Московский оружейник, Кобб_младший Сильванус, Год: 1856 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Сильванус Кобб-младший

Московский оружейник

Сильванус Кобб-младший (1823-1887) — сын священника, моряк, борец за трезвость, масон — был одним из популярнейших американских писателей своего времени. Действия его приключенческих книг разворачиваются в колониальной и постколониальной Америке, в Англии, Франции, Германии, Италии, Испании, Греции, Мексике, на суше и на море.

В своём самом известном романе ‘Московский оружейник’ (первая публикация — журнал ‘Нью-Йорк леджер’, 1856, первая книжная публикация — 1888) автор повествует о России времён Петра I. Главный герой, скромный оружейный мастер Рюрик Невель влюблён в прекрасную графиню Розалинду Валдай, но на его пути встаёт коварный Ольга (!), герцог Тульский… Оригинальный текст перешёл в общественное достояние. Здесь представлен первый перевод на русский язык.

https://sites.google.com/site/dzatochnik/

Глава 1. Оружейник и монах

Глава 2. Странное предложение

Глава 3. Любовь

Глава 4. Вызов

Глава 5. Дуэль

Глава 6. Пред императором

Глава 7. Поразительное испытание

Глава 8. Маска спадает с лица злодея

Глава 9. Маска спадает ещё ниже и обнажает суть

Глава 10. Странное открытие

Глава 11. Потрясающее событие

Глава 12. Совещание, и как оно было прервано

Глава 13. Заговорщики за работой

Глава 14. Таинственное судилище

Глава 15. Что случилось в банях герцога

Глава 16. Злодей не отступается

Глава 17. Вечерние происшествия

Глава 18, странная и запутанная

Глава 19. Заключение

Глава 1. Оружейник и монах

Наш рассказ начинается в середине зимы в самом конце семнадцатого столетия. Россия прошла через долгое, суровое испытание национальной тьмой. Она носила татарское иго, стёршее плоть нации до самых костей, а когда иго было сброшено, начались гражданские распри и мятежи. Поляки и шведы грабили страну, и полдюжины человек претендовали на трон посреди всеобщей суматохи. Наконец несколько патриотических граждан, заложив всё самое дорогое, что имели, ради освобождения от этого проклятия анархии, ведомые благородным князем и скромным, патриотичным мясником, смело поднялись на спасение страны. Москва была освобождена, Михаил Романов был избран царём, и этот блистательный род до сих пор занимает имперский трон. И вот заря российского величия занялась, но солнце стояло невысоко, и свет освещал не всю империю, пока трон не занял Пётр.

В Слободе — пригороде Москвы — на берегу Москвы-реки стояла скромная хижина. Её внешний вид выдавал опрятное устройство, которое восполняло её небольшой размер. На самом деле, она казалась такой маленькой только по сравнению со стоявшими рядом крупными, ветхими, грязными строениями, которые возвышались над аккуратной хижиной, как безлесые горы над зеленеющим холмом. Внутри эта хижина была столь же опрятна, как и снаружи. Две квартиры, одна из которых использовалась только зимой, были обставлены не только с опрятностью, но с настоящей роскошью. Позади были большие кухня и столовая и две маленькие спальни, а ещё дальше — ремесленная мастерская и другие пристройки. В мастерской производилось, в основном, огнестрельное оружие. По особому заказу делались шпаги и другое холодное оружие.

Оружейник сейчас стоял у кузнечного горна и наблюдал, как клубы белого дыма вылетают в дымоход. Это был молодой человек не старше двадцати трёх лет с соразмерным, крепким телосложением. Он был не высок — не выше среднего роста, — но одного взгляда на его могучую грудь, широкие плечи, жилистые обнажённые руки хватало, чтобы увидеть, что он обладал огромной физической силой. Его правильные черты лица были крупными и крайне привлекательными, его высокий лоб был наполовину скрыт светло-русыми вьющимися волосами, его яркие, сверкающие серые глаза выдавали ум гения. Звали его Рюрик Невель. Его отец погиб в последней войне с турками, а сын вскоре после тяжёлой утраты, оставив матери достаточно средств, поехал в Испанию. Там он работал на самых прославленных оружейных заводах, и сейчас, набравшись опыта в своём ремесле, вернулся в родной город, чтобы следовать своему призванию и заботиться о матери.

