В. В. Воровский
Между прочим
ОКТЯБРИСТСКОЕ ‘НО’
О ЯЗЫКЕ ПРЕПОДАВАНИЯ
ЕЩЕ ОДНО ‘БЫТОВОЕ ЯВЛЕНИЕ’
П. О.
Между прочим, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1912
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
У господ октябристов оригинальная черта: они умеют сочинять великолепные отвлеченные положения, а в практических вопросах поступают ‘по Пуришкевичу’. Так, депутат Шидловский изобрел весьма либеральную формулировку национализма. ‘Национализмом,— заявил он,— должен считаться лозунг, вокруг которого можно объединить всех граждан данной страны, установив для каждого такие условия, при которых он почтет за честь и гордость отстаивать достоинство своего государства’. Что же лучшего желать!
Да дело в том, что за теоретической формулой тотчас же выступает октябристское ‘но’. Национализм национализмом, но ‘еврейский вопрос надо совершенно отделить от вопросов национальных’, ‘украинское движение… искусственно прививается сверху’, ‘к польскому вопросу надо подходить с особой осторожностью’ и т. д. С одной стороны, нельзя не признаться, но с другой — надо сознаться. Национализм должен объединить ‘всех граждан’,— ‘но’ из национализма надо выключить евреев, украинцев, поляков, вероятно, и армян, и грузин, и татар — одним словом, всех инородцев.
Начинают господа октябристы за здравие, а кончают за упокой. Начинают с провозглашения ‘незыблемых основ’ манифеста 17 октября, а кончают — признанием ритуальных убийств и изгнанием евреев из университетов, из адвокатуры, из армии. Удивительная партия! Голос Якова, а руки Исава1. Костюм либерала и европейца, а вкусы и замашки черносотенного охотнорядца.
Наболевший вопрос о языке преподавания в начальной школе нашел превосходного толкователя в докладчике по этому вопросу в Государственном совете, г. Звереве. По его словам, комиссия решила, что ‘преподавание должно вестись на языке, на котором дети каждой народности лучше и успешнее усвоят сообщаемые им знания’.
Иной читатель, ‘инородец’, пожалуй, обрадуется. Вот хорошо, скажет, теперь начальное преподавание будет вестись в каждой местности на местном языке, ибо ведь всякий понимает, что ребенок ‘легче и успешнее’ усвоит предметы на родном языке. Постойте, постойте, пылкий читатель, дело не так просто. А кто будет решать вопрос об ‘успешности’ усвоения знаний? Сам ребенок, его ‘инородческие’ родители или же заведующий школой, принадлежащий, несомненно, к господствующей народности? Думаю, что последний, ибо он носит кокарду, а стало быть, обладает большим авторитетом, чем все родители вместе. К тому же не забывайте, что та же комиссия Государственного совета устанавливает ‘обязательность русского языка, как незаменимого по своему богатству образовательного средства’. Теперь будьте логичны и скажите по совести: на каком языке легче и успешнее можно усвоить знание — на русском ли, который ‘незаменим по богатству’ или на каком-то ‘собачьем’, как выразился некий учитель на Кавказе. Признайтесь, что всякому человеку, даже инородцу, легче учиться на ‘незаменимом по богатству’ языке, чем на скудном собачьем!
И не ропщите!
Мы положительно живем в эпоху создания ‘бытовых явлений’, обычного права, вообще в ‘органическую’, творческую эпоху. Из-под наших рук, незаметно для нас самих, выходит какая-то новая Рось,— нельзя сказать, чтобы очень приглядная, скорее похожая на Гамзея Гамзеича, чем на Пушкина или Толстого, но несомненно новая и своеобразная.
Среди ряда всем известных ‘бытовых явлений’ вошло уже в норму и такое:
‘Сидящий уже год в белостокской тюрьме за грабеж, считавшийся австрийским дезертиром Колодев оказался начальником черниговского сыскного отделения Павловским’.
Тут только руками разведешь. Не то удивительно и умилительно, что глава губернского сыскного ведомства занимался грабежами — нас такими пустяками не удивишь — и не то видывали, а удивительно и умилительно, что человек с таким почтенным общественным и, можно сказать, государственным амплуа сидит год в Белостоке в казенном помещении, и его наивно считают австрийским дезертиром. Ну, как это не узнать свое же ‘начальство’! Как можно до такой степени утратить профессиональное чутье, чтобы начальника сыскного отделения принять за австрийца, да еще дезертира!
‘Одесские новости’,
18 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
1 По библейской легенде, Иаков и его брат Исав отличались противоположными характерами, Иаков был кротким и тихим, Исав — смелым и энергичным.