МНИМЫЕ ЦИВИЛИЗАТОРЫ СИБИРИ.
МНИМЫЕ ЦИВИЛИЗАТОРЫ СИБИРИ.
(По поводу очерковъ и разсказовъ ‘Въ дали’ М. Орфанова).
(ФЕЛЬЕТОНЪ).
Добродушный Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 37, 1883
Мнимые цивилизаторы Сибири, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1883
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Недавно вышла весьма интересная книга: ‘Въ дали’, М. И. Орфанова (Мишла), гд соединены разсказы этого бытописателя, хорошо познакомившагося съ Сибирью и сдлавшаго тамъ не мало мткихъ наблюденій. Сибиряки изъ его книги многое узнаютъ по части нравовъ своей среды и знакомыхъ лицъ. Достоинство очерковъ М. И. Орфанова заключается въ томъ, что онъ, не прикрашивая, даетъ лишь встрченное имъ, не философствуетъ лукаво, не ршаетъ судьбу Сибири подъ мимолетнымъ впечатлніемъ, не клеймить ее и сибиряковъ la Благовщенскій, но не скрываетъ и темныхъ сторонъ сибирской жизни.
Напротивъ, драма сибирской жизни въ скромномъ, сдержанномъ и даже благодушномъ разсказ только рзче выступаетъ предъ вами {Въ книг г. Орфанова сосредоточены путевыя впечатлнія, описаніе Иркутска, жизнь у ‘семейскихъ’ и когда-то разыгравшаяся раскольничья драма у нихъ, нажива на золотыхъ промыслахъ, пребываніе въ Кяхт, ея кутежи, патріархальные порядки. Типическими очерками являются описаніе сибирскаго земца исправника, ревизія хлбныхъ магазиновъ, сцены въ тайг, гд обрисована непрочность чиновнаго положенія и капризы администраторовъ, наконецъ, цлый рядъ тюремныхъ очерковъ и жизнь Кары съ ея порядками, производящая тяжелое впечатлніе.}. Мы хотимъ именно воспользоваться этими очерками для классификаціи явленій сибирской жизни и начнемъ съ одного такого очерка, появившагося на дняхъ въ ‘Русской Мысли’ за сентябрь, какъ дополненіе къ его книг и особенно впечатлніямъ о Восточной Сибири.
Очеркъ этотъ носитъ названіе ‘Сибирскіе колонизаторы’, но мы не можемъ помириться съ этимъ заглавіемъ, если только въ немъ не заключается глубокая иронія. Герой взятъ ‘изъ золотой молодежи’, которая хорошо извстна столиц. Вотъ этотъ разсказъ.
Въ 187… году, въ И— обращалъ на себя общее вниманіе такъ-называемаго ‘порядочнаго общества’ (sic!) одинъ недавно прибывшій изъ Петербурга молодой человкъ, Левъ Сергевичъ Бойцовъ (фамилія героя вымышленная). Это былъ красавецъ-блондинъ, съ великолпными баками, свтскими манерами и изысканнымъ тономъ. Прізжій франтъ объявилъ себя пріхавшимъ изъ Петербурга и обладающимъ хорошимъ состояніемъ. По его словамъ, въ Петербург онъ познакомился съ однимъ лицомъ, живавшимъ въ Восточной Сибири и обольстившимъ его разказами о сибирскомъ жить быть. Пріятель сообщилъ ему о недостатк предпріимчивости у сибиряковъ и иниціативы у мстныхъ капиталистовъ, привелъ примры, какъ трудно привлечь въ Сибирь капиталы ври всей выгодности предпріятій. Между прочимъ, пріятель сообщилъ ему, что въ И— весьма выгодно составить компанію для освщенія города. И вотъ это-то и побудило ‘предпріимчиваго’ Льва Сергевича двинуться въ Сибирь и помочь сибирикамъ въ дл цивилизованнаго комфорта. Благо, Левъ Сергевичъ оставилъ въ это время службу въ гвардіи и искалъ помстить свои средства въ солидное предпріятіе. Идея ‘цивилизаціи Сибири’ явилась, такъ сказать, естественно, Льва Сергевича манитъ новизна края, влечетъ собственный избытокъ силъ и энергіи.
Остановившись на день въ лучшей гостинниц, прізжій на другой же день нанимаетъ квартиру, накупаетъ мебель, нанимаетъ камердинера, заказываетъ карточки съ городскимъ адресомъ и вообще обнаруживаетъ вс черты культурнаго человка. На третій день онъ длаетъ визиты ко всмъ виднымъ и выдающимся личностямъ, явился къ генералъ-губернатору въ пріемную, сообщилъ о своемъ предпріятіи и попросилъ его содйствія, а затмъ былъ у губернатора и членовъ совта главнаго управленія. Тутъ же онъ встртилъ стараго сослуживца адъютантомъ у генералъ-губернатора, ротмистра Чемякина, что облегчило ему сближеніе съ обществомъ. Съ нимъ онъ сдлалъ визиты на другой день къ купечеству и золотопромышленникамъ. Чрезъ нсколько дней Левъ Сергевичъ получаетъ массу отвтныхъ карточекъ отъ видныхъ гражданъ города, а затмъ быстро уже занимаетъ амплуа перваго льва: ни одного званаго вечера и обда безъ него не обходится. Никто лучше его не танцовалъ, никто лучше не плъ шансонетокъ на русскомъ и французскомъ язык, онъ училъ даже мстное общество новымъ кушаньямъ. Словомъ, это былъ цивилизаторъ вполн. ‘Звзда его взошла въ обществ высоко’, его носили на рукахъ, отцы и матери были съ нимъ ласковы, какъ съ завиднымъ женихомъ. Жизнь шла весело, планы объ освщеніи города его не оставляли, и онъ бесдовалъ охотно о нихъ съ думцами, досадно было одно: компаніоны изъ Петербурга долго ему не давали отвтовъ. Виною, конечно, было разстояніе. Визиты, обды, пикники и холостыя пирушки, гд участвовала лучшая молодежь, полиціймейстеръ и адъютанты генералъ-губернатора, продолжались, шла игра, лилось вино и ‘fine champagne’ мшалось съ портеромъ {Мшались, конечно, и другія удовольствія, свойственныя ‘порядочнымъ людямъ’.}. Это ли еще не порядочный человкъ! Постояннымъ участникамъ въ попойкахъ и собутыльникамъ не приходилъ въ голову одинъ вопросъ: на какія средства все это продлывалъ цивилизаторъ?
Здсь авторъ очерка отмчаетъ характерную черту состоятельныхъ сибиряковъ: ‘они чрезвычайно падки до прізжихъ молодыхъ людей, и послднимъ весьма нетрудно добиться у нихъ кредита не маленькаго, а только прізжій ‘левъ’ принятъ ‘порядочнымъ обществомъ’, то отказать ему въ небольшой сумм считается неловкимъ’ (‘Русская мысль’, No 9, стр. 298). Черту эту Левъ Сергевичъ подмтилъ и эксплуатировалъ ее мастерски. Продлывалъ это онъ ловко, какъ человкъ опытный. Занимая небольшую сумму, онъ аккуратно чрезъ нсколько дней платилъ, навязывалъ долгъ и затмъ повторялъ заемъ, платя одному, онъ занималъ у другого вдвое, и къ концу своего пребыванія въ И—, незамтно для своихъ кредиторовъ, задолжалъ боле десяти тысячъ рублей.
Долго бы можно было насаждать такимъ образомъ ‘цивилизацію’, если бы не случилось съ героемъ непредвидннаго, а можетъ быть, и предвидннаго обстоятельства. Пріятель героя, Чемякинъ, сдлавшись изъ адъютанта полиціймейстеромъ города И—а, долженъ былъ объявить ему непріятную всть. Изъ Петербурга была получена бумага, въ которой говорилось, что Бойцовъ есть никто иной, какъ лишенный нкоторыхъ нравъ за растрату казеннаго имущества офицеръ, сосланный въ Восточную Сибирь по судебному приговору. Такъ-какъ онъ, вопреки судебному ршенію, проживаетъ въ городъ И—, пользуется послабленіемъ и выдастъ себя за вышедшаго добровольно въ отставку, то мстному начальству ставилось это на видъ и предписывалось выслать Бойцова изъ И—а.
Это нсколько смутило пріятелей и патроновъ, самъ полиціймейстеръ былъ воспріемникомъ Льва Сергевича и вмст съ нимъ вводилъ цивилизацію.
Когда первое впечатлніе миновало, ршено было предупредить Бойцова и предложить ему выхать изъ И—а подъ благовиднымъ предлогомъ, а передъ обществомъ объяснить его скорый выздъ ‘невозможностью остаться на нкоторое время и выполнить обычный этикетъ’ (стр. 300). Какъ видимъ, г. полиціймейстеръ больше всего боялся именно за ‘нарушеніе этикета’, а объ иск и долгахъ въ мстномъ обществ и говоритъ не стоило. Это не цивилизаторское дло.
Вечеромъ, полиціймейстеръ Чемякинъ разыскалъ гд-то героя и любимца своего, сообщилъ ему ‘непріятность’ и свой планъ выпутаться изъ этого положенія, да кстати и его не скомпрометировать: — Генералъ думаетъ, что лучше бы всего вамъ направиться къ М—ву на Кару. Вамъ дадутъ письмо и предлогъ отличный: тамъ кончаются теперь сроки контрактамъ на поставку для ссыльныхъ и батальона пищи и вещеваго довольствія на огромную сумму — около 400.000 р. въ годъ,— вотъ мы и распустимъ слухъ, что вы узнали объ имющихся торгахъ на подрядъ и, какъ ‘человкъ дловой’, поспшили, опасаясь пропустить срокъ.
Идея благожелателя-полиціймейстера, какъ видно, была самая остроумная и подобна той, какую посялъ Бойцову пріятель его въ Петербург. Если не удалось освщеніе города И., то почему же не попробовать подряда за Байкаломъ: тоже предпріятіе ‘выгодное’. Но Бойцовъ не сразу мирится съ этою мыслью и выставляетъ своему другу откровенно, что ему выхать не на что. Тотъ пробуетъ указать на мебель и обстановку, но она оказывается уже ‘утилизированною’, какъ выразился ‘дловой человкъ’, т. е. заложена Гейману, портному-еврею на Большой улиц. Кончается тмъ, что полиціймейстеръ детъ и занимаетъ 300 рублей, причемъ въ новой складчин участвуетъ городской голова, которому Левъ Сергевичъ оказался должнымъ три тысячи рублей. Бойцовъ узжаетъ въ ту же ночь по экстренному длу, и г. полиціймейстеръ заботится поддержать въ город принципъ цивилизаціи и уврить, что ‘этикетъ его пріятелемъ не нарушенъ’.
Дальнйшая судьба Бойцова, какъ сообщаетъ г. Орфановъ, была такова. Исчезнувъ внезапно изъ И—а, онъ очутился прямо на Кар, гд въ то время завдующимъ ссыльно-каторжными былъ полковникъ М—въ, извстный по прежнимъ очеркамъ автора разсказа. Принятый, благодаря прежнему знакомству, а главное, письму губернатора, очень радушно,— бжавшій цивилизаторъ скоро ‘оріентировался’ въ новой сред и, благодаря непробудному пьянству М—ва, сдлался не оффиціально, а фактически завдующимъ каторжными.Онъ участвуетъ во всхъ наживахъ, мошенничествахъ и обираніи арестантовъ, и пользуется неограниченнымъ довріемъ М—ва. Чрезъ полтора года онъ исчезаетъ изъ Кары, тоже внезапно, заслышавъ объ ожидаемой ревизіи ‘управленія нерчинскими ссыльно-каторжными’ и предвидя паденіе М—ва.
‘Спустя годъ посл исчезновенія блестящаго гвардейца съ грязнаго, воровского горизонта каторги, гд не считалось стыдомъ и грхомъ присвоивать послдній арестантскій грошъ’, авторъ встрчаетъ Бойцова на пароход по р. Шилк, на пути отъ Усть-Кары къ Сртенску, онъ фигурируетъ на рубк въ шведской куртк и флотской фуражк, въ качеств капитана, и отдаетъ зычнымъ голосомъ команду. Удивляться превращенію предпріимчиваго человка въ моряка — нечего. Ссыльный въ Сибири быстро переходитъ иногда отъ торговли водкой въ ‘конницу’, т. е. къ продаж краденыхъ лошадей (напомнимъ типъ фельтекультетнаго человка въ соч. ‘Русская община въ тюрьм и ссылк’, Ядринцева (стр. 202).
Капитанъ получалъ на Шилк пять тысячъ рублей жалованья. Онъ былъ, конечно, доволенъ своимъ положеніемъ и за пуншемъ сообщилъ слдующій лестный отзывъ о сибирякахъ, который наврное долженъ польстить имъ: ‘Здсь люди живутъ, понимаете ли? Здсь понимаютъ, что если человкъ и могъ въ жизни сдлать какую нибудь неловкость (подъ именемъ неловкости разумется украсть деньги казенныя или частныя), даже большую пакость, то это не значитъ, что онъ обреченъ заниматься пакостями. Во время моего двухлтняго плаванія по Амуру,— исповдуется цивилизаторъ,— я встрчалъ многихъ изъ и — въ, которымъ я задолжалъ, чортъ знаетъ, сколько, и которыхъ я обманулъ самымъ безцеремоннымъ образомъ — и что же вы думаете? Нетолько упрека или напоминанія о долг, по, могу васъ уврить, встрчалъ только искреннюю радость и поздравленіе. Да даже ни слова о пресловутомъ проект освщенія И—а, какъ будто его и не было!’ (стр. 304).
Этотъ несомннно реальный и врный штрихъ въ разсказ можно комментировать различно. Разсказчикъ не прочь видть въ новыхъ занятіяхъ Бойцова исправленіе, а въ забвеніи безнадежнаго денежнаго долга — гуманность мстныхъ тузовъ. Но для насъ вовсейэтой сцен звучитъ злая иронія. Мы думаемъ, что здсь ничего и не оставалось длать, какъ только привтствовать сего цивилизатора и просвтителя Сибири. Испробуй у него кто нибудь обратно потребовать долга — можно было получить довольно откровенное категорическое ‘шалишь!’, если еще этотъ капитанъ не высадитъ на необитаемомъ берегу своего должника. Что касается совершившагося ‘исправленія’ и ‘обновленія’ то при этомъ думается: во сколько же оно, однако, обошлось сибирякамъ? Если на каждаго молодого человка, сдлавшаго ‘неловкость’ въ Европейской Россіи, понадобится десятка по два тысячъ въ долгъ, да подрядъ, да капитанство съ 5,000 р. содержанія,— хватитъ ли у насъ ‘золота, хватитъ ли силушки’? Несомннно одно, что ‘цивилизація’ обходится не дешево. Разсматривая комедію сибирской жизни, приходится задаться и другимъ вопросомъ: что за причина успховъ подобныхъ героевъ въ сибирскомъ обществ, и почему сіи герои, выставляемые въ одномъ обществ въ Россіи на позоръ, заклейменные названіемъ ‘жуликовъ’ и преслдуемые закономъ, пользуются у насъ въ Сибири особымъ покровительствомъ и даже титуломъ ‘цивилизаторовъ’? Изъ разсказа очевидно, что и—ое общество было введено въ обманъ, надъ нимъ совершена какая-то мистификація, благодаря его невжеству,— но кто этому способствовалъ? Очевидно также, что здсь подъ именемъ ‘цивилизаціи’ выданъ какой-то фальшивый привозный товаръ, какъ доставляется въ Сибирь поддльное вино и т. п. Общество еще не научилось тамъ, какъ видно, распознавать людей цивилизаціи и смшиваетъ съ ними постителей публичныхъ домовъ.
‘Въ самомъ дл, надо еще разобрать, что разумется въ сибирскомъ город И— и ему подобныхъ подъ именемъ ‘порядочнаго общества’ и ‘порядочныхъ людей’? подумалъ я.
На этихъ размышленіяхъ меня засталъ одинъ пріятель, и—скій старожилъ.
— Скажи, пожалуйста, ты слыхалъ о Бойцов? спросилъ я.— Правда ли это про него напечатано?
— Еще бы неслыхать — истинное происшествіе! отвтилъ пріятель,— да и чему же ты удивляется: разв мало фигурируетъ у насъ подобныхъ лицъ въ Сибири? Разбери-ка хорошенько, кто эти мстные ловеласы, ‘гамадрилы’, словомъ, вс ‘навозные’ {Слово ‘навозные’ вошло въ употребленіе среди сибиряковъ и примнялось въ Иркутск, еще въ 60-хъ годахъ, къ прізжимъ хлыщамъ, явившимся наживаться на счетъ Сибири’ Это цлая порода людей, достойная описанія. Недавно они переименованы въ ‘гамадриловъ’ — извстную породу обезьянъ, вроятно, за ихъ сластолюбіе и безцеремонную похотливость. Хотя и прежніе не отставали, но новйшіе, врно, превзошли.} цивилизаторы,— разв это люди не одного покроя съ Бойцовымъ? Посмотри, напримръ, на этихъ С—кихъ, жены которыхъ одваются въ бархатъ и брилліанты,— разв все это пріобртается не на Бойцовскіе кредиты? А эти тройки, на которыхъ здитъ З—евъ и давитъ народъ? Что такое разные интендантскіе доходы и подряды, для которыхъ переходятъ изъ адъютантовъ въ помощники столоначальника? Вдь это все т же Бойцовскіе подряды! Хочешь, я теб разскажу цлыя исторіи о разныхъ фокусникахъ… Слыхалъ ли ты объ амурскихъ герояхъ, напримръ, выходившихъ въ деректоры золотопромышленныхъ компаній, пріобртавшихъ, не имя ничего, паи, строившихъ пароходы,— разв это все не Бойцовы? Я нарисую теб цлый типъ этихъ цивилизаторовъ, которыхъ цивилизовала не Европа, а Палкинскій поваръ, француженка Камилль-де-Ліонъ или двица Филиппо.
— Нтъ, ради Бога! воскликнулъ я,— оставь ужь до другого раза.
‘Но какую же роль, однако, съигралъ здсь полиціймейстеръ!’ воскликнулъ я невольно. Я припомнилъ значеніе полиціймейстера въ сибирскихъ городахъ. Въ город И — , какъ видно по разсказу бытописателя, онъ любимецъ и посвященъ изъ адъютантовъ генералъ-губернатора. Обыкновенно подобныя лица являются довренными администратора, они проводятъ вс распоряженія, отражаютъ взгляды своего патрона, бываютъ представителями даннаго режима, сибирскій начальникъ измряется по полиціймейстеру, — это его alter ego. Я припомнилъ еще недавно сдланное публично поученіе въ одномъ город сибирскимъ юпитеромъ, какъ надо уважать избраннаго имъ полиціймейстера, когда нашлись смльчаки доложить о злоупотребленіяхъ и чуть не дневномъ разбо полиціи.
— Да знаете ли, что онъ былъ честнымъ человкомъ, когда вы не родились! Онъ былъ честенъ, когда вы безъ оныхъ бгали! раскричался сибирскій юпитеръ.— Да я за него, какъ за себя, ручаюсь! {Увы! онъ долженъ былъ скоро смнить его, ибо чаша жалобъ переполнилась.}
Пользуясь такимъ вліяніемъ, можно длать съ обществомъ что угодно, знакомство съ полиціймейстеромъ есть ручательство въ благонадежности, да и самъ онъ — высшій охранитель общества. Но какимъ же образомъ этотъ охранитель проводитъ въ общество жулика, явившагося въ Сибирь подъ видомъ капиталиста, и допускаетъ его продлать вс четыре акта изъ балета ‘Два вора’, причемъ золотые часы, шпильки, браслеты и портмоне исчезаютъ съ приглашенныхъ на балъ? Мало того, какимъ образомъ, обнаруживъ вора, полиціймейстеръ города И — а заботится не о томъ, чтобы взять его съ поличнымъ, но еще облегчаетъ ему возможность воспользоваться плодами мошенничества и улизнуть, даже протежируетъ ему въ новой афер?
— Нтъ, ты скажи, каковъ полиціймейстеръ! Какую роль онъ взялъ! Неужели это правда?!! чуть не вопіялъ я, приставая къ пріятелю и чувствуя, что почва подо мной колеблется и вра даже въ сибирскаго городничаго начинаетъ утрачиваться. ‘А если она и впрямъ утратится?’ Меня обдало даже холоднымъ потомъ.
— Отчего же ты не вришь г. Орфанову? сказалъ мой пріятель.— Разв ты новичекъ? Какъ будто ты не слыхалъ, что эти любимцы всегда играли подобную роль, они сопутствуютъ тайному ночному кутежу, они продаютъ, при случа, своихъ женъ въ Сибири, выполняютъ интимныя порученія, за это они слывутъ безкорыстными, честными людьми (‘былъ честнымъ человкомъ, когда вы еще безъ оныхъ ходили’, мелькнуло въ голов моей). Правда, они за это берутъ дань съ купечества, обкладываютъ городъ налогами въ свою пользу, затыкаютъ салфеткою глотки, длаютъ сыски, розыски, поддлываютъ фальшивые доносы, преслдуютъ честныхъ людей, осмливающихся сомнваться въ ихъ безкорыстіи, наполняютъ каталажки мирными обывателями {См. 300 прошеній, поданныхъ въ Томск губернатору, и 200 освобожденныхъ человкъ, неправильно задержанныхъ полиціей. (‘Томскіе Губ. Вдомости’).}, но легко за то проводятъ подъ своей протекціей въ общество разныхъ Бойцовыхъ…
— Довольно, мой другъ! Но что же это за общество? гд его нравственные устои? съ кого оно беретъ примръ? Что значитъ здсь порядочность?
— Какъ будто ты не знаешь его! сказалъ горько пріятель.— Это общество, пользующееся вліяніемъ и капиталами, общество разжившихся кяхтинскихъ совошниковъ, ямщиковъ, ходившихъ съ обозами, Владимірскихъ коробейниковъ, мстныхъ ростовщиковъ, скупавшихъ краденое золото, людей, которые не знаютъ еще крахмаленой рубашки и которымъ лакей отъ Доминика можетъ показаться за образецъ цивилизаціи. Они будутъ почитать за ‘образованнаго человка’ даже и не Бойцова. Это вдь люди, сами обсчитывавшіе мужика на постоялыхъ дворахъ, сченые, можетъ быть, засдателемъ… да разв они не будутъ жать руку кому угодно? И неужели эти, обличеyые теперь печатью Б., X., Б., ты думаешь, не понимаютъ, въ чемъ дло? Разв они даромъ свели родство съ разными камердинерами, какъ С., отдавъ имъ своихъ безграмотныхъ дочерей въ приданое къ ларцу со взяткой. Отваливъ тысячи Бойцову, они запишутъ каракулями въ свою книжку, подобно Щедринскому скопцу-мнял: ‘ишшо доно полицместерову пріетелю три тыщи’. Но они не обднютъ. О! въ барыш все-таки останется нятнадпадцать милліоновъ!
— Какая однако еще лафа, подумаетъ, въ Сибири господамъ Бойцовымъ, Савенковымъ, Юханцевымъ, Артемовскимъ, Бушамъ! воскликнулъ я.— Вотъ что значитъ новая страна, непочатая почва, какъ выражаются цивилизаторы…
— То есть, страна непочатыхъ олуховъ… захохоталъ мой пріятель.
— Однако, все-таки жалко это общество! сказалъ я, чувствуя всю мрачность, всю безнадежность бездны, въ которую оно погружается.
— Но кто же виноватъ? Кто виноватъ, что оно не создало для себя нравственной опоры? Кто виноватъ, что оно ухаживаетъ за назжими хлыщами и аферистами, что оно довряетъ Чемякинымъ и, засыпая спокойно, не подозрваетъ, что другъ подводитъ ‘тать’ къ сундуку его, какъ это видно изъ разсказа? Тамъ, гд не зародилось еще смя здоровой жизни, гд нтъ интеллигенціи, гд не цнятъ ума, знанія и честности, и отдаютъ на съденіе корреспондентовъ, писателей, мстныхъ ученыхъ и заслуженыхъ педагоговъ, гд гонятъ образованныхъ и независимыхъ людей, а Бойцовыхъ носятъ на рукахъ,— тамъ естественно совершаться тому, что досел втихомолку говорилось о нашемъ кра, а теперь попадаетъ и въ печать.
И это общество,— думалось мн,— принесшее все въ жертву золотому кумиру, общестно не думающее о своемъ будущемъ, достойно своей участи! Оно будетъ лежать, прогнившее пороками, на навозной куч, по немъ будутъ ползать ‘гамадрилы’, его будетъ точить ‘проказа’, и этой проказой будутъ жулики-цивилизаторы…