МОЖНО ЛИ СТАВИТЬ КАПКАНЫ НА ДЕТЕЙ?
МОЖНО ЛИ СТАВИТЬ КАПКАНЫ НА ДЕТЕЙ?
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Можно ли ставить капканы на детей?, Розанов Василий Васильевич, Год: 1899
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
Характерную страничку нравов представляет недавнее разбирательство в с.-петербургской судебной палате дела либавского купца Рейхсгофа, обвинявшегося в изувечении восьмилетнего сына г. Козловского. Всем известна вседневная шалость уличных ребятишек — вскакивать на запятки проезжающих экипажей и проезжать на них часть пути. Все к этой шалости привыкли, нисколько не тяготятся ею и даже, видя уцепившегося на задке мальчугана, не прогоняют его, тем более, что и проедет-то он всего несколько шагов, и это есть более упражнение в ловкости вскочить на ходу экипажа, нежели действительно катанье. Но не так посмотрел на это либавский купец г. Рейхсгоф. Очевидно, и ранее досаждаемый этой шалостью детей и вполне уверенный, что при первом же выезде со двора на запятки его коляски вскочит какой-нибудь 9-10-летний мальчуган, он устроил для ожидаемой несовершеннолетней жертвы капкан, какой позволительно поставить только на волка или на медведя, именно — он укрепил на задке экипажа кожаный ремень, в который натыканы были остриями вверх гвозди. Этими-то гвоздями и был изуродован 8-летний мальчик Козловский, вздумавший испытать удовольствие прокатиться на чужом экипаже, а г. Рейхсгоф, сидя в своем экипаже, имел удовольствие слышать, как бедный ребенок закричал, попав на гвозди в приготовленную ему засаду.
Можно оберегать собственность, но нельзя ее оберегать бесчеловечными способами, забывая до такого предела гуманность! Г. Рейхсгоф вперед отлично знал, что запятки его экипажа приманят к себе какого-нибудь шалуна, и вперед наказывал его за эту шалость… калечением ему ног! Неужели это допустимо безнаказанно? Если бы владелец собаки, желая ее наказать, приколотил ей ноги гвоздями к полу, чтобы она не убежала, то общество покровительства животным, конечно, вступилось бы и привлекло такого мучителя к суду за жестокое обращение с животными. Можно ли представить себе, чтобы наши законы не обеспечивали человеку обращения, по крайней мере, равного с собаками? А здесь была, повторяем, виртуозность жестокой выдумки, недопустимая даже в отношении к домашнему животному и терпимая разве только в лесу с хищными зверями.
Но суд, сперва либавский и потом петербургский, посмотрел на дело не с точки зрения элементарного человеколюбия и всем понятных прав детского возраста, но занялся рассмотрением вопроса о праве собственника охранять свою собственность. Мы вполне, однако, уверены, что если бы глаза гг. судей имели перед собою живую картину того, как восьмилетний мальчуган, обливаясь кровью, повалился с запяток экипажа г. Рейхсгофа, они ужаснулись бы зверству этого господина и подвергли его наказанию, достаточно независимо от его прав собственности на его запятки.
Юридическая пунктуальность суда дошла до того, что он указал, что попавшая на гвозди жертва имела 8 лет от роду, а не 7, и значит вышла из безответственного ребяческого возраста, а между тем эта пунктуальность не задумалась над тем, что под ‘охранением собственности’ в законе разумеется охранение ее от воровства, грабежа, похищения или разрушения, чего г. Рейхсгоф нисколько не ожидал, устраивая свой капкан, и чего и не было. Если вор перелезет в чужой сад и нарвет там яблок, то он совершит преступление против чужой собственности, но если при этом он посидит в саду на скамейке, то неужели и это будет кражей, грабежом и вообще ущербом чужой собственности? А ребенок, искалеченный г. Рейхсгофом, не успел даже и постоять на запятках с прилаженным капканом и решительно никакой протори этому господину не причинил! Даже и на воров, однако, не ставят причиняющих увечье капканов, каких-нибудь хитрых петель, автоматически падающих или автоматически стреляющих приборов, вообще не ставят и законом не допущено ставить опасных для жизни и здоровья засад, которые не видимы и которых поэтому человек не может предугадать и вовремя удержаться от нападения на чужую собственность.
В деле, которое рассматривала петербургская судебная палата, именно и обращает на себя внимание то, что мальчик был изувечен неожиданно для себя и преднамеренно зверски, т. е. что здесь была в точном смысле засада и, до известной степени, было нападение без предуведомления, кончившееся мукою, кровью и искалечением для совершенно неопытного и, без сомнения, крайне невинного ребенка-подростка. Оправдав г. Рейхсгофа, суд как бы открывает свободу и дальнейших усовершенствований капканов на уличных ребятишек, например, ведь можно придумать механизм, которым смельчакам, вскакивающим на запятки, будет прямо ломать ноги!.. Суду придется и это оправдать, потому что еще неизвестно, что больнее и вреднее, перелом ли кости, легко срастающейся, или изъязвление гвоздями мяса и сухожилий, труднее залечиваемое. Да и вообще мало ли что можно придумать и как разнообразить эти способы уродования человека человеком, для которых суд открывает безнаказанностью первых шагов широкую дорожку. Между тем суд призван к тому, чтобы вводить человечность, а никак уж не поощрять звероподобие…
НВ. 1899. 2 окт. No 8476. Б.п.