Михаил Алексеевич Дьяконов
Михаил Алексеевич Дьяконов
(1885-1938)
ПУТЕШЕСТВЕННИК. ЛИТЕРАТОР
ПУТЕШЕСТВЕННИК. ЛИТЕРАТОР
Владислав Шошин
Михаил Алексеевич Дьяконов, Шошин Владислав, Год: 1994
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Источник: ‘Распятые’, автор-составитель Захар Дичаров.
Книгоиздательство ‘Всемирное слово’, Санкт-Петербург, 1994.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 5 января 2003.
Комитет
Государственной безопасности СССР
Управление по Ленинградской области
11 марта 1990 года
No 10/28-517 Ленинград
Дьяконов Михаил Алексеевич, 25 июня 1885 года рождения уроженец г. Томска, русский, гражданин СССР, беспартийный, литератор-переводчик, проживал: Ленинград, ул. Скороходова, д. 9, кв. 24
жена — Дьяконова Мария Павловна, 52 года, переводчик, проживала с мужем.
сын — Дьяконов Михаил Михайлович, 1907 года рождения
сын — Дьяконов Игорь Михайлович, 1915 года рождения (в 1954 году проживал: Ленинград, Суворовский проспект, д. 30, кв.
сын — Дьяконов Алексей Михайлович, 1919 года рождения
Арестован 1 апреля 1938 года Управлением НКВД по Ленинградской области.
Обвинялся по ст. 58-6 (шпионаж), 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда), 58-11 УК РСФСР (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционною преступления).
Постановлением Особой Тройки УНК ВД по Ленинградской области от 15 октября 1938 года определена высшая мера наказания.
Расстрелян 22 октября 1938 года в Ленинграде.
Определением Военного Трибунала Ленинградского Военного округа от 20 апреля 1956 года постановление Особой Тройки УНКВД ЛО от 15 октября 1938 года в отношении Дьяконова М. А. отменено, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Дьяконов М. А. по данному делу реабилитирован.
В 1910 году М. А. Дьяконов поступил работать в Азовско-Донской банк, где работал до 1918 года.
В 1918-1919 годах был заместителем управляющего III отделения Народного банка, затем до 1921 года работал в ‘Автогуже’ и ‘Петрогизе’.
В 1921 году — бухгалтер торгпредства в Норвегии, где пробыл до 1926 года.
С 1926 года — помощник коммерческого директора Ленинградского кожтреста.
С апреля 1928 года ведал экспортной работой в торгпредстве в Норвегии.
С 1929 года — в ‘Экспортлесе’, после чего перешел на должность заведующего издательством Арктического института.
С 1934 года — редактор иностранного отдела Гослитиздата. С октября 1936 года и до ареста не работал, занимался литературной деятельностью и переводами.
Дьяконов… Дьяконов… Нет, не помню такого писателя… Но что-то в ответ на вопрос брезжит в мозгу. Как северное сияние… Северное сияние? Роюсь на одной из своих книжных полок, нахожу книгу ‘Путешествия в полярные страны’. Помню ее название издавна: она была в библиотеке отца, издана в 1933 году, ну а я родился в 30-м и вскоре также стал ее читателем.
Автор — читаю на обложке — М. А. Дьяконов! Автора я позабыл, но вот увидел на обложке — и сразу вспомнил. Но в том, что позабыл, вины моей, как я понимаю, нет: этого писателя не помнила наша история, история нашей литературы. По крайней мере, с конца 30-х годов.
А в первой половине 30-х книги Михаила Дьяконова выходили одна за другой, и каждая открывала пылкому юношескому сознанию все новые миры. 1931 год — ‘Путешествия в полярные страны’, 1932 год — ‘Путешествия в Среднюю Азию от древнейших времен до наших дней’, 1934 год — ‘Четыре тысячи миль на ‘Сибирякове».
Имя Пришвина о многом нам говорит. Имя Сергея Маркова тоже достаточно известно. Павел Лукницкий — вот еще один достойный в ряду современных путешественников и в какой-то мере первопроходцев. Но Михаил Дьяконов? Как жаль, что мы почти его не знаем, он рассказывает так много интересного! Я рад ныне напомнить это имя, его можно поставить в ряд таких писателей, как М. М. Пришвин, и одновременно таких ученых, как В. Ю. Визе.
Михаил Алексеевич Дьяконов родился в Томске, в Сибири, 25 июля 1885 года. В Сибири — значит, потомок переселенцев, первопроходцев прошлых веков, — вот откуда страсть к путешествиям! Будущий писатель сначала поступает на экономический факультет Петербургского политехнического института, затем работает экономистом, не бросает эту специальность и после революции. Писатель и экономист? Но это же особенный писатель: писатель-путешественник, писатель-исследователь, писатель-ученый, сочетающий строгий факт и цифру с интуицией и творческой фантазией. Вернее, ставящий их на службу художественному творчеству. И в этом оригинальном есть типичное: вспомним хотя бы того же писателя-ученого Михаила Пришвина.
Михаил Алексеевич начал заниматься переводами книг, чтобы прокормить семью в тяжелые годы гражданской войны (гонораром за один из его художественных переводов был меток картошки…), но потом увлекся делом и стал одним из лучших профессиональных советских переводчиков. Иногда его работа превращалась в коллективный труд — нужное слово искали жена и сыновья.
Человек должен посадить дерево и вырастить сына, Дьяконов вырастил троих сыновей. Три сына, Михаил, Игорь и Алексей — три поэта, им мы обязаны переводами из Библии и ‘Гильгамеша’, из Шекспира и Фирдоуси, Хафиза, Навои, Джами…
Революция открыла дорогу творчеству Михаила Алексеевича, и в 1920 году еще недавний экономист становится сотрудником Госиздата, затем работает в издательствах ‘Академия’ и Арктического института. Но в те же 20-е годы успевает восемь лет отдать работе в советском торгпредстве в Норвегии. Уже не экономист, еще не писатель, но уже неутомимый собиратель бесценного материала для будущих первопроходческих книг. Норвегия сыграла самую практическую роль — первыми переводами сыновей были переводы норвежских поэтов, отец навсегда открыл для себя Амундсена.
На переводах некоторых книг М. Дьяконов указывал: ‘Авторизованный перевод с рукописи’. В самом деле, и сыновья уже в ранние свои годы, и отец переводили не с подстрочников, а с оригиналов. Книгу Р. Амундсена ‘По воздуху до 88® северной широты’ с рукописи перевели М. А. и М. М. Дьяконовы (М. — Л., 1926). Так же была переведена и книга Р. Амундсена и Л. Элсворта ‘Перелет через Ледовитый океан’ (М. — Л., 1927). Две книги Амундсена в Ленинграде в 1935 и 1937 годах вышли в переводе М. П. Дьяконовой.
Конечно, Михаил Алексеевич был человеком, самозабвенно любившим книгу. Может быть, мы еще даже не знаем, насколько широко охватывал он не только русскую, но и мировую литературу, но, присматриваясь, мы будем повсеместно обнаруживать его следы. Два тома ‘Жана Кристофа’ Ромена Роллана переведены Михаилом Дьяконовым. Знаменитая ‘Ярмарка тщеславия’ У. Теккерея тоже в его переводе. Его перу принадлежит и перевод ‘Джимми Хигинса’ Э. Синклера, который был выпущен и отдельным изданием в 1933 году, и в составе Собрания сочинений Э. Синклера тремя годами раньше.
Он перевел также и такие романы, как ‘Кристин, дочь Лавранса’ Сигрид Унсет, ‘Октябрьский день’ С. Хуля, ‘Товарищ Иетта’ Альберта Эдвардса (авторизованный перевод). Если не хватало времени, переводит вместе с сыном — ‘Волчье логово’ О. Бротена, как и две книги Р. Амундсена.
Огромен и труд Дьяконова как редактора. Одни за другими под его редакцией выходят ‘Избранные драмы’ Г. Ибсена (Л., 1935), ‘Мистерии Кнута Гамсуна’ (Л, 1935), ‘Великий санный путь’ К. Расмуссена (Л., 1935), ‘Пелле-завоеватель’ М. Андерсена-Нексе (Л., 1935), ‘Путешествия и приключения капитана Гаттераса’ Жюля Верна (М. — Л., 1936), ‘Нравы белых’ Ленгстона Хьюза (Л., 1936), роман Кнута Беккера ‘Мир ждет’ (Л., 1937), роман Ричарда Олдингтона ‘Все люди — враги’ (Л., 1937).
Он обрабатывает для детей книгу Дж. Байки ‘Древняя Ассирия’. Но ему тесно в рамках прошлого, и тогда появляется книга ‘Четыре тысячи миль на ‘Сибирякове» (Л., 1934).
Сама жизнь побуждала Дьяконова заниматься проблемами Арктики. Перечисляя события своего времени, он называет плавание Амундсена на ‘Мод’, две его воздушные экспедиции, полет к полюсу Р. Бэрда, трансполярный перелет Уилкинса и Эйельсона, экспедицию Нобиле на дирижабле ‘Италия’. Энергичное исследование Арктики началось и в Советском Союзе — изучение Новой Земли, экспедиции на Землю Франца-Иосифа и на остров Врангеля, организация новых полярных станций на Таймыре, Северной Земле, знаменитые спасательные экспедиции на поиски Нобиле и Амундсена. Но и в начале 30-х годов не было ни одной книги на русском языке, которая обобщила бы историю крупнейших полярных экспедиций, в том числе имевших и большое значение русских и советских исследований и открытий, что и побудило Михаила Алексеевича решиться на титанический труд.
В 1928 году в Ленинграде вышла богатая материалом книга А. Александровского и П. Матвеевой ‘Борьба за полюсы Земли’, но в ней говорилось почти только об иностранных исследователях, русские дореволюционные вообще были почему-то забыты, советские возникли лишь в связи со спасением Нобиле. В предисловии к своим ‘Путешествиям в полярные страны’ Дьяконов отметил, что и в иностранных книгах об Арктике не упоминаются русские экспедиции, что и дало ему повод начать свою работу.
‘Путешествия в полярные страны’ М. А. Дьяконова — это исторический трактат, изобилующий ценнейшими и интереснейшими сведениями, недаром через год после 1-го издания вышло уже и 3-е под редакцией известного советского полярного исследователя В. Ю. Визе. Научная основательность, но и увлекательность — далеко не все работы дипломированных специалистов могут похвалиться этим. Перед нами вместе с тем и лирическое повествование со страницами, образно передающими трудности полярных исследований: ‘Когда настала весна, путешественники увидели, что их корабль безвозвратно погиб. Измученные, исстрадавшиеся люди принялись за починку и снаряжение лодок, закончив эту работу к концу июня. Наносимый по временам с северо-востока лед грозил отнять у путешественников всякую надежду на спасение…’ (Дьяконов М. Путешествие в полярные страны. Л., 1935, с. 42). О ком это написано? О путешествии Баренца! Кто еще так писал о путешествии Баренца?
Это — поэма, но это и детектив. Некий энтузиаст вместе с шестью товарищами на небольшом моторном судне из родной гавани уходит в море ночью, — скрытно, тайком от кредиторов, собирающихся наложить арест на судно… Так вводится в повествование великий Амундсен. В конце 30-х годов появится стихотворение К. Симонова об Амундсене, которое будет справедливо расценено, как стремление снять хрестоматийный глянец со знаменитого норвежца. Но это сделал еще в начале 30-х годов Дьяконов.
Писатель чувствует и показывает людей Арктики такими, какими они были, — романтиками и реалистами, необычайными героями и вместе с тем обыкновенными людьми. Веселый, всеми любимый человек, остроумец и неутомимый труженик, он психологически был родственен своим героям — это помогало их понять и отобразить. И сегодня интересен сборник ‘Дневники челюскинцев’, составленный М. Дьяконовым и Е. Рубинчиком (Л., 1935). В книгу вошли дневники, записи, воспоминания 23-х челюскинцев-ленинградцев — О. Ю. Шмидта, секретаря экспедиции, писателя С. Семенова, гидробиолога П. Ширшова, геодезиста Я. Гаккеля, штурмана М. Маркова, механика А. Погосова. Более шестидесяти интересных фотографий — тоже дело руки стараний составителей.
Три последние книги Амундсена вышли сразу на четырнадцати языках, популярен был он и в нашей стране: только в 20-е годы вышли в Москве четыре его книги. Дело было не только в Амундсене, но и в стремительно возросшем интересе к Арктике, который фокусировался на выдающихся личностях. Ответить читателю Дьяконову было легко, опираясь на интерес к Амундсену еще со времен своей жизни в Норвегии. В 1930 году он выпускает в своем переводе ‘Мою жизнь’ Амундсена, в 1932 году в ‘Морском сборнике’ публикует статью ‘К двадцатой годовщине открытия Южного полюса Амундсеном’. В 1937 году в Москве в серии ‘Жизнь замечательных людей’ Дьяконов выпускает книгу ‘Амундсен’ сорокатысячным тиражом. И это повествование изобилует подробностями, сообщается, например, что верная ‘Йоа’ имела 47 тонн водоизмещения и 13-сильный мотор. Но подробности — не самоцель, а выявление подлинности ситуаций, в которых и развертывалась высота духа. Вот ‘Йоа’ целых 23 месяца зимует у Земли короля Вильяма при температуре, спускавшейся почти до 62 градусов ниже нуля… Вот ‘Йоа’ плывет по незнакомому фарватеру в продолжение трех недель, имея порой под килем всего один дюйм свободной воды… Но вот и апофеоз: однажды путешественники увидели вдали парус. Это была минута торжества и восторга! Северо-западный проход был пройден! ‘Он совершил все, что поставил себе жизненной целью. И скрылся из глаз людей в туманной дали, исчез навеки на пути в Арктику…’ (Дьяконов М. Амундсен. М., 1937, с. 301). Такой высокой поэзией заканчивается эта книга. Но в образности — и призыв: продолжать этот путь в Арктику! Дьяконов напоминает, например, что начальник советской колонии на острове Врангеля приехал в полярные края прямо из Туркестана, — и вам, мол, читатели, путь к подвигу не заказан! Прошлое служит настоящему. Книга играет и пропагандистскую роль.
‘Наконец, путешественники увидели вдали парус’ — эта строка из жизни Амундсена, написанной Дьяконовым, звучит, как эпиграф к работе советского автора. Через тернии к звездам — этот давний девиз наполнился новым смыслом в эпоху челюскинцев и папанинцев, и увиденный после трудного пути долгожданный парус освобождения дышал новой, неведомой Лермонтову с его балтийским парусом силой. Преодоление любых трудностей во имя великой цели — этому учит нас творчество Дьяконова, его герои. Как жаль, что он не смог написать о новых героях его любимой Арктики в годы Великой Отечественной войны! Героях славного Диксона, выдержавшего блокаду с моря, героях того же ‘Сибирякова’, который не спустил флаг перед фашистским рейдером и атаковал его…
Мы говорим, что писателю трудно найти героя, обрисовать его достойно. Но творческая фантазия поможет обобщить прототипы, добавить своего, что-то попросту присочинить. А как быть, если герой уже задан, когда ты пишешь документальное произведение о нем, где отсебятина невозможна, зато реальна опасность сделать повествование скучным, протокольным. Трудна задача писателя-документалиста, в сущности он как бы и не должен быть собственно писателем, должен быть архивариусом, документоведом, но если он, не отвлекаясь от буквы документа, не нарушая ее, умеет ярко раскрыть его дух, — это и есть настоящее творчество.
Среди героев Дьяконова — Баренц и Беринг, Нансен и Амундсен, Гудзон и Норденшельд, Прончищев и Лаптев, Чириков и Чичагов, Андрэ и Расмуссен, Кук и Пири. Какое разнообразие характеров, путей и судеб! Одно это перечисление есть уже признание писательского подвига. А он ведь не только называет, но — рассказывает, и рассказывает интересно, вдохновенно, увлекательно.
За тремя изданиями книги ‘Путешествия в полярные страны’, за книгами об Амундсене и ‘Сибирякове’ в 1938 году Архангельское книжное издательство выпускает книгу М. Дьяконова ‘История экспедиций в полярные страны’. Эти книги, хотя бы частично, должны быть переизданы. Они говорят об Арктике, но их пафос созвучен пафосу и межпланетных перелетов. Уже после войны на русском языке вышли книги польских исследователей Алины и Чеслава Центкевичей об Арктике, считалось, что это лучшие книги об Арктике. Да, если не знать работ Дьяконова. Разумеется, у них больше сведений, чем у Дьяконова, — сколько времени прошло и какого времени! Все этo так, но книги Дьяконова были написаны раньше, и за ним остается слава создателя первого обобщенного труда об истории Арктики, остается безусловный приоритет применительно к Арктике. И не только к Арктике. Еще в 1932 году была издана книга Дьяконова ‘Путешествия в Среднюю Азию от древнейших времен до наших дней’. Страннический темперамент сибиряка не мог ограничиться одной, хотя бы и необъятной Арктикой. Книга издается для самого широкого читателя как приложение к журналу ‘Вестник знания’. Как живо пишет автор, достаточно сравнить с другими его описания путешествий Афанасия Никитина или Арминия Вамбери! И он сам поощряет то волнение, с каким читают о приключениях знаменитых путешественников и мореплавателей, переживая вместе с ними опасные столкновения с туземцами, подъемы на высочайшие горы, переходы через вечные полярные льды…
Вечные полярные льды — без них нельзя никак! Теперь мы знаем, какими кровавыми были 30-е годы, но в вечных льдах Арктики люди и тогда были настоящими героями. За один только 1936 год самолеты в советском секторе Арктики прошли свыше двух миллионов километров, что вдвое больше, чем за десять предшествующих лет — с 1924 по 1934 год. И если действительно никто не забыт, и ничто не забыто, то это должно относиться и к героическим освоителям той громадной страны, в которой мы живем.
Как писал Дьяконов, Амундсен погиб, отправившись на помощь тому, кто отравил последние годы его жизни, старался больнее задеть и обидеть его. Вот что особенно задело Дьяконова, в этой совестливой чуткости — он сам, его душа. Душевно и психологически тонко говорит он о своих героях.
Дьяконов вновь и вновь обращался мыслью к Северу и видел его чистое небо — единственным на свете. У Петра I нашлись достойные наследники в деле освоения Арктики, и небо ее видело действительно необычайное — походы ‘Сибирякова’, ‘Литке’, ‘Челюскина’, ‘Георгия Седова’, трансконтинентальные перелеты В. Чкалова и М. Громова, дрейф папанинской льдины, за которым следил поистине весь мир. Многое вы увидите в последней книге Дьяконова, ставшей его завещанием.
Найдите эту книгу, прочитайте. Это будет для вас подлинным открытием Арктики! Да и Антарктики впридачу. Это изумительная книга, может быть, лучшее, что вы можете прочитать о севере в обзорно-познавательном плане. Единственное на свете небо Севера тогда уже не было чистым. Благодарно издававший Дьяконова Архангельск уже не был украшен Троицким кафедральным собором, заложенным по указу Петра I, который сам выбрал и место для постройки в 1709 году, — собор взорвали, снесли, уничтожили спустя ровно 220 лет, как раз в пору нового освоения Севера.
Много было в самом деле нововведений. И таких, в том числе, как колючая проволока и сторожевые вышки — на тех свободных просторах, откуда шла на Север новогородская вольница.
Всего этого вы не найдете в последней книге Дьяконова, никакая цензура бы не пропустила. Певец русских народных подвигов теперь должен был молча слушать топоры северных умельцев, воздвигавших бессрочные клетки для людей. Великая Северная Двина! Движение твоих волн сопровождали ныне тяжелые шаги конвойных. Сказка русского северного зодчества — Каргополь! Теперь здесь томилась ссыльная семья расстрелянного маршала Тухачевского. Обозерск… Плесецк… Печора… Все было поругано и предано.
Дьяконов не успел и не мог успеть написать об этом, да и вся наша литература пока еще не успела написать об этом. Но томило сердце, что ведь это был вольный русский Север — эти края никогда не знали крепостного права. Но ГУЛАГ расправлял свои черные крылья именно там — жемчужина Белого моря. Соловецкие острова были превращены в концлагерь. И как раз тогда, когда Михаил Алексеевич писал свои вдохновенные строки, будущий академик Д. С. Лихачев изо дня в день делил там свой каторжный труд с тысячами сотоварищей, а затем укрывался от стражи в ожидании расстрела…
Мой Север! Как мог ты это допустить? Но как мог ты не допустить этого, — в первую очередь убирали тех, кто мог бы за тебя заступиться. И уже не было академика С. Ф. Платонова, энтузиаста и исследователя Севера, перед его памятью мы тоже в долгу. А в октябре 1938 года не стало и Михаила Алексеевича Дьяконова.
В краткой сводке от издательства к его последней книге сказано: ‘Автор этой книги изложил богатейший материал по истории исследования полярных стран, и читатель по достоинству оценит его труд’. Автор изложил, но читатель уже не смог оценить, не только автор, но и его книга имела трагическую судьбу, мы знаем, что было с книгами тех, кто не возвращался. А последняя книга вышла как раз в год ареста… Как нам распорядиться по-хозяйски этим бесценным богатством — подвижническим духовным наследием путешественника, ученого и поэта Михаила Дьяконова? Его работы стоят в ряду работ таких поэтов Севера, как С. Писахов и Б. Шергин, таких его исследователей, как О. Ю. Шмидт и В. Ю. Визе. Книгу своих переводов сыновья Михаила Алексеевича предварили стихами Германна Вильденвея:
Ворота распахнуты гулко, копыта прогрохали в ночь —
То молодость, на-конь вскочивши, умчалася бешено прочь…
Выходит, мне в библиотеке осталось зачахнуть меж книг?
Пускай я потрепан и бледен, но, черт побери, не старик!
Он не должен зачахнуть в библиотеке, как не погиб бесследно в заключении. Свою последнюю книгу он, может быть, так и не успел увидеть, но она вернулась из-под стражи. Она вернулась, но — со следами пыток: в тексте вычеркнуты имена ‘врагов народа’ В. Чубаря и С. Косиора. Со следами пыток, но — она возвратилась, а человека — нет. Так пусть его книги возместят нам долгое — навсегда — отсутствие автора. ‘Никто не забыт, и ничто не забыто’ — это относится не только к героям и жертвам блокады. Переписывая заново историю советской литературы, надо иных попросить потесниться, зато имена других должны зажечься звездами первой величины.