Рядом стоял помощник Павел Пипов — смышленый парень лет пятнадцати, который учился у оружейника его искусству. Его волосы и глаза были темнее, чем у его хозяина. Пусть он не обладал таким же глубоким умом, зато был остёр на язык и непоколебимо честен.

Солнце уже зашло за горизонт, и мастерскую освещало только тусклое пламя углей в горне, когда Павел наваливался на ручку, которая двигала мехи. Вдруг Рюрик, выходя из задумчивости, отступил от горна. Он приказал слуге собрать все вещи на ночь, развернулся к двери и скоро оказался на кухне, где его мать уже приготовила ужин.

Клавдия Невель была женщиной благородной внешности, и её красивое лицо озарялось каждый раз, когда она смотрела на сына. Она видела снега уже пятидесяти зим, и если они оставили немного серебра на её голове и некоторые отметины на её лице, то сияние многих летних месяцев одарили её благодарным, любящим сердцем и набожной, любящей душой.

— Опять снег повалил, — заметил Павел, когда занял своё место за столом.

— Эх! — отозвался Рюрик, отставляя нож и прислушиваясь к вою метели. — Я надеялся, что снег прекратился. Всё вокруг замело. И как же он дует!

— Не беспокойся, — произнесла мать нежным, спокойным голосом. — Метель дует, где хочет, и мы можем только возблагодарить бога за то, что имеем кров, и молиться за тех, кто его не имеет.

— Аминь! — с пылом ответил Рюрик.

После этого троица немного помолчала, слушая метель, которая ревела за стенами хижины. Дул сильный ветер, и снег с тоскливым, печальным звуком бился в окна. Наконец вся еда была съедена, стол убран, и скоро Павел ушёл спать. Он обычно ложился рано, чтобы рано вставать для разведения костра и подготовки к дневной работе.

Рюрик перетащил кресло поближе к камину, склонил голову и снова задумался. В последнее время это вошло у него в привычку. Иногда он сидел так целый час, не разговаривая и не двигаясь. Его мать не вмешивалась, поскольку предполагала, что он, наверное, решает какие-то волнующие его механические задачи. Но эти приступы задумчивости стали слишком частыми, слишком долгими, слишком мрачными для такого вывода, и добрая женщина убедилась, что вызваны они не кузнечным горном или токарным станком, а чем-то более далёким. Юноша сидел, положив лоб на руку и глядя в очаг. Он не двигался полчаса, и на лице его отражалось беспокойство.

— Рюрик, сынок, — наконец произнесла мать тихим, добрым голосом, — что так занимает твои мысли?

Молодой человек вздрогнул и повернулся к матери.

— Ты со мной говоришь, матушка? — спросил он после того, как пришёл в себя.

— Да, мой мальчик, — сказала она. — Я говорю с тобой. Я спросила, что занимает твои мысли.

С этими словами она придвинула своё кресло ближе к Рюрику и положила ладонь на его руку.

— Скажи мне, мой мальчик, — добавила она тихо, но настойчиво, — что у тебя на уме?

Рюрик взял мать за руку, несколько мгновений смотрел ей в глаза, а потом сказал:

— Матушка, я думал… в последнее время я часто думал о… о… Розалинде Валдай.

Клавдия Невель вздрогнула и немного побледнела, когда услышала это имя.

— Почему, мой милый мальчик, почему ты о ней думаешь? — спросила она с трепетом.

— Разве может быть другая причина, матушка? Ты видела Розалинду?

— Да, Рюрик.

— И ты заметила изящество, очаровательность, непревзойдённую красоту этой благородной девушки?

— Я знаю, что она красива, сынок, и что она добра… по крайней мере, мне так кажется.

— Тогда что, кроме любви, может заставить меня думать о ней? О, матушка, я люблю её. Я люблю её всем сердцем, всей душой.

— Увы, мой Рюрик, она никогда не посмеет любить тебя.

— Ты этого не знаешь, — быстро отозвался юноша, и его глаза вспыхнули. — Если бы я не знал, что она любит меня, я бы не позволил себе думать о ней. Мы познакомились, когда были детьми, и уже тогда полюбили друг друга. После того, как закончилось детство, судьба надолго развела нас, но я уверен, что её любовь не прошла, разве что годы сделали все наши естественные чувства ещё сильнее, ещё глубже.

— Но подумай, мой мальчик, ты простой ремесленник, она благородного происхождения, воспитанница герцога — сурового, холодного, гордого аристократа, который смотрит на людей нашего положения, как грубый хозяин смотрит на своих вьючных животных. Боюсь, что эти мысли приведут тебя только к мукам.

— По крайней мере, я увижусь с Розалиндой, матушка, и если она любит меня, как я люблю её, и если она примет моё предложение…

— Ну-ну, мой мальчик. Не питай таких надежд. Почему она должна выходить за тебя, когда самые богатые дворяне преклонят колени ради её руки?

— Перестань, — воскликнул Рюрик, вскочив на ноги, его красивое лицо пылало, его яркие глаза горели. — Не говори так, не сейчас. Я не хвалюсь, но моя душа чиста, а сердце благородно, как у любого человека в нашей стране. Мой разум ясен, мои помыслы высоки, моя воля крепка, как у любого другого. Если Розалинда ищет настоящую, искреннюю любовь, защиту крепких рук и желание преуспеть, тогда я не боюсь схватиться с любым из её поклонников. Но если она ищет немедленного богатства и блеск пышного титула, тогда… Ах, я знаю, что это не так. Впрочем, довольно, я увижусь с ней.

Клавдия не возражала желаниям сына и больше не говорила на эту тему. Некоторое время они молчали, затем Рюрик заметил, что метель усилилась.

— Чу! — воскликнула его мать, прислушиваясь. — Кто-то постучал в дверь?

— Никто в такую ночь не станет искать здесь крова, — ответил Рюрик. — Тебе, должно быть…

Юноша не закончил фразу, поскольку в этот миг раздался такой громкий стук, что нельзя было ошибиться. Юноша взял свечу и поторопился к двери. Он распахнул дверь, но ворвавшийся порыв ветра метнул хлопья снега в Рюриково лицо и тут же погасил пламя.

— Кто здесь? — спросил оружейник, склонив голову и одной рукой закрывая глаза от снега.

— Ради бога пустите меня, или я погиб, — отозвался голос из стигийской тьмы.

— Тогда входите скорее, — сказал Рюрик. — Вот, держите руку. Идите сюда.

Юноша нащупал руку, одетую в толстую перчатку из нежного меха, и, заведя невидимого посетителя в переднюю, он запер дверь, а затем повёл его на кухню. Как только снова зажглась свеча, Рюрик обернулся и посмотрел на вошедшего. Это был монах, и одет он был как чёрные монахи святого Михаила. Он был среднего роста и обладал комичной на вид круглотой. Он был толст и нескладен и смешно переваливался при ходьбе. Его широкая чёрная ряса от подбородка до пят была перетянута на талии таким же чёрным поясом. Снег, который лежал на плечах и спине, выделялся своим цветом. Рюрик рукой стряхнул снег и, взяв меховую шапку гостя, усадил его возле огня.

Прежде чем что-то сказать, молодой хозяин внимательно осмотрел своего гостя, а тот столь же пристрастно изучал, у какого рода людей он оказался. У монаха было своеобразное лицо. Черты его были смуглыми и крупными, почти угловатыми. По лбу были понятны его высокие умственные способности, а его глаза были тёмные и блестящие. В волосах, которые прятались под плотной скуфьёй, остававшейся на его голове, просматривался серебряный оттенок, хотя его лицо не выдавало старости, на которую могло бы указывать это серебро.

— Вы попали в сильную метель, батюшка, — сказал юноша после того, как его гость немного отогрелся.

— Да, так и есть, сын мой, — отозвался монах низким, рокочущим голосом. — Я выехал из Кремля утром и не думал, что такое случится. Метель началась, когда я возвращался. В полуверсте отсюда мой конь захромал, и я оставил его с честным крестьянином, а затем решил проделать остальной путь пешком, но я ужасно просчитался. Метель ослепила меня, через каждые дюжину шагов я проваливался в сугробы. Моё тело не очень привычно к такому труду. Ха-ха-ха! Но я увидел ваш свет и решил поискать здесь кров на ночь. Клянусь святым Михаилом, это очень свирепая метель! А у вас здесь довольно уютно.

— Да, мы стараемся, — сказал Рюрик. — Моя матушка не пережила бы зиму в одном из тех жилищ, которые стоят рядом.

Монах ответил на это только одобрительным кивком, вскоре юноша спросил:

— Вы живёте в городе, батюшка?

— Да, сейчас да, — отозвался монах. И затем он добавил с улыбкой: — Наверное, вы бы хотели знать, кого приютили? Меня зовут Владимир, и мой дом везде, где случится мне быть по воле божьей. Сейчас я живу в Москве. Прямо здесь… если быть совсем откровенным.

Рюрик улыбнулся, но ничего не ответил. Его так заинтересовало лицо монаха, что он не горел желанием поддерживать беседу. Наконец гость спросил, может ли он здесь переночевать. Ответив утвердительно, юноша зажёг ещё одну свечу и провёл его в комнату, которая находилась прямо над кухней и хорошо прогревалась несколькими железными трубами, связанными с печью внизу.

— Матушка, — сказал Рюрик, как только вернулся на кухню, — кто этот человек?

— Откуда мне знать?

— Но ты не видела его раньше? — спросил Рюрик серьёзным голосом.

— Не могу сказать, сынок. Его лицо рождает у меня странные чувства, но я, кажется, никогда его раньше не видела.

— И всё же оно кажется мне знакомым, — продолжил сын. — Эти глаза я уже видел, но не могу вспомнить, где и когда.

Рюрик размышлял и размышлял, но тщетно. Даже после того, как он лёг в кровать, он думал о странном лице, и всю ночь он видел поразительные сны о чёрном монахе.

Глава 2. Странное предложение

Когда Рюрик утром спустился вниз, он увидел, что монах уже здесь, и завтрак готов. Но во время еды никто ничего не говорил. Монах, казалось, был занят своими мыслями, а Рюрик был полностью поглощён изучением черт странного человека и своими сомнениями и предположениями. После завтрака монах прошёл с оружейником в его мастерскую и провёл здесь некоторое время, осматривая причудливые механизмы, которые применялись для производства оружия.

Рюрик заканчивал пару пистолетов, и несколько минут монах молча стоял и наблюдал за его движениями. Наконец юноша остановил работу и положил пистолет.

— Извините, батюшка, — сказал он довольно нервно, в тот же миг вглядываясь в лицо своего гостя, — но я должен задать вам вопрос. Где я вас раньше видел?

— Откуда мне знать? — спросил монах с улыбкой.

— Я думал, вы сможете меня просветить, — продолжил Рюрик с некоторым сомнением. — Я уверен, что где-то вас видел.

— В этом огромном городе ты видел сотни, тысячи людей, и разве ты их всех знаешь?

— Может быть, вы правы. Здесь есть тысячи лиц, которые я видел и запомнил, но ни одно из них не вызывает в моей душе таких чувств. А ваше лицо рождает сильное чувство… какое-то поразительное воспоминание… которое волнует меня. Кто вы, батюшка? Кто вы? Где мы раньше виделись? В Испании?

— Нет, — сказал Владимир, помотав головой. Затем с тенью серьёзности на лице он добавил: — Довольно об этом. Я не отрицаю, что для твоих странных фантазий могут быть основания, но я уверяю тебя самым святым, что до прошлого вечера я никогда с тобой не встречался, во всяком случае, насколько мне известно. Ты поступил по отношению ко мне как добрый самаритянин, и я надеюсь, что когда-нибудь я отвечу на твоё милосердие.

— Нет, нет, — быстро отозвался юноша, — тогда это больше не будет милосердием. Я поступил так, как поступил бы любой с ближним своим, и мне не нужна благодарность, поскольку я не знаю более чистого и неосквернённого источника радости, чем то чувство в душе, которое подсказывает мне совершить добрый поступок.

Чёрный монах сделал шаг вперёд, пожал руку молодого ремесленника и с необычайным чувством сказал:

— Ты своей благородной рукой тронул струны моей души, сын мой, и если какое-то доброе дело сможет доставить мне радость, это будет дело, совершённое для тебя. Когда-нибудь мы ещё увидимся, а до тех пор всё, что я могу сказать: храни тебя бог.

С этими словами монах развернулся и покинул дом, прежде чем Рюрик пришёл в себя, чтобы последовать за ним. Юноша хотел что-то сказать, но его чувства были в таком смятении, что он не смог связать и пару слов.

После ухода монаха Рюрик вернулся к верстаку и возобновил работу. Он спросил у помощника, видел ли тот раньше странного человека, но Павел помотал головой и ответил с сомнением.

— Что это значит? — спросил оружейник, глядя помощнику в лицо. — Ты видел его раньше?

— Не могу сказать, хозяин. Может, видел, может, нет. Но вы ведь не думаете, что моя память послужит вам лучше, чем ваша.

Рюрик был не вполне удовлетворён таким ответом. Он посмотрел в лицо Павла, и ему почудилось, что он заметил какое-то невысказанное предположение. Но он не стал больше задавать вопросов. Он и без того спросил достаточно и теперь решил об этом не волноваться, понимая, что если его помощник знает что-то, что бы могло заинтересовать хозяина, он сообщит в своё время. Поэтому он снова обратился к своей работе, и к полудню пистолеты были завершены.

Ближе к вечеру, когда Рюрик закончил закаливание каких-то деталей ружейного замка, открылась задняя дверь мастерской, и вошли два человека. Это были молодые люди, одетые в дорогие меха, оба были крепкие и красивые. Оружейник узнал в них графа Конрада Дамонова и его друга Степана Урзена.

— Полагаю, я говорю с Рюриком Невелем? — сказал граф, проходя вперёд.

— Да, — ответил Рюрик, совсем не удивляясь этому визиту, поскольку люди всех сословий приходили к нему, чтобы заказать оружие.

Граф побледнел, и его нижняя губа вздрогнула, но Рюрик подумал, что это из-за того, что тот пришёл с холода в тепло. Но скоро он понял, что заблуждался, и это показала следующая реплика графа.

— Вы знакомы с госпожой Розалиндой Валдай? — спросил граф.

— Знаком, — ответил Рюрик с удивлением.

— Что ж, сударь, — высокомерно продолжил Дамонов, — вероятно, мы быстро покончим с этим делом. Я желаю взять госпожу Розалинду в жёны.

Рюрик Невель вздрогнул при этих словах и сжал кулаки, чтобы скрыть дрожь. Но он не долго обдумывал ответ.

— И почему вы пришли с этим ко мне, сударь? — спросил он.

— Вы сами должны знать. Вы любите госпожу?

— Господин граф, вы задаёте странный вопрос. Какое вы имеете право расспрашивать меня?

— Право, которое имеет любой человек, идущий своим путём, — резко отозвался Дамонов. — Но если вы не хотите отвечать, пускай. Я знаю, что вы любите госпожу. И сейчас я прошу вас отказаться от всех притязаний на её руку.

— Господин граф, ваша речь звучит странно. Я должен отказаться от притязаний на руку Розалинды Валдай? Вы это имеете в виду?

— Да, сударь, именно так.

— Может быть, вы сообщите мне, какие у меня притязания? — отозвался Рюрик дрожащим голосом, поскольку сам этот вопрос глубоко волновал его.

— Рюрик Невель, вы не скажете, что я не сделал всего, чтобы быть понятным, и я объяснюсь. — Граф говорил, как говорит человек, который делает собеседнику большое одолжение, и так же он продолжил: — Госпожа Розалинда — дочь благородных родителей и очень богата. Моё положение и моё богатство равно её положению и богатству… по крайней мере, моё положение. Может быть, у неё больше собственности, чем у меня. Но это не важно. Я люблю её, и она должна стать моей женой. Я виделся с благородным герцогом, её опекуном, и он не отверг моё сватовство. Но он сообщил, что есть одна помеха, и это её любовь к вам. Он хорошо знает — как я это знаю, и как все должны знать, — что она никогда не станет вашей женой, но всё же он не хочет поступать вопреки её пожеланиям. Поэтому ваш простой отказ от притязаний на её руку — это всё, что необходимо. Надеюсь, вы меня понимаете. Мы ищем только добра для прекрасной госпожи. Конечно, вы должны сознавать, что герцог никогда не согласится на ваш союз с ней, и всё-таки ему нужен ваш отказ, чтобы показать его Розалинде, когда он объявит о своём решении. У меня есть составленная бумага, и всё, что необходимо — ваша подпись. Это простое заявление с вашей стороны, что у вас нет мыслей о свадьбе с Розалиндой.

С этими словами он достал из-за пазухи своего обитого куницей камзола бумагу и, развернув, протянул её оружейнику. Но Рюрик её не взял. Он отступил назад и строго посмотрел в лицо гостя.

— Господин граф, — вскричал он с благородным негодованием, — кем вы меня считаете? Вы имеете в виду, что Ольга, герцог Тульский уполномочил вас получить от меня подобное отречение?

— Степан, — сказал граф, повернувшись к товарищу, — ты слышал, какие распоряжения дал мне граф этим утром?

— Да, — отозвался Урзен, обращаясь к Рюрику, — слышал, и ты правильно их изложил.

— Я удивлён так же, как и вы, — высокомерно продолжил граф, — этой странной прихотью герцога. Я могу только догадываться, зачем ему нужна ваша подпись. Наверное, он не хочет, чтобы его прекрасная воспитанница о чём-то сожалела. Он знает, что она некогда была близка с вами и что теперь она считает вас своим другом. Подпишите бумагу ради неё.

— Но почему ради неё? — спросил Рюрик.

— Вы что, не понимаете? — отозвался Дамонов. — Розалинда по простоте своей души может подумать, что вы… э… что вы можете притязать на её любовь, и может одарить вас ею просто потому, что вы были первым претендентом.

— Но я никогда не притязал на её любовь, — пылко сказал Рюрик. — Если она любит меня, то любит по своей воле. Я всего один раз говорил с благородным герцогом, и тогда он пришёл ко мне, чтобы закалить шпагу. Если вы женитесь на госпоже, то пожалуйста, а если вы ищете помощи в своём деле, то ищите её у того, кто имеет в этом власть.

— Вы ошибаетесь, сударь, — горячо сказал граф. — Сейчас я не ищу власти. Я ищу простого слова от того, кто имеет некоторое влияние… как нищий, спасший короля, может иметь влияние благодаря монаршей милости. Вы подпишете бумагу?

Всё казалось Рюрику очень странным, и он понимал, что под покровом таится что-то ещё. Он достаточно хорошо знал гордого, упрямого герцога. Тот никогда бы не отправил такого посланника без какого-то умысла. Одним словом, он не мог понять всей сути дела. Оно выглядело тёмным и сложным, такое распоряжение откровенно противоречило природе того человека, от которого оно исходило. Несколько мгновений Рюрик размышлял и решил, что ни в коем случае не поддастся странному требованию.

— Господин граф, — сказал он спокойно и твёрдо, — вы сделали ясное предложение, и я даю ясный ответ. Я не могу подписать эту бумагу.

— Вот как? — выпалил граф. — Вы отказываетесь?

— Решительно.

Несколько мгновений граф смотрел в лицо Рюрика, как бы не веря своим ушам и глазам.

— Это приказ герцога, — наконец сказал он.

— Герцог Тульский не имеет власти приказывать мне, — спокойно ответил оружейник.

— Берегитесь! Прошу ещё раз: подпишите бумагу!

— Не тратьте слов попусту, господин граф. У вас есть мой ответ.

— Клянусь богом, Рюрик Невель, вы подпишете! — закричал граф в бешенстве.

— Никогда, сударь.

— Но послушайте, любезный! Всё моё будущее зависит от союза с этой прекрасной госпожой. Её опекун объявил, что прежде чем я получу её руку, я должен получить вашу подпись. И вы думаете, что я так легко отступлюсь? Нет! Я добьюсь либо вашей подписи, либо вашей смерти!

— Ваш язык далеко завёл вас, господин граф. Я уже дал свой ответ. Разумеется, есть один человек на свете, который может заставить меня подписаться под этой бумагой.

— И кто же это?

— Император.

— Но вы подпишете! — прошипел Дамонов, побелев от гнева. — Вот — подпишите! Если хотите жить — подпишите!

— Возможно, он не умеет писать, — с презрением предположил Урзен.

— Тогда пусть поставит какую-нибудь метку, — столь же презрительно ответил граф.

— Меня не надо долго уговаривать поставить вам такую метку, которая не придётся вам по нраву, сударь, — возразил юноша сквозь зубы, и тёмные вены проявились на его лбу. — Вы пришли ко мне в дом с определённой целью. Теперь у вас есть ответ, и ради вас самих… ради вас… я прошу вас уйти.

— Но сначала вы подпишете бумагу! — закричал Дамонов, в ярости тряся и комкая лист.

— Вы сошли с ума, господин граф? Вы думаете, я дурак?

— Да, совершенный дурак.

— Тогда, — ответил Рюрик, с крайним презрением выпятив точёную нижнюю губу, — больше нам нечего обсуждать. Вот дверь, сударь.

На несколько мгновений Конрад Дамонов от злости, казалось, потерял дар речи. Он так страстно желал получить подпись Рюрика, и помеха в лице обычного ремесленника привело его в бешенство — его, вся сила которого была основана на свойствах титула.

— Подпишите! — прошипел он.

— Дурак! — крикнул Рюрик, больше не способный сдерживать себя при виде такой глупой настойчивости. — Вы ищете ссоры?

— Ссоры? Я сказал, чего я ищу. Вы подпишете?

— Ещё раз — нет!

— Тогда вы узнаете, что значит быть мне помехой! Вот вам!

Когда эти слова тихим, шипящим шёпотом слетели с уст графа, он ударил Рюрика кулаком в лицо. Оружейник не ожидал такой подлости и не подготовился. Всё же он сумел увернуться, и кулак только слегка задел его. Но он долго не раздумывал. Когда граф опустил руку, Рюрик так ударил его в лоб, что граф свалился на пол.

— Берегитесь, Степан Урзен! — прошипел он другу графа, когда тот хотел сделать шаг вперёд. — Я за себя не отвечаю, и для вашей же сохранности вам стоило бы оставаться на месте.

Человек, к которому были обращены эти слова, несколько мгновений смотрел на оружейника и, казалось, заключил, что лучше не вступать в драку. Он разжал кулаки и отступил в сторону, чтобы помочь подняться упавшему другу.

Конрад Дамонов несколько мгновений молча глядел в лицо противника. Его лицо было смертельно бледно, и всё тело дрожало. На лбу его горел синяк, но крови не было.

— Рюрик Невель, — сказал он шипящим, бешеным голосом, — вы ударили меня. — Плебейское происхождение не спасёт вас от безумного духа моей мести.

И с этим он удалился.

— Павел, — сказал оружейник помощнику после того, как гости ушли, — ни слова моей матери. Ни слова.

Глава 3. Любовь

В ту ночь у Рюрика Невеля были странные фантазии во время бодрствования и странные сновидения во время сна. Он долго размышлял о странном деле, которое привело графа Конрада в его мастерскую, и не мог понять его причин. Почему он, юноша, который лишь один раз говорил с гордым герцогом, да и то по обычному делу, и который занимал такое низкое общественное положение, должен был, по существу, дать согласие на свадьбу Розалинды Валдай? Это было вне его разумения. Он был бедным ремесленником, а она богатой наследницей благородного происхождения под опекой герцога, чьё слово было для неё законом. А Конрад Дамонов был графом, известным богачом. Разумеется, он был развратен, но все люди его круга были такими. Так если граф любил госпожу Розалинду и просил её руки, а герцог был согласен, почему бедному оружейнику сделали такое необычайное предложение?

Рюрик сотни раз задавал себе этот вопрос. Он перебрал все посылки и затем попытался вывести заключение, но в его голову не пришло никакого разумного заключения. Одна мысль колыхалась, как тусклый призрак в ночи, из которого Надежда делает ангела, а Страх — демона. Возможно, Розалинда рассказала о своей любви к нему, и герцог проникся уважением к этому чувству? Он хотел, чтобы это было правдой. Надежда шептала, что это правда. Но Страх кричал так громко, что нельзя было ошибиться. Наконец юноша понял, что есть лишь один разумный путь. Пусть всё идёт своим чередом, пока он не увидится с Розалиндой, а это нужно сделать как можно скорее.

На следующее утро, когда он сидел за завтраком, он увидел, что герцог Ольга проезжает мимо, сворачивая на Бородинскую дорогу. Пора, подумал он, навестить Розалинду, как только он доел свой завтрак, он приготовился идти в гости. Он хорошо оделся, и когда он смыл с лица трудовую пыль, во всей Москве не было человека столь благородного облика.

— Павел, — сказал он, входя в мастерскую, где трудился помощник, — я вернусь к полудню. По крайней мере, постараюсь, и если кто-то из тех людей, что были здесь вчера, придёт снова, скажи им то же самое.

— А если они будут задавать вопросы? — отозвался парень.

— Отвечай так, как сочтёшь нужным.

— А если они спросят, будете ли вы драться?

— Скажи, что я слишком дорого ценю свою жизнь.

— Но, хозяин, граф непременно вызовет вас.

— Вызовет. И, быть может, — добавил Рюрик, как будто ему в голову пришла новая мысль, — он пришёл сюда за тем, чтобы затеять ссору.

— Думаю, за этим, — сказал Павел.

Миг спустя тело Рюрика содрогнулось от подавляемого чувства, и он сказал:

— Пусть приходят, и если они придут, или один из них придёт, пока меня не будет, скажи им или ему, что я всегда к их услугам.

Павел пообещал всё исполнить, и оружейник ушёл. В передней он набросил на себя тяжёлую меховую шубу и, дойдя до ближайшего постоялого двора, взял лошадь и сани и направился в Кремль, где жил герцог.

В роскошно обставленных покоях во дворце герцога Тульского сидела Розалинда Валдай. Это была прекрасная девушка, у неё была идеальная фигура, полная здоровья и жизненных сил, а лицо обладало особенным очарованием и умом. Ей было всего девятнадцать лет, и десять лет она была сиротой. У неё были волосы золотистого оттенка, и во вьющихся прядях сиял солнечный свет. Её бездонные голубые глаза искрились, когда она радовалась, а когда она улыбалась, то ямочки оставались на щеках даже после того, как улыбка сходила с губ. В её облике не было ничего аристократического — ничего гордого, высокомерного, подлинной сутью её души были доброта и любовь, и она только радовалась, когда знала, что воистину любима. Ей нравилось уважение, но она отвергала напускное уважение, за которым скрывался отвратительный эгоизм.

Розалинда сидела в личных покоях, она была печальна и задумчива. Одной прекрасной рукой она подпирала свой нежный лоб, другой трепала концы шёлкового пояса, который украшал её платье. Так она сидела, когда дверь открылась, и вошла юная девушка. Вошедшая была невысокой, красивой, проворной, у неё были волосы цвета воронова крыла и большие тёмные глаза с поволокой, которые намекали на мусульманскую кровь. Её звали Зенобия, ей было примерно шестнадцать лет. Отец Розалинды нашёл её на поле боя, с которого сбежали турки и, не найдя её родственников, привёз к себе домой. Тогда она была ещё дитя. Сейчас она была служанкой и компаньонкой Розалинды. Она любила свою добрую, кроткую госпожу и отдала бы за неё свою жизнь.

— Что тебе, Зенобия? — спросила Розалинда, заметив нерешительность девушки.

— Один господин хочет вас видеть, — отозвалась девушка.

— Скажи, что я не принимаю, — сказала Розалинда, содрогнувшись.

— Но это Рюрик Невель, госпожа.

— Рюрик! — воскликнула прекрасная дева, вставая, и кровь прилила к её лбу и вискам. — О, я так рада, что он пришёл. Мои молитвы были услышаны. Веди его, Зенобия.

Девушка удалилась, и скоро в покои вошёл Рюрик. Он быстро приблизился к Розалинде, взял её ладонь в свои руки и поднёс к своим губам. У него были заранее подготовлены слова, но сейчас они вылетели из головы. Он мог только смотреть на милое лицо и шептать имя, сам звук которого казался сладок. Но наконец его чувства успокоились, и тогда он заговорил с большей непринуждённостью.

— Госпожа, — сказал он после того, как сел, — вы простите меня за мой визит, когда узнаете его причину. И вы простите меня, если я откровенно скажу то, что должен сказать.

— Конечно, сударь.

— О, зовите меня Рюрик. Давайте вспомним нашу детскую дружбу.

— Тогда я не госпожа, — с улыбкой сказала Розалинда.

— Согласен, Розалинда.

— Ах, Рюрик!

— Как в детстве, — прошептал юноша.

— Давным-давно, — отозвалась Розалинда тем же тихим голосом.

— Я всё ещё храню в сердце эти картины.

— Я не смогла бы уничтожить их, если бы захотела.

— Картины детства, милая Розалинда?

— Теперь уже не только детства, милый Рюрик.

Что ещё он мог попросить за свою любовь? Он не намеревался так скоро получить признание. Мгновение он смотрел в глаза прекрасной девы и

Сильванус Кобб-младший

Московский оружейник

Глава 1. Оружейник и монах

Глава 2. Странное предложение

Глава 3. Любовь

Читайте также: