Мое matine
(Очеркъ T. B. Спейта).
(Съ англійскаго).
II.
III.
‘Втникъ иностранной литературы’, No 2, 1893
Мое matine (Мое утро), Спейт Томас Уилкинсон, Год: 1893
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Я служу клеркомъ въ банкирской контор, живу въ Лондон, въ Сити, а мое жалованье въ настоящее время полтораста фунтовъ въ годъ.
Я родился и выросъ въ захолустномъ городишк и, за исключеніемъ небольшой поздки въ Лондонъ на десятомъ году жизни, никогда не бывалъ дале пятидесяти миль отъ нашего дома до двадцати трехълтняго возраста. Мой отецъ, которому не повезло въ жизни, умеръ, когда мн исполнилось восемнадцать лтъ, а годъ спустя и мать послдовала за нимъ, въ могилу.
Воспитывали меня въ строгости, безъ сомннія также какъ воспитывался мой отецъ сорокъ лтъ тому назадъ. Онъ былъ не охотникъ до чтенія, да и во мн не поощрялъ этой привычки и безъ сомннія я испыталъ бы на себ ‘тяжесть его руки’, если бы ему случилось застать меня за чтеніемъ какого нибудь поэтическаго произведенія или романа. Поэтому, раздобыть романъ или повсть и зачитываться ими въ своей спальн или гд нибудь въ укромномъ мстечк на берегу рки въ долгіе лтніе вечера,— имло въ моихъ глазахъ двойную прелесть. Какіе волшебные міры открывались передо мною благодаря этому запретному чтенію! Такого очарованія уже не придется мн испытать никогда въ жизни.
Съ теченіемъ времени я влюбился въ хорошенькую Долли Мэвисонъ. Она была также бдна, какъ и я, и свадьбу пришлось отложить на много лтъ, но мы были молоды и ршились ждать. Какъ и я, Долли была воспитана въ строгости, а знакомство мы свели въ воскресной школ, гд она сидла съ двочками, я съ мальчиками.
Нсколько лтъ я служилъ конторщикомъ на пивоварн, но на двадцать третьемъ году мн удалось получить мсто въ Лондон, въ банкирской контор, о которой упоминалось выше. Ршено было, что я отправлюсь впередъ и устроюсь, а въ слдующемъ году мы обвнчаемся съ Долли.
Въ одномъ дом со мной квартировали трое молодыхъ людей, и я близко сошелся съ однимъ изъ нихъ, Франкомъ Вимбушемъ. Онъ оказался очень милымъ парнемъ, и наша дружба, разъ завязавшись, тянется уже много лтъ. Онъ сотрудничалъ въ двухъ-трехъ газетахъ и потому рдко бывалъ дома. Комната его была завалена книгами, которыя онъ любезно предоставилъ въ мое распоряженіе. Чего тутъ только не было! Маркъ Твэнъ бокъ-о-бокъ съ сэромъ Томасомъ Броуномъ, Альфонсъ Додэ рядышкомъ съ мудрымъ Бэкономъ. Тутъ мн открылся новый міръ и цлую зиму я читалъ, какъ никогда еще не читывалъ. Мн казалось, что я наконецъ начинаю жить. Лтомъ состоялась наша свадьба, а въ сентябр Долли и я поселились въ Лавендеръ-Коттедж, въ Певингтон, въ небольшой квартир, гд все было ново, за исключеніемъ нашей любви.
Почти каждое воскресенье Вимбушъ заходилъ въ намъ вечеромъ. Онъ очень понравился Долли и всегда могъ разсчитывать на радушный пріемъ, съ ея и съ моей стороны.
Уже мсяцъ прожили мы въ своемъ коттедж, какъ однажды вечеромъ, когда я собирался уйти по длу, почталіонъ принесъ намъ письмо отъ Вимбуша, судя по почерку на конверт. Въ немъ оказался ‘ордеръ’ на два мста въ верхней галлере театра Момусъ. Долли и я уставились другъ на друга, не зная, радоваться или обижаться. Ни я, ни она ни разу еще не были въ театр и не разсчитывали когда либо заглянуть въ него. Намъ всегда говорили, что подобныя мста — этапы на пути къ погибели, хотя, правду сказать, я никогда не могъ понять толкомъ, почему это такъ.
Но тутъ находился также клочокъ бумаги съ магическими словами: ‘Возьмите оба!’ — и надо было ршить, что длать. Мы смотрли на билетъ жадными глазами, говоря метафорически — у насъ потекли слюньки.
— Какъ ты думаешь, милый,— это будетъ очень, очень дурно, если мы сходимъ… разочекъ… посмотрть, что это такое? — спросила Долли самымъ вкрадчивымъ тономъ, прижавшись щекой къ моему плечу.
— О, Ева, вчная искусительница,— подумалъ я. А въ слухъ отвчалъ:— Посмотримъ въ газет, что сегодня даютъ.
— Миссъ Памела Вильямсъ въ роли леди Тиззль,— прочла Долли черезъ мое плечо,— а какъ называется пьеса? ‘Школа злословія!’ Какое странное названіе. Какъ ты думаешь, милый, это очень неприличная пьеса, намъ нельзя смотрть ее?
Я познакомился съ Шериданомъ въ прошлую зиму, благодаря Вимбушу, но Долли не знала объ этомъ.
— Ее считаютъ одной изъ лучшихъ пьесъ англійскаго театра,— отвчалъ я дипломатически,— и прилична ли она, нтъ ли,— мы пойдемъ. Мы достаточно велики, чтобы самимъ ршить, что хорошо, что дурно.
Итакъ, мы пошли, и, скажу коротко, веселились до упаду. Врата волшебнаго замка отворились передъ нами,— замка, о которомъ мы до сихъ поръ и не подозрвали, хотя онъ находился въ двухъ шагахъ отъ насъ. Нужно ли говорить, что это первое посщеніе повело за собой много другихъ. Иногда Вимбушъ посылалъ намъ билеты, которые доставалъ благодаря своей профессіи, иногда мы брали ихъ на свой счетъ, и радовались, когда удавалось попасть во второй или третій рядъ партера.
Мы освдомлялись другъ у друга о нашихъ взаимныхъ впечатлніяхъ, но ни разу не могли замтить, чтобы эти маленькія dlassements оказали на насъ дурное дйствіе, напротивъ мы все боле и боле убждались, что эта форма развлеченія, столь же невинная, сколько раціональная. Такъ прошли два года.
Еще двадцати лтъ отъ роду, живя въ провинціи, я написалъ разсказецъ для мстной газеты, который былъ принятъ и напечатанъ. Получивъ такое поощреніе, я продолжалъ свои литературные опыты и нкоторые изъ моихъ разсказовъ были напечатаны въ лондонскихъ журналахъ. Объ одномъ изъ нихъ я прочелъ слдующій отзывъ: ‘Романъ Бурго’, по нашему мннію, можетъ быть передланъ въ хорошую комедію и мы совтуемъ автору заняться этимъ, иначе кто-нибудь наврное предупредитъ его’.
Кажется довольно, чтобы разжечь молодого писателя. Я ршился отложить на время все остальное и попытаться создать пьесу для театра. Долли была въ восторг отъ этого плана. Если я сомнвался въ своихъ силахъ, то она, милая! врила въ нихъ безусловно и посл того, какъ я сообщилъ ей о своей зат, не давала мн покоя, пока я не принялся за работу. У меня хватило смысла сообразить, что каковы бы ни были мои таланты, но свднія о томъ, что называется ‘механикой’ пьесы, были у меня самыя скудныя. Итакъ, прежде чмъ взяться за перо, я купилъ съ дюжину наиболе популярныхъ современныхъ пьесъ. Я читалъ и перечитывалъ ихъ, пока не изучилъ досконально вс характеры и ‘ситуаціи’. Он научили меня многому. Я уразумлъ что такое ‘сценичность’, познакомился съ различными ‘выходами’ и ‘винтами’, убдился, что главному герою и героин нужно влагать въ уста какъ можно боле ‘хорошихъ словечекъ’, если таковыя найдутся. При этомъ я убдился, что написать пьесу, даже плохую, вовсе не такъ просто, какъ мн казалось. Тмъ не мене, я принялся за дло, подстрекаемый Долли.
Я ршился написать комедію въ трехъ дйствіяхъ, подъ загланіемъ, какъ и моя повсть, ‘Романъ Бурго’. Четыре мсяца корплъ я надъ ея составленіемъ, исправленіемъ и отдлкой. При этомъ я имлъ въ виду, на роли героя и героини, одного весьма популярнаго актера и столь же популярную актрису, которые играли въ теченіе двухъ или трехъ лтъ въ одной и той же трупп. Я изучилъ ихъ манеру и особенности, и постарался приноровить къ нимъ мои роли, такъ что — по словамъ Долли, которая за это время сдлалась критикомъ хоть куда — он ‘приходились какъ перчатка’. Я постарался скомандовать мою пьесу по образцу тхъ, которыя въ это время игрались на театр Мельпомены. Наконецъ рукопись, переписанная мною наилучшимъ почеркомъ, была отправлена, куда слдуетъ, и я почувствовалъ, что гора свалилась съ моихъ плечъ.
Я ршилъ написать для слдующаго опыта фарсъ, планъ котораго уже родился въ моемъ мозгу, и не терял времени принялся за работу. Я зналъ, что по всей вроятности пройдетъ нсколько недль, прежде чмъ я узнаю участь моей комедіи. Но прошло три мсяца, о пьес не было ни слуха, ни духа, и я не могъ выдержать доле. Прости меня Богъ, письмо, которое я написалъ, съ просьбою сообщить мн, прочитана-ли моя пьеса, было не только вжливо, но и льстиво.
Черезъ нсколько дней я получилъ коротенькую записку, безъ подписи и даты, съ извщеніемъ, что я могу получить обратно мою рукопись. Ударъ былъ силенъ и въ первую минуту ошеломилъ меня, но молодость сильна и я сосредоточилъ вс свои надежды на фарс, который уже былъ готовъ въ отсылк.
Пошелъ я въ театральную контору — въ завтнымъ дверямъ, за которыя безумно мечталъ переступить когда-нибудь въ качеств извстнаго драматурга — и получилъ мою злополучную рукопись, одну изъ многихъ, возвращенныхъ авторамъ. Идя домой, я находилъ своего рода горькое утшеніе въ сознаніи, что вотъ молъ и кром меня нашлись горемычные писатели, потерпвшіе такое же фіаско. Такова ужь человческая натура.
Окончилъ я и фарсъ и отослалъ его, а затмъ, спустя не больше недли, была готова и другая маленькая комедія. Объ участи этого фарса я и до сихъ поръ ничего не знаю. Отправилъ я его въ пространство при помощи почтоваго ящика, и такъ въ пространств онъ съ тхъ поръ и разгуливаетъ. Во всякомъ случа, особа, которой я адресовалъ его, отказалась даже принять эту рукопись и я долженъ былъ удовлетвориться этимъ отказомъ.
Не стану надодать читателю разсказомъ о своихъ неудачныхъ попыткахъ въ теченіе двухъ послдовавшихъ лтъ. Я писалъ — писалъ, и все безъ толку. Не могу ручаться, что мои рукописи читались тми, кому я адресовалъ ихъ, и даже имю основаніе предполагать, что въ пяти случаяхъ изъ шести он оставались не прочитанными. Много претерплъ я щелчковъ и горькихъ разочарованій. Но это только признаніе, а не жалоба. Можетъ быть, почемъ я знаю, мои произведеніи и не заслуживали лучшей участи.
За все это время я и словечкомъ не проговорился Вимбушу о томъ, что занимало меня на яву и во сн. Но однажды, когда мн какъ-то особенно взгрустнулось, я излилъ передъ нимъ свою душу, когда мы сидли съ трубками въ бесдк, въ саду. Онъ слушалъ меня сочувственно, но когда, окончивъ свою исповдь, я просилъ его взять у меня дв три пьесы, прочесть ихъ на досуг и высказать свое мнніе, онъ какъ будто испугался.
— Милый мой Джимми,— сказалъ онъ,— мое мнніе въ данномъ случа ничего не стоитъ. Я, какъ ты самъ знаешь, не занимаюсь театромъ, т. е., бываю въ немъ иногда, но и только, разбирать же пьесу, да еще не игранную, значило бы съ моей стороны только выказывать свое невжество. Но почему бы теб не обратиться къ знатоку, въ одному изъ тхъ людей, которые спеціально занимаются тмъ, что читаютъ пьесы — разумется за извстное вознагражденіе — и указываютъ начинающимъ авторамъ ихъ достоинства и недостатки. Такой человкъ конечно можетъ теб сказать, есть въ твоихъ пьесахъ ‘толкъ’ или нтъ.
— Я и не зналъ, что есть такіе люди.
— О, они есть. Завтра я обращусь къ кому-нибудь изъ нихъ и напишу теб о его условіяхъ.
Вимбушъ исполнилъ свое общаніе. На другой день я получилъ отъ него увдомленіе, что мистеръ Евсевій Джоттль, бывшій артистъ такихъ-то и такихъ-то столичныхъ театровъ, читаетъ пьесы и даетъ совты авторамъ съ платой по полъ-гинеи за актъ. Слова надежда затеплилась въ моемъ сердц.
Потолковавъ съ Долли я ршился послать мру Джоттлю мою трехъ-актную комедію ‘Любовныя грёзы’. Вмст съ рукописью я отправилъ билетъ въ полторы гинеи. Мистеръ Джоттль былъ повидимому сама быстрота. Черезъ три дня я получилъ рукопись обратно, съ его отзывомъ.
Мистеръ Джоттль писалъ мн, что прочелъ мою комедію съ величайшимъ вниманіемъ, что она свидтельствуетъ о моихъ литературныхъ способностяхъ, но обличаетъ полнйшую неопытность. По его мннію, пьеса стоила того, чтобы ее исправить, и имя это въ виду онъ рекомендовалъ автору цлый рядъ помарокъ и сокращеній. Во-первыхъ,— писалъ онъ,— нужно выброситъ капитана Фитцгопля. Онъ тутъ ни къ селу, ни къ городу, и его пошлости (простите рзкость выраженія) только мшаютъ развитію дйствія’.— Это жестоко огорчило меня, потому что Фицгопль былъ однимъ изъ моихъ любимыхъ лицъ, и я вложилъ ему въ уста самыя лучшія словечки. Дале, дв второстепенныя роли слдовало сократить на половину, дйствіе третьяго акта ‘подогнать’, а шестнадцать заключительныхъ словъ героини сократить до четырехъ. ‘Если авторъ съуметъ воспользоваться этими совтами, то пусть попытается поставить свою комедію на утреннемъ представленіи’.
Долли и я смотрли другъ на друга словно ошпаренные. Постарался таки м-ръ Джоттль за полторы гинеи!
Являлся вопросъ, что же мн длать? Положимъ, я послдую совту мистера Джоттля и исправлю пьесу, а дальше что? Но Долли разрубила Гордіевъ узелъ съ чисто женской ршимостью: Ты долженъ сдлать измненія, голубчикъ Джимми, а затмъ послдовать совту м-ра Джоттля и поставить пьесу на matine.
— Поговори объ этомъ съ м-ромъ Вимбушемъ,— прибавила она.— Онъ кажется знаетъ обо всемъ на свт.
Вимбушъ не былъ у насъ около мсяца, и я усплъ выправить пьесу къ его приходу. Я далъ ему прочесть письмо, но не ршился просить его прочесть комедію.
— Утреннее представленіе въ Вестъ-Эндскомъ театр обойдется теб не дешево, старина,— сказалъ онъ, когда я сообщилъ ему о желаніи Долли.
— Сколько же примрно?
— Фунтовъ сорокъ, пятьдесятъ… Впрочемъ, наврно не знаю,
Я совершенно упалъ духомъ.
— Но разъ ты зашелъ такъ далеко,— продолжалъ онъ,— такъ не стоитъ останавливаться. Пожалуй, что лучше будетъ сдлать еще шагъ. Если хочешь, я дамъ теб рекомендательное письмо къ Табору, режиссеру театра Момусъ. Онъ считается однимъ изъ самыхъ опытныхъ людей по театральной части, и наврно сообщитъ теб все, что ты захочешь знать о matines и о чемъ угодно.
Врядъ-ли нужно прибавлять, что предложеніе моего друга было принято съ благодарностью.
На той же недл я послалъ м-ру Табору записку Вимбуша вмст съ моимъ письмомъ и исправленнымъ экземпляромъ ‘Любовныхъ грёзъ’ и дней черезъ пять получилъ отъ этого джентльмена весьма учтивый отвтъ съ приглашеніемъ пожаловать къ нему на квартиру въ Слонъ-Стритъ, въ одиннадцать часовъ утра на слдующій день.
Прежде всего я написалъ въ банкъ, что завтра не буду на служб.
М-ръ Таборъ принялъ меня очень любезно. Его столъ, на которомъ еще стояли тарелки съ остатками завтрака, былъ загроможденъ рукописями, пакетами, письмами, газетами. Моя драгоцнная комедія лежала передъ нимъ. Вроятно м-ръ Таборъ просматривалъ ее за завтракомъ.
Режиссеръ театра Момусъ былъ маленькій, чисто выбритый, толстенькій человчекъ. Голова его украшалась копной черныхъ волосъ такого чудеснаго цвта, что они могли бы пристыдить природу. У него были орлиныя черты лица, густыя брови, острые, свтлые глаза, съ холоднымъ, сухимъ блескомъ.
— Ну-съ, дорогой сэръ,— сказалъ онъ, когда я поздоровался съ нимъ и услся на стул напротивъ него,— я прочелъ вашу пьесу съ истиннымъ удовольствіемъ. Мн приходилось одолвать сотни гораздо худшихъ пьесъ, но я бы безсовстно польстилъ вамъ — что было бы дурно съ моей стороны, еслибъ сказалъ, что мн никогда не случалось читать пьесы лучше. Но во всякомъ случа она не безъ достоинствъ, мой дорогой сэръ, далеко не безъ достоинствъ — и если, какъ я повидимому могу заключить изъ вашего письма, вы думаете поставить ее на утреннемъ представленіи, то весьма и весьма возможно, что при хорошей трупп и опытномъ режиссер, она понравится публик и будетъ имть успхъ.
Какъ запрыгало мое сердце при этихъ словахъ! Я чувствовалъ, что щеки мои разгорлись и глаза заблестли. Я готовъ былъ расцловать маленькаго человчва.
— Но — но,— пробормоталъ я,— вдь поставить комедію на matine обойдется мн недешево.
Онъ улыбнулся широкой, масляной улибкой.— Это зависитъ отъ того, мой дорогой сэръ, что вы называете ‘недешево» Вдь тутъ, какъ бы сказать, вы стараетесь поймать кита на пискаря,— конечно, вашъ пискарь долженъ быть золотой.
Онъ откинулся на спинку стула, поигрывая своей тяжелой цпочкой и глядя на меня холодными, острыми глазами.
— Можетъ быть вы потрудитесь сообщить мн, какъ велики издержки,— сказалъ я.
— Охотно.
Минути дв спустя онъ подалъ мн листокъ бумаги, на которомъ была написана смта. Мой взглядъ инстинктивно остановился на итог. Итогъ былъ въ сто пятнадцать фунтовъ!
М-ръ Таборъ, безъ сомннія замтивъ, что я ‘огорошенъ’, ванялся какими-то бумагами.
Счетъ этотъ сохранился у меня до сихъ поръ и я могу привести его здсь дословно:
Плата за наемъ театра, включая газъ, плотниковъ, хоры, прислугу, канельдинеровъ etc. — 25 ф.
Объявленія — 15 ‘
Плата артистамъ — 50 ‘
Режиссеру, суфлеру, костюмы и парики, случайные расходы — 25 ‘
Итого — 115 ф.
— Разумется это только приблизительная смта,— замтилъ м-ръ Таборъ,— Можетъ быть окажется фунтовъ на десять дороже или дешевле.
— Во всякомъ случа, я опасаюсь, что расходы эти мн не по средствамъ,— отвчалъ я нершительно.
Мистеръ Таборъ пожалъ плечами.— Это ваше дло, дорогой сэръ.
Мн казалось, что тайный смыслъ его словъ:— съ какой стати этотъ молодчикъ привязался ко мн и отнимаетъ у меня время, если у него нтъ денегъ?
— Съ вашего позволенія, м-ръ Таборъ, я сначала обдумаю это дло,— сказалъ я, вставая.
— Пожалуйста. Я самъ никогда не ршаю дла не подумавъ.
— Я увдомлю васъ самое позднее въ четвергъ.— Затмъ я раскланялся и ушелъ. Остатокъ дня я провелъ въ очень грустномъ настроеніи.
На другой день я получилъ отъ мистера Табора письмо, въ которомъ онъ сообщилъ, что по тщательномъ соображеніи расходовъ, находитъ возможнымъ поставить ‘Любовныя грёзы’ на matine за сто фунтовъ.
— Онъ могъ бы съ такимъ же успхомъ потребовать отъ меня тысячу,— сказалъ я съ горечью.— Та и другая суммы одинаково недоступны для меня.
— Какія глупости, милый,— воскликнула Долли. — Ты получаешь сто сорокъ девять фунтовъ въ годъ. Кром того въ твоимъ услугамъ деньги, завщанныя теткой Деборой.
— Не думаешь ли ты…— началъ я.
— Нтъ, именно думаю. Можно ли придумать лучшее употребленіе для этихъ денегъ? Мы пока не нуждаемся въ нихъ и вроятно не будемъ нуждаться. Если даже он пропадутъ, мы не раззоримся. Но безъ риску не получишь и прибыли. Подумай, Джимми, что если комедія будетъ имть успхъ! Мы вернемъ наши сто фунтовъ съ громаднымъ барышомъ, да сверхъ того мой милый дурачекъ сдлается знаменитымъ человкомъ.
Можно ли было противустоять этому увщанію, въ соединеніи съ пухлыми губками и ласковыми карими глазами.
Въ тотъ же вечеръ я написалъ м-ру Табору, что принимаю его предложеніе.
Слдующій мсяцъ навсегда остался для меня памятнымъ. Порывы дикихъ лихорадочныхъ надеждъ чередовались съ припадвами самаго малодушнаго отчаянія. Я работалъ въ контор какъ автоматъ, дома же не могъ ни читать, ни писать, ни сидть смирно. Вскор я получилъ записку отъ мра Табора, въ которой онъ сообщалъ, что ему удалось, посл многихъ хлопотъ, пригласить на главныя роли въ моей комедіи миссъ де-Бовуаръ и м-ра Сеймура Логона. Первую я видлъ нсколько разъ, второго только однажды. Оба пользовались успхомъ, но ни ту, ни другого я бы не выбралъ для моихъ ролей, еслибъ могъ распоряжаться по своему усмотрнію. Миссъ де-Бовуаръ, въ особенности, создала себ имя въ роляхъ, не имвшихъ ничего общаго съ ролью ‘Линды Максвеллъ’ въ моей комедіи. Я написалъ объ этомъ мистеру Табору. На это онъ отвчалъ, что хотя миссъ де-Бовуаръ прославилась главнымъ образомъ въ партіяхъ ‘субретокъ’, но она давно желаетъ попытать свои силы въ сантиментальной комедіи. Она прочла роль Линды Максвеллъ и осталась очень довольна ею, и если эта партія ей удастся, въ чемъ онъ, м-ръ Таборъ, почти не сомнвается, то на мою долю выпадетъ честь доставить извстной актрис случай отличиться въ роли, въ которой она еще никогда не выступала. Я прочелъ и, признаюсь, не вполн убдился, но настаивать дале было бы безполезно и неделикатно. Мистеръ Таборъ былъ главнымъ заправилой.
Наконецъ наступило роковое утро. Долли и я почти ничего не ли за завтракомъ. Мистеръ Таборъ прислалъ мн билетъ на ложу, а Долли пригласила свою подругу, миссъ Деромъ. Къ несчастью Вимбушъ ухалъ изъ Лондона. Мистеръ Таборъ прислалъ также пачку билетовъ для раздачи друзьямъ и знакомымъ. Онъ разсуждалъ объ этомъ очень просто. Надо позаботиться о сочувственной публик. Это всегда длается. Ничто такъ не поощряетъ артиста, какъ сочувственный пріемъ и вызовы.
Но что длать съ билетами человку, у котораго почти нтъ друзей и знакомыхъ? Хотя я прожилъ въ Лондон около четырехъ лтъ, но не завязалъ и десятка близкихъ знакомствъ. Кром того, совтъ Табора задвалъ мою amour propre. Что за радость пользоваться покупными апплодисментами. Ну ихъ совсмъ! Если моя комедія плоха, такъ и пусть себ провалится. Я отдалъ билеты Долли, которая и спрятала ихъ до поры до времени. Кажется она и миссъ Деромъ пустили ихъ въ дло, но какимъ образомъ,— я никогда не спрашивалъ.
Мы взяли кэбъ и отправились въ театръ, вс трое. Представленіе начиналось въ два часа, мы явились за четверть часа до начала. Въ корридор оказалось столько народу, что мы насилу протискались до нашей ложи. Судя по этому можно было ожидать, что театръ будетъ полонъ, да такъ оно и оказалось, но я узналъ впослдствіи, что въ толп, сквозь которую мы проталкивались, было очень немного лицъ, заплатившихъ за входъ. Большинство были ‘собратья по ремеслу’ артистовъ и ихъ друзья, которые, зная, что имъ стоитъ только показать карточки чтобы быть пропущенными, явились сюда не столько ради пьесы, сколько для того, чтобы повидаться и поболтать другъ съ другомъ. Притомъ же миссъ де-Бовуаръ выступала въ новой для нея роли, и этого одного было достаточно, чтобы привлечь въ театръ множество ея коллегъ.
Я невольно улыбнулся,— хотя былъ вовсе не въ такомъ настроеніи, чтобъ улыбаться,— видя, съ какимъ апломбомъ Долли и миссъ Деромъ заняли мста въ лож, точно он никогда и не сиживали въ другихъ мстахъ, и не имли понятія о томъ, что такое галлерея. Он услись у самаго барьера и съ особеннымъ интересомъ слдили за появленіемъ представительницъ своего пола. Ихъ эта сцена ванимала главнымъ образомъ съ точки зрнія туалетовъ, хотя Долли, надо ей отдать справедливость, были почти также взволнована какъ я. Что касается до меня, то я охотно бы спрятался куда нибудь, не потому что боялся встртить знакомаго, но потому, что въ эту минуту мн вообще не хотлось никого видть, ни быть видимымъ.
Мистеръ Таборъ заглянулъ къ намъ передъ самымъ началомъ представленія. Онъ улыбался и имлъ очень бодрый и веселый видъ. Жена освдомтлась у него, есть ли въ театр кто нибудь изъ критиковъ и, если есть, просила увазать ихъ.
— Пока я вижу только двоихъ,— отвчалъ мистеръ Таборъ,— но безъ сомнній явятся и еще двое-трое. Вотъ тотъ сдой господинъ въ третьемъ ряду креселъ — главный театральный критикъ ‘Ежедневнаго Встника’, а тотъ молодой, въ пятомъ ряду, что крутитъ себ усы съ такимъ фатовскимъ видомъ, пишетъ въ ‘Утренней Почт’. Впрочемъ оба, какъ водится, сотрудничаютъ и въ другихъ газетахъ.
Эти слова произвели на мою жену сильное впечатлніе.
— Мн нравится лицо этого стараго джентльмена,— сказала она,— у него такое кроткое ласковое выраженіе, но тотъ, другой, вовсе не нравится. Онъ кажется ужасно сердитымъ и я не удивлюсь, если онъ разбранитъ пьесу.
Мистеръ Таборъ загадочно улыбнулся и исчезъ.
Черезъ нсколько мгновеній взвилась занавсь и началось первое дйствіе ‘Любовныхъ грёзъ’. Въ первыя минуты я ничего не видлъ, и не слышалъ, потомъ началъ сознавать, что я сижу точно въ гипноз и слушаю какія-то рчи, какъ будто мои собственныя и въ тоже время вовсе не мои. Впрочемъ это странное состояніе скоро прошло и я заинтересовался тмъ, что происходило на сцен.
Здсь не мсто вдаваться въ критику, еслибъ даже я желалъ этого. О мистер Логан скажу только, что игр его не доставало той verve, того одушевленія, которое почти всегда завоевывало ему сочувствіе публики.
Что касается миссъ де-Бовуаръ, то я не хотлъ бы сказать о ней ничего дурного, но кажется она напрасно взялась за роль героини въ сентиментальной комедіи. Должно быть она и сама пришла къ такому же заключенію, потому что ни разу не выступала въ подобной роли со времени этого достопамятнаго представленія. Монологи, отъ которыхъ должна бы была ‘размякнуть’ публика, вызывали смхъ, сдержанный, правда, но явственный, тогда какъ ‘пикантность’, которой славится миссъ де-Бовуаръ, проявлялась самымъ неожиданнымъ и неумстнымъ образомъ. Словомъ, сначала и до конца она была въ ложномъ положеніи.
Остальные актеры длали, что могли, въ этомъ я увренъ, но могли то они немного. По окончаніи перваго и второго акта, миссъ де-Бовуаръ и мистеръ Логанъ были вызваны и привтствуемы бшеными апплодисментами, но я чувствовалъ, что это длается по дружб и по знакомству, а не потому, чтобы ихъ игра или пьеса произвели благопріятное впечатлніе. По окончаніи третьяго акта ихъ вызвали два раза. Затмъ послдовалъ концертъ, котораго я въ жизнь не забуду. Раздались оглушительные крики: ‘автора’, въ которымъ примшивались свистки, лай, вой, мяуканье, топотъ ногъ и стукъ палокъ и зонтиковъ объ полъ. Долли съ ужасомъ отшатнулась и уцпилась за мою руку. Ревъ не превращался, внезапно отворилась дверь ложи и появился мистеръ Таборъ.
— Вамъ слдуетъ выйти,— сказалъ онъ,— очевидно они не разойдутся безъ этого.
Онъ повелъ меня, а я послдовалъ за нимъ точно во сн, и точно во сн видлъ и слышалъ все, что затмъ произошло. Минуту спустя я стоялъ на сцен, плотникъ отдернулъ занавсь, и Таборъ вывелъ меня за руку. Я видлъ передъ собой только бушевавшее море лицъ. Я чувствовалъ себя фокусомъ тысячъ глазъ. Гвалтъ удвоился. Апплодисменты и стукъ палокъ почти заглушались шиканьемъ, свистками и уханьемъ. Я раскланивался какъ автоматъ, такъ же мало сознавая, гд я, и что я, какъ фигурки китайцевъ въ чайныхъ магазинахъ. Вдругъ кто-то заревлъ съ галлереи:— Уведите его, Таборъ, да ради Бога не позволяйте этой фигур еще разъ выставлять себя на показъ! — взрывъ смха покрылъ эти слова и Таборъ утащилъ меня со сцены.
Моя любимая газета былъ ‘Ежедневный Встникъ’ и каждое утро въ восемь часовъ разсыльный приносилъ мн номеръ. Долли дожидалась его, спозаранку, на другой день посл представленія и набросилась на него какъ кошка на мышь. Вслдъ за тмъ она углубилась въ отдлъ театральной критики. Я видлъ какъ лицо ея мало-по-малу омрачалось, наконецъ она залилась слезами и обвила руками мою шею.
— О, Джимми, какъ это грубо, жестоко, безжалостно,— восклицала она,— а съ виду онъ казался такимъ ласковымъ, добрымъ старичномъ. Теперь никогда не поврю ничьей наружности.
‘Какъ низко упала драматическая литература,— такъ начиналась статья,— видно изъ того, что такая жадкая стряпня, какъ ‘Любовныя грёзы’, могла быть поставлена вчера на утреннемъ представленіи въ театр Мельпомены. Это не комедія, а винигретъ, бирюльки, olla pot rida — какая-то смсь избитыхъ, затасканныхъ и зазженныхъ якобы комическихъ положеній съ сантиментальными эпизодами, слащавыми до тошноты. Самый способный артистъ ничего не сдлаетъ изъ подобнаго матеріала и можно только удивляться, что леди и джентльмены, злоупотреблявшіе вчера терпніемъ публики, ршились выступить въ такой невозможной пьес. Не стоитъ передавать содержанія пьесы, которую, надо надяться, немедленно снимутъ съ репертуара. Любовныя сцены, которыми авторъ видимо старается щегольнуть, напыщенная дребедень, и мы нисколько не удивляемся, что м-ръ Логанъ, при всей своей опытности, не могъ создать изъ нихъ что нибудь путное, ни тому, что талантливая миссъ де-Бовуаръ повидимому не знала, какъ ей отнестись къ своей роли. Во всякомъ случа, ея манера казалось говорила:— если вы позволите мн осмять эту сантиментальную чепуху, то я заставлю васъ покатываться со смху’.
Въ такомъ же дух было написано еще полстолбца, но довольно и этой цитаты. Съ этого дня я прекратилъ подписку на ‘Ежедневный Встникъ’ и до сихъ поръ отворачиваюсь съ омерзеніемъ и негодованіемъ, когда вижу эту газету.
Между тмъ Долли надла шляпку и пальто.
— Куда ты? — спросилъ я.
— Купить ‘Громовержца’, ‘Утреннюю почту’ и другія газеты. Не одинъ же ‘Встникъ’ далъ отзывъ. Посмотримъ, что говорятъ другія.
‘Громовержецъ’ не удостоилъ моей пьесы отэывомъ. Въ другихъ газетахъ оказались боле или мене неодобрительныя рецензіи, хотя ни въ одной не продернули меня такъ жестоко какъ въ ‘Встник’. Самый снисходительный отзывъ дала ‘Утренняя Почта’.
— Авторъ ‘Любовныхъ грёзъ’ не лишенъ дарованія,— писалъ критикъ,— но это дарованіе требуется еще развить и воздлать. Въ настоящее же время онъ еще не опредлилъ ни своихъ силъ, ни своего жанра и безъ сомннія потерплъ фіаско, хотя со временемъ вроятно создастъ что нибудь хорошее. Въ всякомъ случа ему не слдовало предлагать главную роль въ своей пьес миссъ де-Бовуаръ, стиль которой совершенно не подходитъ къ подобнымъ ролямъ. Ея репутація ничего не выиграеть отъ этого представленія и мы дружески совтуемъ ей оставаться на будущее время при тхъ партіяхъ, которыя завоевали ей справедливую симпатію публики. Что касается м-ра Логана, то мы еще никогда не видли его такимъ сухимъ и безжизненнымъ. Объ остальныхъ актерахъ (за исключеніемъ пикантной миссъ Котсвольдъ, которая превосходно сыграла свою маленькую роль) чмъ меньше говорить, тмъ лучше. Иногда милосердіе заставляетъ набросить покровъ забвенія, такъ мы и поступимъ въ настоящемъ случа’.
Три дня спустя на меня обрушился новый ударъ.
Мистеръ Сансомъ, директоръ нашего банка, пригласилъ меня къ себ въ кабинетъ. Когда я вошелъ, то увидлъ передъ нимъ на стол номеръ газеты съ отчетомъ о ‘Любовныхъ грёзахъ’. Сердце мое екнуло, предчувствуя, что изъ этого выйдетъ. Не стоитъ передавать послдовавшаго за тмъ діалога. М-ръ Сансомъ былъ вжливъ, какъ всегда, но и несокрушимъ, по обыкновенію. Я долженъ былъ выбирать между театромъ или банкомъ. Совмстить два эти ремесла невозможно. Онъ не хотлъ ничего слышать, онъ былъ неумолимъ. Я долженъ обязаться честнымъ словомъ не выступать въ качеств автора пьесы, пока остаюсь въ банк или оставить службу. Нужно ли прибавлять, что я покорился.
Долли заплакала слезами негодованія, когда я разсказалъ ей объ этой сцен, и называла директора самыми нелестными именами, но я часто спрашиваю себя, не оказалъ ли мн м-ръ Сансомъ услугу, за которую я долженъ быть ему отъ души благодаренъ.