Минуты моей горести, Восленский Иосиф, Год: 1809

Время на прочтение: 3 минут(ы)

МИНУТЫ МОЕЙ ГОРЕСТИ (*).

(*) Статья сія и слдующая сообщена намъ отъ Сочинителя выше помщеннаго Разговора о строеніи глаза, котораго мы усерднйше благодаримъ.
Есть такія печали, которыя отнимаютъ у насъ и самую надежду — единственную утшительницу горестныхъ!— такъ читалъ я нкогда въ одной книжк, и моя печаль, казалось мн, принадлежала къ тому же отдленію. Что я начну длать?… сказалъ я чрезъ нсколько горестныхъ дней сиротства моего, обливаясь горькими слезами. Я теперь одинъ — одинъ съ моими печалями — одинъ во всей вселенной. Тамъ струится ручеекъ и — сливался съ другимъ, журчитъ по испещреннымъ цвтами долинамъ, — тамъ пресмыкается наскомое и встрчаетъ себ подобное, одинъ только я одинъ — одинъ какъ капля, не могущая слиться съ другою — я одна тварь, лишенная счастія встртить себ подобную — могущую длить со мною и радости и печали. И вы, священные обты дружества, единственное мое утшеніе! и вы нарушены коварными и вроломными друзьями! Откровенность! чистосердечіе! и вы симпатическія чувствованія! гд вы?— въ какомъ находитесь состоянія?— Ахъ! вы отвергнуты, презрны и забыты!
Люди! люди! что посл сего значитъ ваше мягкое обращеніе? что значатъ ваши ласки — ваше дружелюбное пожатіе руки — и слова восторгами преисполненные?— Можно ласкать человка — безспорно, можно разкрывать предъ нимъ всю свою душу — можно уврять въ вчномъ и непрерывномъ дружеств, — но за что же обманывать легковрнаго и неопытнаго? для чего бросать ядовитыя стрлы въ его раскрытое сердце? Друзья мои! я часто слышу ваши извиненія, слышу гласъ, по видимому, сильнаго раскаянія, но желалъ бы я узнать, что онъ означаетъ въ настоящемъ, и что предвщаетъ въ будущемъ? Новыя горести?… новыя мученія?… Оставьте ихъ, друзья мои! для подобныхъ мн неискусившихся, — но лучше, въ тысячу кратъ лучше, естьли вы не заразите ими невинныхъ сердецъ, живущихъ надеждою вкусить въ семъ мір хотя нсколько радостей.— Не извиняйтесь, души гордыя и ядовитыя! я увренъ, что ваше льстивое извиненіе есть ни что иное, какъ новый ковъ, служащій несчастіемъ для обманутаго вами. Безчеловчные!—
Ядовитая змя зіяя, обнаруживаетъ багровое жало свое — младенецъ любуется имъ, счастливъ онъ, естьли рука опытнаго старца отведетъ его отъ непредвиднной имъ смерти!— Слабый часто спотыкается, и сильный его поддерживаетъ. Виноградная лоза иметъ также свою подпору. Одинъ только я безъ подкрпленія: нтъ путника, который бы подалъ мн свою руку, — нтъ такого человка, который бы исторгнулъ меня изъ бездны горестей. Ахъ! для него я не повергся вмст съ моимъ родителемъ въ мрачную дверь гроба — въ ту безпредльную вчность, гд волны бдствій человческихъ разбиваются о граниты успокоенія, гд всегдашняя радость услаждаетъ души земныхъ несчастливцевъ, гд при блеск вчныя Истины вс трудники міра сего начинаютъ наслаждаться блаженнйшею жизнію — тамъ бы я конечно забылъ вс свои горести — успокоился бы.— — — Но увы! я еще существую въ томъ мір, въ томъ необозримомъ Океан, въ коемъ суета и непостоянство крутятся вихрями заблужденій, — въ той плачевной юдоли, гд весьма часто невинность стеная проливаетъ слезы, будучи подавляема игомъ гордыни и рабства, — я еще въ той ужасной харибд, въ коей, къ Сожалнію человчества’ весьма часто погибаютъ неопытные плаватели!—
Всемогущій! для чего я столь малая пещинка, сей едва примтный атомъ — не нахожу приставища въ необозримой Твоей области?— Ничтожности далъ Ты бытіе, ничтожности далъ Ты сердце, и научилъ его чувствовать, — далъ разумъ, и научилъ его стремиться къ изящному — къ сей всеобщей цли Твоего предопредленія. Ахъ! гд я найду сію важную цль, Тобою предназначенную? Гд тотъ путь, по коему бы я могъ идти не преткновенно? — Міръ здлался первобытнымъ хаосомъ, большая часть людей уклонилась отъ Твоего предназначенія.— Эгоисты все переобразовали по своему плану — и исказивъ самихъ себя, произвели гнусную самоправость — сіе адское чудовище, наводящее ужасъ на всю вселенную!
Милосердый! низпошли прощеніе Твое атому, крутимому неистовствующими бурями! прости пылинк, не могущей устоять противу нравственныхъ Аквилоновъ! прости пещинк, безсильной вкатиться на вершину священнаго Олимпа!— Пискъ комара никогда еще не заглушалъ реву львовъ и леопардовъ, колибри никогда не побждала орла, подъ. солнцемъ парящаго, — такъ я — милосердый Боже! могу ли простирать полетъ свой тамъ, гд ужасные громы ревутъ во всемъ неистовств, и грозятъ огненными стрлами, готовыми спуститься надъ головою моею?— Молю Тебя, слышащій гласъ эфемеровъ, въ пыли пресмыкающихся! услышь мой гласъ, раболпно къ Теб вопіющій! услышь! подкрпи и научи меня жить такъ, какъ долженъ жить человкъ, — такъ — какъ Ты, Творецъ мой, предписалъ перстомъ Своимъ въ книгъ непостижимыхъ судебъ Твоихъ!!!

‘Другъ юношества’, No 4, 1809

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека