Михаил Иванович Туган-Барановский, Туган-Барановский Михаил Иванович, Год: 1923 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Н. Д. Кондратьев

Михаил Иванович Туган-Барановский

Книга Н.Д. Кондратьева была издана в 1923 г. в Петрограде в издательстве ‘Колос’ в серии ‘Биографическая библиотека’. Отпечатана книга в Типографии Первой Петроградской Трудовой Артели Печатников (Моховая, 40) в количестве 3000 экз.

Предисловие

В эпохи глубоких массовых движений и сильных потрясений устоев общественной жизни интерес и внимание к судьбам отдельной личности падают. В такое время даже крупные люди выбывают из рядов жизни почти незаметно. Мало замеченной прошла и смерть М.И. Туган-Барановского. Между тем выдающаяся личность в действительности всегда представляет глубокий интерес для современников и последующих поколений, смерть выдающегося человека всегда причиняет значительную утрату для общества, в особенности для русского общества, столь бедного культурными силами. Вот почему кажется целесообразным предложить вниманию читателей этот краткий очерк, посвященный М.И. Туган-Барановскому.

Не являясь строгим последователем М.И. и расходясь с ним в очень многих вопросах по существу, автор тем не менее считает себя одним из ближайших учеников его. Поэтому он смотрит на предлагаемый очерк одновременно и как на свой долг в отношении своего покойного и любимого учителя.

В очерке не имелось в виду дать исчерпывающую характеристику личности и подробное изложение научно-идеологических воззрений М.И. Для этого в нашем распоряжении нет еще достаточных материалов и не пришло время. Еще менее автор стремился дать критический анализ воззрений М.И. Автор ставил своей задачей лишь самую общую характеристику личности, мировоззрения и общественной деятельности М.И. Туган-Барановского.

При составлении очерка автор воспользовался весьма ценными указаниями Т.Н. Райнова, Н.В. Воленс и П.И. Исиченко, которым и приносит здесь глубокую признательность.

Автор

Москва, 1 января 1923 г.

Михаил Иванович Туган-Барановский родился в 1865 г., умер в 1919г. Он умер, когда ему было всего лишь 54 года. Умер полный сил, жажды жизни и порывов к деятельности. Смерть так преждевременно взяла его от нас, прервав содержательную, интенсивную, можно сказать, блистательную жизнь, и так неожиданно к жестоко: он умер по пути в Париж, между Киевом и Одессой, от припадка грудной жабы.

В лице Михаила Ивановича сошел в могилу выдающийся ученый, блестящий писатель, своеобразный и гуманнейший человек, яркий представитель высших достижений современной духовной культуры, человек, который своей жизнью и работой провел заметную борозду в общественной мысли.

И потому мы не можем не чувствовать и не сознавать, что с его смертью в общественных рядах образовалась глубокая брешь.

Уяснить размер понесенной утраты невозможно без анализа личности, жизни и деятельности Михаила Ивановича. Но сделать это нелегко как потому, что мы — его ученики и современники — не имеем еще для этого достаточной перспективы во времени, так и потому, что анализ конкретной человеческой личности и ее деятельности представляет собой вообще чрезвычайно трудную задачу.

Имея в виду последнюю мысль, представляется необходимым высказать несколько предварительных замечаний о самом методе и задачах такого анализа.

1. К вопросу о значении и методе изучения выдающейся личности

Каждая человеческая личность представляет собой своеобразное единство. Каждая человеческая личность, впитывая в себя на протяжении своей жизни культурные влияния общественной среды, имеет ту или иную объективную общественную ‘стоимость’. Поскольку же она, претворяя в себе эти влияния и своеобразно комбинируя их, вместе с тем обогащает общество, увеличивает сумму общественных идей и переживаний своим творчеством, она имеет ту или иную объективную общественную ‘ценность’. Но очевидно, что чем значительнее человек, чем выше его общественная ‘стоимость’ и в особенности его общественная ‘ценность’, тем более значительную утрату несет общество со смертью такого человека. Отсюда и проистекает наш интерес к выдающимся людям. Отсюда в свою очередь и то своеобразное явление, что различные люди обладают различной степенью социального бессмертия. Умирают миллионы и миллионы в той или иной мере своеобразных, общественно-‘стоящих и ценных’ людей. Но они в глазах общества нивелируются, как бы объединяются в одну сплошную, однородную социальную массу поколений прошлого, в массу, которую мы классифицируем, подводим под категории тех или иных культурно-социальных типов, но в которой мы почти не различаем отдельных людей. Социально выживают лишь единицы, которые, как светлые точки, горят разноцветными и различной силы огнями на горизонтах прошлого и которых мы подводим под категорию выдающихся личностей. Михаил Иванович должен быть отнесен и будет отнесен к числу последних.

