МОЛОДОМУ ПОКОЛЕНИЮ РОССИИ
МОЛОДОМУ ПОКОЛЕНИЮ РОССИИ.
КОММЕНТАРИИ
Молодому поколению России, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
Среди всяческого растления, сердечного, делового, часто задумываешься: ‘Да уж не падает ли все!’ Но, добрые люди: в сущности — ничего не падает! О добродетели — естественно молчат, о благородной жизни — что же говорить? Она просто течет, никому не мешая. Но кто-нибудь кому-нибудь снес череп топором? Заговорила вся Россия. Но из этого ‘говора всей России’ решительно ничего не вытекает ‘о всей России’, ибо преступления, притом самые ужасные (Каин и Авель), творились уже в семье Адама, когда всего—то на земном шаре жили четыре человека: и ‘преступность нашего дня’ решительно уменьшилась сравнительно с почти райскою жизнью. Ибо из миллионного населения Петербурга вовсе не 250 000 преступников, из 150 000 000 русских вовсе не 35 000 000 злодеев. Злодеяние — всегда имеет около себя плакат. Оно публикуется — на то пресса и ‘цивилизация’. Но эта цивилизация не могла бы дня просуществовать, если бы, в сущности, добро не перевешивало до чрезвычайности — зла, если бы разум не господствовал над безумием, если бы милые и простые люди, трудящиеся, страдающие, терпеливые, не лежали целою горою над песчинками-преступлениями…
Но что поделаешь — ‘пресса’… И ее задача — ‘кричать’… Нельзя же ‘кричать’ о том, что я делаю свое дело: и естественно ‘кричат’ о запутавшемся среди рабочих бездельнике, который путается ногами в чужой работе и портит ее… Все на такого оглядываются: все его видят. Но он — один. Поистине, ‘много шуму из ничего’, как озаглавил волшебный Шекспир одну из своих комедий.
Эти мысли, сознаюсь, довольно утешительные и которым непременно должен поверить читатель, — стоят вот две недели у меня в душе по поводу одного случая… И потому, желая читателю такого же прекрасного настроения, в каком нахожусь я сам, передам ‘случай’ во всех его подробностях. Просунул, в одно утро, в дверь голову какой-то священник с фигурой совсем не петербургской, подал зеленую книжку с непонятным словом (заглавие) ‘Хитопадеша’ — и говорит: ‘Разберите в вашей газете’. — Как ‘разберите’, думаю, когда у меня голова устала, как котел, в котором двадцать лет варится ‘для читателей’ (черт бы их побрал) варево: с чего я буду разбирать. И вслух говорю, посмотрев на обложку книжки: ‘Да это какая-то Индия?! — На кой нам черт, русским, Индия: это какие-то буддисты суют нам своих идолов’. Все вышло довольно грубовато… Священник было ушел, но через две минуты вернулся и нервно потребовал книжку назад. Я извиняюсь. Куда! ‘Вы меня обидели таким приемом! Давайте книгу назад, не хочу, чтобы вы о ней писали и чтобы даже вы ее читали!..’ Тут уже меня забрало, книгу, конечно, отдал, но пошел в магазин и сам купил, заплатил целковый… И вот, живу две недели решительно изумленный и успокоенный насчет ‘событий в России’. — ‘Не все так плохо, как кажется’.
Нужно заметить, разговор со священником уже не был так краток, как я передал (хотя сводился к тому именно, как передал): едва войдя, он сел и, вынув из кармана открытое письмо (бланк), начал его заполнять своим адресом.
— Что вы пишете?
— Свой адрес.
— Зачем?
— А когда появится разбор, то вы будьте благочестивы сообщить мне, в каком нумере газеты он напечатан. Я куплю и прочту.
— Да разве вы не читаете ‘Нового Времени’?
— Не читаю.
— Почему?
— Да я бедный человек. Как же я могу выписывать такую дорогую газету. У меня восемь человек детей, а жалованье мое, профессорское — такое-то.
‘Восемь человек детей — это хорошо’.
— Но как же вы работали? Перевели свою ‘Хитопадешу’ с французского? И я буду…
— Я ничего не ‘переводил’, а сам выбрал это из санскритской литературы и составил сборничек, наиболее отвечающий задачам воспитания в отроческом и юношеском возрасте… Отчего, видите, и посвятил ее:
Я прочел.
— Откуда же это вы ‘выбирали’ тексты?
— А это немного у кого есть в Петербурге: в начале XIX века было отпечатано лондонским (таким-то) ученым обществом великолепное издание санскритских текстов, в стольких-то (большое число) томах. И я его купил. — Он немного сжался: — заплатил… он назвал чуть ли не сотни рублей.
‘Удивительно: ‘Новое Время’ не может читать за дороговизной, а покупает санскритские тексты, стоящие сотни рублей!’
— И вы читаете эти ‘тексты’?..
— Читаю.
— Откуда же вы узнали этот язык?
— Выучился. И читаю со ‘Словарем’, изданным нашей Академией Наук. Словарь в семи томах — Бетлинга.
Я вспомнил статью Вл. И. Ламанского — ‘Еще племянник и еще санскритолог’, — лет 20 назад, в ‘Новом Времени’, и выразился неуважительно о Бетлинге (у Ламанского шла речь именно о нем).
— Что вы?! Единственный в европейских литературах словарь санскритского языка издан Петербургской Академией Наук. Ни Берлин, ни Париж, ни Лондон этого не сделали.
— И он у вас есть?
— Есть!
— ‘Купили’?..
— Купил.
— За сколько?
— За семьдесят рублей (приблизительно).
‘При восьми человеках детей — это трудно. Тут, действительно, уж зато газетки не купишь’.
— Сколько же вы отпечатали экземпляров своей ‘Хитопадеши’?
— А триста.
— Но что же это за издание?!! Оно не окупит себя!!
— Если триста продадутся — то и окупится. А мне больше и не надо, да и издать в большем количестве у меня не было средств.
Что-то бессильное, неумелое: точно собирается открыть банкирскую контору человек, никогда не считавший дальше ‘ста’. Я стал соображать. Явно, кто-то должен прийти к нему на помощь, кто-то — пользоваться его знаниями, умом ‘1001-ю добродетелью’, чтобы из двух человек составилось ‘одно существо’, умеющее не только ‘работать со словарем Бетлинга’, но и сделать все, ‘что отсюда вытекает’. А ‘вытекает’ очень многое, очень сложное, вытекает что-то более ценное и огромное, нежели ‘300 экземпляров’, отпечатанных в типографии, для расчета с которою нужно их все продать, иначе ‘восьми человекам детей’ не дохватит на манную кашу с молоком. В Петербурге есть какое-то ‘Общество Востоковедения’ и еще другое — ‘Общество ориенталистов’. В обществах есть ‘председатели’, бывают какие-то ‘секретари’, все знающие, умеющие и могущие. У нас, наконец, есть Академия Наук, русская Академия, — и членом ее Бунин, что-то сочиняющий ‘о деревне’… Следует русской Академии Наук протянуть руку помощи, руку дружбы, редким и, наконец, редчайшим людям с врожденным пафосом к науке…
В самом деле, в Петербургской духовной академии, где состоит профессором М. И. Орлов, — вовсе нет кафедры санскритского языка, и, следовательно, он изучил этот язык вне ‘служебных обязанностей’. По ‘служебным обязанностям’ он издал ‘Liber Pontificalis, как источник для истории римского папства и полемики против него’ и ‘Первое критическое издание литургии св. Василия Великого, со снимками с рукописей’, — труды, вызвавшие критику и высокое одобрение в иностранной богословской литературе. И санскрит для него явился уже ‘гуляньем на стороне’… Кто же не подстелит золотой коврик такому ‘золотому барашку’ в его прогулках… Ах, если бы ‘протоиерей Орлов’ жил в Лондоне, где есть могучая, в британском вкусе, ‘Ассоциация наук’ и ‘Лондонское Королевское общество’… А то наша Академия обросла тайными советниками со всех боков и, запутавшись в орденских лентах, совсем заснула.
Но что же такое ‘Хитопадеша’? Сперва полное заглавие: ‘Молодому поколению России. Хитопадеша. Полезное наставление. Собрание древнеиндийских нравоучительных рассказов. Перевод с санскрита по двум авторитетным изданиям, с примечаниями, библейскими параллелями, указателями и параллельной нумерацией двустиший. Часть I. Приобретение друзей. Часть II. Разрыв друзей. Профессора протоиерея М. И. Орлова’. — ‘Азиатская Индия, — говорит в предисловии г. Орлов, — есть родина если не самых древних, то самых прекрасных учительных произведений по внешней и внутренней сторонам… Около VI века по Р. X. была составлена Пантатантра, или индийское Пятикнижие, где, в форме апологов, изложена наука о жизни… Она послужила главным источником и для Хитопадеши, составленной в том же приблизительно веке, — но Хитопадеша приняла в себя и много нового из неизвестных древних источников. И Пантатантра и Хитопадеша оказали обе огромное влияние на восточные и западные литературы. Следы их влияния находят теперь в древних переводах на языки: арабский, персидский, сирийский, еврейский, греческий, латинский, немецкий, датский, голландский, испанский, итальянский, французский, английский и языки славянские’. Некоторые ее фабулы (‘Стефанит и Ихнилат’, — издана в Москве Обществом любителей древней письменности) вошли в допетровскую рукописную письменность.
Это что-то вроде народных басен, легенд, ‘прологов’ (рассказы из ‘Житий’ святых), притчей Соломона, изречений ‘Иисуса сына Сирахова’, пословиц и поговорок. Это — ‘самоучащийся народ’, ‘самовоспитывающийся народ’, хочется добавить: ‘самоспасающийся народ’. В самом деле, чем-то народ ‘спасал свою душу’ от расхищения ее пороками и темными демонами страстей раньше, чем ему дали школы, наставников и законоучителей. Чем ‘спасал’? Да вот этими побасеночками, легендочками, — которые произносились необыкновенно серьезно, со слезою на глазу. ‘Спасался’ и укреплял волю поговорками, притчами, рассказами из ‘былого’, примерами ‘бывающего’. Все это и накопило ‘учительную литературу’, у нас, у германцев, в Индии — вот ‘Хитопадешу’. Это — не индийский идол, как я думал, не сонливый Будда, ужасно надоевший с дней Шопенгауэра и под писаниями Толстого. Это все — живое, народное, хоть и пришло из Индии. Но, возникнув в Индии, оно общечеловечно: как ‘басни Крылова’, переведенные на немецкий язык, на французский язык, учили бы немецкого мальчика, французского мальчика. Эти ‘примеры из жизни’, ‘иллюстрации из животного быта’, — где дышит все, дышат даже растения, где звери — разумны, как человек, это просто трудовая народная жизнь, одинаковая на Ганге и Волхове: где просто люди работают, живут, родятся, находят друзей, обманываются в дружбе, одни богатеют, другие беднеют… И на Волхове, и даже на Неве полезно и, наконец, приятно выслушать, ‘что бывало на Ганге’. Тем более, что эти ‘были на Ганге и Инде’ так прелестны по сложению фантазии и по литературному языку…
Спасибо проф. Орлову, спасибо от ‘молодого поколения России’, с верою в которое он писал свою прелестную и поучительную книгу.
Спасибо за то, наконец, что длинный ряд лет он, как тихая лампада, горел перед образом науки, — в то время, как на шумной и ‘публикующейся’ улице современники его растлевали, грабили, насильничали, обманывали… И он ничего этого не замечал даже. Но, отвертываясь от улицы — сюда, мы все получаем утешение и возрождаемся верою в лучшее и верою в человека. Ей—ей, сам профессор Орлов мог бы войти сказочкою в ‘Хитопадешу’.
НВ. 1912. 4 марта. No 12923.
…’Хитопадеша’… — В следующем году автор выпустил продолжение: Орлов М. И. Хитопадеша. Полезное наставление. Собрание древнеиндийских нравоучительных рассказов. Перевод с санскрита… Части 3-4. СПб., 1913. (Над заглавием: Молодому поколению России.) В предисловии книги автор упоминает этот ‘прекрасный отзыв’ Розанова о первой книге.