Мщение оскорбленной женщины,, Неизвестные_французы, Год: 1803

Переводы
Время на прочтение: 62 минут(ы)
Скачать в PDF

МЩEHIE
ОСКОРБЛЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ,
ИЛИ
УЖАСНОЙ УРОКЪ
для
Развратителей невинности.

ЧАСТЬ I.

МОСКВА
Въ Типографіи Ф. Гиппіуса
1803.

ГЛАВА I.

Вступленіе.

О вы! мрачныя произведенія меланхолическаго духа обитателей Англіи — вы ни что иное, какъ одн только смшныя басни передъ тою повстію, въ справедливости которой я могу ручаться. Какіе ужасы! Какая цпь злодяній!.. Не знаю! въ состояніи ли будетъ перо мое начертать ихъ?..
Госпожа Феланзани жила нсколько лтъ въ Сициліи, гд, казалось, поселилась она навсегда, хотя Сицилія не была ея отечествомъ, и хотя она не имла тамъ не только никакой родни, но даже ни одного знакомаго. Состояніе и участь ея были совсмъ не извстны. Пріхавъ въ Сицилію, она купила древній замокъ Санмарко, построенный между крутыхъ утесовъ на берегу моря, велла сдлать въ немъ нкоторыя починки, которыхъ требовала его ветхость, и поселилась въ немъ.
Съ нею вмст пріхали: мальчикъ лтъ семи, двочка трехъ лтъ, старой управитель и двое лакевъ. Кром нкоторыхъ крестьянъ и ихъ женъ, которые снабжали замокъ хлбомъ, кореньями и травами, ни одинъ чужой человкъ не хаживалъ къ ней, она сама никогда не оставляла своего уединенія, которому, казалось, посвятила себя самовольно.
Такой образъ жизни легко могъ возбудить любопытство, и какъ она была хороша собою, или можно сказать даже и прекрасна, то нкоторые молодые люди изъ Патти вознамрились возвратить ее обществу. Т, которые были смле, являлись къ ней дучи на охоту, какъ будтобы желая навстить ее, но они были такъ холодно принимаемы, что скоро потеряли охоту посщать ее. Госпожа феланзани нсколько времени была предметомъ разговоровъ въ обществахъ города Патти, но все это напослдокъ (такъ какъ обыкновенно бываетъ) кончилось тмъ, что объ ней забыли.
Прошло уже двенатцать лтъ посл прізда ея, все сіе время употребила эта удивительная женщина на образованіе тла и разума того молодаго человка, котораго привезла она съ собою и котораго называла своимъ племянникомъ. Чтожъ касается до двочки, то ее еще на пятомъ году не видно уже было въ замк.

ГЛАВА II

Портретъ.— Псня

Въ это время Госпож Феланзани было уже тритцать осьмой годъ, и ее все еще можно было назвать прекраснйшею женщиною. Благородной и величественной видъ заставлялъ почитать ее и удивляться ей, улыбка ея показывала любовь, черты лица ея были прекрасны и правильны, слды огорченія и задумчивости, которые образовали ихъ, длали лице ея гораздо значительне и занимательне. Съ перваго взгляду можно было полюбить ее. Кажется, эта женщина сотворена природою для того, чтобъ быть во всемъ необыкновенною, она была совершенна во всхъ мужескихъ упражненіяхъ, владла шпагою и управляла лошадью съ удивительною ловкостію, силою и искусствомъ. Она бгала, прыгала съ чрезвычайною удобностію, и вмст съ этимъ была такъ свдуща во всемъ относящемся къ воспитанію, что безъ помощи учителей сама научила своего племянника всмъ симъ упражненіямъ и сдлала его любезнымъ молодымъ человкомъ.
Племянникъ былъ великъ ростомъ, хорошъ собою и очень похожъ на свою тетку. Все то, чему она его учила, понималъ онъ удобно, и совершенно отвчалъ ея стараніямъ. Однакожъ будучи также тихъ и скроменъ, какъ она, не имлъ онъ въ своемъ нрав ея твердости и нкоторой гордости.
Старой управитель, или лучше сказать повренной таинъ Госпожи Феланзани, былъ старикъ лтъ въ шестьдесятъ, виликъ ростомъ, имлъ угрюмую и значительную физіогномію и былъ еще очень здоровъ. Два лакя были тхъ же почти лтъ и казались привязанными къ своей Госпож.
Тайная скорбь видимо съдала сію удивительную женщину: всякую минуту, которая не была посвящена на ученіе любезнаго ея племянника, проводила она на террас замка со стороны моря, откуда въ ясную погоду можно было видть берега Италіи и даже Сардинскіе, которые мерцали въ отдаленіи. Тутъ же проводила она часть ночей, — сонъ убгалъ ея глазъ. Облокотясь на морской камень, устремляла она глаза на сію стихію, которой непрестанное волнованіе изображало ея сердце. Въ такомъ положеніи проводила она по нскольку часовъ, будучи погружена въ безчувствіе подобное смерти.
Иногда прерывала она ужасное молчаніе сей пустыни, соединяя свой пріятной голосъ съ шумомъ волнъ, раздробляющихся об утесы, на которыхъ возвышалась терраса, и всегда не вольно вырывались изъ ея сердца слдующія слова:
Морисъ жестокою измной
Дерзнулъ за нжность мн платить:
Онъ клялся въ вкъ меня любить,
Восторгомъ страсти упоенно
Сказало сердце мн мое:
Въ любви все щастіе твое!
Мечта!— Морисъ узрлъ другую:
Оставлена, забита я,
Но сердце, ты измну злую
Отмстишь умло за меня!
Мое страданье безконечно,
Напрасенъ жалобъ томный гласъ!
Блуждая здсь въ полночной часъ,
Ищу его, зову — но тщетно!
Молчитъ вокругъ пустынный край.
Елеонора! плачь, рыдай!
Онъ созданъ былъ для страсти нжной,
Тирана наказала я,
Но сердце, любитъ, любитъ вчно,
Любовь! ты мстила за меня!
Забава бури разъяренной,
Ревущи волны предо мной,
И вы покрывши небо тьмой,
Висящи облака надъ бездной,
Къ вамъ втры голосъ мой несутъ.
Вашъ быстрой бгъ, премнной путь,
Непостоянство и ненастье
Являютъ днесь мою любовь!
Погибло все!— Мое ужъ щастье,
Какъ вы, не возвратится вновь.
Когда не выходила на террасу, то удалялась въ подземное жилище замка, куда еще никто не вхаживалъ, кром стараго управителя, надежнаго ея повреннаго.

ГЛАВА III.

Мертвецъ, ночная ошибка, встрча.

Между тмъ Теодору былъ уже двенатцатой годъ, будучи привязанъ къ своей любезной тетк, подл нее не имлъ онъ никакихъ желаній, но въ часы уединенія онъ думалъ о семъ свт, которой былъ ему извстенъ по однимъ только книгамъ, и которой ему очень хотлось видть.
Въ одинъ вечеръ Теодоръ пришедъ въ свою комнату, хотлъ ложиться въ постель, потухающая лампада едва уже освщала его комнату, какъ вдругъ слышитъ тихой шорохъ, онъ оборачивается, смотритъ и примчаетъ вдали блое привидніе, которое удалялось съ поспшностію и весьма осторожно. Теодоръ стоялъ съ минуту какъ вкопаной, потомъ бросился къ привиднію, которое вдругъ изчезло, какъ изчезаетъ тьма при появленіи солнечныхъ лучей Тщетно ищетъ онъ везд — привидніе пропало, но двери были везд заперты.
Желая проникнуть сію тайну, онъ подходитъ къ лампад и хочетъ ее оправить, но она потухаетъ въ его рукахъ, и онъ остается въ самой глубочайшей темнот. Не смотря на свое безпокойство, онъ принужденъ былъ лечь въ постель, гд провелъ остатокъ ночи въ размышленіи о томъ, что видлъ. Явился день, но по его нетерпнію слишкомъ поздо, и какъ скоро можно было различитъ предметы, то онъ всталъ и возобновилъ свои поиски. Никакъ не могъ онъ найти отверстія, въ которое скрылось привидніе: наконецъ устав отъ безполезнаго своего исканія, онъ возвратился въ свою комнату, будучи разстроенъ душею и тломъ. Къ щастію Госпожа Феланзани не примтила его смущенія и не спросила о причин его, иначе бы объясненіе это стоило ему великаго труда.
На другой день вооружась шпагою, которая заране имъ была приготовлена, ознамрился онъ не спать цлую ночь, сидя подлъ стола, на которомъ находилась его лампада. Медленно слдовали часы одинъ за другимъ, и уже было боле полуночи, во онъ ничего еще не видалъ. Облокотившись на руку нечувствительно онъ заснулъ, и проснулся уже тогда, какъ тоже самое привидніе поцловало его. Поцлуй его показался Теодору чрезвычайно холоденъ. По движенію, которое сдлалъ онъ просыпаясь, привидніе поспшно удалилось и опять изчезло, такъ что онъ не зналъ, куда оно двалось.
Посл этого Теодоръ притворился, будто заснулъ снова, но полузакрытые глаза его съ безпокойствомъ, пробгали по разнымъ мстамъ комнаты. Не много спустя дверь отворилась и привидніе появилось снова. Отъ страха, или отъ другаго какого чувства сердце Теодорово билось такъ сильно, что онъ не могъ пошевелиться. Привидніе приближилось къ нему на нкоторое разстояніе, посмотрло на него пристально, сильно вздохнуло и пошло опять назадъ. Теодоръ, будучи вооруженъ шпагою, бросается къ нему, привидніе бжитъ къ двери, которая отворяется отъ руки его, и оно выходитъ. Теодоръ съ поспшностію преслдуетъ его въ темнот, останавливаетъ его, хочетъ поразить….. О чудо!….. въ рукъ его остается одинъ только эфесъ. Клинокъ изчезаетъ. Съ бшенствомъ бросаетъ онъ его, и схвативъ мнимое привидніе, хочетъ повалить его. Въ семъ ночномъ сраженіи онъ ощупываетъ члены, которые кажутся ему стольже хладны, какъ мраморъ.
Привидніе сильно защищается и хочетъ вырваться изъ рукъ его, ногамъ ихъ встрчается лстница, они колеблются, оба упадаютъ, но въ паденіи своемъ разлучаются. Теодоръ лежалъ безъ чувствъ отъ удара, ночной его противникъ приближается къ нему, кладетъ руку на его сердце, отъ которой онъ содрогается, цлуетъ его еще разъ и подобно молніи изчезаетъ. Пришедъ не много въ себя Теодоръ избитой, съ великимъ трудомъ встаетъ и хочетъ итти въ свою комнату, но онъ заблуждается и не можетъ найти ее. Наконецъ подымаясь и спускаясь по многимъ лстницамъ, вдругъ онъ очутился на террас передъ Госпожею Феланзани, которая проводила тутъ часть ночей, оплакивая свои нещастія, и въ семъ уединеніи находила пищу для своей меланхоліи и горести.
Что длаетъ мой Теодоръ въ такое время и въ такомъ мст, спросила она его смущеннымъ видомъ? Говори…’ Теодоръ, дрожа еще отъ ужаса, разсказываетъ ей о привидніи, при воспоминаніи котораго волосы его подымаются дыбомъ. Онъ думаетъ, что тетка его при семъ повствованіи будетъ дрожать…. Но какъ изумился, когда она съ такимъ суровымъ видомъ, какого онъ еще не видалъ на лиц ея, сказала ему слдующее, Теодоръ, не ужь ли ты почитаешь меня столь легковрною и безумною, что думаешь меня заставить врить своимъ баснямъ! Я запрещаю теб говорить объ этомъ! — Не уже ли ты думаешь наблюдать за моими поступками? Горе, горе теб, естьли ты будешь стараться проникнуть тайну, которая должна нкогда теб открыться, но только не теперь. Я ожидаю отъ милаго моего племянника услугъ, которыя отчаялась бы отъ него получить, естьлибъ сказанное было справедливо. Будетъ время, будешь время, которое можетъ быть уже не далеко, когда загадка теперешнихъ словъ моихъ теб объяснится. Поди отсюда и берегись, чтобъ никогда не приходить на эту террасу посл двенадцати часовъ ночи, иначе здсь твоя смерть. Смерть…. Повторило въ замк эхо, она задрожала, бросила вокругъ себя робкой взоръ и тихими шагами удалилась.
Съ помощію первыхъ лучей солнца Теодоръ возвратился въ свою комнату, гд провелъ цлой день, размышляя о вещахъ, поразившихъ его ночью, и о таинственныхъ словахъ своей тетки. Госпожа Феланзани целой день сидла, запершись въ своей комнатъ, и слдовательно онъ имлъ время предаться собственнымъ своимъ размышленіямъ.

ГЛАВА IV.

Записка.

Посл обда онъ опять возвратился въ свою комнату, и думалъ о привидніи, которое съ нсколькихъ дней ему является.— Вдругъ глаза его устремляются на бумагу, лежавшую на столъ, которой онъ до сихъ поръ еще не видалъ, онъ беретъ ее, развертываетъ и читаетъ слдующее:
‘Ежели Теодоръ хочетъ знать существо, которое онъ преслдовалъ сегоднишнюю ночь, то долженъ онъ общать сперва полную врность. Онъ не долженъ опасаться той, которая готова пожертвовать своего жизнію для его спасенія. Выстрлъ въ его комнат, сдланный какъбы по неосторожности будетъ знакомъ его согласія.’
Безъ подписи — сказалъ Teодоръ, прочитавъ записку — ‘нтъ нужды, продолжалъ онъ, помолчавъ не много, какая бы ни была эта тайна, я хочу открыть ее, потомъ схвативъ ружье, которое принесъ онъ еще поутру въ свою комнату, сказалъ громко, ‘Ангелъ или дьяволъ, существо невидимое или вещественное, прими общаніе, котораго ты требуешь. Сказавъ это, онъ спустилъ курокъ и эхо стараго замка повторило выстрлъ. При семъ звукъ, достигшемъ въ самыя глубокія подземныя жилища, Госпожа Феланзани тотъ часъ прибжала. Теодору легко можно было уврить ее, что выстрлъ сдлался отъ того, что онъ не осторожно чистилъ ружье, выдумка была похожа на правду, и Госпожа Феланзани поврила ей.
Она смотрла пристально на Теодора, который дрожалъ, боясь, чтобъ она не узнала причины выстрла, потомъ подошедъ къ нему и съ нжностію обнявъ его… я не буду длать, сказала она, моему Теодору новыхъ упрековъ за случай ныншней ночи, я уврена, что не сдлаетъ онъ въ другой разъ такого поступка, за которой я имю право быть на него въ неудовольствіи, онъ знаетъ, что я его люблю, прибавила она поцловавъ его, и что ищу одного только его щастія, знаетъ, что щастіемъ своимъ будетъ онъ обязанъ одной мн, что во всей природ не иметъ онъ ни съ кмъ связей кром меня, и что я одна для него все. Я не требую, не прошу больше ничего, кром неограниченной откровенности и послушанія, они составятъ его щастіе. Что касается до меня, продолжала она, подводя его къ окну, изъ котораго видно было поле, ‘я не могу боле надяться быть щастливою на земл, надежда, спокойствіе, щастіе — все пропало! посмотри въ поле, — всякая травка, цвтокъ, всякой листикъ, оживаетъ каждой годъ посл долгой и суровой зимы: но хладъ, которымъ покрыто мое сердце, потушилъ во мн надежду получить опять то щастіе, которое такъ скоро изчезло. Такъ мн нимъ надежды получить его въ этой жизни. Дай Богъ, чтобы хотя въ будущей была я шастливе….. Но я не смю надяться. Естьли я нахожу еще его на земли, то это въ томъ, чтобъ видть щастливымъ моего любезнаго Теодора. ‘Посл сихъ словъ глаза ея наполнились слезами, она отворотилась, чтобъ скрыть ихъ отъ своего племянника, но онъ ихъ примтилъ и самъ плакалъ.

ГЛАВА V.

Таинственное извстіе, что такое
Привидніе:— старой пустынникъ.

Амброзіо (такъ назывался старой управитель) въ это время возвратился въ замокъ: онъ тотчасъ пришелъ въ Теодорову комнату къ Госпож Феланзани. Государыня, кричалъ онъ съ нкоторою поспшностію, смшенною съ гнвомъ и страхомъ: мы открыты, Графъ Донъ Мориціо живъ…. О! небо вскричала она.— Онъ ходитъ около замка, продолжалъ Амброзіо, я видлъ его очень близко, не будучи имъ примченъ, и я точно увренъ, что это онъ. Можетъ быть ему показали ваше убжище, я боюсь, чтобъ вы, чтобъ жизнь ваша…. Амброзіо вдругъ остановился и не могъ продолжать. Госпожа Феланзани подумала не много, и потомъ сказала ему: ‘Амброзіо, принеси мои рапиры: посмотримъ Теодоръ, искусенъ ли ты, Teодоръ былъ побитъ.— ‘Это бы значило подвергать его опасности, продолжала она, и мщеніе мое пропало бы….. Теодоръ, я тебя оставляю, и можетъ быть никогда больше не увижу, но какъ бы долговременно ни было мое отсутствіе, я приказываю теб уважать почтеннаго Амброзіо также, какъ меня и исполнять вс его приказанія, какъ мои собственныя.’
Она сошла въ свою комнату, и чрезъ часъ посл того Теодоръ, которой стоялъ все еще у окна, увидлъ, что вороты замка отворились и въ нихъ выхалъ человкъ верхомъ, которой съ поспшностію удалился. Ворота затворились — и онъ не видалъ больше ничего.
Эти непонятные разговоры и разные случаи, которые скоро слдовали другъ за другомъ, изгладили изъ его памяти привидніе, и онъ хотлъ уже ложиться, какъ вдругъ увидлъ его подл своей постели. Теодоръ не могъ при семъ случа не почувствовать нкотораго ужаса, но онъ скоро ободрился, увидвъ въ немъ самую прекрасную двицу, которой ласковой и пріятной голосъ скоро достигъ до его сердца. Нкоторой тайной союзъ, казалось, соединялъ его съ нею: онъ смотрлъ и ничего не видалъ, слушалъ и ничего не слыхалъ, однимъ словомъ, онъ занимался только тою, которая представилась его взорамъ. Теодоръ, сказала она, ты конечно удивляешься, видя меня здсь. Но ты еще больше удивишься, узнавъ мои чувства.
Я полюбила тебя съ самаго того дня, какъ тебя увидлъ, полюбила также сильно. Какъ ненавижу одну женщину… Госпожу Феланзани, спросилъ Теодоръ?… Я не знаю ея имени, но съ тхъ самыхъ поръ, какъ я родилась, изъ женщинъ видла только ее одну, видла только для того, чтобъ получатъ отъ нее всякой день тысящу огорченій и кусокъ чернаго хлба, которой часто я омочала своими слезами. Я бы точно не перенесла этихъ мученій, естьлибъ Небо не послало мн на помощь Ангела утшителя въ одномъ почтенномъ человк.
Какъ бы то ни было, я говорю съ тобою въ первой разъ, но такъ въ теб уврена, что могу открыться въ тхъ нжныхъ чувствахъ, которыя ты во мн возбуждаешь, я хочу открыть теб свою тайну, и надюсь, что ты не употребишь во зло ни того ни другаго.
Пустынникъ, которой живетъ въ уединеніи среди утесовъ, на которыхъ возвышается этотъ замокъ, и которому, не знаю почему, извстно все расположеніе замка и вс потаенныя двери, нашелъ меня въ моей темниц, гд эта безчеловчная женщина содержитъ меня съ самаго моего младенчества, онъ сжалился надо мною, приносилъ мн пищу получше и особенно старался о моемъ воспитаніи, которое женщина эта пренебрегала. Онъ выучилъ отпирать меня нкоторыя старыя двери этого замка, въ чемъ есть особливая тайна. Твоя дверь конечно въ этомъ же числ. Онъ веллъ мн выходить только ночью, и стараться убгать тхъ комнатъ, въ которыхъ живутъ, я исполнила въ точности его приказаніе, и со мною ничего не случалось. Одинъ разъ однакожъ прогуливаясь на террас, которой подошву омываютъ воды Средиземнаго моря, увидла я свою тиранку, она стояла подл стны, и, казалось, въ глубокой задумчивости пристально смотрла на волны. Я скрылась отъ ея взоровъ, и ночныя мои прогулки съ тхъ поръ были на верху башни надъ твоею комнатою.
Въ одинъ день въ задумчивости отворила я твою дверь. Я подошла, — ты спалъ, увидла тебя и ощутила какое-то странное чувство. Я пришла въ твою комнату на другой день, на третій, всякой день привлекало меня какое-то удовольствіе, которому я не могла противиться. Я сказала объ этомъ своему благодтелю, которой сперва опорочивалъ мою склонность, и сказалъ мн, что въ домъ называютъ тебя племянникомъ той, которая поступала со мною такъ жестоко. Наконецъ, любовь возторжествовала надъ его мудрыми совтами, — я продолжала мои ночныя посщенія. Ты меня увидлъ, въ первой разъ я испугалась тебя и убжала. Днемъ просила я своего покровителя, чтобъ онъ осмотрлъ твою комнату, онъ увидлъ твою шпагу, боялся слдствій и искустнымъ образомъ вынулъ клинокъ. Ночью я пришла опять, ты меня преслдовалъ, и безъ его предсторожности тутъ была бы моя смерть. Твое паденіе меня испугало, я боялась, чтобъ ты не ушибся и ушла отъ тебя тогда уже, когда уврилась въ противномъ. Чтобъ избгнуть новыхъ опасностей, ршилась я открыться, теперь желаніе мое исполнилось. Я щастлива, я подл Теодора и могу свободно говорить ему.
Какъ изумился Теодоръ при этомъ невинномъ признаніи! Нсколько сосднихъ крестьянокъ и Госпожа Феланзани, тетка его, вотъ вс женщины, которыхъ онъ до этого дня видлъ. Красота незнакомки его была не такъ разительна, какъ Госпожи Феланзани, но она была также мила и чувствительна, на лиц ея видны были слды той пріятной задумчивости, которыми украшалась физіогномія Госпожи Феланзани, съ тою только разницей, что въ ней не видно было той строгости, которая отъ непрерывныхъ нещастій видна была на лиц послдней. Безо всякаго принужденія сердце Теодорово покорилось любезному привиднію. Въ тхъ лтахъ, когда чувства начинаютъ обнаруживаться, душа его только искала предмета, которой былъ бы достоимъ ея вниманія, она нашла его — и полюбила эту милую, невинную двушку. Въ одинъ часъ уже былъ онъ влюбленъ съ нее страстно. Начинало разсвтать и имъ должно было разстаться. Теодоръ легъ опять въ постель и думалъ только о своей прекрасной.

ГЛАВА VI.

Размышленія, — новое свиданіе.

Теодоръ проснулся — и Амброзіо былъ уже въ его комнат. Нетерпніе и безпокойство изображались на лиц его, онъ спросилъ, не иметъ ли Теодоръ въ чемъ нибудь нужды, теб не льзя выходить изъ своей комнаты, присовокупилъ онъ наконецъ и съ скоростію удалился.
Страсть, которая овладла сердцемъ Теодора, не позволяла ему заняться обыкновенными его упражненіями, цлой день провелъ онъ у окна, думая о любви своей. Шумъ и волненіе, которые происходили внутри замка, ни мало не занимали его, воображеніе его невольно занималось милою незнакомкою, ночью долженъ онъ былъ ее видть, и ночь не такъ скоро наступала, какъ бы ему хотлось.
Наконецъ онъ дождался вожделнной минуты, — и милая его красавица явилась сопровождаемая почтеннымъ старцемъ. Нсколько сдыхъ волосъ покрывали чело его, блистающее всми добродтелями, почтенная борода его досязала его груди. Теодоръ открылъ ему свое любопытство въ разсужденіи всего, что казалось ему страннымъ и заслуживающимъ его вниманія.— Старикъ удовлетворилъ, сколько могъ, его вопросамъ. Наконецъ, когда спросилъ его, что могло заставить его жить въ такой дикой пустын? старикъ отвчалъ: ‘злоба людей, доброй молодой человкъ, злоба людей’ которой можешь быть ты не испыталъ.
Я единственной наслдникъ одной почтенной фамиліи, почтенной по своимъ добродтелямъ и знатности, извстной своими нещастіями. Естьли исторія моихъ нещастій не можетъ быть вамъ полезною, то по крайней мръ она васъ научитъ знать людей, но прежде, нежели начну я свою повсть, нужно мн собраться съ мыслями и укрпить свое сердце… Завтра удовольствую я ваше любопытство, эта отсрочка мн нужна. Между тмъ знайте, что я былъ настоящій хозяинъ этого замка, и что для меня не трудно сюда входить, потому что мн только одному извстны вс тайные замки здшнихъ дверей.
Нсколько лтъ назадъ не время моей отлучки жадные мои родственники и все мое нещастное семейство почли меня погибшимъ, и не желая обстоятельне обо мн развдывать, воспользовались моимъ имніемъ. Госпожа Феланзани купила у нихъ этотъ замокъ… Но скоро начнетъ разсвтать, — и такъ до завтра. ‘Сказавъ эти слова, онъ удалился вмст съ молодою двушкою, а Теодоръ не раздваясь, бросился въ свою постель.

Г Я А B А VII.

Новая непонятность. — Ужасъ.

Онъ началъ засыпать уже на разсвт, и едва заснулъ, какъ вдругъ услышалъ, что у воротъ кто-то сильно стучался. Онъ подбжалъ къ окну, и увидлъ того-же самаго человка, которой за два дни передъ тмъ ухалъ изъ замка, и котораго онъ точно почиталъ Госпожею Феланзани. Спустя нсколько минутъ выхалъ изъ замка Амброзіо и за нимъ оба лакея, они поскакали по той дорог, которая вела къ лсу, и въ густот его скоро пропали. Не больше, какъ черезъ часъ, Госпожа Феланзани пришла къ нему въ комнату. Она обняла его и съ нжностію прижимая его: ‘я отомщена и отмстила за моего Теодора.’ Какъ это! спросилъ Теодоръ… Ты скоро все узнаешь: отвчала она, и ты увидишь, какъ много тебя любитъ твоя ма…. тетка…. Она побжала на встрчу къ Амброзіо, которой показался на лугу,
Онъ везъ на своей лошади раненаго человка, оба лакя за нимъ слдовали. Вдали гнались за ними нсколько человкъ верхомъ. При приближеніи Амброзіо, ворота отворились, но какъ скоро онъ въхалъ на дворъ, то они опять были заперты. Нсколько выстрловъ со стны разсяли гнавшихся, скоро они удалились съ ужасными угрозами.
Теодору принесли обдать въ его комнату, ему не велно было выходить изъ нее. Пустынникъ пришелъ къ нему, какъ скоро наступила ночь, и сказалъ, что молодая незнакомка его еще не приходила. Они ждали ее до двухъ часовъ утра, но напрасно. Тогда узнавъ отъ старика, что темница, въ которой она была заключена, должна имть отверстіе на террасу, он простился съ нимъ, и не смотря на запрещеніе Госпожи Феланзани, побжалъ туда, чтобъ узнать о той, которую любилъ онъ больше самаго себя. Онъ пересмотрлъ вс подземныя отверстія, но все безъ пользы, наконецъ услышалъ онъ слабый голос, которой называлъ его по имяни, онъ побжалъ на этотъ голосъ и нашелъ нещастную свою незнакомку подл окна, которое было на ровн съ землею, такъ что его со всмъ не льзя примтить.
Двушка сказала ему, что днемъ придлали новой замокъ къ ея двери, и что она не могла никакъ его отпереть, почему заключала, что узнали объ ея ночныхъ прогулкахъ. Между тмъ, какъ они разговаривали и выдумывали способы, чтобъ имъ видться, показалась Госпожа Феланзани, она шла съ скоростію. Пораженный ея внезапнымъ появленіемъ Теодоръ почти безъ чувствъ упалъ на землю. Госпожа Феланзани прошла мимо его, она говорила сквозь зубы, глаза ея были мутны и не подвижны…..
Видъ ея былъ ужасенъ. ‘Приближилась минута мщенія, сказала она, не примтивъ Теодора.’ Она уже приближилась: вроломный долженъ умереть, и ты также отъ безчеловчной измны — и ты также должна умереть….’ Сказавъ сіи слова, она поворотила въ другую сторону. Теодоръ былъ увренъ, что тетка его не примтила, но онъ весьма опасался, чтобъ не приключилось чего нибудь его любезной, къ которой по его догадкамъ должны относиться послднія слова Госпожи Феланзани.
Молодая его пріятельница разсказала ему дорогу, которая вела въ пустыню, и онъ побжалъ просишь у старика совта: не безпокойся объ ней, сказалъ онъ, и возвратись въ свою комнату. Я собью замки, которыми она заперта, и въ случа опасности спасу ее. У меня еще кое что осталось отъ моего прежняго богатства, съ нею ршусь я возвратишься опять въ волнуемое море свта. Въ такомъ случа не старайся спасти свою любовницу — ты себя этимъ погубишь. При малйшей опасности бги отсюда въ Мессину, въ трактир Коронованной главы спроси Графа Сен-Марка, и ты врно тамъ найдешь меня съ моею молодою воспитанницею.
По нкоторымъ слухамъ, которые дошли до меня чрезъ сосднихъ крестьянъ, я думаю, что туча, которая собирается надъ твоею теткою, скоро обрушится. На нее тайно жалуются, подозрваютъ ее, и даже обвиняютъ въ великихъ злодйствахъ…. Я не намренъ объ ней судить… Но этиже крестьяне сказывали, что вчера она увезла съ собою полумертваго Гишпанскаго посланника, находящагося при Сицилійскомъ Корол.
Приказанія даны самыя строгія и черезъ нсколько дней должна быть найдена Госпожа Феланзани и вс живущіе съ нею въ замк должны спасаться.
Отдай эту записку своей тетк, скажи ей, что бумажка была привязана къ камню, которой бросили на террасу. Хорошо, естьли она воспользуется этимъ совтомъ!
Уже было очень свтло, Теодоръ съ поспшностію возвратился въ замокъ. Онъ примтилъ везд такое смятеніе, какого до сихъ поръ не было въ этомъ жилищ тишины и уединенія, ходили, бгали, и хотя онъ всхъ спрашивалъ, но никто не отвчалъ на его вопросы, это приводило его часъ отъ часу въ большее безпокойство, онъ боялся, чтобъ эти приготовленія не были опасны для его любезной. Все приводило его въ ужас, онъ былъ въ чрезвычайномъ безпокойств, и ожидалъ съ нетерпніемъ минуты, которая должна была ршить вс его сомннія.
Онъ желалъ бы спасти ту, которую любилъ больше своей жизни, онъ желалъ также щастія той, которой обязанъ своимъ воспитаніемъ, и для того не медля отнесъ своей тетк записку, полученную отъ пустынника, сказавъ ей, что она была привязана къ камню, которой упалъ къ его ногамъ, когда онъ прогуливался. Лишь только начала она читать, то вдругъ вскричала ‘они хотятъ сдлать это насильно! Гм!!!! Я не боюсь, они только ускорятъ минуту и слдствія моего мщенія: Ступай за мною Теодоръ, наконецъ узнаешь ты тайну, которая была отъ тебя скрыта съ самаго твоего младенчества….. Отъ твоей ршимости будешь зависть и мое щастіе, любовь моя, или ненависть.’ Она кликнула Амброзіо и сказала ему, ‘запри хорошенько вс двери замка и не пускай никого, естьли кто покажется на лугу, то скоре приди мн сказать.’ Отдавъ это приказаніе, взяла Теодора за руку, повела его въ свою комнату, посадила подлъ себя, и посмотрвъ на него пристально, начала говорить слдующее.

ГЛАВА VIII.

Исторія Госпожи Феланзани.
Странное воспитаніе — любовь.

Горестныя воспоминанія возобновитесь въ мысляхъ моихъ! Дни страха и ужаса, дни пороковъ! предстаньте глазамъ моимъ!!!!А ты мой Боже! ты, которой одинъ только знаешь то, что привязываетъ меня къ жизни — ты, которой сквозь мракъ моихъ преступленій видишь мою душу, дай мн столько твердости, чтобъ я могла еще вспомнить прошедшее, чтобъ могла заставить говорить то существо, котораго уже нтъ на свт! Покажи мн, что я невинна???? Ахъ….. съ рукъ каплетъ кровь….. Сицилія не отечество мое, Гишпанія видла мое рожденіе, Гишпанія видла мои нещастія — и я удалилась изъ нея навсегда…. Я произошла отъ благородной крови Графовъ Монте-Маіоровъ, но къ чему служитъ порода, ежели она не доставляетъ намъ щастія!… Сынъ и дв дочери составляли все семейство моего отца. Къ нещастію мы лишились матери, будучи еще очень молоды, и хотя отецъ нашъ своими попеченіями заставилъ насъ забыть, что у насъ не было ее, однакожъ смерть ея была причиною всхъ нещастій, которыя насъ поразили, можетъ быть наставленія ея предостереглибы насъ… Теодоръ, ты долженъ ко мн имть чувства сыновнія… Я была теб вмсто матери, вмсто самой нжной матери, чтобы ты ни чувствовалъ при моемъ повствованіи, не пренебрегай, не кляни нещастную, которая была рождена для добродтели, была обманута, и теперь существуетъ только для тебя… и для мщенія, прибавила она въ полголосъ…
Я не могу не отдать справедливости достоинствамъ сестры моей, и такъ какъ ее теперь уже нтъ на свтъ, то я забываю ея недостатки, вины и… ея тихой и задумчивой нравъ поселилъ во мн и брат моемъ невольное къ ней отвращеніе, которое конечно произходило отъ разныхъ нашихъ характеровъ. Мы оба были веселы и рзвы. Будучи боле соединены дружбою, нежели союзомъ родства, имя одинакіе вкусы и одни почти желанія, мы рдко разлучались, и видали сестру только во время обда. Привычка, которую имла я съ самаго ребячества, чтобъ не разлучаться съ моимъ любезнымъ братомъ, была причиною, что я получила воспитаніе несродное моему полу, я также скоро узнала, какъ и онъ, вс тлесныя упражненія молодыхъ людей, а особливо успла я въ фектованіи, въ этомъ благородномъ и опасномъ искусств я взяла надъ нимъ такое преимущество, что онъ часто за то на меня досадывалъ.
Отцу моему пріятно было наше дружество. Иногда онъ бралъ рапиру, бился со мною и помиралъ со смху отъ того, что ребенокъ побивалъ его. Онъ еще не зналъ также, какъ и я, до какой степени это пагубное искусство будетъ мн нужно и опасно.
Я не стану разсказывать теб о всхъ подробностяхъ моей молодости. Но опишу теб тотъ случай, которой ршилъ судьбу моей жизни. Донъ-Мориціо Херубинъ дель Вилласъ, двоюродный нашъ братъ, получилъ отъ моего отца позволеніе пріхать на зиму въ Монтемаіорской замокъ, гд мы обыкновенно жили. Онъ былъ молодъ, хорошъ собою, веселъ и любезенъ. Я полюбила его и примтила, что онъ былъ также ко мн не равнодушенъ. Онъ полюбилъ меня, скоро потомъ обожалъ страстно и открылся мн въ этомъ. Я приняла это объясненіе со всей Гишпанскою важностію, но глаза мои не соотвтствовади суровости моего отвта, онъ воспользовался этимъ, продолжалъ свои исканія и наконецъ принудилъ меня открыться въ моихъ чувствахъ. Будучи твердо увренъ въ любви моей, онъ клялся вчно быть мн врнымъ… Можетъ быть злодй тогда уже думалъ объ измн!… Подлой обольститель! для чего сдлалъ ты меня нещастною? Анселина, которая видла у ногъ своихъ всю Гишпанію, Анселина принуждена была испытать измну!.. Ахъ нещастная!… Уврясь въ моихъ чувствахъ, требовалъ онъ у меня согласія открыться во всемъ моему отцу, я согласилась, и онъ просилъ у него руки моей. Графъ съ удовольствіемъ принялъ его предложеніе. Семейства наши были между собою согласны и бракъ нашъ долженъ былъ сдлаться новымъ узломъ между ими, дло было ршено и положено было черезъ годъ быть свадьб.