Итак, наш интерес к категории выдающихся личностей понятен. Но спросим: какое же содержание имеет этот интерес, когда мы обращаемся к той или иной из этих личностей? Попытаемся дать ответ на этот вопрос.

Мы не можем понять, а следовательно, не должны и рассматривать человеческую личность, как бы она ни была велика, вне общественной среды, в которой сложилась и действовала эта личность. Процессы общественной жизни всегда находят то или иное отражение в переживаниях, идеях и судьбах личности. Эти процессы общественной жизни мы можем, конечно, рассматривать, и наука фактически рассматривает их как таковые, как явления массовой, обезличенной общественной жизни. Но мы можем рассматривать их и сквозь призму той или иной личности, сквозь призму темперамента этой личности. И если, рассматривая процессы общественной жизни как таковые, мы постигаем лишь механику средних, типизированных социальных величин и явлений, по существу чуждую конкретности и драматизма, то, рассматривая их сквозь призму личности, мы уясняем их в конкретном воплощении, под вуалью непосредственных чувств, радостей и разочарований человека, мы можем если не понять, то почувствовать их драматизм.

Живя и действуя десятилетиями, в течение этого времени формируясь под влиянием общественной среды и оказывая влияние на эту среду, личность как бы связывает собой отдельные исторические эпохи, иногда очень отдаленные, связывает различные поколения, принимает ‘меч» от предшественников и передает его преемникам. И если, рассматривая общественные процессы и явления как таковые, мы в состоянии понять формирование и смену средних и типичных культурных напластований и влияний, то, рассматривая их сквозь призму личностей, мы можем уяснить конкретные формы и пути такого формирования и смены культурных явлений, конкретные каналы социальных влияний и идейных скрещиваний.

Это с одной стороны. С другой стороны, рассматривая общественные процессы сквозь призму темперамента личности, мыв силу своеобразия каждой личности и вытекающих отсюда особенностей преломления общественных явлений в личных переживаниях и действиях получаем в результате более многогранное и глубокое представление об этих процессах..

И та и другая отмеченная сторона содержания нашего интереса, с которым мы обращаемся к жизни выдающейся личности, с очевидностью показывает, что, идя таким путем, мы обогащаем, расширяем и углубляем наше понимание общественных явлений.

Но это еще не исчерпывает содержания нашего интереса при изучении личности и, как нам кажется, еще не указывает основного элемента этого содержания.

Наряду с указанным необходимо еще иметь в виду, что личность, особенно выдающаяся, есть не только продукт социальной среды, обладает не только, как мы уже говорили, общественной ‘стоимостью’, но и ‘ценностью’, не только впитывает общественные влияния, но и обогащает сумму общественных идей. Вместе с тем она претворяет в определенное единство всю эту сумму идей, умонастроений и действий, носителем которых она является. В силу этого-то она и стоит перед нами всегда как некоторое своеобразное культурное единство составляющих ее элементов, как некоторое своеобразное, самостоятельное социально-психическое явление. И потому знать ее как таковую и саму по себе представляет также бесспорное и высокое значение.

Итак, содержание нашего интереса при изучении личности сводится не только к уяснению общественных явлений с особых и новых сторон, но и к уяснению и распознанию данной личности как таковой, как социально-психического и культурного единства.

Сказанным в значительной мере уже определяется и метод изучения любой выдающейся личности. Очевидно, что как бы ни был велик человек, для понимания его и его деятельности необходимо знать прежде всего окружающую его и влияющую на него социальную среду, понимая под ней, с одной стороны, сумму общественных идей, с другой — объективную практику общественной жизни. Причем речь идет не только о среде, окружавшей его непосредственно в течение жизни, но и о его среде, которая влияла на него опосредованно, о культуре, идеях и умонастроениях, которые ему не современны, которые в непосредственном смысле для общества его времени уже пережиты и погребены, но которые так или иначе оказались живыми для данной личности и оказали воздействие на нее. Затем необходимо знать особенности и характер самой этой личности. Лишь обладая той и другой совокупностью знаний, хотя бы и не излагая и не формулируя их по тем или иным причинам подробно, можно анализировать проявления деятельности и творчество личности, т.е. то, что характеризует личность и как социально-психическое единство, и как определенную силу общественной жизни.

Однако этим не характеризуется еще весь метод. Необходимо отметить еше следующее существенное положение. Говоря о личности того или иного человека, мы обычно рассматриваем его или как ученого, или как общественного деятеля, или как педагога и т.д. Таким образом, единая личность искусственно и в абстракции как бы рассекается на составляющие ее элементы. Но в действительной жизни эти элементы по существу нераздельны и неразрывны. Поэтому, признавая такой метод абстрагирования от отдельных форм проявления личности научно необходимым, мы в то же время для действительного и правильного понимания личности должны стремиться найти также и синтез этих отдельных форм проявления личности, объединяющий их. И нам кажется, что синтез этот легче всего найти исходя из особенностей личного характера человека. Всматриваясь в жизнь и характер личности, можно заметить, что в ней всегда есть та или другая основная черта, основная интуиция личности на мир, которая и определяет ее отношение к различным формам деятельности, которая единственно и делает возможной именно эту, а не другую совокупность форм деятельности для человека.

Приведенные выше замечания мы попытаемся приложить к рассмотрению жизни и творчества Михаила Ивановича. Однако планомерное и подробное проведение изложенной точки зрения потребовало бы целого исследования, которого мы не имеем в виду и не можем произвести здесь¹. Поэтому ниже мы намерены наметить лишь основные вехи и черты изложенного плана. Мы имеем в виду кратко остановиться прежде всего на характеристике личности М.И. Далее самыми беглыми чертами мы попытаемся описать влияние на него общественной среды. И затем остановиться на нем как на ученом, идеологе и общественном деятеле.

2. Опыт характеристики личности М.И. Туган-Барановского

Выше, говоря о личности, мы назвали ее культурно-психическим единством составляющих ее элементов.

Отдельные личности в конкретной полноте и композиции образующих их элементов бесконечно разнообразны. Однако рассматривая их с типологической точки зрения, их можно было бы прежде всего подразделить на два основных типа.

Естествознание, говоря о системе элементов, различает системы с более и с менее устойчивым равновесием этих элементов. Точно так же, говоря о личности как о культурно-психическом единстве элементов, можно различать тип людей, у которых система элементов их личности находится в относительно устойчивом гармоническом равновесии, и рядом с этим другой тип людей, у которых такого устойчивого равновесия системы элементов нет. Трудно сказать, где кончается первый тип и начинается второй. Существуют, несомненно, смешанные типы. Но в своих ярких проявлениях тот и другой тип людей глубоко отличны.

Первый тип будет характеризоваться объективизмом, относительным спокойствием, второй — субъективизмом и подвижностью в жизни и действиях. Первый тип будет склонен относительно больше считаться с объективной окружающей средой и более или менее пассивно поддаваться ее воздействиям, второй будет склонен более считаться со своими субъективными построениями, будет одержим стремлением воздействовать на среду, хотя, конечно, далеко не всегда успевать в этом. Первый тип будет типом относительно более рационалистическим, со способностью созерцательного отношения к миру, второй — относительно более эмоционально-волевым, увлекающимся, со способностью религиозного отношения к миру. Первый тип будет обладать, как правило, большей внутренней свободой, большим критицизмом, меньшей страстностью и меньшей духовной продуктивностью. Второй будет более догматичен, обладать большей страстностью, находиться в более или менее постоянном состоянии ‘мятущегося’ и в своем ст /емлении воздействовать на мир будет духовно более продуктивен. Первый тип людей условно и для краткости мы назовем объективным, второй — субъективным².

Михаил Иванович Туган-Барановский, безусловно, принадлежал в общем и целом ко второму типу людей. Ниже мы увидим, как все черты его характера в значительной мере вытекают из этой основной и общей черты его, заключающейся в относительной неуравновешенности системы элементов его личности как культурного социально-психического единства.

Но прежде чем перейти к конкретным чертам его личности, необходимо еще установить второе подразделение характеров и тем отметить вторую общую черту характера М.И.

Второй, как, впрочем, до некоторой степени и первый, установленный тип людей может в свою очередь обладать большей или меньшей способностью к систематичности, размеренности в своих мыслях и действиях, или обратно — меньшей или большей способностью мыслить и действовать по интуиции.

В первом случае мы будем иметь перед собой личность активную, эмоционально-волевую, которая в то же время будет облекать свои идеологические построения и действия в относительно стройную систему, будет поклоняться этой системе и навязывать ее другим, будет увлекать других, создавать школу, привлекать фактических приверженцев и т.д. Во втором случае мы будем иметь перед собой личность, способную к минутам высокого творческого вдохновения, но бессильную облечь свою идеологию и действия в стройную и убедительную систему, личность с большой субъективной жаждой воздействия на других и бессильную создавать вокруг себя устойчивый круг последователей, личность яркую, увлекающуюся, но неспособную к устойчивому и фанатическому проведению своих идей, личность мало приспособленную и мало приспособляющуюся, несмотря на сильное стремление приспособлять. Первый подтип субъективного типа мы назовем условно и для краткости систематизирующим, второй — интуитивным. Михаил Иванович Туган-Барановский принадлежал к числу именно тех людей второго типа, которые мыслят и действуют в значительной мере по интуиции.

Мы склонны думать, что относительная неуравновешенность системы элементов личности, органически связанная со способностью мыслить и действовать не столько систематически, сколько интуитивно, и является той центральной общей чертой его характера, исходя из которой легче всего можно понять конкретные черты и проявления личности М.И.

Быть человеком субъективного уклада, эмоционально-волевым, обладать жаждой воздействия и в то же время мыслить и действовать в значительной мере интуитивно — это значит прежде всего мыслить и действовать, проявлять свою личность ярко и с большим увлечением, но в то же время как бы по наитию.

Без интуиции нет яркого, смелого творчества. Но интуиция свободна и капризна. Она менее всего считается с установленными и обычными рамками и шаблонами Она то возносит человека на недосягаемую высоту проникновенности, то, замирая и как бы покидая человека или направляясь в ложную сторону, делает его беспомощным. Вот почему выдающаяся личность субъективно-интуитивного характера представляется нам то в ярком, ослепляющем блеске, то удивительно-тусклой, обыденной. Это мы наблюдаем и у М.И. Туган-Барановского.

Как человек субъективно-интуитивного характера, в значительной мере свободный от раз принятой системы условленных путей и шаблонов, он был способен ярко отдаваться заинтересовавшему его вопросу и делу, черпая содержание их из окружающей общественной среды. Отсюда его склонность сильно реагировать на запросы окружающей жизни. Это свойство он обнаруживал равно как в области научно-идеологического творчества, так и общественно-практической деятельности.

Но именно благодаря этому и в связи с интуитивным характером своей личности он склонен был впадать, если так можно выразиться, в состояние инерции, увлечения, некоторого упоения захватившим его вопросом, мыслью, построением, что делало его порой индифферентным к другим явлениям жизни. Вместе с тем благодаря тому же общеинтуитивному характеру он склонен был под влиянием охвативших его новых мотивов работы бросать и запускать прежние волновавшие его думы и проблемы, что производило порой впечатление некоторого непостоянства. Только что приведенные две черты являются у него производными. В основе их лежит способность интенсивно и ярко отдаваться тому злободневному вопросу и делу, на которые падали по той или иной причине лучи его интуиции и которые овладевали его субъективной, ищущей душой.

Наряду с указанным в личности М.И. должна быть отмечена богатая природная умственная одаренность. Но основные черты его характера кладут резкий след и на его талант. Его талант — интуитивный в высшей степени. И как таковой он не горел постоянно ровным, как бы размеренным светом. Он вспыхивал и блистал особенно ярким светом моментами, когда интеллектуальная работа становилась для М.И. очень легкой, скорей игрой, чем трудом. М.И. и сам, по-видимому, сознавал последнее обстоятельство. На скромном чествовании его (по поводу, если не ошибаемся, 15-летия его научной деятельности) в кружке политической экономии при Петроградском университете М.И. в своей ответной на приветствия речи заметил, что научная работа давалась ему чрезвычайно легко, без труда, доставляя величайшее интеллектуальное наслаждение.

Субъективно-интуитивный характер богатой одаренности М.И. кладет яркий отпечаток и на все интеллектуальные проявления его личности.

Ум с преобладающим характером интуитивности мы противополагаем, согласно всему сказанному выше, уму с преобладающим характером систематичности и дискурсивности. Ум дискурсивный склонен к выработке системы мировоззрения той или иной степени оригинальности — в зависимости от силы таланта этого ума, к разложению объекта познания на первоначальные элементы, к установлению логически точных классификаций, к несколько щепетильному определению исходных предпосылок мышления, к некоторому формализму в мышлении, к возможной, хотя иногда чрезмерно формальной, доказательности. Наоборот, ум интуитивный — и это мы наблюдаем у М.И. — обычно обнаруживает иные черты. Конечно, и он имеет то или иное мировоззрение, но он не стремится к такой строгой систематизации его. И ум интуитивный пользуется анализом, классификациями, доказательствами, устанавливает те или иные исходные положения, но он не так озабочен их строгостью. Поэтому интуитивное мышление обладает, как правило, меньшей дифференцированностью и большей аморфностью. Оно в большей мере опирается на интуитивную, внутреннюю очевидность высказываемых положений. Самоочевидность принятых им положений имеет для него примат над доказательствами их, простые наглядные иллюстрации он часто принимает за доказательство. Поэтому в интуитивном мышлении больше элементов веры. И когда интуитивный ум встречается с критикой ума дискурсивного характера, он часто начинает колебаться, уступать, отказываться от своих положений. Однако этот отказ бывает сплошь и рядом временным. От положений, которые для него обладают особой внутренней самоочевидностью, он отступает весьма часто лишь на словах, а не на деле. В отношении к М.И. нам вспоминаются здесь два особо характерных случая. В первом издании своих ‘Основ политической экономии’ М.И., всецело следуя за распространенным мнением, исходил в своих построениях между прочим из предпосылки, что хозяйствующий человек руководится в своих действиях эгоистическими мотивами. Но уже во втором издании ‘Основ’ он писал: ‘Обычное мнение, что основной посылкой ‘экономической жизни’ является ‘посылка эгоизма’… было подвергнуто сильной и убедительной критике Л.И. Петражицким’. И под влиянием этой критики М.И. заменяет упомянутую посылку ‘эгоизма’ посылкой, что хозяйствующий человек руководится не чисто эгоистическими мотивами, имеет ‘в виду не только себя лично, но и свою семью (действует как bonus pater familias, говоря языком римского права)’ ³.

Другой случай связывается для нас с частыми личными беседами с М.И. о значении его схем, которые он, следуя в основах за Кенэ и Марксом, приводит, по его мнению, для доказательства своей теории рынков. Очень часто в упомянутых беседах М.И. склонен был, однако, признавать, что схемы эти являются скорей иллюстрацией, чем доказательством его теории рынков, и что они, во всяком случае, являются при известных условиях доказательством лишь возможности характеризуемого им типа распределения национального продукта, а не доказательством того, что фактический ход этого распределения в капиталистическом хозяйстве именно таков. Однако в конечном итоге бесед М.И. неизменно заявлял, что он все-таки абсолютно убежден в правильности своей теории и в доказателъной силе схем. К сказанному интересно присоединить еще следующее. М.И. при этих беседах признавался, что, будучи убежден в правоте своей теории рынков, он не может столь же категорически утверждать это относительно своей теории кризисов, что он не может дать достаточно убедительных доказательств в пользу теории кризисов, и в частности в пользу необходимой связи этой теории с теорией рынков. И тем не менее интуитивно он, по-видимому, был убежден и в правоте своей теории кризисов, и в ее органической связи с теорией рынков. Вот почему существовавшие у него относительно теории кризисов сомнения не мешали ему даже в последние годы его жизни писать об этой теории: ‘Изложенная в тексте теория кризисов находится в органической связи с развитой в предыдущей главе теорией рынков — обе теории стоят и падают вместе’⁴. Во всем этом самым наглядным образом проявляется его субъективный и в то же время интуитивный характер мысли и действий.

Сказанное нами в качестве характеристики субъективно-активного интуитивного ума и таланта обрисовывает его как будто в менее положительном свете, чем ум дискурсивный. Однако это не полная характеристика. Необходимо отметить ряд других черт, присущих интуитивно-мыслящему уму, которые выставляют его в новом свете. Субъективно-интуитивный ум — и это относится целиком к мышлению М.И. — менее формален, он гонится больше за богатством содержания. Вместе с тем он обладает, как правило, необычайной творческой энергией, стремительностью и способен в порывах творческого увлечения подниматься на такие высоты, которых лишь редко достигает ум объективно-дискурсивный. Вот почему творчество человека интуитивного ума протекает как бы с меньшими усилиями. Вот почему все творчество М.И. рисуется нам и рисовалось ему самому легкой и полной минут глубочайшего интеллектуального наслаждения игрой, как уже и отмечалось выше.

В теснейшей связи с основными чертами его характера и этими порывами творческого увлечения у М.И. стоит, нам кажется, и его удивительная способность красочного, порой почти художественного, страстного, даже патетического изложения. Многие страницы, написанные М.И. и относящиеся, казалось бы, к чрезвычайно прозаическим и скучным вопросам экономики, являются прямо классическими по своему блеску и эмоциональному подъему.

Эта способность к высоким творческим порывам и подъему позволяет нам далее, на фоне уже описанных основных черт его характера, понять и отметить еще и новую черту М.И.: его склонность к идеализму и в силу этого его живой интерес к проблемам идеализма, которым он посвятил значительную часть своих работ. Притом идеализм натуры М.И. носил в глубине своей религиозно-эстетический характер. Французский философ Гюйо в своей замечательной книге ‘L’lrreligion de 1’avenir’ старался показать, что старые, полные ритуала и внешних эффектов религии различаются, заменяясь особым и более высоким типом углубленного внутреннего состояния души и сознания современного культурного человека, — состояния, которое выполняет для каждого такого человека особым образом функцию старых религий, делая для него созвучным и близким весь мир. Именно в этом не конфессиональном, а расширенно-психологическом и переносном смысле мы говорим о религиозном характере личности М.И. Он, как нам хорошо известно, чрезвычайно ценил и высоко ставил отмеченное состояние сознания и настроения. Совершенно ясно, что и указанная склонность к идеалистическим построениям, и отмеченное религиозно-эстетическое настроение его являются прямым следствием и конкретным проявлением основных черт характера М.И. как характера субъективно-интуитивного, вообще склонного к субъективно-идеалистическим построениям и религиозно-эстетическому отношению к жизни.

Но религиозность М.И. носила в высокой степени индивидуальный, взвешенный и эстетический характер. Во всяком случае М.И. как человек интуитивного уклада, мало склонный к созданию целостной и негибкой системы ‘сакральных’ догматов, был чужд фанатизма и обладал исключительной веротерпимостью. Это в свою очередь не могло не соединяться в нем с необычным для людей субъективно-систематизирующего уклада чувством внутренней свободы и душевной мягкости.

Но, может быть, именно такая композиция религиозно-идеалистических черт личности М.И. лишала его способностей политического и общественного массового вождя. Натуры, способные верить и психологически приближающиеся в этом отношении к состоянию как бы религиозного настроения, всегда таят в себе черты детской наивности. Эта черта была весьма свойственна и М.И. Но это не мешает некоторым из таких людей быть общественными вождями, группировать около себя массы, создавать школы и секты. Наоборот, быть может, только такие люди — с ярко выраженными чертами психологически-религиозного характера, религиозной увлеченности — и были действительными вождями масс. Однако такими вождями могут стать лишь те из них, вера которых, какое бы содержание она ни имела, носит массовый характер и темперамент которых полон последовательной активности, стойкости и даже увлечения. Это удел людей не субъективно-интуитивного, а субъективно-систематизирующего уклада, людей, умеющих говорить на языке, понятном и близком для масс.

Выдающийся человек последнего типа легко может стать центром и фокусом массовых симпатий, владеть массами и вести их за собой. Но такими чертами не обладал М.И. Он был слишком резко выраженной, сложной и эстетической индивидуальностью, чтобы иметь действенный отзвук в массовом сознании. Своеобразная натура М.И., обладавшая чертами наивности, религиозной устремленности и в то же время лишенная духа последовательной и непреклонной систематичности, была мало приспособлена к роли вождя. Своими идеями, своими блестящими сочинениями он мог производить впечатление и влияние на умы, но по существу он не был и не мог стать вождем того или иного движения, не мог создать школу, сплотить около себя определенную группу последователей.

Как натура интуитивно-проникновенная и в глубине своей эстетически-религиозная, М.И. склонен был, что вообще наблюдается у таких натур, к некоторому ‘пророчеству’. Но его пророчества были так же странны и своеобразны, хотя бы порой и верны, так же малосозвучны реальному массовому сознанию, как и весь уклад его личности. В этом отношении характерны факты, переданные нам Е.Д. Кусковой. В конце 90-х годов М.И. предсказывал, что через несколько лет в России будет конституция, и предлагал Е.Д. держать пари. В середине 900-х годов он утверждал, что в России возможна скорая социальная революция и что на сцену выступит с небывалой силой демократия, и снова предлагал Е.Д. держать пари. М.И., как ясно, в этих случаях почти не ошибался. Но нельзя не признать, что эти его предсказания, несмотря на всю их удивительную правильность, носят характер скорее вспышек провидения яркой индивидуальности, чем прогнозов, которые могли бы быть и были брошены их автором в качестве лозунгов массового движения. И не случайно, что он так часто соединял их с предложением держать пари. Это так хорошо характеризует его прогнозы как провидения, которым не придавалось и не было придано характера социально-политических прогнозов, порождающих лозунги и массовое действие. Они были продуктом личного переживания и умонастроения.

И вообще М.И. производил впечатление человека со взглядом, обращаясь внутрь себя, сосредоточенного на своих мыслях и переживаниях. Отсюда его иногда необыкновенная рассеянность в отношении к окружающему внешнему миру и окружающим людям. На этой почве нам вспоминается ряд курьезов в его жизни. Так, однажды М.И. выразил чрезвычайное удивление, узнав, что проф. N читает лекции, встречается и часто заседает вместе с ним в одном высшем учебном заведении Петрограда. Так, он смог смотреть на человека как будто внимательно, как будто внимательно слушать его, но ничего не слышать, будучи в действительности и непроизвольно погружен в какие-либо свои переживания. Он мог делать и фактически делал во время разговора замечания, которые не имели никакого отношения к теме разговора или имели отношение в совершенно ином смысле. Однажды, когда в его присутствии рассказывалось, что в театре ‘Кривое зеркало’ в пьесе ‘Чествование Козьмы Пруткова’ под именем Межерепиуса, по-видимому, шаржирован Д.С. Мережковский, М.И. заметил с удивлением и даже легкой обидой, что он не может поверить, чтобы Д.С. Мережковский мог выступить на сцене ‘Кривого зеркала’. И по существу очень добрый, приветливый и простой, он часто, в силу этих черт своего характера, производил впечатление человека холодного, равнодушного, невнимательного.

Это немало вредило ему в его отношениях с людьми. Многие не любили его, не любили за его наивность и за его, несомненно совершенно призрачную, холодность, ставя ее в связь с его столь же призрачным эгоизмом. Мы говорим — призрачным, ибо человек субъективного уклада вовсе не обязательно холодно-эгоистичен, и М.И. в действительности был человеком высокой доброты и душевности. Холодно-эгоистичный человек, нам кажется, не мог бы быть таким идеалистом, не мог бы проявлять такой сердечности, какую проявлял на самом деле и в глубине души М.И., не мог бы писать такие задушевные строки, как его небольшие некрологи о М.М. Ковалевском, И.И. Янжуле и др. М.И. мог иметь и имел глубокую привязанность к людям, он мог быть и был прекрасным отцом, мог сердечно и нежно любить.

Но как бы то ни было, благодаря самоуглубленности, субъективности от личности М.И. веяло иногда холодной сдержанностью. Эти черты, соединяясь в нем со своеобразным эстетизмом, с едва уловимым, тонким и по-своему красивым налетом дворянского барства, позволяли звучать у него временами нотам некоторого меланхолического разочарования, неспособности чему-либо удивляться и равнодушия. Однако в глубине своей они являлись лишь иной формой и отголоском его горячей жажды красочной, активной и яркой жизни.

Все сказанное приводит нас, наконец, к уяснению общего жизненного тона М. И.

Выше мы говорили о ‘стоимости’ и ‘ценности’ личности как объективных общественных категориях. Но эти же категории имеют и субъективно-психологическое преломление в сознании самой личности. Есть люди, которым их субъективная и общественно-объективная ‘ценность’ представляются эквивалентными. И эти люди бывают с наиболее устойчивым самочувствием, с наиболее ровным положительным жизненным тоном. Таких людей мы чаще встречаем среди людей объективного уклада. Но есть люди, которым субъективно кажется, что их общес

Предисловие

1. К вопросу о значении и методе изучения выдающейся личности

2. Опыт характеристики личности М.И. Туган-Барановского

Читайте также: