Молодежь и армия, Меньшиков Михаил Осипович, Год: 1909

Время на прочтение: 8 минут(ы)

М. О. Меньшиков

‘Из писем к ближним’

МОЛОДЕЖЬ И АРМИЯ

Быть России или не быть — это главным образом зависит от ее армии. Укреплять армию следует с героической поспешностью, — вот как черноморские моряки когда-то укрепляли Севастополь. Армия — крепость нации, единственная твердыня, которою держится наша государственность. Вот почему так горько чувствуется недостаток в талантливых организаторах армии. Вот почему каждый слух о серьезной реформе здесь встречается с лихорадочным вниманием.
На этих неделях при главном управлении генерального штаба начались работы по пересмотру самого корня армии, — именно устава о воинской повинности. Это тема, которой не только военная интеллигенция наша, но и государственные люди должны уделить самое щедрое участие. Если бы хватило смелости — на что рассчитывать никак нельзя — следовало бы обсудить основной вопрос: нужна ли всеобщая воинская повинность? Не составляет ли глубокого предрассудка привлечение к военному делу всех без разбора, желающих и не желающих, способных и не способных? Читателю, вероятно, известно мое мнение о подобной армии (см. ‘Дружина храбрых’). Я думаю, что всеобщая воинская повинность есть частичный опыт введения социалистического строя и представляет собою глубокое извращение понятий о естественном обществе. Принудительный труд, труд как повинность, пренебрегая призванием и способностью, это мечта тех фантазеров, которые под предлогом освобождения ведут человечество к рабству. В моих глазах современная армия, будь то русская или германская, раз она состоит из вчерашних штатских людей, которые завтра опять будут штатскими, не есть армия, а есть милиция, со всеми плачевными недостатками этого рода войск. ‘Вооруженный народ’ всегда будет вооруженной толпой, и чем более сокращаются сроки службы, тем менее делается армия военной. В конце концов гигантские армии нынешних буржуазных стран принимают бутафорский вид: они напоминают войска на сцене, парадирующие из-за кулис. Столкновение самых храбрых и самых непобедимых народов в маньчжурскую войну показало, до какой степени всеобщая воинская повинность неспособна решать задачи войны. Разразилась кровопролитная война, а результата ее не было. Почти полумиллионные армии разошлись, не удостоверившись, на чьей же стороне победа. Прежде — с действительно военными генералами и военными солдатами — такой исход войны был психологически невозможен. Упрекают Линевича, что он ‘выдержал характер’ и не дал решающего боя. И в самом деле: вместо того, чтобы погибнуть через два года от петербургских микробов, — лучше было бы старому герою отдать свою благородную душу на поле брани… Но ведь еще удивительнее, что ‘выдержал характер’ и Ояма. Почему же он, будто бы победитель, не соблазнился добить врага? Потому, очевидно, что знал плохие качества своей армии и не имел в нее той веры, какую имели в своих чудо-богатырей Суворов и Наполеон. Поживем — увидим: в надвигающихся громадных войнах ничтожество монструозных скопищ, именуемых армиями, скажется еще разительнее, и благо будет той стране, которая решится первая перейти к военной армии старого типа вместо теперешней штатской! Так как подобная реформа требует гениальной воли и доступна лишь какому-нибудь великому диктатору, то говорить о ней я считаю, бесполезным.
Сколько бы ни пересматривали устав о воинской повинности, в нем эта черта — повинность, столь мало сообразная с геройством, непременно останется. Количество будет предпочтено качеству, механические условия — органическим. В старину военные уставы диктовались мужеством и были рассчитаны на героев. Нынче во всех странах военные уставы диктуются трусостью и сообразованы со штатским обывателем, с солдатом-дилетантом, наряженным в униформу. Прежде военным делало человека его львиное сердце, нынче — костюм. При таком состоянии общества приходится говорить не об отмене всеобщей повинности, — на это, повторяю, ни за что не решатся, — а хотя бы о некоторых улучшениях нелепой системы, о введении новых условий, которые хотя бы немного подняли военные качества разношерстного количества.
Из этих условий я останавливаюсь на некоторых, уже давно обсуждавшихся в печати. На днях сообщалось, например, что П. А. Столыпин очень заинтересовался идеей особого военного налога. Суть последнего в следующем. Если воинская повинность считается всеобщей, то несправедливо освобождать от нее кого бы то ни было, и те молодые люди, что получают те или иные льготы (по семейному положению и т. п.), обязаны все-таки нести известные жертвы для войны, хотя бы денежные. Затем, неспособные к войне, тем не менее, ведь пользуются военной защитой, стало быть, и они должны вкладывать в нее свой, хотя бы денежный, пай. Наконец, не желающие идти в строй, питающие отвращение к войне и болезненно-трусливые люди не должны браться в армию вовсе, как дурной материал ее, — но они должны оплатить ту военную защиту, которую дает им нация. Я лично вполне сочувствую введению подобного налога. Он даст значительные средства казне и очистит армию от негодных элементов.
В категорию неспособных к войне должны, мне кажется, зачисляться и враждебные России инородцы. Вместе с финляндцами следовало бы обложить военной данью евреев, поляков, армян и т. п. Гарнизоном государственности следует считать только господствующее племя. Золотой век нашей военной славы был тогда, когда армия набиралась из чисто русских. Насыпьте в пороховницу на треть мусору, и ружье едва ли выстрелит. Как Рим погиб от привлечения варваров в свои легионы, как от той же причины погиб соперник Рима — Карфаген, как погибла от той же причины великая персидская монархия, так в позднейшие века национальная пестрота погубила Византию и Польшу. Сильная армия должна быть строго национальной. Если мы побили Наполеона, то потому, что он повел на нас дюжину народов, а нас побили японцы потому, что армия наша сверху донизу, на целую треть ее, состояла из инородцев. Отстаивать державное могущество страны может только то племя, которое тысячу лет строило его и для которого это здание священно, как дом родной. Одна треть инородцев делает нашу армию качественно хуже на 33 процента, чем в эпоху Суворова: уже одно это обстоятельство способно вести нас от поражения к поражению. Так как кровь и золото — ценности несравнимые, то будемте брать с плохо защищенных инородцев двойное, тройное количество золота за нашу кровь, но остережемся допустить к защите России скрытых врагов ее. Когда господа инородцы сольются с нами — другое дело, но теперь при теперешнем настроении воспаленных национализмом маленьких племен напускать их в армию — опаснейшая ошибка. Просто удивительно, куда пропал наш государственный инстинкт и до какой степени мы разучились различать друзей от врагов?
Каждый раз, когда поднимается этот глубочайшего значения вопрос — об инородцах на государственной службе, — наши ‘всечеловеки’ выдвигают, по их мнению, ошеломляющий довод: разве не верно служили России такие инородцы, как Миних, Грейг, Барклай, Багратион и пр.? Разве не было между инородцами героев, жизнь свою положивших за нашу родину? На это каждый раз приходится отвечать: да, были герои, но они не в счет. Названные иностранцы были людьми сами по себе военного призвания. Это были артисты войны, и, подобно артистам, они успешно служили бы на какой хотите сцене. Дай нам Бог побольше Грейгов и Багратионов, людей великих, к какой бы национальности они ни принадлежали. Но несколько сот тысяч инородцев, входящих в нашу армию, разве все они люди военного таланта? Разве это все рыцари и герои? На одного замечательного инородца сколько, однако, бездарных и ничтожных, а главное — сколько холодных, втайне ненавидящих Россию! Для них война действительно только повинность, притом постылая, между тем, чтобы быть славною и непобедимою, армия должна отправлять войну как высокий долг. Между этими двумя понятиями большая разница!
В числе многих выдвигается еще очень важный вопрос военной реформы: о возрасте армии. Полезно ли сохранять, как призывной возраст, гражданское совершеннолетие, т. е. 21 год? Опыт показал, что этот возраст выбран совершенно произвольно и не оправдывает тех надежд, какие на него возлагались. Обращаю внимание читателя на весьма замечательную статью полковника князя Багратиона в No 11 ‘Вестника Русской Конницы’. ‘С каждым годом армия русская,— говорит князь, — становится все более хворой и физически неспособной. До трех миллионов рублей ежегодно казна тратит только на то, чтобы очиститься от негодных новобранцев, ‘опротестовать’ их. Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы. И, несмотря на это, срок солдатской службы все сокращается. Хилая молодежь угрожает завалить собою военные лазареты. Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, — вот причины физического истощения. В крепостное время народный труд и быт регулировались культурным надзором, преследуя лень, распутство и бродяжничество, помещики ставили народ в условия достаточного питания и здорового режима. После 1861 года народ был брошен без призора. Устои семьи пошатнулись, молодежь потянулась на фабрики. Нынче парень с 14 лет и раньше уже не знает родной семьи, он ведет кочевой образ жизни по ночлежкам и трактирам около заводов. От худо кормленных и плохо работающих, недоедающих и перепивающих мужиков нельзя ждать здорового потомства. Среди пустых и вздорных вопросов, которыми заняты у нас теперь парламент и интеллигенция, — у нас не замечают этого надвигающегося ужаса: вырождения нашей расы, физического ее перерождения в какой-то низший тип. Еще на нашей памяти среди могучих лесов, теперь повырубленных, на благодатном черноземе, теперь истощенном, обитала раса богатырская в сравнении с бледными замухрышками, каких теперь высылает деревня. В 21 год нынешний деревенский парень является надорванным и полубольным. Врачи и ученые-теоретики чаще всего говорят на это: ну что ж, организм еще не развился, — дайте ему год или два окрепнуть. Но через год или два новобранец возвращается в часть таким же полукалёкой. Да и от чего бы надорванному организму окрепнуть? Лишних два года недоедания и бродячей жизни, пьянства и полового истощения вряд ли способны укрепить организм.
Князь Багратион настаивает на том, чтобы призывной возраст отнести не к 23 годам, а наоборот, — понизить его до 18 лет, и приводит в пользу этого ряд очень сильных доводов. Вот некоторые из них. При 21-летнем призывном возрасте в армию является 30 проц. женатых: в деревне спешат женить парня, чтобы взять в дом даровую работницу, когда он пойдет в солдаты. Повысьте прием до 23 лет, — тогда женатых явится 75-90 проц., и у каждого кроме жены будут брошены в деревне еще ребятишки. Не о службе думать такому солдату, а о том, не умирает ли с голоду семья. Понизьте призывной возраст до 18 лет — и вы сразу повысите качества армии на много степеней. Главное возражение против этого — мнение врачей, будто к 18 годам организм мужчины еще не сложился, особенно для тяжелой военной службы. Но жизнь показывает совсем иное. Вольноопределяющиеся и охотники, принимаемые с 18 лет, выносят солдатский режим не хуже 21-летних солдат, притом и режим этот, когда-то тяжелый, нынче чрезвычайно облегчен. Фабричный режим гораздо тяжелее, — а выносят же его 18-летние парни. Из 360 опрошенных кн. Багратионом новобранцев 25 проц. ушли из семьи 17 лет, 30 проц. — 19 лет и только 15 проц. дожили в своих семьях до 21 года. Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около ’40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу’. На службе солдат ест кроме хорошего хлеба отличные мясные щи и кашу, т. е. то, о чем многие не имеют уже понятия в деревне. На службе солдат получает теплое, гигиеническое помещение, исправную одежду, чистое белье, медицинский уход и сверх того правильные занятия, куда менее каторжные, чем работа на каких-нибудь заводах и рудниках. По легкости солдатской службы в нее могли бы идти не только 18-летние, но из местности южнее 52R широты — даже 17-летние парни. Пока еще юношеские силы не надорваны, пока молодой человек не втянут в разврат и пьянство, — было бы важно дать ему именно благодетельный для развития солдатский режим. Отличное питание, регулярная жизнь, гимнастика и строй, строгая дисциплина и возвышенные представления, связанные с военной службой. Чего же лучше? Хотите подготовить хорошего солдата, — так захватывайте его в материале его, в возрасте, когда человек не совсем испортился и доступен воспитанию. Захватывайте его, пока он не связан семьей и житейским омутом, пока, отрывая человека, вы не разрываете ткани, к которой он принадлежит. В приготовлении офицера все понимают важность начинать военное воспитание возможно раньше. Но для нынешнего краткосрочного солдата ранняя подготовка еще важнее. Вопреки мнению врачей, Болгария ввела у себя приемный возраст в 18 лет и не раскаивается в этом. Англия, которая приступает впервые к введению всеобщей воинской повинности, поручила выработать проект ее лорду Робертсу. Престарелый фельдмаршал, по словам кн. Багратиона, первым пунктом проекта поставил именно 18-летний призывной возраст. Припомним, что и в античном мире юношей не заставляли томиться до 21 года, чтобы дать право защищать отечество. Врачи в определении зрелости меряют кое-какие части тела, не подозревая, что с военной-то точки зрения может быть то и важно, чтобы человек начинал службу не совсем зрелым. Война — героическое занятие, получать военное воспитание всего лучше в героический возраст, т. е. между 16 и 20 годами. Именно в этот возраст юноша всего более романтик, всего более склонен к увлечениям отважного соревнования. Всякая любовь в этом возрасте есть ‘первая любовь’, священная для всей жизни. Полюбить военное дело в этот возраст — значит полюбить на всю жизнь. Потом, на третьем десятке лет, около жены и детей человек тяжелеет. Отбывает все повинности лишь тело его, а не душа.
Мне кажется, понизить призывной возраст тем более необходимо, что рано или поздно, уже по заявленной мысли Государя Императора, начнут же у нас в сельских школах обучение военному строю. Это введено уже в разных странах, и только отсутствие патриотизма в правящих кругах наших замедляет введение этой меры. Когда она будет принята, явится необходимостью приблизить к школьно-военному обучению действительную военную службу. Только тогда военное воспитание солдата приобретет характер курса и будет достаточно закреплено. Только этим путем может быть ослаблена крайняя опасность краткосрочной службы. Скажут: можно ли составлять армию из безусых мальчиков? Вынесут ли они тяжесть походов? На это скажу, что безусые мальчики вроде Александра Великого или Карла XII заставляли дрожать мир, и армии безусых завоевывали материки. Впрочем, призывной возраст в 18 лет не сделает армию 18-летней: в ней, как и теперь, встретятся все возрасты мобилизации. Но до чего важно омолодить армию, показала прошлая война. Самые молодые дрались, как львы, и всего несчастнее чувствовали себя бородатые, ‘обабившиеся’ солдаты запаса. К этой теме я еще вернусь.

13 октября 1909 г.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека