго объясненія. Что такое, напримръ, прообразуетъ закланіе агнца въ праздникъ Курбана? Къ-чему кровавыя жертвы {Алкур. XXII, 37.}, а также и языческіе обряды при пелеринаж меккскомъ? Восхваляемый деизмъ не иметъ на это отвтовъ, а довольствуется лишь требованіемъ безусловнаго исполненія обрядовъ безъ цли и смысла. Лжеучитель избгалъ всякаго идеализированія и символизма, и потому впалъ въ крайность другаго рода, которую послдующіе законники только увеличили мелочными и длинными объясненіями условій очищенія, молитвы и поста, развитыхъ и въ мусульманскихъ духовныхъ руководствахъ.
Изъ обрядовъ мусульманской религіи, омовенія предписаны основателемъ ислама до излишества {О вы, врующіе! когда приступаете къ молитв, мойте лицо ваше и руки ваши до локтей, вытирайте голову и ноги ваши до подошвы. Алкур. V, 8—9.}. При чувственномъ образ жизни Мухаммеда, частыя омовенія были ему необходимы, и притомъ климатъ Аравіи въ долинахъ требуетъ, для сохраненія здоровья, тлесной чистоты {Омовенія имютъ начало и въ языческой вр аравитянъ и въ іудейской.}. Если этотъ уставъ иметъ свои выгоды, если онъ заставляетъ муслима заботиться о чистот во время молитвы, то, съ другой стороны, мусульманская чистоплотность иметъ ограниченное направленіе и нисколько не заботится объ истинномъ, раціональномъ значеніи этого слова: омывая нкоторыя части тла, мусульманинъ мало или по-крайней-мр не въ такой степени заботится о чистот блья или одежды, объ опрятности помщенія и проч., хотя незатйливыя условія мусульманскаго комфорта представляютъ къ тому большое удобство. Въ этомъ отношеніи Востокъ совершенно расходится съ Западомъ, хотя у мусульманъ существуютъ свои моды, подверженныя также перемнамъ, по и при большой роскоши все же нтъ истинной идеи объ опрятности, не говоря ужъ о томъ, что мусульманское правило чистоплотности, во мнніи большей части мусульманъ, несвязано символически съ чистотою душевною, а стоитъ отдльнымъ религіознымъ фактомъ. При-всемъ-томъ, нельзя отрицать благодтельнаго вліянія опрятности, предписываемой исламомъ: сохраненіе здоровья, поддерживаемое такого рода жизнью {У нашихъ татаръ замчается отсутствіе геморроидальныхъ припадковъ.}, достаточно доказываетъ пользу подобнаго учрежденія.
Къ-сожалнію, нельзя того же сказать о пост мусульманскомъ {О вы, врующіе! постъ предписанъ вамъ также, какъ онъ былъ предписанъ бывшимъ прежде васъ… Мсяцъ Рамазанъ, въ который ниспосланъ Алкуранъ, назначается вамъ для поста. Алкур. II, 179—184.}. Какое укрощеніе страстей, какое возношеніе души къ Богу можетъ быть въ Рамазан? Человкъ воздерживается днемъ до истощенія силъ тлесныхъ длятого, чтобъ ночью предаться въ избытк удовлетворенію физическихъ потребностей? Притомъ Рамазанъ переходитъ въ различныя времена года, отъ луннаго счисленія мусульманъ, и въ лтнюю пору, въ жаркомъ климат, нестерпимъ, особливо для низшаго класса. Мусульманскія поврья о пост доходятъ до крайности: даже открытіе рта для разговора считается предосудительнымъ, потому-что въ человка можетъ войдти много воздуху {Это поврье источникомъ иметъ Алкур. XIX, 27.}. Посл этого человку нечего ожидать отъ подобнаго учрежденія, которое мусульмане, согласно самому строгому наказу Мухаммеда, исполняютъ съ жаромъ и усердіемъ, несмотря ни на какія трудности. Въ гигіеническомъ отношеніи мусульманскій постъ также неодобрителенъ.
Обряды, наблюдаемые мусульманами при богослуженіи {Алкур. XVII, 80—81, IV, 46.}, очень-просты, немногосложны, нисколько неторжественны и дйствуютъ на посторонняго человка только благоговніемъ мусслимовъ во время молитвы: это благоговніе простирается и на самое мсто ея. Но мы не можемъ прейдти молчаніемъ той неизмримости, въ которую вдался лжеучитель при предписаніи молитвы своимъ послдователямъ: въ преданіяхъ онъ часто говоритъ о молитв, какъ о первенствующемъ акт {На основаніи этихъ преданій является молитва ‘удивительная по испрошенію прощенія’, за ежедневное чтеніе которой одинъ нечестивецъ и развратникъ будто бы удостоился рая.} и предаетъ забвенію добрыя дла, напримръ: ‘Кто молится вмсто утренняго и вечерняго сна, тотъ внидетъ въ рай’.— ‘Въ пятницу есть одинъ часъ, въ который пріемлется молитва врующаго такъ, что Богъ даруетъ ему все просимое’.— ‘Кто скажетъ въ день слово молитвы сто разъ, заслуга того равняется освобожденію десяти невольниковъ, сто добрыхъ длъ ему вписываются и сто дурныхъ вычеркиваются’. Впрочемъ, о преувеличенномъ значенія молитвы, котораго Мухаммедъ, при забот о принятіи новаго ученія упорствующими аравитянами, не могъ избгнуть, мы будемъ имть случай еще говорить ниже, а здсь замтимъ, что мусульманская молитва врно сохраняетъ общій характеръ ислама — исключительности, и даже въ ней проглядываетъ по-временамъ непростительный эгоизмъ.
Обрзаніе является въ ислам безцльнымъ дйствіемъ, даже безъ гигіеническаго смысла, потому-что нимало не спасаетъ отъ болзней, особенно свирпствующихъ въ Египт.
Обрядъ погребенія, нисколько неторжественный, выражающій особенное пренебреженіе къ персти, несогласенъ съ требованіями медицинскими, потому-что совершается тотчасъ посл смерти мусульманина и предписываетъ всмъ присутствующимъ быстрое удаленіе отъ могилы, несмотря ни на какіе случаи. Нтъ сомннія, что эти условія, введенныя единственно по требованіямъ климатическимъ колыбели ислама, и по суеврію, бываютъ иногда причиною самыхъ горестныхъ происшествій. Какъ жестока та религія, которая не боится погребать своихъ послдователей живыми, и какъ суровъ тотъ законоуставникъ, который восклицалъ: ‘Хвала Богу за погребеніе нашихъ дочерей!’ Здсь въ ислам примчается еще одинъ весьма-печальный принципъ: умершій мусульманинъ, каковы бы ни были его заслуги, уже навсегда-вычеркнутый изъ списковъ общества членъ, по предписанію преданія, трауръ позволяется вдов не больше, какъ на три дня. Только живое привлекаетъ на себя вниманіе живущихъ, что отжило, то и исчезло навсегда. Никакія заслуги не вызываютъ памятниковъ, потому-что статуи и портреты дло запрещенное, равнодушіе къ памяти умершихъ, уклоненіе отъ разговора о нихъ, общее мусульманскимъ націямъ, объясняетъ и равнодушіе ихъ къ собственной исторіи, особенно замтное въ новйшее время.
Стремленіе къ централизаціи, къ сглаженію всхъ особенностей, непреднамренно выразилось у Мухаммеда въ предписаніи меккскаго пелеринажа {‘Для Бога людямъ пелеринажъ къ дому (меккскому), кто въ-состояніи идти по этой дорог, а кто не вруетъ, Богъ не нуждается въ людяхъ’. (Алкур. Ш, 91—92).— ‘Кто умираетъ, не совершивъ пелеринажа, можетъ умереть, если хочетъ, евреемъ или христіаниномъ.’ (Предан.) — Еще Алкур. II. 185, 192—196, XXII.} мы не имемъ никакого основанія думать, что это положеніе въ ум лжеучителя имло глубокій политическій смыслъ. И самъ онъ исполнилъ его потому, что оно составляло несокрушимый предметъ убжденія аравитянъ {Мухаммедъ сначала противился меккскому пелеринажу. См. Алкур. II, 153.}, а частью и потому, что надобно же было чмъ-нибудь наполнить вроученіе. Какъ бы то ни было, но мы не можемъ отрицать вліянія меккскаго пелеринажа на единство мусульманской націи, на размнъ идей и произведеніи между самыми отдаленными племенами, на развитіе общежитія и общительности, и, конечно, не будь меккскій пелеринажъ достояніемъ только однихъ мусульманъ, обширныя послдствія этого религіознаго обряда въ политическомъ быт мусульманскихъ націй были бы еще важне. Но мы не уклонимся высказать и здсь неизбжной во всякомъ случа и печальной стороны пелеринажа: вмсто развитія безусловной общительности, мусульманскіе фанатики находятъ себ въ Мекк новую пищу для исключительнаго существованія, замкнутаго лишь въ ограниченномъ мусульманскомъ мір. Удивительно еще, какимъ-образомъ европейская предпріимчивость до-сихъ-поръ не разбила, во время самаго пелеринажа, палатокъ съ своими товарами на холмахъ, окружающихъ Мекку, несмотря на явное запрещеніе лжеучителя допускать неврующаго на священную землю Мекки. Какъ-будто нельзя обойдти и этого устава ислама, когда ужь столько постановленій его сокрушено, въ силу непреодолимыхъ требованій реформы въ смысл здраваго понятія и образованности!…
Праздниковъ у мусульманъ немного, значенія они не имютъ и только въ семь изъ нихъ прекращаются занятія. Вообще вся обрядная часть ислама не осмыслена, ногому-что наполнена случайными заимствованіями, по невозможности устранить господствовавшія въ Аравіи убжденія.
Мухаммедъ, врный своему изреченію, что въ Алкуран заключается все нужное для человка, включилъ, сверхъ религіозныхъ догматовъ и обрядовъ, въ свою ‘книгу’ правила для моральнаго руководства человка въ-отношеніи къ Богу, въ-отношеніи къ самому себ и въ-отношеніи къ другимъ людямъ, какъ семьянина и какъ члена государства.
Изъ обязанностей, наложенныхъ исламомъ на человка въ-отношеніи къ Богу, мы обратимъ вниманіе на ученіе о покаяніи {Алкур. II, 35, 111, 129—130, IV, 21.}. По постановленіямъ Алкурана, согршившій неумышленно долженъ приносить Богу раскаяніе: но этотъ актъ совершается втайн, безъ всякаго обнаруженія. Предоставленіе такого важнаго дла внутреннему произволу мусульманина несовмстно съ положеніемъ о погршимости человка, и самая степень раскаянія въ мусульманскомъ ученіи выражена неясно, вмст съ тмъ, однако, прощеніе Бога не общано наврное раскаявшимся {Алкур. LVI, 8. Въ другомъ мст Мухаммедъ утверждаетъ (Алкур. XLVIII, 29), что прощеніе Бога общано врующимъ и длающимъ добро. Припомнимъ еще приведенное выше преданіе о милосердіи Божіемъ.}. Кром раскаянія и молитвы, искупленіе грховъ производится раздачею милостыни {Узаконенная милостыня раздляется на ‘зекатъ’ десятину съ скота, земныхъ произведеній, денегъ и торговыхъ оборотовъ, и ‘зекатъ-эль-фитретъ’ въ конц Рамазана, около 5 1/3 фунта състныхъ припасовъ съ каждаго мусульманина. Сверхъ узаконенная милостыня, называемая ‘садака’, не ограничивается. Въ Алкуран (II, 373) тайная милостыня предпочитается всенародной, милостыня безъ упрековъ (II, 266), а въ преданіяхъ помщено приведенное выше евангельское изреченіе о милостын. Въ мусульманскомъ ученіи милостыня стоитъ въ догматическомъ отдл.}, освобожденіемъ невольниковъ и вообще проявленіемъ благотворительности. Конечно, противъ подобныхъ установленій нечего было бы и возражать, еслибъ, въ-отношеніи къ милостын, Мухаммедъ, какъ и въ молитв, не переступилъ предловъ справедливой оцнки каждой добродтели и не поставилъ милостыни очень-высоко, смшавъ актъ выраженія любви съ самою любовью и придавъ милостын чуть не всеискупающую заслугу {Алкур. II, 172, XXIII, 4, LXX, 24—25 и проч. Въ преданіяхъ мы читаемъ: ‘Каждый мусульманинъ податъ милостыню. Если онъ не иметъ ея? спрашиваютъ.— Такъ пусть онъ работаетъ руками: это принесетъ пользу его душ.— А если онъ не можетъ работать?— Пусть увщеваетъ къ доброму.— А если и этого не можетъ?— Пусть отклоняетъ отъ зла, и это замнитъ ему милостыню.’ Есть и еще другое подобное преданіе.}, а между-тмъ въ опредленіи величины милостыни Алкуранъ очень-скупъ {‘Давайте вашъ избытокъ’. Алкур. II, 217.}.
Обязанности къ самому себ въ ислам, немногосложны, и соблюденіе ихъ не представляетъ особенной трудности {Эти обязанности: нерасточительпость (Алкур. II, 184), воздержность въ пищ и пить (Алкур. VII, 23), не желать смерти (никто изъ васъ да не желаетъ смерти. Предан.), не убивать себя (Алкур. IV, 33. Кто убьетъ себя булатомъ, или низвергшись съ скалы, или отравившись, тотъ будетъ горть въ вчномъ огн. Предан.), не уродовать себя, и проч.}.
Обязанности, полагаемыя исламомъ на человка въ-отношеніи къ другимъ, очень-многочисленны {Обязанности въ-отношеніи къ другимъ предписываютъ: а) незлорчіе (Алкур. CIV, 1), b) благотворительность, с) врное храненіе ввреннаго залога (Алкур. LXX, 32), d) справедливость (Алкур. V, 11), е) снискиваніе только законной прибыли, f) призрніе и сохраненіе неприкосновеннымъ имнія сиротъ (Алкур. II, 218), g) воздержаніе отъ гордости, h) воздержаніе отъ жестокости и притсненій, і) удаленіе отъ лжесвидтельства (Алкур. LXX, 33, IV, 134), k) за сдланныя благодянія не требовать награды, l) не оскорблять мусульманъ, m) не завидовать, n) благопристойность въ одежд, особливо женщинъ, которыя не должны безобразить себя печалью и украшать искусственно, о) храненіе цломудрія, р) скромность (Алкур. XXV, 64), q) снисходительность, r) искренность, s) честность, t) миролюбіе (Алкур. XLIX, 9), u) вжливость (Алкур. XXIV, 61, IV, 88), v) не насмхаться (Алкур. XLIX, II), w) не скупиться (Алкур. CIV, 2), x) не суетничать, y) не быть недоврчивымъ, z) не быть подозрительнымъ, aa) Не клеветать Алкур. CIV, 1), bb) не гнваться (Алкур. III, 28), сс) исполненіе данной клятвы (Алкур. V, 91, ср. II, 225), dd) не быть легкомысленнымъ (Алкур. XLIX, 6), ее) гостепріимство, составляющее одну изъ первыхъ добродтелей бедуина, ff) не смотрть на мусульманокъ (Предан.), gg) слушаться старшихъ (три величайшіе грха: ставить съ Господомъ наравн кого-нибудь, не исполнять обязанностей къ старшимъ и клеветать. Предан.), hh) уважать лучшихъ (вставайте предъ лучшими васъ, какъ предъ вашими господами. Предан.), іі) признавать власть имама, kk) наблюдать общественный порядокъ, и проч.} и заслуживаютъ особеннаго разсмотрнія, потому-что здсь кроется самая пагубная сторона мухаммедовой проповди.
Точку отправленія въ мусульманскомъ ученія о морали составляетъ раздленіе всего человчества на дв категоріи: на мусульманъ, привилегированныхъ людей, и немусульманъ, обреченныхъ истребленію, или, какъ выражаются мусульманскіе законовдцы, на міръ, преданіе себя Богу ‘дар-уль-исламъ’ и міръ вражды ‘дар-уль-харбъ’. Дале, общая идея морали налагаетъ на мусульманина исполненіе разныхъ добродтелей только въ-отношеніи къ мусульманину же: въ-отношеніи къ немусульманамъ, послдователи ислама обязываются ненавистью и отреченіемъ {Даже въ мусульманскихъ молитвахъ говорится: ‘мы оставляемъ и отвергаемъ непокорныхъ вол Твоей’. По опредленію мусульманскаго катехизиса, мусульманинъ обязанъ ненавистью къ несправедливымъ, преступающимъ религію и законъ, что называется гнвомъ въ Бог. Впрочемъ, противорчіе этому мы находимъ въ LX глав (стих. 8) Алкурана.}, а что касается до немусульманъ, то о нихъ Алкуранъ и не заботится, потому-что они все же пойдутъ въ огонь вчный. Такова жестокая исключительность ислама, требующая или избіенія всхъ, непринимающихъ проповди мухаммедовой, или, по-крайней-мр, поголовнаго окупа, съ прибавленіемъ чего-то въ род политической смерти. Всю мру вредныхъ послдствій для образованности отъ этого, въ высокой степени нечеловчнаго положенія, возбужденнаго въ лжеучител противодйствіемъ аравитянъ его проповди, можно оцнить лишь приблизительно при разсмотрніи исторіи мусульманскаго общества. Полагаемъ, что довольно указать на такой принципъ мусульманской морали и нтъ надобности вдаваться въ дальнйшее преслдованіе происходящихъ отъ него золъ, которыя представить себ нетрудно.
Истинной любви къ человчеству въ уставахъ Алкурана и ислама не существуетъ: исламъ предписываетъ любовь лишь къ единоврцамъ своимъ — мусульманамъ {‘Мусульманинъ да не обижаетъ и не выдаетъ брата своего, мусульманина. Кто помогаетъ нужд своего брата — помогаетъ своей собственной. Кто облегчаетъ страданіе своего брата, того облегчить отъ собственнаго его страданія Господь въ день судный. Кто покрываетъ слабости мусульманина, слабости того покроетъ Господь въ день судный’, Предан. Въ молитвахъ мусульманскихъ поминаются вс врующіе, но въ-особенности родственники.} и притомъ выраженія о любви вообще неопредленны, потому-что исламъ боле знаетъ любовь попреимуществу — плотскую любовь къ женщин. Собравъ вс правила Алкурана объ обязанностяхъ муслима къ своимъ единоврцамъ, мы даже не получимъ и отрицательнаго выраженія любви: не длай другому того, чего себ не желаешь. Вообще ученіе Алкурана, преимущественно состоитъ въ повелніи творить добро, но лжеучитель не заботится объ источник, изъ котораго истекаетъ добро, на основаніи проповди мухаммедовой, и исламъ чуждъ задушевности, какъ-то холоденъ въ своихъ уставахъ, относительно обязанностей одного мусульманина къ другому. Муслимъ скоре помогаетъ и благотворитъ единоврцу, нежели побитъ его душой.
Въ ученіи о добрыхъ и злыхъ длахъ прежде всего представляется вопросъ о врожденномъ направленіи человка. Исламъ не признаетъ преемственности первобытнаго грха и говоритъ о человк отъ рожденія слдующее: ‘Человкъ былъ сотворенъ нетерпящимъ: когда ему встрчается дурное, онъ падаетъ духомъ, когда ему встрчается хорошее, онъ становится запретительнымъ’ (Алкур. LXX, 19—21), что въ преданіяхъ поясняется такъ: ‘каждое дитя родится съ расположеніемъ природнаго знанія (вры), но отцы длаютъ евреемъ, или христіаниномъ, или магомъ, какъ животное напитывается отъ животнаго. Не чувствуете ли вы въ себ дурнаго питанія? Но природное расположеніе, которое даетъ Богъ человку, не измняется: это есть истинная неизмняемая религія’. Или: ‘Да не говоритъ никто изъ васъ: душа моя дурна и низка, по лучше пусть говоритъ: душа моя наклонна ко злу’. Или: ‘Каждое дитя, при рожденіи, щиплетъ пальцами дьяволъ сбоку’. Изъ этихъ положеній, несовсмъ впрочемъ гармонирующихъ другъ съ другомъ, можно заключить, что человкъ родится съ доброю душою, но что душа, а въ-особенности тло, наклонны ко злу. Другими словами: по заключенію законниковъ каждый человкъ родится мусульманиномъ. Это объясненіе вполн соотвтствуетъ цлямъ такой религіи, какъ исламъ, и для него удовлетворительно, тмъ боле, что во многихъ мстахъ Алкурана (XV, 39—42 и друг.), говорится о соблазн людей полисомъ: мусульманинъ не иметъ права слагать своихъ дурныхъ дйствій на даяніе природы отъ рожденія. О самомъ человк Алкуранъ даетъ высокое понятіе, потому-что Богъ, по сотвореніи человка, будто бы веллъ небеснымъ духанъ пасть предъ нимъ ницъ {Алкур. II, 32.}, кром-того, Алкуранъ говоритъ, что земля и все на ней сотворены для человка {Алкур. II, 27, XL, 79.}.
Для различенія добра отъ зла, по ученію Мухаммеда, данъ Алкуранъ, но эта книга не выражаетъ ясно понятія о добр и зл, въ преданіяхъ же мы находимъ даже ограниченныя опредленія добра. ‘Въ чемъ состоятъ добрыя дла? о посланникъ Божій!’ — ‘Въ томъ, чтобъ ты служилъ Богу, какъ-будто бы ты Его видишь, ибо если ты Его не видишь, то Онъ зритъ тебя’.— ‘Все дурное въ семейств происходитъ отъ дома, женщины и лошади’.— ‘Дурнйшій изъ людей тотъ, котораго люди покидаютъ и бгутъ, изъ страха и боязни его злыхъ рчей’.— ‘Кто насаждаетъ доброе слово, тому произрастаетъ часть добраго дла отъ этого слова, кто насаждаетъ дурное слово, тому падаетъ часть злаго дла отъ этого слова’.— ‘Дла цнятся по цлямъ’.— ‘Цль лучше дла’.— Такія скудныя понятія достойны практическаго вроученія, какъ величаютъ исламъ, на сколько же они дйствительно могутъ руководить человка въ его развитіи — опредлить нетрудно. Но, по-крайней-мр, вопреки мннію нкоторыхъ законовдцевъ, мы можемъ сказать, что исламъ требуетъ добрыхъ длъ и при вр, хотя, какъ мы уже видли въ догмат о суд въ будущей жизни, не приписываетъ имъ высокаго значенія. И въ Алкуран {Алкур. IV, 123, XVIII, 110, XXI, 94 и друг.} и въ преданіяхъ {‘Исходитъ изъ огня тотъ, кто говоритъ: нтъ божества, кром Бога, и кто хоть единое ячменное зерно добра носитъ въ сердц, исходитъ изъ огня тотъ, кто говоритъ: нтъ божества, кром Бога, и хотя единую солнечную пылинку добра носитъ въ сердц’.— ‘Никто невнидетъ въ рай, ради длъ лишь своихъ. ‘Также и ты?’ спросили ученики. ‘Также и я, отвчалъ Мухаммедъ, если Богъ не однетъ меня своею милостію и милосердіемъ’. Въ то же время превосходство вры надъ добрыми длами выражено въ преданіяхъ съ такою силою: ‘кто обратитъ невольника и обращеніе послдняго будетъ истинно, тому проститъ Господь все предшествующее зло и наградитъ его благодатью’.} эта мысль выражена неоднократно, но, къ-несчастью послдователей мусульманскаго ученія, не развита до желаемой полноты и высоты.
Природа человка, гд бы онъ ни былъ поставленъ, всегда представляетъ много хорошаго, много нравственнаго, такъ-что и самые дикари, чуждые малйшаго религіознаго развитія, въ моральномъ отношеніи руководимые природнымъ внушеніемъ, поступаютъ по правиламъ морали хотя и ограниченной. Посему мы не видимъ никакой особенной заслуги въ нравственныхъ уставахъ Алкурана, хорошихъ, но въ то же время имющихъ фальшивое основаніе и потому нечеловчныхъ, если и въ поступкахъ дикаря проявляются похвальныя нравственныя побужденія, то какъ же не быть имъ въ религіи, имющей притязанія на систему, на руководство всему человчеству и во всемъ? Чмъ же въ моральномъ отношеніи ниже ислама восточно-азійскія вроученія? Ужь конечно всякій, знакомый съ ними, скажетъ, что они далеко-выше. За удивленіемъ, которымъ проникнуты къ нравственности ислама защитники его, они не видятъ ни исключительной односторонности мусульманской морали, ни многихъ существенныхъ недостатковъ ея: оставляя на этотъ разъ многоженство и невольничество, мы укажемъ лишь на нкоторыя ограниченія въ тхъ добродтеляхъ, которыя предписываются мусульманину. Такъ, напримръ, въ преданіяхъ сдланы слдующія уступки: лжи — ‘тотъ не есть лжецъ, слова котораго производятъ въ народ добро, ‘тотъ, кто пользуется своимъ имуществомъ на позволенномъ пути, или доставляетъ возможность пользоваться своему бдному другу, не нуждается въ прощеніи’. Удивительна градація добродтелей и пороковъ, выставленная лжеучителемъ. ‘Какой самый большой грхъ?’ спросили посланника. Отвчалъ: ‘ставить наряду съ Богомъ кого-нибудь сотвореннаго’.— ‘А потомъ какой?’ — ‘Убійство своего дитяти изъ страха, что нечмъ будетъ содержать его’.— ‘А потомъ?’ — Нарушеніе цломудрія съ женой сосда’. (Предан.) ‘Величайшіе пороки: многобожіе, непослушаніе старшимъ, самоубійство и ложная клятва’. (Предан.) {Мусульманскіе теологи считаютъ двнадцать главныхъ грховъ: а) многобожіе, b) человкоубійство, с) обида, d) прелюбодяніе, е) бгство воиновъ, f) чародйство, g) похищеніе имущества сиротъ, h) непослушаніе родителямъ, і) вражда на меккской земл, k) лихоимство, l) воровство и m) употребленіе вина.}. ‘Кто длаетъ добро вдовамъ и бднымъ, не меньшую заслугу иметъ какъ и тотъ, который сражается на пути Божіемъ, который ночью молится, а днемъ постится’. (Предан.).
Въ слпомъ желаніи руководить человка по исключительному пути, Мухаммедъ доходитъ иногда и въ Алкуран и въ преданіяхъ до самыхъ мелочныхъ подробностей морали, напримръ, онъ говоритъ: ‘горе отказывающимъ въ посуд’ {Алкур. CXII, 7. Въ мусульманскомъ катехизм говорится, что тотъ неврующій, кто станетъ утверждать недостатокъ благовоспитанности въ Мухаммед потому, что онъ облизывалъ пальцы посл каждаго блюда. Мусульмане и донын слдуютъ такому примру своего лжеучителя.}. Такъ онъ думалъ на-вки сохранить между своими исповдателями ту простоту {‘Не носите шелковаго платья: кто одвается въ шолкъ въ ‘этомъ мір, не однется въ томъ. Предан. У тхъ, которые дятъ ‘и пьютъ съ золота и серебра, будетъ по верблюжьи завывать въ чревахъ ‘огонь адскій.’ Предай, это напоминаетъ времена Тиверія: Ne vasa auro solida ministrandis cibis fierunt, ne vestis serica vos faedaret.’ Tacit. Ann. II, 33.}, какою отличался самъ и ученики его, потому-что роскошь несообразна была съ званіемъ учителя. Положимъ, что простота въ образ жизни не предосудительна, по зачмъ свой условный способъ существованія ставить примромъ для всхъ вковъ? Зачмъ запрещать употребленіе нкоторыхъ цвтовъ, котораго, разумется, нельзя и остановить? Подражая примру наставника, исламъ старается заковать самую наружность мусульманъ въ одну общую неподвижную форму: извстно, что вс послдователи Мухаммеда должны одваться по его образцу (обрзывайте усы и отпускайте бороду, гласитъ преданіе). Такимъ-образомъ, климатическія требованія Аравіи переносятся безусловно и подъ полюсы, только длятого, чтобъ отличить во всемъ мусульманина отъ немусульманина, такимъ-образомъ и войско должно всюду являться въ ‘папушахъ’ башмакахъ, и проч. Исходъ изъ такого исключительнаго положенія одинъ — нарушеніе религіознаго устава, что и длается съ помощью улемскихъ увертокъ, по тмъ не мене вра въ непогршность ислама потрясается, а противодйствіе его всякому успху все же существуетъ.
За отсутствіемъ истинной любви къ человчеству въ ислам, мы считаемъ обязанностью обратить вниманіе на то обширное развитіе, которое получилъ въ мусульманскихъ обществахъ уставъ о благотворительности, составляющей одну изъ важнйшихъ обязанностей муслима. Мухаммедъ сказалъ: ‘нтъ покоя тому, кто умираетъ сытый, а сосдъ подл него голоденъ’ {Предан.}, ‘смерть съ голоду человка между людьми достаточными удаляетъ отъ нихъ милость Бога и милость посланника Божія’ {Предан.}, ‘я видлъ, что большая часть обитателей рая состояла изъ бдныхъ’ {Предан.}. Какъ часто Алкуранъ грозитъ неврующимъ вчнымъ огнемъ, почти столь же часто содержитъ онъ воззванія о благотворительности. Отъ этой милосердости, отличающей исламъ и обязанной своимъ происхожденіемъ тому, что Мухаммедъ видлъ большое пособіе для распространенія своей религіи въ облагодтельствованіи бдныхъ богатыми, происходятъ чувства благотворительности, вообще довольно-явныя у мусульманъ, хотя, отъ воинственнаго характера религіи и націи они во многихъ случаяхъ замняются зврствомъ. Часть доходовъ каждаго члена общества идетъ на содержаніе бдныхъ мусульманъ обоего пола и всхъ званій. Разумется, Мухаммедъ исключилъ изъ благотворенія немусульманъ, какъ бы они бдны ни были {Случайное и отмненное смягченіе мы находимъ въ LX глав (стих. 8) Алкурана.}. Подать для бдныхъ, иначе законная милостыня, берется съ избытковъ, а не съ необходимаго въ жизни. Кром опредленія части общественныхъ доходовъ и добычи {Алкуранъ VIII, 42.} на содержаніе бдныхъ, кром значительныхъ временныхъ пожертвованій, длаемыхъ государями, вельможами и зажиточными гражданами, мусульманинъ считаетъ обязанностью подавать произвольную милостыню. Милосердіе простирается и на животныхъ {‘Такъ мы должны ожидать мзды и за то, что сдлаемъ животнымъ?’ спросили ученики. ‘Да, отвчалъ посланникъ: за все, что вы сдлаете животнымъ съ теплымъ сердцемъ, ожидаетъ васъ мзда.}. По есть въ числ постановленій ислама относительно благотворительности столь же странныя, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ, напримръ, одно преданіе утверждаетъ: ‘Какъ великъ терминъ гостепріимства?’ спросили ученики. ‘Три дня, отвчалъ посланникъ, а дальнйшее, уже есть милостыня гостю’. Кром-того, въ практическомъ приложеніи мусульманская, благотворительность не въ мру развиваетъ нищенство.
Проповдуя милосердіе и благотворительность, исламъ самыя месджиды свои окружаетъ богоугодными и учебными заведеніями, которыхъ цль — наставленіе юношества главнйше мусульманскому закону, содержаніе бдныхъ и пользованіе больныхъ и умалишенныхъ. Но леченіе въ этихъ заведеніяхъ производится по самымъ жалкимъ правиламъ, а содержаніе и присмотръ дурны. Въ видахъ же образованности невелика заслуга мусульманскихъ учебныхъ при месджидахъ заведеній, въ которыхъ воспитаніе юношества предоставлено мулламъ и направлено только къ изученію Алкурана, какъ единственному руководителю во всхъ случаяхъ жизни. Устарлая метода преподаванія, развитіе преимущественно памяти и мышленія въ схоластическихъ формахъ, изученіе Алкурана съ безчисленными комментаріями — вотъ идеалъ мусульманской школы, съ юныхъ лтъ распаляющій въ питомц Фанатизмъ и отчужденіе отъ всего немусульманскаго. Здсь съ трудомъ приходится сказать, что ‘всякое знаніе полезно’ — формулу, которую Мухаммедъ выразилъ такъ: ‘званіе (религіи) полезно’. Въ преданіяхъ еще говорится: ‘они должны распространять знаніе вры’ и ‘заслуга знанія вры лучше заслуги благоговнія’.
Весьма-любопытно взглянуть на ученіе ислама объ одной изъ важнйшихъ обязанностей человка — о труд. Мусульманскіе теологи посвящаютъ въ своихъ сочиненіяхъ цлую главу условіямъ пріобртенія ‘кесбъ’. ‘Исканіе пріобртенія (говоритъ Мухаммедъ), — долгъ каждаго мусульманина’ {Предан. Еще слдующія преданія: О рабъ! двигай твоей рукою, низойдетъ на тебя пропитаніе’. Нищенство — послднее средство къ обртенію у раба (Божьяго,’.— ‘Люди — семейство Бога на земл, и любезнйшій изъ нихъ Ему тотъ, кто боле полезенъ семейству Его’. ‘У того, кто отъискиваетъ въ этомъ мір позволенныя блага, при встрч съ Богомъ, лицо будетъ подобно полной лун’. См. еще Алкур. LXII, 10.}. Законъ опредляетъ средства, цль и предлы пріобртенія. Относительно средствъ пріобртенія, пристрастный и узкій взглядъ мусульманскихъ законовдцевъ предлагаетъ слдующее раздленіе:
а) Самое благородное изъ этихъ средствъ — ‘джихадъ’ война съ немусульманами: это средство составляетъ отдлъ пріобртенія чего-нибудь но праву перваго завладвшаго.
b) За джихадомъ слдуетъ торговля, средства пріобртенія мною, оно принадлежитъ къ передач достоянія съ обязательствомъ мзды.
c) Земледліе даетъ пріобртенію земныя произведенія. Сюда принадлежитъ также пріобртеніе перваго завладвшаго землей {‘Земледлецъ вознаграждается Богомъ.’ Предан.}.
d) Наконецъ, послднее средство, предохраняющее отъ бдности (сказалъ Мухаммедъ) — ремесло ‘хирфстъ’ {‘Ремесло спасаетъ отъ бдности’. Предан.}, промышленное средство пріобртенія тлеснымъ или умственнымъ трудомъ. Оно раздляется на два вида: обмнъ сработанной вещи на плату и усовершенствованіе перваго матеріала, чмъ наддается ему цна.
Еслибъ не введеніе ненавистнаго джихада въ число видовъ труда, еслибъ не условная, свойственная только извстной стран градація труда, еслибъ, наконецъ, не приведенная нами выше оцнка труда, то уложеніе ислама о пріобртеніи можно было бы признать бы его удовлетворительнымъ для человка, только не со стороны вообще умственнаго развитія. При этомъ замтимъ, что лжеучитель удостоилъ своимъ вниманіемъ т занятія, которыя совмстны лишь съ извстною степенью образованности, напротивъ, молчаніе лежитъ на предметахъ, занимающихъ человка въ первобытномъ состояніи. Такъ Мухаммедъ говоритъ о торговл: ‘правдивый купецъ — возвышеннйшій по набожности’ {Предан.}. Позволеніе торговать, но не длать оборотовъ только отдаваніемъ въ ростъ денегъ {Алкур. II, 276—283, III, 125. Здсь есть и правила о займ. Запрещеніе лихоимства, вроятно, заимствовано изъ іудейства.}, принадлежитъ къ числу не многихъ полезныхъ учрежденій, встрчаемыхъ въ Алкуран: Мухаммедъ, какъ купецъ, здившій по торговымъ дламъ даже въ чужія земли, могъ понять выгоды торговли и, поощряя ее своимъ примромъ, укрпилъ изреченіями Алкурана. Постоянно-занятый своею личностью, лжеучитель оставляетъ въ забвеніи жизнь пастушескую, несмотря на то, что она, въ полномъ своемъ развитіи, была у него передъ глазами.

И. БЕРЕЗИНЪ.

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1855

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека