ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ.
ТОМЪ IX.
ЗАГАДКИ и ТАЙНЫ.
(МИСТЕРІИ)
Переводъ А. Соколовой.
Въ середин прошедшаго лта одинъ маленькій побережный норвежскій городокъ сдлался ареною многихъ совершенно необыкновенныхъ событій. Въ город появился иностранецъ, нкій Нагель, замчательный и своеобразный шарлатанъ, который затялъ массу поразительныхъ вещей и исчезъ такъ же внезапно, какъ и появился. Этотъ человкъ удостоился даже посщенія молодой таинственной дамы, которая пріхала Богъ всть по какому побужденію и могла остаться въ этихъ мстахъ не боле двухъ часовъ, посл чего ухала. Впрочемъ, все это — не начало…
А начало таково: когда пароходъ причалилъ къ пристани въ шесть часовъ вечера, на палуб показались два-три пассажира, между прочимъ человкъ въ странномъ желтомъ одяніи и блой бархатной шляп. Это было двнадцатаго іюня вечеромъ, какъ разъ въ этотъ день многіе дома въ город были разукрашены флагами въ честь помолвки фрейлейнъ Килландъ, обрученной именно двнадцатаго іюня. Служитель изъ Центральной гостиницы подошелъ къ берегу, и человкъ въ желтой одежд вручилъ ему свои вещи, онъ даже ужъ отдалъ одному изъ лоцмановъ свой билетъ, но потомъ началъ ходить взадъ и впередъ на палуб, не сходя на беретъ. Онъ казался сильно взволнованнымъ. Онъ звонилъ уже третій разъ и все не уплачивалъ содержателю пароходнаго ресторана по счету.
Когда онъ достаточно пришелъ въ себя, чтобы расплатиться, онъ вдругъ остановился, видя, что пароходъ уже отчаливаетъ. Онъ постоялъ одно мгновеніе, потомъ бросился къ борту, подалъ знакъ служителю, стоявшему на берегу, и крикнулъ: ‘Ничего, снесите мои вещи и все-таки распорядитесь, чтобы мн была готова комната’.
Тутъ пароходъ унесъ его дальше вдоль фіорда.
Этотъ человкъ былъ Іоганнъ Нильсенъ Нагель.
Служитель гостиницы увезъ его вещи въ тачк: только два маленькихъ сундучка и шуба, — шуба, несмотря на то, что была самая середина лта, — кром того, ручной чемоданчикъ и скрипичный ящикъ. Никакихъ иниціаловъ на всхъ этихъ вещахъ не было.
День спустя, Іоганнъ Нагель явился въ гостиницу, онъ пріхалъ на пар лошадей проселочной дорогой. Онъ, конечно, могъ бы такъ же хорошо, даже лучше, пріхать моремъ, однако пріхалъ на лошадяхъ. Онъ привезъ съ собою еще нсколько вещей: на заднемъ сиднь стоялъ сундукъ, дорожный чемоданъ, плащъ и ремни для плэда, въ которыхъ было еще нсколько вещей. На ремняхъ были буквы I. Н. Н., вышитыя жемчугомъ.
Еще сидя въ экипаж, онъ освдомился у хозяина относительно своей комнаты, а когда его привели во второй этажъ, онъ сталъ изслдовать стны: насколько он толсты и можно ли слышатъ что-либо изъ сосдней комнаты. Потомъ онъ вдругъ обратился къ горничной:
— Какъ васъ зовутъ?
— Сарой.
— Capa.— Потомъ:— нельзя ли мн получитъ чего-нибудь пость? Такъ васъ зовутъ Сарой? Скажите пожалуйста, — заговорилъ онъ снова, — не было ли когда-нибудь въ этомъ дом аптеки?
Сара отвчала съ удивленіемъ:
— Была. Только это уже много лтъ тому назадъ.
— Такъ? Много лтъ? Да, я тотчасъ почувствовалъ это, какъ только вошелъ въ коридоръ. Я замтилъ это не по запаху, а просто почувствовалъ. Да, да.
Когда онъ спустился внизъ къ обду, онъ ни единаго раза во все время ды не раскрылъ своихъ губъ и не произнесъ ни одного слова. Его товарищи по путешествію, два господина, пріхавшіе наканун вечеромъ на пароход и сидвшіе въ верхнемъ конц стола, когда онъ вошелъ, обмнялись знаками и довольно откровенными шутками по поводу его вчерашняго несчастья, а онъ не подалъ вида, что слышитъ. Онъ полъ быстро, отказался отъ десерта, отрицательно покачавъ головой, и вдругъ отодвинулъ табуретъ, откинулся и всталъ. Затмъ онъ тотчасъ закурилъ сигару и исчезъ на улиц.
Онъ не возвращался до поздней ночи и вернулся незадолго до того, какъ часы пробили три. Гд онъ былъ это время? Поздне стало извстнымъ, что онъ пшкомъ вернулся въ сосдній городъ и прошелъ туда и назадъ всю дорогу, которую прохалъ передъ обдомъ на лошадяхъ. Онъ, должно быть, свалилъ съ плечъ какое-нибудь очень важное дло. Когда Сара открыла ему дверь, онъ былъ весь въ поту, онъ однако же отпустилъ нсколько шутокъ по адресу горничной и былъ въ наилучшемъ настроеніи.
— Боже, какой великолпный у васъ затылокъ, госпожа служанка!— сказалъ онъ.— Не было ли чего-нибудь для меня съ почты, пока меня не было? Для Нагеля, Іоганна Нагеля? Ухъ! Цлыхъ три телеграммы!.. Ахъ, будьте такъ добры, снимите картину со стны… Чтобы она не торчала у меня передъ глазами. Такъ противно будетъ вчно смотрть на нее, когда лежишь на постели. У Наполеона III никогда не было такой зеленой бороды… Очень вамъ благодаренъ!
Когда Сара вышла, Нагель продолжалъ стоятъ посреди комнаты. Онъ стоялъ совершенно тихо. Цликомъ поглощенный чмъ-то, недвижно созерцалъ онъ одну точку на стн и самъ не замтилъ, какъ голова его все больше и больше склонялась на бокъ. Это продолжалось долго.
Онъ былъ ниже средняго роста съ смуглымъ лицомъ, необычайно темными глазами и тонкимъ, женственнымъ ртомъ. На одномъ пальц носилъ онъ свинцовое или желзное кольцо. Плечи у него были очень широкія, и ему могло быть двадцать восемь, тридцать лтъ, во всякомъ случа не больше тридцати. Нa вискахъ волосы его уже начинали сдть.
Онъ вышелъ изъ своей задумчивости, сильно вздрогнувъ, такъ сильно, какъ будто это было притворствомъ, какъ будто онъ, такъ долго стоя, думалъ именно о томъ, какъ онъ вздрогнетъ, а между тмъ онъ былъ въ комнат одинъ. Потомъ онъ вытащилъ изъ кармана панталонъ нсколько ключей, немного мелкихъ денегъ и какую-то медаль за спасеніе погибавшихъ на жалкой, истасканной ленточк, вс эти вещи положилъ онъ на столикъ возл кровати. Потомъ онъ сунулъ свой бумажникъ подъ подушку, а изъ жилетнаго кармана досталъ свои часы и скляночку, какую-то маленькую аптечную скляночку со значками, показывающими, что содержаніе ея ядовито. Онъ одно мгновеніе подержалъ часы въ рукахъ, прежде чмъ положилъ ихъ, а склянку снова спряталъ въ карманъ. Затмъ онъ снялъ кольцо и умылся, потомъ зачесалъ волосы назадъ пальцами, вовсе не поглядвъ въ зеркало.
Онъ уже легъ въ постель, какъ вдругъ, вспомнивъ о своемъ кольц, забытомъ имъ на умывальник, — всталъ и снова надлъ его на палецъ, какъ будто онъ не могъ существовать безъ этого жалкаго желзнаго кольца. Наконецъ онъ вскрылъ вс телеграммы, но, не дочитавъ и первой до конца, — коротко и тихо засмялся про себя, зубы его были замчательно красивы. Потомъ его лицо снова стало строго, и онъ швырнулъ телеграммы съ величайшимъ равнодушіемъ. Однако, он повидимому заключали въ себ крупное и важное дло. Рчь шла въ нихъ о двухъ тысячахъ шестидесяти кронахъ за какое-то имніе, а также о предложеніи выплатить всю сумму сразу, въ случа если сдлка состоится. Это были сухія, короткія, дловыя телеграммы, и не было въ нихъ ничего смшного, но подписи въ нихъ не было. Минуты дв спустя Нагель уже спалъ. Об свчи, которыя онъ забылъ погасить, горли на стол и освщали его гладко-выбритое лицо, грудь и бросали легкій свтъ на распечатанныя телеграммы, лежавшія на стол…
На слдующее утро Іоганнъ Нагель послалъ служителя на почту и получилъ много газетъ, изъ которыхъ дв были заграничныя, но писемъ на его имя не было. Скрипичный ящикъ свой онъ взялъ и поставилъ на стулъ посреди комнаты, какъ будто хотлъ показать его кому-нибудь: однако онъ не открывалъ его и оставилъ инструментъ въ поко.
Въ продолженіе дообденнаго времени онъ написалъ два, три письма и, читая, прохаживался вдоль и поперекъ по комнат. Кром того, онъ купилъ въ лавк пару перчатокъ, а немного поздне, придя на базаръ, заплатилъ десять кронъ за маленькую рыжую собачку, которую тотчасъ подарилъ хозяину гостиницы. Щенка этого онъ, во всеобщему удовольствію, назвалъ Якобсеномъ, хотя это это была сучка.
Итакъ въ продолженіе всего дня онъ не предпринялъ ничего. У него не было никакихъ длъ въ город, онъ не длалъ никакихъ визитовъ, не постилъ ни одной конторы и не зналъ ни души. Въ гостиниц немножко удивлялись его необыкновенному равнодушію ко всему на свт, даже къ его собственнымъ дламъ. Вотъ и телеграммы: он такъ и лежали открытыми для каждаго на стол въ его комнат, онъ такъ и не прикоснулся къ нимъ съ тхъ поръ, какъ он были ему доставлены наканун вечеромъ. Онъ также избгалъ отвчать прямо на вопросы. Хозяинъ два раза пробовалъ выпытать у него, кто онъ такой и зачмъ пріхалъ въ городъ, но онъ оба раза ускользалъ отъ него съ такимъ видомъ, какъ будто это къ нему вовсе и не относилось. Стало извстнымъ, что въ продолженіе дня произошелъ съ нимъ и еще одинъ странный случай: несмотря на то, что онъ не зналъ ни одного изъ мстныхъ жителей, онъ остановился передъ одной молодой особой изъ мстныхъ дамъ у воротъ кладбища, всмотрлся въ нее и затмъ отвсилъ ей глубокій поклонъ, не говоря ни слова въ объясненіе. Смущенная дама густо, густо покраснла. Посл этого дерзкій человкъ поплелся по большой дорог до дома священника и мимо него дальше, — маневръ, который онъ повторилъ и на слдующій день. Пришлось собственно для него одного открывать дверь гостиницы, посл того какъ она была уже окончательно заперта, — такъ поздно вернулся онъ изъ своихъ странствованій.
Затмъ, на третье утро, какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ показался изъ своей комнаты, хозяинъ заговорилъ съ нимъ, привтствуя его нсколькими любезными словами. Они вышли на веранду и оба сли, тутъ хозяинъ нашелъ предлогъ, чтобы обратиться къ нему съ вопросомъ относительно отправки ящика со свжею рыбою.
— Не можете ли вы сказать мн, какъ мн отправить ящикъ?
Нагель бросилъ взглядъ на ящикъ, усмхнулся и покачалъ головой.
— Нтъ, я ничего не понимаю въ этомъ, — отвчалъ онъ.
— Такъ нтъ? А я думалъ, вы много путешествовали и, можетъ бытъ, вамъ приходилось видть, какъ это длаютъ въ другихъ мстахъ?
— О, да, я много путешествовалъ, но…
Пауза.
— Такъ!.. Значитъ, вы врно больше все по другой части, врно по… Вы, можетъ быть, не дловой человкъ?
— Я? Нтъ. Я не дловой человкъ.
— Такъ у васъ, значитъ, и тутъ въ город никакихъ длъ нтъ?
На это Нагель ничего не отвтилъ. Онъ закурилъ папиросу и сталъ медленно раскуриватъ ее, покрываясь голубой дымкой. Хозяинъ поглядывалъ на него сбоку.
— Не будете ли вы такъ добры сыграть намъ когда-нибудь? Я видлъ, вы привезли съ собою скрипку, — началъ снова хозяинъ.
Нагель отвчалъ апатично: — О, нтъ, я это бросилъ.
Вмст съ этими словами онъ всталъ и молча отошелъ. Минуту спустя, онъ вернулся и сказалъ:
— Послушайте, мн пришло въ голову: можете теперь же подать мн счетъ, если хотите. Мн совершенно все равно, когда заплатить вамъ.
— Ахъ, это безразлично, — отвчалъ хозяинъ. — Если вы пробудете дольше, мы сдлаемъ подсчетъ по боле дешевой цн. Я не знаю, разсчитываете ли вы долго тутъ оставаться?
Нагель вдругъ ожилъ и тотчасъ отвтилъ, между тмъ какъ краска безъ видимой причины заливала его лицо:
— Да, это очень можетъ быть, дйствительно очень легко можетъ случиться, что я останусь здсь надолго. Это — смотря по обстоятельствамъ. Кстати, я, можетъ быть, еще не оказалъ вамъ: я агрономъ, помщикъ, я путешествовалъ, и вотъ очень вроятно, что я остановлюсь здсь надолго. Но, можетъ быть, я и этого вамъ не сказалъ?.. — мое имя Нагель, Іоганнъ Нильсенъ Нагель.
Тутъ онъ подошелъ, сердечно пожалъ руку хозяину и попросилъ у него извиненія въ томъ, что не представился ему тотчасъ по прізд. Въ выраженіи лица его не было и тни насмшки.
— Однако я соображаю про себя, что мы могли бы отвести вамъ другую, боле спокойную комнату, — сказалъ хозяинъ, — вы теперь поселились близко къ крыльцу, а это не всегда пріятно.
— Нтъ, благодарю васъ, это не нужно. Комната прекрасная, я ею доволенъ. Я, видите ли, изъ моей комнаты могу обозрвать всю площадь, а для меня дорого стоитъ хорошій видъ.
Тогда хозяинъ замтилъ:
— Такъ вы надолго освободились? Во всякомъ случа хотите пробыть здсь до конца лта?
Нагель отвтилъ:
— Да, я хочу остаться здсь два-три мсяца, можетъ быть, и больше, теперь я еще не знаю. Это — смотря по обстоятельствамъ. Пусть все выяснится пока.
Въ эту минуту мимо прошелъ человкъ и поклонился хозяину. Совсмъ невидный человчекъ маленькаго роста и бдно одтый, у него была какая-то тяжелая походка, словно онъ шелъ черезъ силу, и это невольно останавливало на немъ вниманіе, и однако онъ довольно быстро подвигался. Онъ низко поклонился, а хозяинъ даже не поднялъ руки къ шляп, Нагель, напротивъ, совсмъ снялъ свою бархатную шапочку.
— Этого человка мы прозвали Минуттой. Онъ немножко простоватъ, но очень жалокъ. Онъ — добродушнйшій малый, бдняга!
Вотъ и все, что было сказано о Минутт.
— Нсколько дней тому назадъ я прочиталъ въ газетахъ, что тутъ въ окрестностяхъ нашли гд-то въ лсу мертвое тло, — сказалъ неожиданно Нагель.— Что это былъ собственно за человкъ? Нкій Карльсенъ, кажется. Здшній онъ?
— Да, это былъ сынъ одной здшней торговки піявками, вотъ, видите ея домъ, онъ виденъ отсюда: вонъ тотъ, съ красной крышей, тамъ внизу. Онъ пріхалъ домой только на каникулы и тугъ нашелъ свой конецъ. Очень жалко его, это былъ очень одаренный юноша и скоро былъ бы пасторомъ. Да, ужъ не знаешь, право, что и сказать объ этомъ, дло-то очень подозрительное, об вены на рукахъ перерзаны, не можетъ же это быть только случайностью. А теперь нашли еще и ножикъ, маленькій перочинный ножичекъ съ бленькой ручкой, вчера полиція нашла его поздно вечеромъ. Да! Надо думалъ, что тутъ была замшана любовная исторія.
— Такъ? И однакоже все-таки можетъ существовать предположеніе, что-онъ самъ съ собою покончилъ?
— Стараются объяснить все въ лучшую сторону, то-есть есть люди, предполагающіе, что онъ шелъ съ открытымъ ножомъ, споткнулся обо что-то и упалъ такъ несчастливо, что одновременно порзался въ двухъ мстахъ. Да, мн думается, въ этомъ очень мало вроятія, очень, очень мало. Но похоронятъ-то его ужъ, врно, какъ подобаетъ христіанину. Нтъ, къ сожалнію, онъ не споткнулся !
— Вы говорите, что нашли только вчера вечеромъ ножикъ, разв онъ не лежалъ возл него?
— Нтъ, онъ лежалъ на разстояніи нсколькихъ шаговъ. Воспользовавшись имъ, онъ отшвырнулъ его въ лсъ. Это чистйшій случай, что ножъ былъ найденъ.
— Такъ? По какому же побужденію могъ онъ отбросить ножъ, когда онъ все-таки лежалъ же тамъ со вскрытыми венами? Вдь ясно же было для каждаго, что онъ не могъ обойтись безъ ножа?
— Да, Богъ знаетъ, какое у него могло бытъ побужденіе. Тутъ, конечно, замшана была любовная исторія. Я никогда не слыхивалъ ничего подобнаго, чмъ больше я думаю объ этомъ, тмъ мудрене кажется мн это дло.
— Почему вы думаете, что тутъ замшана любовь?
— По разнымъ причинамъ. Впрочемъ, очень трудно сказать что-нибудь на этотъ счетъ.
— А разв онъ не могъ упасть? Нечаянно? Вдь онъ такъ странно лежалъ: онъ лежалъ на живот, не правда ли? и лицо его было въ луж?
— Да, и онъ весь былъ сильно испачканъ, но это ничего не значитъ, у него и на это могли быть свои основанія. Онъ, напримръ, хотлъ, можетъ быть, такимъ путемъ скрыть слды борьбы со смертью на своемъ лиц. Этого никто не можетъ знать!
— Онъ не оставилъ никакой записки?
— Онъ, должно бытъ, шелъ и писалъ что-то на клочк бумаги, впрочемъ, онъ часто имлъ обыкновеніе писать на ходу. Вотъ и говорятъ, что онъ чинилъ вожомъ карандашъ, или что-нибудь такое, потомъ споткнулся и проткнулъ себ артерію какъ разъ на одной рук, потомъ попалъ какъ разъ въ другую. И все это при одномъ паденіи. Ха-ха-ха! Нтъ, это не то! Но онъ во всякомъ случа оставилъ записочку, онъ держалъ кусочекъ бумажки въ рук, и на этой бумажк стояли слова: ‘Пусть же твоя сталь будетъ такъ же остра, какъ твое послднее нтъ!’
— Ахъ, какъ въ этомъ много аффектаціи! А ножикъ былъ тупой?
— Да, тупой.
— Отчего онъ его не наточилъ раньше?
— Это былъ не его ножикъ.
— Такъ чей же?
Хозяинъ немножко задумался и сказалъ:
— Это былъ ножикъ фрейлейнъ Килландъ.
— Фрейлейнъ Килландъ?— спросилъ Нагель. И тотчасъ сталъ снова разспрашивать:— А кто же это, фрейлейнъ Килландъ?
— Дагни Килландъ. Это дочь пастора.
— Такъ! Удивительно. Слыханное ли это дло! Такъ этотъ юноша былъ очень влюбленъ въ нее?
— О, да, ужъ это само собой разумется! Да вдь въ нее вс влюблены. Онъ не составлялъ исключенія.
Нагель погрузился въ размышленіе и ничего больше не сказалъ. Хозяинъ прервалъ молчаніе, говоря:
— То, что я сказалъ вамъ, — тайна, и я прошу васъ…
— Ахъ, вотъ какъ!— отвчалъ Нагель.— Ну, конечно, вы можете быть совершенно покойны.
Когда Нагель посл этого спустился внизъ къ завтраку, хозяинъ стоялъ наготов въ кухн и разсказывалъ, что онъ только что имлъ настоящій разговоръ съ желтымъ человкомъ изъ номера 7-го.
— Онъ агрономъ, говорилъ онъ, — онъ пріхалъ изъ-за границы. Онъ говоритъ, что ему хочется остаться здсь нсколько мсяцевъ. Богъ знаетъ, что это у него за фантазія…
Вечеромъ того же дня случилось, что Нагель вступилъ въ сношенія съ Минуттой. Между ними произошелъ длинный и скучный разговоръ, разговоръ, который тянулся по крайней мр три часа.
Все это произошло отъ начала и до конца въ слдующей послдовательности:
Іоганнъ Нагель сидлъ въ кафе гостиницы, когда вошелъ Минутта. У столовъ сидли еще и другіе люди, между прочимъ, толстая крестьянка въ полосатомъ, красномъ съ чернымъ, шерстяномъ вязаномъ платк, накинутомъ на плечи. Повидимому, вс они знали Минутту, войдя, онъ сталъ почтительно кланяться направо и налво, но встрченъ былъ громкими восклицаніями и хохотомъ. Толстая крестьянка даже встала и хотла пуститься въ плясъ съ нимъ.
— Только не сегодня, только не сегодня, — сказалъ онъ, уклоняясь отъ нея, затмъ онъ прямо направился къ хозяину, держа шляпу въ рукахъ, и обратился къ нему:
— Я перетаскалъ весь уголь въ кухню, сегодня, пожалуй, не найдется больше никакой работы?
— Нтъ, — отвчалъ хозяинъ, — какая тамъ еще можетъ быть работа?
— Никакой, — подтвердилъ Минутта и боязливо отступилъ назадъ.
Онъ былъ необыкновенно дуренъ. У него были спокойные синіе глаза, но передніе зубы отвратительно торчали впередъ, и походка была какая-то связанная, ущемленная, что было обусловлено какимъ-то тлеснымъ поврежденіемъ. Волосы его уже порядочно посдли, борода была сравнительно темне, но такъ жидка, что кожа повсюду сквозила. Человкъ этотъ былъ когда-то морякомъ, а теперь жилъ у родственника, содержавшаго внизу у присгани маленькій угольный складъ. Онъ рдко или почти никогда не подымалъ глазъ, когда говорилъ съ кмъ-нибудь.
Его подозвали къ одному изъ столовъ, господинъ въ сромъ лтнемъ костюм энергично кивалъ ему и показывалъ ему бутылку пива.
— Подойдите-ка сюда и получите стаканчикъ грудного молочка! А кром этого мн хочется посмотрть, какой видъ будетъ у васъ безъ бороды, — говорилъ онъ.
Почтительно, все еще держа фуражку въ рукахъ, согнувшись подошелъ Минутта къ столу. Проходя мимо Нагеля, онъ скривилъ ротъ въ улыбку и немножко пошевелилъ губами.
Онъ остановился передъ господиномъ въ сромъ въ костюм и прошепталъ:
— Не такъ громко, господинъ судья, пожалуйста.. Видите, тутъ посторонніе.
— Такъ что же изъ этого, Боже мой!— возразилъ судья, — я только хотлъ предложить вамъ стаканчикъ пива. А вы являетесь и бранитесь за то, что я такъ громко говорю.
— Нтъ, вы не поняли меня, извините меня, пожалуйста. Но когда тутъ посторонніе, мн не хотлось бы, чтобы разговоръ шелъ о разныхъ прежнихъ выходкахъ. А пиво я тоже не могу сейчасъ пить. Сейчасъ не могу.
— Такъ? Не можете? Не можете сейчасъ пить пиво?
— Нтъ, только не теперь, благодарю васъ.
— Какъ? Вы меня благодарите не теперь? Когда же вы будете благодарить меня?
— Ахъ, вы меня не поняли, право!
— Ну, вотъ это такъ. Безъ глупостей! Чего же вамъ собственно нужно?
Судья посадилъ Минутту на стулъ силой, Минутта посидлъ одно мгновенье и снова вскочилъ.
— Нтъ, оставьте меня въ поко, — сказалъ онъ, — я не переношу хмельного, а въ настоящее время я еще меньше могу переносить его, чмъ прежде: Богъ его знаетъ, отчего это такое. Я пьянъ еще прежде, чмъ выпью, а когда выпью еще громче говорю всякія глупости.
Судья всталъ, твердо посмотрлъ ему прямо въ глаза, вручилъ ему стаканъ пива и воскликнулъ:
— На здоровье!
Пауза. Минутта на мгновеніе подымаетъ глаза, отстраняетъ волосы со лба и молчитъ.
— Ну, пусть ужъ будетъ по вашему, но только одну каплю, — говоритъ онъ потомъ, — только немножечко, чтобы имть честь чокнуться съ вами.
— Выпить!— восклицаетъ судья и отворачивается, чтобы громко не расхохотаться.
— Нтъ, не все, не все. Зачмъ мн пить, когда мн это противно? Да, не стуйте на меня за это и не длайте изъ-за этого такого сердитаго лица, лучше ужъ я на этотъ разъ сдлаю по вашему, если ужъ вы непремнно хотите. Авось мн не ударитъ отъ этого въ голову, смшно, право, а я не могу вынести даже такого пустяка… За ваше здоровье!
— Выпить! выпить!— кричитъ снова судья.— До дна! Такъ, вотъ это хорошо. Ну, теперь сядемте и будемъ гримасничать. Сначала поскрежещите зубами, а потомъ я остригу вамъ бороду, чтобы вы на десять лтъ помолодли. Итакъ, прежде изобразите намъ скрежетъ зубовный!
— Нтъ, этого я не сдлаю. Не сдлаю, когда тутъ посторонніе. Не требуйте этого отъ меня, я, право, этого не сдлаю, — возражаетъ Минутта, намреваясь уйти.— Да у меня и времени нтъ, — прибавляетъ онъ.
— И времени нтъ? Это грустно. Ха-ха, право, грустно. Совсмъ времени нтъ, а?
— Нтъ, теперь нтъ!
— Ну, вотъ что: а если я вамъ скажу, что у меня на ум подарить вамъ другой сюртукъ, вмсто того, что вы носите… Дайте-ка мн, впрочемъ, посмотрть! Да, этотъ ужъ совсмъ износился! Посмотрите-ка. Его ужъ можно пальцемъ проткнуть!— И судья, найдя маленькую дырочку, просунулъ въ нее палецъ.— Вся матерія подается, она уже расползается при одномъ прикосновеніи, нтъ, да вы только взгляните!
— Оставьте, оставьте меня, пожалуйста! Ради Бога, ну что я вамъ сдлалъ? И платье мое оставьте въ поко!
— Да вдь, Боже мой, я общаю вамъ другое на завтрашній же день, я общаю вамъ его въ… постойте-ка: разъ, два, четыре, семь — въ присутствіи семи человкъ. Что это съ вами случилось сегодня? Вы вспыльчивы, злы и желали бы всхъ насъ затоптать ногами. Да, вы именно таковы. И только за то, что я хватаю васъ за платье.
— Простите, это я нечаянно сталъ злиться, вы знаете сами, я всегда стараюсь доставить вамъ удовольствіе.
— Ну, такъ сдлайте мн удовольствіе и сядьте.
Минутта отстранилъ свои сдые волосы со лба и слъ.
— Хорошо, а теперь сдлайте мн удовольствіе и поскрежещите немножко зубами.
— Нтъ, этого я не сдлаю.
— Такъ? Такъ вы этого не сдлаете? Да или нтъ?
— Нтъ! Господи Твоя воля, ну что я вамъ сдлалъ? Неужели вы не можете оставить меня въ поко? Почему это я непремнно долженъ игратъ роль шута передъ всми? Тотъ чужой господинъ смотритъ сюда, я это замтилъ, онъ посматриваетъ на насъ и наврно тоже смется. Это ужъ наврно такъ, тогда, въ первый день, когда вы пришли, докторъ Стенерсенъ тоже хваталъ меня, онъ и васъ научилъ длать изъ меня шута, а теперь вы учите тому же самому того господина. Тутъ всегда одинъ у другого научаются.
— Ну, ужъ ладно! ладно! Говорите: да или нтъ?
— Нтъ! вы же слышали!— воскликнулъ Минутта и вскочилъ со стула. Но такъ какъ онъ боялся быть слишкомъ дерзкимъ, онъ снова слъ и прибавилъ:— Я совершенно не могу скрежетать зубами, поврьте же мн!
— Вы не можете? Ха-ха-ха! А если можете? Вдь вы великолпно скрежещете зубами!
— Богъ свидтель, не могу!
— Xa-xa-xa! Вы однако это прекрасно длали!
— Да, но я тогда былъ пьянъ, я ужъ совсмъ не помню, у меня голова тогда шла кругомъ. Я посл того цлыхъ два дня боленъ былъ.
— Совершенно врно, — сказалъ судья.— Вы тогда были пьяны, съ этимъ я согласенъ. Зачмъ вы, впрочемъ, болтаете объ этомъ въ присутствіи всхъ этихъ господъ? Я бы этого никогда не сдлалъ. Но у васъ нтъ природнаго такта, это я могу сказать вамъ, хотя вы вообще весьма славный человкъ.
Тутъ хозяинъ вышелъ изъ кафе. Минутта молчалъ, судья посмотрлъ на него и сказалъ:
— Ну, что изъ этого выйдетъ? Подумайте-ка о сюртук.
— Я и думаю объ этомъ, — возразилъ Минутта, — но я не могу и не хочу больше пить. Вдь знаете.
— Вы хотите и вы можете! Слышали, что я сказалъ? Хотите и можете, говорю я. И если я долженъ вливать вамъ насильно въ глотку, то…
Съ этими словами судья всталъ и подошелъ въ Минутт со стаканомъ въ рук.
— Такъ! а теперь откройте ротъ.
— Нтъ, клянусь вамъ Богомъ, я не хочу больше пива!— вскричалъ Минутта, поблднвъ отъ волненія.— И никто въ мір не заставитъ меня. Да, вы должны извинить меня, мн ужъ очень скверно бываетъ посл, вы не знаете, каково мн бываетъ посл, лучше ужъ я опять… лучше опять буду скрежетать зубами, безъ пива!
— Ну, это другое дло, чортъ васъ возьми совсмъ, это другое дло, если вы готовы это сдлать и безъ пива.
— Да, ужъ лучше я это сдлаю безъ пива.
И Минутта сталъ скрежетать зубами среди адскаго хохота всхъ присутствующихъ. Нагель длалъ видъ, что все еще читаетъ свою газету, онъ сидлъ совсмъ смирно сзади на своемъ мст у окна.
— Громче! громче!— кричалъ судья,— громче скрежещите, а то намъ не слышно!
Минутта сидлъ плотно и прямо, какъ свчка, на своемъ стул и крпко держался за него обими руками, словно боялся упасть, при этомъ онъ скрежеталъ зубами, такъ что голова его тряслась. Вс смялись, крестьянка тоже такъ смялась, что слезы текли у нея по щекамъ, она не знала, куда дваться отъ хохота и два раза сплюнула на полъ отъ восторга.
— Господи, помилуй меня гршную!— хрипла она вн себя.
— Вотъ! Громче я не могу скрежетать, — сказалъ Минутта.— я, право, не могу, Богъ мн свидтель, поврьте мн, я теперь, правда, ужъ не могу больше.
— Ну, такъ отдохните, а потомъ опять начните. Только вы должны еще поскрежетать зубами. Посл этого мы обржемъ вамъ бороду. Ну, попробуйте-ка пива, да, вы должны, вотъ оно стоитъ передъ вами.
Минутта только потрясъ головою и молчалъ. Судья досталъ свой кошелекъ и положилъ на столъ 25 кронъ. Затмъ онъ сказалъ:
— Хотя вы соглашаетесь длать это за десять, я жертвую вамъ двадцать пятъ, я повышаю вашу таксу. Такъ-то!
— Не мучайте меня, я все-таки этого не сдлаю.
— Вы не сдлаете этого? вы отказываетесь?
— Ахъ ты, Господи ты Боже мой! Да послушайте вы меня хоть разъ, оставьте меня въ поко! Я ничего больше не сдлаю, чтобы получить сюртукъ, вдь я тоже человкъ, какъ вы думаете? Чего же вамъ отъ меня нужно?
— Ну, я вамъ только одно скажу: какъ видите, я отщипываю вотъ этотъ кусочекъ сигарнаго пепла вамъ въ стаканъ, видите? А теперь беру этотъ маленькій кусочекъ спички и еще вотъ эту малость спички, и об эти щепочки бросаю на вашихъ глазахъ въ тотъ же самый стаканъ. Такъ! И вотъ ручаюсь вамъ, что вы все-таки свои стаканъ выпьете до самаго дна. Наврняка!
Минутта вскочилъ. Онъ замтно дрожалъ, его срые волосы снова спустились ему на лобъ, и онъ уставился въ лицо судьи. Это продолжалось нсколько секундъ.
— Нтъ, это слишкомъ, это слишкомъ!— вскричала тутъ крестьянка.— Этого вы не сдлаете! Ха-ха-ха! Господи, помилуй меня гршную!
— Такъ вы не хотите? Вы отказываетесь?— спросилъ судья. Онъ опять всталъ.
Минутта длалъ усилія, чтобы заговорить, но не произносилъ ни слова. Вс глядли на него.
Тогда Нагель внезапно всталъ со своего мста у окна, отложилъ газету въ сторону и направился вглубь комнаты. Онъ не торопился и не шумлъ, однакоже всеобщее вниманіе тотчасъ обратилось на него. Онъ остановился возл Минутты, положилъ ему руку на плечо и началъ громкимъ, чистымъ голосомъ:
— Если вы возьмете вашъ стаканъ и выльете его на голову этой собаки, я плачу вамъ тотчасъ десять кронъ и беру вс послдствія на себя.— Онъ указалъ пальцемъ на лицо судьи и повторилъ:— Я подразумваю вотъ эту собаку!
Все тотчасъ же стихло. Минутта со страхомъ переводилъ выпученные глаза съ одного на другого и говорилъ: ‘Но?.. Нтъ… но?..’ — Дальше онъ не шелъ, однако эти слова повторялъ онъ безпрерывно дрожащимъ голосомъ, какъ будто предлагалъ какой-то вопросъ. Никто, кром него, не говорилъ ни слова. Пораженный судья отступилъ шагъ назадъ и споткнулся о свой стулъ, онъ былъ блденъ, какъ млъ, и попрежнему не говорилъ ни слова. Ротъ его былъ открытъ.
— Я повторяю, — продолжалъ Нагель громко и медленно,— что даю вамъ десять кронъ. чтобы вы бросили свой стаканъ въ лобъ этой собак. Вотъ, я держу деньги въ рукахъ. А о послдствіяхъ вамъ тоже не придется заботиться.— И Нагель, дйствительно, вручилъ Минутт десять кронъ.
Но Минутта повелъ себя неожиданнымъ образомъ. Онъ вдругъ направился въ уголокъ залы, прибжалъ туда своими маленькими, ущемленными шажками и услся тамъ, ничего не отвчая. Онъ сидлъ съ опущенной головой и косился во вс стороны, пока колни его, повидимому отъ страха, нсколько разъ сгибались и высоко подскакивали сами собою.
Вдругъ дверь отворилась, и вошелъ хозяинъ. Онъ сталъ справляться со своими длами за буфетомъ, ничего не подозрвая о томъ, что только что произошло. Только когда судья внезапно вскочилъ и протянулъ об руки къ Нагелю въ порыв нмого бшенства, хозяинъ насторожился и спросилъ:
— Что такое, Господи?..
Но никто ничего не отвтилъ. Судья два раза дико махнулъ передъ собою руками, но каждый разъ натыкался на сжатые кулаки Нагеля. Онъ ничего не достигъ, эта неудача раздражила его и онъ сталъ слпо наноситъ удары по воздуху, словно хотлъ всхъ разогнать вокругъ себя, наконецъ, онъ метнулся въ сторону, къ столу, повалился на табуретку и упалъ на колни. Слышно было его громкое дыханіе, вся фигура его была неузнаваема отъ бшенства, помимо всего, онъ почти въ кровь обколотилъ себ руки объ эту пару остроугольныхъ кулаковъ, которые попадались ему всюду, куда бы онъ ни направилъ руку. Теперь въ кафе поднялся всеобщій гвалтъ. Крестьянка и вс ея спутники устремились къ двери, между тмъ, какъ прочіе перекрикивали одинъ другого, желая вступиться. Наконецъ, судья снова поднялся и пошелъ на Нагеля, онъ остановился и закричалъ, далеко вытянувъ передъ собою руки, закричалъ, коротко дыша, въ смшномъ отчаяніи, словно онъ не находилъ словъ:
— Ты проклятый… чортъ бы побралъ тебя, болванъ!
Нагель смотрлъ на него и посмивался, потомъ онъ подошелъ къ столу, взялъ его шляпу и подалъ ее судь съ поклономъ. Судья рванулъ шляпу къ себ и въ бшенств своемъ хотлъ бросить ее обратно, но опомнился и съ силой напялилъ ее себ на голову. Вслдъ за тмъ онъ направился къ выходу. На шляп его образовались дв большія ямки, придававшія ему потшный видъ.
Тогда хозяинъ выступилъ впередъ и потребовалъ объясненій. Онъ обратился къ Нагелю, схвативъ его за руку:
— Что здсь такое происходитъ? Что все это значитъ?
Нагель отвтилъ:
— Не угодно ли вамъ тотчасъ оставить мою руку? Я отъ васъ не убгу. Впрочемъ, здсь ничего не происходитъ, я оскорбилъ человка, который только-что вышелъ, и онъ хотлъ было защищаться, объ этомъ нечего больше говоритъ, все въ совершенномъ порядк!
Но хозяинъ былъ золъ и топнулъ ногою.
— Прошу не затвать дракъ!— крикнулъ онъ.— Я не допущу, чтобы тутъ происходили драки! Если вы хотите задавать представленія, ступайте на улицу, а въ моемъ заведеніи имъ нтъ мста. Что вы вс тутъ, съ ума сошли?
— Да, все это прекрасно, — вмшались тутъ два, три другіе гостя, — но вдь мы все это видли.— И, по склонности большинства людей придерживаться того, кто въ данное мгновеніе является побдителемъ, они безусловно приняли сторону Нагеля. Они выяснили хозяину все происшествіе.
Самъ Нагель пожалъ плечами и отошелъ къ Минутт. Безъ всякихъ предисловій онъ спросилъ маленькаго дурачка съ сдыми волосами:
— Въ какихъ же это вы отношеніяхъ состоите съ этимъ судьей, что онъ сметъ такимъ образомъ обращаться съ вами?
— Не говорите нелпостей!— отвчалъ Минутта.— Ни въ какихъ отношеніяхъ я съ нимъ не состою, онъ мн чужой. Я только разъ на рыночной площади что-то сплясалъ ему за десять оръ. Изъ-за этого онъ и придирается ко мн со своими шутками.
— Такъ вы танцуете что-нибудь передъ публикой и берете за это деньги?
— Да, иногда. Только это случается не часто: когда я нуждаюсь въ десяти орахъ и мн больше негд достать ихъ.
— А зачмъ вамъ бываютъ нужны деньги?
— Для многаго. Во-первыхъ, я глупъ, неспособенъ ни къ чему и это мн грустно. Когда я былъ морякомъ и могъ самъ прокормиться, мн было во всхъ отношеніяхъ лучше, но я получилъ поврежденіе: я упалъ съ мачты и получилъ переломъ, и съ тхъ поръ ужъ не могу такъ хорошо перебиваться. Я получаю пропитаніе и все необходимое отъ дяди, я и живу у него и живу въ довольств, да даже больше того, потому что мой дядя торгуетъ углемъ и этимъ живетъ. Но я самъ тоже приношу немножко въ хозяйство, особенно теперь, лтомъ, когда уголь совсмъ плохо продается. Это все такъ же врно, какъ то, это я сижу передъ вами и разъясняю вамъ дло. Вотъ въ эти-то дни десять оръ и бываютъ кстати, я покупаю тогда что-нибудь на эти деньги и приношу съ собою домой. Что же до судьи, такъ его забавляетъ, когда я танцую, именно потому и забавляетъ, что я изуродованъ и не могу танцовать, какъ слдуетъ.
— А это случается съ вдома и согласія вашего дяди, когда вы пляшете на площади за деньги?
— Нтъ, нтъ, это нтъ. Этого вы не думайте. Онъ часто говоритъ: ‘Убирайся со своимъ фиглярствомъ!’ Да, онъ это называетъ фиглярствомъ, когда я прихожу со своими десятью орами, и мн здорово влетаетъ, ругаетъ онъ меня, а люди ничего… похваливаютъ.
— Ну, такъ это было во-первыхъ. А во-вторыхъ?
— То-есть какъ?
— Во-вторыхъ?
— Я не пойму что-то.
— Вы сказали: во-первыхъ, вы глуповаты, ну, а во-вторыхъ?
— Если я такъ сказалъ, такъ простите.
— Такъ вы только глупы и больше ничего?
— Извините ужъ, пожалуйста.
— Вашъ отецъ былъ пасторомъ?
— Да, мой отецъ былъ пасторъ.
Пауза.
— Слушайте, — сказалъ Нагель, — если вамъ не къ спху, такъ пойдемте со мной въ мою комнату. Хотите? ладно! Вы курите? ладно! Такъ пожалуйста! Я живу наверху. Если вы подыметесь со мною, я буду вамъ очень благодаренъ.
Ко всеобщему удивленію, Нагель съ Минуттой поднялись во второй этажъ, гд и оставались весь вечеръ вмст.
Минутта услся и закурилъ сигару.
— Вы ничего не пьете?— спросилъ Нагель.
— Нтъ, я пью очень мало, у меня отъ хмельного очень въ голов мшается, а черезъ нсколько времени я начинаю все видть вдвойн, — отвчалъ его гость.
— А пивали вы когда-нибудь шампанское? Наврно, пивали?
— Да, много, много лтъ тому назадъ, на серебряной свадьб моихъ родителей я пилъ шампанское.
— Вамъ оно нравилось?
— Да, мн помнится, очень вкусно было.
Нагель позвонилъ и веллъ подать шампанскаго. Пока они прихлебывали и курили, Нагель неожиданно сказалъ, пристально глядя на Минутту:
— Скажите, пожалуйста, — это вдь только вопросъ, который, можетъ быть, покажется вамъ очень смшнымъ, — но все-таки скажите, не можете ли вы за извстную сумму выдать себя за отца одного ребенка, чужого ребенка? Это мн такъ, случайно пришло въ голову.
Минутта посмотрлъ на него вытаращенными глазами, но молчалъ.
— За маленькую сумму, въ пятьдесятъ кронъ, или, скажемъ, даже до двухсотъ кронъ?
Минутта покачалъ годовой и долго молчалъ.
— Нтъ, — отвчалъ онъ, наконецъ.
— Въ самомъ дл, не хотите? Я вамъ деньги заплачу полностью.
— Это не поможетъ. Я не могу этого сдлать. Я не могу въ этомъ случа служить вамъ.
— Почему же именно не можете?
— Будетъ! Не говорите больше ничего и не просите меня. Вдь я тоже человкъ.
— Да, разумется, вы человкъ! Очень можетъ быть, что это было слишкомъ грубо съ моей стороны! Съ какой стати вамъ оказывать человку подобную услугу? Но мн бы хотлось предложить вамъ еще одинъ вопросъ! Не хотите ли… не можете ли вы пройти по всему городу съ газетой или такой бумажной трубой, укрпленной на спин? Начать отсюда, изъ гостиницы, и пройти черезъ базарную площадь на пристань. Ну, что? Можете вы это сдлать? За пять кронъ?
Минутта со стыдомъ опустилъ голову и машинально повторилъ: пять кронъ. Больше онъ ничего не сказалъ.
— Ну, да, или десять кронъ, если хотите, скажемъ, десять кронъ. Такъ, за десять вы согласны?
Минутта поднялъ волосы со лба.
— Я не понимаю, почему это вс, кто прізжаетъ сюда, ужъ по виду узнаютъ, что я передъ всякимъ готовъ дурака валять, — сказалъ онъ.
— Какъ видите, я могу вамъ тотчасъ же выплатить деньги, продолжалъ Нагель, — это зависитъ всецло отъ васъ.
Минутта устремилъ взглядъ на ассигнаціи, уставился на деньги словно потерянный, какъ настоящій лакомка, и воскликнулъ:
— Да, я…
— Извините!— быстро заговорилъ Нагель, — извините, что я перебиваю васъ, — снова сказалъ онъ, что бы помшать рчи своего собесдника.— Какъ ваше имя? Я не знаю, какъ васъ звать, хотя вы, кажется, только-что мн сказали.
— Мое имя — Грогардъ.
— Такъ? Грогардъ? Такъ вы родственникъ приходскому священнику?
— Да, это тоже врно.
— Такъ о чемъ же мы говорили? Итакъ — Грогардъ? Ну, такъ вы, разумется, не желаете пріобрсти десять кронъ такимъ способомъ? А?
— Нтъ, — неувренно прошепталъ Минутта.
— Ну, теперь я вотъ что вамъ скажу, — сказалъ Нагель и заговорилъ тутъ очень медленно.
— Я съ удовольствіемъ дамъ вамъ эти десять кром, потому что вы не хотите длать то, что я вамъ предлагаю. А если вы доставите мн удовольствіе, принявъ эти деньги, я еще дамъ вамъ десять кронъ. Не удивляйтесь, это маленькая услуга меня нисколько не стсняетъ, у меня теперь много, очень много денегъ, такой пустякъ мн ничего не стоитъ.— Доставши деньги, Нагель продолжалъ:— Вы доставляете мн только удовольствіе, пожалуйста!
Но Минутта сидлъ теперь, словно нмой, счастье кружило ему голову и онъ боролся со слезами.. Съ полминуты онъ мигалъ и глоталъ слезы, тогда Нагель сказалъ:
— Вамъ, вроятно, лтъ сорокъ или около того?
— Сорокъ три, мн уже минуло сорокъ три.
— Такъ. Спрячьте теперь деньги въ карманъ и… На здоровье! Послушайте-ка: какъ звать судью, съ которымъ мы поговорили въ кафе?
— Этого я не знаю, мы называемъ его судьей, онъ судья въ Гардесфогтей.
— Ну, да это, впрочемъ совершенно все равно. Скажите, пожалуйста…
— Извините!— Минутта уже не могъ бороться съ собою, онъ вн себя, ему хочется объясниться, но онъ лепеталъ какъ дитя.— Простите! Извините меня!— говоритъ онъ. И долгое время онъ ничего не можетъ произнести, кром этого.
— Я хотлъ поблагодарить васъ, по настоящему поблагодарить отъ настоящаго…— Пауза.
— Ну да, хорошо, мы уже покончили съ этимъ, — ршаетъ Нагель.
— Нтъ, подождите немножко!— воскликнулъ Минутта.— Извините, до мы еще не покончили. Вы подумали, что я не хочу этого сдлать, что тутъ моя злая воля и что мн одно удовольствіе — танцовать на заднихъ лапкахъ, но вотъ врно говорю, какъ Богъ святъ… Такъ разв мы съ этимъ покончили? Можемъ ли мы сказать, что мы покончили, когда вы, быть можетъ, подумали, что я только изъ-за цны, что я за пять кронъ не хотлъ этого продлать? Я надюсь, вы не подумали, что я только затмъ не согласился, чтобы выманить больше. Вотъ и все, мн нечего больше сказать!
— Ну, да, да, конечно! Не будемъ больше говорить объ этомъ. Человкъ съ вашимъ именемъ и воспитаніемъ не долженъ длать такихъ дурацкихъ выходокъ. Правда?.. А вотъ, что мн пришло въ голову: вы, наврно, знаете всевозможныя происшествія, которыя случаются здсь въ город? Дло въ томъ, что я намреваюсь непремнно остаться здсь на довольно долгое время, задержусь я здсь, врнй коего, нсколько лтнихъ мсяцевъ. Что вы скажете? Вдь вы здшній житель?
— Да, я здсь родился, отецъ мой былъ здсь пасторомъ, а я живу здсь тринадцать лтъ, съ тхъ поръ, какъ расшибся.
— Вы разносите уголья? Мн помнится, вы говорили, что принесли уголь въ гостиницу?
— Да, я разношу уголь по домамъ. Это меня не стсняетъ, если вы только ради этого спрашиваете. Это — старая привычка и мн это ничего, если только я осторожно поднимаюсь на лстницы. Прошлой зимой я, впрочемъ, упалъ разъ, да такъ разбился, что долго ходилъ съ костылемъ.
— Въ самомъ дл? Какъ же это случилось?
— Это было на крыльц банка. Ступеньки немножко обледенли. Я поднимался на крыльцо съ довольно-таки тяжелымъ кулемъ. Я уже дошелъ почти до середины, вижу консулъ Андресенъ спускается сверху. Я хочу повернуться, чтобы снова сойти внизъ и дать ему дорогу. Не то, чтобы онъ этого потребовалъ, но вдь это само собою разумется, и я ужъ во всякомъ случа самъ бы такъ сдлалъ. Но въ эту самую минуту я, по несчастью, поскользнулся на ступенькахъ и упалъ. Я упалъ на правое плечо. Это смшно слушать, но я правда упалъ на правое плечо, а потомъ раза два перевернулся. ‘Какъ вы себя чувствуете?— спросилъ меня консулъ.— Вы не кричите, вамъ, значитъ, не больно?’ — Нтъ, — отвчаю я, — дло еще счастливо обошлось.— Но не прошло и пяти минутъ, какъ я уже два раза кряду упалъ въ обморокъ, кром того, у меня вспухъ животъ, потому что отозвалась моя старая боль. Консулъ однако широко, сверхъ всякой мры наградилъ меня, потому что вдь не его же это была вина.
