Морские тайны или Рассказ пустынника…, Белянкин Лука Евдокимович, Год: 1871

Детская
Время на прочтение: 47 минут(ы)
Скачать в PDF

МОРСКІЯ ТАЙНЫ
или

РАЗСКАЗЪ ПУСТЫННИКА,
ЗАБРОШЕННАГО СУДЬБОЮ НА ОДИНЪ ИЗЪ НЕОБИТАЕМЫХЪ ОСТРОВОВЪ ВЕЛИКАГО ОКЕАНА И ЕГО СЪ НИМЪ ПРИКЛЮЧЕНІЯХЪ.

Соч. Л. Е. Б—лянкина.

MOCKВА.
ТИПОГРАФІИ С. ОРЛОВА. ПО ПРЕЧИСТЕНСКОМУ БУЛЬВАРУ, ДОМЪ ЗАБЛИНА.
1871.

ГЛАВА 1.
НАЧАЛО ПУТЕШЕСТВІЯ.

72 г. 12 Январ., выступивъ изъ г. Д**. черезъ Суезскій перешеекъ, мы подняли паруса и чрезъ шесть дней усмотрли корабль, находившійся въ гавани Кохинской, отъ которой наше судно безпрестанно было отбиваемо сильнымъ вихремъ въ продолженіи девяти часовъ, котораго мы до сего времени еще не испытали. Море возвышалось на подобіе высокихъ горъ, но по счастію нашъ корабль не потерплъ почти никакого поврежденіи, но только лишился одного раина.
Девятаго числа, починивъ раину, мы выхали изъ гавани въ открытое море, по примчаніямъ нашимъ мы плыли на Сверъ.
Къ вечеру въ виду нашего судна показался островъ, и вскор мы вступили въ бухту этого острова.
На слдующее утро весь экипажъ нашъ былъ уже на ногахъ, и не смотря на толпу собравшихся на берегу островитянъ съ грознымъ крикомъ: айертде! и угрожающимъ тлодвиженіемъ, показывая намъ, какъ бы взятыя имя у насъ съ бою оставленныя нами имъ на берегу пилу и топоръ, продолжали лавировать вдали острова, потому что намъ непремнно нужно было запастись прсной водой. Сначала по маловтрію судно наше шло довольно тихо, такъ что пустившаяся бжать рысью толпа дикарей, чтобы не допустить насъ высадиться опять на берегъ, равнялись своей поспшностью съ ходомъ нашего судна и не выпускали его изъ своего вида, но при оборот на сверную оконечность острова, мы потеряли изъ виду нашихъ дикихъ преслдователей, и не видя на берегу дикихъ, я сказалъ капитану Б—лкину.
— Видно частыя неровности и крутояры песочные поставили поубавить рыси у этихъ островитянъ.
— Да, эти такіе же канальи, какъ и т, о которыхъ мы съ тобою говорили! отвчалъ онъ,— они не знаютъ того, чтобы образумить ихъ, достаточно одного дружнаго залпа изъ нашихъ ружей….. но вдь ты знаешь, дружище, мой характеръ, что я не люблю этого!…
И онъ началъ тщательно всматриваться въ мстность береговъ острова и слдить за ходомъ судна.
Черезъ нсколько часовъ мы бросили въ одной бухт якорь, въ это время шумныя стаи птицъ носились надъ этимъ пустыннымъ мстомъ, повидимому, непосщаемымъ дикарями. Тутъ экипажъ нашъ усплъ запастись изъ небольшаго ручейка, впадающаго въ море, водою, которая на вкусъ была довольно прсна и холодна. Мы съ Б—лкинымъ выкуривъ по трубк табаку на берегу бухты, перевезлись на палубу корабля, и нимало не (безпокоясь, но и не мшкая, вынули якорь и выступили изъ бухты въ открытое море, и при благопріятномъ для нашего корабля втр, снова понеслись на всхъ парусахъ. Я взглянулъ на оставляемый нами островъ, который въ это время уже сталъ теряться въ синев горизонта, и какъ бы постепенно погружался въ волны, и исчезалъ, и представлялся какъ бы вершина едва видимой горы, подножіе которой скрывается въ безднахъ океана, и наконецъ совершенно скрылся отъ нашего взора, вокругъ насъ были одн лишь прибрежныя воды океана, какъ бы слившіеся своими оконечностями съ краями небеснаго голубаго неба, по которому въ эти часы катилось во всемъ своемъ блеск величественное солнце и кое-гд мелькомъ лниво тянулись по сторонамъ горизонта блыя оттненныя по мстамъ дымкою, или срымъ цвтомъ клочки облаковъ, а боле ничего…. Въ воздух все было тихо: ни птицы въ воздух, ни рыбы на вод, одн лишь всплески волнъ ударялись объ одебелыя ребра нашего корабля, тоскливо какъ будто какими нибудь звуками тихаго ропота, невдомаго языка бездны воды стопами, да порой еще скрыпъ и свистъ мачтъ и снастей корабельныхъ напоминали намъ о могуществ втра, влекущаго такъ легко наше судно. Время уже начинало приближаться къ вечеру, но въ глазахъ нашихъ все одни и т же были предметы: вода, небо и солнце, склоняющееся уже къ горизонту. Мы съ капитаномъ то расхаживали по палуб, то садились на скамейку, и куря табакъ, слушали молодецкія псни моряковъ, пвшихъ въ тактъ свирли старика-шкипера, а иногда капитанъ Б—лкинъ и самъ присоединялъ свой голосъ къ голосамъ матросовъ, а между тмъ солнце уже опускалось за воды океана, большія группы тянувшихся въ это время вдали горизонта облаковъ, зардлись огнемъ этого свтила дня, которыя все боле и боле развертываясь покрыли собою большую часть неба, отблескъ зари живо отражался на водахъ моря и живописно рисовался на парусахъ и снастяхъ корабельныхъ, этотъ огненный румянецъ полузаходящаго солнца даже отсвчивался и на смугломъ загорломъ лиц моряка. Мы, казалось, плыли въ океан огня…
Но вотъ заря начала потухать и наступили сумерки, кое-гд замелькали звздочки. Тутъ корабельный колоколъ своимъ звукомъ, рзкій теноръ котораго довольно ярко раздавался на вод, возвщалъ намъ объ ужин, и тамъ, пока не оставалось намъ боле ничего длать, какъ только оставить и отправиться въ корабельную каюту, что мы и сдлали, пригласивъ съ собою на ужинъ старика — шкипера, спустились въ каюту.
Время между тмъ тянется своимъ порядкомъ: ночь смняется ночью, день днемъ,— и передъ нами и за нами все одно и то-же: вода, да, я вамъ повторяю, вода, въ полномъ смысл слова — вода! Конечно, вы мн замтите, что это скучно и утомительно, не спорю! Я съ вами совершенно согласенъ, весьма натурально, что вы чувствуете скуку, вы правы! Но скажите теперь, каково-же моряку моему, также иногда не смотря на его беспечностъ и равнодушіе, чувствующему скуку.
Бдное и запятнанное смолою существо! Загорлое отъ солнца! Я предчувствую, что тебя оставятъ безъ вниманія! Напрасный твой трудъ — журналъ твой залежится! а можетъ быть я и ошибаюсь! можетъ быть безпокойныя думы напрасно ропщутъ сами на себя и тревожатъ меня! Мн когда-то приводилось читать, что всякій благонамренный трудъ достоимъ общей человческой похвалы! Эти мысли успокоивали нсколько меня на счетъ будущихъ моихъ записокъ, журнала или дневника, и я уже не думалъ, что онъ залежится и сгніетъ въ портфел, что онъ вовсе не сухъ, какъ мн казался…. жаль, что въ немъ нтъ повсемстныхъ записныхъ красавицъ, незаслуживающихъ названія женщины по своимъ неблагопристойностямъ и обращеніямъ въ жизни. Нтъ тхъ обыкновенныхъ волокитъ, которые прельщаютъ и нжатъ воображеніе избранныхъ и заставляютъ искать ихъ въ самой натур! Все это жаль! но прочь мое отчаяніе, я берусь снова за свой дневникъ.
Сознаюсь, что морякъ не можетъ быть любезнымъ, это не въ его натур: онъ грубъ, односложенъ и безцвтенъ, какъ и вода, но которой онъ плаваетъ…. И такъ еще разъ прочь мои ложныя думы о моемъ дневник, думы тревожныя, безжалостныя и безпокойныя, мн некогда съ вами заниматься, потому что втръ слишкомъ шумитъ и довольно неласково покачиваетъ наше судно, и вотъ я кладу свой любимый дневникъ или журналъ недописаннымъ, къ моему прискорбію, бросаю перо, уже совершенно испортившееся отъ употребленія, затыкаю пробкой чернилицу, оставляю каюту и бгу слдомъ за капитаномъ Б—лкинымъ на корабельную палубу.
Взошедъ на корабельную палубу, я нашелъ тамъ всхъ людей занятыхъ своимъ дломъ, громкій голосъ капитана раздавалъ довольно краткія приказанія, потому что онъ былъ изстари скупъ на слова.
— Вс порты и люльки закрыть! Паруса спустить и подобрать! Дать ходу! кричалъ капитанъ.
Къ чему такія приготовленія, думалъ я, обращая при томъ вопросительный знакъ взглядомъ на вс четыре стороны горизонта, стараясь предугадать, но небо было также чисто, какъ и прежде, температура умренна и я ршительно не понималъ, къ чему такія предосторожности.
Но вотъ, какая-то вялость и тягость въ тл и головная боль дали мн скоре замтить, не смотря на умренность температуры, предполагаемую перемну въ атмосфер, не только у меня, но у всхъ нашихъ матросовъ такъ и катился потъ градомъ выступившій горячій съ лицъ, къ тому же еще чувствовали въ себ сотрясеніе. Я подошелъ къ капитану корабля и какъ бы не довряя еще самъ въ перемну погоды, я проговорилъ:
— Къ чему такія предосторожности, и пріуготовленія, Капитанъ?
— А вотъ, дружище, я думаю, скоро начнется у насъ потха, такъ что только держись на ногахъ! сказалъ капитанъ, какимъ-то двусмысленнымъ тономъ, и утирая въ эти минуты потъ съ лица.
— Серьезно, капитанъ? спросилъ я недоврчиво.
— Увидишь самъ! отвчалъ онъ, всматриваясь въ быстро несущихся по одному на правленію съ нашимъ караблемъ стай птицъ.
— Прекрасно! сказалъ я,— это нсколько развлечетъ моихъ читателей, и быть можетъ мой журналъ заинтересуетъ ихъ!
Но тяжелый вздохъ, вырвавшійся въ это время изъ моей груди, заставляетъ меня признаться предъ вами, что всякая перемна большое производитъ на меня вліяніе, но капитанъ, не смотря на то, что я проговорилъ въ полголоса, довольно понялъ мои слова и съ серьезнымъ тономъ сказалъ:
— Да, если только шквалъ не заставитъ тебя окунуться въ воду!
Это замчаніе капитана Б—лкина тотчасъ заставило меня вынуть свой платокъ и скрыть выступившую у меня на лиц краску, не смотря на то, что капитанъ, не спуская глазъ все еще смотрлъ на птицъ.
— Видишь, какъ негодныя несутся надъ нашимъ судномъ съ какими-то зловщими криками! воскликнулъ капитанъ,— видно вблизи есть какая нибудь земля?
Но я, какъ будто не замчая этихъ словъ капитана, промолчалъ и утиралъ платкомъ носъ. Вдругъ громкій крикъ пробудилъ меня отъ грустныхъ думъ: ‘Островъ! Островъ!’ Вс остановились и устремили взоры на горизонтъ, чтобы поскоре увидть островъ, или утесъ выброшенный океаномъ на поверхность воды. Въ другое время этотъ возгласъ съ высоты мачты возвстившій эту новость заинтересовалъ бы собою экипажъ и каждый бы сталъ на досуг предполагать, думать и придумывать, что это за земля? Не новый ли какой волканическій островъ, быть можетъ населенный какимъ нибудь невиданнымъ досел необыкновеннымъ человческимъ племенемъ, или страна, гд гостепріимные туземцы ласково примутъ и щедро угостятъ прибывшихъ къ нимъ туземцевъ! радость, ожиданіе взволновало бы тогда весь экипажъ. Но теперь нашимъ морякамъ было не до того, это никого не обрадовало. Капитанъ не слишкомъ равнодушно взглянулъ на горизонтъ, гд рисовалась едва замтная ужасная черта, и то только для опытнаго глаза моряка, а для другаго все это осталось бы не боле, какъ только однимъ воображеніемъ. Вдругъ опять раздался тотъ же самый голосъ: ‘Берегъ! берегъ! берегъ!’
— Ну, да чортъ тебя возми и съ твоимъ берегомъ, ишь наладилъ одно и тоже! закричалъ сердито капитанъ, притомъ съ досадой махнулъ рукой. Въ эти минуты погода уже совершенно перемнилась, все воздушное пространство вокругъ насъ стало накопляться какимъ то полумракомъ. Еслибъ мы не знали времени, то солнце, почли бы неиначе, какъ за луну, восходящую среди густыхъ тумановъ. Боле и боле скоплялись одна одной темне, одна одной странне, мрачныя тучи, въ которыхъ тысячами рисовались фантастическія фигуры, мало помалу обвились куполомъ надъ нашимъ судномъ и упорный втеръ отъ сверовостока засвисталъ въ реяхъ и снастяхъ, небо сдлалось такъ мрачно такъ черно, какъ уголь. Эти мрачныя массы, то сливались одна съ другой, то отдлялись, разсыпались съ грохотомъ, и опять сливались одна съ одной, молніи играли въ ихъ мрачныхъ ндрахъ и далеко метали свои безчисленные огненные языки, распространяя пожаръ по всему обширному небосклону, громъ уподоблялся тысячи всепожирающихъ водопадовъ, эти горящіе снопы молніи, ежеминутно угрожали сожженіемъ нашего судна. Корабль нашъ, опираясь на волны, бжалъ при помощи втра, стремительные потоки дождя ударяли въ матросовъ, обреченныхъ работ, но ураганъ шелъ надъ нами, чтобы дале распространить свои опасенія. И такъ, цлый день и ночь мы принуждены были бороться съ ураганомъ, съ опасностію потерять свою жизнь.
Въ это время мы совершенно потеряли изъ виду, замченный съ мачты матросомъ островъ. Но къ утру втеръ стихъ, мрачныя облака разсялись совершенно, безоблачное небо и ясный восходъ солнца общалъ намъ хорошій день. Вотъ уже съ часъ, какъ разсвло, но матросы, и даже самъ капитанъ, утружденные ночнымъ бодрствованіемъ, еще не просыпались. По прошествіи нсколькихъ минутъ, капитанъ проснулся, первымъ его словомъ было привтствіе ко мн:
— Ну, дружище, извини! эта непогода меня поизнжила и заставила проспать часа два лишнихъ, да и стоитъ проваляться въ койк часа два лишнихъ! Признаюсь, дружище, этотъ шквалъ единственный въ своемъ род!
— Да, признаюсь, капитанъ! и не на шутку струсилъ! сказалъ я.
— Но при такой погод это не удивительно и даже, можно сказать, очень возможно! сказалъ Б—лкинъ, и потомъ онъ подошелъ къ морскимъ часамъ, и глядя на нихъ прибавилъ:
— Эге! четвертый уже въ исход! Однако, мы съ тобой, дружище, довольно провалялись въ койкахъ-то!
Тутъ капитанъ взялся за снурокъ, къ которому прикрпленъ былъ кверху палубы звонокъ, и дернулъ имъ раза два, а самъ потомъ взглянувъ на хромометръ, съ какимъ то особеннымъ восторгомъ воскликнулъ:
— Прелесть!… буря его и не пошевелила ни на секунду!… Драгоцнность! не отдамъ его за 3000 піастровъ!…
Таковъ былъ монологъ капитана Б—лкина, восхищеннаго своими морскими часами — этимъ драгоцннымъ для моряковъ инструментомъ. Однако, не довольствуясь этимъ, онъ вынулъ изъ кармана куртки часы, чтобы сврить ихъ съ хронометромъ, и посмотрвъ на послдніе, воскликнулъ съ энтузіазмомъ:
— Браво! какъ т, такъ и другіе стоятъ одни другихъ!… Прекрасныя вещички! Есть на что полюбоваться!
При этихъ словахъ капитанъ Б—лкинъ, очарованный вполн своими часами, спряталъ ихъ въ карманъ куртки. Но во время такихъ занятій капитана Б—лкина, дверь тихо растворилась., и въ каюту вошелъ старикъ шкиперъ, довольно съ измятымъ лицомъ.
— Ну, что, старина, какъ нашъ экипажъ?
— Въ довольно хорошемъ, господинъ капитанъ! отвчалъ шкиперъ.
— Ну, вотъ это хорошо покуда!… Однако, мн кажется, ты что-то нсколько поизмятъ сего-дня.
— Правда ваша, господинъ капитанъ, что-то не но себ.
— Врю, врю, дружище, я съ тобою согласенъ…. Эти скачки чуть ли ужъ не по годамъ!
— Ну, да слава Богу, что мы еще пережили эту бурю! сказалъ капитанъ.
— Да, капитанъ, теперь не мшало бы стать гд нибудь на якорь и — сдлать осмотръ судну! проговорилъ шкиперъ.
— Я тоже думаю! сказалъ капитанъ,— но только жаль, что мы съ тобой передъ бурею потеряли изъ виду, замченный съ мачты, островокъ, бухта котораго послужила-бы теперь намъ въ пользу. Ну, ступай, да выдай людямъ для куража по чарк рому передъ завтракомъ, и потомъ приходи въ каюту пить съ нами чай.
— Слушаю-съ! произнесъ шкиперъ, повернувшись молодецки, вышелъ изъ каюты. Но черезъ нсколько минутъ онъ вернулся къ намъ съ весьма пріятнымъ привтствіемъ, что вдали горизонта, съ верхней мачты замчено нчто похожее на островъ.
— Ну, вотъ это хорошо! воскликнулъ капитанъ,— но кажется, старина, по карт то не слдуетъ быть на этихъ водахъ острова, а быть можетъ я и проглядлъ!
Тугъ капитанъ подошелъ къ хронометру, и смотря на него, прибавилъ: ‘Вотъ удивительная то вещь! она намъ сейчасъ скажетъ! да, старина! чуть ли не правда! ну, да еще успемъ! Садись ка, дружище! говорилъ капитанъ Б—лкинъ, усаживаясь за столъ, старикъ шкиперъ не заставлялъ боле просить себя и чинно услся съ нами.
— Ну была же буря! хорошо что на чистомъ только мор! обратился съ рчью ко мн шкиперъ, и пристально взглянувъ на меня, чтобы завязать со мною разговоръ. Между тмъ, какъ Б—лкинъ хозяйничалъ и хлопоталъ около самовара, онъ внимательно наливалъ изъ чайника чай въ чашки.
— Ну, да разумется, не на поганомъ! улыбнувшись перебилъ капитанъ шкипера.
— Извините, г. капитанъ, быть можетъ, я не такъ выразился, и вы хотите сказать на открытомъ мор! Быть по вашему, а по мн такъ все равно…. но только я вамъ вотъ что скажу., что къ счастію этого судна нашего это случилось не вблизи какого нибудь острова, не то….
— Да! да, старина! перебилъ его Б—лкинъ это все таки будетъ старая погудка на новый ладъ!… Бери-ка лучше, знай, чашку, а то вдь простынетъ! а теб извстно, что я не люблю этого!
— Ничего, г. капитанъ! вамъ не безъизвстно, что вамъ слуга старый гусь — ему вдь не учиться, онъ съуметъ, какъ поразогрть то! произнесъ съ улыбкой шкиперъ, взявшись за стоящую передъ нимъ бутылку съ ромомъ.
— Эй! старина! смотри, не перелй! воскликнулъ капитанъ.
— Ничего, г. капитанъ! Не все же съ мрой — а надобно жить и врой!
— Браво, старина! Что правда., то правда! Вотъ что хорошо, то хорошо! Самъ сознался старина, а толкуешь о томъ о семъ — Ну, что толковать? Что прошло, то и хороши! Не такъ ли, дружище?— подливая рому въ чашку, спрашивалъ капитанъ шкипера.
— Справедливо, капитанъ! вмшался и я въ ихъ разговоръ.
— Да это-то такъ! а вотъ это-то какъ? сказалъ Б—лкикъ, взглянувъ съ приглашающимъ взоромъ на меня и на бутылку съ ромомъ.
— О, довольно! и такъ жарко, капитанъ! отвчалъ я.
— Ну, это въ вашей вол! какъ вамъ угодно! было бы предложено! а приневоливать, дружище, я никого не люблю.
Кончивъ чай, капитанъ взялся за курительную трубку, а шкиперъ отправился на палубу съ приказаніемъ капитана, чтобы узнать объ остров. Капитанъ, не успвъ еще выкурить трубку, какъ шкиперъ снова уже воротился въ каюту съ донесеніемъ, что матросъ не обманулся, и что онъ довольно хорошо замтилъ островъ и на немъ шпицы какихъ-то башенъ. При такомъ извстіи капитанъ взялъ съ собой табакъ и трубку, надлъ соломенную шляпу, и мы втроемъ отправились вверхъ на палубу корабля. Капитанъ по своему обыкновенію опять занялся своей трубкой и ходя по палуб медленно, онъ наслаждался ароматическимъ запахомъ табаку и съ видимымъ удовольствіемъ пускалъ большія кольца и вьющіеся клубы дыму на воздухъ.
Я, отъ нечего длать, прислонясь къ мачт, вперялъ свой взоръ въ окружающую меня, такъ сказать, въ безотрадную безпріютную, волнующуюся даль. Мн какъ-то было скучно въ эти минуты. Признаюсь вамъ, но со мной это бываетъ нердко: душа ли, стсненная въ оковахъ тла, тоскуетъ, или что другое непонятное, но только изъ всхъ неудовольствій боль души самое мучительное, я не могъ боле стоять у мачты и въ волненіи опустился на скамейку, не переставая смотрть въ даль. Вдругъ громкій крикъ матроса пробудилъ меня отъ грустныхъ думъ: ‘берегъ! берегъ!’ Я устремилъ взоръ на горизонтъ, на которомъ какая-то видимая темная точка постепенно увеличивалась и росла вертикально. Между тмъ какъ втеръ усиливаясь, шумлъ и гудлъ со свистомъ между парусовъ и заставлялъ скрипть мачты, эта музыка довольно была несносна для уха, мы быстро неслись по вод, вотъ судно наше подплыло ближе, и мы увидли острыя вершины утесовъ, составленныхъ изъ колоссальныхъ иглъ, изсчонныхъ изъ камня, какъ бы рукою искуснаго скульптора. Вообразите себ, по середин огромная масса, не острая, какъ другія скалы, окружающія ее, но волнистая и составляющая какъ бы силуэтъ колыбели съ высокимъ верхомъ, круглой подушкой, гладкимъ скатомъ и выгнутыми боками. Мы съ удивленіемъ смотрли на этотъ поразительный островъ, а Каковъ этотъ грозный монументъ природы поставленный среди безднъ океана!’ воскликнулъ Б—лкинъ, приблизившись ко мн.
— Признаюсь, капитанъ! отвчалъ я,— это просто чудо! Эти острыя вершины утесовъ, какъ бы брошены рукою Всевышняго въ минуты гнва!
Тутъ капитанъ набожно снялъ шляпу, взглянулъ на небо и сказалъ:
— Да! этотъ островъ на карт называется: Нильсторъ или большая колыбель.

ГЛАВА II.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА МОИХЪ ПУТЕШЕСТВІЙ.

Между тмъ мы еще ближе подплыли къ острову Пильстори, такъ что могли подробне разсмотрть его, или верхи огромныхъ его утесовъ, подобно пирамидамъ, возвышающимся къ небу, а гранитныя подножія ихъ вчно омывались волнами океана. Страшный шумъ, происходящій отъ ударяющихся пнящихся волнъ смотря на. то, что судно наше держалось довольно въ значительномъ еще разстояніи отъ острова, оглушалъ насъ, поверхность этихъ утесовъ служила убжищемъ миріадамъ перелетныхъ птицъ. Эта поверхность утесовъ имла блый цвтъ, который издали можно принять за верхніе парусы корабля. Каждый утесъ вышиною въ триста футовъ, иные вдвое, эта гранитная эскадра защищаетъ островъ, и какъ будто запрещаетъ кораблямъ приближаться.
Смотря на островъ, капитанъ сказалъ:
— Угловатые бока этихъ скалъ довольно опасны для кораблей, которыхъ ни грозныя бури, ни гнвъ волнъ не могутъ сгладить. Мы почти были на траверс, и удивительный островъ, рисующійся на неб, долго еще занималъ весь экипажъ нашъ.
— Я ни за что не позволю остановиться здсь своему судну! произнесъ капитанъ,— да и не многіе путешественники могли видть островъ, говорятъ, что онъ необитаемъ! На немъ будто бы не только нтъ рчки, но даже и ни одного источника прсной воды.
— Однако же, капитанъ, посмотрите вотъ на эту аллею кокосовыхъ деревьевъ, такъ прекрасно расположенную у подошвы горы! проговорилъ я, указывая ему на то мсто, о которомъ говорилъ.
— Признаюсь, дружище, я съ вами совершенно согласенъ! сказалъ капитанъ,— я не думаю, чтобъ роса и дожди, да притомъ же столь рдкіе въ этомъ климат, могли напаять ихъ.
— Неиначе, какъ эти немногіе ваши путешественники ошибались, или не бывъ на остров, сказали на удачу, что необитаемъ! замтилъ я Б—лкину.
— Можетъ быть! а не хочу въ этомъ съ вами спорить! отвчалъ онъ.
Не только мы съ капитаномъ, но даже и грубые матросы не спускали глазъ съ острова, и не одна аллея прельщала насъ, но и выше по скатамъ горы виднлись борозды прекрасной зелени и притомъ такія правильныя, что казалось, какъ будто сдланы руками человка. Мы спшили насладиться видомъ прекрасной панорамы острова, которую черезъ нсколько минутъ должна скрыть отъ насъ ночь,— потому что солнце уже половину зашло за горизонтъ и озолотило послдними лучами всю поверхность океана.
Но вотъ втеръ стихъ, такъ что судно наше едва двигалось по вод, солнце совершенно уже скрылось за горизонтъ и судно наше поневол легло въ дрейфъ въ виду каменистаго необитаемаго острова Пильсторъ. Увлеченный мыслями о таинственности поэтическаго острова, я долго не могъ заснуть, но этотъ сонъ мой былъ легокъ, такъ что съ первымъ разсвтомъ утра я былъ уже на ногахъ и ходилъ отъ нечего длать съ трубкой въ зубахъ на корабельной палуб, не переставая всматриваться въ островъ сквозь утренній туманъ, окутывающій еще своею полупрозрачною дымкою утесы и верхи пирамидъ, но скоро первый лунъ солнца коснулся зеркальной поверхности водъ океана. Звонокъ капитана Б—лкина заставилъ меня оставить палубу корабля. Я пошелъ вмст съ старикомъ шкиперомъ, и мы спустились въ каюту, гд и нашли уже капитана за чаемъ.
— Ну, чтоже, вы тамъ запропастились, господа? говорилъ капитанъ,— чай уже довольно поразпарился.
— Меня беретъ раздумье, капитанъ, сказалъ я, садясь за столъ,— такъ что я чуть не забылъ объ ча.
— Эге! понимаю, дружище, чмъ ты не здоровъ! Тебя мучаетъ любопытство, не такъ-ли, дружище? спрашивалъ капитанъ, подливая въ чашку ромъ.
— Вы угадали, капитанъ.. Я желалъ бы быть на прибрежьи этого острова.
— Но мн какъ угодно! Конечно по этой погод не далеко удешь…. Но на меня не расчитывай…. Я отказываюсь отъ этой прогулки…. Я довольно уже насмотрлся и съ судна….
— И такъ, капитанъ, прикажите спустить лодку! сказалъ я.
— Этимъ можетъ распорядиться шкиперъ! произнесъ капитанъ, взявшись за трубку.
— Слушаю-съ!, произнесъ почтительно шкиперъ, довольна нахлебавшійся чаю съ ромомъ, отъ котораго, какъ жаренный ракъ, раскраснвшійся, онъ уже пошатывался.
— И такъ, къ длу господа! воскликнулъ онъ,— вдь вы знаете своенравіе нашей дороги!….
При этомъ онъ всталъ изъ за стола, надлъ соломенную шляпу, и мы въ троемъ оставили каюту. Шкиперъ пошелъ распорядиться спускомъ лодки, а капитанъ слъ на лавочку и продолжалъ курить табакъ. Черезъ нсколько минутъ лодка была готова. Двое матросовъ, сидя на своихъ мстахъ, уже дожидались насъ. При спуск въ лодку, капитанъ сказалъ шкиперу, чтобы онъ не забылъ сказаннаго имъ, подтвердилъ довольно сурьезно, что при такой обстановк судна довольно опасно при сильномъ порыв втра оставаться экипажу на этихъ водахъ. Пожавъ капитану руку, мы спустились со старикомъ шкиперомъ въ лодку, при сильныхъ взмахахъ веслами моряковъ, лодка пустилась въ даль, но чмъ больше мы отдалялись отъ судна, тмъ ближе подплывали къ прибрежью острова, но съ тмъ вмст челнокъ нашъ принужденъ былъ все тише и тише разскать къ счастію нашему ощущаемую втромъ зеркальную поверхность моря, подводные камни и шпилеобразныя скалы грозили ежеминутно раздробить о сини гранитныя ребра наше утлое судно, такъ что шкиперъ, не смотря на всю свою опытность, сильно, опасался чокнуться съ подводнымъ какимъ нибудь камнемъ. Но вотъ опасность миновалась, якорь брошенъ, и мы были уже на прибрежьи острова. Я взглянулъ на стоящее судно вдали, на палуб котораго былъ виднъ капитанъ Б—лкинъ съ зрительною трубкою, направленною на- насъ. Мы, снявъ фуражки, и поднявъ ихъ высоко надъ головами, въ знакъ привта и почтенія къ капитану, которое онъ понялъ и махнулъ намъ рукой, и самъ не отнимая отъ глаза трубы, не переставалъ слдить за нашимъ ходомъ.
Но вотъ мы скоро оставили прибрежье и начали пробираться во внутренность острова, и шли, едвали не по голому, нагртому лучами солнечными камню, не смотря на то, что нашъ экономный и даже, можно сказать, скупой старикъ-шкиперъ старался пробираться подъ тнью утесовъ, не могъ однако-же обойтись безъ того, чтобы съ жалкою миной частенько не посматривать и безъ того уже на не слишкомъ Твердые свои сапоги, и по всему видно было, что онъ раскаивался въ томъ, что послушалъ меня и согласился быть спутникомъ въ этой экспедиціи.
Не смотря на неудовольствія нашего спутника шкипера, мы все-таки продолжали идти, опускаясь то внизъ, то вверхъ подымались, и такимъ образомъ переходя съ холма на холмъ, едва только что не карабкались по огромнымъ утесамъ, изъ разслинъ этихъ каменныхъ громадъ росли кустовыя растенія и вьющійся плющъ, извиваясь, опоясывалъ этотъ хладный камень въ разныхъ направленіяхъ. Посл часоваго ходу, солнечный пожаръ до того усилился, что мы принуждены были остановиться, вотъ мы услись подъ отвсомъ одного утеса, стоящаго въ тни отъ солнечныхъ лучей. Отдыхая тутъ мы позавтракали по куску сыру и небольшому ломтику хлба, выпили по стакану воды, бывшей при насъ въ дорожномъ боченк, и посл этого, въ минуты отдыха моихъ товарищей, я вскарабкался на самую поверхность утеса, на которомъ въ углубленіяхъ и трещинахъ было много птичьихъ гнздъ, эт птицы, при вид меня тотчасъ же съ крикомъ оставили свои мста до улетли, опустившись на другія возвышавшіеся тутъ утесы, оставивъ мн своихъ полуоперившихся птенцовъ на жертву. Но мн было не до нихъ, я сталъ всматриваться въ окружающую меня мстность и видлъ, что нкоторыя мста и возвышенности совершенно покрыты мрачнымъ лсомъ. Это открытіе мое нсколько поуспокоило моихъ моряковъ, потому что голый, раскаленный солнцемъ камень, но которому мы шли, довольно наскучилъ имъ, а старикъ шкиперъ даже надялся добраться до виднной нами съ корабля той прекрасной кокосовой рощ, и чтобы не возвращаться съ пустыми руками къ капитану, говорилъ онъ, постарается обобрать вс кокосовые орхи съ деревьевъ.
— Ну да это какъ еще придется, господинъ! проговорилъ насмшливо одинъ изъ матросовъ.
— Оно бы не мшало, подхватилъ другой — мы подсобили бы господину шкиперу общипать орхи.
Хотя старикъ и замтилъ этотъ насмшливый тонъ, но только покосился и не сказалъ ни слова матросамъ.
Мы скоро оставили мсто своего отдыха и отправились дале. Я вынулъ часы и посмотрлъ на нихъ, было уже около трехъ четвертей двнадцатаго.
— Ну, что! который часъ? спросилъ меня шкиперъ.
— Три четверти двнадцатаго! отвчалъ я, прибирая часы въ карманъ куртки.
— Довольно таки времени, сказалъ шкиперъ, мы здсь блуждаемъ. Не знаю, какъ вамъ, а мн такъ право все это наскучило, и я съ удовольствіемъ бы возвратился на свое гнздо.
— Конечно, старина, и не прочь отъ твоего мннія, но нисколько не обозрвъ этой мстности, и притомъ же прошедъ столько, жаль возвратиться безъ ничего, и, какъ, я полагаю, этой дорогой мы скоре дойдемъ до берега и будемъ на виду своего корабля!…
— Ну, какъ вамъ угодно, но я думаю, если погода не перемнится и не сдлается нсколько попрохладне, то мы при этакомъ жар не далеко уйдемъ! говорилъ шкиперъ, утирая платкомъ потъ съ лица.
— Ну, какой жаръ! хоть яйца пеки! жаль только, что нтъ ихъ теперь у насъ подъ рукою! говорилъ матросъ, скинувъ фурашку и размахивая ею передъ своимъ лицемъ для прохлажденія.
— Бьюсь объ закладъ, что твои волосы тотчасъ вспыхнутъ отъ жара! вишь такъ и торчатъ! говорилъ другой.
— Эге! морской тюлень, спасибо теб, какой ты догадливый! мы сей-часъ это дло поправимъ! говорилъ матросъ, смясъ и нахлобучивая фурашку на голову.
— Ну, полноте ребята шумть-то! воскликнулъ шкиперъ.
Между тмъ мы потихоньку двигались впередъ, въ атмосфер сдлалась перемна, повялъ небольшой втерокъ, и въ воздух отъ того сдлалось нсколько прохладне.
— Ну, вотъ и облачка забороздили по небу! воскликнулъ шкиперъ, взглянувъ къ верху.
Посл часоваго ходу впереди насъ показался сосновый боръ, не смотря на повсемстный почти камень, деревья были довольно рослы.
— Ну, вотъ намъ и открытіе! воскликнулъ я,— съ корабля онъ совсмъ намъ былъ невидимъ! и такъ теперь мы можемъ поспорить съ капитаномъ, что этотъ островъ кром кокосовой рощи не лишенъ и лса!
— Но вдь это нисколько не заинтересуетъ нашего чудака капитана! пожалуй еще въ какой часъ попадешь къ нему на глаза, а то прямо пошлетъ къ чорту!
Но попавшаяся въ эту минуту нашему говоруну мошка въ носъ заставила его остановиться на этомъ обязательномъ полуслов, такъ что онъ принужденъ былъ чихнуть нсколько разъ сряду.
— Ахъ проклятая! вишь тебя занесло! воскликнулъ матросъ, утирая носъ.
— А ты вишь какъ раздуваешь ноздри-то, что не мудрено и воробью влетть туда! подхватилъ товарищъ.
Такой обязательный панегирикъ заставилъ насъ всхъ расхохотаться:
Мы не доходили нсколько шаговъ до лса, какъ на горизонт показалась туча, предвщавшая дождь. Скоро она обняла все виднное нами пространство неба.
— Ну! воскликнулъ одинъ изъ матросовъ,— не дурно бы было намъ теперь поприбавить шагу, а то этотъ дождь промочитъ насъ до костей.
Это замчаніе матроса заставило насъ чуть чуть не рысью пуститься къ лсу, чтобы тамъ подъ втвями деревъ нсколько укрыться отъ наступающаго дождя. Эта поспшность, съ которой мы шли. ускорила наше приближеніе къ лсу, мы почти были уже подъ тнью деревъ, какъ крупныя капли дождя стали пронизывать воздухъ, упадая на деревья, доставали до насъ. Наконецъ дождь усилился боле, и намъ невозможно было боле оставаться подъ деревьями, не смотря на толстые и извилистые сучья, они не могли укрыть насъ отъ дождя, и мы, не зная куда спрятаться отъ такого ливня, продолжали стоять подъ деревьями.
— Тутъ, товарищъ, плохая защита намъ отъ этого дождя! и признаюсь, онъ таки довольно пробираетъ меня! говорилъ матросъ, стараясь увернуться отъ падающихъ на него капель.
— Да, подъ этими деревяшками разв одинъ носъ можетъ укрыться отъ дождя! Эге! вотъ-те и на! и на него стали попадать капли воды! говорилъ другой улыбаясь и стараясь обтереть носъ и подставить свои боченокъ, чтобы дополнить, выпитую нами за завтракомъ, воду, подъ конецъ съ древеснаго сука, съ котораго, какъ изъ жолубя, ручьемъ сбгала дождевая вода. Старикъ-шкиперъ, всматриваясь въ окружающую васъ мстность, къ счастію замтилъ въ нсколькихъ шагахъ отъ нашей стоянки въ одномъ утес полузакрытую кустарникомъ, нсколько похожую на пещеру, впадину. Это открытіе заставило насъ въ ту же минуту оставить деревья, мы бгомъ пустились къ этой пещер, прибжавъ къ ней, увидли, что эта впадина была довольно обширна, по-крайней-мр она такъ показалась намъ тогда. Мои спутники расположились въ ней, какъ въ своей корабельной кают, и тотчасъ принялись за обдъ, потому что продрогнувъ на дожд, мы почувствовали въ себ препорядочный позывъ къ д, да и по часамъ видно было ровно двнадцать часовъ. Не знаю, какъ моимъ товарищамъ, но мн этотъ легкій, который едвали можно назвать закуской, обдъ, показался довольно вкусенъ и аппетитенъ, по окончаніи котораго моряки захотли часокъ удлить на отдыхъ, да иначе и длать было нечего, потому что дождь не совсмъ еще пересталъ. Развалившись по угламъ, моряки мои расположились какъ у себя дома и заснули. Еслибъ въ эт минуты проходилъ мимо пещеры какой нибудь путникъ, то онъ съ ужасомъ отскочилъ бы отъ этого мста, вообразивъ себ храпніе утомленныхъ моряковъ, за ворчаніе какого нибудь звря, обитателя это дремучаго бора.
Черезъ нсколько минутъ дождь совершенно пересталъ и изъ за облаковъ снова проглянуло солнце, но вотъ втеръ пронесъ и остальныя мрачныя облака и — лазурь, очистившись отъ нихъ, снова представила свой небесный сводъ голубымъ, но которому тотъ-же катился огненный кругъ солнца.
Мн не хотлось спать, а равно и сидть на одномъ мст, къ чему, думалъ я, убивать понапрасну время, пусть будетъ это умно и глупо, но я могу на нсколько минутъ оставить моихъ спящихъ спутниковъ и, пока они спятъ, осмотрть хоть сколько нибудь этотъ боръ. Сказавъ это, я всталъ, и оставилъ пещеру, и началъ пробираться между деревьевъ, втягиваясь дале, я очутился незамтно чуть ли не въ самой чащ лса. Деревья, окружающія меня, такъ были часты и такъ перепутывались своими сучьями, что я не зналъ какъ и выбраться изъ этой трущобы. Эта первая неудача навела меня на мрачныя мысли, которыя представили въ моемъ воображеніи всю опасность моего положенія въ этомъ мст. Ничтожный какой нибудь трескъ переломившагося подъ ногою моею какого побудь валявшагося сухаго сучка, приводилъ меня въ смущеніе. Я роблъ, прислушивался, позабылъ отъ страха, что этотъ трескъ произошелъ собственно отъ ноги, но сколько и не выбирался изъ этого лснаго лабиринта, я никакъ не могъ попасть на прежнюю свою тропинку, и взглянулъ на часы, было уже три четверти четвертаго.
— Ба! воскликнулъ я, ударивъ себя по лбу,— боле двухъ часовъ, какъ и блуждаю въ этомъ лсу!… Я поступилъ довольно глупо, не сказавъ шкиперу о своей отлучк! надобно дать знать о себ своимъ товарищамъ!
Тутъ я вынулъ изъ-за пояса пистолетъ, приподнялъ его къ верху дуломъ и — спустилъ курокъ, но пистолетъ не далъ выстрла къ моему неудовольствію, видно, что отсырвшій въ немъ отъ сильнаго дождя, порохъ потерялъ свою прежнюю силу. Я перемнилъ порохъ и опять взялся за курокъ, порохъ, положенный мною на полку, только что вспыхнулъ и пистолетъ по прежнему не далъ выстрла. Я съ досадой заткнулъ его за поясъ и попытался подать о себ знакъ крикомъ, который ограничивался только однимъ эхомъ. Эта неудача въ дорог отняла у меня всю бодрость, я остановился въ какомъ-то недоумніи и вынулъ изъ кармана платокъ, чтобъ утереть имъ потъ, выступившій у меня отъ усталости на лиц. Надобно, какъ можно было, сохранить присутствіе духа, съ потерею котораго можно привесть себя къ совершенному унынію, что длать, думалъ я, стоя на одномъ мст, конечно, поступилъ я неосторожно и даже дурно, забравшись въ лсъ, не посовтовавшись съ своими товарищами, но теперь этого не воротишь, когда уже первый порывъ умчалъ меня такъ далеко за главную препону, то на остальное, чтобы поддержать мн себя, должно смотрть неиначе, какъ взоромъ побдителя, или….
Но въ это время довольно сильный шумъ отъ сучьевъ и втвей съ лвой стороны отъ меня, заставилъ меня прекратить свои разсужденія, я выхватилъ изъ за кушака пистолетъ, хотя зналъ напередъ, что онъ едвали можетъ принести мн какую нибудь пользу, но осторожность не мшаетъ, думалъ я, притаившись за деревомъ, и всматриваясь туда, откуда послышался мн шорохъ…. и вотъ черезъ дв или три минуты я увидлъ пробирающагося между деревьями дикаря, почти голаго, онъ былъ уже преклонныхъ лтъ, подпирался палкою и имлъ длинную окладистую сдую бороду и довольно длинные волосы на голов. Ото открытіе сначала довольно таки меня встревожило, но какъ дикарь пробирался въ противную сторону отъ меня и черезъ нсколько минутъ совершенно скрылся, и вокругъ меня по прежнему все было тихо, я успокоился и даже осмлился идти слдомъ за этимъ дикаремъ съ тою надеждой, что онъ идетъ по этому лсу извстною ему тропинкой, выводящей изъ лсу, а не какъ я брожу цликомъ здсь. И и пробирался по слдамъ незнакомца и — мене чмъ черезъ четверть часа вышелъ на небольшую поляну, но все еще окруженную кустарникомъ и деревьями, Постоявъ здсь минуты три, чтобы посовтоваться самому съ собою, куда мн идти, и всматриваясь въ окружающую меня мстность, я услышалъ крикъ прибрежныхъ птицъ, летвшихъ надо мной, и я поднялъ къ верху голову, и какъ время было уже боле, нежели за полдень, то я подумалъ, что птицы эти летятъ уже съ своего промысла на гнзда, которыя он всегда имютъ на прибрежныхъ скалахъ, слдовательно, послдовавъ за ними, и скоро могу выбраться отсюда.
Съ этими мыслями и послдовалъ по направленію пролетавшихъ птицъ, и продолжая идти, или лучше пробираться между кустарникомъ и деревьевъ, хотя до заката солнечнаго оставалось уже не много времени, но я надялся, что ускоривъ шагъ, я могу еще засвтло выбраться на прибрежье. Я шелъ нисколько не лниво, такъ что едва успвалъ утирать выступившій на лиц моемъ нотъ, наконецъ совершенно выбился изъ силъ, такъ что принужденъ быль отдыхать, не смотря на уходящее время. Вдругъ ярко раздавшійся пушечный выстрлъ заставилъ меня ускорить своимъ отдыхомъ. Этотъ отрадный звукъ былъ встовой корабельный выстрлъ. Я всталъ, пошелъ по тому же направленію и — увидлъ въ нсколькихъ шагахъ впереди себя, прислонившагося спиною къ дереву, того дикаря, съ которымъ я недавно встртился. Упершись на палку, онъ стоялъ съ закрытыми глазами, но видимому онъ заснулъ, по какъ мн нельзя было миновать того, чтобы избжать его между деревьями дикаря, почти голаго, онъ былъ уже преклонныхъ лтъ, подпирался палкою и имлъ длинную окладистую сдую бороду и довольно длинные волосы на голов. Это открытіе сначала довольно таки меня встревожило, но какъ дикарь пробирался въ противную сторону отъ меня и черезъ нсколько минутъ совершенно скрылся, и вокругъ меня по прежнему все было тихо, я успокоился и даже осмлился идти слдомъ за этимъ дикаремъ съ тою надеждой, что онъ идетъ по этому лсу извстною ему тропинкой, выводящей изъ лсу, а не какъ я брожу цликомъ здсь. И я пробирался по слдамъ незнакомца и — мене чмъ черезъ четверть часа вышелъ на небольшую поляну, по все еще окруженную кустарникомъ и деревьями, Постоявъ здсь минуты три. чтобы посовтоваться самому съ собою, куда мн идти, и всматриваясь въ окружающую меня мстность, я услышалъ крикъ прибрежныхъ птицъ, летвшихъ надо мной, и я поднялъ къ верху голову, и какъ время было уже боле, нежели за полдень, то я подумалъ, что птицы эти летятъ уже съ своего промысла на гнзда, которыя ом всегда имютъ на прибрежныхъ скалахъ, слдовательно, послдовавъ за ними, и скоро могу выбраться отсюда.
Съ этими мыслями я послдовалъ но направленію пролетавшихъ птицъ, и продолжая идти, или лучше пробираться между кустарникомъ и деревьевъ, хотя до заката солнечнаго оставалось уже не много времени, но я надялся, что ускоривъ шагъ, я могу еще засвтло выбраться на прибрежье. Я шелъ нисколько не лниво., такъ что едва успвалъ утирать выступившій на лиц моемъ потъ, наконецъ совершенно выбился изъ силъ, такъ что принужденъ былъ отдыхать, не смотря на уходящее время. Вдругъ ярко раздавшійся пушечный выстрлъ заставилъ меня ускорить своимъ отдыхомъ. Этотъ отрадный звукъ былъ встовой корабельный выстрлъ. Я всталъ, пошелъ по тому же направленію и — увидлъ въ нсколькихъ шагахъ впереди себя, прислонившагося спиною къ дереву, того дикаря, съ которымъ я недавно встртился. Упершись на палку, онъ стоялъ съ закрытыми глазами, по видимому онъ заснулъ, но какъ мн нельзя было миновать того, чтобы избжать его встрчи, и какъ и осторожно не пробирало’ мимо его, но въ небольшомъ отъ него разстояніи увидлъ, что онъ открылъ глаза съ какимъ то быстрымъ движеніемъ. Не знаю,’ ли былъ причиной тому, что онъ проснулся, или онъ довольно и безъ того уже спалъ. Замтивъ меня онъ выпрямился, нахмурилъ брови, и казалось, изумился такой неожиданной встрч и ршительными шагами началъ подходить ко мн. Я сначала испугался и уже схватился за свой пистолетъ, чтобы въ случа отразить его нападеніе, или даже предупредить его, но этотъ человкъ исполинскаго росту, кажется, попалъ мою недоврчивость, потому что смягчивъ, сколько могъ, черты лица суроваго и загорлаго отъ солнца, и показывая мн знаками, чтобы я ни мало не безпокоился, и съ дружескою улыбкой подошелъ ко мн. Мы съ минуту молча смотрли другъ на друга, и не смотря на преклонность лтъ его, я былъ пораженъ взглядомъ дикаго, что, кажется, онъ замтилъ, потому что улыбнулся и дружески пожалъ мн руку, а наконецъ твердымъ голосомъ спросилъ меня.
— Кто ты?
Я отвчалъ ему, что путешественникъ съ остановившагося въ одной изъ бухтъ этого острова корабля, и что съ позволенія корабельнаго капитана, съ тремя матросами изъ корабельнаго экипажа съ разсвтомъ дня, перевезлись лодкою на этотъ островъ. Я собственно предпринялъ этотъ вояжъ изъ одного любопытства, а трое моихъ товарищей даны мн капитаномъ корабля собственно для моего охраненія.
— Гд же они? спросилъ опять дикій, окинувъ кругомъ себя быстрымъ взглядомъ, и помстился на случившійся тутъ большой пень дерева, пригласивъ и меня ссть. Я исполнилъ его желаніе, хотя мн было и не до этого, потому что я желалъ бы лучше быть на корабл, но длать было нечего, и потому я слъ почти съ нимъ рядомъ и разсказалъ ему въ довольно короткихъ словахъ, какъ я отдалился отъ своихъ товарищей!
— Жаль, что ты такъ отваженъ! произнесъ довольно невнятно островитянинъ, по всему было видно, что онъ не только съ трудомъ объяснялся на моемъ нарчіи, но другихъ словъ не понималъ совершенно и не одинъ разъ заставлялъ меня повторять ихъ себ. Изъ этого я заключилъ, что островитянинъ этотъ, хотя и зналъ нкогда мой языкъ, но живя на остров, большую часть словъ его позабылъ, впослдствіи замчаніе мое оправдалось совершенно, что онъ, какъ узнаемъ посл, по долговременному своему пребыванію на остров, большую часть словъ позабылъ, изъ этого нарчія, на которомъ я съ нимъ объяснялся, но при физическихъ своихъ дарованіяхъ и при моемъ пособіи онъ немного затруднялся въ пріисканіи этихъ забытыхъ имъ словъ въ глубин своей памяти.
— Время оставить это мсто! сказалъ дикій, вставая,— пойдемъ, другъ мой, ко мн въ жилище! Чмъ теб блуждать эту ночь въ этихъ мстахъ!…
Я далъ понять ему, что мои товарищи давно меня дожидаются на прибрежьи острова.
— О, не безпокойся! сказалъ онъ, твои товарищи никакъ не дойдутъ прежде тебя до прибрежья острова, гд оставлена вами лодка.
Мн нечего было и противоречить, когда я не зналъ, какъ мн выбраться изъ этой неизвстной мстности и добраться до прибрежья. Солнце уже закатывалось за горизонтъ, и я принялъ предложеніе островитянина, послдовалъ хотя съ робостію за неизвстнымъ мн человкомъ, и мы скоро отправились въ путь.

ГЛАВА III.
МОЙ ПРОМЫСЕЛЪ И МОЕ ДОЛГОТЕРПЕНІЕ ВЪ ОДИНОЧЕСТВ БЕЗЪ ПОМОЩИ ЛЮДЕЙ.

Скоро зардлась пурпуровая заря, и солнце закатилось за горизонтъ, послдніе лупи его уже потухли, быстро приближались сумерки.
Мы подошли къ одному сухому руслу потока, перешли черезъ него сухими ногами и очутились на другомъ берегу. Черезъ нсколько минутъ передъ нами показалась зеленая равнина, усаженная величественно осанистыми кокосовыми деревьями, но краямъ ея тянулись холмы, дале видны были полузакрытые верхи вечернимъ туманомъ прибрежныхъ скалъ. Вотъ мы были уже подъ тнью кокосовъ. Углубившись нсколько въ рощу, мы остановились передъ однимъ утесомъ.
— Вотъ тутъ я живу! Въ этомъ утес мое убжище! проговорилъ островитянинъ, отстраняя втку кустарника, которая заграждала намъ тропинку къ самому ходу въ жилище.
Признаюсь, жилище моего спутника было незавидное и весьма угрюмое. Это была природная пещера, или пустата въ каменномъ утес, во внутренность которой дверью служила природная трещина, шириною нсколько схожая съ настоящей дверью. Отверстіе это было затворено сколоченною, довольно плохо, изъ осколковъ досокъ, вроятно корабельныхъ, нкогда выкинутыхъ изъ моря волнами на берегъ. Спутникъ мой добравшись, отворилъ странный затворъ своего жилища и пригласилъ меня войти туда. Я повиновался. Сумракъ вечера и природная темнота, совокупилась здсь, не смотря на большую ращелину съ бока этого утеса, нисколько не могла освтить мрака жилища, и, мой знакомый углубившись зачмъ-то во внутренность пещеры, совершенно сталъ для меня невидимъ, что и заставило меня быть осторожнымъ. И тихо взвелъ курокъ пистолета и — имлъ его на-готов, но опасеніи мои были напрасны, островитянинъ вышелъ съ огнемъ въ рук. Неся свой свтильникъ, онъ взглянулъ на меня и улыбнулся, врно догадавшись о моей предосторожности, не смотря на то, что я, при первомъ блеск огонька, тотчасъ же старался скрыть свое оружіе. Ну, пускай себ онъ смется, думалъ я, предосторожность не мшаетъ имть во всякомъ случа. Дикарь между тмъ подошелъ къ широкой доск, которая служила вмсто стола ему, поставилъ на нее принесенный свтильникъ, обратился ко мн и пригласилъ меня ссть съ лвой стороны на доску, которая была положена съ всхода у стны на камняхъ и покрыта кокосовыми листьями, и которыя замняла ему, судя по времени, то стулъ, то постель. Я исполнилъ желаніе островитянина и слъ, между тмъ островитянинъ ушелъ дале въ углубленіе своего жилья и возвратился оттуда съ охапкою сухаго хвороста, который и положилъ въ противоположный отъ меня уголъ пещеры, потомъ онъ принесъ плетеную корзинку какихъ-то земляныхъ, то продолговатыхъ, то овальной формы плодовъ, нсколько кокосовыхъ орховъ и небольшую корзинку какихъ-то ягодъ сушеныхъ и похожихъ видомъ нсколько на смоквы, потомъ зажегъ принесенный имъ хворостъ, и — когда этотъ довольно поразгорлся, то онъ взялъ корзинку съ земляными плодами, показалъ ихъ подъ горвшій хворостъ съ трескомъ и ярко. Дымъ отъ горвшаго хвороста мало по малу наполняя все пространство пещеры, началъ уже ходить надъ головами нашими густыми облаками, но благодаря вышин и трещинамъ, находившимся въ разныхъ мстахъ свода, дымъ не могъ спускаться ниже и безпокоить глаза наши, но исчезалъ, пробираясь сквозь щели и трещины. Хворостъ совершенно сгорлъ, не смотря на то, что дымъ могъ находить выходъ себ, вся внутренность пещеры была до нельзя закопчена и черна такъ, что лоснилась какъ уголь, но аршина на три отъ пола, еще можно было видть природный срый цвтъ камня. Островитянинъ прислъ на корточки у огня и началъ разгребать палкой золу и уголья, и выбиралъ испекшіеся земляные коренья, которые клалъ въ корзину.
— Ну, какова моя хижина? спросилъ онъ наконецъ меня.
— Ничего, отвчалъ я,— хороша!
— Да и тепла! прибавилъ дикарь, ставя корзину съ печеными плодами на столъ.
Островитянинъ говорилъ правду, этотъ хворостъ и дымъ довольно много нагрли внутренность пещеры, такъ что можно было сидть по примру островитянина въ томъ, въ чемъ родила мать. Дикій слъ со мной и пригласилъ меня раздлить съ нимъ свой ужина., Я не могъ не благодарить его за такой радушный пріемъ и привтъ и дружески пожалъ ему руку. Зная, что нкоторая часть дикарей боле уважительна къ знакамъ мимики, вопреки большей части своихъ братій, которые только тлодвижительными знаками стараются боле привлечь къ себ и потомъ нагло обмануть, но мой дикарь, казалось, былъ не изъ числа послднихъ, онъ былъ человкъ добрый, и даже, какъ я узналъ отъ него, что онъ не принадлежалъ ни тмъ ни другимъ, но объ этомъ посл, дикарь потрепалъ меня по плечу дружески и сказалъ:
— шь мой другъ, эти плоды пустыни! Хотя они и не токъ вкусны, но довольно сытны и полезны Я самъ не одинъ разъ испыталъ это на себ.
Плоды въ самомъ дл были весьма хороши, не смотря на то, что они были нсколько горьковаты и походили на земляныя яблоки, или просто — картофель. Съвъ ихъ по-нскольку, мы принялись потомъ за кокосовые орхи свжіе и сочные, а посл за сушеныя ягоды. Все это было хорошо, сытно и аппетитно, судя по обстоятельствамъ и намъ не доставало только одного вина, но и то природа замнила намъ вкусною прсною водою.
Посл ужина я поблагодарилъ хозяина за его радушное гостепріимство, безъ его встрчи, можетъ быть, пришлось бы ночевать въ лсу, или въ долин и съ опасностью для себя.
— Не взыщи на многомъ и будь доволенъ малымъ! произнесъ довольно серьезно — островитянинъ. складывая остатки ужина въ корзинку.
Тутъ я спросилъ его, далеко ли отъ его жилища селеніе прочихъ островитянъ.
— О, нтъ, другъ мой! Этотъ островъ необитаемъ! сказалъ онъ.
— И такъ вы здсь одни? спросилъ я.
— Да, совершенно одинъ, исключая приморскихъ птицъ! отвчалъ онъ.
— Я бы желалъ знать, какимъ образомъ вы здсь пріютились? Ото для меня будетъ весьма интересно, и при теперешнемъ моемъ путешествіи было бы даже поучительно…. Я полагаю, Фортуна счастія не столько на земл, сколько на вод перемнчива.
— Это совершенная правда! Одно дуновеніе втра и неусмотрнный какой нибудь подводный камень можетъ перемнить участь, даже ршить человка — моряка, или совершенно уничтожить его.
— Слдовательно, вы со мной почти одного мннія. Сдлайте одолженіе, разскажите же мн о себ.
— Но я думаю, ты уже набродившись здсь въ этихъ мстахъ, усталъ, и потому, не лучше ли теб предаться сну. Вроятно, моя исторія нисколько не будетъ для тебя интересна! проговорилъ довольно сухо островитянинъ.
Но какъ мн спать вовсе не хотлось, то я упросилъ его разсказать мн о себ.
— Хорошо! сказалъ онъ,— я удовлетворю твое желаніе, но только въ немногихъ словахъ, потому что этому приключенію со мной давно уже время, притомъ, благодаря уединенію, я сдлался довольно неразговорчивъ, такъ что большее число словъ отъ того совершенно стерлось въ моей памяти, но я думаю, ты это хорошо замтилъ при встрч со мной въ лсу…
За этимъ послдовало непродолжительное молчаніе, посл котораго островитянинъ началъ опять:
— ‘Крушеніе корабля, на которомъ я плылъ при берегахъ этого острова при посредств воды, переселило меня на этотъ островъ, но я узналъ объ этомъ тогда, когда уже очнулся отъ совершеннаго забвенія…. тутъ я вспомнилъ, что ужасная буря постигшая насъ въ виду этого острова, и продолжавшаяся нсколько дней сряду на мор, и заставившая насъ искать спасенія у этого каменистаго острова, но мракъ ночи, и сильный втеръ ударилъ наше судно о подводную скалу. Этотъ ударъ такъ былъ силенъ и неожидаемъ, что едва-ли могъ кто спастись изъ нашего экипажа, покрайней-мр я такъ думаю, потому что я до сего времени кром тебя не видалъ еще но одного человка на этомъ остров.
— А давно ли вы на этомъ остров? перебилъ я островитянина.
— Да такъ уже давно, что я потерялъ и счетъ годамъ! Но если ты считаешь это нужнымъ для себя, то можешь удовлетворить своему любопытству!
При этомъ онъ указалъ мн на уголъ стны, на которой была большая полоса черточекъ.
— Но теперь время уже заполночь, и теб нужно уснуть, а завтра утромъ я доскажу теб исторію своей жизни…. Разсказъ мой будетъ немного сложенъ, и на который потребно лишь только нсколько минутъ. И такъ до завтра, мой другъ!…
Тутъ онъ оставилъ меня и удалился во внутренность извилинъ этой пещеры. Оставленный мн островитяниномъ огонекъ началъ потухать, я легъ на листья травы, посланные на доск и черезъ нсколько минутъ заснулъ.
Утромъ островитянинъ началъ мн разсказывать:
— ‘Волненіе въ мор не совсмъ затихло, огромные водяные валы бороздили еще море, даже нкоторые изъ нихъ прямо неслись къ острову и распадались на прибрежьи или опять уносились втромъ въ море. Въ этотъ моментъ, какъ взоръ мой устремленъ былъ на бушующее море, нахлынувшая огромная масса воды въ немногихъ только шагахъ отъ меня вдругъ съ шумомъ и стукомъ распалась, обливъ водой большое пространство и оставивъ на прибрежьи огромный обломокъ карабельной доски. Хотя мысли мои въ эти минуты едвали были въ полномъ еще сознаніи о самомъ себ, но мысль самосохраненія, казалось, скорй всего заступила во мн свое мсто и ту же минуту представила мн всю опасность моего положенія на прибрежьи когда выкинувшій меня валъ воды, думалъ я, могъ достигнуть того мста, гд лежу теперь я, то не мудрено ли, что другой валъ воды не настигнулъ меня теперь на этомъ мст и также легко, какъ щепку поднять меня на свой хребетъ и унесть въ открытое море.или совершенно приплюснуть меня какимъ нибудь обломкомъ бруса или доски, выкинутой водою,
Разсуждая такимъ образомъ, и приподнялся и слъ, и хотлъ встать на ноги, чтобы удалиться, но ноги мн измняли и не въ силахъ были исполнить моего желанія. Я такъ былъ слабъ и избитъ, что не въ состояніи былъ держаться на ногахъ и принужденъ ползти съ большимъ трудомъ. Отодвинувшись отъ мста десятка на три шаговъ, я достигъ до одного утеса, случившагося тамъ и довольно наклонившаго свою поверхность. Я помстился подъ его отвсомъ, покрытымъ сверху верескомъ и мохомъ, и кое-гд тощимъ кустарникомъ., впивавшимся корнями своими въ трещины каменистаго этого утеса, протянувшись во всю свою длину на нагртомъ лучами восходящаго солнца пн. Я, то наслаждался теплотою солнца, то взволнованныя мысли мои созерцали прошедшее, наполняли сердце мое жалостію, и тогда выступившія изъ глазъ моихъ слезы, нсколько облегчали тоску мою, вмст съ тмъ они были и послднею жертвою любви моей къ погибшимъ моимъ спутникамъ, то какъ-бы предугадывали настоящее въ довольно непріятной перспектив. Все это мучило меня и страшило. Наконецъ мало помалу мысли мои ослабли, я вздохнулъ какъ-то отрадне и сказалъ: ‘Прошедшаго не воротишь, будущаго же, если оно назначено провидніемъ, избжать нельзя!’ и чтобы высушить полуразвалившееся и пропитанное дкой соленою морскою водою свое платье, какъ нижнее, такъ и верхнее, я снялъ его съ себя, и разкинувъ его на солнц, самъ легъ на мх и заснулъ какимъ-то сладкимъ, глубокимъ сномъ, пригреваемый солнцемъ.— Проспавъ большую часть дня, я проснулся и — посл этого благодтельнаго сна почувствовалъ я въ себ большую перемну, избитые и измятые члены мои получили нкоторую твердость, я не чувствовалъ уже ни болзни, ни лому, я чувствовалъ только небольшую слабость, да и не мудрено посл такого трагическаго приключенія и двухъдневнаго голода не быть ей. Такая перемна въ моемъ здоровьи довольно меня повеселила, такъ что я чуть не забылъ настоящее свое положеніе,— по что длать! человкъ видно таковъ всегда! прибавилъ островитянинъ,— взглянувъ на меня, онъ остановился въ своемъ разсказ, какъ бы о чемъ размышлялъ, или пріискивалъ чего въ своей памяти, потомъ минуты черезъ дв началъ опять: Ну, вотъ одно изъ двухъ обстоятельствъ, безъ которыхъ нельзя обойтись ни при бдности, ни при богатств, заставило меня вспомнить о предстоящей мн участи. Я почувствовалъ въ себ жажду, мн захотлось пить, но воды подъ рукой не было, да я не зналъ какъ и гд отыскать, но жажда не переставала меня тревожить, внутренность моя, пропитанная соленою морской водою, такъ сказать, горла онъ того и требовала прохлажденія еще боле, нежели какъ обычной своей дани — воды. Я долженъ былъ бы встать, не смотря на свою слабость, придерживаясь одной рукою для поддержки о бока утеса, я сталъ пробираться вдоль его, вглядываясь въ углубленія, но при всемъ моемъ тщательномъ наблюденіи, я не нашелъ къ своему неудовольствію ни одной какой нибудь малйшей ямки, наполненной водою, или впадины: вс они были сухи, не смотря на вчерашнюю бурю и дождевой ливень, солнечный жаръ усплъ изсушить ихъ, длать нечего, обошедъ одну сторону каменистаго холма, я принужденъ былъ обратиться и идти около другой стороны его. Бродя здсь, я старался замнить сокомъ травы, но горькій сокъ вереска и листъ колючихъ кустарниковъ нисколько не могъ помочь мн. Горькость травяной жвачки заставила ту-же минуту выбрасывать ее изъ рта, но вотъ черезъ нсколько минутъ, трудъ мой увнчался полнымъ успхомъ. Я нашелъ въ одной небольшой ямк за тнью густаго куста растенія нсколько пригоршней дождевой воды. Я бросился на это открытіе, и признаюсь теб, до сихъ поръ припоминаю объ этомъ съ большимъ удовольствіемъ эту сладкую минуту, такъ эта вода была для меня пріятна, не смотря на то, что посл того не разъ случалось мн терпть по цлымъ суткамъ отъ бездождія жажду, такъ что я принужденъ иногда бывало лизать выступившую на камн сырость, или сосать коренья, но и посл всего этого, я не помню, чтобы находя воду, я пилъ ее когда съ такой сладостью, какъ въ этотъ разъ. Иногда приходилось мн питаться одними ягодами и мхомъ, или съ жадностью пожирать за недостаткомъ первыхъ разныхъ наскомыхъ!
— Стало, теперешній вашъ пріютъ этотъ уже первый? спросилъ я.
— Да! это такъ! не первый! отвчалъ онъ.
Но пушечный выстрлъ взволновалъ меня, и прекратилъ нашъ разговоръ.
— Ба! воскликнулъ я,— этотъ выстрлъ неиначе, какъ послдній, прощальный! Видно экипажъ оставляетъ эту бухту! Жаль! мн кажется, и пожертвовалъ собой своему любопытству.
— О, нтъ! это невозможно! экипажъ погибнетъ, если оставитъ въ эти часы бухту и выдетъ въ открытое море! произнесъ самоувренно островитянинъ тономъ предсказательнымъ.
— И вы говорите это правду? спросилъ я, удивляясь предсказанію островитянина.
— Наврное! я не люблю шутить, и извдалъ это море, какъ нельзя больше! сидя но цлымъ днямъ на утесахъ и скалахъ, слдилъ за перемною непостоянной этой стихіи.
— Жаль! сказалъ я, тяжело вздохнувъ,— что моя медленность будетъ причиной гибели моего экипажа!
— Конечно, человкъ свободенъ, и онъ можетъ знать свое дло, но однако-же ршительно утвердиться на этомъ мнніи нельзя, иногда но невдомымъ ему законамъ Провиднія, при всей своей опытности, человкъ гибнетъ! говорилъ островитянинъ,— и потому оставь свое сомнніе, я совтую теб не столько винить себя, сколько положиться на волю Привиднія.
Но я такъ былъ огорченъ звукомъ выстрла и предсказаніемъ островитянина, что даже не въ силахъ былъ сказать ни одного слова.
— Послушай-же! началъ опять островитянинъ, потрепавъ меня дружески по плечу,— я теб еще разъ повторяю, оставь ты свое сомнніе и положись на Провидніе. Я твердо знаю, что твои спутники никакъ прежде твоего не воротятся къ мсту прибрежья, гд ваша лодка, и капитанъ не захочетъ оставить на произволъ судьбы четверыхъ человкъ, и не дождавшись васъ, не оставитъ бухты.
Эти слова островитянина довольно облегчили меня, я успокоился, съ нетерпніемъ ждалъ возвращенія своего на судно, но чтобы не обидть островитянина, я сказалъ ему, что успю еще выслушать его разсказъ.
— Хорошо! я согласенъ! да на чемъ бишь я остановился? да! вотъ на чемъ: утоливъ жажду, мн надобно было подумать и о пищ, потому что, по утоленіи жажды, я почувствовалъ въ себ сильный позывъ на ду, да и не мудрено, два дня, ничего не вши, признаюсь, можно имть аппетитъ, а особенно по непривычк къ такому говнью, это трудновато, но я теб уже сказалъ, что до сей минуты, я не имлъ еще нужды въ пищ, кром жажды, но теперь мн нужно было удовлетворить требованіе желудка, но чмъ? это было для меня загадкой. Мысъ, на который я былъ выброшенъ моремъ, если его такъ можно было назвать, кром тощаго, и то не везд, а кое-гд въ ращелинахъ только камня пріютившаго одного колючаго кустарника, перемшаннаго вмсто другихъ травъ — съ мхомъ и верескомъ, лишенъ былъ всякой другой растительности, но натура неотступно требовала своего, я, оставилъ это мсто и пошелъ къ берегу съ намреніемъ найти хоть что нибудь годное дли удовлетворенія своего голода. Черезъ нсколько минутъ, я былъ уже на берегу, который былъ довольно крутъ и высокъ и неудобенъ для спуска съ него въ воду, которая стояла весьма низко, такъ что спустившись въ воду, выкарабкаться изъ него обратно на берегъ не было возможности, не смотря на мой большой ростъ. Такая неудача сдлала желаніе мое и здсь неисполненнымъ. Время было уже довольно заполдень,— оставивъ это мсто, я сталъ пробираться вдоль берега, карабкаясь то вверхъ, то внизъ но каменнымъ глыбамъ, то совершенно голымъ, то обросшимъ кустарникомъ, или покрытымъ однимъ мхомъ, обливаясь градомъ нота, выступившаго изъ моихъ тощихъ членовъ. Наконецъ солнечный жаръ и пустота желудка прервали этотъ путь мой. Я упалъ, лишенный чувствъ, но долго ли находился я въ такомъ положеніи, не знаю, и только открывъ помутившіеся отъ изнеможенія глаза мои я увидлъ себя лежащимъ между кустовъ растенія.

ГЛАВА IV.
КОНЕЦЪ ВНЧАЕТЪ ДЛО.

Солнце было уже на закат горизонта, продолжалъ спой разсказъ островитянинъ,— въ это время я всталъ и началъ разсматривать каждый кустикъ окружающаго тутъ меня растенія, постепенно переходя отъ одного растенія къ другому. Я увидлъ нсколько стебельковъ съ какими-то ягодами, растущими на стебелькахъ, похожихъ видомъ на брусничныя. Это открытіе привело меня въ большой восторгъ. Я сорвалъ нсколько ягодъ и сълъ ихъ, нельзя было сказать этого, чтобы он были вкусны, но не совсмъ еще противны для вкуса, при-томъ-же я вамъ скажу, что голодъ ничего не разбираетъ, но такъ какъ ихъ было очень мало, то я и пробовалъ употребить ихъ съ мхомъ, и сжевавъ съ нимъ ихъ нсколько, я старался проглотить эту смсь, но попытка моя на первый разъ была почти безъуспшна, черезъ нсколько минутъ меня вырвало и во мн вроятно не много удержалось этой странной пищи, но вдь голодъ чего не сдлаетъ, и хотя аппетитъ на ду уменьшился, и мн сдлалось легче, и я не чувствовалъ уже въ живот такой боли и жару въ тл. Тутъ я нашелъ еще нсколько десятковъ такихъ же ягодъ, которыя и сълъ уже безъ всякой примси, и это послужило мн лакомствомъ. Продолжая пробираться берегомъ, я увидлъ въ одномъ углубленіи нсколько дождевой воды, и захвативъ ее изъ лужицы пригоршней, выпилъ, что меня таки довольно подкрпило, и такимъ образомъ, удовлетворивъ своимъ физическимъ ну гидамъ, я почувствовалъ даже нкоторую перемну и въ расположеніи духа, грусть моя уменьшилась, я сталъ веселе и не съ такимъ ужасомъ смотрлъ на предстоящую свою перспективу, которая уже представлялась мн не въ такихъ мрачныхъ краскахъ.
Время приближалось къ вечеру. Солнце скоро скрылось уже за горизонтъ, окрашеннымъ пурпуромъ зари. Порою показывались надъ моей головою летящія западныя птицы, но эти темныя точки, появлявшіяся на вечерней синев неба, скоро терялись отъ моего взора и изчезали по направленію солнечнаго восхода. Это было бы довольно картинно для взгляда и кисти живописца, набрасывающаго на полотно сюжетъ пустыни, но мн эта картина напомнила, едвали не совсмъ потерянное мною. Тяжелый вздохъ вырвался изъ груди моей, я обратилъ свой взоръ на море, котораго большая часть водъ скрывалась уже тогда отъ глазъ моихъ въ вечернемъ полумрак. Передъ мной въ нсколькихъ десяткахъ шагахъ, несмотря на наступившую ночь, призывающую большую часть твореній къ успокоенію, недремлющая стихія также бодрствовала съ такою же яростію и съ такимъ же шумомъ не переставала ударяться о прибрежныя каменныя скалы острова, какъ и днемъ. Но я долго не могъ смотрть и ту-же минуту отворотился отъ этой грозной стихіи, лишившей меня моихъ добрыхъ спутниковъ и заставившей меня самаго быть безпріютнымъ скитальцамъ, но вотъ скоро зоря совершенно потухла и наступила ночь. Я остановился, и пріютившись къ одному утесу, заснулъ и преспокойно проспалъ всю ночь, когда я проснулся, то увидлъ, что утро довольно уже было и солнце поднялось высоко изъ за горизонта. Первыя минуты посвятилъ я на благодареніе Привиднію, сохранившему меня до сей минуты въ живыхъ, потомъ тщательно пересмотрлъ, окружающіе меня предметы, но тутъ кром однхъ рытвинъ и ложбинъ, опушенныхъ мхомъ и съ нсколькими кустиками тощаго кустарника, не нашелъ я ни одной какой нибудь лужайки, наполненной водою и ни ягодки, но только какъ бы на прощаньи это мсто подарило мн какихъ-то три небольшихъ грибка, пріютившихся къ трещин одной каменной глыбы, я не погнушался и этимъ скуднымъ даромъ пустыни, я оторвалъ ихъ отъ камня и взялъ съ собою, и пробираясь берегомъ дале, вышелъ на то самое мсто, на которое выкинутъ былъ моремъ.
Когда я былъ на томъ самомъ мст берега, гд за два дня до этого времени быль выброшенъ волнами, тогда успокоенныя мои мысли чуть снова не взволновались, живо представивъ въ моемъ воображеніи случившагося на этомъ мст трагическаго со мной происшествія, но къ счастію я устоялъ противъ нихъ и не предался отчаянію, нтъ, берегъ этотъ неиначе какъ только въ полномъ смысл — мсто спасенія!… Тутъ я началъ осматривать положеніе этого берега, который довольно былъ отлогъ въ этомъ мст, такъ что вода на довольное пространство смывала плесками волнъ прибрежье, такая отлогость берега внушила мн мысль испытать свое счастіе и пуститься на поиски въ воду, къ чему много способствовала и тихость моря въ эт минуты, и потому мн ничто не мшало удовлетворить своему желанію, но иритомъ же, смотря по тогдашнимъ моимъ обстоятельствамъ, я долженъ былъ исполнить мое предпріятіе, я раздлся, и положивъ свое платье на берегу, пустился по вод въ бродъ, и углубляясь все дале въ воду, зашелъ довольно далеко, такъ что одна голова только у меня была наружи. Тутъ я началъ нырять въ воду, ощупывая руками обросшія подводнымъ растеніемъ камни, посл нсколькихъ минутъ я только усплъ найти неболе двухъ или трехъ устрицъ, которыя тутъ же и сълъ, не смотря но малость такой добычи, я былъ очень ей радъ, и тмъ боле, что надялся на эту добычу, какъ на запасъ своего пропитанія. Я пробылъ въ вод еще нсколько минутъ, но не усплъ найти ни одной устрицы. Я вышелъ на берегъ, одлся, и снопа пустился въ сторону отъ этого мста съ тмъ, чтобы отыскать что нибудь годное въ пищу, и вотъ я напалъ на небольшую лужайку, бывшую въ тни отъ солнца, на которой между мхомъ и верескомъ мстами выказывались ягоды. Это открытіе довольно было кстати для меня, потому что не смотря на устрицы, я чувствовалъ довольно сильный позывъ на ду. Я сталъ собирать ихъ и на этотъ разъ набралъ много ягодъ, и чтобы пріучить себя къ этому грубому кушанью, я еще разъ попробовалъ сжевать нсколько ягодъ съ мхомъ, которыя я проглотилъ съ трудомъ, отъ чего и почувствовалъ нкоторую сытость, я сълъ еще горсти дв ягодъ, и он своимъ сокомъ замнили мн воду. Тутъ я вспомнилъ о грибахъ, которые все еще были у меня въ карман, и которые я не смлъ употребить въ пищу. Я вынулъ ихъ изъ кармана совершенно измятыми и раздробленными на мелкія частицы, но какъ я на этотъ разъ утолилъ свои голодъ, то они мн были не нужны, я кинулъ ихъ и потомъ легъ отдохнуть, посл нсколькихъ часовъ сна, я оставилъ это мсто и пустился опять на обозрніе острова, но ничего новаго не нашелъ, кром одного и того-же голаго камня и тощаго растенія, а потому избравъ себ мсто на томъ берегу, куда я былъ выкинутъ водою.
Поселившись подъ отвсомъ каменнаго утеса, я рдко оставлялъ это мсто надолго, я, чтобы разсять скуку, даже вскарабкивался на самый верхъ этой каменной громадины, и сиживалъ тамъ по цлымъ днямъ, откуда глядлъ на крутые скалистые берега острова, о которые съ шумомъ дробились волны пнистыми каскадами. Передъ захожденіемъ солнца сходилъ я съ этой возвышенности и проводилъ ночь подъ утесомъ. Проснувшись я спускался съ прибрежья въ воду, но когда мн не удавалось поймать въ ней устрицъ или другой какой раковины, или захватить пріютившагося въ илу какого нибудь рака или рыбки, я выходилъ изъ воды и оставлялъ берегъ, отправлялся дале во внутренность, чтобы пріискать себ нищи, и но утоленіи голода, опять возвращался на берегъ, иногда и голоднымъ, а особенно долго не могъ придумать какъ привыкнуть къ постоянству климата. Палящій жаръ солнца выводилъ меня изъ терпнія, такъ что иногда я но цлымъ часамъ принужденъ былъ сидть по горло въ вод, или лежать животомъ къ земл для прохлажденія себя: ночи, проникнутыя холодомъ и сыростью, еще боле длали положеніе мое несноснымъ, а иногда внезапный ураганъ съ ливнемъ дождя и града заставалъ меня на дорог, отъ котораго не находилъ для прикрытія себя мста, и такъ принужденъ былъ быть игралищемъ этой стихіи, а особенно тоска по отчизн и мое одиночество доводили меня не разъ до отчаянія, такъ что я выходилъ изъ себя и крикомъ отчаянія своего наполнялъ этотъ пустой островъ, въ такія минуты жизнь мн становилась въ тягость, я не радъ былъ ей и вн себя прибгалъ на край моря, чтобы броситься въ холодное лоно зыбкой стихіи, но Провидніе и тутъ спасло меня.
Время шло своимъ чередомъ, и я былъ то доволенъ и веселъ собой, то печаленъ. Но не смотря на то, что этотъ островъ, гд я теперь нахожусь съ тобой, былъ у меня въ виду, но широкій бурный пролинъ, раздляющій тотъ мысъ, на которомъ я тогда находился, страшилъ меня пуститься вплавь, у меня ничего не было такого подъ рукой, съ помощію котораго я могъ бы пуститься вплавь, выкинутый осколокъ доски, объ которомъ я упоминалъ теб въ этомъ разсказ, не могъ сдержать мою тяжесть, и я былъ какъ бы прикованъ къ каменной громад острова, такъ что я изъ молодаго сдлался совершеннымъ мужемъ и могъ довольно уже сдружиться съ своей судьбой.
Но въ это время дождевая туча съ сильнымъ порывистымъ втромъ заставила насъ оставить то мсто, на которомъ мы сидли, и прекратить свой разговоръ, мы встали и поторопились убраться во внутренность жилища.
— Вотъ я какъ разъ угадалъ! я довольно уже свыкся съ здшнимъ климатомъ! воскликнулъ островитянинъ, при вход со мною во внутренность пещеры,— садись-ка, садись, пріятель, на прежнее свое мсто!… Видишь, какъ стемнло, хоть огонь зажигай!
Не смотря на отверстіе въ стн, внутри пещеры было почти темно, а время было только четверть одиннадцатаго, уходя дале во внутренность своего жилья, черезъ минуту онъ возвратился съ огнемъ и съ охапкой хвороста въ другой рук, поставилъ свой свтильникъ на столь, а хворостъ положилъ на полъ, потомъ подошелъ къ столу, чтобы взять огонь.
— Вотъ! сказалъ онъ,— долго жилъ и безъ него, и онъ указалъ мн на теплившійся въ череп раковины огонекъ,— наконецъ нужда научила меня, мысль остановилась на смол, и я сталъ собирать ее въ лсномъ сосновомъ бору, а чтобы замнить свтильню, я придумалъ насушить на солнц моху, и употреблять его вмсто первой,— и, какъ видишь теперь, этотъ мой опытъ таки довольно удался, и съ тхъ поръ я не имю уже въ огн нужды.
Сказавъ это, онъ взялъ — со стола огонекъ, чтобы разжечь имъ хворостъ и напечь для обда кореньевъ. И какъ онъ хлопоталъ около своего очага, я всталъ и подошелъ къ двери, чтобы посмотрть, что длается наружи за дверью, погода все боле развивалась, втеръ крпчалъ, становился порывистымъ, небо длалось темнй, вдругъ ударъ грома потрясъ горы и мн послышалось, что нсколько обломковъ камней съ грохотомъ скатились съ каменной громады на долину, поднялась буря, молнія не переставала, удары грома заглушали ревъ и вой, бушующаго между ущельевъ втра, дождь, перемшанный съ градомъ, ливнемъ лился.
— Ну, подумалъ я,— если къ несчастію экипажъ мой, оставивъ меня, выступилъ изъ гавани въ открытое море, то неминуемо долженъ будетъ подвергнуться крушенію.
Затворивъ дверь, я слъ на прежнее мсто.
— Ну, что на двор? спросилъ меня островитянинъ.
— Настоящій ураганъ! отвчалъ я.
— Да, теперь этотъ ураганъ еще сильнй на мор, замтилъ островитянинъ,— жаль этотъ экипажъ, который захватитъ эта буря въ открытомъ мор!
И онъ началъ выгребать палочкой, изъ потухающихъ угольевъ, испекшіеся коренья, которые принесъ въ корзинк на столъ, потомъ сходилъ и принесъ воды и корзинку съ такими же ягодами, какія были у насъ съ нимъ за ужиномъ. Посл этого островитянинъ пригласилъ меня раздлить съ нимъ его обдъ, посл котораго я попросилъ островитянина докончить, прерванный имъ, разсказъ о себ.
— Хорошо! произнесъ онъ, расправивъ свою бороду и усы,— хотя я уже и довольно свыкся съ своей судьбою, по все-таки иногда впадалъ въ уныніе, и такъ въ одно время сидлъ я на прибрежьи, это было вечеромъ, я какъ сейчасъ помню,— по небесной лазури бродили небольшими клочками темныя дождевыя тучки, не смотря на то, что солнце уже готовилось спуститься за горизонтъ, окаймливая мстами темные густые отрывки облаковъ багровымъ пурпуромъ зари, но въ воздух все еще было довольно душно, вокругъ меня было молчаніе и уединеніе, передо мной были дремлющія воды океана и высокіе шпицы скалъ острова, на которые, какъ темныя точки, опустились на свой ночлегъ приморскія птицы. Долго сидлъ я въ какомъ-то недоумніи, какъ бы въ своемъ череп искалъ забытой какой-то мысли. Наконецъ я вздохнулъ и сказалъ: ‘прошедшаго не воротишь’! Потомъ удалился подъ утесъ и заснулъ. Но сонъ мой не долго продолжался, взволнованныя дномъ мои мысли заставили меня скоро проснуться, я открылъ глаза, приподнялся съ земли и слъ, тутъ довольно яркими красками снова зарисовалось въ моемъ воображеніи давно прошедшее, и потому мн сдлалось грустно, я провелъ рукой по лицу, и не смотря на прохладность ночи, лице мое горло сильно. Я взглянулъ на небо, тамъ, казалось, былъ не боле какъ день при лунномъ свт, переливъ зари вечерней въ зарю утреннюю, на палевомъ воздушномъ его грунт чуть замтны были блещущія звзды. ‘Еще есть надежда! она тамъ!’ проговорилъ я про себя, глубоко вздохнувъ, глаза мои опустились, я припалъ къ земл, скрывъ лице свое въ густомъ мх, снова забылся и заснулъ. Во время этого сна мн удалось слышать слдующія слова: ‘Ба! пріятель ты все еще сидишь здсь на мели?… Да! это правда! отвчалъ я, нсколько медленно,— хотя въ этихъ словахъ, относящагося ко мн голоса, довольно много находилъ я знакомаго, но при всемъ томъ, я не могъ вспомнить то лице. ‘Не тревожь себя! повторился голосъ,— вдь этому много прошло времени, какъ я съ тобой разлучился, такъ немудрено и забыть теб, а особенно въ этой глуши, не правда-ли?’ Да! произнесъ я. ‘Однако я все-таки не забылъ тебя и пришелъ къ теб, чтобы указать теб одно посредство, чрезъ которое ты можешь освободиться отъ этого мста,— слушай, пріятель! Завтра въ половин дня ступай на западную часть берега, гд увидишь, прибитую водою, корабельную палубную доску, съ помощію которой ты можешь переправиться съ этого каменнаго утеса черезъ заливъ моря на самый островъ. Я знаю теб тутъ неудобно и трудно! ты человкъ!!
При этихъ словахъ, я почувствовалъ какъ-будто кто-то коснулся ладонью руки моего плеча и дружески потрепалъ меня, прибавивъ: ‘Ну, прощай! мой красноперый’! Ба! это ты капитанъ! воскликнулъ я, вспомнивъ пословицу моего моряка, вздрогнувъ и открывъ глаза.
Я тотчасъ-же приподнялся, посмотрлъ въ даль и увидлъ, что это точно былъ капитанъ, и при томъ въ нсколькихъ отъ меня шагахъ. Я всматриваюсь внимательне, это былъ точно онъ, точь въ точь его мрная походка, не смотря на то, что онъ обращенъ былъ ко мн спиною. Пока я разсуждалъ съ самимъ собою, виднное мною лице удалялось, спускаясь съ прибредая къ самому морю, не смотря на густой, поднявшійся съ моря, туманъ, оно все еще было мн видно, наконецъ исчезло совершенно, я не знаю, и до сей поры не могу разршить того, что мн мшало тогда оставить свое мсто и пуститься за нимъ…Тутъ островитянинъ обратилъ свой взоръ на меня и замолчалъ.

ГЛАВА V.
ДЛО ПОКОНЧЕНО.

— Да это иногда бываетъ съ нами, заговорилъ я, посл продолжительнаго молчанія,— иногда въ часы сна, во время какого нибудь виднія намъ хочется крикнуть, или даже только проговорить, но языкъ ни съ мста, не повинуется, конечно, я разумю, это бываетъ во сн, а не во время дйствія.
— О! это дло другое! перебилъ меня островитянинъ. Я какъ сейчасъ помню, что сонъ мой кончился, въ тотъ моментъ, какъ я, открывъ глаза, всталъ. Я кокъ сейчасъ припомню обстановку предметовъ, меня окружающихъ: мсяцъ также былъ свтелъ, какъ и съ вечера, но только въ ту минуту задернулся небольшимъ темнымъ облакомъ, вдали горизонта замтенъ былъ первый проблескъ утренняго разсвта, положимъ, что я прилегъ было опять, но я не могъ заснуть и на одну минуту, и потому мн нельзя было ошибиться въ этомъ.
— Признаюсь, для меня это странно! сказалъ я.
— Но слушай дальше: еслибъ это происходило въ начал ночи, то я перепугался бы, но теперь было дло другое,— разсвтъ дня начинался, и я былъ довольно обезпеченъ этимъ отъ страха, хотя на сердц у меня и не совсмъ было спокойно, но это нисколько меня не тревожило, но безпокоило только одно любопытство, чтобы поскоре узнать, сбудется ли все это на самомъ дл. Пробывъ до разсвта на мст, я съ первымъ лунемъ восходящаго солнца оставилъ свой ночлегъ и пошелъ, пробираясь берегомъ. Черезъ нсколько минутъ вышелъ я на ложбину, на которой во время большихъ бурь вмст съ водою наносилось со дна много песку моренаго, такъ что этотъ песокъ время отъ времени образовалъ изъ себя какъ бы прохладную песочную почву, проходя которой, я по могъ удержаться, чтобы не вскрикнуть отъ удивленія, увидавъ въ песк нсколько глубокихъ слдовъ человческихъ ступеней, но впослдствіи это мое удивленіе оказалось довольно неосновательнымъ и напраснымъ, когда я вспомнилъ, что проходя тмъ-же самымъ мстомъ нсколько дней тому назадъ, могъ оставить отпечатки ногъ своихъ на песк, и даже нашелъ на томъ же самомъ мст брошенныхъ тогда мною вмст связанныхъ, въ род опахала, для защиты отъ солнца, нсколько втокъ кустарника. Это мн довольно поослабило силу моего воображенія, такъ что я остановился и подумалъ съ минуту, потомъ махнулъ рукой и ршился оставить свое предпріятіе, идти назадъ, я остановился. ‘Нтъ! подумалъ я, не смотря на трудность дороги, я доберусь кое-какъ до сказаннаго мн берега ‘! Я обернулся и пошелъ опять по той же дорог, пройдя песчаную ложбину, я дошелъ до утесовъ, и потомъ карабкаясь съ утеса на утесъ, я добрался и до того берега, спустившись съ прибрежья къ самой вод, я увидлъ, съ лвой стороны отъ себя прибитую къ самому берегу на вод палубную длинную корабельную доску, которая колышимая водою, стучала какъ маятникъ о каменный берегъ, она была довольно черна и поросла морского зеленью и плесенью, по всему было видно, что доска эта долгое время находилась въ глубин воды. Это открытіе не столько меня удивило стеченіемъ такихъ случайности, сколько обрадывало. Отдохнувъ не много на прибрежьи, я окинулъ взглядомъ каменный мысъ, который я хотлъ въ эти минуты оставить, не смотря на бдственную и скитальническуіо свою жизнь, проведенную на немъ, мн все-таки было какъ-то жаль съ нимъ разстаться, и подлинно нельзя-же быть и неблагодарнымъ къ нему, какъ къ такому мсту своего пребыванія, на которомъ я уже научился жить безъ многаго, или просто безъ ничего, такъ что могъ легко терпть но нскольку дней сряду голодъ и жажду, переносить перемну климата… но, да что и говорить, я много перетерплъ всего!… и говорю объ этомъ теб единственно для того, чтобы доказать теб, какъ человкъ бываетъ привязанъ ко всему своему былому… но все это въ сторону,— взглянувъ еще разъ я спустился въ воду и плылъ вплавь до доски, но достигнувъ ея, я чуть не свалился съ ней опять въ воду, по причин ея склизкой морской плесени. Однако эта неудача послужила мн къ открытію новому, довольно для меня близкому. Очистивъ съ доски морскую склизь, я увидлъ на ней нкогда бывшія, знакомыя мн, черты, который напомнили мн собой забавы моихъ погибшихъ спутниковъ-моряковъ, между прочими играми въ свободное время отъ службы они не забывали также и карты, въ продолженіе игры въ нихъ, они отмчали на этой доск свои проигрыши, или выигрыши, а иногда отъ нечего длать довольно нескладными каракульками, едва похожими на буквы, чертили гвоздемъ свои имена не для памяти, какъ иногда это длаютъ другіе,— а такъ спроста, за что иногда капитанъ и сердился на нихъ, а иногда и покрикивалъ за порчу палубной доски, однако они успли оставить по себ, хоть для одного меня, забытаго судьбою на этомъ остров, память.
Дождавшись втра, я пустился на доск но заливу, а за неимніемъ веселъ, я употребилъ свои руки и ноги, и лежа животомъ на доск, плылъ но заливу. Но доброта и простота забывчивы, или это уже такъ свойственно человку, потому что и все это испыталъ тогда на себ,— и хотя въ этомъ залив я видалъ разинутыя пасти акулъ, руки мои и ноги легко могли бы сдлаться жертвою этихъ жадныхъ морскихъ животныхъ, но къ счастію эта моя безпечность осталась не наказанною. Черезъ нсколько часовъ доска доплыла со мной до берега острова, я тотчасъ же сбжалъ съ ней и соскочилъ на прибрежье острова, гд провелъ остатокъ дня и ночь. На слдующее утро, съ восходомъ солнца, я оставилъ прибрежье, пустился на изслдованіе этого острова, и пробылъ почти цлый день въ ходьб.
Вечеромъ я вышелъ уже къ этому сосновому лсу, и не нашедши для себя удобне этого мста, я ршился навсегда остаться здсь. Этотъ лсъ — всегдашняя моя житница, потому что я тутъ безъ большаго труда нахожу эти питательные коренья, которые мы съ тобой сейчасъ ли.
Конечно, они не скоро могли попасться мн подъ руку, но нужда чего не длаетъ, о чемъ ты уже отъ меня и слышалъ, да и мн къ этому уже не привыкать было стать, но не смотря на все это, я все-таки могъ боле находить питательныхъ для себя вещей, хотя иногда и довольно приходились они мн не по вкусу, но я теб еще разъ скажу, что голодный человкъ, а иногда въ такомъ положеніи, въ какомъ находился я тогда, не много будетъ въ томъ разбирать, за то теперь живу себ такъ сказать припваючи, и довольно похорошлъ противъ прежняго, но еслибъ ты тогда посмотрлъ на меня, то убжалъ бы отъ меня, какъ отъ ужаса, признаюсь теб, другъ мой, я самъ чуть не испугался во время плаванія моего по заливу, увидавъ свою тнь въ вод, и не свалился въ воду, вообразивъ себя за одного изъ мертвыхъ шкиперовъ, погибшихъ въ водахъ этого моря. Къ климату я давно уже привыкъ, и если когда онъ и иметъ вліяніе на мое здоровье, и бываетъ не подъ силу, или жарокъ, или слишкомъ холоденъ ночью, то отъ перваго я имю подъ рукой воду, ухожу на взморье, гд и купаюсь, а если залнюсь, то сижу внутри своего жилища, гд, не смотря на сильный зной вн, тамъ очень прохладно, для защиты отъ послдняго у меня наготовлены большія вязанки хворосту, высушеннаго на солнц, но это удовольствіе получилъ я не вдругъ, потому что не зналъ, какъ и чрезъ что добыть огня.
Въ это время солнечный лучъ проникъ сквозь трещину, замняющую окно въ нашу пещеру, гд я слушалъ разсказъ островитянина, сидя съ нимъ рядомъ. Густой, яркій лучъ смшавшись съ полусвтомъ нашего жилья, довольно былъ живописенъ для моего глаза, почернвшія отъ копоти стны пещеры, отъ разводимаго въ углу ея огня, въ эту минуту приняли какой-то блестящій темно-дикій колоритъ.
— ‘Ну, вотъ и непогода утихла! воскликнулъ островитянинъ, прервавъ свой разсказъ, и солнце уже вернулось на полдень!’ Въ это время раздался ударъ пушечнаго выстрла.— Ну, видно твой экипажъ находится еще въ бухт!…
Не смотря на то, что я довольно былъ заинтересованъ разсказомъ и съ любопытствомъ ожидалъ услышать окончаніе этого разсказа, но услышавъ пушечный выстрлъ, я вздрогнулъ отъ радости, и не могъ утерпть, чтобы не воскликнуть: ‘Однако я готовъ уже въ путь! ‘
— Не спши, мой другъ! сказалъ мн островитянинъ,— передъ вечеромъ ты непремнно будешь на палуб твоего судна!
Окураженный этими словами, я совершенно успокоился, и чтобы завязать и начать опять прерванный разговоръ съ островитяниномъ, я спросилъ его:
— А сколько времени вы жили на томъ первомъ каменномъ мыс или скал?
— Лучше скажи, скитался! перебилъ меня мой знакомый, улыбнувшись.
— Ну, пожалуй! Будь по вашему!…
— Нтъ, мой другъ, скитальническая жизнь совсмъ другое дло, нежели жизнь постоянная и основательная!… Но въ сторону это, давай ка перечтемъ вотъ эти черточки, которыми я съ помощію найденнаго мною на прибрежьи корабельнаго гвоздя, отмчаю время моего пребыванія на этомъ благодтельномъ для меня остров посл переселенія моего съ каменнаго мыса. Я всталъ и подошелъ къ стн, на которой были длинныя полосы начертанныхъ черточекъ, перекрещенныхъ во всю ихъ длину двумя или тремя черточками.
— О, нтъ! 9то не считай! я хотлъ было этимъ обозначить дни, да, признаюсь, сбился въ счет, и потому оставилъ! сказалъ, подошедши ко мн, островитянинъ,— а начни лучше вотъ съ этой полоски…. Ну, что? много ли насчиталъ? Признаюсь теб, я давно уже не поврялъ, да и глаза у меня какъ-то стали тупы.
— Если-же ошибаюсь, то тридцать пять сказалъ я.
— Ну, вотъ видишь ли, мой другъ, столько-то лтъ я проскитался на каменномъ мыс, да въ тридцать пятую весну моего возраста выброшенъ былъ моремъ на камень.
— И такъ вы таки довольно уже опередили нашъ вкъ! замтилъ я ему, съ изумленіемъ взглянувъ на его бодрый видъ и довольно еще крпкое сложеніе, общавшее ему долгую жизнь.
— Да, Провидніе таки довольно печется обо мн и моей жизни, говорилъ островитянинъ,— и длитъ нить моей жизни и моихъ дней.
Проговоривъ это, онъ ушелъ дале во внутренность пещеры, или своего жилище, но минуты черезъ дв или три возвратился ко мн опять съ небольшой плетюшкой.
— Теперь время мн выполнить свое общаніе, проводить тебя къ тому мсту прибрежья, гд оставлена ваша лодка.
Я не всталъ, а такъ сказать почти вскочилъ отъ радости съ своего мста, выслушавъ островитянина. Старикъ, взглянувъ на меня, улыбнулся на такое мое нетерпніе. Это мое, можно сказать, ребяческое такое малодушіе заставило меня покраснть передъ нимъ, конечно это дурно, и чтобы совершенно не остаться передъ нимъ невжею и не показаться невнимательнымъ къ разсказу островитянина, оставивъ жилище и отойдя съ нимъ на.нсколько шаговъ отъ онаго, я сказалъ ему:
— Благодаренъ вамъ за вашъ разсказъ о себ, но все-таки онъ не полонъ!….
— Почему-же? спросилъ меня островитянинъ, шагающій широкими шагами.
— Во первыхъ потому, что вы не сказали мн, къ какой вы націи принадлежали, а также ваше судно, и не назвали вашего капитана, даже о своемъ собственномъ умолчали.
— Нтъ, сказалъ, тяжело вдохнувъ, островитянинъ, притомъ закинувъ голову свою вверхъ и взглянувъ на небо,— я не забылъ и увренъ, что они тамъ, да, повторяю теб, они тамъ, гд и мы будемъ! Не подумай, мои другъ, чтобы я могъ забыть, что мн любезно и что мн дорого, но я не хочу сказать того, что поглотила бездна, я далъ въ томъ себ клятву…. И такъ не принуждай меня говорить объ этомъ, чтобы не измнить клятв. Пускай это останется навсегда тайной моей морской жизни.
Тутъ островитянинъ замолчалъ, и мы молча продолжали приближаться, къ берегу, такъ что промежду мысовъ и холмовъ ламъ стали виднться даже и самыя прибрежья шпилеобразныя скалы, между которыхъ видна была нкоторая часть водъ бухты.
Черезъ нсколько минутъ мы съ нимъ уже вышли на самое прибрежье острова, надъ головами нашими и вокругъ насъ винтовали прибрежныя ласточки надъ поверхностію каменныхъ скалъ стаями вились, опускаясь на свои гнзда разныхъ породъ моренія птицы отъ малйшаго до огромнйшаго размра, разнотонные крики дтей ихъ, встрчавшихъ своихъ отцовъ и матерей и крики ихъ самихъ, сопровождаемые шумомъ волнъ, разбивающихся о подошвы твердаго камня приморскихъ скалъ, довольно были значительны для этого пустыннаго мста не смотря на то, что мы вышли съ островитяниномъ на такое мсто берега, съ котораго вся бухта была передъ нами, какъ на ладонк, и между тмъ пуста, на ней не было судна.
— О, Боже! воскликнулъ я, съ отчаяніемъ въ душ, капитанъ оставилъ бухту.
— А быть можетъ, и не та, вдь ихъ вокругъ этого острова не одна! произнесъ равнодушно мой путеводитель островитянинъ, усаживаясь на бывшій тутъ большой осколокъ дикаго камня, приглашая также ссть и меня.— Отчаиваться нечего, другъ мой!— Мы съ тобой успемъ еще засвтло убраться и до другой гавани, а теперь немного отдохнемъ на этомъ мст. Признаюсь теб, кажется, въ другое время цлый день не посидишь на мст, а теперь, кажется, чуть ли не весь день просидли мы въ одномъ мст, а все-таки ноги что-то устали! Немножко…. видно, время приходитъ такое!— Не все же быть въ одномъ положеніи, вдь время переходчиво! сказалъ я, усаживаясь къ островитянину подъ бокъ.
— Вотъ, заговорилъ онъ опять,— въ большую бурю морскія волны доходятъ до этого камня и разливаютъ на этомъ мст свои воды! При этомъ онъ взялъ изъ плетюшки нсколько ягодъ и, передавая ихъ мн, сказалъ: ‘На, мой другъ, закуси! Я испыталъ эти ягоды, он не только вкусны, но даже сытны.’
— Я люблю это мсто! началъ опять островитянинъ,— иногда-же народно отправляюсь, а особенно въ жаркіе дни, и при хожу въ эту бухту купаться, по во все время, сколько не ходилъ сюда, нашелъ здсь только дв вещи: гвоздь корабельный, какъ врный признакъ претерпвшаго крушеніе близъ этого острова какого-нибудь корабля. Другая вещь, которую я взялъ теперь съ собой, собственно для того, чтобы подарить теб ее, какъ бы въ знакъ памяти обо мн. Погоди, я сейчасъ отыщу ее теб.
При этомъ онъ взялъ плетюшку съ ягодами съ земли на колни, и порывшись въ ней, вынулъ оттуда медальонъ.
— Вотъ я нашелъ его здсь! во время купанья! сказалъ онъ, подавая мн медальонъ,— случайно наступилъ на него въ песк ногой,— не взыщи, братъ, вещь довольно незначительная и не такъ цнна, но весьма любопытна по своему изображенію.
Я принялъ этотъ подарокъ отъ островитянина, и началъ его разсматривать.
— Ну, что? спросилъ меня островитянинъ,— на немъ вырзано какое-то животное, довольно похожее на рыбу, съ какими то разноманерными вокругъ него черточками, вроятно заключающими въ себ смыслъ какихъ нибудь буквъ сказалъ я, пряча медальонъ въ карманъ своей куртки.
— Не потеряй его! сказалъ островитянинъ.
— Нтъ! я буду беречь его и со временемъ стану носить на груди своей! отвчалъ я,— должно быть эта вещь принадлежала какому нибудь простому моряку, а иначе быть не можетъ, кому нужно изображать рыбу на этомъ медальон, сдланномъ изъ желза.
— Нтъ бронзовый! но только почернлъ отъ времени! возразилъ островитянинъ,— я употреблялъ его вмсто огнива, но теперь нашелъ другой способъ добывать себ огонь.
Я поблагодарилъ старика за подарокъ, мы встали и пошли, между тмъ время приближалось къ вечеру, и солнце уже довольно опустилось за горизонтъ, небо покрывшееся пурпуромъ зари, стало уже блекнуть, черезъ нсколько минутъ мы замтили вдали кустарникъ, а потомъ и самый лсъ, по примтамъ моимъ тотъ самый, въ которомъ я такъ долго блуждалъ.
Приблизившись къ одному холму и обойдя одну его сторону, островитянинъ произнесъ:
— Теперь мн уже время оставить тебя, и ты легко можешь, обойдя этотъ холмъ, выдти къ тому самому мсту, гд вами оставлена была ваша лодка.
Я не хотлъ боле утруждать этого замчательнаго для меня вожатаго, и простившись съ нимъ началъ пробираться одинъ и обойдя мысъ, встртился съ своими моряками, выходившими также на прибрежье.
— Ба! воскликнулъ шкиперъ, увидавшій меня прежде всхъ, и подбжавшій ко мн съ распростертыми руками,— гд это вы запропастились? Признаюсь вамъ, мы измучились, искавши васъ, и теперь съ общаго было согласія ршились оставить островъ и объяснить капитану объ вашей отлучк, но къ счастію вы подоспли къ намъ, и капитанъ Б—лкинъ будетъ доволенъ нашимъ благополучнымъ возвращеніемъ!
Съ этими словами мы сли въ лодку, и черезъ нсколько минутъ были уже у себя на корабл.

КОНЕЦЪ.

Белянкин Лука Евдокимович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Волшебница Оля, Хвольсон Анна Борисовна, Год: 1894
  2. Василий Буслаевич, Надеждин Николай Иванович, Год: 1850
  3. Несуразная, Клягин Константин Иванович, Год: 1930
  4. Путешествие в Луну, Зонтаг Анна Петровна, Год: 1904
  5. Орел и Сова, Гатцук Владимир Алексеевич, Год: 1894
  6. Приключения семьи косуль, Бенсусан Самуэль, Год: 1927
  7. Красный фонарь, Вучетич Николай Гаврилович, Год: 1879
  8. Дуняшка, Чириков Евгений Николаевич, Год: 1911
Электронная библиотека