Миниатюры некоторых рукописей византийских, болгарских, русских, джагатайских и персидских, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1902

Время на прочтение: 16 минут(ы)

B. B. СТАСОВЪ

МИНІАТЮРЫ НКОТОРЫХЪ РУКОПИСЕЙ ВИЗАНТІЙСКИХЪ, БОЛГАРСКИХЪ, РУССКИХЪ, ДЖАГАТЙСКИХЪ, И ПЕРСИДСКИХЪ.

1902

0x01 graphic

Глубокоцнимому

архистратигу

НАЦІОНАЛЬНОЙ РУССКОЙ АРХЕОЛОГІИ

Никодиму Павловичу

Кондакову

ПОСВЯЩАЕТЪ СВОЕ ИЗСЛДОВАНІЕ
АВТОРЪ

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Предисловіе
I. Древнйшія изображенія Славянъ
II. Миніатюры Византійскія.— ‘Менологій Василія ІІ-го’
III. Миніатюры Болгарскія. ‘Манассіина лтопись’
1. Вступленіе
2. Исторія изученія ‘Манассіиной лтописи’
3. Національность ‘Манассіиной лтописи’
4. Иллюстраторы и иллюстраціи ‘Манассіиной лтописи’
5. Разница между иллюстраціями византійскими и болгарскими
6. Свое и чужое въ болгарскихъ миніатюрахъ ‘Манассіиной лтописи’
7. Одежды болгарскія
8. Вооруженіе болгарское
9. Архитектура болгарская
10. Русскіе люди, ихъ одежды и вооруженіе въ болгарскихъ миніатюрахъ
11. Русскія церковныя одежды въ болгарскихъ миніатюрахъ
12. Русскіе предметы и рисунки болгарскаго происхожденія
IV. Миніатюры Русскія.— ‘Бесды Іоанна Златоустаго’
V. Миніатюры Джатайскія (тюрскія).— ‘Теварикъ-Гузидэ’
VI. Миніатюры Персидскія.— ‘Лтописи Рашидъ-Эддина’

МИНІАТЮРЫ
нкоторыхъ византійскихъ, славянскихъ и восточныхъ рукописей.

Во время моихъ приготовленій къ изданію ‘Славянскаго и Восточнаго орнамента’,— приготовленій, длившихся около 30 лтъ, мн случалось видть въ разныхъ большихъ европейскихъ библіотекахъ множество древнихъ рукописей, которыхъ миніатюры мало у насъ извстны, а иногда и вовсе неизвстны, а, между тмъ, имютъ очень важное значеніе для русской исторіи и этнографіи. Разсматривая ихъ, я много разъ думалъ, что он могли бы значительно увеличить наши наглядныя представленія о славянской и спеціально русской древности. Мы имемъ о ней значительное количество свдній письменныхъ, литературныхъ — и очень мало свдній графическихъ, изображеній, рисованныхъ рисовальщикомъ или вылпленныхъ скульпторомъ. Рисунки въ рукописяхъ русскихъ и настнныя фрески старыхъ нашихъ церквей представляютъ конечно, матеріалъ обширный, очень интересный и, безъ сомннія, необыкновенно важный, но онъ покуда еще слишкомъ неполонъ и содержитъ огромное количество пробловъ. Мн казалось, что эти проблы должны постепенно все боле и боле исчезать и уступать мсто многимъ вполн достоврнымъ и точнымъ изображеніямъ графическимъ, которыхъ есть не мало, но, къ сожалнію, они мало извстны.
Поэтому, я старался добывать для себя, въ числ разнообразныхъ матеріаловъ древности, также и копіи съ тхъ миніатюръ иностранныхъ библіотекъ, которыя казались мн особенно для насъ нужными и полезными, одн изъ копій въ снимкахъ фотографическихъ, покрытыхъ потомъ красками, или, когда это было недоступно, то въ рисункахъ отъ руки, въ краскахъ. Конечно, предметомъ моей особенной заботы было то, чтобы т копіи, которыя длались отъ руки, были какъ можно боле врны и не уступали бы въ точности фотографіямъ. Рисунки и гравюры прежнихъ временъ, особливо XVII и XVIII вка, бывали въ большинств случаевъ такъ мало точны, такъ произвольны, въ такой степени бывали слишкомъ часто фантастичны и капризны, до того старались ‘украшать’ представляемый объектъ, сообразно съ современнымъ тогда представленіемъ о задачахъ ‘истиннаго искусства’, что способны были вводить въ заблужденіе изслдователя: они не давали ему врнаго представленія не только о тип лица, глазъ, носа, рта, волосъ и т. д. тхъ личностей, которыя изображены были на томъ или другомъ памятник древности, но даже о разныхъ подробностяхъ костюма, о вооруженіи и другихъ деталяхъ историко-этнографическихъ, и тмъ препятствовали достигать врныхъ соображеній о національныхъ особенностяхъ всего представляемаго относительно расъ, физіономій, характеровъ и прочаго. Желая избжать такихъ недостатковъ, я старался слдовать примру лучшихъ современныхъ изслдователей и достигать въ представляемыхъ мною воспроизведеніяхъ той точности и врности, которыя для ныншняго времени являются первымъ и безусловно необходимйшимъ требованіемъ. Я всегда просилъ тхъ, кто изготовлялъ для меня копіи, нисколько не фантазировать, ничего не прибавлять и не убавлять, а выполнять настоящія fac-simil, со всмъ совершенствомъ, гд оно есть въ оригиналахъ, но и со всми несовершенствами или изъянами формъ, контуровъ, краски, пергамента или бумаги, въ рисункахъ, просуществовавшихъ иногда нсколько сотъ лтъ и перебывавшихъ въ тысячахъ рукъ, далеко не всегда бережныхъ. Въ текст къ своему атласу, подъ названіемъ ‘Святославъ’ (о которомъ рчь будетъ ниже), Оленинъ въ 1832 г. говорилъ одному профессору Академіи Художествъ: ‘Въ археологическихъ изысканіяхъ никакихъ источниковъ не должно презирать, а потому не погнвайтесь, если многія фигуры, приведенныя здсь въ доказательство, такою же мастерскою рукою написаны (по времени), какъ та, которая рисовала лубочную картину ‘Мыши кота погребаютъ’, но на безлюдьи и ома дворянинъ. Нкоторые изъ представленныхъ въ атлас рисунковъ грубостью и уродливостью рисунка покажутся недостойными сего собранія, но, за недостаткомъ хорошихъ того времени памятниковъ, и сіи, такъ сказать, каррикатуры весьма драгоцнны и достойны большого уваженія’. Такихъ извиненій въ настоящее время уже не требуется. Требуется одна точность передачи.

I.

Какія на свт самыя древнія изображенія славянъ? Какія самыя древнія изображенія русскихъ? Такіе вопросы появились у насъ очень еще недавно, всего съ 20-хъ и 30-хъ годовъ XIX столтія. Раньше того они могли бы казаться только никому не интересными. О національности, тин, физіономіи, одежд, всей вообще жизненной обстановк славянъ и русскихъ, у насъ еще не возникало заботы, всякій хлопоталъ только о классицизм и европейств, о приближеніи къ нимъ. По капризу и примру Петра I, Россія впродолженіе всего XV’III вка въ дл искусства всего боле заботилась о томъ, какъ бы казаться поменьше русскою и побольше иностранною, и для этого всегда представляла своихъ великихъ или замчательныхъ людей — на картинахъ и портретахъ, картинахъ и статуяхъ — въ небывалыхъ латахъ, въ выдуманныхъ костюмахъ, съ измненными до тла и тщательно усовершенствованными но европейскимъ модамъ лицами и позами. Вс три Петра, Бироны и Суворовы, а также и другіе наши государи, правители и полководцы, министры и разнообразные дятели, являлись со своими изображеніями, на общественныхъ площадяхъ, во дворцахъ и въ художесвенныхъ галлереяхъ, до крайней возможности нерусскими, недйствительными, а выдуманными и арранжированными. Какая же, при такомъ настроеніи и при такихъ привычкахъ, могла быть заботливость о воскрешеніи, для глазъ ныншнихъ зрителей, прежнихъ, давно прошедшихъ и давно утратившихъ близкій интересъ людей, временъ и жизни? Правда, для русской науки въ конц XVIII вка начиналъ уже просыпаться интересъ къ древней русской исторіи. Татищевъ и князь Щербатовъ занялись изданіемъ нашихъ лтописей, но все вниманіе ихъ было посвящено только собиранію политическихъ фактовъ и извстій, все остальное было имъ столько же чуждо и далеко, какъ и остальному тогдашнему русскому обществу. Императрица Екатерина II, задумавъ издать въ свтъ, въ 1783 году, свое сочиненіе ‘Выпись хронологическая изъ исторіи Россіи’ и желая иллюстрировать это сочиненіе портретами древнихъ русскихъ князей и царей, не нашла подъ руками никакого другого матеріала, кром, медальоновъ, совершенно фантастическихъ, и выдуманныхъ французскими, художниками. Въ 1791 году была издана опера Сарти: ‘Начальное правленіе Олега’, либретто котораго было сочинено самой императрицей. Заботы объ ‘истинности’ и ‘врности’ оперы простирались такъ далеко, что Сарти сочинялъ свою музыку въ древнихъ средневковыхъ (церковныхъ) тонахъ, что и засвидтельствовано печатными надписями на страницахъ партитуры, но изображенія на виньеткахъ наполнены такими фигурами, физіономіями и костюмами, которые ничего не имютъ общаго съ какою бы то ни было древностью и являются лишь образчиками современнаго тогда стиля рококо. Французъ Леклеркъ, прожившій 12 лтъ въ Россіи, для изученія ея исторіи, и пользовавшійся всми научными средствами, какія могла доставить сама императрица, сочинилъ ‘Histoire physique, morale, civile et politique de la Russie ancienne’, (напечаталъ ее онъ въ Париж, въ 1785 — 1784 годахъ) и украсилъ многочисленныя страницы своего изданія портретами древнихъ русскихъ владыкъ, изобртенными и нарисованными какимъ-то Шевалье, отставнымъ французскимъ офицеромъ и военнымъ географомъ…
Какой же достоврности можно было искать въ этихъ портретахъ русскихъ князей въ небывалыхъ шлемахъ, кирасахъ и шубахъ, съ невиданными нигд молотками, щитами, бердышами, скипетрами и мечами въ рукахъ, съ фантастическими лицами и физіономіями? Объ историчности этихъ изображеній можно судить, напримръ, по тому, что дочь Ярослава, Анна Ярославна, бывшая въ замужеств за французскимъ королемъ, Генрихомъ I, представлена въ костюм временъ мадамъ Севиньс. И все это происходило, не взирая на то, что, по словамъ автора въ ‘предисловіи’, главнымъ его помощникомъ и совтчикомъ въ труд былъ лучшій тогда русскій историкъ, князь Щербатовъ. Но такіе портреты до такой степени мало оскорбляли современные вкусы и понятія, что въ теченіе первыхъ трехъ десятилтій XIX вка вс иллюстрированныя русскія исторіи были украшены буквальными копіями или подражаніями этихъ самыхъ портретовъ. Довольно любопытно то, что когда въ 1805 году былъ изданъ въ Москв переводъ ІІІлецеровскаго сочиненія: ‘Краткое изображеніе Россійской исторіи’, то крошечныя картинки, изображавшія портреты Рюрика, Владиміра Великаго, Святополка, Всеволода III, Юрія II, Василія III, Іоанна Грознаго и т. д., являлись только повтореніемъ прежнихъ выдумокъ на медаляхъ и гравюрахъ. И такой-то печальный хламъ служилъ иллюстраціей для текста великаго нмецкаго историка, старавшагося внести критику и свтлыя, врныя понятія въ изображеніе судебъ древняго русскаго народа! Этотъ порядокъ вещей продолжался у насъ очень долго. Въ 1801 году скульпторъ Козловскій поставилъ у Троицкаго моста, въ Петербург, колоссальную статую Суворова, въ рыцарскихъ латахъ, въ шлем съ перьями, въ претензливой и безвкусной поз временъ Помпадуръ. Въ 1818 году, когда уже существовало на свт нсколько печатныхъ томовъ ‘Исторіи Россійскаго государства’ Карамзина, въ Москв, на Красной площади, былъ воздвигнутъ памятникъ Минину и Пожарскому, гд оба эти героя русской исторіи явились въ лже-классическомъ вид, одтыми по-академически. Спустя цлыхъ 20 лтъ, фальшивыя изображенія все-таки продолжали царствовать у насъ, и великою извстностью, даже славою, пользовались ‘Медальоны въ память военныхъ событій 1812, 1813, 181411 1815 годовъ’, сочиненные и вылпленные графомъ сд. Петр. Толстымъ, вице-президентомъ Академіи Художествъ, а между тмъ эти медальоны ничего другого не представляли, кром каррикатурныхъ лже-классическихъ фигуръ, позъ и лже-русскихъ древнихъ вооруженій. Чего-нибудь дйствительно русскаго, современнаго, принадлежащаго XIX вжу, не было и тни. На эти странныя искаженія никто не жаловался, и вс были довольны.
Однако же, въ первой половин этого вка начали появляться у насъ люди, которымъ было дло до русской древности и дйствительности, и которые пробовали внести ее въ творенія русскаго искусства.
Первымъ прокладывателемъ дороги надо признать А. Н. Оленина, президента Академіи Художествъ и директора Императорской Публичной библіотеки. Виррдолженіе своей жизни онъ всегда былъ посредственнымъ ученымъ (археологомъ) и столько же посредственнымъ художникомъ (рисовальщикомъ-граверомъ), но подъ конецъ жизни онъ напечаталъ небольшую брошюрку, которая есть лучшая его заслуга предъ нашей наукой и искусствомъ, и которая оставила значительный слдъ его знаній и плодотворныхъ намреній.
Императоръ Николай I любилъ искусство, покровительствовалъ ему и съ юношескихъ еще лтъ своихъ наполненъ былъ мыслью, что, для чести отечества, искусство должно быть въ Россіи — русскимъ. Вслдствіе того онъ постоянно задавалъ нашимъ архитекторамъ, живописцамъ, скульпторамъ заказы съ сюжетами національными и требовалъ исполненія ихъ въ формахъ національныхъ, русскихъ. Въ числ такихъ заказовъ императоръ Николай въ 1832 году поручилъ молодому живописцу Басину, только что воротившемуся изъ Италіи и подававшему большія надежды, написать большую картину: ‘Крещеніе Россіи’. Оленинъ стоялъ въ то время какъ бы верховнымъ опекуномъ, совтчикомъ и вождемъ русскаго искусства, и потому Басинъ естественнымъ образомъ обратился къ нему за совтомъ. Оленинъ отвтилъ на его просьбу двумя, въ октябр 1832 года, печатными письмами, съ приложеніемъ атласа рисунковъ.
Тотъ день и часъ, когда напечатались эти письма, должны считаться поворотнымъ пунктомъ въ дл нарожденія народности въ русскихъ историческихъ картинахъ и статуяхъ. ‘Письма’ и ‘рисунки’ Оленина должны считаться первою помощью и орудіемъ, а самъ Оленинъ — первымъ дятелемъ въ направленіи нашего художества на настоящій путь. Это до сихъ поръ не было еще оцнено у насъ. Кажется, почти никто даже не знаетъ относящихся сюда фактовъ.
‘Письма’ Оленина къ Басину были озаглавлены такъ: ‘Опытъ объ одежд, оружіи, нравахъ, обычаяхъ и степени просвщенія словянъ отъ времени Траяна и русскихъ до нашествія татаръ’. Тутъ же въ заглавіи было прибавлено, что эти письма — ‘опытъ къ составленію полнаго курса исторіи, археологіи и этнографіи для питомцевъ С.-Петербургской Императорской Академіи Художествъ’. До чего это было тогда нчто совершенно новое, никмъ еще не тронутое, и съ какимъ страхомъ и недовріемъ къ собственнымъ силамъ и знаніямъ приступалъ къ этому длу Оленинъ, высказано имъ во ‘вступленіи’. Въ самомъ же начал Оленинъ говорилъ Басину: ‘Вы приготовляетесь, по вол государя императора, къ знаменитому и трудному длу… Вы обязаны, какъ просвщенный художникъ, представить дйствующія ваши лица въ настоящемъ русскомъ старинномъ, костюм, а потому вы желаете ихъ изобразить со всею возможною точностью и отчетомъ, основывая прилежныя о семъ предмет изслдованія на врныхъ, сколько возможно, свдніяхъ — вотъ задача, на которую вы ожидаете моего ршенія! Благодарю васъ за довренность… Дло полезное — робть не должно, можетъ быть и самое Провидніе намъ поможетъ, открывая постепенно собственные памятники стариннаго нашего искусства…’ (стр. 3—4).
Несмотря, однако же, на такія твердыя и благочестивыя надежды, Оленинъ долженъ былъ въ первомъ же своемъ ‘письм’ признаться Басину и питомцамъ Академіи Художествъ, что ‘отъ самой отдаленной древности до X или XI вка по Р. Хр. не имется никакихъ положительныхъ памятниковъ искусства, которыми бы можно руководствоваться въ точномъ изображеніи словянскаго костюма. Древнйшіе авторы о словянахъ ни слова о томъ не говорятъ. Писатели среднихъ временъ, начиная съ императора Маврикія въ VI вк, и послдователь его, императоръ Левъ Премудрый въ IX вк, оба, описывая подробно обычаи, оружіе и образъ воеванія словянъ и антовъ, ни слова, однако-жъ, не говорятъ о костюм, т.-е. объ одяніи сихъ двухъ народовъ… По мннію моему, одинъ только безпнный памятникъ искусства древнихъ римлянъ можетъ намъ служить источникомъ для одянія и вооруженія славянскихъ племенъ до IX вка. Сей памятникъ есть колонна императора Траяна, показывающая упорную его войну противъ даковъ, населявшихъ ныншніе: Банатъ, нкоторую часть Венгріи, Сербіи, Валахіи и Бессарабіи на Дуна, именно т области, въ которыхъ по сіе время живутъ смшанныя словянскія племена’ (стр. 28)… Въ другомъ мст перваго своего письма Оленинъ также говоритъ: ‘До IX вка трудно съ точностью опредлить характеристику костюма словянъ. Но, полагая съ большою вроятностью, что даки временъ Траяна принадлежали къ словинскимъ племенамъ, можно, въ случа нужды, руководствоваться костюмомъ лаковъ… Ныншняя одежда нкоторыхъ племенъ словинскихъ, подвластныхъ Австріи и живущихъ въ тхъ мстахъ, которыя были обитаемы даками, напоминаетъ и по сіе время о дакскомъ древнемъ костюм’ (стр. 7).
Итакъ, на основаніи этихъ словъ, мы узнаемъ, что мысль о славянахъ на Траяновои колонн пришла Оленину на умъ непосредственно, безъ всякихъ чужихъ вліяній, безъ всякихъ предшествовавшихъ указаній со стороны русскихъ или иностранныхъ изслдователей. Конечно, еще ране Оленина многіе европейскіе ученые писали о барельефахъ Траяновой колонны и о варварахъ, тамъ представленныхъ. Но они называли ихъ даками и сарматами, и не пускались ни въ какія дальнйшія соображенія о народностяхъ, къ которымъ могли принадлежать эти варвары. Оленинъ первый попробовалъ указать на то, что въ числ разнообразныхъ національностей, изображенныхъ на барельефахъ Траяновой колонны, должны быть и — славяне. Какъ уже выше упомянуто, это открытіе Оленина опубликовано въ 1832 году, когда не появлялось на свтъ еще даже и знаменитое изслдованіе Шафарика, положившее главную основу для изученія настоящаго быта славянъ: ‘Slowanske starozitnosti’ (‘Славянскія древности’): оно было напечатано только въ 1837 году. Такимъ первенствомъ Оленинъ могъ бы гордиться. Онъ доказалъ здсь замчательную свою наблюдательность и способность извлекать новые полезные результаты изъ матеріаловъ, давно прежде извстныхъ и давно уже находившихся во всхъ рукахъ. Въ самомъ дл, мало ли было ученыхъ въ Западной Европ, да даже и русскихъ, которые знали Траянову колонну, знали также вншность и одежду, какъ народовъ, обитающихъ ныньче на мстностяхъ прежнихъ даконь, главнымъ образомъ, вншность, одежду и вншнюю обстановку восточныхъ славянъ, и спеціально нашихъ соотечественниковъ, русскихъ,— но все-гаки не приходили къ мысли о необходимости сравнивать другъ съ дружкой эти разнообразные элементы. Оленинъ почувствовалъ необходимость такого сравненія и оттого далъ нашему знанію значительный новый и важный матеріалъ.
Уже а priori можно было бы, кажется, предполагать, что вроятно присутствуетъ значительная доза славянскаго элемента среди народности и жизни даковъ. Даки были народъ ракійско-иллирійскаго племени, съ которымъ смшались, въ широкихъ размрахъ, славяне, и это было давно извстно, но ни къ какому дальнйшему соображенію очень долго не вело. Конечно, трудно, а можетъ быть, и невозможно, разобрать теперь съ полною отчетливостью, спустя почти 2.000 лтъ, что у даковъ осталось собственно ракійско-иллирійскаго въ жизни, и что именно прибавилось у нихъ славянскаго, а позже, и римскаго, вслдствіе колонизаціи римлянъ, завоевавшихъ Дакію во II вк но Р. Хр. Но нельзя сомнваться въ томъ, что элементъ славянскій входилъ въ составъ склада, натуры, всхъ условій жизни и обстановки даковъ. На основаніи трудовъ Шафарика, Дринова и пр., Иречекъ говорить, что, по всей вроятности, ‘населеніе восточныхъ и сверныхъ пограничныхъ провинцій Дакіи состояло изъ славянъ…’, и что существуютъ нкоторые слды, доказывающіе, что славяне жили въ Венгріи во времена господства римлянъ…’, наконецъ, что ‘сохранившіеся остатки дакійскаго языка заставляютъ думать, что этотъ могущественный народъ принадлежалъ къ ракійскому племени’ {Иречекь, Исторія Болгаръ, Одесса, 1878, стран. 92—93.}. О томъ же свидтельствуетъ многое на тома, несравненномъ, по своей исторической важности, совершенно единственномъ памятник, который уцллъ до нашихъ дней. Этотъ памятникъ — Траянова колонна, представляющая на своихъ барельефахъ множество сценъ изъ войнъ императора Траяна съ лаками. Здсь, въ числ разнообразныхъ племенъ, воевавшихъ во II вк, по Р. Хр., вмст съ лаками, противъ римлянъ, можно много разъ замтить массу людей, имющихъ въ костюм и вообще во вншности своей не мало общаго съ чмъ-то славянскимъ и даже русскимъ. Это и было впервые замчено Оленинымъ. Онъ не только указалъ въ текст своего перваго ‘письма’ значеніе для нашей отечественной науки барельефовъ Траяновой колонны, но въ атлас, сопровождавшемъ его трактатъ, помстилъ, для сравненія, ‘нсколько костюмовъ славянскихъ племенъ во владніяхъ австрійскихъ, а также въ нашей Блоруссіи и Великороссіи, какъ-то: подъ литерами G и H — крестьянинъ и крестьянка изъ Германштадта, I — блорусцы, К — крестьянки Тульской губерніи, Веневскаго узда, L и М — русняки: крестьянка изъ Мармаросскаго Палатината, а наконецъ венгерецъ, лит. N. Ихъ костюмы напоминаютъ и по сіе время костюмъ Траяновой колонны…’
Сначала указанія Оленина никому не пошли впрокъ, ни русскимъ, ни иностранцамъ (съ важными открытіями нердко такъ бываетъ!). Во многихъ историческихъ, этнографическихъ и костюмныхъ сочиненіяхъ продолжали говорить о ‘дакахъ’, ‘сарматахъ’ и другихъ ‘варварахъ’ Траяновой колонны, и ни единымъ словомъ не поминали о славянахъ. Оленинъ точно ничего ровно не открывалъ!
Лишь 50 лтъ посл Оленина нашелся у насъ человкъ, который повторилъ догадки Оленина и прибавилъ къ нимъ не мало своихъ. Это былъ В. А. Прохоровъ, человкъ почти вовсе не научный и даже мало образованный, а потому у насъ вовсе не замченный, но обладавшій тонкимъ археологическимъ и этнографическимъ чутьемъ. Его сочиненіе: ‘Матеріалы по исторіи русскихъ одеждъ и обстановки жизни народной’ (1881), заключаетъ, правда, не мало погршностей, заблужденій и ошибокъ, но тутъ же рядомъ содержитъ много очень важныхъ археологическо-этнографическихъ соображеній, указаній и замтокъ. Онъ обращаетъ здсь вниманіе читателя на то, что среди народовъ, изображенныхъ на Траяновой колонн, преобладаютъ подробности одежды сходныя или тожественныя съ русскими, ‘которыя повторяются на нашихъ, боле позднихъ памятникахъ. На нкоторыхъ изъ дйствующихъ лицъ надты валеныя шапки или колпаки, которые у насъ до сихъ поръ еще носятъ преимущественно юго-западные руссы, иные изъ нихъ въ легкихъ колпакахъ, врод фригійскихъ или скискихъ, а иные на подобіе завязанныхъ на голов платковъ, а другіе съ открытой головой, остриженные въ скобку, какъ у насъ въ Россіи. Подобные колпаки мы видимъ на миніатюрахъ нашихь древнихъ рукописей. На фрескахъ Старо-Ладожской крпости и лстницы КіевоСофійскаго собора изображены русскіе въ подобныхъ колпакахъ и рубашкахъ… Рубашки у однихъ съ короткими, выше локтя, или длинными и узкими рукавами… Обувь составляютъ кожаные постолы, у которыхъ спереди разрзы сдернуты ремешкомъ… Такіе постолы и до сихъ поръ носятъ у насъ въ юго-западной Руси, также и въ другихъ мстахъ. У нкоторыхъ фигуръ на голов видна повязка въ род ремня…’ (стр. 54—55).
Къ этимъ печатнымъ замткамъ В. А. Прохоровъ прибавлялъ еще въ своихъ устныхъ бесдахъ со мною о древне-русскомъ костюм (очень мн памятныхъ и по многому глубоко мною цнимыхъ) то соображеніе, что на кафтанахъ нкоторыхъ фигуръ Траяновой колонны представлены даже иногда частые и мелкіе сборы сзади, какъ на зипунахъ русскаго простонародья и въ наше время (см. нашъ рисунокъ No і).
Относительно женской одежды Прохоровъ замчалъ, что на барельефахъ Траяновой колонны она ‘состоитъ изъ двухъ частей: нижней (рубашки) и верхней, которая короче нижней и спереди вздернута узломъ къ поясу. Головной уборъ, состоящій изъ повязанныхъ платковъ, а задняя часть ихъ спадаетъ до плечъ, напоминаетъ ныншніе головные уборы малороссіянокъ и вообще женщинъ Южной Россіи’ (стр. 56).
Но Прохоровъ не ограничивался одними только изображеніями Траяновой колонны и, относительно формъ славянскаго и русскаго женскаго костюма, восходилъ въ своихъ изысканіяхъ до гораздо большей древности. Въ томъ же сочиненіи своемъ: ‘Матеріалы для исторіи русскихъ одеждъ’ онъ сдлалъ ту цнную замтку, что ‘древнйшія малоазійскія женскія одежды (которыя изображены безчисленное множество разъ на древне-греческихъ росписныхъ вазахъ) совершенно сходны съ ныншними нашими малороссійскими и русскими одеждами: это т же малороссійскія плахты или русскія паневы и съ такими же узорами (клтчатыми, въ шахматъ, съ розетками, цвточками, перескающимися линіями и т. д. внутри). Такое же сходство или общій характеръ мы находимъ и въ другихъ одеждахъ и украшеніяхъ какъ женскихъ, такъ и мужскихъ. Таковы вытисненныя, или выбивныя (басьменныя) и гравированныя металлическія пластинки, или, какъ у насъ называются, дробинцы… Въ числ недавнихъ троянскихъ раскопокъ Шлимана находятся многіе предметы, преимущественно украшенія, относящіяся къ женскимъ нарядамъ, и головные золотые уборы: они совершенно сходны съ уборами скйоскими, и въ особенности съ открытыми въ русскихъ языческихъ могилахъ или курганахъ, и съ уборами русскихъ женщинъ періода уже христіанскаго, даже до конца XVII вка…’ Эти соображенія Прохоровъ подкрплялъ несомннными доказательствами — многочисленными рисунками на таблицахъ, приложенныхъ къ его тексту.

0x01 graphic

Но, несмотря на всю справедливость и важность открытій Оленина и Прохорова, ихъ голосъ остался голосомъ въ пустын для нашего отечества, и не нашлось до сихъ поръ у насъ никого, кто продолжалъ бы изслдованіе древнйшей поры славянской и русской жизни и жизненной обстановки, на основаніи барельефовъ Траяновой колонны и другихъ памятниковъ древности. Въ западно-европейской наук есть, правда, намекъ на возможность искать нчто славянское въ изображеніяхъ собственно Траяновой колонны: это именно въ ‘Kostmkunde’ Вейса. Въ І-мъ том этого сочиненія, трактующемъ о варварахъ, населявшихъ Европу въ первые годы нашей эры (и напечатанномъ въ 1864 году), сказано, что среди разнообразныхъ народностей, изображенныхъ на Траяновой колонн, ‘можетъ бытъ’ есть также и славяне, вслдствіе смшенія сарматовъ со славянами и заимствованій этими послдними разныхъ подробностей жизни у первыхъ…’, и что, во всякомъ случа, есть основаніе предполагать, что нкоторыя фигуры Траяновой колонны могутъ служить примрами костюма ‘западныхъ славянъ’ {Weiss, Kostmkunde, В. ІІ. 1864. S. 318, 319.}. Но на это нельзя не замтить, что тутъ, во-первыхъ, говорится: ‘можетъ быть’, во-вторыхъ, говорится только о ‘западныхъ славянахъ’ и нтъ ни единаго слова о прочихь славянахъ. При томъ же вс указанія такъ слабы и такъ нершительны, до того лишены всякихъ вещевыхъ доказательствъ, что могутъ значить еще слишкомъ мало при научномъ разсмотрніи. Притомъ, хотя здсь нтъ никакой ссылки на Оленина, но, кажется, можно съ большимъ вроятіемъ утверждать, что мысль Оленина была не-безъизвстна Вейсу: его 1-й томъ явился въ печати черезъ 28 лтъ посл брошюры Оленина, и въ этомъ интервал не появлялось, какъ въ Россіи, такъ и въ Европ, ни одного сочиненія, гд разсматривался бы, на основаніи документовъ, вопросъ о вншности, костюм и вооруженіи древнйшихъ славянскихъ племенъ. Мысли Прохорова объ этомъ предмет еще мене стали извстны въ Россіи и Европ. Такъ все это дло и осталось по настоящее время.
Но сколько ни были справедливы въ прежнее время, и сколько ни казались бы теперь плодотворными для будущаго времени указанія и соображенія Оленина и Прохорова, все-таки приходится замтить, что при извлеченіи изъ барельефовъ Траяновой колонны свдній о славянахъ, надо быть очень осторожнымъ и не преувеличивать значенія и размровъ даннаго матеріала. Между даками и славянами существовали въ самомъ корн такія различія, которыя не позволяютъ смшивать одно племя съ другимъ и подставлять одно за другое.
Страна древнихъ даковъ была по преимуществу страна степей и горъ {Плиній, Panegyricum, гл. XVI, Frohn er, La colonne Trajane. Paris, 1874. вступленіе, стр. V.}, и этимъ условливалась вся жизнь ихъ. Даки были народъ не земледльческій, а пастушескій. Главное богатство ихъ составляли громадныя стада буйволовъ и барановъ: когда приближался непріятель, ихъ поспшно прятали въ пещерахъ или крпостцахъ. Питались даки молокомъ, сыромъ и медомъ, мясо было запрещено религіей ихъ, вино — также, и однажды, по приказанію правителей, вс виноградныя лозы были вырваны изъ земли и истреблены. Даки знали очень много лчебныхъ растеніи — ихъ названія остались въ обломкахъ ихъ языка. Всего этого у славянъ мы не встрчаемъ.
Что касается до антропологическаго типа, то Френеръ, авторъ знаменитаго и лучшаго сочиненія о Траяновой колонн {Французы сдлали боле всхъ другихъ націй для изученія и ближайшаго знакомства съ Траяновой колонной. Между тмъ, какъ итальянцы, такъ сказать, собственники этого великолпнаго памятника древности, удовольствовались срисовываніемъ на глазъ, т.-е. дломъ довольно ненадежнымъ при громадности размровъ памятника, а потомъ — награвированіемъ и изданіемъ его въ свтъ, французы еще съ XVII вка, при Людовик XIV, стали озабочиваться тмъ, чтобъ получить точное и несомннно врное его воспроизведеніе. Наконецъ, посл многихъ тщетныхъ или неудачныхъ усилій, вся Траянова колонна, по желанію Наполеона III, была снята въ слпкахъ въ 1861—1862 годахъ, а потомъ съ этихъ слпковъ воспроизведена въ врнйшихъ фототипіяхъ и издана въ 1874 г. съ превосходнымъ текстомъ Френера, хранителя скульптурнаго отдленія Луврскаго музея въ Париж.}, замчаетъ, что типъ даковъ — типъ настолько странный, что можетъ показаться ‘преувеличеннымъ’ въ барельефахъ римскихъ скульпторовъ. Однако же, онъ существуетъ даже и понын, во всей своей чистот, среди мужиковъ придунайскихъ областей. ‘Ихъ черные длинные волосы,— говоритъ итальянскій изслдователь Убичини,— спускающіеся до середины лба, ихъ густыя брови дугой могучій складъ тла напоминаютъ скульптуры Траяновой колонны’. Плиній говоритъ даже, что даки татуировали себя. Въ музе Эрмитажа въ С.-Петербург находятся три мраморныя головы даковъ, еще въ XV вк срубленныя съ Траяновой колонны, тайкомъ, ночью, по приказанію Лоренцо Медичи, и впослдствіи попавшія въ коллекцію Кампана, пріобртенную Россіей. Эти головы не заключаютъ въ себ ничего славянскаго. Ихъ дикій обликъ и свирпый складъ не имютъ ничего общаго со славянскимъ типомъ, блокурымъ, добродушнымъ и наивнымъ, начиная съ древнйшихъ изображеній. Славяне никогда не носили шерстяныхъ колпаковъ, загнутыхъ впередъ на манеръ колпаковъ фригійскихъ. Даки были народъ конный, какъ показываютъ траяновскіе барельефы, славяне были народъ пшій. Оружіе даковъ было разнообразно и вмст съ прямыми мечами и ножами у нихъ были также ножи кривые, изогнутые, какъ серпъ — такихъ у славянъ никогда не бывало. У даковъ были въ употребленіи короткіе верхніе плащи, застегнутые на плеч аграфомъ, они носили также шкуры звриныя, повшенныяза плечами, въ накидку — ни того, ни другого, ни третьяго не было у славянъ. Свои тулупы они носили въ рукава, епанчи или корзны не были въ употребленіи у народа, а только у князей и аристократическихъ личностей, у высшаго класса, какъ чужестранное заимствованіе (объ этомъ будетъ еще говорено ниже), а потому въ числ собственно народныхъ славянскихъ древностей никогда не встрчается ни аграфовъ, ни фибулъ для плеча.
На Траяновой колонн представлено, кром даковъ и славянъ, также нсколько другихъ народностей: одн изъ нихъ отличаются прической, совершенно особенной и состоящей изъ длинныхъ локоновъ, лежащихъ вертикально сверху внизъ по всей голов {Frohner, pl. 86, 87.}: это всадники, босоногіе, нагіе и безъ всякой другой одежды, кром короткой рубахи, подпоясанной у таліи и застегнутой на правомъ плеч аграфомъ, люди другой какой-то народности, напротивъ, одты съ головы до ногъ {Ibid., pl. 62.}: они гоже конники, на голов у нихъ приплюснутые маленькіе шлемы, а все тло отъ верху и до низу покрыто чешуйными латами въ обтяжку, такъ точно, какъ и кони ихъ покрыты отъ макушки и до копытъ, чешуйчатыми же латами въ обтяжку. Какъ прозывались и та и другая народности — неизвстно, и лишь про вторую представляютъ предположеніе, что въ нихъ изображено племя сарматовъ. Но, во всякомъ случа, эти народности не имютъ ничего общаго ни съ даками, ни со славянами.
Существуетъ громадная разница между жилищами даковъ и жилищами славянъ, представленными на Траяновой колонн. Правда, и у тхъ, и у другихъ главную роль играетъ, собственно въ народныхъ постройкахъ — дерево. Но при этомъ являются и свои особенности и различія. Въ доисторическія времена даки жили въ пещерахъ {Тацитъ, Анналы, кн. IV, Frohner, вступленіе, стр. VI.}. Но Дакія обиловала громадными лсами, особливо на горахъ: вспомнимъ, что даже и въ настоящее время на всхъ всемірныхъ выставкахъ, въ теченіе цлой второй половины XIX вка, Трансильванія представляла такую громадную массу лсного матеріала и стволы деревьевъ, бревна, такого огромнаго, крупнаго разбора, съ которымъ могли равняться только изумительные лсные продукты Сибири, Австраліи и другихъ подобныхъ же, издавна знаменитыхъ лсистыхъ мстностей. Поэтому понятно, что народныя жилища должны были строиться преимущественно изъ дерева. Во время р
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека