Мнение по поводу публикаций в No 10 за 1865 г. журнала ‘Русское слово’, Гончаров Иван Александрович, Год: 1865

Время на прочтение: 11 минут(ы)
И. А. Гончаров. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах
Том десятый. Материалы цензорской деятельности
СПб, ‘НАУКА’ 2013

Мнение по поводу публикаций в No 10 за 1865 г. журнала ‘Русское слово’

19 декабря 1865 г.

По докладу С<анкт->Петербургского цензурного комитета от 16 декабря, No 919, о трех статьях Х-й книги (за октябрь 1865 г.) журнала ‘Русское слово’.
По рассмотрении мнения Цензурного комитета по трем статьям означенной книжки ‘Русского слова’, а также кроме трех указанных еще некоторых других статей, я нахожу, что в этих статьях повторяются те же нарушения правил печати, за которые даны были предостережения журналу ‘Современник’, чем самым карательная цензура поставлена в необходимость применить ту же меру строгости и в отношении к журналу ‘Русское слово’, направление которого, как известно, тождественно с направлением ‘Современника’ — и потому не имеет за собою ничего, что давало бы ему право на изъятие от заслуженной ответственности, кроме разве меньшего, сравнительно с ‘Современником’, значения и, следовательно, меньшего влияния на читателей.
Наиболее обращающая на себя внимание цензуры в рассматриваемой книге статья ‘Новый тип’ г-на Писарева представляет поразительный образец крайнего злоупотребления ума и дарования. Она бы, конечно, вызвала громовое опровержение здравой критики, если б парадоксы и софизмы Писарева оказались хоть несколько состоятельными перед судом зрелого анализа, а увлечения его не носили бы слишком явного отпечатка школьного либерализма.
Не стоило бы и карательной цензуре относиться строго к этому буйно-младенческому лепету, но в большинстве публики найдется, конечно, немало молодых мечтателей, которые не отнесутся так легко к увлечениям Писарева и, пожалуй, примут их на веру, и притом статья ‘Новый тип’ принимается цензурой не отдельно сама по себе, а в совокупности с общим направлением всего журнала, в котором она составляет яркую характеристическую черту.
Статья ‘Новый тип’ есть не что иное, как огромная рецензия романа Чернышевского ‘Что делать?’, исполненная страстного увлечения и глубокого уважения и к автору, и к его произведению.
Поэтому г-н ценсор рассматривает статью совокупно с романом: такое воззрение было бы рационально во всяком другом случае, но с ценсурной точки зрения оно имеет то неудобство, что препятствует определить, в чем состоит нарушение правил печати не Чернышевским в романе ‘Что делать?’, а собственно г-ном Писаревым в статье ‘Новый тип’.
Так, например, г-н ценсор говорит, что ‘семья, по их (то есть автора и критика) учению, должна быть заменена коммуной, в виде мастерской, где живут вместе мужчины и женщины без всякого ограничения каким бы то ни было нравственным принципом’.
Я не читал романа ‘Что делать?’, а потому не знаю, есть ли этот вывод там, но в статье Писарева я его не нашел. Он восхищается устройством ‘швейной мастерской’ и объявляет (на стр<аницах> 24—25), что цель устройства та, чтобы прибьшь делилась поровну между работницами и расходовалась самым экономическим образом, чтобы вместо маленьких квартир нанималась одна большая, чтобы съестные припасы покупались не по мелочам, а оптом (стр<аница> 25).
Вот почти всё, что сказал Писарев о швейных мастерских, о сожительстве же женщин с мужчинами в коммуне он не говорил ни слова. Очевидно, что, говоря о рабочих мастерских, он увлекается теориями ассоциации Лассаля и Шульце-Делича и потому говорит о них открыто. Собственно же в коммунистических воззрениях обвинить его на основании этой статьи нельзя, а можно только подозревать, что он им сочувствует, по тону уважения, с которым он, на стр<аницах> 16 и 26, отзывается о Роберте Оуэне и Фурье.
Точно так же автор ловко замаскировал, в приводимой г-ном ценсором выписке, на стр<аницах> 22—23, свою выходку против всего, что не покоряется личному уму нового человека, разумея, конечно, тут и религию, но об этом можно только догадываться по некоторым намекам, но не настолько определенным, чтобы их можно было формулировать в предостережение как намеки на полное безверие, по выражению г-на ценсора.
Но, оставляя в стороне коммунизм и безверие, я нахожу в статье ‘Новый тип’, согласно с мнением г-на ценсора, и другие указываемые им случаи нарушения правил печати.
Автор статьи делит современное общество на две группы: ветхих людей и новых людей. Новыми людьми он называет воплощение идеалов Чернышевского по его роману ‘Что делать?’, а ветхими всех остальных. К новым людям он причисляет пока только тех немногих людей, которые исповедуют начала общественного порядка, нравственности, семейных отношений и проч., развиваемые в романе ‘Что делать?’, и называет этих людей (стр<аница> 25) лучшею частью общества, а потом, с юношескою наивностью, рисует уже ряды будущих поколений, воспитанных в духе начал Чернышевского. Идеал этих людей — любовь к труду и истекающая из того всеобщая честность, всеобщая любовь друг к другу, потому что эксплуатация исчезнет, один не будет стараться поживиться на счет другого, доктор будет посещать больного не для собирания денег, а для помощи больного и для решения вопроса науки у его изголовья и будет его любить, а тот, зная это, с своей стороны проникнется любовью к нему и т. д. <страницы> 14 и 15).
Новый человек проникнут таким самоуважением, что если сделает гадость, которая произведет в нем разлад, то он сойдет с ума или решится на самоубийство и что это самоуважение крепче тех перил, которые отделяют старых людей от разных мерзостей <страница> 18). Ветхие люди, говорит автор на стр<анице> 23, только и делают, что грешат или каются, и неизвестно, когда они бывают подлее, когда грешат или когда каются.
Г-н ценсор уже показал, как относится автор к господствующему понятию о труде и вознаграждении, которые, по мнению Писарева, находятся в обратном отношении друг к другу: то есть чем меньше труда, тем больше вознаграждения, что на одном конце лестницы сидит праздность, а на другом бедность (стр<аницы> 8 и 9) и что от этого происходит весь разлад и неурядица в мире, то есть раздоры, разврат, пресыщение и все материальные и моральные страдания.
В мнении Цензурного комитета приведено также и оригинальное заключение автора о филантропии, которая, по его словам, развращает и благотворителя, и благотворимого (стр<аница> 10). Вследствие этого, говорит он, не богадельня, а мастерская должна обновить человечество. Самая лучшая палата может только сберечь доходы страны, а хорошие мастерские могут удесятерить этот доход, увеличить богатство, образованность и всеобщее благоденствие. Прежние люди искали карьеры, положения, а новые ищут прежде всего труда по душе и по силам и, нашедши, трудятся со страстью, наслаждаются всеми благами. И когда все на земном шаре будут любить свое дело, тогда все будут новыми людьми, тогда не будет ни бедных, ни праздных, ни филантропов, тогда действительно потекут молочные реки в кисельных берегах (стр<аницы> 11 и 12).
Эта юношеская идиллия стоила бы, конечно, улыбки, а не карательной меры, если б она была единственным выводом юного и несозревшего писателя. Но, кроме того, что он подходит к этому выводу, затрагивая, как показано в докладе Цензурного комитета, неосторожно, по следам Чернышевского, своего учителя, новые социальные доктрины, он, наконец, рукоплещет ниспровержению Чернышевским господствующих основ нравственности и семейного начала. Он приветствует как зарю новых семейных, свободных отношений такую проделку, послужившую сюжетом романа ‘Что делать?’ (как видно из статьи Писарева), за которую, по уголовным законам, определены тяжелые наказания.
Герой романа, замечая, что не может сделать жену свою вполне счастливою, совершает мнимое самоубийство, а жену передает приятелю, за которого она и выходит замуж, сам же уезжает в Америку, женится там на другой, является через несколько лет назад и живет с прежней женой и с мужем в совершенном согласии.
‘Кто в положении Лопухова (мужа), — говорит Писарев, — сделает меньше — тот перестанет быть честным человеком’ (стр<аница> 40).
Защищая учение Чернышевского, Писарев говорит на стр<анице> 37: ‘Тут дело идет не о романе, не о г-не Чернышевском, тут надо отстоять от тупой и злонамеренной клеветы тот тип людей, который один может освежить жалкую рутину нашей бессмысленной жизни’.
Я ограничусь этими указаниями в статье, пропитанной всеми теми воззрениями, которые здоровое большинство общества называет нигилистическими.
В нижеследующем проекте предостережения я полагал бы нужным привести мотивы в наиболее общих выражениях, чтобы избежать по возможности сопоставления статьи ‘Новый тип’ с романом Чернышевского, пропущенным, по какой-то неосмотрительности, бывшею предварительною ценсурою, в противном случае, карая автора романа и критика вместе, пришлось бы карать в то же время и самую ценсуру.
Во второй статье, ‘О капитале’, ценсор указывает на места, в которых выражается крайнее и пристрастное сочувствие к рабочим классам и, напротив того, обнаруживается ярое озлобление против всех лихоимцев, то есть капиталистов и вообще всех, не занимающихся материальными работами классов.
Этим неистовым гонением на высшие и зажиточные классы общества пропитана вся статья, тон которой, вообще суровый до грубости, впадает местами в резкость.
Что касается до третьей приводимой в докладе Цензурного комитета статьи, ‘Библиографический листок’, то указанные из нее выписки заключают довольно слабые намеки на материализм, по которым, а равно как из всей прочитанной мною статьи г-на Зайцева о лекциях Вундта и о книге Абу ‘Прогресс’, нельзя, по моему мнению, вывести положительного заключения, чтобы автор особенно сочувственно выражался о материализме, или он прикрывает свое сочувствие такой искусной диалектикой, что статья едва ли может обратить на себя внимание, и потому я полагал бы пройти о ней молчанием.
Кроме указанного Цензурным комитетом, в некоторых статьях разбросаны отдельные мысли и выражения, заметно характеризующие общее постоянно уклоняющееся от правил печати направление журнала ‘Русское слово’.
Например, в повести ‘Три семьи’ один из любимых героев автора (на стр<аницах> 113, 114 и 115) проповедует необузданную свободу отдельной личности делать всё, даже вред, разным подлецам и дуракам.
Далее говорит, что надо проклинать не орудие резни, а тех субъектов, которые теснят своих ближних, что они хватаются за нож. Пока существуют такие субъекты, будет существовать и резня.
Подобные двусмысленности и намеки в другом журнале, может быть, и не имели бы никакого значения, но в ‘Русском слове’ они со стороны читателей могут быть истолкованы в весьма дурном смысле.
В другой повести, под заглавием ‘Год жизни’, на стр<аницах> 224—225, один циник рассуждает так, что от женской чистоты и непорочности перемрет весь род человеческий, и еще, что общество производит озлоблением извергов, доводит до идиотизма рабством и подлостью — и потому должно кормить и поить извергов и подлецов как родных и т. п.
А на стр<анице> 227 напечатано весьма неприличное выражение о кресте.
Наконец, в обличительной статье ‘Кяхта’ автор изображает всё торгующее в Кяхте купечество как сборище глупцов, невежд или плутов, приводит множество проделок незаконного торга, злоупотреблений против правительства и самого общества и т. п.
Всё это было бы извинительно и естественно в обличительной статье: автор волен брать одну дурную сторону, оставляя в стороне хорошую, и выставлять, с благонамеренной целью, пороки целого общества. Но в конце статьи автор вводит читателя, так сказать, в круг личностей, упоминая, например, о градоначальнике весьма неблаговидно и относя описываемые им проделки к недавнему времени, а именно около 1862 года.
Так, на стр<аницах> 189 и 190 он рассказывает, что в гостином дворе у купеческого общества вдруг непонятным образом исчезли 28 тысяч серебра и золота, хранившиеся в обеспечение пошлины. И часовой был на месте, и замки остались целы. Купцы замяли это темное дело, и когда один молодой купец потребовал следствия, то на него напали не только купцы, но и сам кяхтинский градоначальник написал к купцам официальную бумагу, в которой, изъявив купцам сожаление о случившемся, называл молодого купца образцом нравственной несостоятельности за то, что выдал своих.
На стр<анице> 182 подробно рассказывается о стачке пограничных таможенных казаков с контрабандистами, причем казачий командир положительно обвиняется в воровстве. Узнав от своих казаков о намерении купцов провезти контрабанду, он является на место, отбивает товары и на пути в таможню большую часть их ворует, а остальные представляет как задержанную контрабанду.
Офицеры обвиняются в явном потворстве тайнопровозителям, отчего такой-то барон ездит на отличных лошадях, а другой, обозначенный буквами К—ий, вывез из Кяхты большое состояние, чего, прибавляет автор, при 300 руб. жалованья достигнуть нельзя.
Состав всего кяхтинского общества, особенно служащих там лиц, так невелик, что выводимые автором в грязном виде фигуры на месте действия будут приняты не за общие типы, очевидно из всего рассказа, что автор имел в виду не последние, а именно те или другие личности.
Если Совет Главного управления по делам печати найдет во всем изложенном в мнении Цензурного комитета и моем достаточные поводы к тому, чтобы дать журналу ‘Русское слово’ за октябрьскую книжку предостережение, то я имею честь представить на обсуждение Совета проект предостережения в прилагаемой при сем форме.

Член Совета И. Гончаров.

19 декабря 1865 <года>.

ПРИМЕЧАНИЯ

Автограф: РГИА, ф. 776, оп. 3, No 11, 1865, л. 50-55 об.
Впервые опубликовано: Военский. С. 579—583, с пропусками и неточностями.
Печатается по автографу.
Документ относится к характеристике публикаций в периодическом издании, порученном наблюдению Гончарова.
Рассмотрение в Совете Главного управления по делам печати материалов No 10 ‘Русского слова’ было инициировано председателем Петербургского цензурного комитета А. Г. Петровым по заключению в отзыве цензора Комитета Дмитрия Петровича Скуратова (1802— 1885), который усмотрел в них открытое сочувствие ‘социалистическим стремлениям’, ‘неистовые выходки против права собственности’, насмешки ‘над верованиями в существование души’ (РГИА, ф. 777, оп. 3, No 161, 1865, л. 22—25). На заседании 20 декабря 1865 г. Совет согласился с предложением Гончарова и решил объявить журналу первое предостережение (см.: РГИА, ф. 776, оп. 2, No 1, 1865, л. 72).
О ежемесячном журнале ‘Русское слово’ см. примеч. к документу 81 (наст, том, с. 551). Леворадикальное направление журнала задавалось публицистами и критиками и поддерживалось очерково-беллетристическими произведениями, которые поставляли писатели разночинно-демократического круга: Н. А. Благовещенский, Н. Ф. Бажин, Г. И. Успенский, М. А. Воронов, А. К. Шеллер-Михайлов, Ф. М. Решетников, Н. Ф. Бунаков. Полемика ‘Русского слова’ с ‘Современником’ в 1863 г., так называемый ‘раскол в нигилистах’, обнаружила не столько тактическое расхождение двух линий революционно-демократического движения в России, сколько отсутствие у того и другого журнала полноценного идейного фундамента и продуманной политической программы. В результате на первом плане оставались негативистские тенденции журналов, становившиеся тем более агрессивными в своем публицистическом выражении, чем беднее было их идеологическое и социологическое обеспечение. В 1862 г. оба издания были приостановлены на восемь месяцев.
С. 194. …статья ‘Новый тип’ г-на Писарева… — Статья литературного критика и публициста Дмитрия Ивановича Писарева (1840—1868) ‘Новый тип’ была посвящена разбору романа Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’ (1863).
С. 195. …теориями ассоциации Лассаля и Шульце-Делича… — О Ф. Лассале и Ф.-Г. Шульце-Деличе см. примеч. к документу 81 (наст, том, с. 550).
С. 195. …о Роберте Оуэне и Фурье. — Роберт Оуэн (Овен, Owen, 1771—1858) — английский социалист-утопист, выдвигавший требование переустройства общества на социалистических началах, которое связывал с современным рабочим движением. В России стал известен в 1820-е гг., его учение пропагандировали петрашевцы, Н. А. Добролюбов посвятил ему статью ‘Роберт Овен’ (1859).
Франсуа Мари Шарль Фурье (Fourier, 1772—1837) — французский идеолог утопического социализма. Его идеи получили широкое распространение в Европе и Америке и повлияли на развитие социально-политической мысли в первой половине XIX в., что отразилось в сочинениях П.-Ж. Прудона, П. Леру, Т. Дезами и других теоретиков социализма, а в России — в деятельности М. В. Буташевича-Петрашевского и членов его кружка, а также представителей леворадикального лагеря.
С. 197. Герой романа ~ женится там на другой, является через несколько лет назад и живет с прежней женой и с мужем в совершенном согласии. — В романе Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’ Дмитрий Сергеевич Лопухов, муж Веры Павловны, поняв, что у его друга Александра Матвеевича Кирсанова и Веры Павловны возникло взаимное чувство, инсценирует самоубийство, чтобы дать им возможность соединиться в браке, уезжает и через несколько лет возвращается под именем Чарльза Бьюмонта, женится на Екатерине Васильевне Полозовой, и оба семейства пребывают затем в дружеских отношениях.
С. 198. Во второй статье, ‘О капитале’… — Статья ‘О капитале. (По поводу Милля)’ была третьей из цикла помещенных в журнале статей критика, экономиста и публициста социалистического направления Николая Васильевича Соколова (1835—1889), занимавшего среди авторов журнала крайне левую, близкую к анархизму позицию. Первая статья цикла под заглавием ‘Милль’ была напечатана в No 7 ‘Русского слова’, вторая — в No 8.
С. 198. …’Библиографический листок’ ~ из всей прочитанной мною статьи г-на Зайцева о лекциях Вундта и о книге Абу ‘Прогресс’… — В этот раздел журнала вошли рецензии на русский перевод книг В. Вундта ‘Душа человека и животных’, Э. Абу ‘Прогресс’, И. Блюнчли ‘Общее государственное право’. Рецензия на книгу Вундта подписана ‘П. Я.’ (П. Якоби?), рецензия на книгу Абу — ‘В. Зайцев’. Зайцеву, вероятно, принадлежит и третья рецензия. Публицист и литературный критик Варфоломей Александрович Зайцев (1842—1882) выступал с леворадикальных позиций, прибегая при этом к рискованным и не всегда добросовестным приемам работы с литературным и научным материалом и стремясь более к полемическим эффектам, чем к аргументированной трактовке темы. Гончаров ошибочно объединяет две рецензии разных авторов на книги Вундта и Абу и приписывает эту ‘статью’ Зайцеву.
Вильгельм Вундт (Wundt, 1832—1920) — немецкий философ, физиолог и психолог, опираясь на позитивистские и лейбницианско-кантианские традиции, построил философскую базу для развития научной психологии, задачей которой считал основанную на естественнонаучных методах экспериментальную разработку проблем ощущения, восприятия, представления и пр. Его труд ‘Vorlesungen ber die Menschen und Tierseele’ (1863) выходил в русском переводе в двух томах в 1865—1866 гг. под заглавием ‘Лекции о душе человека и животных’.
Эдмон Франсуа Валентин Абу (About, 1828—1885) — французский романист и публицист, отразивший в легкой, отчасти сатирической беллетристике современную общественно-политическую проблематику эпохи Наполеона III, русский перевод его книги ‘Le progrs’ (1864) вышел в 1865 г.
Иоганн Каспар Блюнчли (Bluntschli, 1808—1881) — швейцарский правовед, историк, политический деятель, профессор права в Цюрихе, Мюнхене, Гейдельберге, в политике выступал как сторонник конституционной монархии, в научных трудах развивал ‘органическую теорию государства’, изложенную им в сочинениях ‘Psychologische Studien ber Staat und Kirche’ (1844), ‘Allgemeines Staatsrecht’ (1851—1852, рус. пер. — ‘Общее государственное право’, 1865-1866).
С. 198. …в повести ‘Три семьи’… — Повесть ‘Три семьи’ принадлежала прозаику и журналисту Николаю Федотовичу Бажину (1843— 1908), который, испытав в молодости сильное влияние Н. Г. Чернышевского, в своих произведениях продолжал развивать тему ‘новых людей’ (‘Степан Рулев’, 1864, ‘Чужие меж своими’, 1865, ‘Житейская школа’, 1865). К этому ряду примыкает и данная повесть, изображающая общество провинциального города, состоящее, по наблюдению автора, из среды ‘клубной’, где уже заглохла жажда жизни, среды мещанской, где жизнь еще заявляет о своих правах, и среды разночинной интеллигенции, обрисованной в третьей части ‘Чудаки и их типы’, где Бажин показывает людей, способных верно понимать жизнь и действовать.
С. 199. В другой повести, под заглавием ‘Год жизни’… — Повесть прозаика Гавриила Никитича Потанина (1823—1910) ‘Год жизни’, напечатанная в No 7—10 журнала, представляет собой отрывок большого автобиографического романа, предыдущие части которого печатались в ‘Современнике’ (‘Старое старится, молодое растет’ — 1861. No 1—4), ‘Русском слове’ (‘Эпизоды из романа’ — 1864. No 8—11, ‘Уездное училище’ — 1865. No 3, ‘Дети и мать’, ‘Слуги и господа’ — 1865. No 4).
С. 199. …в обличительной статье ‘Кяхта’… — Эта статья принадлежала прозаику Дмитрию Ивановичу Стахееву (1840—1918), автору стихотворений, очерков, повестей ‘Походы на доходы’ (1880), ‘Обновленный храм’ (1890), романов ‘Домашний очаг’ (1879), ‘На закате’ (1880), ‘Духа не угашайте!’ (1896) и др. Сын елабужского купца, он с 14 лет занимался торговыми делами отца в Сибири, позже служил в Петербурге в ведомстве государственного контроля, этот опыт дал ему хорошее знание многих сторон деятельности купцов и чиновников разного ранга.
С. 200. …я имею честь представить на обсуждение Совета проект предостережения в прилагаемой при сем форме. — В указанном выше архивном деле, где находится данное ‘Мнение’, проект предостережения отсутствует. Он, видимо, был принят Советом, передан в вышестоящую инстанцию и в предложенной форме вошел в текст ‘Распоряжения министра внутренних дел’ от 20 декабря 1865 г. о первом предостережении журналу ‘Русское слово’ (см.: Сев. почта. 1865. No 278).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека