Микеланджело. Его жизнь и художественная деятельность, Брилиант Семен Моисеевич, Год: 1891 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Семен Брилиант

Микеланджело

Его жизнь и художественная деятельность

Биографический очерк С. М. Брилианта

С портретом Микеланджело, гравированным в Петербурге К. Адтом

Оглавление:

Введение

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава Х

Глава XI

Глава XII

Источники

Введение

Шекспир и Данте, Рафаэль и да Винчи, Колумб и Гутенберг, Савонарола, Лютер, Галилей и многие другие герои и гении разных веков и наций — одна обширная семья в человечестве. Части ее умирают, оставляя живые побеги, и целое растет, подобно коралловому рифу среди необозримого океана. Творения этих людей служат все одной цели — благу, счастью человека, но характеры их различны. Богатое творчество Рафаэля, Гете, да Винчи отвечает характеру эпохи, они — лучший цвет или плод своего времени, но личная жизнь их почти не соприкасается с жизнью народа. Савонарола, Данте, Микеланджело, напротив, всеми фибрами своего существа принадлежат своему народу и живому организму человечества.

Микеланджело прежде всего — характер. Непримиримый и гордый, мрачный и суровый, он воплотил в себе все муки возрожденного человека — его борьбу, страдание, протест, неудовлетворенные стремления, разлад идеала и действительности. В семье знаменитых людей он один из тех, которым не современники и не история только дают название ‘великих’, но характер которых сам по себе вызывает изумление и почти божественное почитание. Имя Виттории Колонна, знаменитой ‘дочери Возрождения’, окружено целым рядом славных имен ученых, поэтов и мучеников. Они оставили огромное наследство будущим векам, но со смертью их угасло Возрождение. На этом Олимпе XVI века, среди полубогов и титанов Средних веков, среди лучших сподвижников прогресса того времени, Микеланджело занимает видное место. Недаром во дворе монастыря, где жила Виттория Колонна, на Монте-Кавалло в Риме, в кругу избраннейших лиц эпохи встречали его появление с глубоким почтением и внимали его словам, как речам пророка.

Микеланджело — предшественник и преемник Рафаэля в искусстве. Как творец нового искусства он заслуживает название Прометея XVI века. Тайно изучая анатомию в монастыре Сан Спирито, он, используя науку, похитил у природы священный огонь правдивого творчества. Его страдания — те же, что страдания скованного Прометея. Его характер, его речи, его вещее творчество и вдохновение, его протест против рабства тела и духа, его стремление к свободе напоминают библейских пророков. Подобно им он был бескорыстен, независим в отношении к сильным, добр и снисходителен к слабым.

Угрюмый, нелюдимый странник в жизни, он останавливался на улице, чтобы по просьбе ребенка сделать рисунок, и нередко отказывал в этом королям.

Одинокий, не испытав ни женской любви, ни нежного сочувствия, ни ласки, почти не зная искренней дружбы до 60 лет, до встречи с Витторией Колонна, он твердо шагал по избранному пути, влагая в свой труд силы и волю титана, мысли пророка и полубога.

‘Моисей’ Микеланджело в самом деле видел Бога. ‘Я не могу созерцать природу столь широко открытыми глазами’, — говорит о нем такой гений, как Гете.

Живопись и скульптура, сонеты Микеланджело и купол собора Св. Петра, его отношения к друзьям, к слуге, к народу и женщине — все говорит о глубоком содержании его души, о высоком уме и поэзии сердца.

Глубина содержания в его характере прикрывается одиночеством, сдержанной волей, суровой внешностью, ревностью к собственной славе и в то же время святым недовольством своим трудом. Все это придает особый таинственный, суровый, но необыкновенно интересный и прекрасный колорит его характеру и личной жизни.

В личной жизни Микеланджело отражается весь характер эпохи Возрождения гораздо глубже, чем в знаменитых мемуарах Челлини, которые являются, однако, непременным дополнением его биографии. Сами события его жизни так тесно сплетаются с жизнью его эпохи, что отделить их друг от друга почти невозможно, и, несмотря на краткие размеры очерка, нам придется в нем отвести довольно значительное место истории.

‘Единственная цель изучения истории — это одушевление’, — говорит Гете. Изучение Возрождения дает особенно много в этом смысле, и история жизни Микеланджело — один из лучших эпизодов тогдашней эпохи. В жизни Микеланджело есть общее с жизнью всей Италии. Эта страна вечно давала всему миру идеал прекрасного, на ее почве рождались и росли семена истины, справедливости, гуманности и красоты, сама же она до сих пор не принадлежит к числу счастливых.

Глава I

Детство.

В понедельник 6 марта 1475 года, около 4 или 5 часов утра, родился ребенок мужского пола у подесты Кьюзи и Капрезе в замке того же имени, в горах Ареццо, в Италии. В семейных книгах старинного рода Буонарроти во Флоренции находится подробная запись об этом событии счастливого отца, скрепленная его подписью — ди Лодовико ди Лионардо ди Буонарроти Симони.

В восьмой день того же месяца совершен был обряд крещения, причем дитя получило имя Микеланджело, или — по флорентийскому правописанию — Микеланьоло.

Рождение ребенка — это событие в семье, в доме — было, конечно, незначительным явлением для мира, для современников. Мать покрывала поцелуями крошечные ручки, не зная, что впоследствии люди как святыню будут чтить каждый кусок камня или клочок бумаги, которых они когда-либо касались. Улыбаясь, слушали окружающие громкие крики ребенка, недовольного теми насилиями, которым обыкновенно подвергаются маленькие дети, но никто не думал, что это слабое существо явилось в мир живым протестом, пророком свободы, что тяжелый молот будет его орудием и его резец глубокими чертами запечатлеет в камне и мраморе вечный завет борьбы и протеста, любви к красоте и стремления к свободе.

Не странный ли случай, что два величайших гения в искусстве нового мира получили имена, вполне отвечающие их характерам. Один — Рафаэль. Под этим именем мы знаем ангела с пальмовою ветвью — воплощение кротости, сострадания и любви, другой — подобно архангелу Михаилу с его карающим мечом — апостол правды, мужества и справедливого гнева.

В трех милях от Флоренции лежит в горах селение Сеттиньяно. Здесь находилось небольшое поместье дома Буонарроти, и отец передал ребенка на руки кормилице, жене одного ‘скарпеллино’ (каменотеса), когда сам он по окончании срока должности подесты Кьюзи и Капрезе вернулся с семьей во Флоренцию. Сеттиньяно было богато каменоломнями, и местные жители славились своим искусством обрабатывать камень, их вызывали на постройки в города и замки всей Италии, архитекторы и художники являлись в Сеттиньяно за материалом. ‘Рука Провидения видна во всем в жизни великого человека’. Визг пилы, шум и звон молота заменяли Микеланджело колыбельные песни. Его руки рано окрепли, играя камнями и пробуя молот, когда он стал подрастать в Сеттиньяно.

Великий художник говорил впоследствии, смеясь, что любовь к своему ‘ремеслу’ он всосал с молоком кормилицы.

Недаром с молоком кормилицы всосал ты

Резец и молоток, недаром от отца,

От почестей, тебе обещанных, бежал ты,

Манимый призраком волшебного резца.

Отмеченный Творцом и думами обилен,

Нося уж их следы на девственном челе,

Недаром с детских лет, как молот, был ты силен

И твердостью своей подобен был скале.[*]

[*] — Арбузов — ‘Микеланджело’. Поэма, из которой взяты и следующие выдержки

В самом деле, приблизилось время, когда в ребенке стал сказываться будущий гений. Наступила пора учения. Какой-то непонятный инстинкт у отцов, говорит А. Дюма, какая-то страсть — толкать детей на те дороги, которые им наиболее ненавистны. ‘Батюшка пламенно желал сделать из меня превосходного флейтиста’, — говорил Бенвенуто Челлини — современник Микеланджело, также скульптор от Бога. Отец взял его из мастерской Бандинелли, где он делал большие успехи, и ‘снова, к величайшей своей горести, он принужден был приняться за флейту и не оставлял ее до 15 лет’. ‘Я сделал большие успехи в проклятой игре на флейте’, — пишет он приятелю. Флейта становится каким-то ужасным призраком в его жизни. Год, который он прожил без нее в Пизе, ‘показался ему раем’. Даже во сне он видит отца, приказывающего ему принять место флейтиста при папском дворе, и он решается на это в ущерб своему искусству — в то время родительские права были еще священны.

И Микеланджело пришлось выдержать трудную борьбу с отцовской волей. Упорная настойчивость сына одержала, однако, победу. Интересна история этой глухой борьбы и победы.

Отец отдал Микеланджело в школу Франческо да Урбино во Флоренции, и мальчик должен был учиться склонять и спрягать латинские слова у этого первого составителя латинской грамматики. Конечно, как грамматика, так и школа были вызваны потребностями нового времени, говорили о ‘возрождении’, о гуманизме. Но этот правильный путь, пригодный для смертных, был не тот, какой указывал инстинкт бессмертному Микеланджело. Мальчик был чрезвычайно любознателен от природы, но латынь его угнетала. Он убегал и прятался или разрисовывал стены школы, как и собственные тетрадки, углем и мелом. Уже в Сеттиньяно доставалось нередко мальчику по рукам за ‘пачкотню’ на стенах родительского дома, и в прошлом веке туристам показывали еще эти реликвии, следы младенческих рисунков. Чудные произведения искусства во Флоренции влекли ребенка, и он нередко простаивал подолгу перед статуей на площади или в соборе по дороге в свою школу, не замечая оброненной книги или тетрадки.

Счастливые минуты принесла мальчику случайная дружба с прекрасным и талантливым юношей, старше его пятью годами. Это был Франческо Граначчи, ученик знаменитого тогда во Флоренции мастера Доменико Гирландайо. Благодаря дружбе с этим юношей Микеланджело стали доступны мастерские как Доменико, так и других славных мастеров того времени.

Учение шло все хуже и хуже. Огорченный отец приписывал это лености, нерадению, не веря, конечно, в призвание сына. Он мечтал для него о блестящей карьере, когда отдавал к Франческо, и имел на то право: гороскоп при рождении этого сына показал, что мальчик родился под счастливой звездой — Меркурий и Венера соединились под скипетром Юпитера, таинственно знаменуя славную будущность новорожденного. Торговля и промышленность, особенно производство шелков и шерсти, давали богатство, силу и знатность гражданам Флоренции. Отец Микеланджело старался направить остальных сыновей по этой дороге, но избранного сына предназначал к более славной деятельности, думая увидеть его когда-нибудь занимающим высшие гражданские должности, быть может должность гонфалоньера (маршала) Флоренции. Так далеки были его мысли от мастерской! В то время как он измышлял средства исправить сына, судьба и случай делали свое. Гирландайо обратил внимание на мальчика и велел ему принести что-нибудь из его рисунков. Робкий и застенчивый от природы, стоял Микеланджело пред знаменитым художником, не смея поднять глаз, ожидая уничтожающих слов. Но удивленный и обрадованный художник увидел в этих несмелых пробах живые проблески таланта. Не желая выказать мальчику своего восторга, он ласково положил ему руку на голову и не сказал ничего, решив про себя, что надо делать.

На следующий день экс-подеста принимал Доменико у себя в доме. Последнему не нужна была рекомендация. Более или менее выдающиеся граждане знали друг друга и, если даже не были знакомы, любезно звали друг друга при встрече ‘соседом’. Разговор вначале представлял обмен любезностями и комплиментами, но угрожал принять совсем другой характер, когда Доменико решительно и ясно высказал цель своего посещения: ‘Я пришел просить, чтобы вы дали мне сделать из вашего сына прекрасного художника’.

Глаза подесты загорелись гневом, одну минуту он способен был броситься на Доменико, так некстати вмешавшегося в его семейную жизнь, но мгновенно эта вспышка сменилась холодным, презрительным равнодушием. В этот миг мы узнаем в нем характер знаменитого сына! Он опустился в кресло и велел позвать Микеланджело. Со странным выражением лица, на котором можно было видеть следы гнева, тайной борьбы и скорби, он смотрел на вошедшего мальчика. Молча, как виноватый, стоял последний пред ним, но не раскаянье, а глухое упорство выражало его лицо. В эту минуту отец понял, что дело зашло далеко, и, взяв перо, стал медленно писать, повторяя написанное вслух: ‘Тысяча четыреста восемьдесят восьмого года, апреля первого дня, я, Лодовико, сын Лионардо ди Буонарроти, помещаю своего сына Микеланджело к Доменико и Давиду Гирландайо на три года от сего дня на следующих условиях: названный Микеланджело остается у своих учителей эти три года как ученик, для упражнения в живописи, и должен, кроме того, исполнять все, что его хозяева ему прикажут, в вознаграждение за услуги его Доменико и Давид платят ему сумму в 24 флорина: шесть в первый год, восемь — во второй и десять — в третий, всего 86 ливров’. Голосом, слегка выдававшим внутреннее волнение, он прибавил: ‘Теперь потрудитесь уплатить мне 12 ливров в счет платы — вот квитанция’. Спустя минуту он остался один.

Чтобы понять смысл борьбы и страданий отца Микеланджело и извинить его упорство, надо заметить, что хотя некоторые художники и пользовались уже тогда значительной славой и уважением, но в общем искусство считалось еще ремеслом далеко не почетным. Не будучи сам глубоким знатоком, отец не думал, что из мальчика, любящего пачкать нос углем, выйдет непременно второй Донателло или да Винчи.

Шаг сделан. Счастливый Микеланджело — в мастерской своего учителя. Заглянем туда вместе с Тэном: ‘Мастерская была тогда просто лавкою, а не парадным салоном, как теперь, убранным с одною целью — вызвать побольше заказов. Ученики были тогда работниками, делившими труд и славу со своим мастером-хозяином, а не любителями, которые, расплатившись за урок, чувствуют себя вполне свободными. Мальчик обучался в школе по возможности правильно читать и писать: затем тотчас же, двенадцати или тринадцати лет, он поступал к живописцу, ювелиру, архитектору, ваятелю, обыкновенно мастер-хозяин был всем этим в одном лице, и юноша изучал под его руководством не один только вид искусства, а все искусство целиком. Он работал за него и на него, исполняя что полегче — фоны картин, мелкие украшения, второстепенные фигуры, он лично участвовал в художественном произведении и интересовался им как своим собственным делом, был сыном и вместе домочадцем-прислужником, его называли созданием, креатурой (il create) мастера. Ел он с ним за одним столом, бегал у него на посылках, спал под ним на нижних полатях и получал от него трепки и головомойки, а иногда пинки и от его жены’.

Глава II

Мастерская. — Вилла Кареджи.

Фрески знаменитого Органья, украшавшие хоры церкви Санта-Мария Новелла, попортились от сырости. Фамилия Ричи, имевшая здесь свою усыпальницу, должна была позаботиться о восстановлении прекрасной живописи, писанной в стиле Джотто, но крупная сумма расходов служила препятствием.

Неожиданно Ричи сделано было предложение главою одной из богатейших семей Флоренции, Торнабуони, не только разукрасить заново капеллу, но и восстановить герб Ричи во всем великолепии. Последние охотно согласились, не входя в побуждения Торнабуони, которыми руководило или религиозное рвение, или искание популярности, желание видеть на стенах церкви свои портреты, или, быть может, стремление угодить ‘Великолепному’ Лоренцо Медичи своим покровительством искусству. Вопрос о том, кому поручить эту работу, был разрешен в пользу Гирландайо, который согласился ее исполнить за 1200 дукатов [*] с добавочным вознаграждением в 200 дукатов, если заказчик будет вполне доволен исполнением.

[*] — Золотая монета, около 5 рублей на наши деньги

Микеланджело шел четырнадцатый год, когда в числе других учеников он, в первый же год своего поступления в мастерскую, стал помогать художнику в работе.

Уже раньше он не раз удивлял учителя и товарищей своими успехами, особенно правильностью рисунка и прекрасным копированием гравюр. Не довольствуясь в церкви черной работой подмастерья, юноша тайком копировал картины и в особенности гравюры старых мастеров, которые находил в доме Гирландайо.

Не имея недостатка в собственной фантазии, он нарисовал однажды с натуры леса в церкви вместе с фигурами на них самого Гирландайо, других мастеров и учеников, запечатленных в чрезвычайно живых и естественных позах. Наибольшее удивление возбудил он в самом учителе своей копией с известной гравюры Шонгауэра, изображающей искушение св. Антония. Из этой копии, выполненной в увеличенном масштабе, Микеланджело сделал картину, расписав ее красками. Сюжет заслуживал внимания талантливого юноши, а манера выполнения копии прекрасно характеризует будущего великого художника, его стремление к природе, к живой правде изображения.

Восемь демонов окружают святого отшельника, они оторвали его от земли и унесли так высоко, что только в нижнем углу картины едва виднеется еще край скалы. Они истязают его с дьявольской жестокостью: один вцепился когтями в его волосы, другие отнимают у него священную книгу, рвут одежды и царапают тело, сплетаясь, кружась с ним вместе в хаотическом смятении. ‘Все животное царство обворовано’, чтобы дать чудовищные формы чертям. Здесь видим когти, рога, рыбьи хвосты и плавники, волчьи зубы, змеиные жала, клещи, страшные челюсти и т. п. Не довольствуясь оригиналом, Микеланджело ходил на рынки, стараясь изучить живые формы рыб, цвета и оттенки чешуи, и в самом деле изобразил все это на своей картине так, что Гирландайо не мог не воскликнуть, когда она попала к нему на глаза: ‘Это восходящая звезда!’ Говорят, он прибавил, вздохнув, что эта звезда затмит со временем другие, ярко блещущие теперь, думая, очевидно, о себе, и с этого времени настолько стал завидовать будущей славе своего ученика, что прятал от него свои рисунки и тетради.

Современники Микеланджело уверяли даже, что он уже тогда поправлял рисунки учителя, когда получал их для копирования, и что сам Гирландайо должен был признать его превосходство в знании рисунка. Так это или нет, для нас интересно лишь то, что тогда уже Микеланджело выказал горячее стремление к художественной правде и неутомимое трудолюбие в изучении природы.

Стены церкви Санта-Мария стали для юноши не только школой живописи, но отчасти и подготовительной школой жизни. Кисть Гирландайо наносила на эти стены изображения библейских событий, но Библия давала лишь фабулу да имена, — натурою же служили современные граждане, гражданки и дети Флоренции в национальных костюмах, в житейской обстановке. Формы, осанка, телодвижения и в особенности характер лиц — словом, флорентийская ‘улица’, события, образы художников, а также знатных и благородных граждан находили здесь полное выражение. В рассказах современников: известного биографа Микеланджело и Рафаэля — Вазари и других — мы часто находим содержание этих картин, имена лиц, на них изображенных, играющих роль библейских пророков и царей. Здесь познакомился Микеланджело со всей семьей Медичи и их учеными друзьями, с которыми он скоро вступил в близкие отношения, начиная с самого Лоренцо Великолепного.

Глубина и серьезность натуры были причиной победы стойкого мальчика над волей отца. Попытки исправления ‘ленивца’ не ограничивались в свое время словами, но переходили в действие, и до 13 лет, до контракта с Гирландайо, он не раз переносил побои от отца и братьев. Тем не менее его отношение к родным осталось самым дружеским и теплым, а к отцу Микеланджело выказывал всегда сердечную привязанность. Впоследствии он понял и оценил гордость отца. Гений художника принес ему царственное величие, но предание осенило его имя и царственным происхождением. Ученик его и биограф Кондиви говорит, что предком Микеланджело был Мессер Симоне из родственной с императорским домом семьи графов Каносса: в ХIII веке он прибыл во Флоренцию и управлял городом как подеста. История не подтверждает этого происхождения, ни даже существования такого подесты, но сам Микеланджело, по-видимому, верил этому, тем более что графская фамилия охотно признавала родство с великим гением. Граф Александр Каносса называет его в письме ‘Parente onorato’ (уважаемый родственник), приглашает к себе и просит считать его дом своим (1520 год). Во всяком случае, отец художника имел основание гордиться древностью своего рода, получившего прозвание Буонарроти по имени одного из предков. Имя это часто повторялось в родословной, его носил и старший брат Микеланджело.

Микеланджело, хотя и демократичный по натуре, очень высоко ставил сам в преклонном возрасте свое происхождение. Он, которого современники звали ‘божественным’, гордился неизвестными предками! Художник жалуется в одном письме к племяннику, что один флорентийский гражданин адресовал ему письмо: ‘Микеланджело — скульптору’, тогда как в Риме его знают как Микеланджело Буонарроти! Он никогда не имел также открытой мастерской или лавки и не служил никому… кроме папы, конечно, без которого не мог бы создать своих лучших произведений. Служил! Если можно сказать это о человеке, выказавшем такую мощь в стремлении к свободе, в идеях, в замыслах и в исполнении, что уже Вазари говорит о нем так: ‘Господь увидел бесплодные усилия прекрасных, великих талантов, истощавших свои силы в искании совершенства, в изображении недосягаемой природы, он сжалился над этими усилиями и слепотой человека, который дальше от истины, чем сумерки от света, — и решил дать миру гения, который, превзойдя всех живших до него в живописи, в скульптуре и архитектуре, показал бы людям вечные образцы во всех этих искусствах. Этому гению даровал он полное совершенство в рисунке, в расположении света и тени, в искусстве владеть резцом, а также искусство строить здания прочные и прекрасные. Он одарил его также высоким умом и поэтическим талантом, чтобы весь мир чтил в нем чудный образец совершенства в жизни, в нравах и во всех действиях, удивлялся ему и чтобы мы считали его скорее жителем и достоянием неба, чем земли‘.

Есть доля лести в словах современников и биографов, приписывающих ему царское и даже божественное происхождение, но гораздо значительнее была доля зависти, отравлявшей жизнь великого художника. Низкие интриги помешали ему многое создать, как увидим ниже. Старались даже запятнать его честь и очернить его характер. История отбросила все иллюзии, и дурные, и хорошие, пусть говорят теперь факты!

Три года полного подчинения воле хозяина, как гласил контракт, были бы тяжелым искусом для юноши с характером и талантом Микеланджело. Но случай открыл ему другой путь. Вместе с Граначчи ходил он в сады знаменитой виллы Кареджи изучать и копировать антики. Лоренцо Медичи любил устраивать народные гулянья, приобретая этим популярность. Он смешивался с толпой, был прост и любезен в обращении со всеми без различия, импровизировал песни, принимал участие в развлечениях карнавала и аллегорических процессиях, изображавших сцены древнеримской жизни. Граначчи обратил на себя внимание Лоренцо красотой и весельем и получил доступ в сады и музеи вместе с Микеланджело. В этих владениях были собраны огромные богатства античного искусства, в садах — статуи, в музеях — картины, библиотека, рисунки, камни и т. п. Молодые таланты завершали здесь свое образование под руководством опытных художников и гуманистов. Вилла представляла собой школу на манер древнегреческой в Афинах.

Атмосфера Флоренции дышала страстью к совершенству. Но в крови Микеланджело эта страсть разливалась какой-то сладкой отравой.

На дивные антики он смотрел с горьким чувством того, как трудно превзойти их. Самолюбие маленького Прометея страдало от сознания подавляющего могущества этих титанов искусства. Но эта мысль не смиряла, а подстрекала его упорство, он не терял ни минуты в унынии, его руки искали материала, и скоро труд его был уже оценен.

Внимание Микеланджело привлекла голова фавна. Мастера, работавшие на вилле, быть может, его земляки из Сеттиньяно, подарили ему кусок мрамора, и работа закипела в руках счастливого юноши. Осуществилась его первая мечта — вместо глины держал он в руках этот дивный материал, это тело, в которое он мог вдохнуть жизнь резцом.

Он стал копировать фавна.

Однажды, когда работа была уже почти окончена и маленький художник отступил на шаг, чтоб бросить взгляд на свое произведение, он заметил за собой человека лет сорока, довольно некрасивого и небрежно одетого, который молча смотрел на его работу.

Мальчик обратил на него не больше внимания, чем на мраморную пыль, сыпавшуюся из-под его резца.

Когда он совсем закончил работу и отступил, довольный, по-видимому, своим трудом, незнакомец положил ему руку на плечо и заметил с легкой улыбкой:

— Вероятно, ты думал изобразить старого фавна, который громко хохочет?

— Без сомнения, это ясно, — отвечал Микеланджело.

— Прекрасно! — вскричал тот, смеясь. — Но где же ты видел старика, у которого были бы целы все зубы?!

Мальчик покраснел до белков глаз. Как только незнакомец удалился, он выбил ударом резца два зуба из челюсти фавна.

На другой день он не нашел своей работы на прежнем месте и смущенный остановился в раздумье. Вчерашний незнакомец появился снова и, взяв его за руку, повел во внутренние покои, где показал ему эту голову фавна на высокой консоли. Это был Лоренцо Медичи, и с той минуты Микеланджело оставлен был в его палаццо, где занимал иногда одно из первых мест за столом, так как у Лоренцо садились за стол не по чинам, а кто раньше пришел. Он проводил время с сыновьями Лоренцо и в обществе поэтов и ученых, в этом избранном кругу, который составляли Полициано, Пико делла Мирандола, Фичино и другие, среди политических разговоров, блестящих импровизаций и так далее. Лоренцо нередко советовался с юношей о приобретаемых сокровищах искусства и, чтобы дать возможность помогать отцу и заслужить еще большее расположение последнего, назначил ему жалованье, хотя он пользовался в доме всем, как член семьи.

Впрочем, отец уже успел убедиться, что сын его не будет ‘каменщиком’, ему льстило, что сын проводит время в таком избранном обществе, и не приходилось раскаиваться в том, что он дал на это свое согласие, когда Граначчи позвал его в первый раз к Лоренцо для переговоров. Лоренцо сразу очаровал подесту своей любезностью и предложил ему выбрать себе какую он хочет городскую должность. Честный подеста, умевший лишь читать и писать, не спешил воспользоваться этим покровительством и только через два года указал на скромное место в таможне. Лоренцо немедленно доставил ему это место, смеясь его невзыскательности, и сказал: ‘Ты никогда не будешь богат, друг мой’.

Контракт с Гирландайо был, разумеется, уничтожен. На вилле Кареджи Микеланджело нашел двух прекрасных руководителей в лице Бертольдо и Полициано.

Бертольдо научил его отливке медных фигур и как на образец скульптора указал ему на Донателло. В стиле последнего сделал Микеланджело рельеф ‘Мадонна у лестницы’, который и теперь хранится в музее Буонарроти.

Микеланджело Буонаротти. Мадонна у лестницы. 1491-1492 г. Флоренция, музей Буонаротти.

Под влиянием Полициано рядом с живой природой Микеланджело изучал классическую древность. Полициано дал ему сюжет для рельефа ‘Битва кентавров’, в котором можно найти некоторое сходство с тем, как изображались подобные сюжеты на античных саркофагах. Это произведение Микеланджело также хранится во дворце музея Буонарроти во Флоренции (голова фавна — в галерее Уффици). Оно возбудило восторг и изумление многих. Сам Микеланджело в старости часто указывал на эту вещь и говорил со слезами на глазах, что он мог бы создать нечто великое, если бы не оставлял никогда скульптуры для живописи.

Микеланджело Буонаротти. Битва кентавров. Около 1492 года. Флоренция, музей Буонаротти.

В 1492 году умер Лоренцо, и Микеланджело оставил его дом. Со смертью Лоренцо начала умирать и слава Флоренции, она перестала создавать и скоро стала разрушать не для того только, чтобы, как говорили о ней прежде, подобно самому времени, разрушая совершенное, давать место новым стремлениям. Дель Сарто и другим славным флорентийцам суждено было пережить полный упадок родного искусства. Три года прожил Микеланджело в чудной атмосфере двора Медичи. Это время могло оставить навсегда лучшие воспоминания, если бы не один печальный случай. Некто Пьеро Торриджани, ученик на вилле Кареджи, впоследствии известный скульптор, раздраженный, быть может, колкой насмешкой Микеланджело над неудачным штрихом, ударил его кулаком по лицу с такою силой, что шрам на носу остался у него навсегда. Торриджани должен был оставить Флоренцию, и, несмотря на большой талант, его преследовало презрение флорентийцев. Челлини рассказывает, что Торриджани приехал во Флоренцию набирать художников для Англии, и однажды, в то время как он, Челлини, копировал Микеланджело, они заговорили о нем. Торриджани сам рассказал случай, имевший место в церкви дель Кармине, прибавив:

— Я думаю, память обо мне останется у него на всю жизнь.

‘Эти слова возбудили во мне такую ненависть, — говорит Челлини, — что я не только не принял предложения ехать с ним в Англию, но даже не мог его видеть’.

Так сильно негодование Челлини, хотя разговор от события отделяли 25—30 лет! Всеобщая любовь и поклонение вознаградили Микеланджело за оскорбление.

Глава III

‘Геркулес’. — Сан Спирито. — Болонья. — ‘Спящий амур’

Когда умер Лоренцо, Микеланджело было семнадцать лет. Он поселился теперь в скромном доме отца, который с недоверием стал думать опять о будущности сына, лишившегося своего высокого покровителя. Микеланджело, напротив, искренно и горячо оплакивая в умершем Лоренцо друга, уже не сомневался в своих силах и задумал статую Геркулеса величиною больше роста человека. Он выполнил это произведение, которое в XVII веке украшало сады Фонтенбло, но неизвестно, где находится теперь.

Раньше, чем окончил он эту статую, во Флоренции уже знали о талантливом юноше из школы Кареджи. Незначительный случай, показавший, между прочим, ловкость Микеланджело во всем, за что он ни брался, заставил однажды флорентийцев передавать из уст в уста его имя. Ему поручили сделать копию портрета старинной работы известного мастера. Микеланджело не только прекрасно скопировал портрет, но так искусно подделал рисунок и саму бумагу, что, вернув копию вместо оригинала, не возбудил во владельце последнего ни малейшего подозрения. Микеланджело почти не знал развлечений юноши его лет. Он редко посещал даже собрания молодых художников и, трудясь над статуей Геркулеса, продолжал в то же время учиться. В одной из отдаленных зал монастыря Сан Спирито он одиноко проводил ночи, при свете лампады рассекая трупы анатомическим ножом. Придавая различные положения частям тела и мускулам, он изучал размеры и пропорции и тщательно отделывал рисунки, заменяя таким образом мертвым телом живую натуру. Этот способ имел для него то преимущество, что впоследствии при помощи одного воображения он воссоздавал как в живописи, так и в скульптуре бесконечное разнообразие мускульных движений. Создавая живой образ, он как бы видел сквозь кожу, облегающую тело, весь механизм этих движений, — ни один момент не ускользал от его острого глаза.

В благодарность настоятелю монастыря за дозволение тайно работать он подарил ему распятие из дерева в натуральную величину. И теперь еще распятие над алтарем церкви Сан Спирито приписывают резцу Микеланджело, хотя это далеко не достоверно.

Не довольствуясь анатомией, молодой художник продолжал изучать прекрасные произведения, украшавшие Флоренцию. Не только в мраморе, но и в окружающей его жизни художник видел здоровое и красивое тело, конечно, чаще, чем это видим мы теперь. Нагое тело не было тогда предметом культа, как в Древней Греции, но сила, ловкость, благородство форм и движений ценились выс

Микеланджело

Его жизнь и художественная деятельность

Введение

Глава I

Детство.

Глава II

Мастерская. — Вилла Кареджи.

Глава III

‘Геркулес’. — Сан Спирито. — Болонья. — ‘Спящий амур’

Читайте также: