Глухой Михайло, родом из Орловской губернии, шестой год живет в Ялте по просроченному паспорту и не желает менять его на новый.
Ему говорили всевозможные начальники:
— Паспорт-то новый надо взять!
Михайло строго отвечал вопросом:
— А где его узять? — и бурчал, не слушая начальство:
— За теперешний-то еще расстреляют…
— Ты поосторожнее выражайся…
А Михайло все-таки кричал свое:
— А попадешь на какого дурака и расстреляет. А этот хучь и просроченный, а верный — видишь, с орлами… царскими. Раньше за пачпорт никого не забижали, а теперь леший его знает, что и деется на свете…
Начальство отпускало его, как невменяемого…
На войне Михайло не был, но в революции участвовал: большевиков почему-то называл босовиками, ходил ‘на митинги смотреть’, потому что слышать ничего не слышал, и, грешным делом, раза два приносил домой чужие вещи. Кого-то где-то разгромили, дали ему какую-то статуэтку и приказали:
— Неси домой.
Побоялся ослушаться и принес домой.
А Лукерья, бойкая и домовитая жена его, даже рассердилась:
— Эко добро: идола принес. Другие-то серебро да золото таскают, а ты, прости Бог, на идола польстился…
Михайло в другой раз принес Лукерье кружевную шелковую кофточку, и Лукерья так и не узнала, сам достал или тоже дали. Михайло притворился вовсе глухим и нес ей невпопад ответы.
Она спрашивает:
— Где дали?
А он ей отвечает:
— Медали теперь уничтожены…
— Да я тебе не про медали… Я говорю, кофточку-то сам взял, али тебе подарили?
— Покорились?! Как же, покорятся они!..
— Да я не про большевиков… Я тебя спрашиваю про гостинчик…
— Кто зачинщик?.. Понятно дело, все это царица подстроила, потому што немка…
Лукерья махнула рукою:
— Мука мне с тобой…
* * *
А на днях Лукерья подбегает к уху мужа и кричит:
— Муку дают белую… По полпуда на пачпорт…
Михайло все на этот раз расслышал и самодовольно подмигнул Лукерье:
— Я говорил, што царский пачпорт пользительнее всех прочих…
— Добровольцы выдают по двадцать фунтов на душу, по три-семь гривен… — и радовалась баба. — Мука бе-елая.
Михайло хитро улыбнулся и сказал:
— Босовики последнюю отнимали, а эти сами дают…
И прежде всего вспомнил про статуэтку, спрятанную под кроватью в грязной онуче, и таинственно спросил:
— Идольчика-то закопала?
Лукерья прильнула к уху мужа с особенно свирепой предосторожностью:
— Я вчерася в колодезь его бросила…
* * *
Постоял Михайло немного в очереди, получил пуд муки на два паспорта, принес домой, на гору шел — вспотел, устал, а улыбается. Сел на крылечко и стал закуривать.
Лукерья угощает его виноградом — из Ливадии под подолом принесла (строго, говорят, там нынче) — и спрашивает:
— К помидорам-то надо бы луку?..
И Михайло отвечает ей все с тем же превосходством:
— Это што за мука — принести готовое. Вот при босовиках была мука — четверть фунта пополам с соломой… А теперь мука-то, погляди-ка… Молоко!
Лукерья уж и не настаивала на правильном ответе. Подобрела, побежала сама в лавочку за луком.