МИНУТА НАСТАЛА
МИНУТА НАСТАЛА
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Минута настала, Ткачев Петр Никитич, Год: 1876
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Ткачев П. H. Избранное
М., Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века).
Революционное движение в России за последние два года значительно подвинулось вперед. Никакие усилия обезумевшего от страха правительства, ни трогательное обращение его к обществу с мольбою о помощи, ни поголовное преследование молодежи, ни хронические обыски, ни аресты, ни тюрьмы с удивительными замками, ни следственные комиссии с их холопским цинизмом, ни чемадуровские судьбища376, ни пытки, ни каторга — ничто не могло ни остановить, ни парализировать быстро растущей революционной силы. Само правительство официально засвидетельствовало этот факт377. Конечно, это свидетельство само по себе не может еще иметь для нас особенно существенного значения. Оно легко могло быть навеяно просто трусостью (известно, что у ‘страха глаза велики’) или гнусным желанием напугать общество для того, чтобы затем покрепче прибрать его к рукам. Важность и достоверность правительственного сознания исключительно зависит от того, ‘сообразно ли оно с обстоятельствами дела или нет’, соответствует ли оно действительному положению нашей революционной партии или нет. Последнее время представило массу данных, дающих нам право отвечать на этот вопрос утвердительно.
Данные эти двоякого рода: одни указывают на постоянно расширяющийся контингент революционной армии, на количественный прогресс революционного движения, другие — на прогресс качественный. Последние, разумеется, для нас всегда важнее, на них-то мы и намерены остановить в настоящую минуту внимание читателя.
В одной из прежних статей мы говорили о реакции, начавшейся среди нашей революционной молодежи после неудачного исхода заговора 1869 г.378 Реакция эта выразилась главным образом в том, что некоторая часть молодежи, отчасти раздраженная, отчасти напуганная и обескураженная печальным концом так называемых каракозовского и нечаевского дела, впала в полнейший скептицизм относительно не только возможностей, но даже разумности осуществления революции в России, и стала открыто проповедовать необходимость ‘терпения’, ‘выжидания’, ‘подготовления’. Особенно много говорилось о подготовлении, ‘о подготовлении успеха народной революции, когда приспеет для нее время, когда она будет вызвана течением исторических событий’.
Это ‘когда’ отодвигалось, разумеется, в более или менее отдаленное будущее, в настоящем же вся деятельность революционера сводилась, по мнению реакционеров, к мирной пропаганде, к изучению социологии, к нравственному перевоспитанию.
Понятно, что подобная теория, дававшая возможность в одно и то же время служить и Революции и Мамоне, примирявшая требования идеи с вожделениями личного эгоизма, должна была встретить большое сочувствие в той части молодежи, которая находится в более или менее сносном материальном положении, не испытала на собственной шкуре всех прелестей современного порядка вещей. ‘Выжидательная позиция’ пришлась ей по вкусу: она не требовала чересчур непосильных жертв, не была сопряжена с большим риском и в то же время доставляла некоторое успокоение совести.
Очень вероятно, что, благодаря этой-то соблазнительной теории, в ряды революционеров попало много таких людей, которым бы там никогда не следовало быть. Таким образом, реакция повлияла до известной степени на расширение кадров революционной армии, т. е. количественно усилила ее, но, само собой разумеется, что все это количественное усилие должно было ослабить ее в качественном отношении: оно парализовало единство действий партии и внесло в ее среду вредные раздоры. Люди, отрицающие возможность революции в настоящем, не могли чувствовать себя солидарными с людьми, признававшими эту возможность, они упрекали последних в ‘мальчишеской’ торопливости, в бессмысленном ‘провокаторстве’, смеялись над их, как они говорили, ‘революционным зудом’ и при практических столкновениях не только отказывались от совместной с ними работы, но нередко даже явно и открыто противодействовали им. Но, с другой стороны, и на их собственные головы постоянно сыпались обвинения в трусости, в малодушии, в неискренности, а подчас даже и в предательстве. При таких взаимных отношениях нечего было и говорить о внесении единства и солидарности в практическую деятельность партии. Между революционерами, отодвигавшими минуту осуществления революции в отдаленное будущее, и революционерами, убежденными, что минута эта настала, лежала пропасть, несравненно более глубокая, более реальная, чем те фиктивные пропасти, которые будто бы разделяли так называемых якобинцев от так называемых народников. Потому на практике народники-бунтовщики, признававшие, подобно якобинцам, возможность и необходимость революционного взрыва в ближайшем настоящем, гораздо охотнее сходились с последними, чем, напр., с народниками-пропагандистами, отрицавшими эту возможность, а между тем теоретическая программа ‘бунтовщиков’ гораздо ближе подходила к теоретической программе пропагандистов, чем к теоретической программе якобинцев. Вера в близость революции и страстное желание ее осуществить как можно скорее сближали людей, несмотря на все разногласия их теоретических программ, и наоборот, люди, державшиеся одной и той же программы, стоявшие под одним и тем же знаменем, поворачивали друг другу спины и расходились, чуть только вера одних сталкивалась с резонерским скептицизмом других. Потому-то мы и утверждаем, что главным препятствием к объединению нашей революционной партии служили совсем не разногласия в их теоретическом credo, a различие во взглядах на возможность осуществления революции в данный момент, чем больше это различие, тем труднее революционерам сойтись в их практической деятельности, чем меньше, — тем легче. Различие это в свою очередь тем значительнее, чем сильнее реакция, тем ничтожнее, чем она слабее.
Год-два тому назад она была еще в полной силе. Она открыто заявляла, что ни народ, ни интеллигентные революционеры не готовы для осуществления революции, что о революции и мечтать нечего, она в будущем, в будущем, которое мы, пожалуй, и можем приблизить, но все же не настолько, чтобы оно совпало с настоящим.
Из этого общего основного положения революционной реакции логически вытекало такое практическое заключение: молодежь не должна торопиться вызовом революционных вспышек, напротив, она должна им противодействовать, бросаясь теперь в непосредственно революционную деятельность, она будет работать в пользу ‘искусственной революции’, отдалит торжество ‘естественной’, народной. Все, что она может теперь делать, — это заниматься мирной пропагандой в народе истин рабочего социализма.
Так еще очень недавно говорили люди, служившие отголоском мнений, господствовавших в некоторых кружках русской революционной молодежи. Те же люди, оставаясь выразителями мнений тех же кружков, говорят уже теперь совсем другое. ‘Мы сознаемся, — говорят они379, — что прежде считали эпоху народного восстания в России несравненно более отдаленною, чем находим ее теперь. Враги казались сильнее, убежденные социалисты — малочисленнее, народ менее восприимчивым, чем оно было в действительности, сложные исторические процессы, казалось, требовали более продолжительного подготовления и лиц, и событий, о минуте наступления народной революции, когда она будет вызвана течением исторических событий и действием правительства, казалось, можно было говорить в неопределенном лишь будущем. Но теперь мы признаем, что тогда ошибались. Сложные процессы совершились, и данная минута должна вскоре наступить. Естественным и фатальным путем приближается момент, когда попытки взрывов произойдут, должны произойти. Они стали ‘необходимы’… Революционное движение уже вызвается положением России в настоящую минуту’. (‘Вперед!’, 1876г., No 37, стр. 430-431.)
Итак, революционеры-реакционеры, революционеры-выжидатели, апостолы мирной пропаганды и постепенного, вечного подготовления, сознаются, что ‘минута’ революционного взрыва ‘настала’. ‘Сложные исторические процессы совершились!’ Народ готов, и нам остается только ‘сплотиться, организоваться’, чтобы обеспечить успех народной революции! Мы с искреннею радостью приветствуем и заносим на страницы нашего журнала это торжественное заявление редакции ‘Вперед!’, редакции, несколько лет тому назад упрекавшей нас за нашу торопливость, за наш ‘революционный зуд’. Мы радуемся, конечно, не потому, что, сознаваясь в своей ошибке, редакция ‘Вперед!’ тем самым признает, что кружки, мнения которых мы выражали, лучше и вернее ее понимали и истинное значение, и задачу переживаемого исторического момента. Для нас это не имеет существенной важности, важно для нас то, что заявление редакции служит несомненным показателем перемены, происшедшей в революционном настроении той части молодежи, выразителем мнений которой является редакция. Эта перемена лучше всего доказывает как прогресс революционного движения в России, так и регресс реакции.
Возникновение теории ‘выжидания и постепенного подготовления’, теории, отодвигающей момент осуществления революции в неопределенное будущее, может быть объяснено лишь ослаблением в известной части молодежи революционной веры и революционной страсти, малодушием, нерешительностью, скептическим отношением к практическим средствам революции, разочарованием и т. п. Следовательно, если мы видим, что эта теория начинает терять кредит даже среди своих изобретателей и самых преданных сторонников, то не имеем ли мы право вывести заключение о повороте к лучшему в чувствах молодежи: неверующие и сомневающиеся начинают верить, робость и нерешительность проходят, наступает конец царству резонерства, скептицизма и разочарования.
Мы полагаем, что заключение это совершенно верно, потому что чем же иным можно объяснить тот факт, что люди, которые два-три года тому назад были убеждены, что революция в России возможна лишь в неопределенно-отдаленном будущем, теперь, напротив, утверждают, что ‘минута’ ее осуществления наступила. За этот промежуток времени не случилось ничего такого, что бы могло оправдать подобное радикальное изменение во взглядах.
Экономические, политические и вообще социальные условия нашего отечества в нынешнем году совершенно таковы же, какими они были в первой половине 70-х годов. То же народное горе, те же страдания массы, та же бессовестная эксплуатация, тот же деспотизм и произвол, та же разобщенность, бессилие, эгоизм, безнравственность в высших классах общества, то же недовольство и озлобление в низших.
Почему в 1873 г. ‘воровство всюду, начиная от великих князей до земства, было менее колоссально и беззастенчиво’, чем теперь? Почему в 1873 г. ‘адвокатура была более привлекательным болотом’, чем в настоящую минуту? Почему, наконец, ‘убежденные социалисты’ возбуждали к себе тогда меньшее доверие, чем нынче? и т. д.
Очевидно, на все эти и подобные вопросы невозможно приискать сколько-нибудь разумного ответа. Нельзя также сказать, не впадая в самый грубый оптимизм, будто революционная партия сделала за эти два года больше, чем это можно было предполагать в 1873 г. Напротив, она гораздо больше надеялась сделать. Действуя в разброд, сбиваемая с толку реакционными теориями, обуреваемая всякими сомнениями, с ожесточением преследуемая правительством, она при всем своем добром желании не добилась и не могла добиться никаких серьезных осязательных успехов. На этот счет нечего себя обманывать, нечего утешаться иллюзиями: сделано очень мало, вся главная и существенная работа еще впереди. Искренние революционеры сами очень хорошо знают и нисколько этого не скрывают, напротив, большинство их приходит теперь к тому убеждению, что так действовать, как они действовали до сих пор, действовать не следует. И, быть может, в этом-то именно убеждении и заключается наиболее полезный, наиболее практический результат их двухгодичной опытности.
Потому повторяем снова: если теперь наиболее умеренные из наших революционеров радикально изменили свой взгляд, относительно той ‘минуты’, в которую должен осуществиться революционный взрыв, то причину этого изменения нужно видеть не в изменившихся факторах нашей общественной жизни и не в быстром и успешном распространении революционных идей среди народа, а просто в ослаблении революционной реакции и в перемене, происшедшей в революционном настроении некоторой части нашей молодежи. Вот эта-то перемена и радует нас. Она устраняет самую существенную преграду, мешавшую практическому объединению деятельности революционной партии. В самом деле, пока так называемые ‘народники-подготовители’ относились отрицательно к возможности осуществить революцию в ближайшем настоящем, пока они говорили: ‘минута еще не настала, надо ждать’, они, очевидно, не могли идти рука об руку с теми, которые не хотели ждать, которые верили, что ‘минута настала’. Они должны были воздерживаться от всякой непосредственно революционной деятельности, противодействовать вызову народных вспышек и ограничиваться мирною и безмятежною пропагандою ‘истин рабочего социализма’. Но теперь этого уже не может быть. Если ‘минута настала’, значит о медленном подготовлении и просвещении народа, о мирной пропаганде не может быть и речи. Когда пришло время идти войску в атаку, тогда уже нечего думать об обучении его военному искусству, нечего спорить о выгодах или невыгодах той или другой системы вооружения, о преимуществах того или другого плана кампании, — нужно брать то, что есть, пользоваться тем, что готово, нужно бить скорее сбор, строить солдат в ряды и вести их на бой. Никакие колебания, сомнения, никакие пререкания тут уже не допускаются, каждый подчиняет свою личную волю общей воле, у всех один mot d’ordre380, одна ближайшая Цель: во что бы то ни стало и как можно скорее овладеть неприятельской позицией.
Признавая, что минута революционного взрыва настала, мы ставим себя точно в такое же положение и, следовательно, должны подчиниться всем условиям, логически вытекающим из него. Мы должны теснее сомкнуть свои ряды, внести строгое единство в свою деятельность, отложить в сторону всякие теоретические пререкания, всякие личные разногласия и раздоры, одушевленные одною и тою же верою, имея перед глазами одну и ту же ближайшую цель, обеспечить успех революции в настоящем, мы уже не можем спорить о практических средствах. Да и о чем тут теперь спорить?
‘Попытки взрывов должны произойти. Они необходимы’, — говорят сами народники-подготовители (см. ‘Вперед!’, No 37, стр. 431). Следовательно, те, которых ‘подготовители’ называют ‘народниками-экспериментаторами’, содействуя местным бунтам, поступают вполне разумно и целесообразно с точки зрения самих же подготовителей. Подготовители не имеют теперь права упрекать их в желании вызвать бунт искусственно, так как они сами утверждают, что ‘об искусственном взрыве теперь не может быть и речи’ (ib.), иными словами, что каждый местный бунт в настоящую минуту есть явление вполне необходимое и естественное. Точно так же они согласились с нами и с ‘экспериментаторами’, что сложные исторические процессы совершились и что теперь совсем уже не требуется того ‘продолжительного подготовления лиц и событий’, о котором они говорили прежде.
Наконец, гораздо раньше, когда они еще уверяли, будто ‘сложные процессы’ еще ‘не совершились’, они допускали и оправдывали возможность и даже необходимость, ‘в виду осуществления социальной революции’, ‘прямого заговора против правительства’, ‘удара, ловко нанесенного власти, для разрушения ее сопротивления в данную минуту’ революционному взрыву (см. ‘К русской социально-революционной молодежи’, стр. 35). А так как ‘данная минута’, по их собственным словам, теперь уже наступает, так как ‘приспело время’ для осуществления социальной революции, то, следовательно, они должны вместе с нами признать, что в настоящее время ‘заговор против правительства’ является одним из существенно необходимых средств революционной деятельности и что это средство должно быть включено в практическую программу революционной партии.
Таким образом, объединение практических программ различных наших революционных фракций логически и неизбежно вытекает из признания возможности осуществить революцию В настоящую минуту заговор становится необходимостью, мирная пропаганда и ‘подготовления’ отодвигаются на задний план, агитация в народе получает бунтовской характер, местные бунты делаются фатально неизбежными’.
В виду всего этого, что может теперь разъединять нас в сфере практической деятельности, направленной к вызову революционного взрыва, от народников-подготовителей и экспериментаторов? Что может отделять их от нас?
Ничего, решительно ничего! Соединимся же все в один общий и крепкий союз, выработаем одну общую программу деятельности. Выработка такой программы не представляет теперь, как мы видим, ни малейших трудностей, а между тем, в виду близости революционного взрыва, она обязательно необходима. Она внесет стройность в наши ряды, единство в наши частные, разрозненные попытки, взаимную солидарность в нашу революционную деятельность, она сделает нас силою. Медлить нельзя. Скорее нужно перейти от слов к делу. Время ли ждать? Нужно торопиться. Революционный взрыв неминуем в ближайшем настоящем. ‘Минута настала’! Горе нам будет, если мы упустим эту минуту, горе нам будет, если восстание, о котором мы мечтали, которое мы с таким нетерпением призывали, если оно застанет нас неготовыми и безоружными, слабыми и разъединенными!
Впервые напечатана в августе 1876 г. в No 9 ‘Набата’. Печатается по-. Ткачев П. Н. Избранные сочинения на социально-политические темы в семи томах. Т. III. М, 1934. С. 295-302.
376 Чемадуров Яков Яковлевич (1823-1888) — сенатор, осуществлявший в 1870-1871 гг. следствие по делу о нечаевской организации.
377 7 января 1876 г. министр юстиции Пален разослал циркуляр относительно борьбы с революционным движением. ‘Нельзя не согласиться с прискорбием, — писал Пален,— что зло, о котором идет речь, пустило столь глубокие корни, что одно судебное преследование едва ли в состоянии успешно ему противодействовать, так как вышеозначенные пагубные учения не встречают часто в самом обществе достаточно сильного и энергического порицания… В настоящее время мы довольно часто встречаемся с довольно странными явлениями: люди, от которых по всем условиям их общественного и официального положения нельзя ожидать не только участия в коммунистической и революционной деятельности, но даже и сочувствия к ней, остаются равнодушными зрителями развивающегося зла и даже нередко считают как бы своею обязанностью порицать правительство за меры, принимаемые против демагогических стремлений’. Далее Пален писал: ‘Но не будет ли тогда уже поздно, и не окажется ли это раскаяние бесполезным? Поэтому необходимо, чтобы еще вовремя все благомыслящие элементы общества ‘соединились с тем, чтобы не только в официальной деятельности, но и в частной жизни противодействовать влиянию и распространению этих вредных и разрушительных начал. Притом со стороны всех честных людей порицание этих начал должно быть высказано решительно и громко, и в этом должна выразиться действительная самостоятельность благоразумного человека’.
378 Речь идет о действиях С. Г. Нечаева и созданной им организации ‘Народная расправа’.
379 С некоторыми стилистическими изменениями, но с сохранением смысла Ткачев взял цитату из статьи П. Л. Лаврова ‘Историческая минута’ (‘Вперед!’. 1876, No 37).
380 Приказ (фр.).