Модель номер десять, Заяицкий Сергей Сергеевич, Год: 1927

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Сергей Заяицкий.
Модель номер десять

Вот я сижу за столом и читаю книжку. Окно отворено, и в небе раздается вдруг шум аэроплана, но мне и в голову не приходит бросить книжку, кинуться к окну, кричать от восторга, глядя на летящую прекрасную птицу. Пролетел аэроплан, проехал трамвай. Обыкновенное дело! Не стоит прерывать интересного чтения. Но еще двадцать лет тому назад никто и не предполагал, что могут над Москвой летать аэропланы. Когда в первый раз приехал в Москву французский авиатор (русских тогда еще не было) и летал на Ходынке, то собрались толпы народа и громко восхищались, если аэроплан на высоте двухэтажного дома с громом облетал половину бегового круга. Почти при каждом спуске непременно случалась авария, и следующий полет в тот же день уже не мог состояться, но люди расходились, восторженно разводя руками, с взволнованными лицами. ‘Чудеса в решете!’
Вот в те-то времена и случилось то, о чем я хочу рассказать сейчас.

I. Шальная стрелка

Иван Пахомов был водопроводчиком и слесарем при четырехэтажном доме, который стоял в глубине гладкого асфальтового двора. Ванька Пахомов был его сын, и было Ваньке двенадцать лет. В жаркий июльский день сидел Ванька ‘пил с отцом чай возле окна. Окно было отворено. Так как комната помещалась в полуподвальном этаже, подоконник приходился вровень со двором, раскаленным от жары асфальтом, на котором играли ребятишки. В комнате было жарко и душно, и Ванька мечтал о том, как, напившись чаю, побежит купаться на Москву-реку. И в этот самый миг влетела в окно из газетной бумаги сделанная стрелка и ударила Ваньку прямо в лоб, а потом села в его чашку и промочила себе хвост. Ванька сердито вынул стрелку из чая и выглянул в окно. Однако ребятишки, пускавшие стрелки, явно не целились в окно и не имели намерения попасть Ваньке в лоб: пятилетние ‘клопы’ Ваньку уважали. Поэтому он ограничился тем, что крикнул им:
— В другой раз всем вам головы пооторву и на крышу пошвыряю! Брысь отсюда!
Иван Пахомов между тем развернул стрелку.
— Гляди-ка,— сказал он,— французский инженер Блерио на построенном им летательном аппарате тяжелее воздуха перелетел Ламанш. И картинка — точно птица над морем летит. Неужто люди летать начнут?
Ванька поглядел на картинку и ахнул. Действительно, словно птица над морем летит, и на птице человек. А рядом на отдельной картинке, и рожа в колпаке с ушами: Блерио!
Ванька долго не мог оторвать глаз от картинки. Вот должно быть интересно летать!
И плавая и кувыркаясь в Москве-реке, глядел он с завистью на стрижей, с визгом проносящихся над водой. Блерио!

II. Ко-ко! Ко-ко!

Летом дом пустел: жильцы его большею частью уезжали на дачу. Но в конце августа грохотали на дворе фуры и полки с мебелью, и на дворе появлялись хорошо одетые мальчики и девочки. И тогда из окна второго этажа очень часто слышался крик:
— Ко-ко! Ко-ко!
Крик этот исходил из уст почтенной дамы в очках, а Коко был белокурый мальчик, гулявший на дворе в синем пальто и белой матросской шапке.
— Ко-ко! Зачем на солнце гуляешь? Вспотеешь!
— Ко-ко! Зачем в тень пошел? Продует!
— Ко-ко! Ко-ко! К тому окну не подходи, там девочка кашляет.
И все ребятишки на дворе кричали хором:
— Ко-ко! Ко-ко!
А Коко злился и в конце концов показывал язык почтенной даме.

III. Желтая птица

Однажды во двор с приятным шумом вкатил автомобиль, и Ванька увидал в нем важного господина, сидевшего среди чемоданов и картонок.
— Ко-ко! Ко-ко! Папа из Парижа приехал! Ко-ко!
Коко поцеловался с вылезавшим из автомобиля господином, пошел за ним в дом, а через час появился на дворе с удивительной желтой штукой — вроде безголовой птицы — в руках. Он что-то покрутил, птица закружилась, вырвалась у него из рук и, пролетев над двором, ударилась в стенку. Ванька прямо из окна выскочил на двор.
— Что это? — спросил он Коко.
Но уже сверху слышался крик.
— Ко-ко! Отойди от него. Мальчик, отойди! Ко-ко! Ты скарлатиной заболеть хочешь? Ко-ко!
Ванька, обидевшись, отошел и издали наблюдал за птицей. Он решил встать так, чтобы при следующем полете она прилетела к нему. Во что бы то ни стало он решил ее осмотреть.
Коко опять что-то покрутил. Желтая птица полетела, и Ванька кинулся за нею. Она упала рядом с ним. Ванька мгновенно схватил ее и жадно стал осматривать. Он не обращал внимания на то, что из окна несся взволнованный и испуганный крик дамы:
— Мальчик, не смей игрушку трогать!
И грозный мужской голос:
— Не смей игрушку трогать, негодяй!
Коко ревел, а Ванька наспех изучал машину. Крылья из шелка натянуты на деревянные рамы, прикрепленные к бамбуковой палке: на другом конце палки маленькие крылышки, и одно крыло стоймя, впереди деревянная штучка, вроде мельничного крыла, по-особенному изогнутого. Штучка-то и закручивается, а вертит ее натянутая резина.
Все осмотрел Ванька, положил птицу на асфальт и убежал, а господин и дама продолжали что-то кричать ему вслед.
Иван Пахомов пришел сердитый.
— Из-за тебя мне от места откажут. Управляющему жаловаться обещали. Уж я им сказал, что тебя высеку, только чтобы не жаловались. Будут спрашивать, скажи, что высек!
Шутка ли — место потерять! Ванька пожалел, что связался с этим Коко. Однако мысль о птице не давала ему покоя. При этом он думал, что можно самому сделать совершенно такую же птицу. И решил сделать.

IV. Как Ванька решил достать себе оборотный капитал

Бамбуковую палку Ванька выпросил у знакомого рыболова. Тот дал ему старую удочку. Рамы для крыльев сделать было не трудно, и остальное все тоже, а вот как быть с резиной и шелком? А должно быть нужен был непременно шелк: он и легкий, и гладкий, и воздух через него не проходит. Жила в полуподвале портниха Глаша, у нее бывали шелковые обрезки, но даром их отдать она никак не могла. За рубль давала как раз столько, сколько требовалось на крылья: Ванька решил делать большую птицу. Резина продавалась на Арбате в магазине ‘Проводника’, но стоила она метр тридцать копеек. Рубля на три нужно было купить резины. Ванька решил заработать.

V. Плей! Реди! Аут! Райт!

Утром побежал Ванька на Девичье поле, где на гладких песчаных, перечерченных белыми линиями площадках в белоснежных костюмах играли в теннис. Такие же, как Ванька, мальчики (и меньше, чем он) бегали и подавали им мячи.
— Плей! — кричал один игрок, подкидывая кверху мяч.
— Реди! — отвечал другой. И они начинали лупить мяч ракетами.
Ванька не раз наблюдал из-за забора игру. Он знал, что мальчики зарабатывают иногда полтинник, иногда даже рубль в день, но знал он и то, что новых они принимать в свою компанию не любят. Однако Ванька перелез через забор, стараясь не попасть на глаза сердитому сторожу, и сел рядом с ребятами, ожидавшими игроков.
— Ты чего? Ты зачем? Ты откуда? — посыпались на него угрожающие вопросы.
— Ребята, мне только четыре целкача заработать! Заработаю — уйду.
— Ишь, какой хитрый! Гони его, ребята, в шею!
— Четыре целковых заработаю — уйду! Мне птицу сделать.
— Какую птицу? Шальной ты, что ли? Катись!
Но Ванька быстро объяснил, в чем дело. Мальчики заинтересовались.
— Не врешь?
— Честное слово! Сделаю, вам сюда принесу показать.
— Ну, как, ребята, пустим его?
— Ну, ладно! Только ты должен со сторожем столковаться. Вон он ходит. Мы ему все платим.
И Ванька весь день носился за прыткими мячами и слушал крики:
— Аут! Райт! Тридцать — ноль! Гэм! Шесть — два! Плей — реди!
Через неделю у него было четыре рубля.
Как замечательно пахло в резиновом магазине!
Приказчик удивился.
— Ты что, рогатками, что ли, торгуешь? Куда тебе десять метров?
Но резину отмерил, а Ванька, когда уже уплатил деньги и тщательно спрятал покупку в карман, сказал:
— Я аэроплан делаю!
Слово это было тогда уж всем известно.
Приказчик усмехнулся и сказал:
— На луну не залети! Пожарных вызывать придется — тебя оттуда снимать.
Но Ванька ушел из магазина с уверенностью, что теперь аэроплан у него будет.

VI. Как Ванька построил аэроплан

Прежде всего Ваня сделал мотор.
Он нашел на дворе пустую жестянку из-под кофе и вырезал из нее кусок такой формы, как изображено на рисунке:
Затем он проткнул шилом дырочки и согнул кусок по линиям пунктира. Маленькими винтиками прикрепил он его через дырочки к бамбуковой палке. Получилось, если смотреть сбоку, вот так:
Из двухмиллиметровой медной проволоки сделал Ванька крючок и вставил его в среднюю дырочку. Затем он выточил из дерева пропеллер (слова этого тогда еще и не знал Ванька), проткнул посередине дырочку и нацепил его на крючок. На другом конце бамбуковой палки приделал он другой крючок. Теперь готов был весь мотор, оставалось только закрутить резину, а это было уже вовсе не трудно.
Ванька сильно волновался, закручивая пропеллер. Долго крутил, потому что мотор был у него длинный, в метр длиною, и резина скручивалась медленно. Когда уже пошло дело туго, Ванька отпустил пропеллер, крепко держа мотор за середину палки. Пропеллер завертелся быстро, и на Ваньку даже пахнул от него ветер, но палка заходила у него в руках ходуном. Ванька удивился, но тотчас же сообразил, в чем дело. Он не уравновесил пропеллера. Одна лопасть оказалась тяжелее другой, оттого и вращение получалось неровное. Он снял пропеллер с крючка, провел сквозь отверстие нитку и натянул ее. Одна лопасть сразу перевесила. Ванька точил ее до тех пор, пока обе лопасти не оказались совсем одинакового веса и уже не перетягивали друг друга. Ванька опять надел пропеллер на проволоку и, закрутив его, спустил. Теперь палка уже не дрожала у него в руке. Ровно, с легким фырканьем крутился пропеллер, обдувая Ваньке лицо, и тянул за собою его руку. У Ваньки даже дух захватило от восторга. Из липовой доски сделал он рамы для крыльев, а чтобы прикрепить их к мотору, скрутил из жести трубочки и, сжав их посередине плоскогубцами, прибил к бамбуку. В эти трубочки хорошо вставлялись липовые палочки, служившие рамами.
То же самое он сделал для хвоста. Только на хвосте крылья были маленькие. Аэроплан теперь сверху имел такой вид:
А сбоку такой:
Для прочности он еще скрепил крылья и хвост нитками. Обшить рамы шелком помогла Ваньке Глаша. Она заинтересовалась его работой и обещала никому пока не говорить о ней.
Теперь все было готово. Оставалось только испробовать.
И вот тут Иван Пахомов вдруг объявил сыну, что в воскресенье на Ходынке будет полет настоящего аэроплана. Приехал французский летчик и будет летать. Узнав об этом, Ванька даже потерял сон и аппетит. Воскресенья он ждал, считая дни и часы, и решил не пробовать свой аэроплан до тех пор, пока не убедится, похож ли тот на настоящий.

VII. Авиатор Гюйо

Афиши о полете авиатора Гюйо на аэроплане системы Блерио были расклеены по всей Москве, и в воскресенье на Ходынке собралось очень много народа. Кто не жалел денег, входил прямо на скаковой ипподром, где происходил полет, кто не хотел платить за вход, устраивался на заборе. Иван Пахомов и Ванька предпочли не тратить денег зря. Ванька влез на забор и от восторга едва не полетел вниз. Огромная грязнобелая птица стояла среди зеленого поля, а вокруг нее суетились люди. Гюйо под гром аплодисментов уселся между крыльями. Механики повернули пропеллер и бросились в разные стороны. Мотор загудел, аэроплан покатился, мягко вдруг стал отделяться от земли. Все люди, сколько их было, заорали от радости, захлопали в ладоши, замахали платками. На высоте десяти метров аэроплан пролетел полкруга, сел на землю и повернулся хвостом вперед. Но Ваньке казалось, что он присутствовал при каком-то чуде, и он так орал, сидя на заборе, что совершенно охрип. Теперь он решил непременно приделать к своему аэроплану колесики.

VIII. Проба

Это было не так трудно. Из богатых квартир постоянно выбрасывали старые игрушки. Среди них бывали маленькие автомобильные колесики, которые легко можно было использовать. Ванька среди всякого хлама в сарае нашел несколько подходящих игрушек. Он нацепил колесики на проволочную ось и сделал то, что называется вилкой: с помощью жестяных трубочек, так же как крылья, прикрепил к мотору деревянные палочки.
Сзади он тоже сделал одно маленькое колесико. Теперь его аэроплан имел совершенно настоящий вид.
Оставалось только попробовать. Ванька встал очень рано утром, когда еще чуть брезжил свет, и вынес на двор свою птицу. Никого не было. Задыхаясь от волнения и озираясь по сторонам, словно воришка, закрутил Ванька пропеллер на очень много оборотов. Уж больше не хотела скручиваться резина. Потом он поставил аэроплан на асфальт и отпустил пропеллер. Тот зашипел, и аэроплан, рванувшись, страшно быстро покатился по асфальту. Но… не взлетел. Ванька побежал за ним (аэроплан прокатился через весь двор) и опять закрутил пропеллер. И опять то же самое. Лететь аэроплан решительно не хотел. Тогда Ванька решил пустить его с рук. Закрутив резину, он поднял аэроплан, держа его одной рукой за середину бамбуковой палки, а другою рукою придерживая пропеллер. Затем он пустил сначала пропеллер, а потом (когда тот сильно потянул) пустил и весь аппарат. Аэроплан понесся вправо, влево, взмыл кверху и перекувырнулся. Раздался сухой треск. Пропеллер, над которым Ванька столько трудился, ударился об асфальт и разлетелся в шепки.
Ванька с грустью взял аэроплан и огляделся по сторонам, — не видал ли кто его позора? При этом он увидал в окне седого человека, который внимательно за ним наблюдал. Ванька сконфузился и побежал домой. Но неудача не охладила его. Он решил добиться своего во что бы то ни стало!

IX. Инженер Маслов

Прежде всего нужно было сделать новый пропеллер, даже не один, а несколько. Первый опыт доказал, что необходимо было иметь запасные пропеллеры. День был праздничный, занятий в школе не было. Ванька сел у окна (сентябрь стоял теплый) и принялся стругать деревяшку. Чья-то тень вдруг загородила ему свет. На дворе перед окном стоял тот самый седой человек, которого Ванька видел утром во время своей неудачной пробы. Ванька опять смутился, но продолжал работать. Седого человека он знал по фамилии. То был живущий в этом же доме инженер Маслов.
— Ты сделал красивый аэроплан,— сказал инженер.— Неужели ты все сам сделал?
— Все сам,— пробормотал Ванька, кивнув головой, и прибавил: — Вот только не летает!
— А ты хочешь, чтоб сразу полетел. Ты знаешь, что Блерио сделал восемь неудачных моделей и только на девятой сумел совершить хороший полет. Покажи-ка мне свой аэроплан.
— Я его разобрал, — сказал Ванька, — нужно его переделать.
Несмотря на свою седую бороду, инженер казался не многим старше Ваньки, — так живо блестели у него глаза и с таким интересом он следил за Ванькиной работой.
— Знаешь что? — сказал он вдруг. — Приходи-ка ко мне сегодня вечером, часов в восемь. И аэроплан приноси, мы потолкуем. Я в четвертой квартире живу.
Сказав так, он ушел, дружелюбно кивнув Ваньке головою.
Ванька был очень польщен приглашением инженера, и вечером, надев свою праздничную куртку и тщательно вычистив сапоги, он пошел по черному ходу в четвертую квартиру.
Захватил он с собой и аэроплан, завернув его в газетную бумагу. Ему отворила дверь старушка, которая, очевидно, была предупреждена, потому что хотя и поворчала, но провела Ваньку в кабинет к инженеру.
Инженер сидел за большим столом и писал что-то при свете зеленой лампы. Ваньку поразило множество книг в его кабинете.
— Добрый вечер, — сказал инженер. — Принес свою машину?
Он зажег верхний свет и осмотрел аппарат, взвесил его на руке.
— Смотри,— сказал он, — у твоего аэроплана перед гораздо тяжелее зада. Тебе нужно отставить крылья назад, а кроме того поставить их под большим углом. Тогда аэроплан будет устойчивее. А в общем ты работаешь хорошо и аккуратно. Я уверен, что ты своего добьешься, и этот твой аэроплан летать будет, только говорю, найди место для крыльев. Это самое важное! Ты должен начать с того, чтобы заставить свой аппарат хорошо и плавно планировать, то есть плавно скользить по воздуху. Тогда будь уверен, что он и полетит ровно, не будет кувыркаться и кивать носом. Изучи на планерах, как надо располагать крылья, как их выгибать, под каким углом их ставить. Дело это пока новое, и мы сами его только изучаем. Если тебе удастся построить хороший планер, то ты уже этим можешь неожиданно помочь нам, ученым, в нашей работе. У нас возникает сейчас идея устроить состязание моделей планеров и аэропланов, потому что сейчас многие увлекаются их постройкою. Те аэропланы, которые будут хорошо летать, мы подвергнем исследованию, вычислим отношение их веса к размеру крыльев и прочее, важное для нас, а их конструкторам дадим премии. Вот! Работай, а я охотно помогу тебе советом.

X. Хорошее утро

И Ванька стал работать. Все свободное от школы и от уроков время он строил и клеил маленькие планеры из бумаги. И в конце концов добился того, что пущенный с крыши сарая планер плавно и медленно пролетел почти половину двора, не свернув даже в сторону. Этот планер Ванька продемонстрировал инженеру, и тот очень похвалил его.
В школе (Ванька учился в городской школе) некоторые из товарищей Ваньки также занимались постройкой аэропланов. Они тоже слыхали про устраиваемое состязание и решили непременно на нем выступить. Ванька много потрудился над своим аппаратом. Он переставил крылья ближе к центру, увеличив их несколько в размере, сделал прекрасный пропеллер по способу, которому его научил инженер.
Он взял несколько дощечек равной толщины и выпилил из них одинаковые куски, имеющие форму пропеллера. Эти куски он склеил наподобие веера, как изображено на рисунке. А затем стал стачивать грани этого веера сначала ножом, а потом широкой круглой стамеской. Получился ровно изогнутый пропеллер. Целый день тер его Ванька стеклянной бумагой и пемзой, а потом покрыл лаком и отполировал. Инженер Маслов одобрил работу. Пропеллер был очень хорошо уравновешен. Надетый на крючок мотора и закрученный на несколько сот оборотов (мотор был длиною в 1 метр), он завертелся ровно и быстро и поднял на столе целую бурю.
В холодное воскресное утро вынес Ванька на двор свой аэроплан. Инженер Маслов глядел в окно, кругом собрались ребятишки. Птица была большая — размах крыльев 130 сантиметров. Сев на корточки, долго крутил Ванька пропеллер. Одного боялся, чтобы не лопнула резина. Но вот она скрутилась до отказа. Раз! Два! Три! Пропеллер зашипел, разрезая воздух, аэроплан вздрогнул, помчался по асфальту и… Ванька слышал восторженные крики ребятишек, но у него самого от волнения туман был перед глазами. Сквозь этот туман он, однако, видел плавно летящую птицу на высоте двух-трех метров от земли. Она опустилась на той стороне двора.
Хорошее это было утро.

XI. Манеж

Случилось несчастье: Иван Пахомов, работая на крыше в холодный зимний день, простудился, заболел воспалением легких и должен был лечь в больницу. Навещая отца, Ванька замечал, что тот с каждым днем становится все худее и бледнее. Доктор прописал ему усиленное питание, но какое же питание в больнице? Ванька с завистью глядел на других посетителей, которые приносили своим больным родственникам яйца, масло, всякие вкусные, сытные вещи. Он ничего не мог принести, ибо денег у него не было, а управляющий не хотел давать вперед жалованье. Он, видимо, считал болезнь роскошью, недопустимой для простого водопроводчика, и на просьбы Ваньки отвечал строго:
— И так он нам всю работу спутал болезнью своей! Еще помрет, а я ему буду жалованье вперед платить? Чтоб мне потом от хозяина нагорело? Не барин! И на больничных харчах проживет.
В больницу пускали только два раза в неделю. Каждый раз Ванька, вернувшись из больницы, грустно оглядывал опустевшую комнату, но работы своей он не забросил. Напротив, он еще более усовершенствовал аэроплан и стал серьезно готовиться к состязанию.
Оно должно было происходить в городском манеже после конских состязаний, которые обычно устраивались в феврале.
Участники состязания могли пробовать свои аэропланы заранее в манеже, где происходили репетиции конских состязаний и военной гимнастики.
Когда Ванька в первый раз пришел в манеж, он был поражен его величиною. Пахло в манеже землей и лошадьми. Военные скакали верхом, брали препятствия и рубили саблями воткнутые в землю хворостинки.
Потом раздался марш, и манеж наполнился солдатами, которые, выстроившись в ряды, стали делать под музыку разные движения, подражая стоявшему на помосте офицеру-инструктору. Это было очень красивое зрелище, но Ваньке некогда было им любоваться. Для пробы аэропланов в манеже был отведен угол, но ‘угол’ этот равнялся по крайней мере десяти хорошим дворам. Ванькин аэроплан, казавшийся у него на дворе орлом, здесь походил на крохотного воробья. Штук двадцать таких же аэропланов, одни поменьше, другие побольше, стояли и лежали на песке, а возле них суетились их владельцы, все больше гимназисты, исправляя случайные повреждения. Обратил Ванька внимание на одного хорошо одетого мальчика, за которым по пятам следовала высокая, важная с виду, дама. Мальчик пускал нескладно сделанный аэроплан, тот не летел, и мальчик злился. Ванька был хуже всех одет, но аэроплан у него не уступал другим, наоборот, был почти самым красивым. Когда Ванька пустил его, и тот плавно полетел по манежу, среди гимназистов раздался шопот одобрения, а дама сказала с досадою, отвечая очевидно на замечание сына:
— Разве я виновата, что у него аэроплан хорошо летает?
А Ванькин аэроплан действительно хорошо летал. Гимназисты осматривали его с разных сторон, одни с восхищением, другие с завистью. Ванька был очень доволен своим аппаратом: вот если бы отец был здоров! Ему бы показать!
Наступил день генеральной репетиции. В манеже были построены деревянные ложи и трибуны для публики, интересующейся конскими состязаниями, а заодно и полетами маленьких аэропланов. Репетиция началась с ‘рубки’. Офицеры скакали через препятствия, рубя хворостинки и глиняные пирамидки. Потом была показана казацкая джигитовка, потом игра в ‘лисичку’: несколько всадников старались сорвать лисий хвост, приколотый к плечу одного из них, а тот увертывался, потом была соколиная гимнастика.
Наконец дошло дело и до аэропланов.
Почва в манеже была взрыта для скачек, поэтому, чтобы аэропланы могли разбегаться, были настланы доски. Инженер Маслов был тут с другими инженерами и техниками. Прекрасно летал Ванькин аппарат. Только два или три аэроплана не уступали ему. Остальные никак не могли с ним спорить. ‘Мальчика с дамой’ опять постигла неудача. Его аппарат сразу перекувырнулся и не полетел вовсе. Он чуть не плакал и бранил даму, а дама пожимала плечами, и ее утешал худой длинноусый гусар.
— Ну, не осрамись завтра, — сказал Ваньке, улыбаясь, инженер Маслов, — бери первый приз! Шансы есть!
Он отошел, а Ванька стал упаковывать свою машину в газетную бумагу. Манеж уже опустел, мигали огромные электрические фонари. Кто-то вдруг тронул Ваньку за плечо. Перед ним стоял гусар.
— Послушай, мальчик, сказал он, — продай аэроплан.
Ванька даже не понял.
— Как продать?
— За деньги. Как продают. Ну, на что тебе в это состязание лезть? А мы тебе двадцать пять рублей дадим…
У Ваньки даже дух захватило. Он вспомнил об отце. Двадцать пять рублей! Сколько масла, колбасы, сахару, яиц…
— Двадцать пять рублей! — прошептал он.
— Ну да же!
И офицер вынул из кожаного бумажника и протянул Ваньке пеструю бумажку с портретом бородатого царя.
У Ваньки даже дух захватило. С тоской поглядел он на завернутый в газету аэроплан, к которому привык как к хорошему товарищу.
— Нет, — сказал он, — не могу!
— Ну, тридцать рублей!
И гусар вынул еще синенькую бумажку. Ванька даже вспотел от напряжения. Он видел, что дама и мальчик издалека наблюдают эту сцену.
Гусар, видимо, начинал злиться.
— Тридцать рублей, чудак! Это же для тебя большие деньги!
Опять Ванька подумал об отце.
— Хорошо, — прошептал он, взял деньги и побежал к выходу, не оглядываясь на свой аэроплан. Он боялся разреветься.
Зато с какою радостью накупил он в гастрономическом магазине всякой снеди. На три рубля сразу! То-то отец будет рад!
А потом пошел, стараясь не думать об утрате. И вдруг — освещенная витрина, резиновые куклы, больничные круги, мячики. ‘Проводник’.
Неожиданная мысль пришла Ваньке в голову, он поколебался с секунду, а затем решительно вошел в магазин, где чудесно пахло резиной. Подойдя к прилавку, он указал приказчику на моток двухмиллиметровой резины и сказал решительно:
— Дайте мне, пожалуйста, десять метров.

XII. Как Ванька состязался сам с собой

Всю ночь Ванька работал, не сомкнув глаз, и к утру у него был готов новый аэроплан, с виду ничем не отличавшийся от проданного. Шелк дала ему Глаша.
Как только рассвело, Ванька побежал на двор пробовать аэроплан. Но едва он отворил дверь, как ему залепило глаза снегом, а ледяной ветер едва не вырвал у него из рук аэроплан. В пылу работы он и не обратил внимания на вой ветра и шум метели за окном. Весь двор был завален снегом. О том, чтобы испробовать аэроплан, нечего было и думать.
Ванька вернулся к себе в комнату удрученный. Правда, новый аэроплан был точь в точь как старый, но эти аэропланы — штука капризная. Одно крыло не так выгнуто — и конец! Крылья поставил немного ближе к пропеллеру — и конец! Однако делать было нечего. Приходилось рисковать.
Состязание было назначено в 4 часа дня. В 12 часов Ванька навестил отца, принес ему фунт сливочного масла, полкаравая ситного хлеба, яиц, колбасы, колотого сахара. Отец даже глазам своим не поверил.
— Управляющий, что ли, смилостивился?
— Да!
Ванька пока решил не говорить, откуда у него деньги.
— А ты-то не голодаешь?
— Я ничего! Меня пока Авдотья кормит.
— Ну, спасибо ей! Поправлюсь, посуду ей даром буду паять. Добрая душа!
Отец с аппетитом ел, и теперь Ваньке не завидно было глядеть на других больных.
И отец смотрел гораздо веселее.
Чесался у Ваньки язык, хотелось ему рассказать, что все это он на ‘свои’ деньги купил, но решил повременить.
Из больницы Ванька прямо помчался домой, упаковал аэроплан — и в манеж.
Метель не унималась, и Ванька боялся, чтоб не поломались крылья. Однако дошел до манежа благополучно и получил из рук распорядителя билет с номером на право участия в состязании.
Его номер был десятый. К рукаву ему тоже прикололи английской булавкой ‘No 10’.
Кончилась соколиная гимнастика, и распорядитель объявил о состязании летательных аппаратов.
Публика с любопытством смотрела на гимназистов и техников, державших в руках белых, красных, зеленых, больших и маленьких птиц.
Вот и ‘мальчик с дамой’. У него на рукаве было ‘No 9’, а в руках у него был… Ванькин аэроплан! Так вот оно что! Придется состязаться со своим же старым крылатым приятелем. Обидно будет, если он возьмет первый приз, а не возьмет, — тоже обидно!
За длинным столом уселись инженеры, и среди них Маслов.
— Номер первый! — крикнул распорядитель.
Толстый гимназист закрутил пропеллер довольно нескладного с виду аэроплана.
— Раз.
Аппарат взмыл, рванулся вправо, потом влево, потом опять вправо и сшиб распорядителю с головы цилиндр.
В манеже раздался хохот. Гимназист, весь красный, отошел в сторону.
— Номер второй! — крикнул распорядитель, с досадой вытирая цилиндр рукавом.
Аэроплан ‘номер второй’ принадлежал реалисту. Аэроплан зарылся колесами в песок и упрямо на месте завертел пропеллером, не проявляя ни малейшего желания ни лететь, ни вообще сдвигаться с места.
Опять раздался хохот. Публика не хотела понимать страданий юных строителей. Смешно и смешно!
‘Номер третий’ пролетел шагов десять — раздались даже хлопки, тотчас смолкшие. Особенно радоваться было в самом деле нечему.
Публика явно начинала скучать. Но вот распорядитель провозгласил:
— Номер девятый!
У Ваньки замерло сердце. Он увидел, как мальчик поставил на доски его милый аэроплан, присел на корточки и стал крутить пропеллер. Он крутил неумело, непривычно, руки у него дрожали от возбуждения.
— Скорее, пожалуйста! — тихо сказал распорядитель.
У мальчика вдруг сорвалась рука. Пропеллер мгновенно раскрутился и хватил его ребром по пальцу. Мальчик вскрикнул от боли и неожиданности, потерял равновесие, схватился за крыло, чтобы удержаться, что-то треснуло, и… одно крыло аэроплана повисло, как у подстреленной птицы.
А публика шумела и нетерпеливо волновалась.
— Не задерживайте состязания!
Гусар и дама кинулись к мальчику.
Он плакал, посасывая ушибленный палец. Сломанный аэроплан сняли с досок.
— Номер десятый!
Во время всей этой суматохи Ванька уже закрутил свой пропеллер. Он прямо поставил аэроплан на доски, поколебался с секунду, потом сразу отпустил руку и зажмурил глаза, чтоб не видать своего позора.
И вдруг — шум, гром, крик по всему манежу, рукоплескания.
Ванька открыл глаза.
Далеко в манежном тумане плавно мчалась белая птица. Вот она села на песок, замерла.
— Сорок два метра! — крикнул издалека студент, измерявший рулеткой расстояние.
— Бра-а-а-во!
За судейским столом инженеры оживленно обменивались мнениями, что-то записывали.
Профессор Жуковский одобрительно кивнул головою.
— Первый приз обеспечен! — сказал кто-то рядом.
Ванька стоял красный как рак. Кровь стучала у него в висках, сердце прыгало в груди…
Он был счастлив.

* * *

Состязание кончилось.
Инженер Маслов ласково потрепал Ваньку по плечу.
— Жуковский твою машину хочет исследовать. Молодец! Ловко размеры угадал!
А распорядитель объявил результат состязания.
— Первую премию — золотой жетон — получает номер десятый. Конструктор Иван Пахомов.
— Вторую премию — серебряный жетон…

* * *

Манеж опустел, публика растаяла.
Участники состязания расходились, унося свои аппараты: победители — радостные, побежденные — грустные и недовольные.
— Мне в толпе хвост повредили, я не виноват, — говорил один.
— А меня очень распорядитель торопил. Я не докрутил.
Солдаты шли убирать арену.
На песке лежала белая, поломанная, всеми забытая птица.
— Гляди, да никак это твой аэроплан? — сказал инженер Маслов. — Разве у тебя два?
Ванька подбежал к поломанному другу и поднял его. Аэроплан легко можно было починить. Ванька рассказал инженеру, в чем дело. Тот покачал головою.
— Ну, поделом ему. Хотел за деньги жар загрести чужими руками. А ты, Ванька, молодец! Я и не знал, что твой отец так болен. Ты имей в виду, что мы твой аэроплан тоже не даром возьмем. Двадцать рублей получишь.
Ванька почувствовал себя окончательно счастливым. Одно было досадно: до четверга не мог он рассказать всего этого отцу — в больницу пускали только по четвергам и воскресеньям. Четыре дня ждать.
На другой день в школе надзиратель показал Ваньке газету. В ней на последней странице написано было: ‘Состязание летательных аппаратов’. ‘Вчера в городском манеже… ‘ и далее: ‘Первую премию — золотой жетон — получил И. Пахомов, аппарат которого пролетел сорок два метра’. Товарищи завидовали и поздравляли.
Ванька после школы купил газету, вырезал заметку и послал по почте отцу в больницу. Из денег у него оставалось двадцать два рубля и еще двадцать обещал уплатить инженер. У Ваньки никогда еще не было столько денег. Поломанный аэроплан он легко исправил. Ему было как-то обидно, что не этот аэроплан получил первую премию. Старый друг был ее вполне достоин. Но зато он помог его отцу восстановить здоровье.

Заключение

Прошло много лет.
На этих днях пришлось мне присутствовать на Ходынке при отлете из Москвы в Аргентину аэроплана ‘Красная звезда’. Под звуки оркестра унеслась в голубую даль огромная белая птица.
— Как фамилия летчика? — спросил я старика, который особенно горячо проявлял свой восторг.
— Иван Пахомов, — отвечал старик и прибавил с гордостью: — Мой сын!
И пока мы шли до трамвая, он рассказал мне всю эту историю и показал маленький золотой жетончик, хранившийся: у него на груди.
— Берегу как зеницу ока!
‘Красной звезды’ уже не было видно вдали. Она мчалась теперь над полями и лесами, неслась к синему огромному океану, который ей предстояло перелететь.
Счастливого пути!

—————————————————

С. Заяицкий. Аист Лелька. Рассказы. М.-Л.: Государственное издательство, 1927.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека