Молодая невеста или Доктор сам не свой, Григорьев Петр Иванович, Год: 1869

Драматургия
Время на прочтение: 34 минут(ы)
Скачать в PDF

ТЕАТРЪ П. И. ГРИГОРЬЕВА.

ТОМЪ III.

ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА М. О. ВОЛЬФА

ТИПОГРАФА ИМПЕРАТОРСКИХЪ С.-ПЕТЕРБУРГСКИХЪ ТЕАТРОВЪ.

С. ПЕТЕРБУРГЪ

Гостинный Дворъ No 18, 19 и 20.

МОСКВА

Кузнецкій мостъ, домъ Рудакова.

1869.

МОЛОДАЯ НЕВСТА
или
ДОКТОРЪ САМЪ НЕ СВОЙ.

КОМЕДІЯ-ВОДЕВИЛЬ, ВЪ ОДНОМЪ ДЙСТВІИ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

АЛЕКСЙ ЛЬВОВИЧЪ ОЛОНЕЦКІЙ.
КАТЕРИНА ПЕТРОВНА, его жена.
ОЛИМПІАДА АЛЕКСЕВНА, ихъ дочь.
ЛЮБИМЪ ПЕТРОВИЧЪ АДАШЕВЪ, отставной полковникъ, влюбленный въ Олимпіаду.
ЗИНОВЬЯ АНДРЕЕВНА ГОВОРКОВА, пріятельница Катерины Петровны.
СТЕПАНЪ СТЕПАНЫЧЪ МОРБУСОВЪ, молодой докторъ, племянникъ ея.
ИВАНЪ, камердинеръ Олонецкаго.
МАРЬЯ, горничная Олимпіады, довольно развитая двушка. Слуги и служанки изъ магазиновъ.

Дйствіе происходитъ въ собственномъ дом Г-на Олонецкаго.

Театръ представляетъ богатую гостиную, по обимъ сторонамъ кабинеты и хорошая мебель. На правой сторон окно заставленное ширмами, на лвой — большое трюмо со свчами. Утро.

ЯВЛЕНІЕ I.

МАРЬЯ и нсколько слугъ и служанокъ изъ магазиновъ съ картонами.

Марья. Хорошо, хорошо, друзья мои, поставьте все здсь и уйдите поскоре, пока васъ баринъ не увидалъ (слуги и служанки уходятъ). Ну, признаюсь, ныншнія модныя жены мастерски принялись водить за носъ своихъ почтенныхъ супруговъ! мн кажется, что самъ сатана не углядитъ за нашей госпожой, какова уловка? пока ея любезный муженекъ почиваетъ, то приснится ли ему во сн, что въ это время съ Невскаго проспекта къ ней носятъ всякіе наряды? Впрочемъ, она и не совсмъ виновата, если мужъ запрещаетъ, то ей, какъ свтской женщин, надобно же какъ нибудь поставить на своемъ.
Все нынче длаютъ по мод:
Живутъ, танцуютъ, говорятъ,
И всякой вздоръ въ чужомъ народ
Перенимать у насъ спшатъ,
Вс надъ своимъ добромъ смются,
Для моды рады все отдать,—
И ужъ тогда за умъ возмутся,
Какъ нгд будетъ денегъ взять.
Впрочемъ, намъ еще бояться нчего. Мы вс исполняемъ свой долгъ какъ нельзя лучше. Госпожа наша славно мотаетъ. А какъ почтенный муженекъ ее побраниваетъ за то, слдственно…
Долгъ госпожи — не слушать друга,
Ихъ обирать — вотъ долгъ слуги,
А долгъ почтеннаго супруга —
Платить вс женины долги.

ЯВЛЕНІЕ II.

МАРЬЯ И ИВАНЪ входя слышитъ послдніе два стиха.

Иванъ. Смотри, услышитъ тебя барыня, тогда заноешь у нее другою псню!
Марья. Пусть услышитъ, это не бда, а вотъ какъ баринъ увидитъ эти зати, такъ плохо.
Иванъ. Онъ еще спитъ, стало быть мудрено ему разглядть — чмъ набиты эти картоны.
Марья. Твоя правда, только все таки злой старикъ своимъ пріздомъ не на шутку связалъ намъ руки. И кто васъ притянутъ сюда? право, вы пріхали изъ деревни, какъ говорится, ни къ селу ни къ городу.
Иванъ. Что жъ длать: и не радъ да готовъ. Онъ врно предчувствовалъ, что матушка съ дочкой размотались не въ свою голову,— такъ, не думая не гадая, и налетлъ какъ снгъ на голову.
Марья. Да, ужъ такъ-то на голову, что мы и прибраться не успли. Однакожъ врядъ ли баринъ заведетъ прежній порядокъ. Барыня, на зло ему, хочетъ жить по мод. А чтобъ ей врне поставить на своемъ, такъ она изволила подъучить свою любимую дочку. Вотъ наша Олимпіада Алексевна къ папеньк и на шею, начала просить, плакать, два раза въ обморокъ, потомъ спазмы, старичекъ тронулся, да, вмсто доктора, сегодня и балъ назначилъ. Вотъ какова дочка.
Олимпіада Алексвна
Ужъ точно матушкина дочь,
Рядится въ пухъ, и ежедневно
Хлопочетъ, чтобъ плясать всю ночь,
Мужчины длаютъ ей глазки…
Попляшутъ, ходятъ отдыхать,
Но посл черезъ эти пляски
Напляшутся отецъ и мать.
Иванъ. О, это не наша забота. Мы съ тобой должны имть одну цль: чтобъ не выйти изъ доверенности, а втерться въ нее, вдь кому вс врятъ, такъ съ тмъ короткій счетъ. Такъ ли, моя милая Машенька?
Марья. Разумется.— Хоть бы что и узнали, такъ врно они же скажутъ: нтъ, Иванъ да Марья пречестные люди.
Иванъ. Именно. Теперь скажи-ка ты мн: пока я съ бариномъ проживалъ въ деревн, то являлись ли къ вамъ какіе нибудь волокиты?
Марья. А что?
Иванъ. Какъ что? да я съ ними затю такіе переговоры, что они сюда шага не ступятъ безъ подарка.
Марья. Помилуй, какъ можно? ужъ это будетъ похоже на плутовство.
Иванъ. Помилуй! если люди получше насъ принялись за плутни, такъ намъ и Богъ веллъ.
Нынче плутни также въ мод,
Вс плутуютъ на заказъ,
И нигд теперь въ народ,
Честный плуту не указъ.
Слуги плутни вс узнали,
И видалъ я иногда:
Господа — слугами стали,
Слуги — вышли въ господа!
Говори же скорй: кто больше всхъ волочится за молодой барышней?
Марья. Да, главный ея обожатель Любимъ Петровичъ Адашевъ, отставной полковникъ, только этого Любима моя барышня и любитъ и нтъ, а знаешь ли отъ чего? отъ того, что онъ ее любитъ истинно, то есть, говоритъ правду, которой она знать не хочетъ, и не подчуетъ лестью, къ которой она очень привыкла. А вдь онъ молодецъ собою и богатъ.
Иванъ. Богатъ? дльно. А еще нтъ ли кого?
Марья. Ну, а что касается до втораго обожателя, то ужъ я не берусь исчислить вполн вс его подвиги. Онъ молодой докторъ, не дуренъ собою, вс его рецепты здсь въ большемъ уваженіи. Сверхъ того, чтобъ заслужить названіе честнаго человка, онъ готовъ кажется сломить свою спину, кланяясь всмъ и каждому. Этотъ плутъ втерся сюда черезъ протекцію своей любезной тетушки, которая навязываетъ его всмъ безъ всякой совсти. Но я думаю, что въ кругу почтенныхъ и хорошихъ Русскихъ докторовъ онъ врно ничего не значитъ.
Иванъ. Прошу покорно! всегда эти молодцы выходятъ въ люди черезъ тетушекъ.
Иной такъ вкъ по свту бродитъ
Съ талантомъ, съ доброю душой,
Но плутъ, всегда свое находитъ,
Когда есть тетка подъ рукой.
Они хлопочутъ не робя,
И въ томъ уврены весьма:
Что здсь протекція нужне
Талантовъ, чести и ума!
Скажи же мн теперь, какъ фамилія этого знаменитаго доктора?
Марья. Степанъ Степанычъ Морбусовъ.
Иванъ. Морбусовъ? что за уморительная фамилія! ну, а еще есть ли кто?
Марья. Нтъ, пока вс тутъ. Прочіе же постители вс такіе разночинцы, что и говорить много не стоитъ. На ныншнемъ бал ты увидишь всхъ на лицо.
Иванъ. Да, чортъ возьми, увижу — и не даромъ! Машенька, я замтилъ, что у тебя на рук прехорошенькій персіепочикъ: стало быть и мн надо поискатъ себ колечка, чтобъ приступить къ длу.
Марья. Вотъ хорошо! да къ чему теб понадобилось колечко?
Иванъ. И ты не догадываешься? такъ слушай, только чтобъ господа не слыхали, (#ъ полголоса)
Ты сыскала перстенечикъ,
Я кольца искать примусь,
И съ тобою, мой дружечикъ,
Тайно, дружно обручусь,
Посл мы господъ разстроимъ,
А себ построимъ домъ,
И со временемъ удвоимъ
Все, что вздумаемъ двоемъ.
Марья (тихо). О, прекрасно, Ванюша! у меня ужъ запасено довольно.
Здсь давно мои доходы
Нарастаютъ отъ господъ,
Вышло что у нихъ изъ моды,
То вошло ко мн въ комодъ,
Слвно красть мы здсь не станемъ,
Но подбившись въ милость къ нимъ,
Все тихонько перетянемъ…
Иванъ.
Да и тягу въ мигъ дадимъ!

(съ лвой стороны слышенъ звонъ колокольчика).

Марья. Ай! ай! баринъ проснулся, бги скорй!
Иванъ. Сейчасъ, сударь! (цлуетъ Марью). Машенька! это пока до обрученья (убгаетъ).

ЯВЛЕНІЕ III.

Марья (одна, улыбаясь). Какой шалунъ! поцловалъ до свадьбы!— Однакожъ, если разсудить хорошенько… то поцлуй жениха врно по сердцу всякой невст, а особливо у которой давно замужство на ум (хочетъ убирать картоны). По пора къ длу: барышня моя для ныншняго бала ужъ боле часу какъ изволила встать: врно выйдетъ сюда, такъ надо поскорй убрать эти новомодныя зати. Какъ бы я была рада, еслибъ мотовство ихъ продолжилось еще нсколько времени. О! много бы перешло на мою долю. Да и Ванюша мой также не застнчивъ на поживу. Баринъ увренъ въ его честности, а онъ увренъ въ барской оплошности, стало быть въ обоихъ случаяхъ онъ можетъ выиграть въ глазахъ такихъ людей, которые ничего не видятъ.
Здсь тма людей живетъ обманомъ,
Такъ какъ же намъ не обмануть?
Хоть грхъ, но мы къ чужимъ карманамъ
Проложимъ здсь надежный путь,
Карманы всхъ влекутъ къ обманамъ,
И не исправить это зло,
Искуство лазить по карманамъ
До совершенства здсь дошло.

ЯВЛЕНІЕ IV.

МАРЬЯ и ОЛИМПІАДА (въ утреннемъ модномъ капот 123,).

Олимпіада. Ахъ, Машенька! сегодня утро прескучное! право я чуть жива! (подходитъ къ трюмо) Послушай, Машенька!
Марья. Чего изволите, сударыня?
Олимпіада (продолжая смотрться). Не правда ли, что я сегодня очень нехороша?
Марья. Напротивъ, я нахожу что вы очень милы!
Олимпіада. Ты находишь? Я очень рада! (увидя картоны) Ахъ Боже мой! неужели наши вчерашнія покупки ужъ и здсь!
Марья. Да-съ.
Олимпіада. Слава Богу! эти прелестныя бездлушки поправятъ нсколько мои разстроенныя нервы. Машенька! твоя исправность мн очень нравится (разсматриваетъ).
Марья. Я всегда готова угождать вамъ. Вы самая добрая и щедрая барышня!
Олимпіада (заглянувъ въ одинъ картонъ). Ахъ! какая прелестная матерія!— Не правда ли Машенька?
Марья. Удивительная!
Олимпіада. А мой папа хочетъ чтобъ я не наряжалась какъ другія. Разсуди же сама: на что будетъ похоже, если я его послушаюсь? Ему конечно ничего, а надо мной врно весь городъ будетъ смяться.
Марья. Вы совершенно правы. Но если за ваше непослушаніе онъ пуще прежняго начнетъ бранить васъ?
Олимпіада. Ну, чтожъ? онъ очень дурно сдлаетъ. И притворюсь больной, разплачусь, начну на всхъ жаловаться и страдать,— и наконецъ, все таки, поставлю на своемъ.
Отъ брани злой, отъ запрещеній
Я знаю чмъ себя спасать:
Тотчасъ истерику, мигрени
Могу на помощь я призвать,
Чтобъ положить конецъ нападкамъ,
И чтобъ надъ всми волю взять,
То къ истерическимъ припадкамъ
Двицамъ надо прибгать.
Да, Машенька, еслибъ я не умла притворяться, то мой папа съ своей бранчивой философіей сдлалъ бы изъ меня пресмшную фигуру.
Марья. Все такъ, Олимпіада Алексевна, ваше притворство хорошо, да не прочно. Баринъ очень легко можетъ догадаться, что вы притворяетесь.
Олимпіада. А почему?
Марья. Потому, что вы по крайней мр разъ сорокъ принимались страдать, а все таки видно, что модныя болзни не отнимаютъ у васъ ни красоты, ни румянца. И какъ онъ замтитъ, что ваши недуги не опасны, то посл этого, хоть бы вы и точно захворали, а онъ врно скажетъ: ничего, это съ нею часто бываетъ, пройдетъ.
Олимпіада. Въ самомъ дл, мн вдь этого и въ голову не пришло. Какъ же мн вести себя?
Марья. Да очень просто. Обратите вниманіе хоть на одного изъ вашихъ обожателей. Сперва попробуйте хорошенько влюбить ея, потомъ попробуйте выдти за мужъ, и тогда чудо! станете жить и свободно и весело! А я еще прилежне начну служить вамъ и исполнять вс ваши желанія совершенно.
Олимпіада. Ахъ, Машенька! какая ты умница! какъ ты мило разсказываешь! (разсуждая) Выдти за-мужъ?.. да, я слыхала отъ многихъ, что это удивительно какъ весело! но мн все кажется… что замужество премудреная вещь.
Марья. Что вы! что вы! да одно ваше ласковое слово, одинъ ласковый взглядъ сведетъ съ ума любаго мужчину, и коли нынче старухи прельщаютъ, да выходить за-мужъ, такъ ужъ вамъ стыдно сидть склавши руки.
Олимпіада. Да, Маша, ты права. Мн давно хочется жить на своей вол. Точно, если я успю хорошо исполнить твой совтъ, то начну вести жизнь самую веселую.
Ахъ, Машенька, какое наслажденье!
Быть на балу, со всми танцевать,
Вдругъ одного избавить отъ мученья,
Потомъ двоихъ заставить пострадать,
Потомъ, шутя, но съ примсью кокетства,
Пропть Романсъ, иль пснью соловья,
И какъ умно, что вс такія средства
Отъ маменьки моей узнала я!
Умю я съ мужчиной обращаться.
Веселостью умю всхъ плнить,
Умю я печальною казаться,
Умю я любить — и не любить.
Узнаю всхъ но взгляду и по чувству,
Заставить всхъ могу хвалить себя:
И какъ умно, что этому искусству
У маменьки моей училась я!
Марья. Ну, барышня, съ такимъ плнительнымъ искуствомъ вы какъ разъ приведете дло къ концу. И, выйдя замужъ, станете жить съ молодымъ супругомъ не такъ какъ теперь: пріятно, свободно и весело!
Олимпіада. Ахъ, Боже мой! жить весело, свободно, давать балы, здить въ театры, и къ довершенію всего имть мужа! мужа! о, это лучше всего на свт!
Марья. А особливо такого, какъ напримръ: полковникъ Любимъ Петровичъ Адашевъ.
Олимпіада. Адашевъ? холодно) Да, хоть онъ и недуренъ собою, это правда… но черезъ чуръ строгъ, заносчивъ, малйшую мою прихоть считаетъ за преступленіе. А когда я при немъ разговорюсь съ мужчиной — бда! Нтъ, нтъ, онъ мн совершенно не пара.
Марья. Жаль. А вдь Г. Адашевъ богатъ и другъ вашего батюшки.
Олимпілду. Только не мой. Конечно, онъ меня очень любитъ, и я къ нему не совсмъ хладнокровна, но выдти за него — значитъ попасть въ неволю, а у меня совсмъ другое на ум.
Марья. Такъ стало быть отставной полковникъ и отъ васъ получитъ отставку? да помилуйте! кого же вамъ надобно? неужли докторъ Степанъ Степанычъ Морбусовъ обратилъ на себя ваше вниманіе? нтъ, быть не можетъ, за такого хвата даже бы и я не пошла.
Олимпіада. Какъ! что это значитъ? какъ ты можешь говорить такимъ тономъ про этого молодаго человка? а? разв Степанъ Степанычъ хуже другихъ? Впередъ я прошу тебя быть поскромне на языкъ. Степанъ Степанычъ вжливъ, уменъ, тихъ и никого не обижаетъ.
Марья (въ сторону). Что это?.. (ей) Барышня! да еслибъ я не была скромна на языкъ, то и не такъ бы росписала этою молодца.
Олимпіада (съ сердцемъ). Росписала бы? а къ чему это? за чмъ? Разв ты имешь право описывать кто хорошъ, кто дуренъ? Прошу сейчасъ сказать, что онъ теб сдлалъ?
Марья. Да если вы за правду еще больше разсердитесь?
Олимпіада (въ большомъ волненіи). Помилуй! да разв я сержусь? съ чего ты это взяла? а?.. Боже мой! какая досадная, какая дерзкая двушка! Послушай, Маша: это ни на что не похоже! Какъ ты смешь нападать на хорошихъ людей безъ причины? Это очень дурно! это не хорошо! Право, я не знаю что съ тобой сдлалось?
Марья (отступая). Со мною? ничего…. да-съ, я — я ошиблась, я дура, со мною точно что-то сдлалось. Я иду къ барын, извините (беретъ съ собой картоны). Ну убила же она бобра! (уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Олимпіада (одна). Какая несносная двушка! право эта Маша такъ зла!.. что я не могла не разсердиться.
Имя полную причину,
Я разбранюсь и разсержусь,
И за прекраснаго мужчину
Я съ удовольствіемъ вступлюсь.
Впрочемъ, какая же причина, что я вступилась за нашего милаго доктора? Все равно, хоть и нтъ ни какой, но я обязана вступиться.
Его характеръ тихой, гибкой,
Невольно всхъ къ себ влечетъ,
Онъ даже съ сладкою улыбкой
Мн капли горькія даетъ.
Стало быть за Степана Степаныча нельзя было не вступиться. Онъ такъ милъ, такъ вжливъ, такъ скроменъ… и что я къ нему душевно привязана, объ этомъ врно еще ни одна душа не знаетъ: жаль только что онъ не сметъ мн открыться въ своей любви. О, да я знаю какъ его принудить къ этому. Для молодой двицы ничего нтъ легче узнавать такія вещи. Да, я узнаю, непремнно узнаю…

ЯВЛЕНІЕ VI.

ОЛИМПІАДА и ГОВОРКОВА (входитъ при послднихъ словахъ).

Говоркова. И прекрасно, милая Олимпіада Алексевна!
Олимпiада. Ахъ! Зиновья Андреевна! вы подслушали меня?
Говоркова. Нтъ, душа моя, хоть Богъ убей и не думала. Ты вдь знаешь, что у меня слово прекрасно кстати и не къ стати вертится на язык. Здорова ли ты, весела ли ты, моя милочка! Не думай, что я тебя подслушала, нтъ, нтъ! что бы я не увидала, ни услыхала, а ужъ по привычк все таки скажу: и прекрасно! Только разница въ томъ, что это словцо я говорю на разные манеры, напримръ: вижу, что жена съ мужемъ живетъ дурно — и спрашиваетъ меня: ‘Каково это, матушка Зиновья Андреевна?’ А-я (съ досадой) и прекрасно! ‘Но вдь мужъ виноватъ, а не я.’ Какъ, ты не виновата? и прекрасно! Или кто придетъ и скажетъ: ‘Милостивая Государыня Зиновья Андреевна, сегодня у насъ званый обдъ, такъ покорнйше просимъ пожаловать къ намъ въ гости.’ А я, и прекрасно! буду! Ну — что-жъ ты задумалась моя душенька? а? ужъ не сдлалось ли съ тобой чего нибудь? не больна ли чмъ, моя красавица? О! мой Степанъ Степанычъ въ этихъ случаяхъ докторъ удивительный! всякую болзнь, мой голубчикъ, стараніемъ да рецептами какъ рукой сниметъ. Да, да, душа моя, въ ныншнія времена и порядочный докторъ находка,— а онъ чудо что такое! вс женскіе недуги ужъ истинно лечитъ на славу! и меня гршную на прошлой недл въ пятницу такъ-то одолжилъ, что я вчно не забуду его милостей. А? теб хочется узнать, какъ это случилось? Изволь, моя милая Олимпіада Алексевна, откроюсь, во всемъ откроюсь. Была я въ гостяхъ у Ея Превосходительства Анны Ивановны Молчанкиной, посидла, кое что поговорила,— вдругъ бьетъ два часа ночи! Я и догадалась, что Ея Превосходительству пора успокоиться. Наконецъ, прізжаю домой,— и что же? вдругъ чувствую во рту боль нестерпимую. Сейчасъ хватаю зеркало, смотрю, и вижу: прости Господи мое согршеніе! на самомъ кончик языка вскочилъ преогромный пузырь! Что длать? Испугалась — и розиня ротъ побжала къ моему Степану Степанычу. Онъ, мой голубчикъ, посмотрлъ, улыбнулся и сказалъ: что это всегдашняя болзнь у женщинъ нашего свойства, и веллъ только два дня просидть дома, не говоря ни слова.— Нчего длать, скрпилась, помолчала, зато, благодаря Бога, да моего Степана Степаныча, проклятый пузырь какъ рукой сняло! однакожъ, чтобы опять чего нибудь не случилось, пойду повидаться съ моей любезной Екатериной Петровной. А ты, Олимпіада Алексевна, будь покойна. Если ты хоть немножко больна, то мой Степанъ Степанычъ тотчасъ будетъ сюда, и разомъ поправитъ твое здоровье, да, да, душа моя, вс его рецепты и дйствуютъ и спасаютъ. Иной бы докторъ прибавилъ теб болзни, а Степанъ Степанычъ никогда но ошибется въ выбор медикаментовъ! (уходя продолжаетъ говоришь) О! Степанъ Степанычъ! золотой человкъ, онъ коли захочетъ такъ и мертваго вылечитъ. Степанъ Степанычъ спаситель рода человческаго! (возвращаясь). И если ты хочешь узнать всю правду, то я скажу теб, что вс молодыя двицы обожаютъ моего Степана Степаныча! Клянусь теб моею честію. (идетъ и опять возвращается) Ахъ! вдь совсмъ изъ ума вонъ! Послушай, моя душенька, если ты чувствуешь цну этому молодому человку, то будь ршительна, не звай, я вдь не даромъ сегодня пришла сюда.— Понимаешь? а? ну, ну, вижу по глазамъ, что понимаешь! слава Богу! Степанъ Степанычъ мой и любимъ и счастливъ! Посл этого нельзя не сказать: и прекрасно! и прекрасно! и прекрасно! (уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Олимпіада (одна). Мн кажется, что у нее скоро опять заболитъ языкъ. Однакожъ она мн сказала, что нашъ милый докторъ будетъ сюда, я очень рада! онъ откроется мн въ любви, я также,— и мы оба будемъ счастливы! Ахъ! да что жъ онъ такъ долго мшкаетъ!.. О, теперь я все придумала. Хоть замужество и называютъ неволей, но, живя съ такимъ мужемъ, каковъ Степанъ Степанычъ, я не боюсь неволи.
Любимъ Петровичъ, признаюся.
Хоть прежде мною былъ любимъ,
Но лучше я соединюся
Съ любимымъ докторомъ моимъ,
Ему достанется на долю
Людьми и домомъ управлять,
Но я за тмъ иду въ неволю,
Чтобы надъ мужемъ волю взять.

ЯВЛЕНІЕ VIII

ОЛИМПІАДА, АДАШЕВЪ и МОРБУСОВЪ.

Олимпіада (про себя). Ахъ! и Адашевъ съ нимъ! какая досада!
Адашевъ. Мое почтеніе, Олимпіада Алексевна! (цлуя руку) Съ добрымъ утромъ! но что это значитъ? вы опять не веселы. Отъ чего? позвольте узнать?…
Олимпіада (въ замшательств). Я?.. ни отъ чего… я весела… Ахъ! вы здсь, Степанъ Степанычъ! Я очень рада, что я вижу васъ.
Мордусовъ (цлуя руку). Покорно васъ благодарю-съ!
Адашевъ. Послушайте: вы опять мн неохотно отвчаете. Неужели мой пріздъ встревожилъ васъ? Божусь вамъ, что ваше холодное обращеніе безпокоитъ меня ужасно! Я не могу понять, что это все значитъ?
Олимпіада. Помилуйте, Любимъ Петровичъ! вы напрасно меня обвиняете… Я — я нисколько не встревожена вашимъ пріздомъ.— Здоровы ли вы, Степанъ Степанычъ?
Морбусовъ (опять цлуя руку). Но не и ножку-съ.
Адашевъ. Нтъ, нтъ, я никакъ не могу поврить вашимъ словамъ, вы съ нкоторыхъ поръ такъ перемнились ко мн, что я не знаю что и подумать. Какъ только я скажу вамъ хоть одно слово, вы тотчасъ измняетесь въ лиц, разсердитесь, или отходите, не обращая вниманія на вс мои вопросы. Ей Богу, это ни на что не похоже! Этого прежде съ вами никогда не было. Отъ чего же произошла такая перемна? ужъ не хотите ли вы, чтобъ я пересталъ посщать вашъ домъ?
Олимпіада (холодно). Ахъ, Любимъ Петровичъ, вы ошибаетесь, если такъ обо мн думаете… Я — я очень рада видть васъ въ нашемъ дом… не правда ли, Степанъ Степанычъ? Ботъ вамъ свидтель, что я никогда… не почитала васъ… за человка лишняго въ нашемъ дом.
Адашевъ. О, если я ошибся, слава Богу! такъ! вы врно знаете, что холодность ваша можетъ убить меня совершенно.
Олимпіада. Знаю, знаю, довольно. Вы своимъ подозрніемъ сдлали то, что я почувствовала въ себ… какую-то слабость… Степанъ Степанычъ! я не очень здорова,— посмотрите мой пульсъ… (даетъ ему правую руку, Морбусовъ непримтно цлуетъ ее и прижимаетъ къ сердцу).
Адашевъ (взявъ у ней лвую, также цлуетъ). Ахъ! простите, простите меня! Когда бъ вы знали, какъ дорого для меня одно ваше ласковое слово. Если же иногда я обращаюсь съ вами нсколько грубо, то это не моя вина, Я никакъ не могу удержаться отъ гнва, когда вижу подл васъ какого нибудь повсу, дурака, который поминутно около васъ увивается, льститъ, или пожимаетъ вашу руку…
Олимпіада. А! если такъ, то и вы повса! (Морбусову) А вы также можете сердиться, потому что онъ жметъ мою руку.
Адашевъ. Боже мой! какъ вамъ не стыдно обращать въ нитку мои слова. Разв вы не знаете какъ чиста, какъ безкорыстна любовь моя? и можете ли вы упрекнуть меня въ непостоянств? Но скажите мн, какъ вы себя чувствуете? Г. Докторъ, въ какомъ положеніи пульсъ?
Морбусовъ. Пульсъ?— ничего-съ…
Адашевъ. Однакожъ, скажите…
Морбусовъ (взявъ опятъ ея руку). Ботъ видите-съ, когда внезапность жизненныхъ органовъ отъ чего нибудь обратится… въ сверхъ-естественную раздражительность… тогда… тогда существенное растройство… нервнаго организма переходитъ..въ истерическую организацію… отъ чего, по медицинскимъ доводамъ… то есть, систематически и производитъ медлительное кровообращеніе… нервной системы.
Адашевъ. Извините, я право ничего не понялъ, но это все равно, (ей) И очень радъ что вы здоровы.
Олимпіада. Врю, но рады ли вы тому, что папенька пріхалъ изъ деревни?
Адашевъ. Возможно ли! и вы не шутите?
Олимпіада. Нтъ.
Адашевъ. Боже мой! съ какимъ нетерпніемъ я ожидалъ его прізда. Здоровъ ли онъ?
Олимпіада. Право хорошенько не знаю. Впрочемъ онъ уже врно проснулся, подите къ нему, вы конечно обрадуете его своимъ прходомъ.
Адашевъ. Безъ сомннія. Но пойдемте вмст къ нему…
Олимпіада. Помилуйте! какъ можно! Я… я должна… маменьк нужно видть Степана Степаныча я иду сказать ей что онъ пріхалъ.
Адашевъ. О, въ этомъ случа можно обойтись и безъ васъ, г. докторъ иметъ право войти и безъ доклада.
Олимпіада. Что вы! это невозможно. Маменька теперь не одна.
Адашевъ. Ну, такъ тмъ лучше. Пойдемте, прошу васъ, пойдемте! Г. докторъ можетъ и подождать. Я непремнно хочу идти съ вами.
Олимпіада. Степанъ Степанычъ! вамъ ничего? вы можете ждать, если я тамъ долго пробуду?
Морбусовъ. Я-съ?.. позвольте-съ… (посмотрвъ на часы), о, я сейчасъ уду.
Олимпіада (Адашеву). Слышите? а маменьк непремннно нужно ихъ видть.
Адашевъ. Боже мой! какая досада! Скажите, неужли и въ этой просьб вы мн откажете?
Олимпіада. Ахъ, Любимъ Петровичъ, какъ вы странны! (украдкой взглянувъ на Морбусова). Что онъ обо мн подумаетъ?
Адашевъ. Неужли вамъ не жаль меня?
Божусь, что ваши вс отказы
Ужасны сердцу моему!
Олимпіада.
Любимъ Петровичъ, эти фразы
Теперь не служатъ ни къ чему.
Адашевъ (въ сторону). А! теперь я догадываюсь… О Боже! сохрани, если это правда! (ей) И такъ я иду одинъ, а г. докторъ съ вами? прекрасно!
По всмъ догадкамъ и вопросамъ
Я узнаю кто мой злодй!
Клянусь что докторъ будетъ съ носомъ,
Или безъ носа и иней!!
До свиданія, Олимпіада Алексевна! (уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ IX.

ОЛИМПІАДА И МОРБУСОВЪ.

Олимпіада. Ахъ, докторъ, какъ я рада, что онъ ушелъ!
Морбусовъ (цлуя руку). Ахъ! и я очень радъ.
Олимпіада. Вы не поврите, какъ этотъ Адашевъ безпокоитъ меня.
Морбусовъ (опять цлуя руку). А меня такъ онъ ужасаетъ!
Олимпіада. Я надюсь, что вы не подумаете худаго… Я противъ воли должна съ нимъ такъ обходиться, мой папенька его очень любитъ. Но я…
Морбусовъ. А вы? признайтесь, вы врно его не любите?
Олимпіада (лукаво). Ну, не знаю… вдь если я не буду никого любить, то врно ни одинъ мужчина не будетъ… любить и меня…
Морбусовъ. О, вы ошибаетесь! послушайте: если только вы не любите его, то я найду человка, который ) знавши это, станетъ обожать васъ!
Олимпіада. Нтъ, Степанъ Степанычъ, когда этотъ человкъ — боится признаться мн,— то, однимъ словамъ, безъ доказательствъ, я не врю.
Морбусовъ (прерывающимся голосомъ). Боже мой!.. Боже мой!.. такъ вы не разсердитесь — если я скажу вамъ объ этомъ человк?…
Олимпіада (застнчиво). Степанъ Степанычъ!.. когда онъ истинно меня любитъ, то это не разсердитъ, а обрадуетъ.
Морбусовъ. Ахъ! это слово заставляетъ меня на все ршиться… (оглядываясь) никого нтъ!.. откроюсь — и дло въ шляп.
Олимпіада Алексвна!
Узнайте жъ тайну вы вполн:
У доктора живетъ вседневно

(указывая на сердце).

Больной на лвой сторон!
Безъ васъ онъ точно какъ въ пустын,
Больной отъ васъ спасенья ждетъ…
Олимпіада.
Я не училась медицин,
(про себя). Но мой рецептъ его спасетъ.

(При послднемъ стих Иванъ и Марья выглядываютъ съ разныхъ сторонъ и примчаютъ за ними).

Морбусовъ.
Скажите мн одно лишь слово,
И вдругъ больной воскреснетъ вновь!
Олимпіада отдавая (ему лвую руку, правую кладетъ на сердце).
Такъ пусть же воскреситъ больнова
Моя рука, моя любовь.

(Морбусовъ съ жаромъ цлуетъ ея руку).

ЯВЛЕНІЕ X.

Т ЖЕ, ИВАНЪ и МАРЬЯ (вбгаютъ).

Вмст.

Марья.
Барышня! васъ маменька зоветъ.
Иванъ.
Барышня! васъ папенька зоветъ.
Морбусовъ (испугавшись). Ахъ! я пропалъ!
Олимпіада. Вы съ ума сошли! что вы кричите?
Марья. Ничего-съ, я зову васъ къ барын.
Иванъ. А я къ барину-съ.
Олимпіада (тихо Морбусову). У папеньки сидитъ теперь Адашевъ, такъ я никакъ не хочу идти туда.
Морбусовъ (съ боязнію). Очень хорошо-съ… но я… теперь самъ не свой! я умираю отъ страха! Эти люди видли какъ я цловалъ вашу руку, слышали мое признаніе,— и врно все разболтаютъ прежде времени… (жалобно) Пожалуйста! велите имъ молчать.
Олимпіада. Не бойтесь ничего… пойдемте!.. Послушай Маша! чтобъ этого никто не зналъ, слышишь ли?
Марья (будто не понимая). Да что такое, сударыня? я никого и не видала.
Олимпіада. Ну, смотри же! Иванъ! и ты также никому ни слова о томъ, что видлъ и слышалъ.
Иванъ. Я-съ? да я даже и не догадался. Маша! разв здсь что было?
Олимпіада. Хорошо, хорошо, молчите! Степанъ Степанычъ! сдлайте милость проводите меня къ маменьк.
Морбусовъ. Если вамъ угодно-съ.. (проходя мимо Ивана, даетъ ему серебряную монету). Возьми, и, сдлай милость, молчи.

(Уходитъ съ Олимпіадой).

ЯВЛЕНІЕ XI.

ИВАНЪ и МАРЬЯ.

Иванъ (по нкоторомъ молчаніи). Маша!
Марья. Что? Ваня.
Иванъ. Кто это?
Марья. Докторъ.
Иванъ. Да что онъ сдлалъ съ барышней?
Марья. Разв не видалъ? Щупалъ пульсъ.
Иванъ. Онъ, кажется, лечитъ ее все одними поцлуями.
Марья. Чтожъ? ныншніе модные доктора и многимъ даютъ этого лекарства.
Иванъ. Посмотримъ-ка теперь, что онъ мн изволилъ дать… Какъ! возможно ли! и этотъ медицинскій гусь выкинулъ такую штуку!
Марья. А что? врно на первый разъ голландскій червончикъ?..
Иванъ. Нтъ, просто русскій четвертачекъ.
Марья. Четвертакъ? Ахъ онъ проклятый!
Иванъ. Богъ, посл этого надйся на докторскую милость! Боже мой! какая убійственная жадность! мало ли имъ достается вылечивать денегъ изъ кармановъ?
Марья.
Поврь, со всмъ его фиглярствомъ,
И совсть въ немъ сномъ мертвымъ спитъ,
За то онъ врно и лекарствомъ
И со смха людей моритъ!
Иванъ. Да, чортъ возьми! отъ этихъ докторовъ многимъ достается.
Кто лишь послушалъ ихъ совта,
Тому спасенья врно нтъ:
И съ этого частенько свта
Отъ нихъ на тотъ уходятъ свтъ!

ЯВЛЕНІЕ XII.

Т ЖЕ и АДАШЕВЪ.

Адашевъ. Любезная Машенька! не слыхала ли ты, что говорилъ докторъ съ твоей барышней?
Марья. Ахъ, сударь, вы пропали: онъ заране роетъ вамъ яму.
Адашевъ. Ради Бога, скажи мн, что ты замтила?
Иванъ. Мы, сударь, видли такую оказію, которая привела бы васъ въ отчаяніе.
Адашевъ. Да говорите скорй!.. старикъ сейчасъ придетъ сюда. Ну что вы видли?
Марья (тихо). Онъ изъяснялся въ любви.
Иванъ. Цловалъ у нее руку.
Адашевъ. Возможно ли! и она позволила?
Иванъ. О, да еще какъ позволила-то: со всми прибаутками. И еслибъ не мы, то они зацловались бы до смерти!
Адашевъ. Но какъ она могла ршиться?..
Марья. Да коли молодой двушк это любо, такъ отъ чего же не позволить?
Адашевъ (съ сердцемъ). О проклятое кокетство! такъ вотъ что причиною ея внезапной холодности!— Нтъ, г. учтивый докторъ, я тебя такъ отдлаю, что ни какой знаменитый консиліумъ не возьмется вылечить.
Марья. Ахъ, Любимъ Петровичъ, не затвайте шума. Вы врно можете и безъ него поправить эту бду.
Адашевъ. Хорошо, хорошо. Я знаю теперь, что мн надо длать, вы же должны примчать за ними и доносить мн все, что узнаете.
Иванъ. Извольте, Любимъ Петровичъ! съ радостью. Мы непремнно оставимъ его съ носомъ (въ сторону). Этотъ четвертакъ ужасно тяготитъ мое сердце.
Адашевъ (вынимая изъ кошелька деньги). А вотъ вамъ и награда за ваше усердіе…
Иванъ. Что это-съ? деньги-съ?.. Ахъ, сударь! вмсто ихъ дайте мн какое нибудь колечко.
Адашевъ. Какъ! кольцо! да на что теб?
Иванъ. У насъ тоже есть свои зати: Маша моя невста.
Марья. А онъ мой женихъ, такъ мы заране хотимъ обручиться.
Иванъ. А кольца-то у меня нтъ,— такъ, вотъ видите, у насъ и вышла остановочка…
Адашевъ. Вотъ что! извольте, друзья мои, съ удовольствіемъ (снявъ кольцо, отдаетъ Ивану).
Иванъ (разсматривая кольцо). Вотъ золотой-то баринъ! Маша, радуйся!
Адашевъ. Помните же: доносить мн обо всемъ. По, тише! Вотъ и Алексй Львовичъ! (Маша и Иванъ отходятъ къ дверямъ).

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Т ЖЕ и ОЛОНЕЦКІЙ (держа въ рукахъ листъ бумаги и письма).

Олонецкій. А! да ты здсь, любезный Любимъ Петровичъ?
Адашевъ. Вы были заняты, такъ я, чтобъ не помшать, ожидалъ васъ здсь.
Олонецкій. Спасибо, другъ, спасибо!.. Эй! Ванюша!
Иванъ. Что угодно, Алексй Львовичъ?
Олонецкій. Скажи Фомк, чтобы онъ сію минуту развезъ эти письма точно такъ, какъ означено на этой бумаг.
Иванъ. Очень хорошо-съ.
Олонецкій. Ступай же. (Иванъ уходитъ). А что, Маша? скоро ли барыни пожалуютъ сюда? а?
Марья. Не могу сказать, Алексй Львовичъ, тамъ гости.
Олонецкій. Гости? Эге! ужъ съ утра забрались. Видно хорошъ народецъ.— Вотъ братъ, Любимъ Петровичъ: только-что согласился сдлать маленькую вечеринку, такъ гости, ни свтъ ни заря, забрались къ жен даже въ спальню. (Марь) Поди, и зови всхъ сюда!
Марья. Сейчасъ, сударь (уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ XIV.

АДАШЕВЪ и ОЛОНЕЦКІЙ.

Адашевъ. Послушайте, Алексй Львовичъ: вчера вы изволили только пріхать, не успли отдохнуть, и даете балъ! Къ чему это?
Олонецкій. Эхъ, братецъ! неужли я но своей охот ршился на эту глупость? Да знаешь ли ты: вдь только-только что я усплъ вылезть изъ моей дорожной кареты, едва-едва перевелъ духъ, какъ вдругъ жена и дочь такъ меня атаковали, такъ привязались, что радъ былъ дать и десять баловъ, лишь бы только отвязаться. Конечно, сначала я было позаупрямился, началъ преумно доказывать, что нынче не одинъ балъ, ни одна вечеринка ни проходятъ безъ приключеній, но что же? смотрю: любезная моя половина надулась, а любимая дочка расплакалась. Ну, вдь ты, братецъ, знаешь, что у меня сердце-то отцовское. Покачалъ головою, погрозилъ пальцемъ — и сжалился. Впрочемъ, чтобъ не нажить хлопотъ, я сказалъ, что это ршительно въ послдній разъ.
Балы ужасно какъ балуютъ
Почти весь женскій полъ у насъ,
Мужчины нынче такъ танцуютъ,
Что голову вскружатъ какъ разъ!
Тутъ всякій многимъ чмъ рискуетъ,
Тутъ жди бду — и не одну:
Иная дочку протанцуетъ,,
Иной пропляшетъ и жену!
Правда ли это, мой любезный?
Адашевъ. Неоспоримая. Я душевно радъ, что вы всегда бережете честь вашего дома. Кто смотритъ на свтъ глазами безпристрастными, тотъ вроятно согласится, что нынче, чмъ вольне обращеніе, чмъ очаровательне веселость, тмъ боле подвергаются искушенію. И я желалъ бы отъ всего сердца, чтобъ Олимпіада Алексевна до замужества своего не посщала ни какія общества.
Олонецкій. Да, да, я такъ и сдлаю (про себя). Гм! я догадываюсь… (вслухъ) точно, мой другъ, чтобъ не нажить худой славы, чтобъ всмъ льстецамъ и подлипаламъ моей дочки наклеить носы, то я сегодня же намренъ поздравить мою Катерину Петровну.
Адашевъ. Съ чмъ?
Олонецкій. А съ тмъ, что моя Олимпіада нашла себ жениха!
Адашевъ (испугавшись). Какъ! что вы говорите? она нашла жениха.
Олонецкій. Да, да, сударь. Теперь все кончено: кром тебя да жениха, всмъ, учтивымъ образомъ, я укажу двери.
Адашевъ (въ сторону). Боже мой! (ему). Но можно ли узнать, кто тотъ, который удостоился…
Олонецкій. Да разв я теб не сказалъ еще? о, человкъ прекрасный, разсудительный!
Адашевъ (въ нетерпніи). Но кто же? Скажите ради Бога!..
Олонецкій. Этотъ женихъ,— если не ошибаюсь,— сынъ лучшаго моего друга — Любимъ Петровичъ Адашевъ! ха! ха! ха!
Адашевъ. Какъ неужели это правда? ахъ!— какое неожиданное счастіе! Такъ, Алексй Львовичъ, я люблю ее, и желая открыться въ моихъ чувствахъ съ нетерпніемъ ожидалъ вашего прізда.
Олонецкій. Очень радъ! ты любишь дочь, я люблю тебя, такъ и дло кончено. Однакожъ, прошу замтить, если я ршился уже начать такую затю, то люблю и повернуть круто.
Адашевъ. Душевно радъ, почтенный Алексй Львовичъ.
Олонецкій. А! да вотъ кажется и наши!.. посмотримъ, что за народецъ принимаетъ къ себ моя дражайшая половина.

ЯВЛЕНІЕ XV.

Т ЖЕ, ЕКАТЕРИНА ПЕТРОВНА, МОРДУСОВЪ, ОЛИМПІАДА, потомъ ГОВОРКОВА.

Кат. Петровна. Ахъ ты ужъ всталъ мой милый другъ? здоровъ ли?
Олонецкій. Слава Богу!
Кат. Петровна. А вы, Любимъ Петровичъ?
Адашевъ. Какъ видите.
Олонецкій. Катенька! кого я имю честь видть?… (указываешь на Морбусова),
Олимпіада. Папенька, это Степанъ Степанычъ.
К ат. Петровна. Мой другъ, это нашъ любезный докторъ.
Олонецкій. А! мое почтеніе сударь. (Морбусовъ кланяется ).
Говоркова (выходя скоро изъ кабинета). И прекрасно! ты ли это, нашъ почтеннйшій Алексй Львовичъ! какъ мы рады, что ты возвратился къ намъ въ вожделенномъ здравіи! съ какимъ нетерпніемъ мы ожидали твоего прізда! Вожусь теб, что эти два мсяца показались намъ безъ тебя цлымъ вкомъ. Право мы начали думать что ужъ ты разсердился на нашъ Петербургъ. Ждали, ждали, ждали! наконецъ слава Всевышнему, дождались нашего любезнаго друга, нашего добраго пріятеля, нашего почтеннаго Алекся Львовича! и прекрасно!
Олонецкій. Помилуйте, да я васъ не знаю.
Говоркова. Какъ! не знаешь? меня? меня? Зиновью Андреевну Говоркову? что ты! проказникъ, побойся Бога! Ха! ха! ха!
Олонецкій. Я боюсь, а васъ все таки не знаю.
Говоркова. Прошу покорно! и вдь какъ серьезно изволитъ подшучивать! ха, ха, ха!
Кат. Петровна. Алексй Львовичъ! Зиновья Андреевна моя добрая пріятельница. Ты врно знаешь ее, она иметъ связи съ цлымъ Петербургомъ.
Олонецкій. Этому я врю, но…
Говоркова. (перебивая его). О, у меня знакомые, друзья, родныя сестры, братья, кумовья, свекрови, падчерицы, пасынки, племянницы и племянники по всмъ Россійскимъ городамъ существуютъ! и вс они, мой батюшка, люди съ именами, люди дловые, однимъ словомъ, люди съ превосходной репутаціей! Хвалить напрасно я не люблю, но и хорошія качества скрывать не умю. Стало быть считаю долгомъ представить вамъ на первый случай роднаго моего племянника Степана Степаныча г-на Морбусова, отличнаго медика, которому отдала справедливость и петербургская публика и вся латинская медицина. Да, да, любезный Алексй Львовичъ! если вамъ угодно будетъ испытать его искуство, то стоитъ только захворать, черезъ сутки будете какъ ни въ чемъ не бывало! Увряю васъ мой батюшко, что всякую болзнь превращаетъ въ прахъ! Совтую, совтую его попридержаться. Человкъ золотой, а беретъ предешево! за то ужъ очень дорого цнитъ такихъ хорошихъ людей, какъ вы. (во время рчи ея, Морбусовъ часто кланяется).
Олонецкій (тихо Адашеву). Любимъ! намъ и двоимъ не наговорить столько. Нтъ! нтъ! вонъ этихъ не прошенныхъ знакомцевъ.
Адашевъ, (тихо ему). Это будетъ всего лучше.
Говоркову (тихо Kam. Петровн). Что это Адашевъ ему нашептываетъ?
Кат. Петровна (тихо ей). Не знаю. Но я дала вамъ общаніе, и непремнно сдержу его. (Мужу). Послушай мой ангелъ, пойдемъ съ нами погулять по саду: я имю нужду поговорить съ тобою.
Олонецкій. И я тоже.
Говоркова. И прекрасно!
Олимпіаду (тихо Морбусову). Степанъ Степанычъ! врно будутъ говорить объ васъ.
Говоркова. Впрочемъ если угодно, то вы можете и здсь остаться! а мы чтобъ не мшать вашимъ разговорамъ, уйдемъ въ садъ и оставимъ васъ въ поко,
Олонецкій. Очень радъ, извольте идти.
Говоркова. И прекрасно! Ну моя милая Олимпіада Алексевна, дай ручку Степану Степанычу…
Олимпіада. О, съ большимъ удовольствіемъ!… (хочетъ идти съ Морбусовымъ).
Олонецкій (Адашеву). Это что такое?… Олимпіада подойди ко мн.
Олимпіада. Что вамъ угодно, папа?
Олонецкій (шепчетъ ей на ухо). Понимаешь меня?
Говоркова (Морбусову). Ну, ну, веди же ее скоре…
Адашевъ. Позвольте мн имть честь быть вашимъ кавалеромъ?
Олимпіада. Если вамъ угодно… (даетъ ему руку).
Адашевъ. Очень, очень угодно! (уходятъ
Moрбусовъ (тихо Говорковой). Догадались ли вы, что это значитъ?
Говоркова (тихо ему). Не бойся ничего, я сдлаю по своему.
Moрбусовъ. (вслухъ). Любезная тетушка, позвольте мн имть честь быть вашимъ кавалеромъ.
Говоркова (выразительно). Прекрасно, молодой человкъ! Ты учтиве всхъ на свт. Пойдемъ мой достойный племянничекъ! (цлуетъ его и оба уходятъ подъ ручку).
Олонецкій. И прекрасно! Нотъ это пара! впередъ она уже не сунется распоряжаться въ чужомъ дом.

ЯВЛЕНІЕ XVI.

ОЛОНЕЦКІЙ и КАТ. ПЕТРОВНА.

Кат. Петровна. Помилуй Алексй Львовичъ, что это значитъ? Что за обхожденіе! право я за тебя красню. Олонецкій. Прекрасно! ты за меня? а я за тебя.
Кат. Петровна. Вотъ хорошо! разв ты не замтилъ, что Зиновья Андреевна и молодой докторъ самые любезные люди?
Олонецкій. Любезные? О! дай-ка имъ волю, такъ эти любезные, не только дочь, но тебя и меня старика собьютъ съ толку.
Нтъ, не хочу любезная супруга,
Съ любезностью пусть вонь они идутъ,
Хоть ты нашла любезнаго въ ней друга,
Но посл тьма любезныхъ съ ней придутъ,
Съ любезными она повсюду рыщетъ.
Черезъ нее и докторъ къ дочк льнетъ,
Потомъ теб любезнаго отыщетъ
А тамъ и мн любезную найдетъ.
Кат. Петровна. Это что такое? ужъ не вздумалъ ли ты меня ревновать къ кому нибудь? Хорошъ! и теб не стыдно такъ дурно ду мать о г-ж Говорковой?!
Олонецкій. Ну, полно говорить о пустякахъ, слушай-ка лучше дло: я намренъ объявить теб новость на счетъ нашей Олимпіады.
Кат. Петровна. Ахъ, и я тоже, мой другъ. Но прежде всего скажи мн: любишь ли ты свою жену?
Олонецкій. Вотъ теб на! разв ты забыла, что я семнадцать лтъ имю честь быть твоимъ супругомъ. Неужели ты но сіе время этого не провдала?
Кат. Петровна. Ну, ну, я врю, что ты любишь меня. Приступимъ же къ длу…
Олонецкій. Приступимъ.
Кат. Петровна. Я нашла для моей дочери прекраснаго и превыгоднаго жениха.
Олонецкій. А! такъ вотъ ты къ чему приступаешь!… Ну такъ, чтобъ не уступить теб, и я нашелъ.
Кат. Петровна. Какъ! неужели?
Олонецкій. Право. И тоже, могу сказать, прекраснаго и превыгоднаго.
Кат. Петровна (улыбаясь). Но моя находка врно лучше твоей.
Олонецкій. Не знаю, только и моя постоитъ за себя.
Кат. Петровна. Однакожъ, мой другъ, я надюсь что ты, изъ любви ко мн, согласишься…
Олонецкій. Нтъ, Катенька, не надйся.
Кат. Петровна. Помилуй, отъ чего же?
Олонецкій. Отъ того, что въ жених, котораго я нашелъ для нашей дочери, увренъ какъ самъ въ себ, а въ твоемъ я не увренъ, да и не зя по даже что онъ за человкъ.
Кат. Петровна. Да вдь и я еще не знаю, кого ты нашелъ для Олимпіады.
Олонецкій. Напротивъ, ты его очень хорошо знаешь. А! да вотъ и онъ.
Кат. Петровна. (увидя входящяго Адашева). Какъ! Адашевъ! возможно ли?

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Т ЖЕ, АДАШЕВЪ (въ большомъ волненіи).

Олонецкій. Честь имю рекомендовать.
Адашевъ. Алекси Львовичъ! благодарю васъ за сдланное мн предложеніе, за вашу дружбу, которою всегда пользовался и цнилъ дороже всего на свт. Но чтобъ не сдлать оскорбленія ни вамъ, ни вашимъ знакомымъ, то я сію же минуту узжаю.
Олонецкій. Какъ! какъ! что это значитъ?
Адашевъ. Ничего… ничего! позвольте мн засвидтельствовать мое почтеніе и удалиться…
Олонецкій. Помилуй братецъ! да что все это значитъ? я тебя спрашиваю.
Кат. Петровна. Разв васъ обидли въ нашемъ дом?
Адашевъ. Ахъ! сдлайте милость, не спрашивайте меня!
Согласье ваше для меня
Хоть было лестно и пріятно,
Но васъ прошу покорно я
Сейчасъ же взять его обратно.
Олонецкій.
Останься здсь, и въ двухъ словахъ
Скажи мн все, иль я взбшуся!
Адашевъ.
Нтъ, я за тмъ не остаюся,
Чтобъ не остаться въ дуракахъ.
Кат. Петровна (въ сторону). Онъ узжаетъ! какъ я рада!
Олонецкій. Нтъ! нтъ! это вздоръ! ты долженъ остаться, и объяснить мн въ чемъ дло. Чортъ возьми, я не позволю обижать тебя въ моемъ дом. .. Говори, говори, что ты замтилъ?
Адашевъ. А то, сударь, что если не я, такъ г. Докторъ долженъ оставить вашъ домъ вмст съ своей теткой.
Олонецкій. Что? что? что? разв они осмлились?…
Адашевъ. Да, по милости своей тетушки, г. Докторъ осмлился на такую дерзость, которой я никакъ не ожидалъ.
Олонецкій. А! теперь-то я догадываюсь! (жен). Ужъ не онъ ли тотъ прекрасный женихъ, котораго ты выхваляла съ такимъ усердіемъ? а?… говорите сударыня!
Кат. Петровна (съ смущеніемъ). Онъ мой другъ!…
Олонецкій. Хорошъ! (Адашеву). Говори мн все, что ты знаешь.
Адашевъ. Катерина Петровна! можетъ быть вамъ непріятно будетъ, если я стану обвинять этого доктора, но видя его дерзость, всякой на моемъ мст, сдлалъ бы тоже.— (Олонецкому). Какъ только мы вошли въ садъ, едва лишь успли пройти первую аллею, какъ вдругъ г-жа Говоркова отозвала отъ меня Олимпіаду Алексевну и заставила ее гулять съ своимъ племянникомъ, который сначала чтобъ не подать о себ подозрнія, хотя и вздумалъ отговариваться, но ободренный своею тетушкою ршился на все! Однимъ словомъ: она начала имъ шептать, что они какъ женихъ и невста, должны любить другъ друга, потому, что вы сегодня дадите добровольное согласіе на ихъ свадьбу… Да, сударь, хоть она и старалась говорить тихо, но эти пагубныя слова я слышалъ очень ясно!
Олонецкій (въ бшенств). Какъ! возможно ли? эта всесвтная газета осмлилась такъ дерзко распоряжаться въ моемъ дом? нтъ, чортъ возьми! такая наглость изъ рукъ вонъ! Что вы теперь скажете, сударыня? а? но чьей милости все это случилось?… Вы молчите? Хорошо же, добрая матушка!
Кат. Петровна. Но, мой Ангелъ! Божусь теб, что я…
Олонецкій. А что вы, сударыня?… Во время моего отъзда что вы изволили здсь длать? чего вы смотрли? посл этого, что вы за мать, когда не могли усмотрть за своею дочерью? на что это похоже? а?… Хорошо же! съ этой проклятой мин ты все пойдетъ иначе. Эй! Иванъ! Иванъ!

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

Т ЖЕ и ИВАНЪ (вбгаетъ).

Иванъ. Что угодно, Алексй Львовичъ?
Олонецкій. Какъ только Фомка прідетъ, то сейчасъ гони его съ отказомъ. Сегодняшняя вечеринка пошла къ чорту!
Иванъ. Очень хорошо-съ (уходитъ).
Кат. Петровна (испугавшись). Возможно ли? что вы длаете!
Олонецкій Молчите! не ваше дло!— извольте сію же минуту собираться въ дорогу.
Кат. Петровна. Какъ! ты хочешь хать? но куда же?
Олонецкій. Въ деревню! всхъ въ деревню!
Кат. Петрвона. Ахъ. Боже мой!!
Адашевъ (про себя). Вотъ прекрасно!
Олонецкій. О! я вамъ докажу, что вс ваши зати могу отправить къ чорту! А г-жу Говоркову и Доктора вонъ, ни говоря ни слова! Да, да сударыня! оставляя васъ здсь, я надялся, что вы какъ хорошая жена, какъ добрая мать, станете заботиться о своемъ семейств, а вы что изволили длать? вседневно принимали гостей, къ чему? убивали деньги — на что? на то, чтобъ наряжаться, здить по магазинамъ, покупать всякій вздоръ, избаловать дочь,— и все это для того, чтобъ сдлаться модной выскочкой!… Боже мой! Боже мой! сколько бы еще у насъ было порядочныхъ людей, еслибъ проклятая новомодная жизнь не сбивала ихъ съ толку!
Адашевъ. Алексй Львовичъ вы совершенно правы, но…
Олонецкій. По чтобъ заставить ихъ жить но русски, такъ непремнно въ деревню! живши въ город, он съ ума сошли.
Кат. Петровна. По какъ можно отказывать балъ, когда вс ожидаютъ?
Олонецкій. Знать не хочу, пусть ожидаютъ.
Кат. Петровна. Могутъ подумать что нибудь дурное…
Олонецкій. Чортъ съ ними пусть думаютъ. Извольте сбираться въ дорогу.
Кат. Петровна (тихо Адашеву) Любимъ Петровичъ! Ради Бога, вступитесь за меня.
Адашевъ (тихо ей). За насъ? извольте, но не за доктора и Говоркову. (Олонецкому) Алексй Львовичъ! вы конечно имете причину сердиться: но если хотите сдержать данное мн слово, то я берусь все это поправить безъ шума.
Олонецкій. Нтъ братъ! подемъ съ нами въ деревню, тамъ я женю тебя и дло въ шляп!
Кат. Петровна. Но я въ деревн могу умереть со скуки!
Олонецкій. Вздоръ, будешь жива, а умрешь, такъ тмъ лучше.
Кат. Петровна (тихо Адашеву). Адашевъ! спасите меня!
Адашевъ. Алексй Львовичъ! я не поду съ вами, если вы не перестанете сердиться на вашу супругу.
Олонецкій. Помилуй! да могу ли я не сердиться, когда она во всемъ виновата?
Адашевъ. Нтъ, главные виновники этой непріятности г-жа Говоркова и Докторъ. И такъ, прошу васъ, отдайте, все на мою волю, и мы какъ разъ избавимся отъ нихъ.
Олонецкій. Не хочу! не хочу! вонъ сейчасъ этихъ паха-ловъ, да и дло съ концемъ.
Адашевъ. Нтъ, это мщеніе слишкомъ слабо. Надобно сдлать такъ, чтобъ получа отказъ, они не смли обвинять ни васъ, ни вашу супругу: а главное, чтобъ они не могли разславлять въ город — отъ чего должны были оставить здшній домъ.
Олонецкій. Тьфу пропасть! да кто сметъ дурно говорить о моемъ семейств?
Адашевъ. Да эти же самые люди, пока ихъ не одурачишь хорошенько, готовы болтать всякій вздоръ. Ну, полноте, забудьте вашу досаду. Я самъ разсудилъ теперь, что сердиться и ссориться пользы мало, гораздо благоразумне будетъ, если мы избавимся отъ этихъ людей безъ шума (тихо Kam. Петров.). Когда вы не хотите жить въ деревн, то прошу не мшать мн ни въ чемъ, иначе проститесь на всегда съ столицей.
Кат. Петровна (тихо ему). Ахъ! длайте что вамъ угодно, лишь бы только мн не хать въ деревню.
Адашевъ. И такъ, Алексй Львовичъ, я надюсь, что вы не будете боле сердиться на Катерину Петровну. Я же съ своей стороны, постараюсь успокоить васъ совершенно. Ступайте теперь въ садъ, и будьте уврены, что Говоркову и Доктора вы видите сегодня въ первый и въ послдній разъ.
Олонецкій. Ну, братъ Любимъ, твоей убдительной просьб я не могу отказать. 11о когда ты просишь, чтобъ въ этомъ глупомъ дл я оставался въ резерв, то дйству и же такъ, чтобъ разомъ эти непріятели убрались къ чорту.
Адашевъ. О, ужъ я постараюсь, будьте покойны.
Олонецкій. А вы, сударыня, если не хотите умереть въ деревн, то должны на всегда оставить…
Кат. Петровна. Ахъ, что угодно, только ради Бога останься здсь.
Олонецкій. Останусь, если вздоръ, засвшій въ вашу взбалмошную голову, на всегда изчезнетъ. Слышишь ли?
Кат. Петровна. Слышу. Но, прошу тебя, мой Ангелъ…
Олонецкій. Вздоръ, я не Ангелъ, а мужъ твой.
Кат. Петровна. Мой другъ! неужли назначенный сегодня балъ? .
Олонецкій. По вашей милости пропалъ! а если ты хочешь нсколько утшиться, то дай мн свою ручку, и пойдемъ вокругъ нашего сада танцовать польскій, это и здорово и не убыточно. Пожалуйте…
Кат. Петровна. Боже мой! но мой любезный Алексй Львовичъ…
Олонецкій, но, моя почтенная Катерина Петровна! не угодно ли?…
Кат. Петровна (на уход въ сторону). О, несносный человкъ! (Олонецкій, взявъ ее за руку, напваетъ старинный, польскій).
Адашевъ. Алексй Львовичъ! немного поводя пришлите сюда Г-на Доктора.
Олонецкій (ведя жену, продолжаетъ пть, разшаркивая ногами и машинально отвчаетъ). Хорошо, хорошо, пришлю. (уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ XIX.

АДАШЕВЪ потомъ ИВАНЪ.

Ха! ха! ха! этотъ променадъ очень кстати. Надо теперь похлопотать, чтобъ Говоркова и Докторъ по этой же музык убрались отсюда. Чортъ возьми, первый разъ въ жизни нашелъ я себ соперника… чтожъ за бда! я надюсь, что онъ будетъ первый и послдній. Такъ если мысль моя исполнится, то радость моя будетъ въ полной мр! не надобно только показывать этому Морбусову, что я знаю о его тайномъ волокитств.
Иванъ (вбгаетъ). Любимъ Петровичъ! Г. Полковникъ Ваше Высокоблагородіе!
Адашевъ. Что такое, Иванъ?
Иванъ. Я прибжалъ къ вамъ прямо изъ сада.
Адашевъ. За чмъ?
Иванъ. Сказать, что докторъ — скряга гуляетъ съ барышней подъ ручку.
Адашевъ. И больше ничего?
Иванъ. А Говоркова и вслухъ и шопотомъ болтаетъ имъ богъ знаетъ что такое.
Адашевъ. Ну, это еще не бда.
Иванъ. Вотъ теб разъ! да чего же вы ждете? Подумайте, сдлайте милость, вдь садъ нашъ великъ… чего добраго… на грхъ мастера нтъ.
Адашевъ. Не безпокойся, Алексй Львовичъ врно не выпускаетъ ихъ изъ вида.
Иванъ. Помилуйте, да онъ кажется и не замчаетъ ничего.
Адашевъ. Пустое, онъ съ намреніемъ это длаетъ. Но чтобъ намъ врне поймать этого скрытаго волокиту, становись за ширмы и молчи. А какъ только я махну теб платкомъ, то бги въ садъ и зови сюда Олимпіаду Алексевну. Если же ты замтишь, что посл она выдетъ отъ насъ не въ дух, то тотчасъ скажи отъ моего имени Алексю Львовичу: что побда за нами. Понимаешь?
Иванъ. Разумется понимаю, прячусь и молчу. (прячется),
Адашевъ. Ну, ну, скорй! Чортъ возьми, я боюсь только одного, чтобъ не измнить самому себ… да вздоръ! я надюсь, я увренъ, что разсудокъ не оставитъ меня въ эту ршительную минуту. А! вотъ наконецъ идетъ мой уморительный соперникъ.

ЯВЛЕНІЕ XX.

АДАШЕВЪ и МОРБУСОВЪ (входитъ съ робостью).

Адашевъ. Ахъ, любезный докторъ! съ какимъ (нетерпніемъ я ожидалъ вашего прихода.
Морбусовъ. Въ самомъ дл-съ? очень радъ-съ! Меня прислалъ Алексй Львовичъ… вроятно вы чмъ нибудь не здоровы-съ?
Адашевъ. Вы угадали, докторъ. И что всего-то ужасне, болзнь моя происходитъ отъ сердца.
Морбусовъ. Гмъ! очень жаль-съ, но я вамъ долженъ сказать-съ, что въ этихъ случаяхъ… мои рецепты не могутъ дйствовать… позвольте мн удалиться: сердечныя болзни совершенно не по моей части.
Адашевъ. Напротивъ, Степанъ Степановичъ, я знаю что, только вы одни можете помочь мн.
Морбусовъ. Я-съ? Позвольте-съ вамъ замтить, что вы изволите ошибаться. Хотя медицина и преподавала намъ лекціи о разныхъ человческихъ недугахъ, но что касается до сердецъ… то она, т. е. медицина, оставила насъ въ недоумніи… ибо человческое сердце, водимое разными путями человческой жизни, не даетъ средства нашимъ медикамъ, помогать недугамъ страждущаго человчества. (хочетъ идти)
Адашевъ (удерживаетъ его). Нтъ, нтъ, я увренъ, что вы мн непремнно поможете. Ахъ, я заговорился — и забылъ спросить, что вы теперь длали въ саду?
Морбусовъ. (нсколько испугавшись). Я-съ? гулялъ-съ.—
Адашевъ. А съ кмъ?—
Морбусовъ. Съ тетушкой-съ.—
Адашевъ. И съ Олимпіадой Алексевной? не правда ли?
Морбусовъ. Точно такъ-съ. Он попросили меня, сдлать имъ компанію.
Адашевъ. И вы не отказались. О, я вамъ очень благодаренъ! Однакожъ давича, какъ я приглашалъ Олимпіаду Алексевну идти къ Алексю Львовичу, то вы кажется сказали, что сейчасъ удете. Кто же васъ удержалъ здсь по сіе время?
Морбусовъ. Меня? никто-съ. Я думалъ… что мн нужно будетъ хать къ одному — отчаянному больному… но — но тетушка моя сказала, что ему сегодня стало гораздо легче.
Адашевъ. А! вотъ что! (про себя) Онъ плутъ препорядочный.—
Морбусовъ (въ сторону). Чего ему отъ меня хочется?
Адашевъ. Ахъ, да сдлайте милость, чмъ стоять, такъ мы лучше сядемъ и поговоримъ на свобод. (придвигаетъ стулъ) Не угодно ли, Степанъ Степанычъ?
Морбусовъ. Помилуйте, Любимъ Петровичъ! много чести-съ! (про себя) Ой, ой! эта учтивость врно не къ добру.— Гмъ! гмъ! (садятся оба).
Адашевъ (про себя). Попробую приступить къ длу.— (вслухъ) Гмъ! гмъ!—
Морбусовъ. Гмъ! гмъ!
Адашевъ. Гмъ! и такъ, вы гуляли въ саду?
Морбусовъ. Да-съ, и я не знаю, отъ чего вы такъ скоро ушли отъ насъ.
Адашевъ. Отъ чего, Степанъ Степанычъ? такъ, я открою вамъ и причину и мои догадки, потому что вы тутъ человкъ совершенно посторонній. Я полагаю, что Олимпіада Алексевна отъ того ко мн охолодла, что врно нашла себ какого нибудь дамскаго прислужника, который чаще меня началъ говорить ей нжности, началъ льстить, украдкой цловать у ней ручку… Ну, а она, какъ двица молодая, начала всему врить — да и перемнилась. Судитъ же посл этого, могъ ли я долго оставаться въ саду и переносить ея холодность?
Морбусовъ. Гмъ! конечно-съ. Но мн кажется, что она все еще изволить васъ любить.
Адашевъ. О, да въ сномъ я не сомнваюсь, я увренъ, что это только минутное заблужденіе и больше ничего.— Впрочемъ, еслибъ я нашелъ моего соперника, то конечно и безъ васъ пособилъ бы своему горю.—
Морбусовъ. А чмъ бы напримръ?
Адашевъ. Во первыхъ, назвалъ бы его развратителемъ, негодяемъ, а во вторыхъ, обрубилъ бы ему носъ и уши!
Морбусовъ. (сильно испугавшись). Какъ-съ! неужели-съ!
Адашевъ. Клянусь честью! Но такъ какъ вс мои поиски тщетны, то я хочу иначе уладить это дло. Любезный докторъ! я знаю, что Олимпіада Алексевна всегда васъ уважаетъ, принимаетъ вс ваши совты, такъ сдлайте доброе дло: посовтуйте ей образумиться.
Морбусовъ (вскочивъ со стула). Я-съ! помилуйте! это невозможно. Я никогда не имлъ, ни способности, ни охоты быть совтникомъ.
Адашевъ.
Я отслужу вамъ обоюдно,
Въ томъ честію моей клянусь!
Морбусовъ.
Замолвить слово мн не трудно,
Но я обмолвиться боюсь.
Адашевъ.
Степанъ Степанычъ, одолжите,
Подайте ей благой совтъ.
Морбусовъ.
Любимъ Петровичъ, какъ хотите,
Не соглашаюсь я, нтъ! нтъ!
Адашевъ. По крайней мр хоть пожалйте моего глупаго соперника. Пусть лучше онъ проглотитъ пилюлю отъ доктора, нежели отъ меня.
Отъ васъ пилюля золотая,
Соперника не свалитъ въ гробъ,
Моя жъ свинцовая, и злая,
И полетитъ не въ ротъ, а въ лобъ!
Итакъ, Степанъ Степанычъ, я надюсь, что вы жаля моего соперника, исполните мою просьбу, (машетъ платкомъ, Иванъ непримтно уходитъ)
Морбусовъ (въ сторону) Нуля въ лобъ! ухъ, какая операція! (ему) Но… но скажите мн, неужли вы въ состояніи рши ты я на такое злодйство?
Адашевъ. О, изъ любви и ршусь на все! и какъ скоро найду моего соперника, то или пуля въ лобъ, или носъ и уши прочь.
Морбусовъ. Но подумайте, Любимъ Петровичъ, вдь носъ и уши необходимое и даже лучшее украшеніе человка.
Адашевъ. Очень знаю. А ужъ безъ этихъ украшеній мой соперникъ врно перестанетъ нравиться моей невст.
Морбусовъ. Вотъ что-съ! итакъ для вашего счастія, и для спасенія невиннаго соперника… я ршаюсь, я попробую… можетъ быть мн удастся уговорить, образумить Олимпіаду Алексевну, только ужъ вы оставьте меня на един съ нею.
Адашевъ. И, нтъ! нтъ! Я останусь здсь, и спрячусь за это трюмо,
Морбусовъ. (въ большомъ испуг). Ахъ, какъ можно! Я… я… я… могу растеряться (про себя) Ахъ, создатель! она проговорится, и я пропалъ! (ему) Помилуйте, Г. Полковникъ, безъ васъ я могу лучше дйствовать въ вашу пользу…
Адашевъ. Напротивъ: вы ужасно робете, а при мн врно будете смле.
Морбусовъ (про себя). Ну попалъ же я въ тиски! хоть бы тетушка пришла меня выручить.
Адашевъ, (про себя). Ага! морщится!… врно мое лекарство ему не понутру. (идетъ къ среднимъ дверямъ) Ну, Г. Докторъ, радуйтесь! она идетъ…
Морбусовъ (про себя). И радъ бы радоваться,— только не чему… или пуля, или невста, ухъ! какой ужасный выборъ! ну, поймалъ же онъ меня.
Адашевъ (подходя къ нему). Не забудьте ей также напомнить, что уже я имю согласіе отца.— Я буду здсь, и не пророню ни одного слова (прячется за трюмо).
Морбусовъ (совершенно разстроенный). Хорошо-съ… я-съ… я… все скажу… (про себя). Уфъ! мн кажется, что я умру прежде времени.

ЯВЛЕНІЕ XXI.

Т ЖЕ и ОЛИМПІАДА (входитъ оглядываясь).

Олимпіада. Степанъ Степанычъ!
Морбусовъ (про себя). Боже мой! отказаться отъ нее! меня совсть мучитъ, да и страхъ беретъ.
Олимпіада (въ полголоса). Вы здсь одни, Степанъ Степанычъ?
Морбусовъ. Я-съ? да-съ… кажется одинъ-съ. (про себя) Нтъ ни какаго средства вывернуться.
Олимпіада. Тмъ лучше, я этому очень рада, но куда двался полковникъ Адашевъ?
Морбусовъ. Адашевъ? т. е…. (про себя) Господи! чмъ это кончится? (ей) Разв вы убгаете отъ его — постоянной любви?
Олимпіада. Вы угадали, Степанъ Степанычъ. Хоть это и не совсмъ хорошо съ моей стороны, но что жъ мн длать? (въ полголоса) Съ тхъ поръ какъ я узнала васъ, то даже начинаю отъ него прятаться
Морбусовъ (боясь чтобъ она не проговорилась). Ахъ, я не совтую вамъ этого длать, да-съ! вдь этакъ онъ и отъ васъ — начнетъ прятаться.
Олимпіада. Кто? онъ? нтъ, Адашевъ на это не способенъ.
Мое кусокъ. Какъ-съ? вы думаете, что Г. Адашевъ не способенъ спрятаться!… (увидя что Адашевъ ему грозитъ) Да-съ, Любимъ Петровичъ точно не иметъ этой способности, (про себя) Ой, ой, ой! онъ ужъ грозится!
Олимпіада. Я это очень знаю. Онъ въ этомъ случа гораздо смле и откровенне васъ, вы ужасно боитесь открыть свои чувства…
Морбусовъ (перебивая ее). Ахъ, Боже мой! да мн почти и открывать нечего. Мои чувства… мои чувства самыя незавидныя… мои чувства — заставляютъ меня чувствовать — но систем обыкновенной чувствительности, т. е. моя чувствительность похожа боле — на почтительность.
Олимпіада. Какъ на почтительность? Что это, Степанъ Степанычъ? Разв вы не чувствуете ко мн?..
Морбусовъ (впадая въ рчь). Помилуйте! помилуйте! я… я не могу не чувствовать… по… но мое почтеніе, основанное на чувствительной благодарности — иметъ большое разстояніе съ чувствами Любима Петровича (про себя) Я не знаю самъ что говорю.
Олимпіада. Да что это значитъ! Я васъ не понимаю.
Морбусовъ. Напротивъ, Олимпіада Алексевна, это кажется очень ясно. Любимъ Петровичъ, вотъ видите… былъ человкъ военный… стало быть, имя чувствительную и благородную душу, онъ привыкъ уже чувствовать и дйствовать благороднымъ образомъ… за все это онъ сдлался Полковникомъ. Слдовательно называется ужъ Высокоблагороднымъ!… А потому и не удивительно, если мои чувства — уступаютъ благороднымъ чувствамъ Его Высокоблагородія! Ухъ!
Олимпіада (въ большомъ удивленіи).
Ахъ, Богъ мой! что вы говорите!
Какъ ваши мн слова понять?
За чмъ вы чувства скрыть хотите?
Морбусовъ.
Мой долгъ велитъ мн ихъ скрывать.
Я прежде чувствамъ предавался.
Какъ медицины я не зналъ,
Но съ чувствами на вкъ разстался
Съ тхъ поръ, какъ въ доктора попалъ..
Олимпіада (въ сторону). А! врно онъ боится чтобъ я не перемнила своихъ мыслей.— Какой милый! надо его успокоить. (ему) Степанъ Степанычъ, для чего вамъ хотлось быть на един со мною?
Морбусовъ (про себя). Нечего длать, начну, (ей) Послушайте, Олимпіада Алексевна! хоть я и не имю права распрашивать, или узнавать чужія мысли… но все таки откройтесь мн, что вы думаете о Любим Петрович?
Олимпіада. Да не бойтесь, право ничего.
Морбусовъ. Однако жъ вы знаете, что онъ васъ обожаетъ.
Олимпіада. Знаю, и очень ему благодарна, только любовь его не должна васъ тревожить. Вы знаете, что моя привязанность теперь…
Морбусовъ (скоро перебиваетъ ее). Знаю, знаю, знаю, хорошо-съ. И совсмъ не о томъ хотлъ спросить васъ. Мн очень любопытно узнать причину, почему вы вдругъ охолодли къ такому прекрасному человку, каковъ Любимъ Петровичъ?
Олимпіада. Помилуйте! какъ вы странны! Адашевъ совсмъ не таковъ, какимъ бы долженъ быть. Правда, онъ можетъ нравиться, но не всегда: потому что часто бываетъ суровъ, взыскателенъ, недоврчивъ. И если онъ уметъ любить, то вовсе не уметъ такъ ласково, такъ учтиво обходиться со мною, какъ вы!
Морбусовъ. Что вы! что вы! помилуйте! его обращеніе всякому должно нравиться. Г. Адашевъ превосходный человкъ! и повторяю вамъ, что онъ иметъ самую благородную душу… Ну-съ,— а кто иметъ благородную душу, тотъ врно не бываетъ ни золъ, ни мстителенъ, то есть, не станетъ подозрвать, или врить всму что слышитъ, (въ сторону) Нтъ! ужъ лучше снасти носъ и уши.
Адашевъ (про себя). О плутъ! хочетъ вывернуться.
Морбусовъ. И такъ согласитесь сами: что онъ хоть и былъ на нкоторое время отвергнутъ вами, но, ей Богу, его не гршно бы полюбить снова.
Олимпіада. Возможно ли! и вы ршились мн это сказать!? вы!..
Морбусовъ. Нтъ! нтъ! я совсмъ не то хотлъ сказать, я хотлъ только васъ, увдомить, что вашъ папенька далъ Г-ну Адашеву свое согласіе на бракъ.
Олимпіада. Что я слышу!
Морбусовъ. Да-съ, онъ ршительно хочетъ, чтобъ вы вышли за этого прекраснаго молодаго человка.
Олимшаду. Какъ! Адашевъ хочетъ на мн жениться? А вы и ваша тетушка до сихъ поръ молчите? Вы не предпринимаете средствъ разстроить его намреній?
Морбусовъ. Я? что вы это! Да какое мн дло тягаться съ такимъ благороднымъ человкомъ? онъ любимъ вашимъ папенькой и вами, стало быть ужъ я остаюсь — совсмъ въ противной сторон. Мн остается только, какъ доктору, пожелать вамъ счастія и здоровья.
Олимпіада. Ахъ, Боже мой! я не могу опомниться! неужели вы такъ скоро забыли все то, что я…
Моткусовъ. Нтъ, нтъ, я ничего не забылъ, (про себя). Что длать? пущусь ругать самаго себя. (eй) Я очень помню, что должно остерегать молодыхъ двицъ отъ заблужденій. Впрочемъ вы не виноваты, что нсколько охолодли къ Любиму Петровичу, врно на этотъ разъ какой нибудь безстыдный волокита разстроилъ ваши чувства. Я вамъ не совтую врить этому льстецу… прислужнику… можетъ быть онъ негодяй, обманщикъ… то есть какой нибудь пустой человкъ.—
Олимпіада. Прошу покорно! да кого вы это браните? неужли вы помшались?
Морбусовъ. Нтъ, я, благодаря Бога, не помшался: но я вмшался въ это дло для того, чтобъ… не быть помхою,— или, лучше сказать,— я не хочу помшать вашему благополучію.
Олимпіада. А! такъ вотъ что! Вы совтуете мн выдти за Адашева? Прекрасно! ужъ этого-то великодушія я отъ за*ъ никакъ не ожидала! стало быть все, что вы мн прежде говорили, была только одна шутка? да? Безподобно, Степанъ Степанычъ! я вамъ очень благодарна!—
Морбусовъ. Помилуйте-съ! совсмъ не за что-съ!… я ручаюсь вамъ моею совстію…
Олимпіада (задыхаясь отъ досады, говоритъ въ полголоса и отрывисто). Ни полслова, сударь! посл всего этого вы человкъ безъ души! безъ сердца! безъ совсти!… да, если вы посмялись надъ моими чувствами, то я не только что презираю васъ,— но съ этой минуты не хочу видть, слышать, знать и говорить съ вами.
Морбусовъ (вскрикивая). Милостивая Государыня, Олимпіада Алексевна!
Олимпіада. Подите прочь! я сейчасъ исполню вашъ совтъ, презрнный человкъ
Морбусовъ. Помилуйте!—
Олимпіада.
Подите прочь, я насъ боюсь,
Я не поврю увреньямъ,
Но за измну, я клянусь,
Отомстить коварному презрньемъ!

(про себя почти сквозь слезы).

Хоть больно мн отъ этихъ словъ,
Но пусть болзнь распространится:
Умру! за то у докторовъ
Клянусь до смерти не лечиться!

(бросивъ презрительный взглядъ на Морбусова уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ XXII.

МОРБУСОВЪ и АДАШЕВЪ (хохочетъ).

Морбусовъ. Уфъ! Слава Богу! кажется, носъ и уши уцлли.
Адашевъ. (продолжаетъ хохотать). Прекрасно, Степанъ Степанычъ! вы меня разодолжили!
Морбусовъ (принужденно улыбаясь). Да-съ… вы слышали… ха! ха! ха! что я старался сколько могъ…
Адашевъ. О, вы неоцненный человкъ!
Вы вдругъ на дл и словахъ
Мн удружили преисправно:
Чрезъ васъ соперникъ въ дуракахъ,
А это и умно и славно!
Чортъ возьми! да въ васъ столько природныхъ способностей, что вы хоть гд-такъ свое возьмете.
Вы такъ разсчетливы во всемъ,
Вы такъ умно себя ведете,
Что съ вашимъ сердцемъ и умомъ
Вы нынче далеко уйдете.

ЯВЛЕНІЕ XXIII.

Т ЖЕ, ОЛОНЕЦКІЙ, КАТ. ПЕТРОВНА, ГОВОРКОВА, ОЛИМПІАДА, ИВАНЪ и МАРЬЯ.

Олонецкій. Ну, слава Богу! по всмъ примтамъ видно, что глупые наши непріятели атакованы. Я человкъ не злой, когда побда осталась за нами, такъ чортъ съ ними! Жена! чтобъ духомъ все было готово къ свадьб!
Говоркова. И прекрасно!
Олонецкій (взявъ за руки Олимпіаду и Адашева). Честь имю представить молодыхъ!
Говоркова. Какъ? что?
Морбусовъ. Ухъ!
Олонецкій. Да, господа. За то, что они осмлились полюбитъ другъ друга, я ихъ женю.
Иванъ (тихо Марь). Маша! Докторъ съ носомъ.
Марья (тихо). И прекрасно!
Говоркова. Какъ! что это? Да разв Г. Адашевъ былъ вашимъ женихомъ?
Олимпіада (выразительно). Да-съ, никому кром Любима Петровича не отдала бы я свою руку, никто кром его не любилъ меня истинно.
Адашевъ. Ахъ! наконецъ я вижу, что вы узнали меня.
Олимпіада. Такъ, я узнала все, и должна теперь дорожить моимъ счастіемъ.
Морбусовъ (тихо Говорковой). Уйдемте, пока насъ совсмъ не осрамили (вслухъ). Ахъ, Боже мой! перваго три четверти! извините, мн нужно създить къ одному отчаянному больному, у котораго дв неимоврныя болзни: — Scabies crines и… Febris oculоs! Слуга покорный (уходить).
Говоркова (скрывая свою досаду). И прекрасно! поздравляю! этого я не ожидала! Ну, желаю вамъ жить счастливо! Я… я очень рада, что вы дождались исполненія своихъ желаніи!… и потому я отправляюсь домой… А ужъ къ вамъ, добрые люди, отнын ни ногой! (уходитъ).
Олонецкій. И прекрасно! прощайте.
Кат. Петровна. Нечего длать. Прощайте, моя любезная Зиновья Андреевна!
Олонецкій.
Она всего намъ пожелала,
А я желаю одного:
Что бъ насъ она не посщала .
Вс.
И вс желаемъ мы того.
Олимпіада (публик).
И Авторъ нашъ теперь предъ вами
Себя желалъ бы оправдать…
Но прежде хочетъ вмст съ нами,
Свой приговоръ отъ васъ узнать.
Коль мы разстанемся друзьями:
Намъ больше нечего желать.
Григорьев Петр Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Дочь русского актера, Григорьев Петр Иванович, Год: 1844
  2. Горе от тещи, или Женись да оглядывайся, Григорьев Петр Иванович, Год: 1835
  3. Начало домашней перестройки, Григорьев Петр Иванович, Год: 1870
  4. Громкая слава жене не нужна, Григорьев Петр Иванович, Год: 1870
  5. Солдат-балагур или Дружба-дружбой, а служба-службой, Григорьев Петр Иванович, Год: 1869
  6. Невеста неподходящая, Григорьев Петр Иванович, Год: 1869
  7. Андрей Степанович Бука или кто не плясал по женской дудке, Григорьев Петр Иванович, Год: 1869
  8. Девушка себе на уме, Григорьев Петр Иванович, Год: 1841
Электронная библиотека