Подъ редакціею: Н. . Анненскаго, В. Я. Богучарскаго, В. И. Семевскаго и П. Ф. Якубовича
Часть I. Съ 29 портретами.
Весь чистый доходъ предназначается въ пользу бывшихъ шлиссельбургскихъ узниковъ.
С.-Петербургъ. Типографія М. М. Стасюлевича, Вac. остр., 5 лин., 28. 1907.
Михаилъ Васильевичъ Новорусскій.
Михаилъ Васильевичъ Новорусскій вышелъ изъ среды того низшаго сельскаго духовенства, жизнь котораго по матеріальнымъ и моральнымъ условіямъ мало чмъ отличается отъ жизни нашего крестьянства.
Его отецъ былъ псаломщикомъ въ сел Новой Русс демянскаго узда Новгородской губ., тамъ въ сентябр 1861 г. и родился М. В. Вся домашняя обстановка была чисто крестьянская, съ обиліемъ нужды и всякихъ горестей. Дтей было 13 человкъ (изъ нихъ отъ болзней умерло семеро), М. В. былъ не изъ старшихъ, но, какъ и во всякой крестьянской семь, ребенкомъ ему приходилось няньчить младшихъ братишекъ и сестру. Порой это такъ досаждало ему, что у него осталось воспоминаніе, какъ отъ всей дтской души онъ желалъ смерти одному изъ своихъ питомцевъ, и какъ горько потомъ плакалъ и упрекалъ себя за злыя пожеланія, когда смерть дйствительно унесла докучливаго братишку, мшавшаго ему играть на улиц. Нужда, при обиліи дтскихъ ртовъ, была такъ велика, что каждый кусокъ былъ на счету, и старая ворчливая бабушка, присматривавшая въ изб во время работъ родителей въ пол, отравляла жизкь вчно голоднымъ ребятамъ своей воркотней и попреками за неутолимый аппетитъ.
Первоначальное воспитаніе М. В. получилъ, какъ вс деревенскія дти, — на улиц. Съ цлой ватагой сверстниковъ онъ рыскалъ но нолямъ и болотамъ, проводя цлые дни въ лсу или на рк, и, вообще, велъ жизнь ‘естественнаго’ человка, какъ ведутъ заброшенныя дти нашихъ селъ и весей. Эта нищета и вчная забота о завтрашнемъ дн, царившія дома, жизнь въ тснот и удушьи. исполненномъ мелкихъ хозяйственныхъ дрязгъ, рано раскрыли передъ М. В. всю оборотную сторону человческаго существованія, — и онъ вышелъ закаленнымъ противъ всякихъ матеріальныхъ невзгодъ и глубокимъ реалистомъ, для котораго иллюзій, кажется, не существуетъ. Кром того, изъ него вышелъ человкъ труда, не знающій ни устали, ни апатіи, ни даже передышки. Побратимство или, лучше сказать, полное сліяніе въ дтств съ окружающей средой тоже наложили на М. В. свою печать, давъ ему полное знаніе народа. Но съ виду, пожалуй, холодное и критическое отношеніе къ деревенскому люду, вынесенное изъ блмзкаго сношенія съ обнаженнымъ отъ всякихъ прикрасъ мужикомъ, скрываетъ въ немъ глубокую сдержанную любовь къ этимъ пасынкамъ жизни. Выйдя изъ духовнаго сословія, М. В. прекрасно знаетъ и эту среду, въ которой тни едва ли не больше, чмъ во всякомъ другомъ сословіи, но вс недостатки и темныя стороны и до сихъ поръ не погасили въ немъ любовнаго отношенія къ этому своеобразному мірку. Самаго поверхностнаго знакомства съ М. В. достаточно, чтобъ открыть это подводное теченіе въ душ его.
Подготовленный старшими братьями, онъ былъ свезенъ на савраск въ старорусское духовное училище со скуднымъ запасомъ необходимой одежды и небольшимъ гостинцемъ для ублаженія ближайшаго начальства. Оттуда, какъ потомъ и изъ семинаріи, онъ возвращался домой на каникулы пшимъ ходомъ, чтобы снова окунуться въ домашнюю тсноту и деревенскій просторъ.
Оттого его связь съ деревней, съ ея жителями, бывшими товарищами игры, уцлла и до сихъ поръ, и по выход изъ Шлиссельбурга, при посщеніи родныхъ мстъ, деревня встртила его трогательнымъ привтомъ, какъ плоть отъ плоти своей. Его бывшіе товарищи устроили ему встрчу, ясно показавшую, что память о немъ все время сохранялась, и загадка о его судьб не осталась ими неразгаданной.
Дальше я скажу словами самого М. В.
‘По обычаю своихъ предковъ, я проходилъ всю духовную школу, но всмъ тремъ этажамъ — духовное училище, семинарію и академію. При этомъ съ 17 лтъ учился и содержался на казенный счетъ и, такимъ образомъ, въ общей сложности около 28 лтъ {Считая и содержаніе въ тюрьм въ теченіе 18 1/2 лтъ.} состояніе государственнымъ пансіонеромъ… Мальчикъ я былъ способный и шаловливый, но послднее свойство вытравила школа, а первое — направила на свойственную ей схоластическую дорогу. Одинъ мой либеральный товарищъ по семинаріи даже прозвалъ меня ‘Ортодоксіей’, а нкоторые, сверхъ того, звали ‘мистикомъ’.
‘Въ такомъ званіи я и былъ отправленъ въ 1882 г. на казенный счетъ въ академію (въ Петербургъ). халъ я туда съ тайнымъ намреніемъ принять ‘иноческій санъ’, но встртилъ тамъ духъ, мало подходящій для осуществленія такого намренія, и хотя вскор этотъ духъ перемнился, но для меня уже было поздно, ибо червь сомннія и критики прочно вндрился въ меня съ перваго же года.
‘Тмъ не мене, до 1885 г. я учился, какъ самый заправскій студентъ академіи, не имя вовсе знакомыхъ въ столиц. Лишь съ этого года я выступилъ на сцену общественной жизни, сначала какъ одинъ изъ организаторовъ разсыпавшагося новгородскаго землячества. Въ 1886 г. организовался въ Петербург союзъ землячествъ, въ которомъ я состоялъ въ качеств депутата отъ своего землячества. Но чмъ-либо серьезнымъ этотъ ‘союзъ’ себя не проявилъ, если не считать панихиды по Добролюбов въ 25-ю годовщину его смерти 17 ноября 86 г., когда передъ Волковымъ кладбищемъ собралось до тысячи человкъ учащейся молодежи. Въ полицейскихъ кругахъ этой демонстраціи (панихида не была допущена) приписывали какое-то особое значеніе, судя по тому, что еи отводилось мсто даже въ нашемъ обвинительномъ акт.
‘Въ 1886 г. я кончилъ академію въ званіи кандидата и, какъ одинъ изъ наиболе преуспвшихъ, былъ оставленъ при ней въ качеств ‘профессорскаго стипендіата’ для приготовленія къ занятію каедры. Въ этихъ видахъ я писалъ магистерскую диссертацію, на каковой и засталъ меня арестъ 3-го марта 87 г.
‘На союзныхъ земляческихъ собраніяхъ я познакомился съ А. И. Ульяновымъ, но никакихъ конспиративныхъ длъ съ нимъ не имлъ вплоть до 7 февраля 1887 г., когда онъ обратился ко мн съ просьбой — позволить ему приготовить въ моей квартир недостающіе три фунта динамита. Подробностей организаціи этого дла излагать здсь не буду, скажу только, что динамитъ былъ приготовленъ, а лабораторія осталась у меня и была арестована вмст со мной по указанію Канчера, судившагося вмст съ нами и выдавшаго моихъ товарищей.
‘Какъ видите, никакой роли въ жизни я сыграть не усплъ — ни общественной, ни революціонной. И хотя сидлъ 18 1/2 лтъ подъ знаменемъ борьбы за торжество освободительныхъ и прочихъ идеаловъ, но всегда конфужусь, когда вижу свое имя на ряду съ настоящими борцами…
‘Политическое воспитаніе я усплъ получить только въ Шлиссельбург, благодаря необыкновенной любезности П. Н. Дурново, ковавшаго тогда карьеру на нашихъ спинахъ и отправившаго меня туда дозрть и сформироваться.
‘Мои экономическія понятія не шли дальше безпочвенныхъ симпатій къ мужику и трудящемуся люду вообще, симпатіи, частію унаслдованныхъ съ дтства, частью вынесенныхъ изъ народнической литературы. На долю послдней, въ частности, нужно отнести идеализацію общины, какъ особаго уклада русской народной жизни, могущаго послужить базисомъ для реорганизаціи всего экономическаго строя на трудовыхъ началахъ. Объ этой реорганизаціи мы не мало мечтали въ своемъ кружк въ академіи, не уходя, впрочемъ, дальше утопическаго прекраснодушія‘.
Дло, по которому судили М. В., состояло въ приготовленіи покушенія на жизнь императора Александра III. Главные участники, съ бомбами въ рукахъ, были 1-го марта 87 г. взяты на улиц. Одинъ изъ арестованныхъ сигнальщиковъ — Канчеръ выдалъ все и всхъ и помогъ создать процессъ 15-ти революціонеровъ, которые вс и были приговорены въ на+’ того же года къ смертной казни. Но изъ нихъ восьмерымъ судъ ходатайствовалъ замнить смертную казнь другими видами наказанія. Въ числ ихъ не былъ М. В. Изъ остальныхъ семи казнили — Андреюшкина, Ульянова, Генералова, Шевырева и Осинанова, а Новорусскаго и Лукашевича заключили безсрочно въ ІІІлиссельбургскую крпость, гд они и оставались до 23 октября 1905 г.
М. В., дйствительно, прибылъ въ Шлиссельбургъ, какъ онъ самъ справедливо говоритъ, человкомъ не сформировавшимся и совсмъ не подготовленнымъ къ участи, которая обрушилась на него, подобно лавин. Какъ еще лишь о немногихъ узникахъ Шлиссельбурга, о немъ можно сказать, что вполн образовался и развился онъ въ стнахъ этой крпости. Онъ прекрасно и всесторонне, насколько допускали возможныя въ тюрьм образовательныя средства, воспользовался тюремнымъ досугомъ и пополнилъ свое крайне узкое семинарское и академическое образованіе. Не разъ впослдствіи онъ удивлялся собственному полнйшему невднію, хотя бы во всей обширной области естествознанія, а также и соціологіи. Зато теперь ни одна научная отрасль, кром разв высшей математики, не чужда ему. Изъ наукъ, кром естественныхъ (ботаники, зоологіи, минералогіи, физіологіи и психологіи, геологіи и палеонтологіи), М. В. не мало времени отдавалъ статистик и не разъ писалъ очень удачныя, хотя и не лишенныя парадоксовъ, статьи по тому или другому общественному вопросу, иллюстрируя его статистическими данными… Вмст съ тмъ, въ тюрьм его мысль расширилась и окрпла, и изъ неопредленнаго расплывчатаго міросозерцанія у него выработалась цльная продуманная система. Быть можетъ, она и нсколько одностороння, но въ этомъ ужъ виноваты ненормальныя условія тюрьмы, гд вліянія жизни не смягчаютъ увлеченія доктриной: М. В.— убжденный экономическій матеріалистъ, часто впадающій въ крайности, отъ которыхъ люди той же школы, жившіе на свобод, кажется, уже отказались.
Въ нашемъ крошечномъ тюремномъ мірк, гд все человчество воплощалось въ послднее десятилтіе въ 12—13 сотоварищахъ, М. В. былъ чуть ли не самымъ неутомимымъ и продуктивнымъ работникомъ по всевозможнымъ отраслямъ.
Ремесла (столярное, токарное, переплетное) онъ изучилъ превосходно, и его трудоспособность въ нихъ была изумительна. По временамъ онъ давалъ мн списокъ вещей, сдланныхъ въ теченіе полугода. Просматривая этотъ перечень, я могла только восклицать: ‘у васъ, М. В., золотыя руки!’ — такое множество вещей созидалъ онъ, и притомъ всегда въ возможной степени совершенства. Какъ коллекціонеру (по ботаник, энтомологіи, минералогіи), ему въ нашей тюрьм, по всей справедливости, принадлежитъ пальма первенства. Когда мы одно время работали на подвижной музей, никто не могъ превзойти этого несравненнаго труженика по обилію собраннаго и обработаннаго имъ матеріала, по его неистощимой и неоскудвающей энергіи!..
Прекрасныя коллекціи, вывезенныя имъ изъ Шлиссельбурга, будутъ когда-нибудь извстны широкой публик, такъ какъ украсятъ музей народнаго университета, для котораго М. В. ихъ предназначаетъ. Наша тюрьма единогласно удивлялась самодятельности, настойчивости и предпріимчивости М. В. по части разныхъ техническихъ производствъ. Онъ чинилъ часы, органчики, физическіе приборы и всевозможные предметы, повидимому, совсмъ погибшіе, но которые несли къ нему разные служащіе, — и онъ длалъ надъ ними чудеса, возвращая все въ наилучшемъ вид. Не разъ онъ смшилъ насъ своими предпріятіями, воздлывая картофельную муку для киселя и приготовляя патоку изъ нея, выращивая цикорій и производя удивительныя ягодныя вина (изъ вишни, малины, черной смородины), разъ сдлалъ даже изюмъ въ вентилятор изъ кисти винограда, попавшей какъ-то къ намъ на пасх, и, вообще, былъ настоящимъ Колумбомъ при нашемъ скудномъ бюджет. Собирался заняться шелководствомъ и хотлъ для этого засять огородъ скорцонерой, чтобы кормить ею шелковичнаго червя вмсто листьевъ тутоваго дерева, но температура тюрьмы, годная для насъ, оказалась невыносимой для этого нжнаго созданья, и проектъ остался неосуществленнымъ.
Новорусскій провелъ вс 18 1/2 лтъ заключенія, усиленно работая головой и руками, гармонически сочетая умственный и физическій трудъ. Кажется, у него не пропадала безплодно ни одна минута тюремной жизни… И этотъ трудъ помогъ ему не только жить въ тюрьм, но и выйти изъ нея человкомъ въ полномъ обладаніи духовныхъ и физическихъ силъ.