Молодость славного русского хирурга и педагога Н.И. Пирогова, Авенариус Василий Петрович, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. П. Авенаріусъ

МОЛОДОСТЬ СЛАВНАГО РУССКАГО ХИРУРГА И ПЕДАГОГА Н. И. ПИРОГОВА.

Біографическій разсказъ для юношества.

Съ портретами и рисунками.

С.-Петербургъ.
Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ пер., 2.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Вступленіе

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Дтство и школьные годы.

Глава I. Первыя впечатлнія.— Родители, няня и служанка-сказочница

‘ II. Азбука и дтскія книжки.— Два учителя.— Докторъ Мухинъ и игра въ лкаря

‘ III. Пансіонъ Кряжева.— Вступительный экзаменъ.— Хозяйка пансіона

‘ IV. Танецъ ‘матлотъ’

‘ V. Семейныя невзгоды. — ‘Приготовитель’ еоктистовъ. — Случайные просвтители: Кнаусъ и Березкинъ

‘ VI. Поступленіе въ университетъ.— No 10 студенческаго общежитія

‘ VII. Кости и гербаріи.— Философствованіе

‘ VIII. Смерть отца.— Дядя Назарьевъ.— Квартира съ нахлбниками.— Профессора и студенты

‘ IX. ‘Vous allez а la gloire!’

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Академическіе годы.

Глава I. На перепуть

‘ II. Дерптскіе профессора: Перевозчиковъ и Мойеръ. — Г-жа Протасова

‘ III. Русскіе студенты: Иноземцевъ и Даль, — Нмецкіе бурши и Булгаринъ

‘ IV. Вивисекціи.— Диссертація на доктора медицины.— Операціи надъ живыми людьми.— Поздка въ Москву

‘ V. ‘Не хочу жениться, хочу учиться’. — Черезъ Копенгагенъ на Берлинъ

‘ VI. Въ Берлин.— Квартирная хозяйка и ея сынокъ.— Товарищи: Штраухъ, Котельниковъ и Липгардтъ

‘ VII. Берлинскіе профессора: Кранихфельдъ, Гуфеландъ, Рустъ, Диффенбахъ, Грефе и Шлеммъ.— Прозекторша Фогельзангъ.— Геттингенскій профессоръ Лангенбекъ

‘ VIII. Возвращеніе въ Россію.— Носъ рижскаго цирюльника.— Литотомія въ дв минуты.— Профессура

Заключеніе. Пироговъ въ Крымскую кампанію

ВСТУПЛЕНІЕ.

Въ март мсяц 1836 года въ дерптскомъ университет, гд вс предметы (кром русскаго языка) читались по-нмецки профессорами изъ нмцевъ, случилось небывалое явленіе: на каедру хирургіи, по единогласному выбору медицинскаго факультета и съ утвержденія университетскаго совта, былъ призванъ молодой русскій, коренной москвичъ Николай Ивановичъ Пироговъ. Оправдывался такой выборъ тмъ, что Пироговъ, еще 17-тилтнимъ юношей окончивъ московскій университетъ съ знаніемъ лкаря въ продолженіе пяти лтъ затмъ изучалъ хирургію въ томъ же дерптскомъ университет а по сдач докторскаго экзамена работалъ еще два года за-границей подъ руководствомъ извстнйшихъ клиницистовъ-хирурговъ, по возвращеніи же въ Россію произвелъ нсколько замчательныхъ операцій.

Несмотря, впрочемъ, на многолтнее пребываніе среди нмцевъ, Пироговъ не научился объясняться хорошенько по-нмецки: на первой лекціи забавная конструкція нкоторыхъ его фразъ вызывала у студентовъ громкій смхъ. Такой пріемъ со стороны слушателей не могъ, конечно, не смутить молодого профессора. Лекцію свою онъ, однако, дочиталъ до конца, а затмъ со свойственной ему прямотой извинился въ своемъ недостатк:

— Господа! Вы слышите, что по-нмецки я говорю плохо. По этой причин я, разумется, не могу быть настолько яснымъ, какъ бы мн хотлось. Прошу васъ, господа, посл каждой лекціи говорить мн, не стсняясь, въ чемъ я былъ не совсмъ понятенъ. Я охотно повторю и объясню снова всякій препаратъ.

Оказалось, что сама по себ лекція произвела на студентовъ все-таки очень выгодное впечатлніе.

— А предметъ-то свой онъ, видно, отлично знаетъ,— толковали они межъ собой.— Наконецъ-то мы чему-нибудь да научимся изъ хирургіи!

На второй лекціи немножко еще посмялись, а на третьей можно было разслышать полетъ мухи: общее вниманіе было приковано исключительно къ содержанію лекціи. Вскор хирургія сдлалась у большинства медиковъ любимымъ предметомъ, въ хирургическую клинику и анатомическій театръ стали заглядывать студенты и съ другихъ факультетовъ: очень ужъ наглядно и ловко ‘демонстрировалъ’ этотъ молодой русскій!

Общеніе Пирогова со студентами не ограничивалось, однако, однми лекціями: посл вечерняго обхода клиники зачастую онъ прямо оттуда, вмст съ ними, заходилъ на квартиру своего ассистента: благо, было близко,— въ томъ же зданіи. За стаканомъ чая они бесдовали здсь совсмъ уже по-товарищески не только о научныхъ, но и о всякихъ житейскихъ вопросахъ споpили, горячились хохотали. По субботамъ же такія вечернія собранія были у самого Пирогова, и только съ боемъ двнадцати часовъ ночи молодые гости нехотя расходились.

Но дружба дружбой, а служба службой: при клиническихъ занятіяхъ никому изъ студентовъ не было отъ него поблажки. Изслдуя больного, они должны были систематически излагать ему ходъ своихъ мыслей, не отвиливая общими мстами. Взыскательный къ другимъ, онъ былъ не мене строгъ и къ самому себ. ‘Errare humanum est’ (человку свойственно ошибаться),— говорили еще древніе римляне. Естественно, что и у Пирогова случались промахи. Но онъ ихъ никогда не замалчивалъ, а откровенно въ нихъ тутъ же сознавался. И это его не только не роняло, а, напротивъ, возвышало въ глазахъ молодежи. Издавая въ первые два года профессорства свои клиническія лекціи подъ заглавіемъ: ‘Анналы хирургической клиники’, онъ съ тмъ же гражданскимъ мужествомъ описывалъ тамъ свои невольныя ошибки. Однажды позднимъ вечеромъ, когда онъ собирался уже лечь спать, отворяется дверь и входитъ нежданый гость, почтенный профессоръ Энгельгардтъ. Пироговъ засуетился, пододвинулъ ему кресло. А тотъ достаетъ изъ кармана листъ ‘Анналовъ’ и читаетъ вслухъ жестокую отповдь Пирогова самому себ за одинъ неправильный діагнозъ (опредленіе болзни по признакамъ), голосъ старика отъ волненія обрывается, на глазахъ у него навертываются слезы, и онъ крпко обнимаетъ Пирогова со словами:

— Ich respektire Sie! (Я васъ уважаю!).

Понятно, что это ‘respektire’ изъ устъ заслуженнаго ученаго должно было тронуть до глубины души его молодого коллегу.

Кром двухъ томовъ ‘Анналовъ’, въ теченіе пятилтняго профессорства въ Дерпт Пироговымъ были изданы: ‘Хирургическая анатомія артеріальныхъ стволовъ и фасцій’ (оболочекъ мышцъ) съ атласомъ рисунковъ препаратовъ, сдланныхъ имъ самимъ, и ‘Монографія о перерзк ахиллесова сухожилія’. Благодаря тому, что первый изъ этихъ капитальныхъ трудовъ вышелъ на латинскомъ и нмецкомъ языкахъ, начинающій русскій хирургъ заслужилъ себ тогда же почетную извстность и за границей. Когда онъ въ 1838 г. получилъ отъ университета командировку съ ученою цлью въ Парижъ и представился тамъ знаменитому хирургу Вельпо, какъ русскій врачъ, первый вопросъ Вельпо былъ:

— Такъ вы знаете, конечно, дерптскаго профессора, мосье Пирогова?

— Я самъ Пироговъ,— улыбнулся тотъ въ отвтъ.

— Что же вы сразу себя не назвали? Какъ я счастливъ съ вами лично познакомиться!— воскликнулъ пылкій французъ и разсыпался въ похвалахъ его научнымъ изслдованіямъ.

Свои лтнія каникулы въ Дерпт Пироговъ употреблялъ не на отдыхъ отъ зимнихъ трудовъ, а на хирургическія экскурсіи въ Ригу, Ревель и другіе прибалтійскіе города. Такъ какъ эти экскурсіи сопровождались потоками крови оперируемыхъ, то ихъ называли шутя ‘Чингисхановыми нашествіями’. О каждомъ такомъ ‘нашествіи’ въ маленькіе города пасторы сосднихъ сельскихъ приходовъ заране оповщали прихожанъ съ церковнаго амвона, и съ прибытіемъ Пирогова стекались цлыя толпы больныхъ, нуждавшихся въ хирургической помощи.

Петербургъ съ своей стороны не остался глухъ къ разраставшейся съ году на годъ слав русскаго ученаго нмецкаго университета. Когда въ 1841 году въ медико-хирургической академіи освободилась вакансія профессора, ее предложили Пирогову. Но Пироговъ задался уже боле широкою задачей — соединить теорію хирургіи съ клиническими занятіями, чтобы начинающіе врачи длались самостоятельными при постели больного. Мысль его понравилась, и при академіи была учреждена новая каедра госпитальной хирургіи и прикладной анатоміи. Каедру эту предоставили, разумется, самому ГIироговy, получившему съ этою цлью въ полное распоряженіе хирургическое отдленіе 2-го военно-сухопутнаго госпиталя, съ званіемъ главнаго врача отдленія.

Состояніе этого госпиталя было тогда ужасающее: въ переполненныхъ палатахъ больные съ гнойными язвами валялись въ грязномъ бль на грязныхъ матрацахъ, бинты и компрессы, сейчасъ только снятые съ одного больного, накладывались на другого, питаніе было недостаточное и отвратительное, вмсто настоящихъ, но дорогихъ лкарствъ прописывались дешевые суррогаты, какъ, напр., вмсто хинина — бычачья желчь. Такое отношеніе къ страдальцамъ объяснялось какъ вопіющею небрежностью, такъ еще боле поголовнымъ воровствомъ: мясо и молоко, предназначавшіяся тяжело-больнымъ, поставлялись на квартиру госпитальнаго начальства, купленные для казенной аптеки аптечные матеріалы спускались негласно по удешевленной цн частнымъ аптекамъ, а грязныя повязки и корпія, непригодныя уже для употребленія, складывались въ уголъ для продажи затмъ на писчебумажную фабрику. Зато смотрители и комиссары разъзжали въ собственныхъ экипажахъ, а по вечерамъ устраивали у себя крупную карточную игру съ ужинами.

Въ такомъ печальномъ вид засталъ Пироговъ и порученное ему хирургическое отдленіе на 1000 кроватей, въ которомъ — стыдно сказать!— не имлось даже особаго помщенія для операцій. Длать ихъ приходилось въ старыхъ баняхъ, стны которыхъ насквозь были пропитаны міазмами, здсь же вскрывались многочисленные трупы.

Работать при такихъ непорядкахъ было немыслимо, и Пироговъ съ перваго же дня не только серьезно ‘подтянулъ’ весь подвдомственный ему медицинскій и нижнеслужительскій персоналъ, но не убоялся съ тою же энергіей требовать отъ главнаго доктора госпиталя и его приспшниковъ доставленія больнымъ всего, что имъ полагалось, въ должномъ количеств и лучшаго качества. Понятно, что такою ‘неделикатностью’ онъ нажилъ себ въ этихъ господахъ непримиримыхъ враговъ.

Между тмъ лекціи Пирогова съ демонстраціями надъ больными въ новой хирургической клиник шли своимъ чередомъ. Если въ дерптскомъ университет, несмотря на свою ломаную нмецкую рчь, онъ въ нсколько дней пріобрлъ уже популярность, то тмъ легче было ему заслужить ее у русскихъ студентовъ петербургской медико-хирургической академіи, своимъ увлекательнымъ, необычайно яснымъ изложеніемъ на родномъ язык и мастерскою техникой при операціяхъ онъ вдохновлялъ ихъ самихъ къ совершенствованію въ этой техник. Такъ его клиника стала разсадникомъ опытныхъ молодыхъ хирурговъ для всей нашей арміи.

Совершенно естественно, что такого первостепеннаго представителя медицины признали нужнымъ привлечь также въ медицинскій совтъ, а потомъ и въ особый комитетъ по преобразованію медицинской учебной части въ заведеніяхъ министерства народнаго просвщенія. Въ этомъ послднемъ комитет, по предложенію Пирогова, въ числ разныхъ преобразованій, состоялось ршеніе, утвержденное затмъ и министромъ, открыть при всхъ университетахъ, по примру медико-хирургической академіи, каедры госпитальной хирургіи и терапіи, для практическаго же изученія анатоміи на трупахъ былъ основанъ въ Петербург особый анатомическій институтъ, и директоромъ его назначенъ самъ Пироговъ. Здсь имъ было произведено за 13 лтъ профессорства въ академіи 12.000 вскрытій, изъ которыхъ по каждому составлялся подробный протоколъ. Самые же интересные въ научномъ отношеніи препараты при этихъ вскрытіяхъ передавались во вновь устроенный имъ музей патологической анатоміи.

Постоянно видя мучительныя страданія, причиняемыя больнымъ его оперативнымъ ножемъ, Пироговъ давно уже носился съ идеей погружать оперируемыхъ въ искусственный сонъ съ анестезіей, т.-е. съ потерей чувствительности. Упомянутый выше французскій хирургъ Вельно ршительно отвергалъ возможность анестезіи.

— Устраненіе боли при операціяхъ — химера,— говорилъ онъ еще въ 1840 году.— Ржущій ножъ и боль — два понятія неотдлимыя въ ум больного другъ отъ друга.

А уже шесть лтъ спустя безболзненныя операціи начали производить подъ дйствіемъ эира. Какъ только слухъ о такомъ чудодйственномъ средств долетлъ до Петербурга, Пироговъ не замедлилъ испытать это средство, сперва надъ животными, потомъ надъ здоровыми людьми, а наконецъ и надъ, больными. Командированный въ 1847 году на театръ военныхъ дйствій на Кавказ, онъ первый вообще изъ всхъ европейскихъ хирурговъ употреблялъ наркозъ на воин при чемъ, усыпивъ раненаго эирными парами, допускалъ и другихъ раненыхъ и здоровыхъ солдатъ присутствовать при операціяхъ, чтобы дать каждому воочію убдиться въ ихъ безболзненности. Полевымъ лазаретомъ служили ему простые шалаши изъ древесныхъ втвей съ соломенной крышей, а операціи и перевязки онъ длалъ, стоя на колняхъ передъ койкой больного, состоявшей изъ двухъ скамей, устланныхъ соломой.

Вс наблюденія свои въ полевыхъ лазаретахъ онъ описалъ потомъ въ медицинскихъ журналахъ.

Въ 1848 году въ Петербургъ была занесена азіатская холера. Устроивъ въ своей клиник особое холерное отдленіе, Пироговъ собственноручно вскрылъ боле 800 труповъ холерныхъ больныхъ и изслдованія свои опубликовалъ на русскомъ и французскомъ языкахъ въ большомъ сочиненіи: ‘Патологическая анатомія азіатской холеры’, за которое академія наукъ присудила ему полную Демидовскую премію.

Не прерывая своихъ лекцій съ демонстраціями въ медико-хирургической академіи, Пироговъ посщалъ также, въ качеств консультанта, городскія больницы, имлъ обширную частную практику и находилъ еще время для ученыхъ трудовъ.

Когда весною 1854 года вспыхнула война Россіи съ двумя могущественнйшими западно-европейскими державами — Англіей и Франціей, Пирогова неудержимо потянуло на театръ военныхъ дйствій, гд его хирургическая помощь была такъ необходима. Только въ, октябр мсяц вс препятствія были разомъ устранены благодаря великой княгин Елен Павловн, впервые возымвшей высоко-гуманную мысль — уходъ сестеръ милосердія за больными, существовавшій уже тогда въ госпиталяхъ, какъ за границей, такъ и у насъ, примнить и на пол сраженія. Основанная ею съ этою цлью ‘Крестовоздвиженская община сестеръ попеченія о раненыхъ и больныхъ’ въ теченіе всей Крымской кампаніи совершала затмъ, подъ руководствомъ Пирогова, чудеса подвижничества. Столь же самоотверженная, выше всякой похвалы, дятельность самого Пирогова по облегченію страданій безвинныхъ жертвъ войны не можетъ быть изложена въ нсколькихъ строкахъ, а потому этотъ наиболе блестящій періодъ его славной научно-трудовой жизни мы опишемъ еще особо въ своемъ мст.

Съ заключеніемъ мира и съ восшествіемъ на престолъ императора Александра II Россія пробудилась отъ тысячелтней спячки къ новой, осмысленной жизни. Но издавна недужный, а теперь потрясенный еще войной, государственный организмъ требовалъ самаго серьезнаго всесторонняго лченія, и Пироговъ, до тхъ поръ врачъ тлесныхъ ранъ, сталъ въ ряды врачей недуговъ общественныхъ.

Въ ‘Морскомъ Сборник’, одномъ изъ тогдашнихъ передовыхъ журналовъ, начали появляться статьи его о воспитаніи,— статьи, своими здравыми, практическими взглядами тотчасъ обратившія общее вниманіе. Основная идея этихъ статей заключалась въ томъ, что средняя школа должна вырабатывать изъ подрастающаго поколнія прежде всего людей, не предршая вопроса о ихъ будущей спеціальности. Совершенно неожиданно Пирогова вызываютъ къ министру народнаго просвщенія Норову, и еще неожиданне тотъ предлагаетъ ему мсто попечителя одесскаго учебнаго округа. По возвращеніи изъ Крыма Пироговъ принялъ предложеніе министра.

Предшественникъ Пирогова, Княжевичъ, избаловалъ одесскихъ педагоговъ своею податливостью и мягкостью обращенія. О педантичной взыскательности и строгости Пирогова къ подчиненнымъ изъ Петербурга доходили тревожные, преувеличенные даже толки. Въ воображеніи одесситовъ въ томъ числ и гимназистовъ, новый попечитель представлялся не то людодомъ, не то громовержцемъ. И что же? Въ классы, во время уроковъ, сталъ появляться безъ всякой торжественности невысокаго роста, сутуловатый мужчина въ мшковатомъ сюртук. Неужели это онъ, этотъ невзрачный тихоня безъ звздъ и ленты, даже безъ крестика въ петлиц? Кивнетъ, входя, учителю: ‘Продолжайте, на чемъ остановились’, усядется съ краю на передней скамейк рядомъ съ гимназистомъ, возьметъ у него учебникъ и слдитъ за отвтами вызываемыхъ учениковъ. Временами задаетъ имъ и самъ вопросы, длаетъ свои мткія замчанія. Правда, бросаемый имъ изъ-подъ нависшихъ бровей взглядъ, молніеносный и острый, какъ бы проникающій въ самую душу, вначал наводилъ на боле робкихъ невольный трепетъ. Но ожидаемыхъ громовъ такъ и не было: неизмнно ровное и простое обхожденіе и съ учителями и съ учениками внушало къ нему довріе и ободряло. А вскор т научились его и уважать и любить.

Особенно пришлись по душ ученикамъ трехъ старшихъ классовъ заведенныя новымъ попечителемъ вечернія литературныя бесды, гд происходилъ оживленный обмнъ мыслей между учащими и учащимися. А заболетъ бднякъ,— у того же попечителя онъ находилъ даровую и самую внимательную врачебную помощь. Когда ученики 2-й гимназіи затяли спектакль въ пользу нуждающихся товарищей, Пироговъ, въ виду благой цли, разршилъ имъ играть, но, въ принцип отнюдь не одобряя выступленія учащейся молодежи на подмосткахъ, онъ напечаталъ по этому поводу замчательную статью подъ заглавіемъ: ‘Быть и казаться’. Появлялись потомъ и другія педагогическія статьи его.

Кром двухъ гимназіи въ Одесс, существовалъ еще Ришельевскій лицей. Для возбужденія въ лицеистахъ охоты къ саморазвитію, Пироговъ приложил а особую заботливость къ пополненію всхъ учебныхъ, кабинетовъ и отвелъ отдльное помщеніе для студенческой читальни. Возбудилъ онъ также вопросъ о преобразованіи лицея въ университетъ.

Самому осуществить это преобразованіе ему, впрочемъ, не пришлось, потому что посл двухлтняго попечительства въ Одесс его перевели на ту же должность въ Кіевъ. Здсь точно такъ же имъ были заведены въ гимназіяхъ литературныя бесды, усилены учебные кабинеты и библіотеки, наиболе даровитые учителя получили научныя командировки заграницу. Для улучшенія слишкомъ формальныхъ и мало-гуманныхъ отношеній педагоговъ къ ученикамъ онъ призналъ нужнымъ пересмотрть правила о проступкахъ и наказаніяхъ учениковъ. Первый вопросъ его созванному для этого комитету былъ: нельзя ли въ гимназіяхъ вовсе упразднить тлесныя наказанія? Тотъ же вопросъ былъ имъ предложенъ 11-ти дирекціямъ кіевскаго округа. Но значительное большинство педагоговъ склонялось еще къ сохраненію этихъ наказаній, и Пирогову съ тяжелымъ сердцемъ пришлось удовольствоваться тмъ, что въ новыхъ правилахъ розга допускалась лишь какъ самая исключительная мра.

Результатъ такого условія тотчасъ сказался: за одинъ годъ употребленіе розги въ кіевскомъ округ уменьшилось въ 20 разъ: въ 1858 году изъ 4000 учениковъ испытали это позорное наказаніе еще 550, а въ 1859 году число наказанныхъ сократилось уже до 27 человкъ.

Студенты кіевскаго университета вскор также оцнили новаго попечителя: университетская библіотека обогатилась дорогими спеціальными изданіями, студентамъ былъ данъ товарищескій судъ и разршено открыть воскресную школу.

Душевнымъ, человчнымъ отношеніемъ и къ молодежи и къ ихъ наставникамъ Пироговъ заслужилъ въ Кіев, какъ передъ тмъ въ Одесс, всеобщее расположеніе. Когда въ март 1861 года онъ, вслдствіе своей ‘излишней гуманности’, вынужденъ былъ оставить должность, ему были устроены самые сердечные проводы.

— Вы украшены титуломъ пpевосходительства, Николай Ивановичъ!— говорилъ ему на прощальномъ обд одинъ изъ ораторовъ.— Никогда не величая васъ превосходительствомъ, я теперь на прощаньи громко и смло скажу, что другого титула вамъ нтъ и быть не можетъ. ‘Онъ былъ великій король!’ — говоритъ у Шекспира Гораціо про отца Гамлетова.

‘Человкъ онъ былъ изъ всхъ людей, какихъ намъ доводилось видть! и — отвчаетъ ему Гамлетъ. Вотъ въ этомъ-то смысл вы — превосходительство: вы превосходите, какъ человкъ, многихъ и многихъ людей у насъ на Руси, гд еще съ діогеновымъ фонаремъ среди бла дня нужно искать человка.

Провожать отъзжающаго выхало за городъ 800 человкъ, а въ память его при университет была открыта безплатная школа.

Удалившись въ свое имніе — с. Вишню, Подольской губерніи, Пироговъ не сложилъ рукъ, а принялъ тотчасъ же предложенную ему, столь почетную тогда и многотрудную должность мирового посредника. Но уже въ 1862 году въ Петербург вспомнили опять о немъ и командировали его за-границу на 4 года руководить занятіями молодыхъ русскихъ ученыхъ.

По окончаніи командировки онъ возвратился къ себ въ деревню, гд устроилъ для крестьянъ больницу на 30 кроватей, но ежедневно ему не было отбоя и отъ амбулаторныхъ больныхъ.

Съ открытіемъ въ 1870 году военныхъ дйствій, между Германіей и Франціей Общество Краснаго Креста предложило Пирогову отправиться въ Эльзасъ и Лотарингію. Въ теченіе пяти недль онъ постилъ тамъ до 70-ти военныхъ лазаретовъ, а собранныя при этомъ наблюденія изложилъ затмъ въ подробномъ отчет, переведенномъ и на нмецкій языкъ.

Въ Турецкую войну 1877—1878 гг. Общество Краснаго Креста снова обратилось къ престарлому уже хирургу съ просьбой осмотрть на мст всю санитарную часть и средства къ транспорту раненыхъ и больныхъ. Проведя въ Румыніи и Болгаріи полгода, Пироговъ описалъ все виднное имъ въ большомъ сочиненіи: ‘Военно-врачебное дло и частная помощь на театр войны и въ тылу дйствующей арміи въ 1877—1878 гг.’

Этимъ капитальнымъ сочиненіемъ завершились его ученые труды. Съ постепеннымъ упадкомъ тлесныхъ силъ предчувствуя близкій конецъ, онъ оглянулся на пройденный имъ трудовой путь и принялся писать свои воспоминанія, озаглавивъ ихъ: ‘Вопросы жизни. Дневникъ стараго врача, писанный исключительно для самого себя, но не безъ задней мысли, что, можетъ быть, когда-нибудь прочтетъ и кто другой’.

Въ ма 1881 года состоялось въ Москв торжественное празднованіе 50-тилтняго юбилея всемірно-извстнаго хирурга. Привтствовали его адресами и телеграммами не только вс русскіе университеты, научныя и высшія правительственныя учрежденія, но и многіе заграничные университеты и ученыя общества. Родной его городъ — Москва — выбралъ его своимъ почетнымъ гражданиномъ.

Но самому юбиляру знаменательный день былъ не въ праздникъ: онъ страдалъ уже мучительною неизлчимою болзнью (раковою язвою нёба), которая, полгода спустя, 25 ноября 1881 г., и свела его въ могилу.

Но память объ этомъ, можно сказать, создател настоящей хирургіи въ Россіи свято чтится его послдователями, которые еще въ 1882 году основали ‘Русское хирургическое Общество Пирогова’ и періодически собираются со всхъ концовъ Россіи на ‘Пироговскіе създы’.

Русскіе педагоги, въ свою очередь, и понын черпаютъ здравую мудрость педагога-мыслителя изъ его педагогическихъ статей и ‘Вопросовъ жизни’.

Миологическая богиня мудрости Минерва, дочь Юпитера, вышла во всеоружіи изъ головы отца. Мы же, смертные, вс до единаго родимся нагими, безпомощно-слабыми и безсловесными. Для полнаго расцвта нашихъ природныхъ способностей отъ всякаго изъ насъ, даже отъ самыхъ талантливыхъ требуется преданная любовь къ своему длу и упорный трудъ. Нагляднымъ примромъ тому можетъ служить Пироговъ ничмъ почти не отличавшійся въ дтств отъ другихъ дтей. Поэтому мы считаемъ особенно любопытнымъ и поучительнымъ прослдить за нимъ отъ колыбели до возмужалости, когда изъ него выработался одинъ изъ рдкихъ благодтелей страждущаго человчества.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Дтство и школьные годы.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Первыя впечатлнія.— Родители, няня и служанка-сказочница.

Сто л’тъ назадъ, еще до нашествія французовъ, въ Москв, въ приход Троицы въ Сыромятникахъ, жилъ въ собственномъ дом казначей казеннаго провіантскаго депо, Иванъ Ивановичъ Пироговъ, хорошій человкъ и счастливый семьянинъ. 13 ноября 1810 года домъ его огласился первымъ крикомъ новорожденнаго, нареченнаго Николаемъ, по числу тринадцатаго ребенка, которому суждено было получить всемірную извстность.

Самое раннее воспоминаніе Пирогова относится къ тому времени, когда ему едва минулъ годъ. Передъ Отечественной войной 1812 года, какъ извстно, появилась на неб, точно въ предзнаменованіе великаго народнаго бдствія, необычайной величины и яркости комета. И вотъ передъ духовнымъ взоромъ старца Пирогова, спустя почти 70 лтъ возстаетъ огромная блестящая звзда. Впрочемъ, и самъ онъ не совсмъ еще увренъ, есть ли то личное его впечатлніе, врзавшееся неизгладимо въ младенческій мозгъ, или же то галлюцинація, вызванная слышанными имъ въ дтств частыми разсказами о необыкновенномъ небесномъ явленіи.

Послдующія затмъ 5—6 лтъ не оставили въ его памяти никакихъ слдовъ. Передъ вступленіемъ Наполеона въ Москву Пироговы спаслись бгствомъ во Владиміръ. Съ уходомъ французовъ они возвратились на старое пепелище, но не нашли уже своего дома, сгорвшаго подобно большей части Москвы. Тогда на прежнемъ мст былъ выстроенъ новый домъ, боле просторный и боле нарядный: по собственнымъ указаніямъ Пирогова-отца, большого любителя живописи, доморощенный художникъ, Арсеній Алексевичъ, разукрасилъ и домъ и садикъ при немъ произведеніями своей кисти. Такъ, на изразцовыхъ печахъ появились аллегорическія изображенія лта и осени, въ вид двухъ женщинъ, увитыхъ колосьями и виноградомъ, на потолкахъ — порхающія пестрыя птицы, на стнахъ спальни барышень — турецкія палатки, а въ садовыхъ бесдкахъ — фантастическія фрески. Въ садик были разбиты цвтники и устроены для дтей разныя игры: кегли, бильбоке и проч. Но Кол больше игръ доставляло удовольствіе гулять между пышными цвтниками, которые наполняли воздухъ такими сладкими благоуханіями и блистали алмазами невысохшей росы.

Посл него у родителей былъ еще одинъ ребенокъ, но такъ какъ тотъ умеръ еще въ младенчеств., то Коля остался младшимъ въ семь и сдлался общимъ любимцемъ.

Особенно баловала его мать. Сидя за вчнымъ вязаньемъ чулокъ для своихъ многочисленныхъ дтей, она не отрывала глазъ отъ рзвившагося около нея баловня. А встртятся ихъ взоры,— все лицо ея озарится такимъ солнечнымъ свтомъ материнской любви, что мальчикъ бросится цловать ея руки.

— Ахъ, маменька, какая вы красивая! Такихъ красавицъ, наврно, нтъ больше на свт!

Выйдя замужъ пятнадцати лтъ отъ роду, она находилась еще въ цвтущей пор жизни и въ своемъ, кружевномъ чепчик съ выбивающимися изъ-подъ него свтлорусыми локонами была, въ самомъ дл, очень миловидна.

— Ну, еще бы!— смялась она въ отвтъ, невольно красня и длаясь оттого еще краше.— Глупышъ ты у меня, глупышъ!

А Осама цловала глупыша и прижимала къ сердцу.

Родители Коли были очень набожны. Передъ ихъ кіотомъ съ образами стояло закрытое серебряными застежками евангеліе въ зеленомъ бархатномъ переплет съ эмалевымъ изображеніемъ четырехъ евангелистовъ. По цлымъ часамъ читали они евангелистовъ, а также молитвы, псалмы, акаисты и каноны по требнику, псалтырю и часовнику, въ праздничные дни ходили въ церковь ко всенощной, заутрен, обдн, посты и постные дни на недл соблюдали строго, въ Великомъ посту не давали мяса даже кошк Машк. Дтей своихъ они воспитывали, разумется, въ самомъ благочестивомъ дух,. Такъ и малыша Колю къ каждой праздничной заутрен поднимали соннаго съ постели. Когда въ церкви отъ усталости и запаха ладана у него длалось головокруженіе, его выводили на свжій воздухъ, а оправится — вводили опять въ церковь.

Значеніе молитвъ и таинствъ Коля, по малому возрасту, не могъ, конечно, хорошенько себ усвоить. Однажды, пріобщившись св. тайнъ, онъ замтилъ своей старшей сестр что-то насчетъ вкуса причастія. Когда же сестра стала ему выговаривать, что такими рчами онъ оскорбляетъ Бога, мальчуганъ горько расплакался и на колняхъ сталъ просить у Бога прощенія.

Няня его, Катерина Михайловна, или просто Михайловна, была солдатская вдова изъ крпостныхъ. Въ представленіи Коли она запечатллась навсегда неразрывно съ тою обстановкой, въ которой онъ пробуждался поутру это сна: самъ онъ накрытъ бличьимъ одяльцемъ, въ ногахъ у него лежитъ срая кошка Машка, а на столнікк у кроватки въ стакаігк воды красуется букетикъ блыхъ розъ, которыя няня доставала для него изъ сосдняго сада Ярцевой.

Со своимъ младшимъ питомцемъ Михайловна была неизмнно кротка и ласкова, никогда его не бранила, если же хотла удержать отъ чего дурного, то говорила только:

— Богъ не велитъ такъ длать, не длай этого, миленькій мой: гршно!

И, несмотря на нкоторое врожденное упрямство, мальчика, слушался.

Какъ-то въ Успеньевъ день, храмовой праздникъ въ Андроньевомъ монастыр, Пироговы отстояли тамъ обдню. Тутъ надвинулась черная грозовая туча, и они ршились переждать грозу въ монастыр. Коля съ няней стояли у открытаго окошка, внизу, по пологому зеленому скату, среди раскинутыхъ шатровъ, гуляла, горланила толпа. Вдругъ сверкнула молнія, зарокоталъ громъ.

— Вотъ смотри,— сказала няня:— народъ шумитъ, буянитъ и не слышитъ, какъ Богъ грозитъ! Здсь шумъ да веселье людское, а тамъ, вверху, у Бога свое…

Этотъ случай глубоко заронился въ воспріимчивую душу Коли, и съ тхъ поръ до самой старости всякая гроза во время гулянья производила на него удручающее дйствіе.

Другой разъ, гуляя съ няней по берегу Яузы, онъ увидлъ двухъ мальчишекъ съ собакой, которую одинъ изъ нихъ собирался утопить. Собака билась въ рукахъ озорника и визжала, а товарищъ его усовщевалъ:

— Всякое дыханіе да хвалитъ Господа!

— Вотъ умникъ: и святое писаніе знаетъ!— замтила няня.— Теб-то, пострлъ, какъ не грхъ? Вдь собака, что и самъ ты, тварь Божія. Отпусти ее, сейчасъ отпусти! Слышишь?

И, благодаря ея вмшательству, собака была спасена. Когда Пирогову впослдствіи случалось слышать слова псалма: ‘всякое дыханіе да хвалитъ Господа’, передъ нимъ всегда воскресала эта сцена у Яузы.

Отъ няни же онъ узналъ нкоторые факты изъ семейной хроники. Такъ, въ кабинет отца стояла въ углу тяжелая, въ мдныхъ ножнахъ, сабля, полагавшаяся ему по военному чину майора. Когда Пироговы въ 1812 году спасались изъ Москвы во Владиміръ, на дорог имъ попалась крестьянка-молочница, которую только-что ограбилъ ополченецъ. Пироговъ-отецъ выскочилъ изъ повозки и съ саблей наголо бросился на грабителя. Тотъ испугался и убжалъ. Крестьянка, чтобы чмъ-нибудь хоть отплатить своему спасителю, поднесла его сыночку кринку молока.

Не мене отцовской сабли интересовалъ Колю ддушкина, парикъ. По обычаю того времени, ддъ Иванъ Михеевичъ Пироговъ служилъ вначал также въ арміи, а когда вышелъ въ отставку, то поселился въ Москв и завелъ тамъ новаго типа пивоварню. Нрава онъ, по словамъ няни, былъ довольно крутого и не ладилъ съ бабушкой, которая была капризна, сварлива и подъ конецъ жизни помшалась. Передъ самою смертью у Ивана Михеевича прорзались новые зубы. Кол тогда было всего четыре года, а потому онъ помнилъ дда только смутно, какъвысокаго, сухопараго старичка въ рыжеватомъ парик. Входя въ церковь, Иванъ Михеевичъ вмст съ шапкой снималъ всегда и парикъ. Похоронили его безъ парика, и теперь маленькій внукъ, шаля, наряжался въ ддовскій парикъ.

Выдающуюся роль въ дтств Коли, на ряду съ няней, играла еще крпостная служанка его матери, Прасковья Кирилловна. Это была дебелая двушка съ толстыми красными руками и лицомъ, изрытымъ оспой и усяннымъ веснушками. У нея былъ цлый запасъ сказокъ, изъ которыхъ въ памяти Коли особенно врзались: о Вод-Водог и о трехъ человчкахъ: бломъ, черномъ и красномъ.

Въ первой сказк Водъ-Водогъ (рожденный отъ какой-то волшебной воды), наловивъ на охот всевозможныхъ зврей идетъ воевать съ врагами и на крикъ его: ‘Охотушка, не выдай!’ зври помогаютъ ему одоллъ враговъ.

Во второй сказк къ баб-яг, лежащей на печи, приходитъ маленькая внучка.

— Что ты видла на дорог?— спрашиваетъ густымъ басомъ бабушка.

— Видла я, бабушка, видла я, сударыня,— отвчаетъ тоненькимъ голоскомъ внучка:— благо мужичка на бленькой лошадк, въ бленькихъ саночкахъ.

— То мой день, то мой день! А еще что?

— Видла я, бабушка, видла я, сударыня, чернаго мужичка на черненькой лошадк, въ черненькихъ саночкахъ.

— То моя ночь, то моя ночь! Еще что?

— Видла я, бабушка, видла я, сударыня, краснаго мужичка на красненькой лошадк, въ красненькихъ саночкахъ.

— То мой огонь, то мой огонь! Говори, еще что?

— Видла я, бабушку видла я, сударыня, что у васъ ворота пальцемъ заткнуты, кишкою замотаны.

— То мой замокъ, то мой замокъ! Ну, еще что?

— Видла я, бабушка, видла я, сударыня, что у васъ въ сняхъ рука полъ мететъ.

— То моя слуга, то моя слуга! Еще что? Говор