В.В. Розанов
В.В. Розанов
Миронова в ‘Сафо’
Миронова в ‘Сафо’
……………………………………………………
Миронова в ‘Сафо’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Пьеса пуста, умна, поверхностна, как вообще у французов, которые умнее русских и изношеннее русских, и о ней нечего было бы писать, если бы не игра Мироновой. Эти случаи ‘возрождения’ кокоток от подлинной любви и ‘впадения’ чистых бытовых людей в руки кокоток — увековечены в ‘Даме с камелиями’. — и их вариации никогда не превзойдут прототипа.
Я дремал, скучал и готов был бы заснуть, если б меня не разбудили выкрики Сафо-Мироновой, выкидывавшей белье своему ‘суженому’, решившемуся вернуться ‘под сень струй’, т. е. в домашний очаг, к классическим дядюшке и тетушке. ‘Это — натура!’ ‘Это — так!’… ‘Ах, и опротивело же мне слышать об этой Роне, о старом винограднике и каштанах, где вам заготовлена дозревающая девица’, — говорит она возлюбленному… ‘Сосчитайте ваши платки!’ — кричит она, кидая в него платками, и наконец выгребает из шкафа целую дюжину простынь и бросает в чемодан, около которого он копается. ‘Берите! Задохнитесь! Уходите!’
И, наконец, другое: она приползает к нему в деревню и молит его любви. Человека нет, женщины нет, гордости нет, есть бессилие и несчастье. Я широко раскрыл глаза и встал. Пьесы нет, есть Миронова. Сыграть этого места невозможно ‘искусно’: какое же ‘искусство’ может что-нибудь сделать там, где нет логики, последовательности, где, наконец, нет ничего разумного и есть вой, побитая брошенная собака, которая любит побившего ее господина, когда он отпихивается от нее ногой… Я весь замер в неописуемом волнении. О, это — опять жизнь! — в моменте до того ужасном, но подобные моменты бывают, случаются… И опять Миронова тут не ‘играет’, потому что ‘играть’ невозможно, а каким-то чудом переживает перед зрителем ужасное событие, и зритель клянется в душе никогда не ставить женщину в такое положение.
Слов нет, ничего нет, движений нет, все, под действием тоски и горя, вернулось в какой-то первобытный хаос, к каким-то первым элементам человеческого существа, человеческого разума, скорей человеческой бессмыслицы. Перед нами тоскующее животное! О, как его жаль, как страшен его вид. Членораздельная речь исчезла, человеческое слово пропало, остались только обрывки этого, остались только начатки этого! Она валится, не падает, а валится — куда, все равно ей. Любовь не держит — и ничто не держит, верность не держит — и точно земля под нею проваливается.
Я встал и замер (сидел в уголку темной ложи).
— Это — совершенство!!!
Больше ничего бы не прибавил и почти напрасно написал эти строки! Идите все (хотя, я думаю, Миронова не может же повторять своей вообще неповторимой игры и, должно быть, играет каждый раз особо), — идите все и посмотрите этот женский ужас.
1912 г.