Н. А. ЛЕЙКИНЪ.
ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.
МОЗОЛЬ.
МОЗОЛЬ.
Мозоль, Лейкин Николай Александрович, Год: 1879
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Суббота. Вечеръ. Сторожка пятнадцати-копечныхъ или такъ называемыхъ полтинныхъ бань биткомъ набита одвающимся и раздвающимся народомъ. То и дло входятъ новые постители, со звономъ бросаютъ на стойку жестяной билетъ и начинаютъ разоблачаться. Изъ мыльной поминутно отворяется дверь и визжитъ дверной блокъ. Парильщики пропускаютъ въ сторожку ‘готовыхъ гостей’ и кричатъ: ‘вничекъ’! Между гостями особенно замтны купцы въ ситцевыхъ рубахахъ и пояскахъ съ молитвой. Они боле или мене знакомы между собой и ведутъ пространные разговоры о томъ, почемъ нын судачина мороженая, въ какой цн мочала, пухъ и т. п. предметы. Къ разговору ихъ прислушивается попъ, выпивающій чуть-ли не четвертую бутылку квасу, да въ углу, завернувшись въ простыню, стонетъ отъ баннаго удовольствія распростертый на диван и красный какъ вареный ракъ гладкобритый чиновникъ.
— Нтъ, ты тамъ что хошь говори, а супротивъ Евся Прохорова волоса ничто не выстоитъ!— воскличаетъ купецъ съ подстриженной бородой.— Его волосъ хотя на пять рублей будетъ и дороже, но за то мягокъ и на всякое дло сподрученъ. Его и въ руку-то взять пріятно. Ты его хоть шь.
— Все это такъ, но зато цна, милый человкъ!— откликается купецъ съ бородой клиномъ.— Вонъ у Петра Даниловича волосъ — бархатъ, а цна не подходящая. Мы вдь его больше съ мочалой мшаемъ, потому у насъ тюфякъ, диванъ дешевый и покупателя знакомаго нтъ, а все больше съ воли.
Въ разговоръ вмшивается попъ.
— Ну, а въ какой цн, господа, теперь шкура?— спрашиваетъ онъ.— Вотъ когда я жилъ въ провинціи…
— Шкура? Шкура, ваше преподобіе, всякая есть. Городская шкура отъ мщанъ намъ совсмъ не годится, а вотъ ежели по деревнямъ у крестьянъ скупать,— хлопотъ не стоитъ. Настоящая шкура теперь въ цн.
— Такъ…— удовлетворяется попъ, вздыхаетъ и требуетъ еще бутылку квасу.
Купцы начинаютъ спорить, въ которомъ году было наводненіе. Красный чиновникъ перестаетъ кряхтть, садится и смотритъ себ на ногу, разглядывая мезинецъ.
— Эй, сторожъ!— кричитъ онъ.— Послушай, ты мозоли ржешь?
— Ржу-съ, потому намъ безъ этого невозможно. Господа гости кажиный день требуютъ,— откликается изъ-за стойки бойкій мужикъ въ красной рубах.
— Ну, такъ вотъ сржь мн на мизинц. Маленькая, будь она проклята, а страсть какъ безпокоитъ! Только пожалуйста поосторожне, не обржь, смотри.
— Что вы, сударь! Будьте покойны! И не услышите какъ сржу.
Сторожъ вооружается свчкой и перочиннымъ ножикомъ и подходитъ къ чиновнику. Тотъ протягиваетъ ногу.
— Пожалуйста не обржь,— снова говоритъ онъ.
— Помилуйте, сударь, зачмъ намъ рзать? На томъ, стоимъ.. Мозоль, коли ежели ее зарзать, такъ отъ нея и смерть можетъ быть: прикинется антоновъ огонь и шабашъ!— разсуждаетъ сторожъ и приступаетъ къ операціи.
— Ой-ой! Легче, легче!
— Будьте спокойны, сударь! Господи! Намъ не въ первой! Изъ нашаго брата на этотъ счетъ такіе мастера есть, что и супротивъ мозольнаго доктора выстоятъ. Вотъ доложу вамъ, сторожъ въ Обуховскихъ баняхъ… Панкратомъ звать, такъ тотъ…
— Послушай! Легче, говорятъ теб! Я человкъ горячій, обржешь, такъ и за себя не отвчаю…
— Не сумливайтесь, сударь… Ужъ который годъ этимъ дломъ занимаемся… Къ намъ по четвергамъ генералъ сюда одинъ ходитъ, такъ. завсегда ему наши парильщики ржутъ.
— Смотри, смотри! Тише! Я тебя впередъ предупреждаю, я человкъ горячій!..
— Ахъ, Господи! И какіе-то есть вы робкіе! Сидите смирно и ни о чемъ не думайте. Ужъ вы предоставьте… Мы пять годовъ на этомъ дл…
— Постой, постой, ты, кажется, вкось забралъ…
— Никакъ нтъ-съ, это вамъ только такъ кажется, потому вы, значитъ, сырой комплекціи выходите. А вы — самое лучшее дло — зажмурьтесь и тогда у насъ живымъ манеромъ… Ужъ ежели мозоли не срзать, такъ что-же я посл этого за банщикъ!
— Осторожне, осторожне, я теб говорю!
— Да ужъ сидите, сударь, безъ сумлнія! Неужто мы насчетъ осторожности этой самой не понимаемъ? Вдь тутъ не то, что лапоть ковырать. Человкъ — живое тло. Теперича вотъ только этотъ самый стержень и конецъ!
— Тише, тише!
— Будьте покойны, ваше благородіе. Вотъ мы даже по команд. Разъ, два!..
Но тутъ ножикъ у сторожа срывается и врзывается въ тло чиновника. Тотъ вскрикиваетъ, вскакиваетъ и со всего размаха ударяетъ сторожа по рож.
Картина. Купцы хохочутъ. Чиновникъ стонетъ и унимаетъ кровь. Ошаллый сторожъ стоитъ въ отдаленіи, чешетъ затылокъ и говоритъ:
— Вотъ поди-жъ ты какая оказія! Никакъ не могу научиться эти самыя мозоли рзать. Третій грхъ сегодня: купца обрзалъ, офицера, а вотъ теперь чиновникъ попался.