ГЛАВА IX.

Продолженіе исторіи Госпожи
Феланзани — Буря, случай.

Будущій супругъ мой не оставлялъ меня ни на минуту. Пылая ко мн любовію, онъ раздлялъ со мною вс мои занятія, вс забавы и отличился во всхъ нашихъ играхъ и упражненіяхъ. Я гордилась такимъ любовникомъ, такимъ супругомъ, и предпочитала его всей вселенной. Братъ мой находилъ его гордымъ и дерзкимъ, но прощалъ ему эти пороки, какъ супругу сестры, нжно имъ любимой, и видлъ въ немъ только любезнаго своего родственника. Одинъ разъ собрались мы на охоту. Время было хорошо и восходящее солнце общало прекрасной день. Мы взяли съ собою ружья, сти и весь снарядъ, нужной къ сраженію съ дикими жителями лсовъ. Донъ Мориціо наблюдалъ вс мои движенія, мы вмст гнались за легкимъ оленемъ и боязливымъ зайцемъ. Эхо отзывалось воинскимъ звукомъ охотничьихъ роговъ, и лошади наши, казалось, ржаньемъ своимъ хотли показать, что и он также чувствуютъ то удовольствіе, которое всхъ насъ одушевляло. Вдругъ небо помрачается. Южные втры наносятъ густыя тучи, дождь льется ручьями и надъ головами нашими раздаются страшные удары грома, и разсваютъ насъ всхъ въ разныя стороны.
Лошадь моя испугавшись молніи, которая по случаю зажгла недалеко отъ меня стоящее дерево, закусила удила и помчалась сквозь лсъ. Въ страхъ своемъ она перепрыгивала черезъ кусты, и чмъ дале бжала, тмъ больше умножался страхъ ея, надобно было имть мою привычку и умніе, чтобъ усидть на ней на все это время. Наконецъ она ударилась головою о дерево и упала мертвая. Къ щастію успла я соскачить съ нее, въ противномъ случа она бы меня зашибла, въ безпамятств своемъ упала я на траву. Не помню, какъ долго была я въ этомъ состояніи: но опамятовавшись увидла себя въ объятіяхъ милаго Дона Мориціо, которой осыпалъ меня пламенными поцлуями. Я была вся въ грязи и крови, чувствовала ужасную боль, и приписывала ее сильному моему паденію. Съ великимъ трудомъ довезъ онъ меня до замка, гд мн подали самую скорую помощь. Во время болзни моей Донъ Мориціо не отходилъ отъ моей постели, и въ одномъ любовномъ объясненіи онъ признался мн, что слдуя за мной во время бури, онъ нашелъ меня умирающую, и что будучи изъ себя отъ горести и любви, отчаявшись возвратить мн жизнь, онъ употребилъ во зло мое состояніе и обезчестилъ меня.
Я любила его, онъ длалъ мн такія увренія въ вчной любви, что я охотно его простила, и думая о его поступк, тайно радовалась тмъ, что я гораздо врне принадлежала ему. Вскор посл того новый узелъ соединилъ насъ, я почувствовала, что имла уже подъ сердцемъ залогъ нашей любви. Хотя бракъ уже былъ назначенъ, но отецъ мой, будучи гордый и строгой Кастилланецъ, можетъ быть не простилъ бы нашей невольной вины, и такъ должно ее было скрывать отъ него, и мы выдумывали для этого способъ.
Судьба помогла намъ выйти изъ опасности. Графиня Вилла Серви, сестра моего отца, будучи больна посл смерти своего мужа, бывшаго Итальянскаго Князя, просила отца моего, чтобъ онъ прислалъ къ ней одну изъ дочерей своихъ. Мы сдлали съ Дономъ Мориціо такъ, что выборъ палъ на меня, и я похала съ Амброзіо, которой былъ повреннымъ моего отца.
Я знала привязанность этого усерднаго и врнаго слуги, и потому не усомнилась поручить ему жизнь и щастіе свое. Я открыла ему свое положеніе, и благодаря его стараніямъ и осторожности, родила сына не дохавъ еще до мста, такъ что никто изъ людей моихъ этого не примтилъ. Онъ взялъ на свои руки милое дитя и отдалъ его кормить одной крестьянк, которая жила не далеко отъ замка моей тетки.
Мн легко было оправдаться въ томъ, что я не скоро пріхала, причинами этому были, по словамъ моимъ, болзнь, худая дорога, сильная буря и множество другихъ еще обстоятельствъ. Никто въ этомъ не сомнвался, тетка съ охотою мн простила — и все было забыто.
Всякой день, какъ будто для прогулки я уговаривала свою тетку итти въ поле — въ ближнюю деревню, и почти всякой разъ будучи привлекаема голосомъ природы, приводила ее къ моему сыну, котораго называли найденышемъ, она любила его почти также, какъ и я.
Время нашей свадьбы приближалось, я писала объ этомъ къ моему отцу, которой мн отвчалъ, что я поступлю безчеловчно, ежели оставлю сестру его въ такомъ состояніи. Въ самомъ дл эта любезная женщина примтно съдаема была горестію и мало помалу потухала. На моихъ рукахъ уснула она кроткимъ, вчнымъ сномъ, препоручивъ мн мальчика, которой былъ столько ей любезенъ, и о которомъ не знали, что онъ ей такъ близокъ….. Посуди Теодоръ, посуди общала ли я умирающей — любишь его. По смерти своей сдлала она меня наслдницею своей фамиліи, своего имнія, и я стала Графинею. Съ радостію увидла я себя госпожею безчисленнаго имнія, я надялась отдать его моему супругу…… Однако съ нкотораго времени тайное безпокойство тревожило меня: письма моего любезнаго Дона Мориціо становились день отъ дня рже и холодне, это меня испугало, и я тотчасъ же ршилась хать къ моему отцу. Садясь въ карету, получаю я письмо… ужасное письмо, которое разрушило на вкъ щастіе моей жизни.

ГЛАВА X.

Продолженіе исторіи госпожи
Феланзани: Ударъ, измна, похищеніе.

Вотъ это письмо, которое было причиною столькихъ преступленій и слезъ…. Сказавъ сіи слова, Госпожа Феланзани дала Теодору измятое письмо, въ которомъ вс почти слова были смыты ея слезами, потомъ отворивъ дверь на террасу, она вышла вонъ и оставила его на минуту одного. Онъ воспользовался этимъ временемъ и прочиталъ письмо, которое было слдующаго содержанія:
Любезная Ангелія!
‘Я долженъ теб сообщить самую печальную новость. Она приведетъ тебя въ изумленіе, но что длать? Люди всегда были непостоянны… Донъ Мориціо Херубинъ дель Вилласъ, твой будущій супругъ, уже боле тебя нелюбитъ, отсутствіе истребило тебя изъ его памяти, другой предметъ замнилъ твое мсто съ его сердц. Онъ мн въ этомъ открылся и просилъ руки сестры твоей Эмиліи. Будучи раздраженъ такой измною, я отказалъ ему. Но дочь моя бросилась къ ногамъ моимъ, и сказала, что отъ этого будетъ зависитъ щастіе ея жизни. Чувствительное мое сердце не могло имъ сопротивляться, я простилъ и согласился……
‘Вооружись твердостію, забудь неблагодарнаго, и почитай его своимъ другомъ, своимъ братомъ. Побудь нсколько у моей сестры, отсутствіе изгладитъ его изъ твоей памяти.
Прости! докажи, что ты достойна быть дочерью Графа Мантемаіора.
Въ эту минуту Госпожа Феланзани возвратилась назадъ, глаза ея были заплаканы, она взяла писмо, положила его къ своему сердцу и продолжала такимъ образомъ:
Прочитавъ письмо, я упала въ обморокъ. Человкъ, которой мн привезъ его, закричалъ, Амброзіо прибжалъ на его голосъ, увидлъ на полу бумагу, онъ прочиталъ ее, и по содержанію тотчасъ узналъ о причин положенія, въ которомъ я была. Онъ старался подать мн помощь, но вс старанія его были тщетны, и я пришла въ себя спустя уже два часа. Первой мой вопросъ былъ о письм: мн его подали, не уронивъ ни одной слезы, прочитала я его и положила къ моему сердцу.
Жестокое пламя возгорлось въ груди моей, оно пожигало всю мою внутренность, и я не старалась утушить его, я ршилась непремнно умертвить себя. Амброзіо, врной Амброзіо, зналъ мое сердце, онъ мн показалъ моего сына и видъ его, хотя горестный, заставилъ меня перемнить мое намреніе. Я осталась жива для бднаго сироты, оставленнаго при самомъ рожденіи безчеловчнымъ отцомъ — осталась жить для мщенія.
Мщеніе!….. Я произнесла это слово — и все еще любила неврнаго….. Намреніе мое ясно это доказывало…. Естьли только одно отсутствіе изгладило меня изъ его памяти, то возвращеніе мое и видъ сына, врно пробудятъ въ немъ чувство прежней любви, я принужу его снова отдать мн свое сердце, мы удалимся въ какое нибудь тихое убжище и будемъ жить щастливо — я прощу его минутную неврность.’ Я восхищалась своимъ планомъ и была уврена въ его исполненіи. Приготовленія къ моему отъзду тотчасъ же были сдланы, нетерпніе мое не давало имъ долго продолжаться. Я собрала, сколько могла, изъ наслдства, доставшагося мн посл тетки, и намрена была употребить это для будущаго нашего хозяйства, все остальное поручила я въ управленіе одному врному человку, а сама, имя довольно денегъ, отправилась въ Остію съ моимъ сыномъ, Амброзіо и тремя лакями изъ Итальянцовъ, которые были мн очень преданы.
Каждая минута казалась мн самымъ продолжительнымъ часомъ, и хотя дорога наша шла довольна хорошо, но мн все казалось, что мы демъ тихо, воображеніе мое представляло мн любезнаго Дока Мориціо все еще нжнымъ, врнымъ, раскаявшимся при вид своего сына, безпрестанно слдующимъ за мною и убгающимъ того союза, которой я проклинала,
Пріхавъ въ Виленцію, увдомила я своего отца о смерти его сестры и о моемъ прізд, потомъ поручивъ Амброзіо сына и все мое имніе, похала я въ провожаніи трехъ моихъ слугъ въ Монтемаіоръ, куда влекло меня мое сердце. Пламенное желаніе, которое имла я увидть любезнаго моего брата, батюшку и больше всего Дона Мориціо, не позволяло мн останавливаться дорогою. Я хала днемъ и ночью и была уж не далеко отъ Олкалы, за нсколько милъ отъ моей цли, какъ вдругъ десять человкъ маскированныхъ выскочивъ изъ лсу, окружили мою карету.
Кучеръ мой хотлъ отъ нихъ ухать, но его ранили изъ пистолета въ плечо — и онъ упалъ подъ ноги къ лошадямъ. Люди мои противились нсколько времени, хотя они были худо вооружены. Наконецъ должно было уступить. Одинъ изъ нихъ тутъ же умеръ, будучи въ мстахъ четырехъ раненъ, другаго они схватили и обезоружили, а третей хотя былъ легко раненъ, но усплъ скрыться отъ нихъ и его никакъ не могли догнать. Наконецъ уставъ отъ напрасныхъ поисковъ, разбойники окружили карету: одинъ изъ нихъ слъ вмсто кучера, котораго они оставили умирающаго на дорогъ, и поскакали совсмъ не тою дорогою, которою я хала.
Посл двухъ — суточной зды я узнала, что мы были въ горахъ Сіерры Морены, мысли мои такъ были смущены, что я не знала что подумать: однако карета все еще продолжала хать, и я не надялась ни откуда получить помощи.
Наконецъ мы пріхали къ одному небогатому дому. Тутъ карета остановилась, одинъ изъ разбойниковъ постучалъ и двери отворились. Меня вынули изъ кареты и отвели въ подземную темницу, гд я, правду сказать, нашла все нужное для жизни, но гд у меня была отнята надежда получить вольность и даже дневной свтъ.
Я спрашивала проводниковъ, кто они и что хотятъ со мною длать, не ни одинъ мн не отвчалъ, и я была въ ужасной нершимости между жизнію и смертію…… Горестное состояніе!….. разлучена съ тмъ, что для меня было дороже всего на свт….. Лишена сына и супруга. Я потеряла всю надежду….. ожидала смерти!…. Она была бы для меня величайшимъ благодяніемъ…. Сколькихъ горестей и пороковъ избавилась бы я сею смертію…… Чистая, безпорочная душа моя, освобожденная отъ земныхъ оковъ, обитала бы теперь съ ндр Творца своего, не будучи осквернена пороками, которые безпрестанно пожираютъ ее….. Ахъ!… по крайней мръ я бы не обагрила кровію рукъ своихъ!……

ГЛАВА XI.

Продолженіе повсти Госпожи Феланзани.
Лучь свта, жестокость.

Я провела нсколько дней въ этомъ мучительномъ состояніи, не слыхавъ ни слова отъ того, кто мн приносилъ пищу, будучи окружена вчнымъ молчаніемъ, я не могла узнать своей судьбы.
Нкоторой лучь правдоподобія блеснулъ въ глазахъ моихъ и умножилъ мое отчаяніе, я вспомнила, что у жестокаго Дона Мориціо былъ домъ по среди Сіерры Морены. Я узнала эти горы по ихъ разнообразію, а особливо по безплоднымъ мстамъ, черезъ которыя меня провозили. Я почти не сомнвалась, что неврный опасаясь гнва оскорбленной Гишпанки, лишилъ меня вольности….. Въ самомъ длъ какіе еще большіе признаки нужны были для этого?… Разбойники, которые бы желали воспользоваться моимъ имніемъ, врно лишили бы меня и жизни… Я открыла свои догадки моему тюремщику, которой, казалось, этимъ смутился, и не отвчавъ ни слова, ушелъ отъ меня скоре обыкновеннаго, этотъ выходъ подтвердилъ мое подозрніе и не долго оставалось дожидаться того, чтобъ совершенно въ этомъ увриться.
Неврный Мориціо видя, что я не обманывалась въ своихъ заключеніяхъ, почелъ за лишнее доле скрываться. Извергъ осмлился предстать предъ меня съ злобною и торжествующею улыбкою, онъ ругался надъ моими нещастіями — онъ, который былъ единственною ихъ причиною!…..
Анселина, сказалъ онъ мн съ насмшливымъ видомъ, на что мн боле скрываться, я знаю, что ты ршилась бы мн мстить: но я взялъ вс предосторожности, чтобъ избавиться отъ твоего бшенства. Эта темница должна быть твоимъ гробомъ, примолвилъ онъ съ строгимъ видомъ, однако со всмъ тмъ ты можешь отсюда выйти на одномъ условіи, только на одномъ…. Семейство твое почитаетъ тебя умершею подъ ударами злодевъ, откажись отъ своей фамиліи и оставь своихъ родныхъ въ этомъ заблужденіи, подпиши это условіе, которымъ ты должна уступить все свое имніе сестр твоей, и этотъ свадебной уговоръ съ Педро моимъ человкомъ и соверши теперь же этотъ бракъ, все для этого готово, и пожжай съ своимъ мужемъ въ Индію, гд я ему пріискалъ хорошее мсто.
Сіе предложеніе можетъ быть для тебя очень выгодно, естьли ты отложишь свою гордость, которая теперь со всмъ не къ стати. Повинуйся! этою только цною можешь ты купить свободу, мое почтеніе и дружбу, которую я всегда къ теб имлъ. Сдлай мн это пожертвованіе, оно мн необходимо нужно. Я требую отъ тебя послдняго доказательства твоей ко мн любви, въ которой ты клялась мн. Смотри! Донъ Мориціо у ногъ твоихъ! Онъ еще проситъ тебя, когда бы могъ приказывать.
Первое движеніе моего сердца былъ гнвъ, презрніе и ненависть начинали заступать во мн мсто любви и нжности, я хотла было ихъ обнаружить предъ нимъ, но вспомнивъ о моемъ сын, я скрыла невольныя свои чувствованія, и не смотря на мою справедливую гордость, со слезами и въ самомъ трогательномъ вид бросилась къ ногамъ его: ‘какъ! Донъ Moриціо! вскричала я, ты осмливаешься сдлать мн такое подлое предложеніе? Не ужели незнаешь ты, что въ жилахъ моихъ течетъ священная кровь фамилія Монтемаіоровъ, которая была соединена съ нашими Государями? Неужели незнаешь, что ты мой супругъ и принадлежишь мн по всмъ правамъ природы, что теб обязана я нещастіемъ быть матерью, и какъ ни поносно это имя, но я все еще люблю жестокаго, неврнаго Мориціо? …— Ты мать? сказалъ онъ мн съ удивленіемъ.— Да, жестокой! Не ужели ты такъ легко могъ забыть тотъ злополучный день, когда стихіи вмст съ тобою соединились для моей погибели?… Разв ты забылъ, что я для этого только разсталась съ отцемъ моимъ?… И ты хочешь принудить мать твоего Теодора быть супругою подлаго слуги!
Какъ! вскричалъ Теодоръ, перервавъ ее съ живостію, я вашъ сынъ… я сынъ игрока и безславія?…— Сынъ мой, любезной сынъ, сказала Госпожа Феланзани обнявъ его, не ты долженъ стыдиться своего рожденія, но отецъ твой, онъ долженъ бы обвинять тебя во всемъ, мать твоя нещастна: но всегда была невинна…. Говоря это, она прижимала его съ нжностію къ своему сердцу, казалось, что невольное ея признаніе было новымъ союзомъ, которымъ она привязывалась къ нему еще боле прежняго, она радовалась, выговаривая имя сына и слыша, что онъ называетъ ее пріятнымъ именемъ матери, и за всякое слово награждала его поцлуями. Наконецъ вырвавшись изъ его объятій, она продолжала свою повсть.

ГЛАВА XII.

Продолженіе повсти Госпожи Феланзани.
Ужасной приговоръ,— мученія.

Донъ Мориціо вышелъ въ смущеніи, но на другой день опять явился. Онъ былъ такъ жестокъ, такъ дерзокъ, что возобновилъ мн безстыдныя свои предложенія. Но я ужъ боле не щадила его, и говорила все, что гнвъ и отчаяніе вдохнули въ оскорбленное мое сердце. Видя, что ни прозьбы, ни угрозы не имютъ надо мною дйствія, и что ему должно потерять надежду получить то, чего ему хотлось, онъ прибгнулъ къ послднему способу и сказалъ мн: ‘твой Теодоръ въ моихъ рукахъ (при этихъ словахъ я невольно содрогнулась) и естьли ты сію же минуту не согласишься на то, чего я требую, то смерть его…— Стой, стой, вскричала я вн себя, я готова подписать все, но спаси, спаси моего сына… Я была уже готова подписать свой постыдной приговоръ, какъ вдругъ пришло мн на мысль, что въ такое короткое время сынъ мой, которой оставался въ Валенціи, не могъ попасться Дону Мориціо, сверхъ того, естьлибъ онъ былъ въ его рукахъ, Мориціо показалъ бы мн его, чтобъ тмъ скоре достигнуть своей цли, или по крайней мр онъ назвалъ по имяни Амброзіо… Все это въ одну минуту представилось моему воображенію, я бросила съ презрніемъ перо и сказала: нтъ нтъ, я не подпишу своего униженія, своего безчестія, скоре соглашусь я умереть!.. Извергъ снова употребилъ ласку и угрозы, чтобъ заставить меня подписать то, чего ему хотлось, наконецъ взбсившись на меня за мое упорство, сказалъ онъ страшнымъ голосомъ: и такъ умри же!… однако ты можешь еще остаться живою, естьли бросишь свою гордость… Я оставляю здсь эту бумагу, я увренъ, что ты ее подпишешь, когда почувствуешь ужасныя мученія голода. Теб не прежде принесутъ сть, какъ тогда, когда будешь согласна. Прости… Повиновеніе — или смерть… Я умру, вскричала я умру, естьли это должно, но никогда не буду столько подлою, съ этими словами схватила я условіе и изодрала его въ клочки!— Такъ умриже! вскричалъ онъ — и ужасные запоры заскрипли. Какія мученія! какія страданія терпла я!… Едва прошли сутки, какъ ужасная жажда начала меня мучить, отъ жара едва могла я переводишь духъ, и вмст съ воздухомъ, казалось, вдыхала въ себя огонь, которой пожиралъ мою внутренность, все вокругъ меня представлялось мн пылающимъ, воображеніе мое переселяло меня на берегъ ручья, я приближала губы свои къ его обманчивымъ струямъ, но они были также горячи. Скоро посл того я упавъ въ отчаяніи на землю и съ бшенствомъ глотала ее!…
Ахъ! естьлибъ въ эту ужасную минуту варваръ явился предо мною, я бы, кажется, на все согласилась, все бы подписала за одинъ стаканъ воды, только за одинъ стаканъ! Я бы, кажется, заплатила за эту помощь даже своею жизнію! … Но увы! ее не было… Я была ужъ близь смерти, и роптала на ея медленность.—
Слишкомъ двое сутокъ боролась я между жизнію и смертію, посл такихъ жестокихъ страданій мн конечно не долго оставалось жить, но вдругъ дверь моей темницы отворилась, и я вижу!… Нтъ! не льзя умереть отъ горестей, потому что вытерпвъ измну, поруганіе, мученія отъ того, котораго я обожала, я не умерла отъ отчаянія. Нтъ! не льзя умереть отъ радости, потому что я была еще жива, увидвъ моего избавителя, моего врнаго Амброзіо. Я вскричала отъ радости, увидвъ его, онъ мн подалъ знакъ, чтобъ я молчала и слдовала за нимъ, но я была слишкомъ слаба и не могла итти. Онъ примтилъ это и далъ мн выпить нсколько капель вина, которое принесъ съ собою, потомъ взялъ за руку и потащилъ меня въ темнот. Сердце мое билось такъ сильно, что я насилу могла держаться на ногахъ въ этомъ ночномъ переход. Вдругъ я на что-то наступила, покачнулась, и упала на трупъ, которой еще дышалъ! Отъ страха я закричала въ полголосъ. Амброзіо испугавшись остановился, подождалъ съ минуту, и уврившись, что, меня никто не слыхалъ, вынулъ изъ кармана огниво, зажегъ свчу и подошелъ ко мн, потомъ поднявъ меня съ трупа, на которомъ я все еще лежала, съ трудомъ вытащилъ меня изъ подземелья. Ворота были отперты, подл ихъ стоялъ съ верховыми лошадьми Фріоли, мой Итальянецъ. Я была слишкомъ слаба, чтобы держаться на лошади, взять мою карету и заложить въ нее лошадей, это было слишкомъ медленно и опасно. Амброзіо, будучи силенъ, слъ верхомъ ухвативъ руками — и мы поскакали во всю прыть.
Я не могу продолжатъ дале, Амброзіо врне разскажетъ теб, какимъ образомъ онъ узналъ о моемъ заключеніи и какія средства употребилъ онъ для моего избавленія.
Ты увидишь, сынъ мой, что мать твоя была нещастна, порочна, и — можетъ быть, осталась все еще невинна. Судьба… Она замолчала и вышла вонъ. Спустя нсколько минутъ вошелъ Амброзіо, и по приказанію Госпожи Феланзани продолжалъ ея повсть.

ГЛАВА XIII.

Амброзіо разсказываетъ.
Щастливой случай, извстіе, убійство.

По приказанію моей Госпожи, я старался найти подл Валенціи врную женщину, которой бы могъ поручить ея сына, черезъ нсколько дней мн рекомендовали одну крестьянку, которая жила не далеко отъ города, меня уврили въ ея честности, и я поручилъ ей дитя, не сказывая, чье оно было. Я заплатилъ ей щедро, и отдавъ деньги, оставленныя мн госпожею одному банкиру въ Валенціи, я похалъ къ ней въ Монтемаіоръ.
Я прохалъ уже три доли своей дороги, какъ вдругъ попался мн Фріоли, одинъ изъ людей Графининыхъ, которой увдомилъ меня объ ужасномъ переворот, случившемся съ нею. Хотя этотъ врной слуга былъ слегка раненъ, однако онъ умлъ скрыться отъ поисковъ разбойничьихъ, и былъ столь смлъ и отваженъ, что въ нкоторомъ разстояніи слдовалъ за ними. Онъ хотлъ спасти свою Госпожу, естьли только это можно, для исполненія сего намренія, нужно было знать, куда везли ее и не терять слдовъ. Возвратясь на мсто сраженія и взявъ пистолеты своего товарища, которой лежалъ тутъ мертвой, слдовалъ он за каретою всегда на половину дня разстояніемъ, хотя былъ пшком, и везд врно разспрашивалъ о дорог, по которой детъ карета.
Наконецъ посл безпрестаннаго четыредневнаго пути, пришедъ въ горы Сіерры Морены и освдомившись по обыкновенію своему въ трактир о дорог, по которой хали похитители, примтилъ онъ въ кухн человка, которой смотрлъ на него пристально и котораго онъ по платью счелъ однимъ изъ разбойниковъ. Хотя онъ чувствовалъ, что этотъ случай былъ для него не слишкомъ благопріятенъ, но умлъ это скрыть и вознамрился поправить свою неосторожность.
Будучи увренъ, что за нимъ будутъ гнаться, онъ спрятался не далеко отъ трактира въ кустарникъ, которой случился подл дороги. Все точно такъ случилось, какъ онъ думалъ. Разбойникъ отставъ какимъ-то случаемъ отъ своей шайки, и подозрвая, что тотъ, кого они ищутъ, долженъ быть не далеко, положилъ непремнно остановить его дорогою. Онъ слъ верхомъ и поскакалъ впередъ, не надясь совсмъ, чтобъ Фріоли могъ узнать его въ трактир и взять свои мры. Въ то время, какъ онъ прозжалъ мимо кустовъ, Фріоли выстрлилъ въ него и попалъ только въ лошадь. Хотя разбойникъ не былъ раненъ, но не могъ уже защищаться, лошадь въ своемъ паденіи придавила ему ногу, которой онъ не усплъ высвободить изъ стремя. Въ такомъ состояніи сталъ онъ просить пощады у своего побдителя, которой общалъ дать ему жизнь, естьли онъ объявитъ ему причину похищенія его Госпожи, мсто, куда ее отвезли, и то, что съ нею намрены сдлать.
Извергъ удовлетворилъ его во всхъ этихъ вопросахъ, сколько могъ, онъ сказалъ ему, что человк, котораго онъ совсмъ не знаетъ, нанялъ девятерыхъ бродягъ, въ числ которыхъ былъ и онъ, чтобъ остановить Графиню на дорог и отвезти ее въ укрпленный домъ, до котораго ужъ оставалось не боле, какъ нсколько часовъ зды.
Будучи вренъ своему слову, Фріоли началъ выправлять его ногу изъ подъ-лошади, но едва усплъ онъ это сдлать, какъ злодй выхвативъ изъ сдла пистолетъ, выстрлилъ въ этого врнаго слугу. Смертоносная пуля прострлила шляпу и не много оцарапила ему голову. Фріоли разсердясь и не давъ ему времени схватиться за другой пистолетъ, бросился на него съ кинжаломъ повалилъ и хотлъ колоть. Рука его, не привыкшая къ убійствамъ, дрожала и готова была даровать извергу свободу, но вспомнивъ, что Графиня должна непремнно погибнуть, естьли этотъ злодй увдомитъ своихъ товарищей, что они открыты, вооружился онъ всмъ свирпствомъ, какое могла возбудить привязанность къ своей Госпож и ненависть къ разбойнику. Онъ два раза ранилъ его въ сердце и съ скоростію удалился отъ такой ужасной сцены.

ГЛАВА XIV.

Амброзіо продолжаетъ.
Нарядъ, другое убійство.

Не зная родныхъ нашей молодой Графини, Фріоли вознамрился лучше хать ко мн увдомить меня объ ея нещастіи и о своихъ открытіяхъ, и просить моего совта. Выслушавъ его исторію, я тотъ же часъ обратилъ свое подозрніе на Дона Мориціо, и поклялся летть на помощь Графин, хотя бы это стоило моей жизни. Я всегда былъ къ ней привязанъ, испыталъ многія ко мн милости и полную ея довренность. Нещастіе ея и поступокъ Фріоли ршили меня, я вознамрился подать помощь Графинъ, не извщая о томъ ея родныхъ.
Я сдлалъ это съ тмъ, чтобъ избавиться отъ препятствій, которыя бы сталъ длать мн и родственникамъ нещастной Графини Донъ Мориціо. Сверхъ того громкіе слухи объ ея приключеніяхъ могли бы быть ей вредны. И такъ запастись всякимъ оружіемъ и переодвшись поклонниками, пошли мы въ горы Сіерры-морены. Во всю дорогу мы сказывались богомольцами, шедшими въ Компостеллу къ Святому Іакову. Одежда наша избавляла насъ отъ всякаго подозрнія, въ насъ не могли сомнваться самые разбойники, которымъ попадались мы на встрчу, такимъ образомъ не чувствительно приближились мы къ дому, которой заключалъ предметъ нашего путешествія. Пришедъ къ воротамъ дома уже ночью, просилъ я, чтобъ пустили переночевать. Прозьбу мою исполнили, но съ великою грубостію Фріоли пошелъ въ ближній трактиръ, чтобъ достать верховыхъ лошадей и дожидаться съ ними съ полночь у воротъ.
Я введенъ былъ въ нижнюю залу, которая была между двухъ коридоровъ, разбойники, кои въ это время ужинали передъ огнемъ, осматривали меня съ головы до ногъ. Они посадили меня съ собою за столъ и подчивали своимъ кушаньемъ. Во время стола я притворялся веселымъ, хотя о немъ далеко былъ отъ веселья, сердце мое билось ужасно, и мн такъ было тяжело дышать, что я нсколько разъ былъ готовъ упасть въ обморокъ. Къ щастію пируны мои были довольно пьяны и не примтили моего смущенія, отъ котораго наконецъ я оправился. Посл ужина старуха внесла разбойникамъ еще нсколько бутылокъ вина. Они запли свои мерзкія псни, столь оскорбительныя Высочайшему существу, человчеству и природ!….. Я мучился досадою!…..Но надобно было все переносить — и я терплъ.
Наконецъ я сказалъ имъ, что дорога слишкомъ меня утомила, и что долженъ будучи рано поутру отправиться въ свой путь, теперь имю нужду въ отдыхъ.— Это была минута весьма благопріятная для моего намренія, потому что разбойники такъ упились, что скоро должны были упасть безъ чувствъ. Спустя нсколько времени можетъ быть я бы не могъ ужъ найти того, чего мн хотлось. Итакъ я всталъ, и одинъ изъ нихъ, котораго по связк ключей, висвшихъ у него за поясомъ, принялъ я за клюшника или тюремщика, взялъ фонарь, вышелъ со мною изъ залы и пошелъ къ комнат, которая была мн назначена.
Я слдовалъ за нимъ весьма медленно, и высматривалъ мсто, въ которомъ мы были. Зала, откуда я вышелъ, была со сводами, такъ какъ и коридоръ, по которому велъ меня проводникъ мой и изъ котораго былъ входъ во многія комнаты. Вс они были заперты, и я заключилъ, что въ одной изъ нихъ должна быть нещастная моя Госпожа.— Я дрожалъ, но наконецъ чувствуя, что это была такая минута, въ которую должно мн или начать свое дло, или навсегда отъ него отказаться, я ободрился, ршась на все для исполненія моего намренія.
Предпріятіе было самое опасное, но я положилъ или умереть, или исполнить его. Мн непремнно должно было отправиться на другойже день, потому что малйшее замедлніе въ такомъ домъ могло быть подозрительно, и такъ самой лучшій способъ былъ ршимость и ожесточеніе. Пришедши къ концу коридора, когда надобно было подыматься по лстниц въ верхній этажъ, я выхватилъ изъ за пазухи кинжалъ, схватилъ своего проводника за воротъ, и сказалъ задыхающимся, но строгимъ голосомъ, что при первомъ его слов я убью его.
Онъ испугался и поблднлъ, на вопросъ о Графин онъ отвчалъ, что она въ той темницъ, которая была въ конц коридора, и что будучи осуждена жестокимъ Дономъ Мориціо умереть съ голода, слишкомъ двое сутокъ не ла ничего и сражалась уже съ продолжительною и мучительною смертію!….. Я задрожалъ отъ ужаса!….. Въ бшенств своемъ поклялся я умертвить злодя и всхъ его родственниковъ.
Тотчасъ же веллъ я тюремщику вести себя къ Анселин — и онъ повиновался, я шелъ подл него, приложивъ кинжалъ къ груди. Должно было проходить близь залы, въ которой еще пили злоди: я боялся, чтобъ кто нибудь изъ нихъ не вышелъ. Уже слышны были ихъ ужасные крики, и вдругъ проводникъ мой толкнулъ меня и закричалъ изо всей силы такъ, что голосъ его и теперь еще отдается въ моемъ сердц…… Природа наградила меня слишкомъ необыкновенною силою, и потому сопротивленія его были тщетны. Схвативъ крпко изверга, вонзилъ я въ его грудь кинжалъ свой. Нещастной упавъ, не сказалъ ни слова. Вооружась пистолетами и нагнувшись къ земл, ршился я дорого продать жизнь свою, но разбойники въ веселіи и упоеніи своемъ не слыхали крика своего товарища, и ни одинъ изъ нихъ не тронулся съ мста. Подождавъ нсколько, взялъ я ключи, которые были еще у тюремщика, и заперъ комнату, гд пировали его товарищи. Въ туже минуту побжалъ скоре туда, куда вело меня мое сердце.

ГЛАВА XV.

Амброзіо продолжаетъ повсть.
Побгъ, — хижина.

Я отворяю потихоньку дверь — и вижу Графиню, лежащую на земл и борющуюся съ смертію…. съ самою ужасною смертію!… Къ щастію со мною былъ пузырь, въ которомъ пшеходцы обыкновенно носятъ вино, чтобъ дорогою утолять жажду: кой-какъ раскрылъ я ротъ нещастной, и влилъ ей нсколько капель вина. Эта спасительная помощь возвратила ей чувства. Я поднялъ ее, и взявъ за руку, вывелъ ее изъ ужасной темницы!… Тло тюремщика лежало на земл, Графиня поскользнулась, упала на трупъ и закричала. Больно было бы видть разрушенными вс старанія свои, когда они приходили уже къ концу. Я остановился въ другой разъ, послушалъ:— везд было глубокое молчаніе, и разбойники спали уже, обезсилнъ отъ вина и водки. Я возвратился къ Акселин, прошу, чтобъ она слдовала за мною, но она была совершенно безъ чувствъ. Не теряя ни минуты, взялъ я ее на руки и вышелъ съ этимъ драгоцннымъ бременемъ къ главнымъ воротамъ. Въ нсколькихъ шагахъ Фріоли ждалъ меня больше часа съ тремя верховыми лошадьми, которыхъ ему удалось купить, но насъ задержалъ еще случай, о которомъ я совсмъ прежде не подумалъ. Хотя Графиня пришла въ себя на свжемъ воздухъ, но была такъ слаба, что не могла держаться на лошади: итти опять на дворъ за каретою, требовало времени, и малйшее замедлніе было опасно. Тотчасъ же выдумалъ я, чмъ помочь этому, я посадилъ ее на самую лучшую лошадь, а самъ слъ назади, обхвативъ ее руками. Фріоли слъ на другую лошадь, а третью взялъ за поводъ, и мы поскакали отъ сего ужаснаго мста. Мы не отъхали больше двухъ верстъ, какъ вдругъ Графин сдлалось такъ дурно, что она совсмъ не могла продолжать пути. Намъ стоило великаго труда перенести ее въ хижину, которая находилась во ста шагахъ отъ дороги, и которую увидли мы на разсвт. Съ помощію Фріоли донесъ я ее до дверей, мы постучались: хозяинъ, которому весьма я щедро заплатилъ, нсколько принялъ насъ учтиво, но притомъ общалъ показать совсмъ другую дорогу разбойникамъ, естьли они погонятся за нами, и даже защищать, естьли бы захотли искать насъ въ его избушк.
Онъ ввелъ какъ въ свой чуланъ, мы положили Графиню на соломенную постелю и употребляли вс возможныя средства, чтобъ облегчишь ея страданія.
Въ пузыр было еще нсколько вина, которое при этомъ случа было драгоцнно, я давалъ его понемногу пить Анселин, и оно очень помогло ей, потому что вся болзнь ея состояла въ слабости и истощеніи силъ.
Вдругъ слышу я, что стучатся у дверей и кричатъ въ нсколько голосовъ!… Я испугался, бросился въ дверь, оба мы съ Фріоли схватили свое оружіе и ршились заставить раскаяваться перваго дерзкаго, которой бы осмлился войти къ намъ.
Это были точно разбойники, которые гнались за нами въ погоню, и которые еще не проспавшись отъ вчерашняго пира, пріхали требовать вина. Они такъ обезпамятовали отъ пьянства, что забыли спросить объ насъ у крестьянина. Они сли вокругъ стола, начали пить и разговаривать между собою.
Тонкая дощаная перегородка отдляла насъ, мы наблюдали величайшее молчаніе, я сталъ прислушиваться, и хотя они съ пьяну бормотали въ полголоса, но я услышалъ слдующій ихъ разговоръ.

ГЛАВА XVI.

Конецъ повсти Амброзіо.
Разговоръ, отважность Фріоли.

Какъ взбсится Графъ Монтемаіоръ, сказалъ одинъ, когда узнаетъ, что дочь его ушла.— Онъ тайно веллъ ее запереть въ тюрму за дурное ея поведеніе, сказалъ другой.— Да братъ, врь всмъ бреднямъ! вдь въ этомъ насъ уврилъ тотъ баринъ, которой заплатилъ намъ за труды, и которому принадлежитъ домъ, пожалуй — смотри ему въ зубы! по мн такъ кажется, что онъ такъ щедро заплатилъ намъ за то, чтобъ ему воспользоваться ея имніемъ, прибавилъ третій.— Какъ онъ осердится, когда узнаетъ, что проклятой побродяга…— Только братцы, молодецъ и побродяга этотъ! смотри какой смлой…— Да, правда, хватъ! Выпьемъ-ка за его здоровье — тьфу къ чорту за, здоровье бродяги! вскричалъ одинъ изъ пьяницъ…— Экой, братецъ, вдь это него, что ежели онъ намъ попадется!… а барыня? — — чортъ побери объ барын ужъ данъ ршительной ордеръ…. Слуга добраго господина вдь кажется ясно сказалъ, что гд ее поймаемъ, тамъ ее и… понимаете! двести квадруплей тому, кому попадется, а что остальнымъ товарищамъ: вдь это денешки!— да и за такую бездлицу! Ахъ! естьлибъ она мн попалась, я, да я бы ее… Ну вотъ какъ стаканъ вина выпить. Нутка, ну за здоровье щедраго барина!— нтъ, чорт меня побери! я не стану пить. Я бестія, но ни за что не стану пить за здоровье такого изверга.— Правда! ну за здоровье молодой барыни.— За эту давай. Не чего сказать, она хороша… Не хотлили ее принудить вытти за мужъ за того лакя, которой намъ щедро такъ платитъ за то… чтобъ убить ее… Негодной мерзавецъ. Э! а мн такъ кажется, что баринъ самъ хотлъ сдлать ее своею наложницею.— Я теб сказываю, что не правда, онъ ее хотлъ уморить голодомъ. Это ужъ слишкомъ зло! По моему такъ ей пулю въ лобъ. Я слишкомъ человколюбивъ и не могу видть страданій.— Я бы готовъ что нибудь заплатить, чтобъ она спаслась, лишь бы выручить свои деньги — Выпьемъ за будущія наши деньги.— Все равно, что за эти деньги пить, что за волчью кожу, не поймавъ еще волка, ну да нимъ нужды….— Подемте, подемте! товарищамъ нашимъ ужъ дано знать, они займутъ дороги. Многіе изъ нихъ выдутъ другимъ путемъ на большую дорогу и въ засадахъ будутъ дожидаться ее подъ стнами Монтемаіорскаго замка. Этотъ плутъ лакй Педро разсказалъ вс улусы, ну, братцы… Подемъ, подемъ! полно пить! сидя на мст мы проспимъ свое щастіе’… Они еще выпили, заплатили и пустились въ свой путь. Мы насилу отдохнули посл такихъ гостей.
Еще не много смлости и осторожности, такъ мы будемъ безопасны, сказалъ я: разбойники займутъ большую дорогу, которая ведетъ въ Монтемаіоръ, а мы подемъ черезъ горы другою дорогою. Естьли паче чаянія намъ и попадутся нкоторые изъ нихъ, станемъ храбро защищаться, мы хорошо вооружены, а сверхъ того ихъ не можетъ быть много въ одномъ мст, потому что они разсялись по разнымъ дорогамъ. Я еще повторяю вамъ: не много смлости и осторожности — и мы безопасны. Къ нещастію Анселина была еще слаба и не могла сама держаться на лошади! что было намъ длать? Я вамъ докажу, что мн не занимать смлости и проворства, сказалъ Фріоли, когда нужны эти об добродтели, врно разбойниковъ никого нтъ дома, я побгу, сыщу нашу, или другую какую нибудь карету, потому что она теперь намъ необходимо нужна.
Сынъ нашего хозяина согласился провожать Фріоли, и оба они пустились къ ужасному жилищу разбойниковъ. Четыре часа прошло, но они еще не возвратились, наконецъ они пріхали съ Графининою каретою и привезли съ собою другаго нашего человка, котораго разбойники захватили вмст съ Анселиною, онъ былъ у слуховаго окна запертъ на чердак, когда Фріоли съ своимъ товарищемъ взошли на дворъ, онъ кликнулъ ихъ и увдомилъ о поспшномъ вызд разбойниковъ. Фріоли сбилъ дверь у его тюрмы и освободилъ его. Потомъ они пробжали по всему дому, чтобъ не быть кмъ нибудь не взначай захваченными.
Никого не нашли они кром старухи, о которой я уже сказалъ прежде, они привязали ее къ столу, выдвинули изъ сарая карету, запрягли ее, потомъ обрзали веревки, которыми была привязана старуха, и поскакали во всю прыть. Не теряя времени, снялъ я съ себя богомольческое платье, и наградивъ нашего добраго хозяина, слъ я съ Графинею въ карету — и мы отправились въ путь.— Фріоли и другой человкъ хали подл насъ верхами. Наконецъ посл десятидневной зды по крутымъ утесамъ и маложжаннымъ дорогамъ Сіерры Морены, гд мы были принуждены бросить карету, пріхали мы ночью въ Монтемаіоръ, насъ совсмъ ужъ и не дожидались, и такой нечаянной пріздъ обрадовалъ всхъ чрезвычайно.

Конецъ первой части.

МЩEHIE
ОСКОРБЛЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ,
ИЛИ
УЖАСНОЙ УРОКЪ
для
Развратителей невинности.

ЧАСТЬ II.

МОСКВА
Въ Типографіи Ф. Гиппіуса
1803.

ГЛАВА XVII.

Страшное безпамятство.

Едва Амброзіо кончилъ свою повсть, какъ вошла Госпожа Феланзани. Невольнику моему здлалось очень дурно, Амброзіо, сказала она, бги къ нему на помощь, я боюсь, чтобъ смерть не похитила его отъ моего мщенія. Амброзіо вышелъ. Спустя нсколько минутъ, Госпожа Феланзани сла подл своего сына и начала продолжать исторію своихъ нещастій.
‘До сихъ поръ, любезный сынъ, мой милый Теодоръ, видлъ ты мать свою нещастную, гонимую судьбою, но все еще невинную, теперь ты увидишь ее порочною, окровавленною… Боже мой! для чего поселилось во мн злобное чувство мщенія… Оно сдлалось пищею изъязвленнаго сердца… Мученія совсти, тайный внутренній голосъ, все сказываетъ мн, что я виновата: я не могу почесть этого мечтою, но въ упоеніи чувствъ моихъ, въ кипніи страстей, для чего не могла я удержать справедливаго своего гнва?… Ты самъ вселилъ въ меня это чувство!… Нтъ, нтъ!… Я омылась въ крови моихъ гонителей, я видла ихъ въ объятіяхъ заслуженнаго ими мученія — и все еще не довольна. Рана, которую дали моему сердцу, закроется не прежде, какъ во гроб!… Я хочу еще нсколько разъ обагрить руки свои въ ихъ крови… Я хочу жертвы можетъ быть гораздо большей! … Сынъ умертвитъ отца своего и… я забываюсь, я въ безпамятств… скорбь… гнвъ…. Ахъ! Теодоръ!… любезной Теодоръ… бги этихъ мстъ… какая грозная фурія!… какое ужасное привидніе!… Кинжалъ въ сердц его, кровь его каплетъ на мое платье… Прочь чудовище!… Оно подходитъ ко мн, обнимаетъ меня!… Боже мой! это моя сестра… она меня цлуетъ… Ахъ! поцлуй ея холоденъ, какъ ледъ!… Сердце мое бьется отъ ужаса!!! … и ты — и ты также, мой отецъ… чего требуетъ твоя жалобная тнь? что сдлала теб нещастная Анселина?… Какъ! ты хочешь отнять у меня жестокаго, вроломнаго Мориціо! ты хочешь спасти его отъ моихъ ударовъ?… Нтъ, нимъ, нтъ… Онъ долженъ погибнуть!.. Смотри, смотри! вотъ мой братъ! онъ требуетъ мщенія… слышишь ужасной этотъ голосъ, которой отдается вдали? Мщеніе!… мщеніе!… ты получишь его… скоро… скоро… Посл сихъ словъ обезсилвъ Госпожа Феланзани, упала безъ чувствъ посреди комнаты. Лице ея было разстроено отъ бшенства. Изумленный и чрезвычайно тронутый Теодоръ закричалъ, чтобъ пришли къ нему на помощь. На его голосъ прибжалъ Фріоли, и они вмст отнесли госпожу Феланзани на постель. Не надясь на этотъ разъ узнать больше ничего изъ исторіи своей матери, Теодоръ пошелъ въ свою комнату и заснулъ крпкимъ, но возмущеннымъ разными ужасными привидніями сномъ.
Лишь только начало разсвтать, Фріоли взошелъ къ нему и сказалъ, что Госпожа Феланзани зоветъ его къ себ, къ тотчасъ пошелъ къ ней. Она была блдна и отъ того лице ея здлалось гораздо необыкновенне. Окончимъ, сынъ мой, сказала она, окончимъ повсть, которая убиваетъ меня. Я ожидаю отъ тебя горестной и ужасной услуги, и совершенно уврена въ твоемъ послушаніи, я надюсь получить отъ тебя все, чего желаю, но дальнйшее замедлніе можетъ быть для меня пагубно, туча сбирается надъ моею головою… Великій Боже! естьли мн должно умереть, то пусть я умру, но прежде позволь мн отмстить по моему желанію. Слушай меня Теодоръ, слушай и содрогайся! ужасная повсть, которую хочу я продолжать, должна не премнно произвести въ теб страхъ и трепетъ.

ГЛАВА XVIII.

Продолженіе повсти Госпожи Феланзани.
Смерть Дона Фернада, путешествіе.

Я сказала уже, что меня встртили въ Монтемаіоръ съ живйшими знаками радости. Особливо больше всхъ обрадовался Донъ Фернадъ, братъ мой. Увидвъ меня, вс удивились. Нжной отецъ, любезной братъ оплакивали уже нещастную, которую они по донесенію нещастнаго кучера считали умершею подъ ударами разбойниковъ. Оставляю теб вообразить все т вопросы, которыми меня осыпали со всхъ сторонъ. Я отвчала не опредленно, и сказала отцу моему, что похитители мои увезли меня въ средину горъ Сіерры-Морены, и что черезъ нсколько дней путешественники, тронутые моими жалобами, освободили меня изъ моего заключенія и разогнали разбойниковъ. Онъ мн поврилъ. Я и люди мои скрывали подлинное мое путешествіе.
Посл ужина я дала знать глазами брату, что хочу съ нимъ поговорить наедин, онъ пошелъ со мною въ мою комнату, гд я спросила его о неврной сестр и гнусномъ ея супруг. Онъ сказалъ мн, что посл свадьбы перехали они въ замокъ Ласъ Вилласъ, которой отстоялъ отъ Монтемаіора въ пятнатцати верстахъ, и что узнавъ отъ отца моего о моемъ пріздъ, Донъ Мориціо изумился, и конечно опасаясь заслуженныхъ имъ упрековъ, похалъ въ Мадритъ, гд стоялъ въ гарнизон его полкъ, и увезъ съ собою туда и жену свою, которая была уже беременна.
Какъ скоро онъ пересталъ говорить, я разсказала ему все то, что со мною случилось, и ничего не скрыла отъ него. Я разсказала ему по порядку вс случаи, измну Дона Мориціо, его жестокость и безчеловчіе, во все время, какъ я говорила, онъ дрожалъ отъ бшенства и слушалъ меня съ великимъ вниманіемъ. Чмъ боле описывала ему свои страданія, тмъ боле и живе изображались на лиц его чувства состраданія и гнва. Казалось, что онъ гораздо сильне меня чувствовалъ мои мученія.
Я говорила слишкомъ долго, и потому онъ вышелъ отъ меня ужъ очень поздо. Какъ удивилась я, услышавъ на другой день, что онъ ухалъ еще до разсвта, не сказавъ никому, куда и за чмъ детъ. Я догадалась и не смла открыть своихъ сомнній отцу моему.
Цлые дни проводила я, утшая батюшку и скрывая свои слезы, ночью омочала я ими уединенное мое ложе. Покой, которой столько былъ мн нуженъ, убгалъ меня. Я трепетала о жизни любезнаго брата, и….
Проходятъ дни, мсяцы, но мы не имемъ никакого извстія. Безпокойство мое и батюшки возрастало часъ отъ часу. Нещастной старикъ писалъ во вс мста, требовалъ сына своего у всей вселенной…. Но вся вселенная не внимала родительскимъ жалобамъ, Онъ обожалъ своего сына… сына, которой этого стоилъ… обожалъ его — — и долженъ былъ отказаться увидлъ его когда нибудь… Въ одну ночь человкъ брата моего стучится у дверей и проситъ, чтобъ его тотчасъ же впустили ко мн… Слезы текли изъ глазъ его… Я испугалась и не смла спросить… Онъ подаетъ мн окровавленную бумагу, въ которой я прочитала слдующія слова, писанныя рукою и кровію брата моего:…

Сестрица!

Судьба лишила меня справедливаго мщенія… Я хотлъ отмстить за тебя… умираю подъ ударами!… Внемли послднимъ словамъ моимъ мщеніе! мщеніе?…

Донъ Фердинандъ.

Да! мщеніе! вскричала я, участь моя ршена, мра нещастій моихъ исполнилась. Онъ причиною ихъ, онъ долженъ погибнуть. Для чего Небо не обрушится отъ голоса моего и не истребитъ изверга!
Небо, услыши клятвы мои! Пусть въ сію же минуту остановится въ жилахъ моихъ кровь, ежели я не обагрюсь кровію моихъ жестокихъ мучителей! Пусть изчезну я въ сію же минуту, ежели не исполню этой убійственной, но справедливой клятвы!
Тотчасъ велла я кликнуть Амброзіо, и велла приготовить свою карету, и между тмъ, какъ онъ запрягалъ лошадей, побжала въ комнату нещастнаго брата, сняли свое платье и одлась въ его, велла человку увдомить Графа Монтемаіора о смерти сына и нечаянномъ моемъ отъзд. Посл того въ провожаніи Амброзіо и двухъ моихъ Итальянцовъ отправилась въ Maдритъ. Какъ продолжительна казалась мн дорога! День и ночь летли мы, а не хали, ко мн все казалось, что лошади бжали тихо. Наконецъ я увидла славную столицу Испаніи — столицу, которая заключала предметы дружбы и ненависти моей, тутъ находилась жертва, которая назначена для моего мщенія.

ГЛАВА XIX.

Продолженіе повсти Госпожи Феланзани.
Поединокъ.

Разрывъ, которой сдлался между Италіею и Франціею, подавалъ причины бояться нападенія со стороны непріятельской: разныя войска, разсянныя во всемъ королевств получили повелніе приближиться къ границамъ, и полкъ Дона Мориціо Херубина дель Вилласъ былъ однимъ изъ первыхъ, который долженъ прикрывать ихъ. Въ слдствіе того отправился онъ за два дни до моего прізда въ Мадритъ, за нимъ послдовалъ и Полковникъ. Я остановилась въ томъ же самомъ трактир, гд жила моя соперница, та, которую не называла уже я моею сестрою, и здсь оставя Амброзіо съ приказаніемъ удержать для меня квартиру и надзирать надъ Эмиліей, я похала, сопровождаема будучи двумя моими Итальянцами. На границ узнала я, что непріятель мой былъ въ гарнизон съ частію полка своего, въ небольшемъ город Венаскесъ, я тотчасъ же туда похала, горя желаніемъ отмстить сама за себя поединкомъ, а не чрезъ тайное убійство.
Я довольно хорошо умла владть шпагою и могла безъ боязни это мщеніе предоставить моему искусству и справедливости моего дла, принявъ вс свои мры, послала я къ нему вызовъ въ слдующихъ словахъ:
Дону Мориціо Херубину дель Вилласу, Полковнику Королевской гвардіи.
Вы жестоко оскорбили мою фамилію, ни надюсь, что вы, какъ благородной Кастиллянецъ, не откажетесь сдлать мн въ томъ удовлетвореніе, я ожидаю васъ завтра съ двумя свидтелями на дорогъ изъ Венаскеса въ Баньеръ, на томъ мст, которое отдляетъ границы наши отъ границъ французскихъ. Я предоставляю вамъ выбрать оружіе, дло мое справедливо.

Поединокъ на смерть!
Донъ Педро Мантемаіоръ.

Я назвалась именемъ одного изъ моихъ ближнихъ родственниковъ для подписанія письма сего, и послала его съ Фріоли, котораго не зналъ Донъ Мориціо.
На другое утро похала и верхомъ на прекрасной Андалузской лошади съ другимъ моимъ слугою, и прибыла на назначенное мною мсто, куда Фріоли долженъ былъ принести отвтъ. Вмсто всякаго отвта сказалъ онъ мн только два слова: на пистолетахъ и на шпагахъ.
Около десяти часовъ утра показался мой непріятель съ нсколькими своего корпуса. Онъ посмотрлъ на меня со вниманіемъ, и казался изумленнымъ. Онъ проговорилъ нсколько словъ одному изъ Офицеровъ, и безъ всякаго предисловія началъ заряжать свои пистолеты, я длала тоже, мы выстрлили оба, и одна его пуля сбила съ меня шляпу, не причиня мн никакого вреда, другая ранила меня въ лвое плечо, двумя моими выстрлами я разбила голову его лошади, которая пала на мст, онъ сошелъ съ нее съ великимъ искусствомъ. Я также сошла съ лошади и подняла свою шляпу, потомъ онъ приближился ко мн, и примтивъ, что я маскирована, спросилъ у меня, не скинули я своей маски!— Я задрожала отъ его вида, отъ его голоса. Сердце мое живо трепетало, и я начинала изнемогать….. Но ужасное воспоминаніе придало мн силы, вмсто всякаго отвта я схватила шпагу и съ жаромъ наступала на него. Онъ будучи гораздо меня искусне, выигралъ обратно у меня тотъ верхъ, которой я надъ нимъ сначала одержала, и сдлалъ мн дв легкія раны, я была въ страшномъ смущеніи, видя, что силы мои измняютъ моей надежд, ршилась я или быть убитой однимъ ударомъ, или отнять у него жизнь, я бросилась на него съ яростію и вонзила шпагу мою въ его грудь, онъ испустилъ ужасной крикъ и палъ безъ чувствъ на землю, которая вскор обагрилась его кровію, я была отмщена, но видъ жестокаго Moриціо, лежащаго безъ чувствъ на земл и борящагося съ смертію, напомнилъ мн о моемъ брат, о нещастномъ брат моемъ, которой пожертвовалъ мн своею жизнію.
Мн казалось, что я вижу приближающуюся тнь его, подающую мн бумагу, обагренную его кровію, на которой было написано мщеніе! Мн казалось, что я слышу сіе послднее слово изъ устъ его, оно раздавалось во глубин моего сердца….. Страшное сіе видніе, произшедшее отъ помшательства, приводило меня снова въ бшенство, я хотла броситься на тло варвара, разодрать его, и насытить тмъ ярость меня пожиравшую: но два Итальянца мои, страшась, чтобъ не схватили меня, воспользовавшись минутой, когда Офицеры заботились около тла своего Полковника, посадили меня на лошадь, и мы съ возможною скоростію поскакали по французской дорог. Пріхавъ въ Баньеръ, я остановилась тамъ для перевязки моихъ трехъ ранъ, которыя были совсмъ безопасны. Для избжанія всякаго преслдованія, я переодлась въ свое женское платье, сыскала карету и отправилась въ свое отечество. Въ Венаскесъ прибыла я на другой день посл моего поединка.
Здсь говорили только о смерти Полковника дель Вилласа, убитаго неизвстнымъ родственникомъ, котораго имянемъ я назвалась, между тмъ человкъ, посланный отцемъ моимъ, чтобъ узнать о мст моего пребыванія, слдовалъ за нами. Онъ пріхалъ въ Венаскесъ въ самое то утро, въ которое былъ сей ужасной поединокъ. Онъ былъ взятъ подъ стражу, какъ подозрительной человкъ въ семъ убійств, но Офицеры, которые видли сей поединокъ, оправдали его, сказавъ, что соперникъ Полковника былъ гораздо меньше ростомъ, и что самъ Донъ Moриціо, которой зналъ его, сказалъ имъ его примты, пріхавъ на поле сраженія.
Никто однакожъ не думалъ, чтобъ я была этимъ соперникомъ, кром можетъ быть Дона Педра, которой халъ въ слдъ за мною. Но я вразсужденіи его ничего не опасалась, между тмъ отдохнувъ нсколько времени, похала я въ Мадритъ. Природа показалась мн въ новомъ великолпномъ вид. Время, которое меня тягчило, облегчилось, казалось, что воздухъ очистился и все радовалось…. Мщеніе мое было удовлетворено!…

ГЛАВА XX.

Продолженіе повсти Госпожи Феланзани,
Ужасная сцена, смерть Эмиліи, начало наказанія.

Скоро пріхала я въ Мадритъ и остановилась у сестры моей. Извстіе о поединк и о смерти Дона Мориціо еще не дошло туда. Эмилія терпла первую боль родинъ. Слуги, которые не знали нашей ссоры, съ восторгомъ приняли меня въ сіи минуты смятенія, скоро увдомили о сей новости, которая, думали они, должна мн быть пріятна. О бшенство! — коварная скоро будетъ матерью. Ей не нужно будетъ скрывать этого, и она явно можетъ посвятить себя сему младенцу. Между тмъ какъ я... Стыдъ и отчаяніе были единственнымъ моимъ удломъ. Итакъ, вскричала я — и такъ я найду способъ наказать и ее, она не будетъ умерщвлена, она лишится на вки сего плода оскорбительной для меня любви. Естьли она также, какъ и я, иметъ нжное материнское сердце, то будетъ довольно наказана,
Тотчасъ поскакала я предупредить Амброзіо о моемъ прізд, онъ пришелъ ко мн, и я увдомила его о своемъ поступк, сообщила ему новыя предпріятія моего мщенія. Съ помощію его и Фріоли, удалены были нкоторые слуги сестры моей подъ неподозрительными предлогами — я осталась хозяйкою дома.
Эмилія терпла ужасныя мученія и просила помощи. По приказанію моему, Амброзіо побжалъ искать повивальную бабку. Ночь была темная, пріхавъ съ нею за нсколько шаговъ отъ дому, вынулъ онъ кинжалъ, показалъ его старух, которая испугавшись общала исполнить все, чего онъ отъ нее требовалъ. Онъ завязалъ ей глаза платкомъ и посл сей предосторожности ввелъ ее къ Эмиліи. Боль усилилась. Едва начала она своимъ искусствомъ облегчать ея мученія, какъ сія нещастная произвела на свтъ младенца….. которой имлъ вс черты отца своего… Я съ бшенствомъ смотрла на него… Это сходство раздирало мое сердце, я колебалась, была въ мучительной нершимости — хотла умертвить его!.. Эмилія, которая безъ сомннія читала въ глазахъ моихъ ужасныя предпріятія взволнованной души моей, полунагая бросилась съ постели своей и вскричала: ахъ! Ангелина, пощади, пощади по крайней мр сего невиннаго!
Крикъ сей проникнулъ во глубину души моей. Я упала на колни и была обезоружена. Боясь, чтобъ снова бшенство не воспламенилось во мн я отвратила взоръ свой отъ сего младенца, и отдала его Амброзіо, потомъ съ помощію повивальной бабки положила сестру въ постель, какъ вдругъ письмо брата моего, которое я носила всегда подлъ груди вмст съ письмомъ отца, упадаетъ къ ногамъ моимъ, и представляетъ взору кровавыя слова, на немъ начертанныя. Сей нечаянной адской случай казался мн опредленіемъ судьбы, въ немъ видла я долгъ свой и во всемъ моемъ сильномъ бшенств схвативъ кинжалъ, которой я всегда при себ имла, поразила я виновную, но нещастную Эмилію. Она упала — кровь ея брызгала на это нещастное письмо, которое было причиною ея смерти, и скоро въ послдній разъ вздохнула она безъ всякаго примтнаго мученія, пожавъ у меня руку, и бросивъ на меня послдній взглядъ.
Видъ сей наполнилъ меня страхомъ и ужасомъ, этотъ крик, этотъ томящійся взоръ утишили мое бшенство, я забыла поступки ея, и единственно видла въ ней сестру, которую тщетно уже желала я возвратить къ жизни. Въ адскомъ иступленіи готова я была обратить противъ себя сіе окровавленное оружіе, какъ вдругъ Амброзіо удержалъ руку мою, готовую увнчать вс мои злодйства страшнымъ самоубійствомъ… Повивальная бабка трепетала отъ страха, я съ трудомъ могла уврить ее въ томъ, что она въ безопасности, и взяла съ нее слово молчать обо всемъ произшедшемъ. Она взялась найти мою кормилицу, и ухала, осыпана будучи моими благодяніями. Пользуясь темнотою ночи, и съ помощію двухъ Итальянцевъ Амброзіо зарылъ въ землю безчувственное тло, принесенное мною въ жертву моему бшенству. Онъ схоронилъ его въ саду, такъ какъ и всхъ безмолвныхъ свидтелей сей кровавой трагедіи, могущихъ подать подозрніе. По возвращеніи слугъ, легко можно было имъ препятствовать войти въ комнаты госпожи ихъ, которая, какъ имъ сказывали, спала покойно!— Какой сонъ!— Великій Боже! Они видли младенца, которой былъ довольно здоровъ и рожденіе его причиняло имъ великую радость. Могули описать я повторяемыя безпрестанныя угрызенія моей совсти!— Могули начертать точное изображеніе моихъ мученій сверхъ-естественнаго ужаса, которой я ежеминутно чувствовала и теперь еще чувствую.
Нтъ, нтъ! надобно быть преступникомъ, должно, чтобъ убійственныя руки были омочены въ крови себ подобнаго для начертанія сей картины, всякое другое описаніе былобы несовершенно. — Но станемъ продолжать. — Каждую минуту я могла быть узнана, все могло измнить мн — и эшафотъ ожидалъ преступницу… Я ршилась спастись бгствомъ — и тотчасъ оставила Мадритъ, взявъ съ собою дочь сестры моей и кормилицу. Я думала, что меня будутъ обвинять въ этомъ, что я увезла сестру мою, но не въ убійств ея. Въ семъ увреніи пріхала я въ небольшой городъ Андалузію, гд подъ другимъ именемъ ршилась дожидаться извстія о томъ, какія приняты будутъ мры вразсужденіи сихъ страшныхъ приключеній.
Небо не допустило, чтобы это убійство было навсегда погружено во тьм, слуги по отъзд моемъ, не видя уже боле Госпожи своей, и въ самомъ дл подозрвая меня въ похищеніи ее вмст съ младенцемъ, увдомили о томъ родственниковъ Дона Мориціо, но нсколько дней спустя, садовникъ копая землю, увидлъ конецъ сукна, которымъ были покрыты останки нещастной Эмиліи, онъ побжалъ дать знать о своемъ открытіи, полиція пришла, тло было вырыто и бальзамировано съ великолпіемъ, приличнымъ чину и знатности покойной. Донъ Фердинандъ д’Алпуксересъ, дядя Дона Мориціо, выпросилъ самое скорое ршеніе. Дло мое не продолжилось, я была осуждена умереть на эшафот, и вскор въ отечеств моемъ раздались мои злодйства! Ахъ! для чего не всмъ извстны мои нещастія.
При обвиненіи оцнили мою голову, Донъ Фердинандъ де Алпуксересъ общалъ восемь тысячь пистолей тому, кто продастъ меня, естьлибъ меня узнали, то бы я наврное погибла. Мужское платье сдлалось опять моею защитою, и я извстна была въ публик подъ именемъ Кавалера Мульзони, молодаго Итальянскаго дворянина, путешествующаго для своего образованія. Очень бы трудно было узнать меня въ семъ вид, которой длалъ меня весьма молодою и даже почти ребенкомъ, впрочемъ горесть моя, мои страданія и больше всего, мои злодйства такъ перемнили видъ мой, что не возможнобы было найти въ молодомъ Мульзони величавую и гордую Ангелину Монтемаіоръ Графиню де Вилла Серва. Я говорила довольно хорошо по Итальянски, басня сія хорошо принята была и я долго жила въ Андалузіи безо всякаго подозрнія. Я могла бы тамъ остаться и спокойно продолжать жить, но тайное желаніе меня еще мучило, я хотла оправдать себя въ глазахъ моего отца, еще разъ обнять его, и летть къ моему сыну — моему любезному Теодору. Я ршилась отважиться на все, и подъ чужимъ видомъ и именемъ пріхала въ Монтемаіоръ. Никто не узналъ меня тамъ, я просила, чтобы меня ввели къ Графу… увы! старой слуга со слезами увдомилъ меня, что нещастной отецъ мой умеръ отъ горести и страданія… и что при послднемъ издыханіи онъ отягчалъ старшую дочь свою всми возможными проклятіями. Я стояла въ мертвомъ иступленіи. Въ такомъ состояніи пришла я на мою квартиру и заперлась въ своей комнат, наконецъ источникъ слезъ облегчилъ мое сердце отъ бремени, и когда бшенство одержало верхъ, съ ужасомъ вскричала я, ‘Естьли судьб угодно играть мною, естьли невидимая рука по невол гонитъ меня въ путь злодйствъ, и довершу опредленіе свое.’ Должно, чтобы я была преступницею! Нужна кровь, я пролью ее — пролью ручьями…! Да потушатъ волны ея то пламя, которое кипитъ въ груди моей, да насытятъ они пожирающее меня бшенство! — Въ это самое время родилось во мн намреніе, которое потомъ съ сладостнымъ удовольствіемъ питала я въ сердц своемъ. Я ршилась вооружить руку моего сына противъ дочери сестры моей — принудишь Теодора принести въ жертву сіе подлое отродіе отъ подлйшей еще крови.
При этихъ словахъ Теодоръ задрожалъ невольнымъ образомъ.

ГЛАВА XXI.

Конецъ повсти Госпожи Феланзани.
Побгъ изъ отечества, новой поединокъ.

Мн нечего оставалось длать въ моемъ отечеств, гд каждой шагъ мой ознаменованъ былъ новымъ преступленіемъ, меня ничто уже къ нему не привлекало, вся моя фамилія была щастливе меня.— Она покоилась во гроб, я не могла уже показываться. Не подвергая жизнь свою опасности, я ршилась бжать изъ своего отечества и навсегда оставить его. Итакъ я похала въ Валенцію, сопровождаема всегда врными моими служителями, кормилицей и дочерью измнника Мориціо.
Я взяла тебя отъ тхъ людей, коимъ Амброзіо вврилъ твое младенчество, посл того сла на корабль, чтобы хать въ Италію и приплыла туда посл самой ужасной бури. Я жила въ моихъ помстьяхъ около двухъ лтъ и находилась нсколько разъ въ опасности быть убитой. Своимъ избавленіемъ одолжена я единственно всегдашнему усердію врныхъ моихъ служителей, которые отклоняли комплоты, подсылаемые непріятелями для умерщвленія меня. Наконецъ узнала, что Испанской Посланникъ тайно старался задержать меня и предать въ руки враговъ моихъ, я боялась его вліянія, и нашедъ благопріятной случай отдлаться отъ своихъ несчетныхъ владній, оставила Италію. Я путешествовала нсколько времени по Франціи, и потомъ перехала жить въ Сицилію, перемнивъ имя свое на имя Госпожи Феланзани. Я купила сей замокъ и провела въ немъ пятнадцать лтъ довольно спокойно, но судьба, которой угодно меня преслдовать, симъ еще не довольствуется, я не могу здсь доле остаться, и не знаю теперь, куда направишь стопы свои. Скоро вся вселенная не дастъ никакого убжища виновной, но истинно нещастной Анселин.
Но прежде, нежели будемъ устремлять взоры наши на будущее, окончимъ ужасное описаніе прошедшаго.
Пріхавъ сюда, я велла исправить замокъ, угрожавшій со всхъ сторонъ паденіемъ, я отдлала нкоторые покои по послднему вкусу, и расположила ихъ такъ, какъ должно, потомъ предалась совершенно своей горести и твоему воспитанію. Ты меня одну имлъ учителемъ во всхъ познаніяхъ, кои украшаютъ твой разумъ, и во всхъ тлесныхъ украшеніяхъ. Я старалась сдлать изъ моего Теодора совершенное твореніе, и я проводила здсь дни, хотя не очень щастливо, но крайней мр спокойно, какъ вдругъ третьяго дня Амброзіо, возвращаясь съ покупкою нкоторыхъ вещей изъ cocдней деревни, увдомилъ меня, что проклятой Донъ Мориціо, котораго я почитала умершимъ подъ моими ударами, находился тамъ со многими знатными особами.
Я незнала, вритьлимн, или нтъ, сему странному извстію… Наконецъ я ршилась узнать то обстоятельно. Итакъ переодвшись въ братнино платье, вооруженная тоюже самою шпагою, которую омочила я въ крови варвара, сла верхомъ на прекрасную лошадь и пріхала въ главной трактиръ сего мстечка. Въ самомъ длъ я увидла его, и въ туже минуту узнала, не смотря на блдность, покрывавшую лице его. Не показываясь ему, узнала я чрезъ людей, что Донъ Мориціо Херубинъ дель Вилласъ, Посланникъ Испанскаго Короля при его Сицилійскомъ Величеств, занемогъ, и что медики для того, чтобъ ускорить его выздоровленіе, присудили ему пользоваться морскимъ воздухомъ, въ деревняхъ, окружающихъ Патти, (мсто, гд воздухъ самой чистой и здоровой изъ всей Сициліи,) и что наконецъ каждое утро прогуливается онъ одинъ или съ нкоторыми изъ окружающихъ его часъ или два на конц лса. Чтобъ воспользоваться этимъ извстіемъ, расположилась я въ лсу, и не взирая на дурную погоду, проводила ночь подъ деревомъ. На другое утро Донъ Мориціо показался, ко онъ пріхалъ на охоту, общество его было многолюдно, я не смла напасть на него, покушенія мои былибы безплодны и мщеніе мое тщетно. Итакъ я привязала лошадь мою въ отдаленномъ мст лса, побжала въ деревню, купила тамъ плодовъ и хлба, и возвратилась къ первому моему пристанищу, гд опять провела ночь.. Наконецъ день показался и съ нимъ варваръ Мориціо, провождаемъ однимъ Офицеромъ. Какъ скоро приближился онъ къ моему мсту, я бросилась впередъ съ открытымъ лицемъ. Онъ тотчасъ узналъ меня, онъ краснлъ и блднлъ поперемнно отъ ужаса и злобы: измнникъ, вскричала я ему, защищай жизнь свою — ничто не избавитъ тебя отъ моего бшенства. Я напала на него съ яростію. Пораженный въ замшательств, онъ слабо могъ защищаться и скоро палъ на землю. Знайте, сказала я Офицеру, бывшему съ нимъ, и которой намревался помочь ему — знайте, что онъ обманулъ меня, измнилъ мн, обезчестилъ меня: не смотря на то, что я женщина, я омыла въ крови его преступленіе, я отмстила за весь оскорбленной нашъ полъ
По моему голосу онъ узналъ во мн женщину — столько храбрости удивило его, онъ остался въ изумленіи, я сла на лошадь и возвратилась сюда. Амброзіо, которому поручила я хать въ деревню, дабы провдать тамъ, какъ примутъ сіе приключеніе, нашелъ его простертаго на дорог.
Въ ту минуту, когда силы его возвращались, Офицера при немъ небыло, онъ конечно пошелъ для поданія помощи въ деревню, не видя никого, онъ сошелъ съ лошади, взялъ Дона Мориціо на руки и съ помощію моихъ двухъ Итальянцевъ притащилъ его сюда, не смотря на преслдованіе служителя, которой гнался за ними. Итакъ жестокой мой непріятель, виновникъ всхъ моихъ нещастій и злодйствъ, въ моей власти, теперь, когда я могу по своему произволу утолить пожирающую меня жажду, письмо, доставленное мн вчера тобою, увдомляетъ меня, что хотятъ отнять его силою. Да погибнутъ прежде сіи стны и вся вселенная вмст со мной… Съ часу на часъ ожидаю я дерзкихъ: горе, горе имъ! Сквозь трупы и развалины придутъ они собирать прахъ его — никогда не получатъ они его живаго.
Я погибну — я это знаю, такъ и быть, могила есть желаемое мною мсто, но прежде, нежели я сойду въ нее, пусть будетъ по крайней мр удовлетворено мое бшенство. Слдуй за мной, Теодоръ — слдуй за мной, и посвяти своей матери полное свое повиновеніе.

ГЛАВА XXII.

Подземеліе, убійство.

Окончавъ повствованіе ужасной своей исторіи, прекрасная, но жестокая Анселина, позвала къ себ Амброзіо, вскор посл звучнаго ея зову управитель явился.— Все ли готово для приношенія жертвы, спросила она его? Онъ далъ знать, что готово. ‘Проводи насъ, сказала она.’ Амброзіо съ двумя свтильниками пошелъ передъ нами, и Госпожа Феланзани, которая вела за руку Теодора, въ молчаніи за нимъ слдовала.
Въ то время, когда надо было сходить съ лсницы, ведущей къ погребамъ замка, Фріоли останавливаетъ ихъ и сказываетъ Госпожъ Феланзани, что онъ сей часъ примтилъ множество вооруженныхъ людей, кои, кажется, разсяны по лсу…. Вамъ извстны мои намренія, сказала она, приготовляйте все, естьли черезъ часъ они нападутъ на меня, я сама выду передъ нихъ,— она идетъ дале. Прошедъ нсколько длинныхъ коридоровъ, Теодоръ очутился съ ней въ залъ, досел ему еще неизвстной.
Амброзіо приподнимаетъ занавсъ, находящійся посреди залы, и они сходятъ еще тринадцать ступеней. Теодоръ съ удивленіемъ осматриваетъ сіи длинные подземельные своды, кои съ трудомъ освщаетъ темный свтъ свтильниковъ, находящихся въ рукахъ управителя, мрачная и зврская его физіогномія, блдной и волнующійся видъ его матери — все наводитъ на него нкоторое чувство ужаса, въ которомъ онъ самъ не можетъ дать себ никакого отчета.
Наконецъ приходятъ они въ другую залу, мрачную и чрезвычайно пространную. Она вся обита чернымъ сукномъ, посреди возвышается нкоторой родъ гробницы, на которой подъемлется ужасная статуя. Это мщеніе! кровь падаетъ по капл съ кинжала, коимъ вооружена руки ея, зми обвиваютъ тло ея, и соединенныя головы ихъ испускаютъ голубоватое пламя, которое одно бросаетъ ложный, — мерцающій свтъ на сіе мсто страха и ужаса. Испуганный Теодоръ не сметъ приподнять глазъ.— Каждой взглядъ представляетъ ему новый ужасный видъ. На жертвенникъ вырзаны сіи слова: Мщенію.— Онъ видитъ ихъ, и невольнымъ образомъ содрогается. Нещастный, едва дышущій — распростертъ на ступеняхъ гробницы. Госпожа Феланзани приводитъ къ нему Теодора, она вооружаетъ руку его зіяющимъ кинжаломъ, и говоритъ ему. Рази, сынъ мой — рази и отмсти за свою мать. При семъ имени нещастной тяжко поднимаетъ свою голову — и смотришь на Теодора, онъ произноситъ слова сіи: онъ также и мой сынъ!…… Взглядъ его столь нженъ, голосъ столь трогателенъ, столь пронзителенъ, что Теодоръ, одушевляемый фанатическимъ повиновеніемъ, чувствуетъ, что рука его слабетъ, она разжимается — и кинжалъ, коимъ онъ вооруженъ былъ, падаетъ къ ногамъ его…. Растроганный, устрашенный, и не смя смотрть на мать свою — онъ говоритъ ей: убить его?.. Я не въ состояніи….. Онъ былъ виновенъ, это правда… Но теперь какое его преступленіе?…. Какое преступленіе? вскричала Госпожа Феланзани: ты видишь предъ собою проклятаго Мориціо, и ты спрашиваешь какое его преступленіе?— Кровь моя, кровь Монтемаіоровъ течетъ въ жилахъ твоихъ, ты Гишпанецъ гордой и оскорбленной, сей злодй похитилъ у меня честь, бытіе мое и щастіе, онъ сдлалъ изъ меня изверга моего пода, онъ лишилъ меня своими подлыми и злодйскими интригами спокойствія, которымъ я наслаждалась, и ввергнулъ меня въ страшную пропасть горестей, злоключеній, злодйствъ и ужаса. Онъ разорилъ мое семейство, изгналъ меня изъ моего отечества, принудилъ меня скитаться по всему свту: я не найду нигд камня, чтобы преклонишь мою голову, онъ лишилъ тебя твоего сана, имяни, осудилъ тебя раздлять вмст со мною мои бдствія, блуждать со мною въ пространномъ мір, не находя другаго убжища, кром дикихъ пещеръ и берлоговъ зврей, онъ противъ насъ обихъ нарушилъ священнйшіе законы природы — и и ты можешь спрашивать у меня: какое его преступленіе?— ….Но разв онъ не отецъ мн?— Но то, что онъ далъ теб жизнь, не естьли самое ужасное его преступленіе? — Трепещи, недостойной сынъ мой, я на все способна….. Ты еще медлишь? Бги, бги меня, спасайся отъ справедливаго моего гнва — но прежде посмотри на послднее издыханіе сего неблагодарнаго отца, коего ты больше меня любишь, смотри на его смерть и на послднія мои наслажденія.
При сихъ словахъ схватила она кинжалъ, которой выпалъ изъ рукъ Теодора, и нсколько разъ вонзила его въ грудь Дона Мориціо, которой еще разъ обратилъ на сына своего глаза, въ коихъ начертано было вмст и любовь и раскаяніе и горесть. Теодоръ бросается на безчувственное уже тло и лишается чувствъ, осыпая его поцлуями.

ГЛАВА XXIII.

Разрушеніе замка.

Онъ долго пробылъ въ этомъ состояніи, которое было очень близко къ смерти…. Но пришедъ въ чувство, какъ удивился онъ, увидвъ себя въ полъ! Члены его онмли отъ сырости и холода, при каждомъ движеніи онъ чувствуетъ ужасную боль. Наконецъ кой — какъ онъ всталъ и простеръ вокругъ себя удивительный взоръ свой.
Что видитъ онъ? Замокъ, въ которомъ провелъ свое дтство, это мрачное — но тихое жилище, бывшее свидтелемъ ребяческихъ его игръ, былъ въ самомъ жалкомъ состояніи. Море ревло вдали и повторяло сильный трескъ отъ пламени, въ которомъ пылалъ замокъ. Онъ незнаетъ, живъ ли онъ? Незнаетъ, во снли или наяву видитъ онъ все это…. Вдругъ раздается ужасной шумъ, онъ падаетъ и тотчасъ опять встаетъ и не видитъ больше ничего. Огонь уже потухъ, замокъ боле не существуетъ и нещастной Теодоръ видитъ только одинъ безпорядокъ природы, которая, кажется, совсмъ хочетъ разрушиться.
Бурныя волны подымаются къ самымъ облакамъ, и ударяясь объ утесы, съ шумомъ разбиваются. Молнія разскаетъ небо и освщаетъ съ одну минуту весь горизонтъ, за нею слдуютъ страшные удары грома.
Итакъ у меня ужъ ничего не осталось въ свт, вскричалъ въ слезахъ этотъ молодой нещастливецъ, одинъ день, одинъ ударъ лишаетъ меня родныхъ, моей милой и всего имнія! Одна только смерть осталась мн. Онъ подходитъ къ берегу моря, уже измряетъ онъ глазами бездну, въ которой хочетъ погребсти навсегда любовь свою и нещастія, взошедъ на крутую скалу, въ послдній разъ прощается со свтомъ, хочетъ броситься. Тайное чувство останавливаетъ его надъ пропастью… Сей внутренній голосъ, повелвающій намъ сохранять бытіе свое, сей могущественный голосъ, взывающій, что самоубійство есть ужасное оскорбленіе Божества, останавливаетъ Теодора… Будучи готовъ умереть, вспоминаетъ онъ, что есть Богъ всесильный, Отецъ любви и милосердія, Правитель судебъ нашихъ, дарующій намъ по неисповдимой премудрости своей жизнь или смерть, безъ котораго мы не властны располагать сами собою — вспоминаетъ это, и упавъ на колни, благословляетъ Существо высочайшее, благодаритъ его за то, что оно просвтило его, и предается въ его власть.
Въ молчаніи бродилъ онъ по полю, подошелъ къ замку и омочилъ слезами пылающія его развалины, поглотившія все, что было для него любезнаго въ свт. Потомъ пошелъ онъ къ пустын, куда велъ его блдный лучь надежды, но пустыня была разрушена и скрыта подъ развалинами замка…. Нещастной лишился всего, потому что надежда, сіе утшительное чувство, совсмъ погасла въ груди его.
Онъ вспоминаетъ о Мессин, и не зная куда итти, нечаянно выходитъ на ту дорогу, которая вела туда, приходитъ въ городъ, не, зная, гд ему приклонить голову, спрашиваетъ трактиръ Коронованной главы, ему указываютъ его. Теодоръ освдомляется о Граф Сан-Марко, ‘Васъ ужъ давно здсь ожидаютъ, отвчаютъ ему, взойдите въ третій номеръ.’ При этомъ нечаянномъ извстіи Теодору сдлалось не много дурно. Съ трудомъ взошелъ онъ по лсниц, постучался у двери, сердце его сильно билось въ ожиданіи, наконецъ дверь отворяется — и онъ въ объятіяхъ своей любезной и пустынника, которой былъ уже въ другомъ плать.
Посл первыхъ объятій Графъ Сан-Марко сказалъ ему: ‘я потерялъ все въ свтъ и хотлъ бжать его, подъ видомъ путешествія удалился я въ уединенное мсто, лежащее не далеко отъ прежняго моего замка Сан-Марко, между крутыхъ утесовъ, защищавшихъ его отъ бурь. Въ немъ никто не жилъ, я веллъ его тайно починить, и съ помощію денегъ, на которыя покупалъ я все нужное, жилъ я далеко отъ свта, въ которомъ видлъ одну неблагодарность.
Скоро услышалъ я, что жадные сродники, желая ране воспользоваться моимъ имніемъ, распустили слухъ, что я умеръ, и что они продали мой замокъ. Мн должно бы явиться, чтобъ наказать ихъ злобную жадность, но я простилъ ихъ и остался въ своей пустын. Въ ней было все то, что могло сдлать жизнь пріятною, живучи въ ней, посвятилъ я дни свои разсматриванію природы. Иногда проходилъ по подземнымъ жилищамъ замка, которыя зналъ я очень твердо, въ одинъ день нашелъ я эту двушку, которая была тогда еще очень мала, Ея молодость, красота и тюрма, въ которую она была заключена, тронули меня. Я бы похитилъ ее тогда же, естьлибъ неопасался поисковъ, которые заставили бы меня оставить свое любезное жилище, итакъ я довольствовался тмъ, что могъ носить ей пищу лучше той, которую она имла. Я посвятилъ ей вс свои старанія, училъ ее кой — чему, и, смю сказать, образовалъ ея душу. Всякую ночь были мы вмст, милыя ласки моей воспитанницы скоро плнили меня такъ, что въ ней одной находилъ я все свое утшеніе и былъ привязанъ къ ней узами родительской любви.
Теодоръ разсказалъ ему все, что случилось посл своей съ нимъ разлуки, и удивительную повсть Госпожи Феланзани. Какъ скоро онъ кончилъ, Графъ Сан-Марко сказалъ ему, ты помнишь тотъ день, когда приходилъ ты въ мою пустыню. На другой день прогуливаясь по крутымъ скаламъ, примтилъ я толпу вооруженныхъ людей, которые вызжали изъ рощи прямо къ замку. Я предвидлъ, что должна случиться сшибка, и побжалъ къ своей воспитанниц, чтобъ увести ее изъ подземелья и избавишь отъ опасности. Темница ея была заперта внутреннимъ замкомъ, я отперъ дверь, кликнулъ двушку и повелъ ее въ свое убжище, гд я ее покинулъ, а самъ пошелъ примчать все, что случится въ замк.
Солдаты стояли въ пятнадцати шагахъ отъ замка, одинъ изъ нихъ приближался на край рва, по движеніямъ его могъ я заключить, что онъ разговаривалъ съ Госпожею Феланзани, выстрлъ, отъ котораго палъ онъ мертвъ, былъ единственнымъ отвтомъ, раздраженная толпа приближилась къ замку. Я видлъ, какъ эта удивительная женщина стояла на стн и храбро защищалась съ своими тремя человками. Я удивился, что тебя тутже не было, и думалъ, что это было отъ того, что она хотла тебя избавить опасности.
Сраженіе продолжалось около часа, и не смотря на храбрость осажденныхъ, которые около сорока человкъ своихъ непріятелей положили мертвыми, уже начали разрубать топорами большія ворота, какъ вдругъ пламя обняло со всхъ сторонъ замокъ и осажденные пропали подъ развалинами прежняго моего жилища. Не смотря на жестокой огонь, солдаты прорубаютъ ворота и бросаются на дворъ. Нкоторые изъ нихъ пробирались по утесамъ къ моей хижинъ, я бросился туда, взялъ свои деньги и воспитанницу, и вмст съ нею побжалъ совсмъ другими дорогами, которыя одному мн были извстны. Взошедъ на высокую гору, я оборотился отъ ужаснаго треску которой вдругъ сдлался позади насъ — взглянулъ и увидлъ, какъ замокъ взлетлъ на воздухъ и своими развалинами покрылъ вс окружности… Совсмъ почти потерялъ я надежду тебя увидть, и боялся открыть мысли свои твоей нжной любовниц. Я отвлекалъ ее отъ этого ужаснаго зрлища, и мы продолжали итти прямо къ деревн. Пришедъ туда, нашелъ я карету — и мы похали въ Мессину, гд я остановился въ томъ самомъ трактир, въ которомъ прежде еще назначилъ я теб свиданіе.
Положивъ намреніе сдлать сисею наслдницею воспитанницу свою, хочу я получить прежній чинъ, прежнее имя и мое богатство. Но кто бы могъ поврить? Меня, меня самого увряютъ, что я умеръ. Теперь я принужденнымъ тебя нашелъ искать въ суд помощи противъ коварныхъ моихъ родственниковъ, которые давно уже меня узнали, но не хотятъ въ томъ признаться. Между тмъ будьте оба моими дтьми, и, естьли правосудіе защититъ меня, я соединю васъ узами брака, и можетъ быть найду еще щастіе въ щастіи вашемъ.

ГЛАВА XXIV.

Исторія Графа Сан-Марко.

Такимъ образомъ прожили они нсколько недль, во все это время Графъ неусыпно старался о своемъ дл. Въ одинъ вечеръ будучи убжденъ прозбами молодыхъ своихъ друзей, требовавшихъ, чтобъ онъ разсказалъ имъ произшествія, которыя принудили его прекратить сообщеніе съ людьми, началъ слдующимъ образомъ свою повсть:
‘Я не буду останавливаться на разныхъ обстоятельствахъ моей жизни, они слишкомъ обыкновенны и не могутъ удивить васъ, они послужили мн только для того, чтобъ уврить меня, что вс люди лживы, обманчивы, завистливы и неблагодарны, Я разскажу вамъ только тотъ ужасной случай, которой разрушилъ все блаженство, какимъ я могъ наслаждаться, лишилъ меня любезнйшей дочери и разлучилъ меня со свтомъ.
Домъ Аржеронской, одинъ изъ знашнйшихъ въ Сициліи, былъ врагомъ дому Сан-Марко по какой-то ссор, которая произошла во время междоусобной войны. Такія ссоры обыкновенно кончатся совершенною погибелью той или другой стороны Оба дома употребляли храбрость, лукавство, измну — однимъ словомъ, вс средства, чтобъ разорить другъ друга. Хотя часто повторяемы были такія покушенія, но ни одна сторона не ослабвала. Фамилія Франка-Вилла, бывшая прежде одного изъ послднихъ, возвысилась на развалинахъ дома Аржеронскаго, я сдлался старшимъ изъ фамиліи Сан-Марко, и первое мое желаніе было прекратить эту пагубную и безчестную вражду Долгое время вс старанія мои были безуспшны.— Наконецъ Князь Аржеронской умеръ.— Сынъ его влюбившись въ дочь мою, просилъ ее себ въ замужство, и общалъ уничтожить самую память этой вражды, въ противномъ случа грозилъ возобновить ее жесточайшимъ образомъ.— Я призвалъ свою дочь и описалъ ей въ немногихъ словахъ вс кровавыя сцены, произведенныя ненавистью двухъ фамилій, предлагаю ей способъ, посредствомъ котораго можетъ окончиться всякое несогласіе. Я присоединилъ къ тому, что это все зависитъ только отъ нее, — что бракъ ея съ молодымъ Княземъ совершенно потушитъ пламя раздора между двумя домами, и будетъ для нихъ врнйшимъ залогомъ вчной дружбы и благоденствія.— Дочь моя любила одного молодаго Кавалера изъ Мессины, но она съ охотою пожертвовала своею любовію и своимъ щастіемъ моему приказанію.— Спокойствіе мое было для нее драгоцнно — и она вышла за Князя.
Сей чрезъ мру пылкой молодой человкъ сдлался вскор стольже ревнивъ, сколько онъ прежде любилъ дочь мою.— Камилла съ терпньемъ сносила многія неудовольствія.— Вскор произвела она на свт сына, и это привлекло ее совершенно къ своему супругу, она посвятила всю жизнь свою щастію одного и воспитанію другаго, она перестала являться въ собраніяхъ, жила уединенно въ своемъ дом и занималась единственно милымъ сыномъ сыномъ.
Съ сего времени молодой Князь Аржеронскій пересталъ быть ревнивымъ. Его супруга не могла внушить въ него никакихъ подозрній, но въ злобной отъ природы душ его мало помалу начинала простывать любовь, и мсто ея занимала природная ненависть его ко мн и ко всей нашей фамиліи.— Онъ поклялся въ своемъ сердц погубить меня и дочь мою..— Между тмъ Камилла имла случай чрезъ одного служителя проведать объ этомъ ужасномъ заговор, котораго она должна быть жертвою. Она избираетъ способное время, оставляетъ жилище изверга, и скрывается съ младенцемъ своимъ въ моемъ дом. Представьте мое изумленіе, я не могъ ничему врить….Но скоро, скоро узналъ я, что это только начало ужаснйшихъ нещастій.

ГЛАВА XXV.

Злодйство за злодйствомъ.

Спустя нсколько дней посл того, въ самую полночь вдругъ выламываютъ двери моего дома, я былъ схваченъ въ постел и отведенъ въ комнаты моей дочери. Она спала въ эту минуту, младенецъ покоился въ ея объятіяхъ.— Какъ она была прекрасна! Какое плнительное зрлище! страшный крикъ пробудилъ ее!— Она открываетъ глаза и вскрикиваетъ отъ ужаса, увидвъ предъ собою своего свирпаго мужа.
А! ты думала, говоритъ онъ съ злобною — язвительною усмшкою убійцы — ты думала спастись отъ своей гибели?— Глупая! ты чрезъ то закрыла только мое мщеніе и безчестіе! вс подумаютъ, что ты убита разбойниками — и я безопасно буду наслаждаться плодами моего злодйства.— Ты хотла избжать отъ смерти, теперь я усугубляю для тебя ея ужасы, твой сынъ и отецъ погибнутъ предъ твоими глазами, это еще первое для тебя мученіе, это только начало тхъ жестокостей, которыя ты испытаешь! — При сихъ словахъ онъ съ яростію выхватилъ ребенка изъ рукъ окаменвшей матери, и ударивъ его объ полъ, топталъ ногами съ какимъ-то адскимъ удовольствіемъ.— Нещастная Камилла пребывала въ мертвомъ безчувствіи. Но вдругъ какъ будто пробуждается отъ сна, вскакиваетъ съ постели и бжитъ къ извергу въ совершенномъ изступленіи материнской любви, она употребляетъ противъ него ногти и зубы, и не смотря на вс свои усилія, Князь не можетъ отъ нее защититься. Кровь изъ него течетъ во многихъ мстахъ, наконецъ онъ исторгаетъ свой кинжалъ и ранитъ ее въ бокъ.— Съ быстротою молніи иступленная Камилла схватываетъ сіе убійственное орудіе и погружаетъ его въ сердц изверга, подобясь львицъ, пожирающей ловца, которой хочетъ похитить ея дтей, отчаянная мать бросается на тло, кусаетъ и раздираетъ его съ свирпостію.
Между тмъ на мой крикъ пробудились домашніе и вбжали въ комнату, за ними вошелъ дозоръ, которой по случаю былъ въ то время на улицъ. Нкоторые изъ заговорщиковъ Князя схвачены и вскор получили достойное воздаяніе за свое злодйство… Когда хотли оттащить дочь мою отъ тла убитаго ею мужа, то нашли, что она уже скончалась, горесть и свирпство прекратили дни ея.—
Я вскор оставилъ ужасной Театръ моихъ злоключеній, и подъ предлогомъ путешествія скрылся въ этомъ уединеніи, которое вы знаете, и оттуда бы не вышелъ я до конца моей жизни, естьли бы не вы меня вызвали. Здсь кончилъ онъ свое повствованіе.—
Между тмъ все шло съ желаемымъ успхомъ, процессъ не былъ подверженъ ни малйшему сомннію, все готовилось къ свадьб, которой положено быть въ день С. Іоанна, Патрона Мессины.— Этотъ праздникъ былъ самой большой по всей Сициліи.
Наконецъ приближается этотъ вожделнной день,— Все уже было готово, контрактъ подписанъ, нсколько часовъ, — и щастіе нашихъ любовниковъ совершено!— уже Теодоръ приближался къ той минут, которая на вки соединитъ его съ своею любезною. Оба они видли конецъ своихъ нещастій, оба видли ясное, свтлое начало непрерывнаго благоденствія… Но небо не хотло этого…….
Вечеръ былъ прекрасной, Графъ Сан-Маркъ пригласилъ молодыхъ своихъ друзей прогуляться за городъ, гд обыкновенно все лучшее дворянство Мессины наслаждалось благораствореннымъ воздухомъ лтняго вечера, одинъ незнакомецъ встрчаетъ Теодора, отводитъ его въ сторону и шепчетъ на ухо, что онъ иметъ ему сообщишь нчто весьма важное, естьли согласится онъ отстать на нсколько шаговъ отъ толпы.— Теодоръ согласился.— Они удаляются. Наконецъ незнакомецъ говоритъ ему также тихо, одинъ изъ насъ долженъ умереть, защищайся!… Разв вы мой врагъ, прервалъ Теодоръ, изумленный такимъ нечаяннымъ предложеніемъ — разв вы мой соперникъ?…. Ктобы ни былъ, непріятель или соперникъ, отвчалъ незнакомецъ, вы должны биться на смерть. Сказавъ сіи слова и не давъ времени приготовишься Теодору, устремляетъ на него весьма сильной ударъ, но увлеченный своею яростію самъ спотыкается на шпагу Теодора, ранитъ себя и упадаетъ съ крикомъ: Я умираю. Теодоръ не зналъ, чему приписать все имъ виднное, голосъ не совсмъ былъ для него незнакомъ, онъ хотлъ узнать своего соперника, но не смотря на вс его усилія. Графъ не даетъ ему этого, оттаскиваетъ и оставляетъ раненаго попеченію народа, которой его окружилъ со всхъ сторонъ.

ГЛАВА XXVI.

Ядъ, самоубійство.

Наконецъ насталъ долго ожидаемой день, все было готово къ браку, котораго не хотли откладывать, произшествіе вчерашняго дни не могло препятствовать благополучію любовниковъ. Теодоръ идетъ въ церковь, Графъ привелъ туда любезную супругу, украшенную розами скромности, на лиц ея сіяла улыбка радости. Ея красота, ея молодость, а больше всего кроткое — невинное веселіе, блистающее въ глазахъ ея, привлекали всякаго, собраніе зрителей было весьма велико, наконецъ Прелатъ соединяетъ ихъ руки, онъ хочетъ произнести оное слово, которое длаетъ сей союзъ священнымъ и нерушимымъ… вдругъ раздается голосъ: остановись! — Теодоръ оборачивается и съ трепетомъ, узнаешь стараго Амброзіо, котораго онъ почиталъ погребеннымъ подъ развалинами Сан-Марко.— Онъ смущается, вчерашнее произшествіе представляется его воображенію, ужасной свтъ озаряетъ его.— Онъ почитаетъ себя убійцею матери. Остановись, повторяетъ Амброзіо:— не дерзай произнести беззаконный обтъ, та, съ которою хочешь соединяться, есть… сестра твоя… …!!!! Нещастная мать, умирающая отъ удара своего сына, желаетъ еще увидть въ послдній разъ сего преступника. Естьли вы хотите принять ея вздохъ, то не теряя времени, спшите за мною.— Одна минута — и не будетъ ее въ живыхъ.
Отчаянный, полумертвый Теодоръ бжитъ въ слдъ за старымъ своимъ наставникомъ. Нтъ нужды сказывать, въ какомъ состояніи была между тмъ его любезная супруга.— Онъ не видитъ и не слышитъ ничего, пробжавъ съ Амброзіо нсколько Мессинскихъ улицъ, достигаетъ наконецъ до маленькой хижины, которой двери тотчасъ были отперты. Его вводятъ въ темную комнату, въ которой на лож смерти лежала свирпая, но нещастная Анселина.— Вотъ онъ, шепнулъ ей тихонько Амброзіо.— Сынъ мой, сынъ мой приближься ко мн, сказала она слабымъ голосомъ, приближься, мать твоя тебя прощаетъ, Теодоръ бросается на кольни подл постели, и лобызая руку своей матери, обливаетъ ее слезами..— Ужасной день!— говоритъ онъ, ужасной день!— Сынъ убиваетъ свою мать!… утшься, продолжаетъ она голосомъ нжнйшимъ прежняго, перестань обвинять себя. Ты не виненъ.— Небо водило рукой твоей. Я не должна была боле жить, смерть была единственною цлью, къ которой я стремилась. Мщеніе мое удовлетворено, вся фамилія жестокаго моего гонителя изчезла предо мною, такъ какъ нжный цвтъ розы изчезаетъ предъ ядовитымъ дыханіемъ Борея. — Я довольна, невидимая рука послала мн смерть, я ее принимаю. Я чувствую, что мн должно оставить сіе жилище горестей и страданій. Мн кажется, я вижу уже послдній часъ.— О Боже!… мучительныя угрызенія совсти!— странное отчаяніе! что я вижу? Обитель вчнаго мщенія разверзается принять меня въ пламенныя ндра свои, казнь, праведная казнь сртаетъ преступницу. Съ ужасомъ приступаю я ко вратамъ смерти. Теперь, теперь только злодянія мои являются мн въ собственномъ своемъ вид! Кора заблужденія спала… Сынъ мой! спасайся!… изторгни изъ рукъ моихъ, естьли это можно, послднюю жертву моей свирпости, спши къ твоей сестр. Ядъ! ахъ!………… Она пожала весьма сильно руку Теодора и испустила дыханіе.
Такъ скончала жизнь свою сія женщина, необыкновенная столькоже своимъ характеромъ, сколько и красотою. Я не хочу об ней произвести моего сужденія, оно былобы весьма дерзновенно:— я могу только со жалть о нещастной. Вся ея жизнь есть уронъ для развратителей невинности. Она подаетъ весьма чистую и прямую мораль. Соблазнъ, соблазнъ! ты смя всхъ пороковъ!…—
Теодоръ остался неподвижнымъ, глаза его устремлены были на обезображенной трупъ своей матери.— Онъ казался совершенно помшаннымъ.— Наконецъ вспомнивъ страшныя ея слова: бги къ твоей сестр… ядъ…— Онъ бросилъ еще иступленные взоры на ту, которая носила его подъ сердцемъ, и удалился.— Въ нсколько минутъ достигаетъ онъ дома Сан-Марко, входитъ въ залу и видитъ сестру свою… свою супругу издыхающую, произносящую его имя.— Графъ держа ее въ рукахъ своихъ, проливалъ слезы.— Не сказавъ ни слова, онъ бжитъ отъ сей новой сцены въ свои комнаты, запирается, и посл нсколькихъ минутъ слышны были два пистолетные выстрла.
Пробудившись отъ своего отчаянія Графъ Сан-Марко поспшаетъ къ нему,— разламываетъ двери: и видитъ нещастнаго Теодора, плавающаго въ своей крови и сражающагося еще съ своею смертію.— Природа длала свои послднія усилія, и всякая помощь была безполезна….
Но опустимъ завсу подъ его сценою ужаса! Оплачемъ нещастныя жертвы и нестанемъ подражать ихъ слабостямъ.
Оставимъ нещастнаго Графа въ его уединеніи, окончить мрачные дни свои, которые прекратили горесть и отчаяніе.

ГЛАВА XXVII.

Заключеніе

Амброзіо, сдлавшись довольно богатымъ, посл смерти госпожи Феланзани перехалъ во Францію.— Онъ старался сохранить вс сіи кровавыя произшествія, и съ его манускрипта написалъ я сію исторію.— Посл его смерти Итальянецъ, которой слдовалъ за нимъ везд и раздлялъ съ нимъ вс опасности, доставилъ мн сей манускритъ и разсказалъ многія подробности, которыя могли служишь къ объясненію нкоторыхъ произшествій, друзья мои усильно просили меня напечатать это сочиненіе, и я исполнилъ ихъ волю.—
Отъ сего-то Итальянца узналъ я, что Анселина въ бшенств своей страсти, упоенная зврскимъ отчаяніемъ, заперла своего сына въ подземныя пропасти, окропленныя кровію Дона Мориціо, котораго она заколола собственными своими руками. Она имла намреніе умертвить тамъ и Теодора на хладномъ труп нещастнаго отца его, но наконецъ пришедши въ себя и чувствуя возраждающуюся въ сердц своемъ матернюю любовь, она ршилась отнести его на ближнее поле, съ тмъ, чтобъ никогда не видть его и между тмъ доставить ему вс средства безопасности.— Я также узналъ, что Анселина въ ту минуту, когда была узнана и окружена въ замк, ршилась его зажечь, и посл того пустилась по волнамъ въ маленькой лодк съ Амброзіо, Фріоли и съ Итальянцемъ, слугою перваго. Претерпвъ тысячу опасностей, лишившись Фріоли, пристала она къ берегамъ Сициліи не далеко отъ Трепако. Потомъ переодвшись въ мужское платье подъ прежнимъ своимъ именемъ Мульсони, путешествовала она по всему острову, чтобы сыскать Теодора. Въ Мессин услышала Анселина, что онъ готовится вступишь въ беззаконный бракъ съ своей сестрою, — съ сею нещастною, которую почитала она погибшею подъ развалинами Сан-Марко.
Мщеніе еще не погасло въ груди ея.— Она раздала нужныя приказанія, и дожидалась способной минуты къ удовлетворенію своей злобы.— Во время пагубнаго поединка, когда она ослпленная бшенствомъ бросилась на мечь своего сына, и такимъ образомъ получила смертельную рану: въ то самое время нещастная дочь Эмиліи, пораженная опасностію, въ которой находился Теодоръ, была весьма нездорова.— Въ слдствіе приказаній Госпожи Феланзани Итальянецъ долженъ былъ, войти въ домъ Графа и отравитъ сію двицу.— Онъ увидвъ, что она при полученіи всти о поединк упала въ обморокъ, спшитъ за водою, подсыпаетъ въ стаканъ яду и подаетъ сей нещастной, которая для того, чтобъ притти въ себя, приняла смерть въ роковомъ стакан.—
Я видлъ, какъ этотъ Итальянецъ терзался въ своей совсти, спустя нсколько времени посл того онъ удалился отъ свта и посвятилъ остатокъ дней своихъ на вспомоществованіе больнымъ и нещастнымъ.
Такимъ образомъ кончилась сія фамилія, которая конечно могла бы быть щастливою, естьлибы неучинилъ перваго преступленія Донъ Moриціо, онъ одинъ виною всхъ послдующихъ злодяній.—
Оканчивая мою повсть, я приведу сюда нсколько слов изъ книги Лафатера, называемой Физіогномія, кажется, слова указываютъ на Госпожу Феланзани.
‘Посмотрите на эту голову,— на эти нжные черты, изображенные столь живо и сильно.— Сіи черные глаза, въ которыхъ блистаетъ огонь, сіи брови столь хорошо оттненные, сей видъ исполненный иметъ томности и ршительности — все это служитъ признакомъ великихъ страстей…
‘Душа такого человка сама по себ благородна, тверда и постоянна, она привязывается вдругъ или къ добродтелямъ или къ порокамъ.— Воспитаніе и обстоятельства жизни длаютъ изъ него героя или величайшаго злодя.’

Конецъ второй части.

Неизвестные_французы
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Дети революции, Неизвестные_французы, Год: 1918
  2. Трое на четырех колесах, Джером Джером Клапка, Год: 1900
  3. Мечтатель, Гамсун Кнут, Год: 1904
  4. Маленький лорд Фаунтлерой, Бёрнетт Фрэнсис Элиза, Год: 1886
  5. Рейнская легенда, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1845
  6. Герман, Вернер Элизабет, Год: 1879
  7. Доктор Ираклий Глосс, Мопассан Ги_Де, Год: 1921
  8. Выдержал, или Попривык и вынес, Твен Марк, Год: 1872
Электронная библиотека