Мещанская семья, Авдеев Михаил Васильевич, Год: 1869

Время на прочтение: 86 минут(ы)

МЩАНСКАЯ СМЬЯ.

КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

М. АВДЕВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ, 1869.
ТИПО
ГРАФГЯ А. МОРНГЕРОВСКАГО, ВЪ ТРОИЦКОМЪ ПЕРЕУЛК, ДОМЪ ГАССЕ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

ЕОКТИСТА ГРИГОРЬЕВНА КОНДРАШОВА, еще бодрая и неглупая старуха, лтъ 65-ти, хлопотунья, рзка и скупа, одта по мщански, голова повязана платкомъ).
ВАСИЛІЙ СТЕПАНОВИЧЪ КОНДРАШОВЪ, ея сынъ, лтъ подъ пятьдесятъ, невысокаго роста, средней полноты, въ свободномъ плать англійскихъ негоціантовъ, манеры мягкія и уклончивыя русскаго откупщика.
ГЛАФИРА ПЕТРОВНА, жена его, барыня лтъ сорока пяти, изъ роду раззорившихся дворянъ, до крайности озабоченная, чтобы ее не приняли за мщанку, и потому соблюдающая всякій этикетъ съ точностью китайца и подмчающая всякую модную новинку.
ЛЮДМИЛА ВАСИЛЬЕВНА, ихъ старшая дочь, замужемъ за барономъ Штернфельдомъ, хорошенькая блондинка, лтъ 22-хъ, любящая и впечатлительная.
АДЕЛАИДА ВАСИЛЬЕВНА, вторая дочь, лтъ девятнадцати, темнорусая, красивая и стойкая.
ВИКТОРЪ ВАСИЛЬЕВИЧЪ, ихъ сынъ, кавалерійскій офицеръ, лтъ 25-ти, здоровый и лнвый.
АНФИСА АЛЕКСЕВНА, по неблагозвучію тщательно скрывающая свою, фамилію, худая и сильно запаленая два, лтъ тридцати, дальняя родственница Кондрашова приживалка, на правахъ компаньонки, добрая, смшная и вмст жалкая, съ любовными помыслами, картавитъ не выговаривая буквы р.
БАРОНЪ ШТЕРНФЕЛЬДЪ, красивый, съ рыцарскимъ пошибомъ, но поиздержанный молодой человкъ, лтъ подъ 30, рыжеватый, вспыльчивый, гд и насколько нужно, я мазурикъ въ душ.
АЛЕКСЙ ИВАНОВИЧЪ ПНКИНЪ, технологъ, высокій, недурной собою, холостякъ лтъ 28, развитой, нсколько желченъ и эгоистиченъ.
АННА ВАСИЛЬЕВНА ПНКИНА, его мать, пріятельница еоктисты Григорьевны, живетъ у ней на квартир, смирная, сухенькая старушка, небогатая, вдова предсдателя уголовной палаты.
КНЯЗЬ ХИЛКОВАТЫИ, человкъ лтъ подъ 50, разсянный, озабоченный, очень богатъ, и очень чиновенъ.
АЛЕКСАНДРЪ ПЕТРОВИЧЪ ПАНКРАТЬЕВЪ, лтъ подъ 40, красивый собою свтскій человкъ, спеціалистъ и извстность по части волокитства.
ПАВЕЛЪ МАРКЫЧЪ ЕРЫНДИКОВЪ, прогорвшій мелкій откупщикъ, коренастый, темный и мрачный, 45 лтъ.
АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА, жена его, сдобная, еще не дурная собой модница средней руки, щурится и иметъ привычку, говоря съ кмъ нибудь, смотрть въ сторону.
ХАРИТОНЪ ХАРИТОНОВИЧЪ НАПАНДОПУЗО, пройдоха, грекъ, съ черными глазами и крупнымъ носомъ, дальній родственникъ Кондрашова и управляющій его длами въ узд, лтъ 35.
ЛУКЕРЬЯ, стряпка Кондрашовой, баба тощая, грязная, раздражительная и растрепанная, неопредленныхъ лтъ.
КОРЯВЫЙ, ИНВАЛИДНЫЙ СОЛДАТЪ.
УСТИНЬЯ, женщина среднихъ лтъ, мщанка въ услуженьи.
Гости:
БУРКИНА, пожилая дама, спеціальностью сплетница.
КНЯГИНЯ МУХРАБАКАЕВА, молоденькая, черненькая, черезъ-чуръ развязная львица средняго круга.
ВОЕННЫЙ ГЕНЕРАЛЪ, сдой, коротко-остриженный толстякъ, обреченный удару.
БЛАГОНОСПИТАШІАЯ БАРЫШНЯ, ходитъ курочкой и всмъ пріятно улыбается.
ЧИНОВНИКЪ ИЗЪ ПОСОЛЬСТВА, съ англійскимъ проборомъ и pince-nez, вжливъ и нахально высокомренъ. (Безъ рчей.)
ФОНЪ-ГЕЛЬЗНИГФОРСЪ, молодой человкъ на прекрасной дорог, рыжій, съ желтыми волосами — весь преданность и почтительность, кланяется низко, опуская руки кольцомъ.
ПЕТЯ ГОРОШКИНЪ, франтъ мщанскихъ домовъ, съ гривой, ужасно развязный и довольный собой.
ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ ЧИНОВНИКЪ, гемороидальный и желчный.
ПОДЧИНЕННЫЙ ЕГО, развязно подловатый.
ОФИЦЕРЪ ИЗЪ ГРУЗИНЪ, бъ національномъ костюм стройный крупноносый брюнетъ.

ДЙСТВІЕ I.

(Прологъ.)

Въ уздномъ город. Сцена представляетъ внутренность двора, направо стна дома съ мезониномъ и крыльцо, выходящее на аванъ-сцену, за нимъ ршетка палисадника, у которой стоятъ два простые стула, на лво сарай, калитка и клвушки съ курятникомъ. Въ глубин сцены деревянный заборъ, посредин отворенныя ворота, выходящія на улицу, вдали видна черезъ заборъ колокольня. По поднятіи занавса сцена пуста, по улиц бгаютъ собаки.

ЯВЛЕНІЕ I.

По поднятіи занавса черезъ нсколько времени въ воротахъ показывается ЕРЫНДИКОВА съ МУЖЕМЪ. Она идетъ въ пестрой шали и съ зонтикомъ, на который опирается. Мужъ въ длинномъ купеческомъ сюртук,
Антонина Григорьевна. Ну хорошо, здсь собакъ ужь нтъ. Ступай же къ Канифольскому, постарайся достать счеты-то. Да тамъ еще писарь у нихъ Горкинъ есть, котораго Харитонъ-то выгналъ, такъ у него можно тоже многое добыть. Онъ всю суть знаетъ, и пьяница горькая. Ты ему поставь полу-штофъ, онъ на Харитона-то сердитъ, такъ поможетъ теб.Павелъ Маркычъ. Ну, хорошо. (Идетъ.)
Антонина Григорьевна. Паша! Паша! Постой (тотъ ворочается и мрачно слушаетъ.) Коль Горкинъ-то будетъ упрямиться, такъ надо выбрать время, когда ему съ пьянства опохмлиться будетъ не на что, тогда онъ за вино отца роднаго продастъ.
Павелъ Маркычъ. Ну! кончила что-ли обдню то? Безъ тебя это знаютъ. (Идетъ.)
Антонина Григорьевна. Да, знаютъ! Ты все знаешь! Какъ пошла недовыручка, говорила — перестань взносить. Теперь, по крайней мр, были бы съ деньгами. Такъ нтъ! Тянулся до послдней, пока не лопнулъ — и остались безъ откупа, и безъ денегъ.
(Голосъ Павла возвращающагося:) Антоша! а Антоша!
Антонина Григорьевна. Ну что теб?
Павелъ Маркычъ (Мрачно и таинственно)’. А ты черезъ Анну Васильевну! Та ее слушаетъ!
Антонина Григорьевна. Ну хорошо, хорошо! (Павелъ Маркинъ снова уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ II.

Аитоппна Григорьевна, (одна). Туда же учитъ! (качаетъ головой и улыбается.) Эхъ ты скорбный! безъ меня совсмъ бы пропалъ! Кто придумалъ Харитоновы-то плутни открыть/да на его мсто попасть? Да! вотъ теперь и этому мсту радъ будешь. Разумется, лучше какъ бы Кондрашевская компанія городокъ какой дала! Да гд! хоть бы залоги возвратила. (Вздыхая.) Упасть-то легко, а подняться-то куда трудно. Посмотрть дома-ли старушка-то. (Идетъ къ заднему крыльцу. На-встрчу ей выходитъ Лукерья съ ведромъ и запираетъ за собой дверь.)

ЯВЛЕНІЕ III.

АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА и ЛУКЕРЬЯ.

Антонина Григорьевна. Здравствуй Лукерьюшка! Что, дома еоктиста Гавриловна?
Лукерья (сердито). Вотъ! Въ базаръ да захотли чтобъ дома была! И меня-то за посудой послала: вишни купила, да грибовъ.
Антонина Григорьевна. А скоро воротится?
Лукерья. А кто ее знаетъ! шляется, шляется по базару-то, а купитъ на мдный грошъ! Какъ будто некого послать! Что отъ ея гроша-то украдутъ что-ли?
Антонина Григорьевна. А почемъ вишни-то?
Лукерья (идетъ). А не я покупала, не меня и спрашивайте! Я вишь и цпы не знаю. Легкое ли дло, невидаль какая на полтину всю-то ея провизію искупить! Да я у становихи жила, такъ и та свою амбицію соблюдала, и сама на базаръ не таскалась: а все я, да я. И у меня, слава Богу, и копйки ея не пропадало! А эта тысячница-то алтынничаетъ! Мн ея-то копйки не надо. Д безъ ея копйки проживу свой вкъ: съ голоду не умру. (Всхлипываетъ.) Подъ ея окно не приду милостыню просить! У меня, можетъ, и не эдакія деньги бывали на рукахъ!
Антонина Григорьевна. Полно Лукерьюшка! Ужь это у нея привычка такая: она не хотла тебя обидть.
Лукерья. Обидть? Да чмъ ей меня обидть? Да еще позволю ли я ей себя-то обидть? Велика фря: цловальница! Я не у эдакихъ жила, да обиды себ не видала! Меня упрекнуть не въ чмъ! А инфалида у меня никто не видалъ, еще никто не поймалъ инфалида-то… А бднаго человка завсегда обидть легко. (Всхлипываетъ, утираетъ глаза передникомъ и уходя за ворота кричитъ:) Нтъ ты застань сперва съ инфалидомъ, да и говори! Я на своемъ вку, можетъ, и не инфалидовъ видала…

ЯВЛЕНІЕ IV.

АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА (одна).

Ну, теперь пошла на весь городъ кричать! И что съ ней это сдлается? Баба-бы ничего,— да вдругъ ей стрльнетъ въ голову — точно бшеная собака ее укуситъ, и пойдетъ и пойдетъ: хоть святыхъ вонъ выноси! И какого тутъ еще инвалида приплела? (Машетъ рукой.) Однако еоктисту-то Гавриловну видно не скоро дождешься. Посмотрть: Анна Васильевна не дома ли. (Подходитъ къ крыльцу и пробуетъ отворить дверь.) Нтъ, заперта! Разв въ огород нтъ-ли. (Идетъ къ калитк задняго двора и хочетъ ее отворить, какъ вдругъ ей на встрчу лзетъ инвалидный солдатъ. Она отскакиваетъ.)

ЯВЛЕНІЕ V.

АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА и СОЛДАТЪ.

Антонина Григорьевна. Ахъ, чтобъ тебя тутъ! (Злобно.) Теб кого надо?
Солдатъ. А я было тутъ къ кум Лукерь!
Антонина Григорьевна. (Налетаетъ на него.) Какую теб куму Лукерью! Нтъ дома твоей кумы Лукерьи. Только развратничать таскаетесь. Убирайся, голубчикъ, убирайся: я вотъ твоему поручику скажу.
Солдатъ (грубо). Чего скажешь! Уйду и безъ тебя. (Медленно уходитъ.)
Антонина Григорьевна. Ахъ, подлецъ! еще огрызается! Смотрите, пожалуйста! Вишь, распустилъ васъ поручикъ,— да я и баталіонному пожалуюсь. Я найду дорогу! Тьфу! (Плюетъ и отходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ VI.

АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА (одна).

Уйти отсюда, а то еще Лукашка эта, мерзкая, воротится, да кричать начнетъ. Не даромъ она про инвалида-то заговорила, видно знаетъ кошка чье мясо съла… (Въ воротахъ встрчается, ей Анна Васильевна.)

ЯВЛЕНІЕ VII.

АНТОНИНА ГРИГОРЬЕВНА и АННА ВАСИЛЬЕВНА.

Антонина Григорьевна. Ахъ, Анна Васильевна! какъ я рада! А я было къ вамъ заходила, да къ еоктист Гавриловн: анъ, нтъ никого, и домъ пустой.
Анна Васильевна. Да ходила я къ обдн и молебенъ служила: сегодня день рожденія моего Алеши, Антонина Григорьевна.
Антонина Григорьевна. Ахъ, вотъ кстати-то пришлось! А я и не знала,— поздравляю васъ, Анна Васильевна, съ дорогимъ новорожденнымъ. (Трижды цлуются.)
Анна Васильевна. Благодарю васъ, Антонина Григорьевна, очень вамъ благодарна. Ужь подлинно дорогой: одна моя опора, какъ перстъ въ глазу, одна радость. (Утираетъ глаза. Антонина Григорьевна длаетъ приличную мину. Другой-то еще когда на свои ноги встанетъ, а теперь только тратишь на него. Конечно, и онъ, благодаренье Богу, мальчикъ добрый, да все еще молодое деревцо: неизвстно, что выйдетъ. Сядемте здсь въ тни, Антонина Григорьевна: устала я немножко, а ключи-то еоктиста Гавриловна, видно, унесла. (Усаживаются.)
Антонина Григорьевна. Что же, Анна Васильевна, вамъ грхъ жаловаться, дай Богъ всякой матери имть такихъ дтей, особенно какъ вашъ Алексй Ивановичъ: и уменъ, и ученъ, самъ себ хорошій хлбъ заработываетъ,— и къ вамъ: и ласковъ, и почтителенъ.
Анна Васильевна. Что говорить, Антонина Григорьевна! Ежечасно благодарю Господа за утшеніе, которое онъ послалъ. И любитъ онъ меня: пишетъ къ старух еженедльно и ужь ни за что не пропуститъ,— опять же вдь и живу, можно сказать, на его счетъ: посл покойника пенсіи-то всего сто двадцать рублей. Ну можно ли этимъ жить? Дочь отдавала — онъ пособилъ, и за братнино ученье платитъ. Теперь, говоритъ, матушка, я на свои ноги сталъ, могу и теб пособить. И слава Богу, говоритъ, хорошо получаетъ. Вотъ, Василью Степановичу заводъ сахарный устраивалъ, и тотъ пишетъ: скажите, говоритъ, маменька, Анн Васильевн, что я очень доволенъ ея сыномъ.
Антонина Григорьевна. И много получилъ за устройство-то?
Анна Васильевна. Не пишетъ онъ мн этого никогда-только, конечно, ужь получилъ: заводъ тысячъ двсти, говорятъ, стоитъ. И все бы хорошо, Антонина Григорьевна, да не вижу его, моего голубчика, ужь вотъ 4-й годъ. Шутка ли, даль какая? Ни мн къ нему, ни ему ко мн. Подзываетъ меня еоктиста Григорьевна съ собой, да гд же! Боюсь я въ этакую даль и пуститься, а Алешу-то пожалуй стсню, дло холостое — а у чужихъ людей жить не хочется,— опять же здсь дв дочери замужемъ! Потерплю ужь: общаетъ на будущій годъ самъ пріхать,— тоже здсь, у Василья Степановича, строить что-то думаетъ.
Антонина Григорьевна. А который годъ пошелъ Алексю-то Ивановичу?
Анна Васильевна. Двадцать девятый, Антонина Григорьевна. Двадцать девятый годъ сегодня пошелъ!! Ужь жениться бы пора, писала я ему не разъ: утшь меня, Алеша, устрой себя, голубчикъ, года-то уходятъ. Такъ нтъ, только посмивается: погодите, говоритъ, матушка — некогда, да и невсты подходящей не нашелъ. А ужь какъ бы мн хотлось видть его, голубчика, устроеннымъ! Вотъ прідетъ — коли Богъ дастъ доживу,— здсь нападу на него и авось пріищемъ кого.
Антонина Григорьевна. Э, полноте, Анна Васильевна, какія ему здсь невсты! А вотъ, подумываю я, чтобы ему жениться на младшей-то дочери Василья Степановича, на Аделаид-то Васильевн.
Аина Васильевна. Что вы, Антонина Григорьевна! гд же! Пойдетъ ли она за него!
Антонина Григорьевна. Отчего же, Анна Васильевна? Чтоже, вдь Василій-то Степановичъ только что богатъ, а вдь его здсь многіе помнятъ, какъ въ халатишк-то за прилавкомъ стоялъ! Вдь вашъ-то мужъ штатскій совтникъ былъ, почти что енералъ! И Василій-то Степановичъ за честь считалъ съ нимъ знакомство вести! Опять же и Алексй-то Ивановичъ съ Аделью вмст росли, почитай съ пздтства дружны.
Анна Васильевна. Ну, мой-то десятью годками старше ея, а на рукахъ точно носилъ. Да вдь тогда, мать моя, Василій-то Степановичъ еще только поднимался, а мужъ мой былъ предсдателемъ палаты — хоть и уголовной — ну да все человкъ не послдній, а подъ часъ, неровенъ грхъ, и нужный. А теперь что имъ предсдательскій сынъ, имъ князей, да графовъ надо, или чиновныхъ! А мой-то какъ нарочно,— Богъ его знаетъ,— объ чинахъ совсмъ и мннія не иметъ. Какъ отправили его въ Петербургъ, тогда дай Богъ ему царство небесное, губернаторъ, покойникъ, Иванъ Степановичъ отправилъ и хлопоталъ, по дружб съ моимъ мужемъ, такъ предлагалъ его въ такое училище отдать, гд прямо капитанами выпускаютъ,— и такъ, говорятъ, они потомъ по служб происходятъ и великатно держатъ себя, такъ и летятъ въ генералы. Такъ нтъ, самъ объявилъ желаніе въ это свое училище — такое названіе, прости Господи, что и не выговоришь! И теперь, вмсто того, чтобы по казенному мсту гд пристроиться, все у частныхъ людей заводами занимается, и меньшого хочетъ либо въ эдакое же какое заведеніе, либо въ ниверситетъ. Ужь такой странный человкъ вышелъ.
Антонина Григорьевна. Да, это странно! А вотъ бы куда вамъ Фединьку-то: слышала я отъ Гаврила Гаврилыча, когда онъ изъ Москвы пріхалъ, что тамъ устроено, говоритъ, удивительное заведеніе: и не училище оно, и не ниверситетъ, а еще важне что-то,— и живутъ, говоритъ, это начальство и учителя за городомъ во дворц — одна, говоритъ, отдлка чего стоила!— И какіе, говоритъ, сады и ранжереи — на удивленье, а для развлеченія себ, говоритъ, и пашеньку небольшую завели и жалованье, говоритъ, преогромное получаютъ. И только, говоритъ, и занятіе ихъ есть, что эвти цвточки, да по полямъ и рощамъ гуляютъ. И набираютъ себ, говоритъ, для кампаніи учениковъ взрослыхъ, и длаютъ видъ такой, что этихъ учениковъ въ управляющіе готовятъ. Подержатъ ихъ годика два и коль видятъ, что благонравенъ да почтителенъ, такъ не то что капитанами, маіорами даже отпускаютъ, да еще и наградятъ, просто, говоритъ, рай земной! Такъ вотъ, матушка, въ это бы заведеніе вамъ бы Фединьку.
Анна Васильевна. Полно, такъ ли, Антонина Григорьевна? На что же управляющихъ-то маіорами длать? кто же маіора въ управляющіе возметъ: вдь ему какое жалованье надо дать! Разв, что это для большихъ баръ, а у мелкой-то сошки всхъ-то и доходовъ нынче на жалованье не хватитъ.
Антонина Григорьевна. А это, можетъ, нарочно такъ и длаютъ, что какъ теперь жалованье управляющимъ давать не изъ чего, такъ имъ чины будутъ идти!
Анна Васильевна. Наврядъ ли! Опять вы говорите, Алеш жениться на Аделиньк: вдь вотъ старшую-то дочь Василій Степановичъ за знатнаго, говорятъ, какого-то выдалъ?
Антонина Григорьевна. И не говорите! Правда ваша, Анна Васильевна: деньги-то, деньги-то что длаютъ! Тогда Фисочка писала мн: вотъ, говоритъ, какое намъ счастье — отдали, говоритъ, нашу красавицу за перваго, что ни на есть кавалера. Военный, говоритъ, и адъютантъ, и знатенъ, и изъ себя красавецъ, а ужь танцуетъ, говоритъ, такъ танцуетъ, что супротивъ его никто во всемъ Петербург не станцуетъ: за это, говоритъ, единственно генералъ себ и въ адъютанты взялъ! А опять же — знатенъ-то какъ, знатенъ-то!
Анна Васильевна. Кто же онъ такой? сказывали мн, да забыла я: не могу я этихъ званій-то понять.
Антонина Григорьевна. Отъ нмецкихъ онъ рыцарей, говорятъ, и очень, очень что-то древней фамиліи: такая древняя, Фисочка говоритъ, что никто и не помнитъ, когда зачалась!— А подъ Ригой, говоритъ Фисочка, замокъ у него есть,— такъ тотъ весь отъ древности теперь до кусочка развалился, да и камни-то вс мохомъ обросли. И не князь онъ, и не графъ, а что-то еще важне…
Анна Васильевна. Что же, мать моя, не нмецкій же онъ владтельный принцъ какой.
Антонина Григорьевна (горячо). А можетъ и владтельный принцъ! что-то очень ужь, очень важный! Вотъ что деньги-то значатъ, Анна Васильевна! Опять же, пишетъ мн Фисочка: зимой былъ, говоритъ, здсь балъ въ пользу бдныхъ, наши красавицы были, говоритъ, такъ одты, что просто и описать невозможно: платья имъ шила модистка, которая ни на кого тамъ, ни на кого во всемъ Петербург не шьетъ,— только на однхъ свтлйшихъ княгинь: на силу, говоритъ, умолили ее. А на голов-то у нихъ, Анна Васильевна, вы не поврите: у брунетки-то чистымъ золотымъ пескомъ посыпано, а у шатенки-то серебрянымъ! Роскошь-то, роскошь-то, Анна Васильевна! Ну да что ему значитъ: у него вдь свои золотые-то пріиски.
Анна Васильевна (качая головой). Экая роскошь, подумаешь! Ну, а какъ же, мать моя, что же это, въ пользу бдныхъ деньги что ли тутъ собираютъ?
Антонина Григорьевна. А вотъ этотъ песокъ-то золотой да серебряный, что изъ головы-то посл вычешутъ,, такъ его, говорятъ, и пожертвовали.
Анна Васильевна. Ишь, что выдумали! Ну, такъ гд же, мать моя, моему-то тутъ соваться: гд у него золотые-то пески,:кен голову-то посыпать?
Антонина Григорьевна. Василій Степановичъ дастъ! За старшей-то что дали приданаго-то — никакъ полтораста, тысячъ.. Да и тутъ, говорятъ, женихъ какъ въ церковь хать, еще сорвалъ: дайте, говоритъ, вс двсти, такъ поду, а то меньше, говоритъ,— никакъ не могу: мой генералъ не велитъ! (Немного помолчавъ.) А знаете, что мн въ голову пришло, Анна Васильевна? еоктиста Гавриловна соглашается никакъ на просьбу-то сына, и въ Петербургъ собирается. Ну, а какъ ей хать одной въ такіе годы? Конечно, Харитонъ Харитонычъ должецъ ее отправить, да съ кмъ? А мн бы по нашимъ дламъ нужно было създить, похлопотать, нельзя-ли, хоть часть залоговъ освободить, а мой-то — сами вы знаете, какъ одного отпустить! Такъ вотъ, еслибы мн это удалась, я ужъ бы, Анна Васильевна,— тамъ коль не уладила — такъ все бы это разузнала. Фисочка — мн старая подруга, и мы съ ней душа въ душу живемъ, а она, вы знаете, родня имъ и въ одномъ дом живетъ замсто компаньонки, да, говоритъ, и любятъ ее дочери-то: ужъ я бы все могла разузнать, а можетъ, кто знаетъ, и уладить. Вдь Алексй Ивановичъ вашъ — человкъ совстливый, деликатный, можетъ онъ изъ мнительности только этой одной не осмливается попробовать, а тамъ это все можно будетъ увидать, какъ барышня, и какъ самъ Василій Степановичъ на этотъ счетъ. А ужь я такъ люблю вашего Алекся Ивановича, что за удовольствіе себ поставила бы доставить ему всякое удовлетвореніе.
Анна Васильевна (разчувствовавшись). Ахъ, какія вы добрыя, Антонина Григорьевна, право! Да нтъ ужь, гд-же, чай! А знаете: вы это хорошо придумали проводить еоктисту-то Гавриловну: ну какъ ей, въ самомъ дл, одной пускаться въ эдакую даль! А вдь у ней, отъ скупости, и горничной нтъ, вдь ей не съ Лукерьей же хать! Положимъ, горничную наймутъ какую,— да вдь это все народъ продажный,— а ужь васъ чего бы лучше.
Антонина Григорьевна. Не ловко мн только предложить это: вдь вы знаете, какая она, Богъ съ ней, разсчетливая, да сумнительная! Василіи Степановичъ для нея ничего не жалетъ, да и какой для него разсчетъ, а она и надъ его-то копйкой дрожитъ — себя на старости успокоить не хочетъ.
Анна Васильевна. Правда, правда, мать моя: ужь какъ скупа! Дружны мы съ ней,— дружны, а замедли я ей перваго числа за квартиру заплатить, такъ вдь сколько разъ намекнетъ да спроситъ! А однако я ей поговорю о васъ, можетъ и согласится. Да и съ кмъ же ей хать-то? Сынъ-to Василій Степановичъ пишетъ — надо ему отдать справедливость, примрный онъ сынъ и вообще человкъ родственный -всю родню свою пристроилъ и не забываетъ,— такъ онъ пишетъ ей: маменька, успокоивайте вы себя, не жалйте ничего, а она вотъ горничную себ не найметъ — все со своей Лукерьей возится, да бранится.
Антонина Григорьевна. Ужъ не говорите Анна Васильевна! А Лукашка-то эта… (увидавъ входящихъ умолкаетъ).

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Т же и ЕОКТИСТА ГАВРИЛОВНА (въ воротахъ) за ней ЛУКЕРЬЯ несетъ ведро съ вишней и кузовокъ съ грибами.

еоктиста Гавриловна. Такъ ты смотри-же, перемой грибы-то, откинь на ршето, да дай обсохнуть, а то они отсыкнутъ!
Лукерья. Знаю, разв впервой!
еоктиста Гавриловна. То-то не первой — не первой и гноить то! А, компанія какая! (Пнкиной и Ерындиковой, которыя встали и подошли къ ней.) Здравствуйте! Уфъ, устала! Такъ разопрла, таскаясь но жар — индо въ поясницу ступило, дайте передохнуть: въ холодк-то здсь хорошо продуваетъ (Распахиваетъ платокъ съ красной шеи и помахиваетъ имъ.)
Анна Васильевна. Садитесь на мое мсто, а мн дайте ключъ, я пойду кофейку сварю, да къ вамъ сюда съ нимъ и выйду. Здсь хорошо, а въ горниц-то мухъ этихъ,— мухъ — такъ куска състь не дадутъ, такъ въ ротъ и лзутъ.
еоктиста Гавриловна (роется въ карман, вынимаетъ связку ключей и, поискавъ въ ней, подаетъ одинъ ключъ Пнкиной). Дло, матка, дло, можно теб насъ и кофейкомъ побаловать — сегодня у тебя праздникъ.
Анна Васильевна. Да вотъ, что-то моя Устинья нейдетъ. Послала я ее къ дочк за крендельками — та хотла мн крендельковъ напечь. А, да вотъ и она!

ЯВЛЕНІЕ IX.

Т же и УСТИНЬЯ (входитъ съ узелкомъ).

Анна Васильевна. Что долго?
Устинья. Да неготовы были, Анна Васильевна, какъ изъ печи, такъ я и къ вамъ.
Анна Васильевна. Ну, а что дочка?
Устинья. Приказали кланяться, приказали поздравить, я, говоритъ, къ обду приду, а теперь никакъ нельзя — съ дтишками возится.
Анна Васильевна. Да, какъ ихъ пятеро-то, такъ повозишься (вздыхаетъ.) Вдь вотъ мн жить бы, да жить на старости съ дочкой, да ей помогать, такъ съ тещей-то ея не уживемся. И коротай вкъ одна. Хоть бы Алешу-то устроить привелъ Господь! о, хо-хо! Ну, пойдемъ, Устинья (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ X.

КОНДРАШЕВА и ЕРЫНДИКОВА.

Антонина Григорьевна. Что, еоктиста Гавриловна, подумываете сынка-то навстить?
еоктиста Гавриловна. Зоветъ онъ меня, больно зоветъ, и хотлось бы мн и его, и внучатъ посмотрть, да жена у него модна больно: порядки у нихъ не по мн! Пишетъ онъ: прізжайте, маменька, я вамъ все устрою, какъ дома у васъ. Да своихъ-то, вдь, онъ не передлаетъ! Я вотъ видть здсь не могу, какъ Лукашка моя тащитъ: съ тхъ поръ какъ замужъ вышла — пятьдесятъ лтъ — всякій кусокъ сама куплю, да осмотрю, а тамъ, я думаю, какъ воронье около него все тащитъ! Да у меня сердце кровью изойдетъ, глядя на это. Я вотъ здсь этого пуза греческаго видть не могу.
Антонина Григорьевна. Какого пуза?
еоктиста Гавриловна. Ну вотъ Харитона-то.
Антонина Григорьевна. А, Папандопузо.
еоктиста Гавриловна. Длинно больно! на-тощахъ и не выговорить. Такъ и его-то желудокъ мой не варитъ: чую я,— что онъ Васю-то обворовываетъ: глаза у него воровскіе.
Антонина Григорьевна. Это вы въ своей справедливости, еоктиста Гавриловна! Слышала я, что дло его очень нечисто, и, признаться сказать, велла своему Паничк присматривать за нимъ. Говорю: Василій Степановичъ можетъ въ несчастій не оставитъ насъ, и мы должны наблюдать за его антересомъ.
еоктиста Гавриловна. Это хорошо, мать моя,— да гд же ужь твоему-то усмотрть за нимъ! За своими-то усмотрть не могъ!
А и то ни на Григорьевна. Нтъ, это вы напрасно, еоктиста Гавриловна: вы не смотрите, что онъ такой, его не скоро проведешь это я могу васъ заврить!
еоктиста Гавриловна (въ сторону.) Ну, какъ теб этого не знать — чай, часто пыталась.
Антонина Григорьевна. А что наши дла въ упадокъ пришли, такъ это совсмъ отъ другихъ причинъ: два года неурожая — у мужиковъ хлба не было, не токмо что на вино, а тугъ казенное управленіе назначили, имущество описали,— и пошло все наше добро прахомъ! Эгго къ исправнику зашли, гляжу, а наши-то фортепьины ужь къ нему попали. Дочка его — польку-трамбланъ на нихъ такъ-то барабанитъ, а у меня, врите-ли, слезы-то такъ и подступаютъ къ горлу, такъ и душатъ.
еоктиста Гавриловна. Это чего и говорить! Ужь это послднее дло смотрть, какъ твое-то добро тащутъ. Ну, думаю себ опять: какъ я здсь все свое-то оставлю?
Антонина Григорьевна. А Анна-то Васильевна на что? объ этомъ вамъ и думать нечего. А вотъ, съ кмъ вамъ хать-то?
еоктиста Гавриловна. Вася хотлъ, коли соглашусь, такъ и горничную и человка оттуда прислать. Опять и тутъ трата: изъ Питера присылать, да еще вора какого нибудь пришлетъ.

ЯВЛЕНІЕ XI.

(Устинья несетъ столъ.)

Т же, УСТИНЬЯ И ПНКИНА.

Анна Васильевна. Богъ и я управилась. Устинья, ставь сюда столъ, да сбери намъ тутъ кофейку-то.
Антонина Григорьевна (еоктист Гавриловн). Это вы дйствительно въ своей справедливости: Богъ всть кого еще пришлетъ. А дорога дальняя, мало-ли чего случиться можетъ, надо бы своего человка имть. Вотъ и мы тоже раздумываемъ и давича я съ Айной Васильевной совтовалась, намъ бы, по нашимъ дламъ, тоже нужно бы въ Петербург побывать, а какъ этакую даль пуститься!
Анна Васильевна. Да вотъ бы вамъ, еоктиста Гавриловна, чего бы лучше — Антонину-то Григорьевну да и Павла Маркыча съ собой взять: и свои люди, и кампанія, и услужатъ, коли что надо. Опять же подете пароходами да чугунками,— тамъ лакея не ну но — а мужчину имть необходимо: безъ мужчины нельзя!
(Антонина Григорьевна изподлобья впивается глазами въ еоктисту Гавриловну. Та задумывается.)
еоктиста Гавриловна. Что же, это бы можно! Вы за одну-то лошадь прогоны заплатите?
Антонина Григорьевна (нсколько смущенно). Да вдь вапшто издержки, еоктиста Гавриловна, Василій Степановичъ на себя беретъ, такъ что же вамъ значитъ.
еоктиста Гавриловна- Втгь-те и разъ! что значитъ? Да разв Вася-то мн не сынъ? Кому же о его-то добр радть?
Антонина Григорьевна (кротко). Это, конечно, еоктиста Гавриловна, да я полагаю, что Василью Степановичу это никакого разсчета не составитъ.
еоктиста Гавриловна. Эво-на! да что же, у него деньги-то слпыя что-ли, бросать-то ихъ зря и на свой счетъ всхъ развозить?
Анна Васильевна (дергаетъ Антонину Григорьевну, и даетъ знать, чтобы не спорила). Ну, ну, какъ нибудь сладитесь! Вдь Василью Степановичу горничную-то да лакея высылать дороже станетъ.А дло такъ ршить: коль онъ потребуетъ, такъ Антонина Григорьевна заплатитъ, а захочетъ уважить, такъ уважитъ. (еоктиста Гавриловна чихаетъ.)
Антонина Григорьевна. Ну, вотъ, значитъ правда. Будьте здоровы. (еоктиста Гавриловна еще чихаетъ.)
Антонина Григорьевна. И еще будьте здоровы. (еоктиста Гавриловна машетъ рукой и еще чихаетъ.)
Анна Васильевна. Ужь вы оставьте ее, она всегда до четырехъ разъ.
еоктиста Гавриловна (чихаетъ). Ну и баста. (Антонин Григорьевн.) У меня на всякое чиханье не наздравствуешься. Сперва все по два раза чихала, потомъ но три пошла, а нынче до четырехъ дошла.
Антонина Григорьевна. А у меня бабушка до девяносто лтъ дожила, такъ та по восемнадцати разъ чихала. Можетъ, Богъ дастъ, и вы до этого доживете.
еоктиста Гавриловна. Нашла чего пожелать! А прогоны-то все-таки заплати, безъ этого не возьму!
Антонина Григорьевна (которой Анна Васильевна снова длаетъ знакъ). Да ужь если вы безпремнно желаете этого, такъ можно будетъ и заплатить на одну лошадку. Опить же мы съ На. и и ч вой хотли и Василью Степановичу услужить. У него все, говорятъ недовыручка, да недовыручка, а Харитонъ-то Харитонычъ себ все откладываетъ, да откладываетъ. Паничка писалъ Василью Степановичу: они левизора присылали, онъ и левизира обошелъ. Василіи Степановичъ ему пуще вритъ теперь. Мы съ Паничкой хотимъ — можетъ удастся — подлинные его счеты достать, да намъ онъ все не повритъ, если вы сами, еоктиста Гавриловна, не убдите его, какой это есть человкъ, этотъ Харитонъ, и какъ онъ его раззоряетъ. Ужь, для этого одного, вамъ слдовало бы повидаться съ Васильемъ Степановичемъ: а то, пожалуй, вдь, не къ тому будь сказано, и здшній откупъ лопнуть можетъ.
еоктиста Гавриловна (задумывается). Гмь! Это подумать надо. Панандопузо — воръ, и говорить нечего: да поймать его трудно, хорошо, какъ бы твоему-то удалось счеты-то достать, да гд! Блаженный онъ у тебя.
Антонина Григорьевна (нсколько обидясь). Напрасно вы его такъ понимаете, еоктиста Гавриловна. Конечно, если кто поверхностно его будетъ судить, такъ можетъ и все такое подумать. а если… (Входитъ Панандопузо и Антонина Григорьевна умолкаетъ.)

ЯВЛЕНІЕ XII.

Т же и ПАПАНДОПУЗО.

Папандопузо. еоктиста Гавриловна, наше наиглубочайшее! Отъ Василья Степановича вамъ сыновнее почтеніе и порученіе есть. Анна Васильевна, Антонина Григорьевна, честь имю кланяться!
еоктиста Гавриловна. А, пузо греческое! ну, что Вася-то пишетъ? здоровъ?
Папандопузо. Благодаренье Богу! Пишетъ по своимъ дламъ. Между прочимъ поручаютъ вновь просить васъ… да вотъ… (Вынимаетъ письмо, ищетъ и читаетъ.) Проси, говорятъ, маменьку и убждай ее пріхать ко мн, и порадоваться на мое житье: какъ я живу, и какіе люди бываютъ у меня, а время теперь самое для сего удобное: здсь мы ее успокоимъ, и курятничекъ, коль пожелаетъ, выстроимъ.
еоктиста Гавриловна. Курятничекъ?! А куръ-то я отсюда что-ли повезу? Тамъ, чай, и куры то такія, что на нашу братью свысока смотрятъ, да наровятъ, какъ бы объсть тебя… А что ты мн не скажешь: какъ выручка-то идетъ?
Нанандонузо (въ сторону). А! ужь это врно Аитоха (киваетъ на Антонину Григорьевну) жучка-то подпустила! (Къ еоктист Гавриловн.) Выручка ничего-съ, конечно, не бойко, а идетъ-съ. А вотъ, Василіи Степановичъ, прислали мн еще штучку, и приказали всмъ, кто помнитъ его, прочитать. (Ищетъ въ карман.)
еоктиста Гавриловна. Да ты штучкой-то мн зубы не заговаривай, а говори дло. (Въ сторону.) Воръ! воръ! Ужь глаза то одни такъ и говорятъ: ‘воровскіе мы’.
Папандопузо. Да я же вамъ докладываю, что ничего, а впрочемъ Василью Степановичу все извстно изъ рапортичекъ. (Насмшливо.) Угодно и вамъ подавать буду.
еоктиста Гавриловна. Очень нужно! Бумагу-то только переводить: что ты наврать-то въ нихъ что-ли задумаешься? ты, чай, не только въ нихъ, да и на исповди попу отъ роду правды-то не говорилъ. Ну, читай, что Вася-то пишетъ.
Папандопузо (вынимаетъ большой листъ бумаги, разставляетъ ноги и обращаясь къ Антонин Григорьевн и Анн Васильевн). Прошу прислушать. (Прокашливается и начинаетъ читать, выговаривая слова по-книжному: такъ какъ они пишутся, а не говорятся.) Кхм! Отъ коммерціи совтника и кавалера Василья Степановича Кондрашова, всмъ меня знающимъ и вспоминающимъ привтъ и повсть! (Нсколько наклоняется, вновь растопыриваетъ ноги, принимаетъ торжественный видъ и читаетъ громко.)

Лтопись
О благословеніи дома моего!

Родился я убогъ и не знатенъ, мщаниномъ города Бирюча. Учился въ приходскомъ училищ и съ 11 лтъ былъ сидльцемъ въ питейномъ заведеніи.
Нын Божіимъ соизволеніемъ состою совтникомъ отъ коммерN
ціи, имю медали: серебряную на Станиславской лент, златую на анненской, орденъ св. Анны 2 степени на ше. Имю откупа въ трехъ губерніяхъ и четыре золотые пріиска. Супругу поялъ изъ древняго дворянскаго рода, отъ нея имю дтей, составляющихъ мою гордость и на старости лтъ утшеніе: сына, служащаго въ кавалеріи, дочь въ замужеств за древняго рыцарскаго рода барономъ, и дщерь двицу, имющую, можетъ быть, еще боле возвысить убогій родъ мой. Состою членомъ ученыхъ и иныхъ обществъ: испытателей природы, любителей россійской словесности, Императорскаго вольнаго экономическаго, географическаго, садоводства, коннозаводства, хоругвеносства…

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Т же, и КУХАРКА.

Кухарка (вбгаетъ растрепанная и съ азартомъ). Нтъ! позвольте васъ спросить: что же это такое будетъ, что куму къ кум придти нельзя! Приходитъ человкъ, а его выгоняютъ! Да я въ благородныхъ домахъ жила, и тамъ завсегда кумовьевъ принимать не токма не запрещаютъ, а и сами благородныя барыни при себ ихъ имютъ, а этто: фу-ти, ну-ты! Барскій домъ изъ посконнаго ряда: богатые люди,— норовятъ какъ бы изъ блохи, голенище скроить!
еоктиста Гавриловна. Да ты что: блены что-ли обълась, что такъ глотку-то во вс ворота растворила? Чего теб?
Кухарка. А того мн, что жить у тебя не хочу: подай мой разсчетъ! Вотъ теб и весь мой сказъ!
еоктиста Гавриловна. Да чего теб недостало, что ты вдругъ какъ курица съ нашести налетла?
Кухарка. А всего мн недостаетъ! Билась, билась — моченьки моей нтъ: ни ты купи,— ни ты возьми,— да еще родного человка въ гости не принимай! У самой день деньской работа, да еще и души съ добрымъ человкомъ не отводи! А кому какое дло, что кума съ кумомъ сидла? Подай разсчетъ!
еоктиста Гавриловна. А вотъ теб разсчетъ… коли такъ, вотъ теб весь мой разсчетъ. (Показываетъ ей кукишъ.)
Кухарка. Сама имъ, сухимъ, подавись! а мн разсчетъ подай. Я мсяцъ зажила, подавай мн денежки, а не то я дорогу найду: завтра губернаторъ прозжать будетъ, ему въ ноги паду, а теб, скареду, копйки не прощу! (У воротъ сходятся бабы и мужики, глазютъ.)
еоктиста Гавриловна. Что? Ты со мной тягаться вздумала?
Папандопузо. Э, еоктиста Гавриловна, плюньте вы на нее: что тутъ срамиться-то, и то народъ собирается. Позвольте, я ее сейчасъ разсчитаю. (Вынимаетъ бумажникъ.) На, теб, твои два рубля.
еоктиста Гавриловна (налетаетъ какъ птица и вырываетъ деньги). Какъ два рубля?— Кто теб сказалъ? Рубль я ей всего плачу: на, теб, твой рубль, подавись имъ, убирайся!
Папандопузо (смущенно). Да вдь вы отъ меня два рубля на нее получаете.
еоктиста Гавриловна. А теб какое дло: хочу — три получу, а сколько платить, это я знаю!
Кухарка. Такъ ты это на меня десятый мсяцъ лишній рубль получала, а мн хоть бы тряпку подарила,— ай да барыня! Это ты у нищихъ-то суму хочешь отнять? Да подавись ты моимъ-то рублемъ, чтобы онъ теб неотесаннымъ коломъ сквозь все нутро прошелъ, чтобъ ты…
еоктиста Гавриловна. Вонъ мразь! (Папандопузо.) А ты что глаза-то, какъ рогатины, уставилъ: гони ее.
Папандопузо (кухарк). Убирайся, убирайся.
Кухарка. Нечего гнать — сама уйду! А теб, чтобы за мою денежку на томъ свт чортъ весь вкъ верхомъ здилъ да не заздилъ, чтобы тебя… (Папандопузо выгоняетъ ее за ворота и затворяетъ ихъ.)
Народъ. Ай, да баба! молодецъ! вотъ такъ молодецъ!
еоктиста Гавриловна (Папандопуз). А ты, что это, вздумалъ меня при всемъ свт, да при баб моей усчитывать?
Панандопузо. Помилуйте, да я разв зналъ…
еоктиста Гавриловна (перебивая). Самъ-то воруешь у сына-то, чай, обими руками, а мн не даешь его копйки сберечь? Постой, я тебя выведу на свжую воду: чего блками-то ворочаешь?— меня не обойдешь! Ниши Вас — что ду! Завтра же ду! Антоша, собирайтесь! на пол-лошади только, прогоновъ возьму.

(Занавсъ опускается.)

ДЙСТВІЕ II.

Сценой малая гостиная въ петербургскомъ дом Кондрашовыхъ, богато меблированная удобною мебелью, разставленной въ красивомъ безпорядк.

Направо окна, налво дверь въ заднія комнаты, прямо въ парадныя.

ЯВЛЕНІЕ I.

АДЕЛЬ, съ книгой въ рук, сидитъ съ ногами къ углу дивана. Входитъ подпрыгивая ФИСОЧКА съ рабочей корзиной.

Фисочка. Вотъ и я управилась. (Подсаживается къ Адели.) И такъ сезонъ открылся!… Ну, душечка, разсказывай про вчерашній вечеръ.
Адель (лниво опуская книгу). Да нечего разсказывать: все т же лица, та же толкотня и танцы, точно никто и не разъзжался по дачамъ, да по деревнямъ.
Фисочка. Ну, а кто лучше всхъ одтъ былъ, и успхъ имлъ?
Адель. Французскія актрисы, Фисочка.
Фисочка (длаетъ огромные глаза и съ ужасомъ). Неужели он тамъ были?
Адель. Нтъ, мы зазжали передъ вечеромъ въ Михайловскій, и когда посмотришь, Фисочка, какъ восторгаются мужчины актрисами — не талантомъ ихъ, а просто какъ женщинами, такъ увидишь, что наши дамы никогда не имютъ и десятой доли такого успха.
Фисочка. А-фи! не говори мн про нихъ. Не говори! слышать не могу про безнравственность. Нтъ, разскажи, кто изъ хорошаго круга имлъ успхъ.
Адель. Да кто имлъ? За сестрой много увивались, за Кудасовой, что съ мужемъ развелась, и всего больше за Ольгой Жижемской. Отчего это, Фисочка, мужчины все ухаживаютъ за замужними, да безмужними, и чмъ свободне т обращаются, тмъ больше успваютъ.
Фисочка. Оттого, что мужчины вс безнравственны и притомъ же глупы. Они не знаютъ, какой огонь горитъ въ сердц зрлой (стучитъ себя въ грудь) двушки.
Адель. Только они не очень-то гоняются за нашимъ огнемъ.
Фисочка. Оттого, что глупы! Ну, а за тобой, душка, кто ухаживалъ?
Адель. Да никто особенно: кто же за двушками ухаживаетъ.
Фисочка. Ну, не можетъ быть, чтобы за тобой не ухаживали: ну, душка! душка, разскажи (подвигаясь къ ней на стул) — я ужасно люблю это слушать.
Адель. Да, право же, никто особенно. Такъ, офицерики разные, да статскіе птушки, есть и пріятные: я съ ними люблю танцовать,— да такъ, мелюзга, безъ положенія, а изъ настоящихъ-то Панкратьевъ что-то удостоилъ вниманія.
Фисочка. Ну, видишь, душка — Панкратьевъ! вдь это левъ большаго свта.
Адель. Да ужь это мн, видно, по сестр честь: онъ изъ ея свиты. Еще полуумный князь Хилковатый что-то вертлся.
Фисочка. Ну, этотъ — старикъ. Нтъ, изъ молоденькихъ, изъ молоденькихъ… Душка, вдь не можетъ быть, чтобы у тебя не было какого нибудь избраннаго, не было одного, котораго бы ты предпочитала всему свту. Душка, ну, откройся мн, откройся, душка, сдлай меня повренной твоего сердца…
Адель. Полно, Фисочка! нечего мн поврять: я теб- говорю что никого не было, кто бы мн нравился: все такіе пустенькіе вчно болтаютъ все такой вздоръ,— какой тутъ избранный!
Фисочка (обиженно). Однакожъ это странно, что изъ всей молодежи, изъ всхъ офицеровъ и штатскихъ не нашлось ни одного, кто бы теб понравился! Въ твои года нора подумать, кому подарить сердце! (Колко.) Или, у тебя можетъ и есть предметъ, да его въ хорошіе дома не пускаютъ?
Адель (смотритъ на нее лукаво). А пускаютъ въ такіе, какъ нашъ? (Въ сторону.) Знаю, куда камешекъ-то летитъ! (Фисочк.) Такіе-то лучше, Фисочка: они не скучны, по крайнй мр!
Фисочка. Это тебя все Пнкинъ твой сбиваетъ. У него вкусы хороши нечего сказать! Этто попался мн подъ ручку съ какой-то стриженой да растрепаной! Фи! Никакого въ теб нтъ аристократическаго чувства. Ахъ, другъ мой, осмотрительно отдавай сердце — съ этимъ шутить нельзя, но не медли и не упускай случая: ты еще молода, ты не знаешь, что такое носить въ груди огонь, которымъ некого согрть! (Адель улыбается.) Ахъ, не улыбайся, душка! Я знаю,— вс смются надъ нами, пожилыми двушками, но не дай Богъ никому испытать того, что мы испытываемъ…

ЯВЛЕНІЕ П.

Т же и СЛУГА.

Слуга. Анфиса Алексевна, пожалуйте въ кладовую: провизіи нужно.
Фисочка. Ахъ, какъ это скучно, и скоро ли воротится эта экономка: терпть не могу заниматься этими мщанскими заботами. (Уходитъ, и за ней слуга.)

ЯВЛЕНІЕ III.

Адель (одна). Аристократическія то наклонности куда забрались! Сама хоронитъ отъ всхъ насъ, какъ великую тайну, свою фамилію, потому что она, должно быть, не очень аристократична, а мщанствомъ гнушается: въ нашемъ-то дом, гд бабушка мщанка еще здравствуетъ, да и къ намъ катитъ! Ахъ, забавная эта Фисочка. (Задумывается.) А права она: надо подумать, кому отдать — да и не сердце, а всю себя. Да, надо замужъ выходить! Что это за жизнь наша хваленая, двичья. Двичья воля? Какая тутъ воля! нельзя шагу ступить, свободны только замужнія… Какъ это странно: связать себя клятвой и сдлаться свободне… А.мы что? Полируютъ на:ъ, да отдлываютъ только съ наружности, готовятъ только въ невсты, и нтъ другого интереса въ жизни: сиди и кротко плняй, съ дозволенія родителей, да жди, пока кто нибудь не ангажируетъ въ жены, какъ на кадриль. А вотъ Фисочка тридцать лтъ, ждетъ и не дождется, и вся жизнь прахомъ пошла! А если сватается, да немилый? А если милый-то да не сватается? Ахъ, мы бдныя! Хорошо еще, если есть приданое — спасибо папочк, нажилъ,— такъ хоть около него вертятся. (Задумывается.) Надо замужъ выходить! а милый-то не сватается! Что же это Пнкинъ? И любитъ ли онъ теперь меня? Когда я была ребенкомъ, онъ меня любилъ какъ сестру, а какъ вышла изъ института, сталъ онъ отдаляться и отдаляться, и вотъ нынче лтомъ совсмъ почти не показывался. Можетъ — разлюбилъ? полюбилъ другую? съ кмъ это Фисочка встртила его?.. Отчего же я-то перестала ему нравиться? Отчего онъ когда встртится со мной становится желченъ, все придирается ко мн? странно! А мн онъ все нравится, все такъ и тянетъ къ нему: есть въ немъ что-то серьезное… умный онъ. Конечно, партію я могла бы сдлать и лучше,— у него тоже нтъ положенія, да онъ съуметъ сдлать его, особенно съ моимъ приданымъ. Не такое, какъ баронъ: не свтское и блестящее, но какое ни будь свое, дльне, а сдлаетъ. Разв онъ боится, что откажутъ? Гордъ онъ! Или думаетъ, что мн не нравится? Странно: нынче вс женщины о равноправности толкуютъ, а никто изъ насъ не сметъ въ любви объясниться. Говорятъ: самолюбіе, а какъ откажутъ. Ну, что же! вдь у мужчинъ тоже самолюбія-то не меньше нашего, да имъ отказываютъ! Конечно, у насъ есть способы и безъ предложенія узнать… Однакожъ надо это разъяснить и понять: что онъ, любитъ меня или нтъ. Ну, а если нтъ… (Вздыхаетъ и пожимаетъ плечами.) надо будетъ другого.

ЯВЛЕНІЕ IV.

АДЕЛЬ и ЛЮДМИЛА.

Людмила. Здравствуй, Адочка! Что это ты одна? а гд maman?
Адель. По обыкновенію ухала съ визитами да поздравленьями: ты знаешь, она, вдь, какъ огня боится пропустить кого нибудь.
Людмила (презрительно). Да врно еще къ своему Паисію задетъ.
Адель (улыбаясь). Можетъ быть.
Людмила (пожимаетъ плечами.) А Фисочка?
Адель. Фисочка огорчена: у насъ экономка отправилась на недлю къ дочери погостить, и мама просила Фисочку на это время ея обязанности исправлять,— она въ отчаяніи отъ этихъ, какъ говоритъ, мщанскихъ заботъ.
Людмила. И никого у васъ не было?
Адель. Никого.
Людмила (про себя). Врно Панкратьевъ еще не прізжалъ. Или я ошиблась.

(За сценой голосъ Фисочки.)

Ахъ, это баронесса пріхала, кажется!
Людмила. Ахъ, эта засохшая фіалка надостъ, ну, да я ее спроважу сейчасъ: она страшно любитъ на моихъ лошадяхъ прокатиться!

ЯВЛЕНІЕ V.

Т же и ФИСОЧКА.

Фисочка. Баронесса! ахъ, милая аристократочка моя! (Здоровается съ ней.)
Людмила. Здравствуйте, Фисочка! У меня есть къ вамъ просьба: създите, пожалуйста, въ гостинный дворъ и купите мн тонкихъ иголокъ и булавокъ черныхъ, съ большими головками.
Фисочка. Нтъ, я, душечка, лучше въ англійскій магазинъ.
Людмила. Ну, пожалуй, хоть въ англійскій магазинъ. Вотъ вамъ деньги. (Вынимаетъ изъ портмоне и отдаетъ.)
Фисочка. А вы на вашихъ срыхъ?
Людмила. Да, на срыхъ.
Фисочка. Съ удовольствіемъ, душечка, съ удовольствіемъ. Ахъ, да какъ же я съ ключами? (Дтски плаксивымъ голосомъ.) Вдь я нынче при ключахъ.
Адель. Ну, доврьте мн ихъ, оно и кстати къ моимъ мщанскимъ вкусамъ.
Фисочка. Ну, душка, не сердись! (Цлуетъ ее въ щеку, отдаетъ ключи, подпрыгиваетъ и уходитъ, говоря скоро про себя.) Надну розовую шляпу, опущу вуаль и меня молодежь за баронессу будетъ принимать, а я имъ… (показываетъ, какъ будетъ раскланиваться направо и налво. Скрывается.)

ЯВЛЕНІЕ VI.

Адель. Ты какъ будто устала посл вчерашняго: вотъ что значитъ много-то поклонниковъ имть.
Людмила (нетерпливо). Ахъ, совсмъ не то! Я не знаю, что мн длать: мужъ опять требуетъ, чтобы я у отца денегъ просила! А какъ я буду просить: я и безъ того столько у него выпрашивала, что языкъ не пошевелится — еще недавно шесть тысячъ взяла!
Адель. Да на чтожь это ему, милочка? А приданое твое — неужели уже прожито?
Людмила. Все! Все, кром дома, что отецъ мн подарилъ, да и тотъ уцллъ потому, что у отца въ залогахъ.
Адель. Да куда же это все пошло? Правда, зажили вы отлично, однако…
Людмила. Ну, зажили широко, а потомъ мужъ вышелъ въ отставку, да въ аферы пустился: лошади, да пари, да карты…
Адель. Какъ же это ты допустила?
Людмила. Да разв я вмшивалась въ это? Насъ не только не пріучаютъ, да и не допускаютъ вмшиваться въ денежныя дла. Я знала, что я богата, сама привыкла къ роскоши, мужъ мастеръ хорошо проживать, я его любила и отдалась ему — знаешь, какъ мы отдаемся, когда любимъ, да бываемъ глупы,— вся, какъ въ омутъ, а очнулась — мы уже раззорены…
Адель. Но теперь-то, когда ты знаешь положеніе, знаешь, что мужъ мотаетъ и проигрываетъ,— зачмъ же ты потворствуешь ему? Неужели ты такъ его любишь еще, что не можешь ему отказать?
Людмила (нетерпливо). Какая любовь! Теперь другое… Все же я жена, и не могу идти наперекоръ, и опять — какъ его измнишь!
Адель. Ну, нтъ! Я бы не позволила, и не стала плясать по его дудк… Я бы и сначала приданое-то не вдругъ доврила: любовь — любовью, а деньги — деньгами.
Людмила (язвительно). Ну, вы нынче умне стали и любите осторожне.
Адель. По крайней мр, теперь-то бы я уже на твоемъ мст не потворствовала ему. Ну, нужны деньги теб, такъ проси для себя: а онъ, коли проигралъ, такъ пусть самъ и ищетъ.
Людмила (нетерпливо). Эхъ ничего ты не понимаешь! Бываютъ положенія, въ которыхъ нельзя не помочь, да и… Ну, да что тутъ говорить: выйдешь когда нибудь, такъ увидишь. (Адель качаетъ недоврчиво головой.) Папа дома?
Адель. Дома, кажется.

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же и СЛУГА.

Слуга. Александръ Петровичъ Панкратьевъ.
Адель. Да ты бы сказалъ, что мамы дома нтъ.
Слуга. Я докладывалъ, да они вамъ приказали доложить, а какъ я думалъ, что здсь баронесса…
Людмила (въ сторону). А! Я такъ и знала. (Слуг.) Проси его.

ЯВЛЕНІЕ VIII.

ЛЮДМИЛА и АДЕЛЬ одн.

Адель. Зачмъ ты его велла принять? Какъ бы мама не разсердилась?
Людмила. Отчего же? Вдь я здсь. А онъ такой -милый: онъ развлечетъ насъ (Въ сторону.) Нтъ ужь пусть лучше видятся при мн: я увижу, каковъ онъ будетъ съ ней и какъ объяснитъ визитъ.
Адель. Да, онъ милый. Но что же онъ длаетъ на свт?
Людмила. Какъ что? Живетъ! И еще лучше многихъ живетъ! Ты знаешь, какой онъ иметъ успхъ. Какіе ты вопросы странные задаешь!

ЯВЛЕНІЕ IX.

Т же и ПАНКРАТЬЕВЪ (здоровается съ баронессой за руку).

Панкратьевъ. Здравствуйте, mesdames! Вотъ что называется однимъ камнемъ двухъ птицъ убить, да еще какихъ птицъ! Мн кто-то сказалъ, что сегодня день рожденія вашей матушки.
Адель. Нтъ, вы ошиблись.
Панкратьевъ. И не ваше?
Адель. И не мое.
Панкратьевъ. Ну, можетъ, кто нибудь изъ вашихъ предковъ родился, или былъ имянинникъ въ этотъ день. Но я очень радъ этой ошибк. Когда мн сказали, что вы одн дома, я было, отчаялся: знаю, что до двицы, какъ до заколдованной принцессы, не допустятъ нашего брата, если не пройдешь сквозь рядъ испытаніи, въ род тетушекъ, маменекъ. Но когда узналъ, что здсь баронесса, я ршился вломиться.
Баронесса. Такъ вы меня тоже за испытаніе приняли?
Панкратьевъ. Еще бы: и за самое опасное! Такъ-что я не устоялъ противъ искушенія съ нимъ встроиться. А знаете — это еще вопросъ: кого бы изъ васъ слдовало отдать подъ покровительство другой, и я даже думаю, что Аделаида Васильевна лучше бы справилась съ этой ролью.
Баронесса. Вотъ какъ! Такъ вы считаете меня легкомысленне Адели?
Панкратьевъ. Нтъ, не легкомысленне, но вы боле способны увлекаться! Да! Въ Аделаид Васильевн, несмотря на ея молодость и веселость, есть что-то практическое и проницательное. Это единственная двушка, которой я нсколько побаиваюсь и съ которой чувствуешь, что ее не обойдешь.
Адель. Будто? Если это правда, такъ я очень рада: побольше бы такихъ, которыхъ побаивались, а то ужь вы слишкомъ загоняли насъ. Только врядъ ли, чтобы вы-то боялись!
Панкратьевъ. Нтъ, я не шучу. Есть въ выраженіи вашего лица что-то простодушно-хитрое, что именно — опредлить трудно. Да нтъ ли у васъ карточки? Фотографія лучше всего выдаетъ истинный характеръ.
Адель (посмотрвъ на альбомы). Здсь нтъ.
Людмила. Принеси, пожалуйста, дружокъ: мн хочется поврить его проницательность.
Адель (смясь). Пожалуй. (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ X.

БАРОНЕССА и ПАНКРАТЬЕВЪ.

Баронесса (оглядвшись и увидавъ, что Адель ушла). Какъ это неискусно придумалъ ты предлогъ увидаться съ Аделью?
Панкратьевъ. Ботъ они, женщины! Я увидлъ, что она прохала сюда, и нарочно зазжаю, чтобы съ ней видться, а она меня подозрваетъ. И извольте тутъ искать свиданія!
Людмила. Въ самомъ ‘дл такъ?
Панкратьевъ. Еще бы! Если бы не такъ, то кто бы мн веллъ настаивать, чтобы меня приняли. (Въ сторону.) Не бжать же было! Какой же это чортъ на ея лошадяхъ попался мн?
Людмила. Ну, врю, врю! (Беретъ его за руку.) Спасибо! (Торопливо.) А мн именно хотлось тебя видть, чтобы предупредить: мужъ догадывается и подозрваетъ насъ.
Панкратьевъ. Подозрваетъ! гм! (Въ сторону.) На силу-то началъ, дуракъ! (Ей.) Надо быть осторожне, мой другъ.
Людмила. Я за себя не боюсь, я боюсь за тебя: онъ нынче раздражителенъ, онъ теб, пожалуй, сцену сдлаетъ.
Панкратьевъ. Нтъ, за меня ты не бойся: онъ только длаетъ сцены женщинамъ. Проигрался и денегъ нтъ: тутъ люди всегда подозрительны и ревнивы.
Людмила (смущаясь). Онъ говоритъ, что поручился за кого-то.
Панкратьевъ. Вздоръ! Въ клуб въ палки проигралъ и его записали въ книгу. Мн ужасно досадно, что на теб, бдной, онъ все вымщаетъ. (Беретъ ея руку и цлуетъ.)
Людмила. Что же длать! Да обо мн не думай! Гд же бы намъ увидаться.
Панкратьевъ. Гд бы… (Думаетъ. Слышитъ шаги и торопливо.) Я тебя увдомлю: надо быть осторожне. (Въ сторону ) Не мужъ, а сестрица чтобы не провдала.

ЯВЛЕНІЕ XI.

Т же и АДЕЛЬ.

Адель. Ну, вотъ вамъ и карточка! (Подаетъ пачку.)
Панкратьевъ. Вотъ видите тутъ ихъ… разъ, два, три… четыре разные снимка,— и какъ васъ ни сажали, какъ вы ни старались казаться наивной двицей, а во всхъ проглядываетъ ‘себ на ум’ и какое-то пренебрежительное равнодушіе. Въ натур вы, конечно, это скрываете, а вотъ на этихъ карточкахъ, несмотря на свои наивный и равнодушный видъ, такъ глядите, какъ будто думаете: ‘вижу васъ, друзья мои, какая вы все мелочь’, точно вы на гор стоите, а мы подъ горой.
Людмила (въ сторону). Однако, онъ что-то очень съ ней любезничаетъ. (Вслухъ.) Ого! Я не знала, что вы такой тонкій физіономистъ и еще боле — тонкій льстецъ. Поздравляю тебя, сестра! Ты дйствительно должно быть исключеніе, потому что Панкратьевъ вообще не говоритъ любезностей.
Адель. Да я тутъ особенно любезнаго и не вижу.
Панкратьевъ. Да, я, дйствительно, не говорю любезности, а къ Аделаид Васильевн — съ ними и подавно не подступай.
Людмила. Ну, да вдь и васъ не учить, къ кому съ чмъ подступить.
Панкратьевъ. Нтъ, въ самомъ дл, я говорю, что васъ словами не обойдешь: у васъ много русскаго ‘себ на ум’, и ршимость какая-то есть.
Адель. Я очень рада. Нынче же русское въ моду входитъ, да, впрочемъ, какъ же мн и не быть русской: у меня ддушка раскольникъ даже былъ. (Людмила смущается.)
Панкратьевъ. Вотъ видите,— я правду сказалъ, что вы исключеніе: ни одна наша двушка не посмла бы сказать, что у ней ддушка былъ простой раскольникъ. За это-то вотъ я васъ и побаиваюсь. Ну, а Лафатеру можно взять одну карточку?
Людмила (съ ревнивой насмшкой). Для того, чтобы вы поставили ее подъ образа? Жалко только, что двицы не даютъ ихъ молодымъ людямъ, потому что не вс они такъ скромны, какъ вы.
Адель. Слышите, что говоритъ свтская мудрость? Но чтобы показать, что я достойна того, чтобы вы меня считали исключеніемъ,— я вамъ позволяю выбрать…
Людмила (качая головой). Адель!

ЯВЛЕНІЕ XII.

Тже, и КОНДРАШОВА.

Кондрашова (скидая шляпку). А! Здравствуйте. (Цлуетъ Людмилу и подаетъ руку Панкратьеву.) Что это вы длаете?
Панкратьевъ. Да вотъ, Аделаида Васильевна позволили мн взять свою карточку, я и выбираю.
Кондрашова. Адель! Какъ же это можно! Нтъ, ужь вы извините, Александръ Петровичъ, а этого нельзя: это не водится! Молодымъ людямъ не слдуетъ давать карточекъ двушекъ. Вы сами знаете, что могутъ заговорить!..
Панкратьевъ. Да, вдь это если длается тайно и при какихъ нибудь особыхъ отношеніяхъ, а тутъ какая же тайна? А знаете, Глафира Петровна, чтобы не могло выйти никакого истолкованія, такъ вы напишите на карточк — знаете, какъ цензоръ на книг пишетъ: ‘дозволяется отдать сію карточку Александру Панкратьеву’,— годъ, мсяцъ и число — родительница такая-то.
Кондрашова* Ну, ужь вы чего не придумаете! Вамъ хорошо шутить, но мать этимъ шутить не можетъ. Дайте-ка ихъ сюда!
Панкратьевъ (отдавая). Аделаида Васильевна, заступитесь!
Адель. Нтъ, я не вмшиваюсь. Я, съ моей стороны, позволила, а какъ ршаетъ родительская власть — это ужь не мое дло.
Панкратьевъ (къ Людмил). Значитъ, полнйшее равнодушіе! А васъ я ужь и не прошу: вы также за вс приличія.
Людмила (значительно). Да и я не люблю злыхъ шутокъ! А вы гд были, мама?
Кондрашова. Была у княгини Прасковьи Аркадьевны: ты знаешь, какое мсто получилъ ея мужъ. Потомъ зазжала въ магазинъ, купила вотъ этакого эмалеваго попугайчика — прехорошенькая игрушка — и отвезла ее Дарь Андревн: у нея воспитанница сегодня имянинница, такъ ей подарила. А Дарья Андревна ужъ непремнно возьметъ ее себ: ты знаешь, какая она охотница до этихъ бездлушекъ.
Панкратьевъ. Очень пріятно будетъ воспитанниц! Однакожъ похать и мн къ нимъ. До свиданья, mesdames! (Откланивается, подаетъ руку баронесс, та холодно даетъ ему свою. Въ то время, какъ онъ прощается, вбгаетъ подпрыгивая Фисочка.)

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Т же и ФИСОЧКА.

Фисочка. А вотъ и я! Здравствуйте, m-r Панкратьевъ! А вы уже собираетесь?
Панкратьевъ. Да! Вижу, что васъ нтъ, пождалъ и ршился ‘хать. А это не вы ли мн попались на лошадяхъ баронессы?
Фисочка. Да, я! А вы меня приняли за баронессу?
Баронесса. И поэтому поспшили меня здсь сыскать?
Адель (въ сторону). А! такъ онъ отыскивалъ сестру.
Панкратьевъ. Да, совершенно былъ убжденъ, что баронесса… M-lle?.. извините, я забываю вашу фамилію…
Фисочка. Къ чему вамъ она? (Сантиментально.) ‘Что въ имени теб моемъ’ — сказалъ Пушкинъ.
Панкратьевъ. Однакожъ, надо же васъ называть какъ нибудь.
Фисочка. Ну, меня зовутъ Анфиса, и зовите — мадмуазель Аифисъ.
Панкратьевъ (иронически баронесс). И прекрасно Я хотлъ сказать, что m-lle А-и-ф-и-с-ъ такъ похожа на васъ, что весьма легко ошибиться. До свиданья! (Уходитъ.)
Людмила (въ сторону). А! такъ онъ пошутилъ! А все-таки съ Аделью что-то очень любезенъ.

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Т же, безъ ПАНКРАТЬЕВА.

Фисочка. Искупила вамъ все: вотъ булавки и иголки, вотъ сдача. Ахъ, какъ бгутъ ваши срые: прелесть! какой это баронъ знатокъ во всемъ и какъ все уметъ устроить!
Людмила (въ сторону). Да! особенно денежныя дла. (Въ слухъ.) Спасибо душечка.
Кондрашова. Ахъ, Фиса! теб все еще 15 лтъ! Адель, какъ же это можно, дружокъ, холостымъ людямъ карточки давать: ты не знаешь, какія могутъ выйдти изъ этого сплетни и что могутъ подумать.
Адель. Э, полноте, мама! Ну, что же подумаютъ: что я влюблена въ Панкратьева? Ну, пусть думаютъ: раздумаютъ когда нибудь.
Кондрашова. Вотъ это прекрасно!— подумаютъ, да раздумаютъ. Да вдь когда думаютъ, такъ это двушку компрометируетъ. Вдь кто же на тебя въ это гремя можетъ имть виды? Или — мы здсь свои, такъ можно говорить — ты, можетъ быть, сама думаешь выйдти за Панкратьева? Конечно, предосудительнаго тутъ ничего нтъ: онъ человкъ милый и везд прекрасно принятъ, да вдь это положеніе хорошо для холостого человка,— а женится онъ — что же онъ можетъ теб предоставить? ни состоянія, ни чиновъ, ничего солиднаго. Объ этомъ надо подумать серьезно. А наконецъ, если и нравится, такъ это можно иначе выказать. Прими себ за правило: прежде внца никогда не давать мужчинамъ ничего существеннаго, ничего, что бы могло дать имъ какія нибудь права и доказательства привязанности. Какъ знать — иногда и передъ внцомъ расходятся, а несвязанныя ничмъ привязанности разрываются сплошь да рядомъ: тогда что будетъ съ твоими знаками? Вдь это можетъ совсмъ скомпрометировать двушку, съ этимъ надо быть осторожне, другъ мой: можно все это какъ нибудь иначе длать, не компрометируя себя!.. на все это есть другія средства…
Адель (все это выслушиваетъ). Какія же это средства, мама?
Кондрашова (внушительно и сердито). Ну, вотъ говорите съ ней, я ее учи какъ нравиться! А вотъ, сударыня: быть скромной и приличной двушкой, да не умничать и не выдумывать своихъ правилъ — вотъ какія средства! Свтъ постаре насъ, и недаромъ выработалъ свои правила.
Адель. Но, мама, чтожь мн длать — не знаю я и не понимаю весь этотъ свтскій уставъ. Да и нравиться не ищу: понравлюсь, такъ пусть понравлюсь, такая, какая есть, но если я полюблю кого, такъ не ручаюсь, что, пожалуй, и скомпрометирую себя.
Кондрашова. Слышите! Ну, да съ тобой не сговоришь. Ну, и компрометируйся, и сиди въ двкахъ. Да мн-то за что въ чужомъ пиру похмлье! Скажутъ — не учила, не внушала правилъ, а ей внушеніе-то мое какъ къ стн горохъ! Фиса, пойдемъ со мной: мн нужно распорядиться кой-чмъ. (Бросаетъ на столъ карточки и уходитъ. Адель собираетъ ихъ.)

ЯВЛЕНІЕ XV.

АДЕЛЬ и ЛЮДМИЛА.

Людмила (въ сторону). Что это — неужели и ей Панкратьевъ нравится? У нихъ въ самомъ дл не затвается ли что нибудь? Надо это разъяснить и принять мры. (Къ Адели.) Послушай* Адель, да что, въ самомъ дл, есть у васъ что нибудь съ Панкратьевымъ?
Адель (нетерпливо). Дался вамъ этотъ Панкратьевъ. Все имъ охота въ чужую душу заглянуть, да тамъ и хозяйничать. Ну, (съ ироніей) да! положимъ, что есть у насъ что-то, положимъ — мы любимъ другъ друга тайно: ну, что же изъ этого?
Людмила (съ сдерживаемымъ волненіемъ.) Ничего, но я думаю, что отъ сестры можно бы и не скрывать! И далеко у васъ зашло?
Адель. Ну, это опредлить довольно трудно: какъ же чувства мрить.
Людмила. Однакожъ! ну, по крайней мр было объясненіе?
Адель. Съ его стороны, да!
Людмила (едва сдерживаясь). И что же: какой ты отвтъ дала.За чмъ же дло?
Адель (нетерпливо). Да никакого отвта не дала, потому что онъ ни о чемъ и не спрашивалъ: вдь при теб сегодня онъ объяснялъ мн свои чувства!
Людмила (взволнованно). Ахъ, Адель, Бога ради не шути! Послушай, этимъ шутить нельзя. Ради Бога скажи: такъ у васъ кром этого ничего и не было?
Адель (въ сторону). Э-ге! что-то ее очень задваетъ! (Сестр.) Да говорю, что ничего и не было.
Людмила. И онъ теб не длалъ предложенія?
Адель. Да нтъ же, Боже мой! И что это тебя безпокоитъ?
Людмила. Меня?! Мн что? (Спохватывается.) Душа моя, да разв ты мн не дорога? Ну а если бы онъ теб сдлалъ предложеніе, что бы ты сказала?
Адель. Я?! Я не знаю, что бы отвтила. Если бы не было ничего лучше, можетъ быть и согласилась бы: надо вдь это кончить чмъ нибудь. Разв это жизнь, что я веду здсь теперь?
Людмила. Другъ мой, только не выходи Бога ради за Панкратьева: онъ милый — это правда, но мама права — какой онъ мужъ! какое онъ положеніе теб доставитъ: онъ любитъ жить, а его дла плохи. Притомъ онъ втренъ и неразсчетливъ,— онъ промотаетъ все, какъ мой мужъ, и будетъ тебя мучить. Такіе люда очень милы въ свт, но негодятся въ мужья.
Адель. А только въ любовники?
Людмила (вспыхнувъ). Почему ты это говоришь?
Адель. Да какъ же? И ты и мама все говорите, что люди, какъ Панкратьевъ, милы, и въ состояніи нравиться, и умны — а въ мужья не годятся: ну, такъ что же съ нимъ длать, какъ такой понравится?
Людмила. Ну, да! пожалуй, ихъ можно любить, потому что сердцу не прикажешь. Но они вовсе не годятся для устройства дома, семьи, положенія: они слишкомъ втрены и необстоятельны въ этомъ. Умоляю тебя, другъ мой, подумай серьезне — это будетъ несчастіе всей жизни: я но себ знаю.
Адель. Полно, Милочка, ты разстроена, другъ мой, и принимаешь все это такъ близко къ сердцу. Поврь, я къ Панкратьеву совершенно равнодушна! Впрочемъ если бы я и вышла за него, такъ бояться за меня нечего: я ему приданымъ моимъ распоряжаться не позволю, а если онъ будетъ измнять, такъ сколько угодно: мн не онъ нуженъ,— мн вырваться на волю нужно!

(Голосъ Кондрашовой изъ-за кулисъ.)

Адель, у тебя ключи? Подай ихъ сюда.
Адель. Сейчасъ, мама. (Хочетъ идти.)

ЯВЛЕНІЕ XVI.

ВХОДИТЪ СЛУГА со сверткомъ.

Адель. Что это?
Слуга. Глафира Петровна съ собой привезли изъ магазина.
Адель. Дай сюда. (Лакей подаетъ и уходитъ.)
Адель (разглядывая черную матерію, тихонько говоритъ). Паисію. (Показываетъ на платье, смется и уходитъ.)
Людмила (машетъ ей рукой. Подумавъ). Часъ отъ-часу не легче! Эта рвется замужъ, Александръ втренъ и старетъ, онъ поговариваетъ, что пора ему жениться и на покой — теперь-то онъ очень озабоченъ! Что, если ему вздумается жениться на Адели? Онъ ни съ кмъ не бываетъ такъ серьезенъ и такъ почтителенъ, какъ съ ней, да и какой ему лучше невсты: богата, умна, хороша. Не нравится ему только, что ‘себ на ум’.— Да, эта не такъ, какъ я, своего приданаго не дастъ растерять! Думала я, что она не совсмъ равнодушна къ Пнкину, но она такъ холодно говоритъ о замужств, впрочемъ, вдь у ней не узнаешь скоро! Да за Пнкина не отдадутъ ее, и самъ онъ противный: все только ссорится съ ней и пропадаетъ. А Адель рвется на свободу и, пожалуй, вздумаетъ выйти за Александра! Боже мой, вышла я замужъ безъ всякихъ разсчетовъ, потому только, что любила человка, отдалась ему вся, и вотъ, онъ проматываетъ состояніе, занимается только картами, лошадьми, мотовствомъ, всмъ, кром жены. Я была оставлена, длать я ничего не умю, къ труду не пріучена,— насъ, какъ баядерокъ, учатъ только нравиться и плнять.— Что же было длать? Я и стала нравиться! и полюбила! Теперь и этотъ человкъ готовъ измнить, и въ сестр я нахожу соперницу. Этого только недоставало! Нтъ, я не допущу этого брака: это будетъ дйствительно несчастіе и для сестры, и для меня. Къ счастію она ищетъ только свободы: надо найти ей мужа. (Думаетъ.) А этотъ полоумный князь? Она ему нравится, но онъ съ разсянности все забываетъ жениться: надо подбить его!

ЯВЛЕНІЕ XVII.

ЛЮДМИЛА И ПНКИНЪ.

Людмила (увидавъ входящаго Пнкина). А! вотъ кого напустить бы еще! За него не отдадутъ, да можетъ онъ займетъ ее, а мужчину легко подбить, стоитъ только задть самолюбіе, да ревность: они на это глупы. (Пнкину.) А-а! Алексй Иванычъ! Что васъ не видно?
Пнкинъ (здоровается за руку). Здравствуйте, Людмила Васильевна. Да гд же намъ часто встрчаться: мы вдь въ разныхъ стихіяхъ живемъ.
Людмила. Да, въ нашу-то вы рдко заглядываете. А я очень рада, что васъ встртила: мн хотлось васъ увидть.
Пнкинъ (улыбаясь). Ну, такъ я понимаю вашу радость: чмъ могу быть полезенъ?
Людмила. Ну, вотъ какъ вы поняли. А за это васъ стоитъ разбранить. Какъ будто вы не знаете, что васъ здсь вс любятъ и вовсе не тогда только, когда нуждаются въ васъ, а вы, какъ нарочно, съ каждымъ днемъ все больше и больше удаляетесь.
Пнкинъ. Дла были у меня и на дач жилъ далеко. Да признаться, я и не думалъ, чтобы мое-то отсутствіе было очень замтно: здсь всегда такая пропасть гостей толчется…
Людмила (выразительно). Да вотъ видите, замчаютъ и гораздо боле, нежели вы думаете.
Пнкинъ. Да? ну, очень радъ. А зачмъ я нуженъ вамъ?
Людмила. Я хотла переговорить съ вами насчетъ сестры. Она что-то хандритъ. Вы на нее имете вліянія больше, чмъ кто нибудь: поговорите съ ней.
Пнкинъ. Я?! Да о чемъ же?
Людмила. Между нами, на нее, кажется, иметъ виды Панкратьевъ. Ну, сами посудите, что это за партія для Адели?
Пнкинъ. Отчего же? Напротивъ, мн кажется — партія очень хорошая, вкусы у нихъ одинакіе…
Людмила (вспыхнувъ). Какъ одинакіе?
Пнкинъ. Да, и онъ, и она думаютъ только о томъ, какъ бы время убить,— ну, вмст и будутъ придумывать, и выдумаютъ успшно.
Людмила. Полноте, Алексй Иванычъ, вы несправедливы: сестра, правда, любитъ иногда и блескъ, и веселости, но имъ она отдается потому, что не находитъ чмъ занять себя, а у нея есть влеченіе къ жизни серьезной,— она непохожа на меня — я сознаюсь. Ей нуженъ мужъ умный и дльный, или, если не мужъ, такъ по крайней мр другъ, который бы далъ ей направленіе. А она теперь скучаетъ, и я боюсь, чтобы она не ршилась на что нибудь необдуманно. Вы знаете — женщина отъ скуки или на зло кому нибудь на все ршается.
Пнкинъ. Такъ я-то что могу тутъ сдлать?
Людмила. Ну-ну! разсказывайте! Вы очень хорошо знаете, что Адель съ дтства очень привязана къ вамъ и что вы имете на нее вліяніе. Да ужь не отъ того ли она и хандритъ, что у васъ что нибудь вышло съ ней и вы изволите дуться на нее? Отъ васъ вдь станется: вы, мужчины, всегда то изъ мухи слона сдлаете, то слона не замчаете.
Пнкинъ. Да увряю васъ, что я тутъ не причемъ.
Людмила. Хорошо! Хорошо! Пусть будетъ такъ, я вашихъ откровенностей и не спрашиваю: ну, такъ поговорите съ ней просто, по дружески. Успокойте ее, Алексй Иванычъ, и скажите, чтобы она глупостей не длала. Я знаю, вы это можете. Пожалуйста! Она сейчасъ выйдетъ, а мн некогда. Папа одинъ?
Пнкинъ. Я его оставилъ одного.
Людмила. Мн нужно съ нимъ переговорить. Такъ я на васъ разсчитываю. (Киваетъ ему головой и уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

ПНКИНЪ (одинъ).

Пнкинъ. Что эта бабенка наговорила мн тутъ? И что у нея за дружба ко мн явилась: она, вчно занятая разными фи-фи-фи, всегда такъ мило меня въ грошъ не ставила? Панкратьевъ! А! такъ тутъ сватовство идетъ: ну, что же, и съ Богомъ! (Задумывается, стискиваетъ зубы и хватаетъ себя за голову.) Гг-а! Какой это греческій дуракъ первый выдумалъ, что любовь слва! Или она прозрла, съ тхъ поръ? Нтъ, это одуреніе какое-то! Видишь, что пропасть передъ тобой, знаешь очень хорошо, что тутъ только голову сломаешь и больше ничего — нтъ! лзешь! Знаешь и лзешь, какъ глупая птица, которая, говоритъ, сама удаву въ ротъ влетаетъ: съшь, говоритъ, меня дуру! Ну, зачмъ я таскаюсь сюда? Вдь я очень хорошо знаю, что я не пара Адели, что она не думаетъ обо мн, больше того: если бы она полюбила меня, такъ я самъ бы не женился на ней, потому что это было бы и ея, и мое несчастье, такъ нтъ! тянетъ! Вижу вс ея недостатки, вижу, какъ она избалована, знаю, что изъ нея никогда не выйдетъ спокойной, дльной жены, которая нужна нашему брату работнику, что въ ней есть порывы страсти и вс они направлены на вздоръ, блескъ, пыль, тщеславіе,— всякій разъ, какъ встрчу ее,— злюсь, видя, какъ испорчена эта чудная натура,— желчь, поднимается во мн, стараюсь ее избгать, а нтъ, все-таки тянетъ и все-таки люблю, люблю, люблю ее, какъ… А! идетъ! по шороху платья знаю, что она идетъ!

ЯВЛЕНІЕ XIX.

ПНКИНЪ И АДЕЛЬ.

Адель. А! Алексй Иванычъ! Здравствуйте! здравствуйте! Что это вы тутъ одни длаете?
Пнкинъ. Васъ поджидалъ!
Адель. Меня?! не врю! Нтъ, вы нынче не очень меня поджидаете: я васъ почти все лто не видала.
Пнкинъ. Занятія были, да и жилъ я совсмъ въ другой сторон.,
Адель. Можетъ и еще были другія влеченія и тоже въ другой сторон?
Пнкинъ. Нтъ, другихъ влеченій не было. Да признаться, и некогда заниматься ими: дла было довольно.
Адель. Ну, на это, я думаю, достанетъ его. При томъ же теперь, говорятъ, появились двушки, которыя не требуютъ много ухаживаній,— знаете… эти… он все стриженыя ходятъ.
Пнкинъ. У меня почти нтъ знакомыхъ между ними, но надо вамъ сказать, что эти двушки имютъ вс одно великое качество: он сами и своимъ трудомъ стараются заработать себ кусокъ хлба и поэтому ихъ можно любить, не справляясь ни съ ихъ, ни съ своимъ карманомъ.
Адель. Да, это вещь хорошая, но не вс же поставлены въ такое положеніе, чтобы думать о своемъ куск хлба: надъ чмъ же и зачмъ же эти-то будутъ трудиться?
Пнкинъ. Разумется! он даже не понимаютъ и потребности труда, хотя собственно говоря, и он трудятся, потому что есть же у нихъ цли и желанія! только трудъ этотъ не очень производителенъ, напримръ: убить позабавне время, перещеголять кого нибудь, вообще бархатнымъ хвостомъ въ глаза пыль пустить. Тоже трудъ своего рода! Правда ли, я слышалъ, что вы нсколько хандрите?
Адель. Я?! съ чего вы взяли: меня совершенно удовлетворяетъ мое занятіе и я съ большимъ удовольствіемъ, какъ вы сказали^ бархатнымъ хвостомъ пускаю пыль въ глаза.
Пнкинъ. Помилуйте! я вовсе не объ васъ.
Адель. Ну, хорошо! Кто это только сказалъ вамъ про мою хандру?
Пнкинъ. Людмила Васильевна,— здсь сейчасъ говорила о васъ, она говорила, впрочемъ, что находится и средство противъ этой хандры.
Аделъ. Именно?
Пнкинъ. заискиванье Панкратьева.
Адель. А! это она вамъ сказала. Ну, и что же: какъ она его находитъ?
Пнкинъ. Да она отзывается невыгодно о немъ и даже, признаться, просила меня тоже въ этомъ дух поговорить съ вами, но я… во-первыхъ, я полагаю, что мое мнніе тутъ ничего не значитъ, а во-вторыхъ, я нахожу напротивъ, что это, кажется, партія была бы во всхъ отношеніяхъ приличная…
Адель (значительно). Да? Вы это находите? Вы находите это приличной для меня партіей? и дйствительно мн ее совтуете?
Пнкинъ (нсколько смущаясь). То есть, видите ли… я для васъ желалъ бы всего наилучшаго, и Панкратьевъ, конечно, далекъ отъ идеала… но сходство вкусовъ, и при томъ онъ, говорятъ, такъ уметъ нравиться женщинамъ, что я полагаю… можетъ быть и вы тоже находите…
Адель. Другими словами, что онъ такой же пустой, какъ и я, и мы будемъ пара? (Пасмурно.) Чтожъ, это и правда. Спасибо вамъ, Алексй Иванычъ, что вы это высказали: теперь я знаю, чего я стою и мн ясно, за что вы, который съ дтства былъ такъ расположенъ ко мн, теперь совсмъ перемнились.
Пнкинъ. Ну,полноте, Аделаида Васильевна! Я пошутилъ. Да и нисколько я къ вамъ не перемнился! Врьте, что вы и ваше расположеніе мн дороги по прежнему.
Адель. Я и мое расположеніе?! этой двушки-то, что уметъ только бархатнымъ хвостомъ пыль въ глаза пускать! (Съ усмшкой.) Вы шутите, Алексй Ивановичъ! можно ли дорожить расположеніемъ тхъ, къ кому нтъ ни капли уваженія…
Пнкинъ. Да нтъ же, милйшая Аделаида Васильевна! не объ васъ я совсмъ говорилъ, и клянусь вамъ, что вы мн дороги по прежнему. Признаюсь, мн досадно было, что люди, подобные Панкратьеву, разсчитываютъ на ваше расположеніе…
Адель. Отчего же нтъ? Что я — выше ихъ? Нтъ, не отрекайтесь, Алексй Иванычъ: вы высказали, можетъ быть, боле, нежели желали, но высказали то, что думали, и я теперь знаю себ дну въ вашихъ глазахъ и поняла ваше отчужденіе.
Пнкинъ. Такъ нтъ же, не знаете и не поняли! Вы не знаете, до какой степени вы мн дороги, вы не знаете, что если я отчуждаюсь отъ васъ, такъ потому… потому что вижу, какъ съ каждымъ днемъ ваше положеніе, образъ жизни, вкусъ, все, все разъединяетъ насъ, вижу, что мн и моимъ совтамъ не осилить вліянія жизни и среды. Стна встаетъ между нами, черезъ которую мн не пройдти… и я удалился.
Адель (съ недоумніемъ). Да… зачмъ же?
Пнкинъ (посмотрвъ на нее, медленно и пасмурно). Затмъ, чтобы не сойдти съ ума и не разбить себ голову объ эту стну.

(Адель глядитъ на него.)

Пнкинъ. Ну, да, я васъ люблю, люблю со всми вашими недостатками. Вижу все, что раздляетъ насъ и потому… что же мн остается длать, какъ не удалиться? (Наклоняетъ голову.) И я удаляюсь! (Уходитъ.)
Адель (когда Пнкинъ уже въ дверяхъ). Алексй Иванычъ!… Постойте!..

(Пнкинъ съ недоумніемъ останавливается и подходитъ.)

Адель. Послушайте! я… я бы не хотла такъ разстаться съ вами… Я… дорожу вашимъ мнніемъ и мн хотлось бы знать, неужели я такъ перемнилась? Не представляете ли вы эту стну выше, нежели она есть?.. (Пнкинъ смотритъ съ изумленіемъ. Она опускаетъ глаза.)

ЯВЛЕНІЕ XX.

Т же и КОНДРАШОВЪ съ ЛЮДМИЛОЙ

Кондрашовъ. Да! такъ и скажи ему: пусть самъ прідетъ! Пусть прідетъ самъ, а нечего тебя-то подсылать. А это теб. Не давай ему.
Людмила (цлуетъ его руку, онъ ее въ голову). Спасибо, папочка. Я ему скажу.
Адель (сіяющая. Въ сторону.) А! Такъ вотъ что! Я не думала, что мн такъ отрадно будетъ узнать про его любовь.
Кондрашовъ (Адели и Пнкину). Безпокоитъ меня очень матушка. Пишетъ мн Папандонузо, что она выхала уже дв недли назадъ, а ее нтъ, какъ нтъ! Ума не приложу — отчего она такъ долго не детъ? Безпокоитъ меня она, очень безпокоитъ.
Адель. Можетъ въ Москв зажилась, папочка. Ты бы телеграфировалъ въ Москву.
Кондрашовъ. Думалъ я, да не знаю, кто ее тамъ увидитъ и къ кому телеграфировать. (Задумывается.) Безпокоитъ! безпокоитъ.
Адель. Ну, полно думать, папочка: врно, она въ Москв по церквамъ замолилась. Если бы что случилось, давно бы дали знать! Полно безпокоиться! (Ласкается къ нему.)
Людмила (Пнкину). Что вы ей — отсовтовали?
Пнкинъ (значительно). Да, отсовтовалъ!

ЯВЛЕНІЕ XXI.

Т же и сынъ КОНДРАШОВА.

Сынъ. Здравствуйте папа! (Здоровается.) Здравствуйте, сестренки! Уфъ, какъ я усталъ. Сейчасъ съ ученья, въ вагонъ и сюда.

(За сценой голосъ Кондрашовой.)

Ахъ! Викторъ! Это ты…

ЯВЛЕНІЕ XXII.

Т же и КОНДРАШОВА.

Сынъ- Здравствуйте, мама. Ахъ, какъ я усталъ! Прямо съ ученья и въ вагонъ. А ночь почти не спалъ: провожали мы одного товарища у Четырехъ рукъ — почти до свту. Легъ я отдохнуть, только просыпаюсь,— пріхала какая-то старушенція со свитой,— представьте себ, изъ Москвы детъ по шоссе,— и въ Четырехъ рукахъ остановилась чай пить. Я говорю: что же вы до Петербурга-то не потерпли?— Нтъ, говоритъ, батюшка, привыкла я въ восьмомъ часу чай пить, такъ и буду.— Я ей: вы, я говорю, милая старушенція, у тріумфальныхъ воротъ позавтракать остановитесь и лошадей перемните.
Кондрашовъ. Гм! Старушка! Какая же старушка?
Викторъ. Уморительная! и вс уморительныя: закутанныя, завязанныя въ платкахъ да платочкахъ вылзали… (За сценой голоса, дверь растворяется и укутанная въ семи платкахъ лзетъ еоктиста Гавриловна, за ней въ капор и разныхъ одеждахъ Антонина Григорьевна, дворецкій во фрак и Павелъ Маркычъ въ затрапезномъ сюртук и въ пуху.)

ЯВЛЕНІЕ XXIII.

Т же и ЕОКТИСТА ГАВРИЛОВНА.

еоктиста Гавриловна. Ну, вдь постороннихъ-то нтъ, такъ можно и допустить мать-то къ сыну.
Василій Степановичъ. Ахъ! маменька! (Бросается къ ней и обнимаются.)
еоктиста Гавриловна. Здравствуй милый ты мой, здравствуй, привелъ Богъ увидать- (Обнимаетъ его, приплакиваетъ и говоритъ между поцлуями.)
Дворецкій (въ дверяхъ Ерындиковой принимая ее за прислугу.) А вы куда же лзете: пойдемте я васъ проведу въ двичью…
Антонина Григорьевна (гордо). Ты разв не видишь, что компаньонка идетъ- или не можешь отличить — что барыня, что служанка!
Дворецкій (ворчитъ). Кто васъ отличитъ? (Ерындикову.) А ты куда же?
Ерындиковъ. За женой, братецъ, за женой! (Дворецкій только махаетъ рукой.)
еоктиста Гавриловна (обнимаясь но очереди. Глафир Петровн.) Здравствуй, мать моя, здравствуй. Можетъ не больно рада, да длать нечего. А это Милочка, да Аделичка? ахъ, голубки, какія большія да красивыя,— ну, не брезгайте старухой, полюбите!
Адель. Полноте бабушка! (Разматываетъ ей платки и ухаживаетъ за ней.)
еоктиста Гавриловна (глядитъ на Виктора). А это кто?
Кондрашовъ. Внучекъ вашъ, Викторъ, маменька.
еоктиста Гавриловна. (Викторъ цлуетъ у нее руку.) Ва! это ты, голубчикъ, совтовалъ мн у заставы-то лошадей кормить? Самъ, слышь, тамъ цлую ночь бражничалъ… хорошъ! хорошъ!
Викторъ (цлуя руку). Я васъ не узналъ, бабушка…
еоктиста Гавриловна. Не мудрено не узнать, какъ отъ роду не видлъ. Да надъ старухой-то незнакомой смяться зачмъ? Ну ужь! (Грозитъ ему. Входитъ Фиса.) А это Фиса. Здравствуй! что, все въ двкахъ сидишь? Ну ужь видно такъ и застрянешь мать моя. (Увидавъ Пнкина.) А и ты здсь! Здравствуй голубчикъ! Мать поклонъ прислала…’ Ухъ укачало. (Сыну.) А это провожатые мои, Ерындиковы — знаешь чай. (Антонина Григорьевна присдаетъ, мужъ кланяется.) Спасибо проводили меня, да и дло до тебя есть: пріюти ихъ.
Кондрашовъ. Хорошо маменька- (Подзываетъ дворецкаго.) Спроси въ контор: нтъ ли свободной квартиры вотъ имъ. (Дворецкій уходитъ.) (Матери.) Какъ же это вы, маменька, не по желзной дорог?
еоктиста Гавриловна. А что меня въ шею гонятъ что-ли хать по ней? И такъ изъ Нижняго посадили, скачутъ, какъ сумасшедшіе на этой, прости Богъ, чортовой машин, ни теб чаю напиться, ни теб косточки расправить. Дохала до Владиміра, говорю своимъ: стой, ночую здсь, да нанимай повозку. Нтъ, спасибо! я не великая барыня, да люблю длать, такъ какъ я хочу, а не такъ, чтобы тебя въ клтку заперли, да выпускали гд захотятъ! Стара я стала, командовать-то мной. (Внучкамъ.) Ну, а вы голубки, дайте-ка насмотрться на себя.

ЯВЛЕНІЕ XXIV.

Т же и ДВОРЕЦКІЙ съ КОНТОРЩИКОМЪ.

Конторщикъ. Есть дв квартиры: одна въ четыре комнаты, въ 3-мъ этаж, а другая въ дв въ 4-мъ.
Василій Степановичъ. Ну, такъ ты дв-то имъ приготовь. Вели мебель какую поставить. (Ерындикову.) Вотъ, милости просимъ, онъ васъ проводитъ. (Т уходятъ съ конторщикомъ.)
Фисочка (Все время нжно шепталась съ Ерындиковой, которая инквизиторски осматривала все вокругъ.) Другъ мой, какъ я рада, что у меня теперь есть другъ! (Жметъ ей руку.)

ЯВЛЕНІЕ XXV.

Т же безъ ЕРЫНДИКОВЫХЪ.

еоктиста Гавриловна. Ухъ! умаялась! вдь другой мсяцъ, какъ все собираюсь: то-то держитъ, то другое. Ну, да вдь не скоро оберешься этакую даль, коли отъ роду изъ губерніи не вызжала! Да захотлось передъ смертью-то взглянуть, какъ вы живете, да на внучекъ-то взглянуть- Ну, а вы, милые, не брезгуйте, что у васъ бабушка-то старуха простая. Какъ бы не эта простая старуха, такъ вы можетъ не ходили бы въ этихъ-то шелкахъ: Васюту я на ноги-то поставила.
Адель. Э, полно, бабушка! Какъ это теб въ голову проходитъ! (Обнимаетъ и цлуетъ ее.)
еоктиста Гавриловна. Ну, ты, я вижу, умница:, ты попросту, по родственному. Это я люблю…

ЯВЛЕНІЕ XXVI.

Т же и СЛУГА.

Слуга. Княгина Мухрабакаева.
Глафира Петровна. Ахъ, я право не знаю! Ну, проси. еоктиста Гавриловна, вы бы отдохнули, вотъ вамъ вашу комнату покажутъ.
еоктиста Гавриловна. Уйду, мать моя, уйду! сама знаю! Ну, прячьте мать-то поскоре!
Адель. Пойдемте, бабушка, я васъ провожу,
Василій Степановичъ. Пойдемте, маменька-съ, мы васъ успокоимъ. (Уходятъ.)
Адель (уходя, Пнкину). Вы завтра навстите бабушку?

ЯВЛЕНІЕ XXVIII.

ГЛАФИРА ПЕТРОВНА и ДВОРЕЦКІЙ.

Глафира Петровна (дворецкому тихо и скоро). Зачмъ ты ихъ по парадной лстниц пустилъ: провелъ бы съ задней.
Дворецкій. Я такъ и хотлъ, сударыня, да они подъхали прямо къ парадному подъзду. Барыня и хотли было пройдти, да это компаньонка ихняя: какъ, говоритъ, это мать родную, да не съ парадной лстницы принять.

(Заднія двери растворяются. Занавсъ падаетъ.)

ДЙСТВІЕ III.

Та же комната.

ЯВЛЕНІЕ I.

Адель (одна). Скоро придетъ Пнкинъ. Я не думала, чтобы мн такъ отрадно было узнать про его любовь. Такъ тепло, тепло на сердц и крылья словно растутъ, такъ бы и понеслась куда-то! Вотъ она любовь! Странно! Мн казалось прежде, что я любила его, но теперь я вижу, что нтъ — это не любовь была, а такъ — привычка, склонность, а теперь… его признанье упало какъ огонь на порохъ… Что же онъ нейдетъ? И что скажу я ему… Какъ я признаюсь… ну, да увижу!..(Голосъ Глафиры Петровны въ дверяхъ.)
Глафира Петровна. Фиса, вели этотъ узелокъ къ отцу Паисію отнести.
Адель (въ сторону). Ахъ мама! Какъ это скучно. Пойду ждать его къ бабушк.

ЯВЛЕНІЕ II.

ГЛАФИРА ПЕТРОВНА (одна, садится въ глубокомъ раздумь, опершись головой на об руки.)

У княгини Александры Ивановны — звонятъ, у Прасковьи Андреевны — просто докладываютъ: какъ тутъ лучше сдлать? И опять съ ливреей: надоли мн эти фраки, а что сдлаешь? у Вры Александровны — голубой жилетъ и шосовые нижніе, у Анны Матвевны — пюсовый жилетъ и голубые нижніе: вотъ тутъ и ршай! Опять — аксельбантъ хотла бы я сдлать, да имемъ-ли мы право на него? Еще въ бду попадешься! Книжныя объявленія просматривала: руководства какого нтъ-ли — нтъ! Пишутъ же разныя глупыя книги, а вотъ этакой, объ этикет, нтъ! Можетъ законъ ‘какой есть. Баронъ долженъ бы все это знать,— у нихъ, нмцевъ, на этотъ счетъ наврное есть и правила, и книжки,— да къ нему надо приступиться въ хорошую минуту, а онъ нынче все недоволенъ. И все я, да я! безъ меня никто и не подумаетъ: прилично-ли все въ дом или неприлично. Адель ни на что вниманія не обращаетъ, Фиса и рада бы, да за самой ежечасно надо смотрть,— и посовтоваться не съ кмъ. Еще на смхъ подымутъ! Боже мой, да что же мн длать? вдь это можно въ отчаяніе придти! А тутъ — безвкусіе, да (оглядывается) мщанокъ родню за тысячу верстъ выписываютъ! Тяжелый крестъ достался мн! На барона одна надежда: надо самой переговорить съ нимъ. Да, вотъ еще записать — кому визиты нужно отдать… (Записываетъ.)

ЯВЛЕНІЕ III.

Т же И ВАСИЛІЙ СТЕПАНОВИЧ съ газетой и радостнымъ лицомъ.

Кондрашовъ. Мамочка… мамочка, послушай-ка.
Глафира Петровна. Ахъ, Василій Степановичъ, сколько разъ я тебя просила не называть меня мамочкой.
Кондрашовъ. Да вдь нтъ, душка, никого. А ты послушай-ка новость. (Читаетъ.) За постоянную полезную и добросовстную коммерческую дятельность… Мм… мм… м… вотъ: ‘почетный гражданинъ и 1-й гильдіи купецъ… мм… мм… возводится со всмъ потомствомъ въ баронское Россійской имперіи достоинство!’ А? каково? Вдь это отрадно! Это лестно!
Глафира Петровна. Э, полно, пожалуйста! Хорошій будетъ баронъ!
Кондрашовъ (нсколько обидвшись). Отчего же это? Чмъ же хуже другихъ? Вдь и настоящіе нмецкіе-то бароны не изъ фарфору же слплены! т же кости да мясо! Нтъ, это ты не такъ! Это несправедливо. А между тмъ и поощрительно для всякаго. Теперь, какъ знать, (съ разстановкой) гм! гм! и нашъ братъ съ Божіей помощью посильными трудами и рвеніемъ можетъ тоже удостоиться и въ бароны произойти. (Глафира Петровна смотритъ на него съ изумленіемъ.) Хе-хе-хе! Ты что смотришь? Да! Чтожъ, чмъ мы хуже людей? Тоже изъ ничего — а, слава Богу, и коммерціи совтникъ — и здсь (показываетъ на шею и карманъ), и здсь! Ну, и здсь есть кое-что (показываетъ на голову), и именитые люди не брезгуютъ, и разные ученыя общества въ члены избираютъ, дтки тоже воспитаны не хуже другихъ, а вдь достигъ же? Изъ ничего достигъ! босикомъ ребенкомъ-то бгалъ.
Глафира Петровна (оглядываясь). Ахъ, полно, Базиль.
Кондрашовъ. Да! А вотъ потихоньку, да полегоньку и достигъ! Это вдь потяжеле баронства-то! А теперь ужь мы не безъ средствъ и не безъ покровительства. Чтожъ! Тоже не хуже другихъ бароновъ будемъ! не хуже! Не прогоримъ, да не будемъ высуня языкъ сто рублей искать, какъ нашъ зятекъ, и не будетъ онъ думать, что намъ своимъ родствомъ честь особую длаетъ! Проходятъ эти времена.
Глафира Петровна. Ну, оно, конечно, недурно. (Въ сторону.) А вдь онъ, пожалуй, добьется, коль ужь запало ему въ голову: потихоньку, да полегоньку, вдь нужды нтъ, что кажется этакій мягкій. Что же? ничего, и баронессой съумемъ себя поддержать.
Кондрашовъ (уходя). Да! это лестно… (Останавливается.) А ты чего это?
Глафира Петровна. Да вотъ записываю, къ кому нужно еще създить съ визитами — да обдумываю и съ кмъ сблизиться на ныншнюю зиму: объ этомъ надо подумать.
Кондрашовъ. Гм! гм! Да, это не дурно, а только км… км… Знаешь, откупамъ-то конецъ съ новаго года, новые порядки заводятся: такъ ныншнюю-то зиму надо бы потише. У меня въ Бирюков дла что-то заминаются… км… км… заминаются: кажется, ^Харитонъ-то тамъ… км… км… плутуетъ — Ерындиковъ сказывалъ. Послалъ обревизовать его.
Глафира Петровна (встревоженно). Однакожъ не очень плохо: -опасности нтъ?
Кондрашовъ. Км… км… Нтъ, не очень: другія губерніи поддерживаютъ. Ну, и, конечно, до плохого не допустимъ — приняли свои мры, а все-таки на всякій случай говорю теб, чтобъ немножко потише.
Глафира Петровна (успокоившись). Ну, а коль ничего, такъ нельзя же, Василій Степановичъ, мнять образъ жизни. Что же скажутъ про насъ? Про твои же дла заговорятъ, и опять же Адель — невста: надо ее выдать прилично.
Кондрашовъ. Км! км! Ну, она такая двка, что и сама выйдетъ.
Глафира Петровна. Какъ ты странно, Базиль, разсуждаешь: сама выйдетъ! Да мало ли она за кого бы вышла,— нужно выбрать и руководить.
Кондрашовъ. Да, вотъ мы Людмилочку-то руководили, а зятекъ-то тово: км… -км., свинья!
Глафира Петровна (съ ужасомъ). Ахъ, Базиль, можно ли такъ выражаться про барона! Ну, онъ можетъ — втренъ, мотоватъ, но какъ же вдругъ барона — свиньей назвать?
Кондрашовъ. Км! км! Да! Я и самъ думалъ, что это только между нашимъ братомъ свиньи-то водятся, анъ — нтъ! км… км., выдаются и между ними, выдаются! Людмилочкино-то приданое онъ все ухлопалъ, да еще мало: опять подсылалъ ее за деньгами. Ее, бдную, мучитъ.
Глафира Петровна. Ты ей что же сказалъ?
Кондрашовъ. Км! Я ей веллъ самого послать. Км… км. Надо съ нимъ самому поговорить.
Глафира Петровна (въ сторону). Вотъ, еще откажетъ ему, тотъ обидится: не у кого и совта будетъ спросить, хоть въ воду бросайся. (Мужу.) Послушай, Базиль, вдь и къ барону надо быть снисходительнымъ: онъ выросъ въ другихъ привычкахъ,— ты ему, Базиль, не отказывай.
Кондрашовъ. Км! км! Ну, увидимъ! увидимъ тамъ. (Въ сторону.) Съ ней я не люблю понапрасну пороху-то тратить: вдь ихъ братью не переспоришь. (Жен.) А гд Аделичка?
Глафира Петровна. Тамъ, у бабушки сидитъ, все ея разсказы слушаетъ.
Кондрашовъ. А! это хорошо. Пнкинъ тоже туда прошелъ. Пойти и мн къ нимъ.
Глафира Петровна. Пнкинъ тамъ? Ну ужь это мн не нравится: не люблю я ихъ бесдъ.
Кондрашовъ. Км! км! Ну, это ничего: за этимъ, мамочка, не угоняешься!
Глафира Петровна (сердито). Слдуетъ угоняться, папочка. Разв Алексй Иванычъ ей партія? Онъ только помшать можетъ.
Кондрашовъ. Конечно, не партія. Км! км! (Смотритъ въ окно.) Кто-то къ намъ. Никакъ, князь Хилковатый.
Глафира Петровна. А! я очень рада! Онъ очень ухаживаетъ за Аделью: вотъ еслибы Богъ послалъ!..
Кондрашовъ. Да, это пріятная партія… могу сказать пріятная… ты мамоч… (жена взглядываетъ строго) ты, Глафира Петровна, это хорошо придумала.
Глафира Петровна (вдругъ себя бьетъ въ голову). Ахъ, Боже мой! Что было я надлала. (Звонитъ во всю мочь.)
Кондрашовъ. Мамочка, что съ тобой? Что сдлалось?

(Вбгаетъ лакей.)

Глафира Петровна (лакею). Карету живе! Вдь сегодня рожденье княгини Анисьи Павловны, а я было и забыла. (Мужу.) Прими ты князя, а я къ вамъ Адель пришлю. (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ IV.

Кондрашовъ (одинъ, похаживаетъ). Км! км! А это жена хорошо придумала: она у меня но этой части (показываетъ рукой туда и сюда) баба не глупая. Это была бы пріятная штука имть зятемъ россійскаго князя, сановника, имющаго тысячъ тридцать доходу и связи со всми этими, какъ говорится, сферами. (Показываетъ на верхъ.) Тогда бы можно было подумать… км! км! (Вынимаетъ таинственно газету и читаетъ.) ‘1-и гильдіи купецъ гм… гм… за 50-ти лтнее занятіе обширной торговлей возводится въ баронское Россійской Имперіи достоинство. ‘Ну, и мы тоже, хоть не 50 лтъ, а доставляемъ тоже доходъ. Км! км. Баронъ Кондрашовъ! А?! Штучка-то была бы не дурна и мы бы нмецкому-то барону величаться не позволили, и мы бы тоже… (Выпрямляется и поднимаетъ голову. Увидавъ входящаго князя Хилковатаго сгибается и принимаетъ вжливйшую купеческую позу.) Вашему сіятельству имю честь свидтельствовать мое глубочайшее почтеніе. (Здоровается.) Прошу покорно!

(Указываетъ на диванъ.)

Князь. Здравствуйте! здравствуйте… Василій Семенычъ. Здоровье? А? хорошо?
Василій Степановичъ. Слава Богу, ваше сіятельство.
Князь (съ пріятной улыбкой). А! Ну, и прекрасно, прекрасно..
Василій Степановичъ. Вы какъ изволите поживать?
Князь. А? Благодарю, благодарю! Ничего! А? супруга ваша?
Василій Степановичъ. Слава Богу, ваше сіятельство. Куда-то сбирается съ поздравленіями… сейчасъ выйдетъ.
Князь. А? Поздравленія? Кто? съ чмъ?
Василій Степановичъ. А не умю вамъ доложить, князь, это по ея части. Вотъ она сейчасъ, сама.
Князь. А! Очень радъ! Прелестная Аделаида Васильевна?
Василій Степановичъ. И она ничего, тоже дома. Я думаю — выйдетъ сейчасъ. Сигарочку не прикажете ли?
Князь. Сигарочку? А! нтъ, благодарю… въ гостиной никогда! А прелестна, прелестна ваша дочка! Я хотлъ… а… супруга ваша?
Василій Степановичъ. Она сейчасъ, ваше сіятельство. (Идетъ къ двери.) Глаша! Глафира Петровна!

(Голосъ Глафиры Петровны.)

Иду, иду сейчасъ.
Василій Степановичъ. Вы что-то мн хотли сказать, князь? Князь. Я? А, да!.. Здоровье Аделаиды Васильевны? (Съ пріятною улыбкою.)

ЯВЛЕНІЕ V.

Т же и ГЛАФИРА ПЕТРОВНА.

Глафира Петровна. Здравствуйте, князь! А я собралась къ княгин Анись Павловн. Сегодня день ея рожденія.
Князь. А? Да? рожденія. Нужно непремнно,— заду. Здоровье?
Глафира Петровна. Благодарю васъ, князь. Что, вы долго третьяго дня оставались на вечер?
Князь. Я? Нтъ? Пульку… Часовъ до трехъ. Дочка ваша… прелестна!.. прелестна! Я хотлъ… м… м… проситъ васъ… (Молчаніе, Съ пріятной улыбкой.) Здоровье?
Глафира Петровна. Слава Богу! Она тамъ, у себя. А вы, князь, что-то ухаживаете, кажется, за Marie Хлопковой. Какая она Злая!
Князь (удивленный). А? Я? Да, милая!
Глафира Петровна (съ улыбкой), Ужь нтъ ли у васъ тутъ какихъ видовъ? Можетъ, я длаю нескромный вопросъ?
Князь. Нескромный?.. О., нтъ!.. напротивъ… Я совсмъ не то… Я хотлъ… напротивъ просить… Такъ княгини Прасковьи Давыдовны… Имянины?
Глафира Петровна. Нтъ, Анисьи Павловны… рожденіе… (Въ сторону.) Если онъ и захочетъ сдлать предложеніе, такъ никогда не вспомнитъ.
Князь. Да? рожденье? Надо захать… Аделаида Васильевна! Она была прелестна… прелестна…
Глафира Петровна. Вы очень снисходительны къ ней, князь. Она врно не знаетъ, что вы здсь. Василій Степанычъ! скажи ей… да тамъ тебя кто-то ждетъ съ длами… (Длаетъ ему знакъ, чтобы убирался.)
Василій Степановичъ. А вотъ, я сейчасъ… Извините, ваше сіятельство, если я удалюсь на минуту.
Князь. А… пожалуйста… Очень радъ… дла…

(Василій Степановичъ уходитъ.)

Глафира Петровна. Мн Адель сказывала, что вы на бал были очень добры къ ней, и она благодаря вамъ… очень пріятно провела вечеръ.
Князь. Ахъ, да! Нельзя, нельзя! Прелестна! Я просто хотлъ… и умна… умна…
Глафира Петровна. Ну, полноте, князь. Вы ее избалуете… Она, дйствительно, добрая двочка…
Князь. Добрая? Нтъ… умная, умная… и прелестна! Я просто… влюбленъ… влюбленъ… и хотлъ… букетъ какой!.. прелестный.
Глафира Петровна. Да, ей и Людмил Панкратьевъ привезъ. Говоритъ, у графини Комбурлей въ оранжереяхъ досталъ (никогда не доскажетъ). Вы что-то хотли сказать, князь?
Князь. Я? Про что?
Глафира Петровна (смущенная). Вы что-то про Адель начали…
Князь. Да… виноватъ… здоровье..

ЯВЛЕНІЕ VI.

Т-же и АДЕЛЬ.

Глафира Петровна. Вотъ, и она на лицо… распрашивайте сами. А вы меня простите, князь. Я васъ оставлю съ молодой хозяйкой… пусть учится принимать такихъ милыхъ гостей. Такъ вы извините… Я только къ Анись Павловн. Она тутъ близко,— и я сейчасъ вернусь.
Князь. Ахъ, пожалуйста, пожалуйста, сдлайте одолженіе…
Адель (въ сторону). Это что-то похоже на устроенное свиданье. (Князю.) Здравствуйте, князь!
Князь. Здравствуйте, прелестная, прелестная m-lle Adele, ручку… ручку.
Адель (даетъ ему руку. Князь цлуетъ ее). Полноте, князь что за нжности!
Князь. Нжности, прелестная Аделаида… Степановна, нжности? Желалъ бы… еще нжне… Все, все здсь и здсь — все вы. (Вертитъ пальцами.)
Адель (про себя). Это и замтно.
Князь. Не могу боле… хотлъ… родителей… но прежде васъ… счастья… счастья… прошу.
Адель. Э, князь, гд мн его раздавать.
Князь. Мстечко… маленькое мстечко въ сердц… и руку?.. знаю… немолодъ… по… могу… надяться?
Адель (въ сторону). На бду таки ршился! (Князю.) Послушайте, князь, это такъ важно… и я, право, боюсь, что вы ошибаетесь во мн… мн кажется — я не въ состояніи сдлать ваше счастье… Отложите это лучше. Подумайте…
Князь. Думалъ… обдумалъ вполн, прелестная Аделаида… Петровна, глубоко… лучше ничего не могу. Всего себя, состояніе все? все вамъ… ршите…
Адель (въ сторону). Затянуть надо! можетъ забудетъ. (Князю.) Я вамъ очень благодарна, князь… но…
Князь (испуганно). Ради Бога ни… ни… только не отказывайте.
Адель. Дайте мн, князь, это обдумать хорошенько: вы понимаете, какъ этотъ шагъ серьезенъ.
Князь. Обдумать!.. Сколько угодно, прелестная, прелестная Аделаида… Петровна, но, ради Бога, надежду… Могу родителей?
Адель. Нтъ, князь! Пожалуйста дайте мн обсудить одной, и пока я не ршусь, не говорите ни слова родителямъ.
Князь. Ни слова? кончено! Ни… ни… (Жалобно.) Но надежду, маленькую надежду… А?.. Не молодъ, не молодъ… знаю., но здсь… все… весь… Могу?
Адель (въ сторону). Жалокъ онъ мн. (Князю.) Подождите, князь, и прошу васъ пока никому ничего о. нашемъ разговор. Я надюсь на васъ. Пожалуйста!
Князь. Умерло… умерло… въ гробу… Но могу, хоть… малйшую…
Адель (показываетъ, что идутъ.)
Князь (отвчаетъ, чтобы не боялась.).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т-же и ПЕНКИНЪ.

Пнкинъ. Извините… я не зналъ, что вы здсь. А, князь!
Князь. А! здравствуйте, здравствуйте… (къ Адели.) Имянины Анны Павловны?..
Адель. Нтъ, князь, мама къ Анись Павловн похала. Садитесь, Алексй Ивановичъ.
Князь. Анисьи Павловны имянины? Спшу, спшу… извините..
Адель. До свиданья, князь.
Князь. До свиданья, прелестная, прелестная Аделаида Степановна… Родителей прошу… (Кланяется привтливо Пнкину и уходитъ.)
Адель. Пойти еще взять съ него слово, чтобы молчалъ, а то забудетъ. (Уходитъ за нимъ.)
Пнкинъ (одинъ). Нтъ ли и тутъ чего нибудь? У меня изъ головы не выходитъ. (Припоминая слова Адели.) ‘Не представляете ли вы эту стну выше, чмъ она есть’: и такъ взглянула, и потомъ опять пригласила къ бабушк… и вотъ я какъ тнь хожу за ней! У бабушки не удалось слова сказать,— старуха эта глупая все со своими разсказами мшала,— но она такъ привтно смотрла на меня, такъ какъ-то тепло и уютно сидлось тамъ и что-то радостное на душ… Неужели она меня любитъ? Ну, а если и да — что же изъ этого? Неужели жениться? на ней, избалованной роскошью, непривыкшей ни къ какому занятію? Да вдь отъ нея оторваться нельзя будетъ! Вдь этихъ барышень надо, какъ малыхъ дтей, непремнно занимать, да развлекать, да по баламъ, съ ними здить, иначе он будутъ умирать со скуки… ну, и, разумется, другихъ развлекателей, боле свободныхъ и услужливыхъ искать!.. И это я все знаю… и къ чему я признался ей! А сердце бьется и не разсуждаетъ, глупое. Ну, а можетъ она меня любитъ?..

ЯВЛЕНІЕ VIII.

ПНКИНЪ и АДЕЛЬ (смущенно радостная).

Адель. Извините, я васъ бросила, Алексй Иванычъ… Такое дло нужно было… ему втолковать.
Пнкинъ. Не помшалъ ли я вамъ въ самомъ дл…
Адель. Бываютъ обстоятельства, когда радуешься, если помшаютъ.
Пнкинъ (съ ревнивой ироніей). Можетъ быть, опять сватовство?
Адель (съ ироніей). А еслибы было, вы мн опять посовтуете выходить?
Пнкинъ (пожавц’ плечами). Что-жъ! Многіе бы сочли за счастіе такую партію: богатъ, знатенъ п… въ голов мыши бгаютъ.
Адель. Да, это завидный женихъ — съ мышами въ голов. Впрочемъ, для тхъ (растягиваетъ), которыя… бархатными… хвостами…
Пнкинъ. Аделаида Васильевна! Вы невеликодушны! Я вдь вамъ сказалъ… Вы знаете, что меня озлобляло и почему.
Адель (съ улыбкою). Да!.. такъ какая же это стна?
Пнкинъ (пасмурно). Я вамъ сказалъ — все раздляетъ насъ теперь: наше положеніе, привычки… и… боюсь, всего больше, чувства!..
Адель. Я… я, по крайней мр, не мнялась къ вамъ!
Пнкинъ (съ удивленіемъ). Какъ? (Потомъ тихо и взволнованно.) Нтъ… вы мн скажите… ради Бога!.. да? (Беретъ ее за руку.)
Адель (краснетъ, улыбается и потупляется.)
Пнкинъ. Да? Безцнная моя… (Прижимаетъее къ себ и цлуетъ руку. Молчаніе.)
(За сценой голоръ Ерындиковой.) Никакъ нтъ никого теперь? (Адель и Пнкинъ отскакиваютъ другъ отъ друга.)

ЯВЛЕНІЕ IX.

Т же, ФИСОЧКА и ЕРЫНДИКОВА.

Фисочка (заглядывая). Нтъ, только свои. (Съ ироніей.) Мы вамъ не помшали?
Адель (удивленно). Чмъ это?
Антонина Григорьевна (про себя). А! Вотъ кстати слово-то сдержать. Фисочку-то я настроила! Надо имъ внушить. (Фисочка показываетъ глазами на молодежь. Та киваетъ головой.) (Адели и Пнкину.) Совтъ да любовь!
Адель (холодно). Какая любовь, Антонина Григорьевна?
Антонина Григорьевна. Извините, я это для шутки. Это у насъ говорятъ, когда молодыхъ людей вмст застаютъ: я знаю очень хорошо, что здсь это не принято — я нарочно хотла показать наши глупые обычаи.
Адель. Глупые, такъ зачмъ ихъ и показывать, Антонина Григорьевна.
Пнкинъ (въ сторону). А! Заговорила свтская-то щепетильность!
Фисочка. А я несогласна. По моему, это прекрасный обычай: что можетъ быть пріятне, какъ видть между молодыми людьми (нжно) со-въ-тъ и лю-бо-въ!
Адель. А я полагаю, что это хорошо про себя, а смотрть на это весьма скучно!
Антонина Григорьевна. Ныншніе свтскіе молодые люди конечно это скрываютъ.
Фисочка. Да! Они умютъ таить въ груди свои чувства.
Адель. А вы не умли?
Пнкинъ. И зачмъ же ихъ и показывать, кому не надо.
Антонина Григорьевна. Оно, конечно, а однакожъ — такъ не такъ — придетъ время, супротивъ своей природы не пойдешь и ее не скроешь.
Пнкинъ (въ сторону). Вотъ, это, по крайней мр, ясно и убдительно.
Антонина Григорьевна. И я уврена, что Алексй Иванычъ иметъ свой предметъ.
Пнкинъ. Какъ не. имть, Антонина Григорьевна! Я рафинировкой сахара по новому способу нынче занимаюсь.
Фисочка. Нтъ, не сахаръ… Можетъ — другой есть…
Антонина Григорьевна. Тоже, можетъ — сладкій предметъ.
Пнкинъ (въ сторону). Что эти дурищи пристаютъ ко мн! И неужели он догадываются? (Фисочк и Антон. Григ.). Нтъ, я лакомствами не избалованъ.
Антонина Григорьевна. А пора вамъ подумать о себ. Маненька ваша только и мечтаетъ, какъ бы, говоритъ, мн привелъ Богъ устроить Алешу моего.
Пнкинъ (въ сторону). Да эта дурища никакъ сватать меня задумала! (Антонин Григ.) Ну, я боюсь, что матушк придется долго ждать, и, во всякомъ случа., устраивать тутъ нечего: ныншніе молодые люди, которыхъ вы такъ хорошо знаете, не любятъ, чтобы въ эти дла кто нибудь изъ постороннихъ носъ совалъ,— они что нужно, сами сдлаютъ.
Антонина Григорьевна (въ сторону). Дерзкій человкъ! Я для него же, а онъ и носъ воротитъ: ну, такъ справляйся самъ!

ЯВЛЕНІЕ X.

Т же и КОНДРАШОВЪ.

Кондрашовъ. Ба! Вотъ гд вся компанія! А гд князь?
Адель. Ушелъ.
Кондрашовъ. Что же онъ такъ скоро? Насъ не дождался.
Адель. Да вы знаете, что у него, какъ вотъ Алексй Иванычъ говоритъ, мыши въ голов бгаютъ: вспомнилъ вдругъ про Анисью Павловну, вскочилъ и ухалъ.
Кондрашовъ (про себя и взглянувъ на Пнкина). Км! км! Мыши бгаютъ! (Пнкину.) А у меня, Алексй Иванычъ, къ теб дльце есть: създи, пожалуйста, на заводъ,— управляющій пишетъ — тамъ что-то разладилось.
Пнкинъ. Хорошо. На дняхъ съзжу.
Кондрашовъ. Поскоре бы надо, а то дло останавливается.
Адель (въ сторону). Вотъ это весело: только-что объяснились и онъ узжаетъ! (Пнкину.) Надолго вы удете?
Пнкинъ. Смотря но длу. Но съ недлю пройдетъ, я думаю.
Адель. Какъ это скучно. Васъ и то въ мсяцъ разъ едва видишь.

ЯВЛЕНІЕ XI.

Т же и БАРОНЪ.

Василій Степановичъ. А! Здравствуй, баронъ! Что Людмилочка?
Баронъ. Ничего, слава Богу!
Василій Степановичъ. Ну, очень радъ. Км! км! А то у нея вчера былъ видъ утомленный. Ты ей разныя порученія… км! км!.. финансовыя даешь, а у тебя ихъ, чай, не мало… Км! км!.. такъ можетъ устала.
Баронъ. Да, жены часто устаютъ мужьямъ услуживать. Это не то, что по баламъ шляться.
Пнкинъ (про себя). [Ну, тутъ, кажется, объясненія будутъ. (Адели.) До свиданья, Аделаида Васильевна!
Адель (Пнкину). До свиданья, Алексй Иванычъ! Надюсь — до скораго.
Пнкинъ. Постараюсь. (Прощается съ ней и Кондрашовымъ.) Я^къ вамъ завтра Зайду передъ отъздомъ.
Кондрашовъ. Пожалуйста!
Адель (Антонин Григорьевн). Вы у меня просили цвты посмотрть. Хотите, я вамъ покажу?
Антонина Григорьевна. Ахъ, сдлайте ваше одолженіе.
Фисочка (Адели). И я… и я за вами. Я ужасно люфію цвты, особенно если они искусно сдланы! (Уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ XII.

БАРОНЪ и КОНДРАШОВЪ.

Кондрашовъ. Км! км! Милочка говорила, что ты денегъ просишь.
Баронъ. Да, папа, случилась надобность.
Кондрашовъ. Оборотъ какой длаешь? Км! км!
Баронъ (въ сторону). Вдь отлично знаетъ, скотина, что я никакихъ оборотовъ не длаю. (Василію Степановичу.) Да, нужно на время. Скоро получу, такъ отдамъ.
Кондрашовъ. Км! км! Я и не зналъ, что ты въ торговлю пустился. Конечно, въ торговомъ дл нужно иногда бываетъ перехватить… Ты чмъ же обороты длаешь?
Баронъ (про себя). Да онъ думаетъ, кажется, подшучивать? (Подымая нсколько голову.) Нтъ, Василій Степановичъ, у меня въ роду купцовъ не было, и я ужь не буду начинать. А если намъ приходится платить долги, такъ долги чести…
Кондрашовъ. Км! км! Ты частенько ихъ платишь, чай, много ужь чести-то накупилъ.
Баранъ. Я въ ней не нуждаюсь. Да это такой товаръ, цну котораго не вс понимаютъ..
Кондрашовъ. Да! Вотъ мы первые не знаемъ: заплатили мы за честь породниться съ тобой полтораста тысячъ, да дочку красавицу въ приданое дали, а ты все говоришь: мало, да мало, давайте еще. А позвольте узнать: согласно съ долгомъ чести размотать женино приданое?
Баронъ, Ну, ваша дочка въ этомъ дл не отстанетъ отъ меня: вы ей своихъ экономическихъ достоинствъ не передали, а если я ей далъ свое имя, такъ она должна подлиться хоть деньгами, и я полагаю, что она не въ наклад.
Кондрашовъ. Км! Конечно! Подлиться надо: у тебя много предковъ и нтъ денегъ, у нея предки тоже, конечно, были, да ихъ никто не записывалъ,— ну, за то кусокъ хлба приличный. Только вотъ ты не по ровну моталъ — ты бы хоть половину ее денегъ, да половину своихъ предковъ — а то ты все деньги, да деньги: этакъ, братъ, предки-то ужь дорого обходятся.
Баронъ (выразительно)- Когда эти предки идутъ со временъ Балдунна 3-го, такъ господа Кондрашовы не могутъ никогда заплатить достаточно дорого, чтобы войти въ родство съ ними.
Кондрашовъ. Км! км! А давно жилъ этотъ господинъ Балду имъ?
Баронъ. Да лтъ семьсотъ назадъ. Я думаю — порядочно?
Кондрашовъ. Помилуй, чего же еще! И въ семьсотъ-то лтъ со временъ Балдупна 3-го они не скопили ни гроша!
Баронъ. Да! Но это оттого, что они проливали кровь въ то время, когда другіе разливали вино!
Кондрашовъ. Гм! Вотъ, видишь — и тогда твои-то предки не отличались (показываетъ на лобъ) проницательностію, потому что ужь если проливать что нибудь, такъ все же лучше вино, чмъ кровь. Вотъ ты, кажется, на этотъ счетъ догадливе ихъ.
Бар о въ. Ну-съ, оставимъ въ поко моихъ предковъ, положимъ — ваши… если только они были у васъ… гораздо благоразумне…
Кондрашовъ. Чтожъ ты думаешь, я изъ земли что ли выросъ: все, братецъ, какіе ни на есть, да были!
Баронъ. Ну, изъ земли или воды — оставимъ вашу родословную,— я пріхалъ просить васъ: можете вы мн дать пять тысячъ или нтъ?
Кондрашовъ. Нтъ… баронъ! Я полагаю, что честь родства съ км… км… съ господиномъ Балдуиномъ… достаточно ужь окупилась, и я хочу васъ покорнйше просить дочь мою своимъ мотовствомъ не терзать и не посылать ее выпрашивать у меня денегъ-съ. Да, господинъ Балдуинъ, довольно-съ! У нея еще домъ остался, который вы, къ счастію, заложить не можете, ибо купчая у меня, и если вы этимъ не ограничитесь и будете мотать и должать на ея счетъ, потому только, что ваши предки кровь проливали, то я вынужденъ буду жаловаться, и найду дорогу повыше…
Баронъ. А, такъ вотъ вы какъ нынче! Вамъ ужь родство со мной не нужно и вы проложили дорожку повыше! Хорошо-съ, посмотримъ — кто кому поклонится! Только, надюсь — не я буду въ потер, если моя пота и нога жены не будетъ въ этомъ дом.
Кондрашовъ. Жену не смешь не пускать, не смешь дочь не пускать къ родителямъ! а что касается до тебя, такъ безъ этой чести обойдемся. Нынче (вынимаетъ изъ кармана газету и хлопаетъ пальцами по ней) длаютъ россійскими баронами не только тхъ, кто кровь проливалъ, но и честныхъ русскихъ купцовъ, которые до нея никогда касательствъ не имли.
Баронъ. А, такъ вотъ оно что! Ужь не задумали ли вы сами въ бароны? Баронъ Кондрашовъ — это безподобно! Это великолпно!
Кондрашовъ (обиженно, но скромно). Чтожъ! и мы тоже приносили пользу отечеству и не мало ему доставляли рессурсовъ. Какъ знать, можетъ быть и наши заслуги сочтутся.
Баронъ. Ахъ вы, феодалъ!
Кондрашовъ. Ну, я самъ не бранюсь и другимъ бранить себя не позволю! Старъ я и достаточно уважаемъ для этого! Счастливо оставаться, господинъ Балдуинъ. (Уходитъ.)
Баронъ. Онъ вдь думаетъ, что я его браню! (Пожимаетъ плечами.) Прощайте, баронъ Кондрашовъ… до непріятнаго свиданія… и надюсь оно будетъ не скоро. (Останавливается.) А чтобы вс черти побрали это мщанское животное! Теперь онъ, пожалуй, въ самомъ дл заберетъ въ свою глупую голову, что можетъ сдлаться барономъ, и не будетъ въ грошъ ставить родство со мной. Однакожъ, завтра срокъ: гд взять денегъ? Старуха дала бы, да у самой нтъ… (Думаетъ.) Кажется, супруга моя питаетъ склонность къ Панкратьеву, хоть бы въ этомъ убдиться, тогда я бы заставилъ ее вытребовать у родителя. Разв у Эмиліи попытаться еще? Попробую. (Въ дверяхъ сталкивается съ Кондрашовой.)

ЯВЛЕНІЕ XIII.

БАРОНЪ и КОНДРАШОВА.

Кондрашова. Ахъ, здравствуй, Жоржъ! Куда ты?
Баронъ. Спшу. Извините, некогда.
Кондрашова. Два слова. Скажи мн, другъ мой: какіе есть законы насчетъ… ливреи…
Баронъ. Какой ливреи?
Кондрашова. Да вотъ, хотла бы я сшить своимъ людямъ, да не знаю, какого цвта имемъ мы право сдлать жилетъ, какого — фракъ, и тамъ остальное…
Баронъ. А! вы хотите ливрею для новаго баронскаго дома? Она шьется по цвтамъ въ герб, а такъ какъ въ вашемъ будетъ, вроятно, полуштофъ въ мор сивухи, такъ вы съ этимъ и соображайтесь. (Уходитъ.)
Кондрашова. Что онъ тутъ наболталъ! Врно мужъ ему отказалъ въ деньгахъ! (Въ отчаяніи.) Боже мой, да къ кому же прибгнуть! Господи, вразуми меня! (Складываетъ руки.)

(Занавсъ падаетъ.)

ДЙСТВІЕ IV.

Внутренняя красиво убранная комната въ дом Копдрашовыхъ. Мягкая мебель. Много зелени. Освщена въ полсвта. Слва входъ въ домашнія комнаты, справа въ кабинетъ. Вмсто задней стны колонада сквозь которую видна малиновая гостиная, ярко освщенная. Но сторонамъ колонадъ драпировка и съ лвой стороны между колонъ устроена загородка. Прислуга зажигаетъ свчи.

ЯВЛЕНІЕ I.

Входитъ ЕРЫНДИКОВЪ съ ЖЕНОЮ. (Прислуга, зажигающая свчи, смотритъ на нихъ съ усмшкой.)

Ерындиковъ. Никакъ раненько мы пришли.
Ерындикова (одта въ розовомъ плать, съ смшнымъ уборомъ на голов). Раненько? Я думаю раненько, коль свчки еще не зажигали! а все ты: идемъ да идемъ!
Ерындиковъ. Да по мн бы ужь поскоре отдлаться! Антоша, отпусти меня!
Ерындиковъ. Какъ же это я останусь одна? какъ это глупо! Этакъ меня, Богъ знаетъ, за кого- могутъ принять.
Ерындиковъ. Ну, за кого тебя примутъ?
Ерындикова. Не знаешь свтскихъ приличій, такъ молчи А вотъ, лучше бы, пока гостей-то нтъ, зашелъ къ Василію Степановичу, да поговорилъ о дл.
Ерындиковъ. Чего говорить-то! Хотлъ просить пай въ откупахъ, а съ новаго года и откуповъ не будетъ. Мста хотлъ просить, а вошь что Горскинъ пишетъ.
Ерындикова. Да, вотъ умные-то люди какъ длаютъ: балы здсь задаетъ, а тамъ откупную сумму не вноситъ! А у него еще, чай, есть изъ чего взносить. Я вотъ говорила теб тогда, какъ недоборъ пошелъ: не вноси ничего, — такъ нтъ! Э-эхъ! ты, скорбная головушка!
Ерындиковъ. Ну! будетъ ужь.
Ерындикова. Чего будетъ! Вотъ теперь и сюда, почитай, по пустякамъ създили. Однако ты не отставай отъ Василья-то Степановича: вдь это они тебя втравили, такъ все помочь должны, у него еще есть изъ чего.

ЯВЛЕНІЕ II.

Т же и КОНДРАШОВА (Дворецкому).

Что, все ли готово? Велите покурить еще, чмъ-то непріятно пахнетъ. (Поводитъ носомъ. Видитъ Ерындиковыхъ и возводитъ глаза къ небу.) Господи! за что ты гнваешься на меня! (Ерындиковой.) Ахъ, здравствуйте, милая!
Ерындикова. Здравствуйте. Мы немножко рано, кажется, да вдь надо кому нибудь и первому пріхать.
Кондрашова. Ничего. Только я боюсь — вамъ скучно будетъ, у васъ нтъ никого знакомыхъ. Ахъ знаете что: вотъ мы здсь устроили драпировку для еоктисты Гавриловны,— оттуда черезъ окно всю анфиладу видно,— такъ вы бы туда къ ней пошли, и ей бы веселе было, и вы бы все видть мргли.
Ерындикова (обидясь). Нтъ! Извините!, я не привыкла за перегородкой сидть! Насъ Василій Степановичъ звалъ въ гости, а не въ шкапъ запрятать.
Кондрашова. Да какъ хотите милая,— я для васъ же. Я очень рада. Только гд это, милая, вы себ такой уборъ купили: нынче не носятъ ихъ.
Еряндикова. Помилуйте! на Гороховой первая модистка сказала, что это очень модный и подбирала къ моему лицу.
Кондрашова. Ахъ, милая, обманула она васъ. Не хотите ли, я вамъ изъ своихъ дамъ.
Ерындикова (въ сторону). Вотъ очень нужно старушечій-то! (Ей.) Нтъ ужь позвольте мн при своемъ авантаж остаться: какой ни на есть, да мой.
Кондрашова (пожимая плечами, но сдерживаясь).Ну, какъ угодно. Такъ не хотите ли пока къ еоктист Гавриловн хоть сходить, и когда соберутся, такъ выйдите. (Ерындикову.) А вы бы къ Василію Степановичу. (Тотъ молча уходитъ.) *
Ерындикова. Пожалуй, схожу. (Въ сторону.) Вишь, гордячка, какъ принимаетъ гостей-то! за перегородку хотла! Ну, да хорошо, я теб подпущу жука: ты у меня не будешь манкировать (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ III.

Кондрашова (одна). Вотъ, насилу уговорила супруга балъ дать, а согласился, такъ и тутъ не радость: вонъ какихъ уродовъ пригласилъ. Да еще первые забрались, и всмъ въ глаза бросаются. Опять, хотлъ родительницу свою въ платк-то мщанскомъ въ гостиную вывести. Да ужь я придумала здсь нарочно для нея драпировку сдлать, чтобы оттуда она черезъ окно могла гостей видть. Иванъ! (является дворецкій.) Отложи фруктовъ получше въ корзину, да отошли завтра отцу Паисію. Да пожалуйста въ буфет самъ побудь, и если будутъ требовать слишкомъ много вина, такъ какъ нибудь замшкайся, вдь у насъ эта негодная молодежь не церемонится — пожалуй, еще напьются, да скандалъ сдлаютъ! Обо всемъ-то я должна сама позаботиться. Баронъ дуется на насъ и не здитъ, и жену-то едва отпускаетъ’, а ужь про муженька и говорить нечего — у него все хорошо: ему вотъ ничего этакихъ уродовъ приглашать! Да посмотрть еще на свою-то: она то же мастерица рядиться. Фиса! Фиса! (голосъ за кулисами: Сейчасъ, Глафира Петровна, бантикъ пришиваю.) Что-то — будетъ ли княжна Анна Макаровна, да графиня Ольга Ивановна? Общались, да не врится что-то мн… (Съ жаромъ.) Пріютъ основала на свой счетъ, чтобы съ ними познакомиться: такъ нтъ! визитъ отдали, а ни сами не здятъ, ни къ себ не зовутъ. Хоть бы сегодня ихъ Господь послалъ!

ЯВЛЕНІЕ IV.

Т же и ФИСА (въ бломъ плать, съ байтами и огромными розанами на голов. Подпрыгивая).

Вотъ и я!
Кондрашова (указывая на Фисочку.) Вотъ и эта! Мать моя, что ты это вырядилась какъ шестнадцатилтняя, да еще цлый кустъ на голову насадила! На кого это похоже! Поди, скинь цвты.
Фисочка (сложивъ умоляюще руки.) Глафира Петровна!
Кондрашова. Скинь! скинь! Будетъ и одного урода — подруги твоей, что бы людей-то смшить, а тутъ ты еще.
Фисочка. Милая, добрая Глафира Петровна, ради Бога позвольте! Неужели я не заслужила вамъ?..
Кондрашова. Да пойми ты, что смяться будутъ. Вдь надъ моимъ домомъ будутъ смяться. Скинь! скинь!

ЯВЛЕНІЕ V.

Т же и КОНДРАШОВЪ (во фрак). За нимъ ЕРЫНДИКОВЪ.

Фисочка (плачетъ). Боже мой! цвткомъ украсить себя не ногу! Кому же я могу понравиться…
Василій Степановичъ. Фисочка, что ты это? что съ ней такое?
Глафира Петровна. Да вонъ, налпила какой кустарникъ на голову,— плнять захотла кого-то. Вдь это всхъ насмшитъ. Говорю, сними, такъ расплакалась.
Василій Степановичъ (посмивается). Хи-хи! То же подцпить хочетъ кого нибудь! А!? Замужъ хочется, Фисочка? Ну, скинь цвтокъ-то, послушай Глафиру Петровну, а мы жениха теб и безъ цвтка сыщемъ. (Ходитъ, осматриваетъ комнаты и распоряжается.)

(Фисочка бросаетъ нжный взглядъ на Василія Степановича.)

ЯВЛЕНІЕ VI.

Т же и ВИКТОРЪ КОНДРАШОВЪ.

Викторъ. Здравствуйте, maman! Уфъ! какъ я усталъ: у насъ манежная зда была.
Глафира Петровна. Бдненькій ты! сейчасъ пріхалъ?
Викторъ. Да, я съ послднимъ поздомъ. Только усплъ переодться, да закусить. А! Фисочка! здравствуйте! (Беретъ ея руку и жметъ что есть силы.)
Фисочка. Ай! больно! Перестаньте, повса, вчно такія шутки.
Викторъ. Это отъ горячей любви моей къ вамъ. А славные у васъ цвтки на голов!
Глафира Петровна. Я ужь велла ей скинуть ихъ.
Викторъ. Скинуть?! Мама, это жестоко! Этотъ цвтокъ привлечетъ къ ней вс взоры: отъ этого цвтка зависитъ, можетъ быть, счастіе жизни!
Фисочка. Ну, вы насмшникъ!
Глафира Петровна. Поди же скинь кустарникъ-то, да скажи Адели, чтобы выходила’, сейчасъ начнутъ, я думаю, сбираться. (Фисочка хочетъ идти.)
Викторъ. Фисочка, постойте! Дайте мн одну кадриль, если у васъ не вс разобраны.
Фисочка (съ тайной радостью и боязнью). Полноте шутить: вдь обманете?
Викторъ. Нтъ, честное слово не обману, только съ однимъ условіемъ: скажите, какъ ваша Фамилія?
Фисочка. Вы опять за старое: что вамъ за дло до нея. (Хочетъ идти.)
Викторъ. Постойте, постойте… Какъ же это вы живете безъ фамиліи, разв у вашего отца не было фамиліи? Былъ у васъ папаша, Фисочка?
Фисочка. Отстаньте, пожалуйста, несносный. (Уходитъ.)
Глафира Петровна. Полно, Викторъ, оставь ее.

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же и КОНДРАШОВЪ, за нимъ ЕРЫЙДИКОВЪ (вертится около двери)..

Глафира Петровна (мужу). Василій Степановичъ, посмотри, на кого похожи твои гости: я и съ женой-то не знаю, что длать, а тутъ еще этотъ. Вдь если и за лакея-то его примутъ, такъ скажутъ, что прислуга скверно одта! (Викторъ осматриваетъ Ерындикова и пожимаетъ плечами.)
Василій Степановичъ (усмхается). Ничего! А мы скажемъ, что это откупщикъ и милліонеръ изъ провинціи. Хе-хе-хе! Такъ онъ еще эффектъ произведетъ.
Викторъ. Да ты бы, папа, ему медаль хоть веллъ надть.
Кондрашовъ. Км! Это можно. Павелъ Маркычъ (тотъ подходитъ), что, братецъ, у тебя нтъ разв никакой медали?
Ерындиковъ. Есть, да жена не велла надть: говоритъ, на балъ не надваютъ
Кондрашовъ. Вздоръ, братецъ, наднь. Мн оно нейдетъ — а теб надо. Да поди ко мн въ кабинетъ, тамъ мою спроси, у меня разныя есть, и поувсисте твоей-то. Наднь, да и приходи, посмотри! Посмотри, какіе люди у насъ бываютъ! дома будетъ что поразсказать! (Выпроваживаетъ Ерындикова.)

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Т же и ЛАКЕЙ.

Лакей. Гости съзжаются. (Мужчины уходятъ.)
Глафира Петровна. Что же это Адель не идетъ? (Кричитъ:) Адель! Адель!
Адель. Иду, мама.

ЯВЛЕНІЕ IX.

ГЛАФИРА ПЕТРОВНА и АДЕЛЬ (надваетъ перчатка).

Глафира Петровна (осматриваетъ ее и оправляетъ). Пора другъ мой: гости съзжаются.
Адель. Я замшкалась,— Фисочк цвтокъ свой наколола, да Ерындиковой уборъ старалась поправить. Ужасно!
Глафира Петровна. И не говори! Не знаю, какъ и быть.
Адель. Я ей пониже спустила, все получше стало.
Глафира Петровна. Ну, спасибо дружокъ. А ты авантажна!. Выходи-же. (Уходитъ.)
Адель (одна). А Алекся не видать! Это несносно! На завод недли полторы пробылъ, пріхалъ дней пять, а всего раза два мелькомъ едва успла поговорить. И ни слова о женитьб! А полуумный князь увидитъ, вспомнитъ и будетъ приставать. Что это за обычай у нашей молодежи: объясняются въ любви, а предложенія не длаютъ, особенно, коли приданаго [нтъ! Вотъ Аннета Жижемская полгода этакъ томится, княжна Мари тоже созналась, недавно мн жалуется. Въ англійскихъ романахъ — если молодой человкъ объясняется, такъ это значитъ — руки проситъ. А наши на любовь еще идутъ, а на женитьбу — такъ на аркан тащи! Конечно, это не со мной: у меня, напротивъ, не объяснясь руки и приданаго просятъ, а одинъ человкъ полюбилъ меня, для меня, а не для приданаго,— такъ и тотъ раздумываетъ! А я его все больше и больше люблю. Мы на это глупы: какъ полюбимъ, такъ словно снжный комъ подъ гору — часъ отъ часу больше и сильне. Посмотрть, нтъ ли его тамъ. (Оборачивается и видитъ князя Хилковатаго.) Ну, такъ и есть!

ЯВЛЕНІЕ X.

АДЕЛЬ и КНЯЗЬ.

Князь. Спшилъ… спшилъ! прелестная очаровательная… ручку!
Адель (подаетъ ему руку). Очень рада васъ видть, только извините — иду встрчать гостей.
Князь. Одно слово! Чтожъ — ршите? Не могу! Силъ нтъ ожидать!’
Адель. А общаніе? посл, князь, подождите! (Уводитъ.)
Князь. Божественна! видть^не могу! Завтра же къ отцу!..

ЯВЛЕНІЕ XI.

КНЯЗЬ ХИЛКОВАТЫЙ и ТОЛСТЫЙ ГЕНЕРАЛЪ.

Генералъ. А! Ваше сіятельство! Я за вами гонюсь, да вы прыткій такой: хотите вистикъ?
Князь. А! ваше превосходительство! Очень радъ! радъ! а еще кто?
Генералъ. Пойдемъ, подберемъ. (Оглядывается, видитъ Ерындикова, который выходитъ изъ кабинета съ большой медалью на ше. Смотритъ на него, хочетъ идти и встрчаетъ Виктора, проходящаго въ другую комнату.) А! здравствуйте! Это кто такой? (Хилковатый уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XII.

Т же и ВИКТОРЪ.

Викторъ. А-а, это изъ папашиныхъ знакомыхъ, ваше превосходительство, откупщикъ изъ провинціи.
Генералъ. Богатъ?
Викторъ. Деньжищъ купа, ваше превосходительство! Накопилъ тамъ въ своей трущоб. (Уходитъ.)
Генералъ (Ерындикову съ пріятной улыбкой.) А вы изъ провинціи… къ намъ Питеръ посмотрть?
Ерыидиковъ По длишкамъ, ваше превосходительство.
Генералъ. Извстно! къ намъ вс по дламъ! А въ карточки поигрываете? Въ вистикъ по рублику?
Ерындиковъ. Въ вистъ не играю, ваше превосходительство.
Генералъ. А во что же?
Ерындиковъ. Въ трынку, ваше превосходительство!
Генералъ. Трынка! Прекрасная игра. Въ Пенз все въ трынку играютъ и по большой. Ну, а здсь не составишь! жалко! Во всякомъ случа ко мн милости просимъ: мы можетъ и составимъ. Очень радъ познакомиться. (Жметъ ему руку и уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Ерындиковъ (одинъ). И видно, что добрый человкъ! и знатный, а нашимъ братомъ не брезгуетъ. А говорятъ — въ Петербург всякій за себя только: нтъ, есть люди!

ЯВЛЕНІЕ XIV.

ПНКИНЪ И ЕРЫНДИКОВЪ (мимоходомъ).

Пнкинъ. Что вы бродите, и такой мрачный, Павелъ Маркычь?
Ерындиковъ. Спать хочется, да вотъ жена держитъ. (Махаетъ рукой и уходитъ.)
Пнкинъ. Бдный Ерындиковъ! И много здсь эдакихъ мужей, которые являются какъ конюхъ на выводк, чтобы дать попрыгать Жен и потомъ увезти ее домой! Гм! Эта участь ждетъ и сего молодого человка (показываетъ на себя), если онъ соединится съ одной милой особой. И теперь я брожу, какъ душа по мытарствамъ — потому что она желала, чтобы я былъ здсь, и не знаю, что изъ себя сдлать. А она, милая, какъ рыбка въ вод, такъ и носится, такъ я носится! Да! вотъ, если сказать кому, что есть двушка, умная, богатая и любимая, и что я боюсь и не ршаюсь сказать послднее слово, чтобы жениться на ней,— вдь сумасшедшимъ назовутъ! А между тмъ наши взгляды, паши требованія — это огонь и вода! Вдь надо одному изломать себя, чтобы сжиться съ другимъ. Ее ужь ни за что не измнишь (махаетъ рукой) — я тоже не могу, да и не хочу мняться. А тутъ любовь: вотъ и разсуждай.

ЯВЛЕНІЕ XV.

Т же и АДЕЛЬ.

Адель. А! вотъ онъ! Я нарочно отказалась отъ этой кадрили, чтобы увидать васъ.
Пнкинъ (подсмиваясь). И эта жертва вамъ дорого стоила?
Адель (качаетъ головой). Ну, мн некогда ссориться съ вами! А знаете, что мои поклонники не на шутку безпокоятъ меня. Положимъ — Панкратьеву я дала замтить, что его искательства мн непріятны, и онъ, надюсь, оставитъ меня въ поко, но отъ князя Хилковатаго не такъ легко отдлаться, и я боюсь, что онъ завтра же сдлаетъ предложеніе. А вы знаете, что отецъ и мать будутъ этому очень рады.
Пнкинъ. Ну, а вы?
Адель. Ахъ, Алексисъ, я вамъ говорю о своемъ гор, а вы подсмиваетесь. И что у васъ за скверная такая привычка — все уязвить какъ-бы нибудь: за это я бы васъ ненавидла… если бы не любила!..
Пнкинъ Ну, простите, дорогая моя, милая! Чтожъ длать, если ужь я такой. Но я долженъ откровенно поговорить съ вами. Я не ршался просить вашей руки потому, что боюсь — не слишкомъ-ли велика съ вашей стороны будетъ жертва. Вы привыкли, чтобы за вами ухаживали, чтобы васъ занимали и развлекали безпрестанно, а я, во-первыхъ, слишкомъ занятъ дломъ, чтобы васъ сопровождать всюду, потомъ, сознаться вамъ, я тоже эгоистъ: я не люблю вашихъ веселостей, вашихъ визитовъ, выздовъ и баловъ,— конечно, я васъ стснять отнюдь не буду, но мн будетъ тяжело раздлять ваши развлеченія,— наконецъ, по моимъ правиламъ, не захочу имъ отдаться. Сообразите все это, другъ мой. Примите также въ соображеніе разницу нашихъ состояній. Конечно, ваши родители, вроятно, дадутъ средства удовлетворять, хоть не въ той мр, какъ теперь, ваши склонности — и я отнюдь не употреблю для себя эти средства,— но я къ нимъ ничего и не прибавлю. Взвсьте все это, и вы поймете, почему я вамъ ничего не говорилъ, и не смю говорить, о брак: я боюсь и не хочу требовать жертвъ во имя любви.
Адель. О, гордый и неисправимый эгоистъ! Вижу вдь я и вашу деликатность, и ваше самолюбіе. Не бойтесь — я не буду васъ стснять. Я не эгоистка и не въ такой степени горда, какъ вы, но я тоже не люблю и н.е хочу жертвъ,— съ моей стороны тутъ и жертвъ никакихъ нтъ — скажу вамъ больше — я, я думаю, и неспособна приносить жертвы. Средствъ моихъ достанетъ на мои привычки, да и он не будутъ такъ прихотливы, какъ вы думаете: у меня есть тоже свои планы, которые, надюсь, не будутъ противъ вашихъ привычекъ — устроимъ маленькій салонъ…
Пнкинъ. Гм… салонъ таки будетъ.
Адель. Ахъ, несносный! Но въ мою гостиную я соберу только людей замчательныхъ, въ ней не будетъ ни пустозвоновъ какихъ нибудь, ни барынь съ бархатными хвостами, но только умные и чмъ нибудь замчательные люди,— тутъ будутъ и ваши пріятели,— вы меня познакомите съ ними и мн укажете,— надюсь это не будетъ противорчить вашимъ вкусамъ?
Пнкинъ. Вы хотите устроить отэль Рамбуль. Чтожъ! хоть въ немъ роль хозяина и не завидна, но развлеченіе само но себ лучше другихъ.
Адель. Послушайте, Алексй, мы испорчены, мы умемъ только тшить себя, но мы умемъ и любить. А когда любимъ, мы любимъ человка со всми его недостатками — мы и недостатки его любимъ: не коли же ими безпрестанно глаза.
Пнкинъ. Другъ мой, прости меня. Если въ теб твое воспитаніе развило свои недостатки, то меня мои обстоятельства сдлали желчнымъ и нетерпимымъ, ты видишь — я тоже нуждаюсь въ снисхожденіи. Но если мы полюбили другъ друга, такъ будемъ любить. Что же? ты не боишься отдать руку такому неисправимому брюзг?
Адель (подаетъ ему руку. Онъ быстро оглядывается и обнимаетъ ее. Она потомъ вырывается. Тихо). Смотри, увидятъ!
Пнкинъ (озираясь). Это глупо, но это такъ пріятно съ опасностью… Но послушай — опасность есть другая: согласятся ли твои отецъ и мать?
Адель. Можетъ быть не сразу, но я надюсь: я помогу теб я надюсь настоять: папа любитъ меня.
Пнкинъ. Другъ мой, ты такъ мн дорога, что я завтра забуду все самолюбіе и рискну получить щелчекъ отъ твоего отца.
Адель (подсмиваясь). Какой ты великодушный… Такъ до завтра. (Расходятся. Пнкинъ уходитъ въ кабинетъ.)

ЯВЛЕНІЕ XVI.

АДЕЛЬ, БУРКИНА, пожилая, желчнаго темперамента дама и за ней ГЛАФИРА ПЕТРОВНА.

Буркина. А вы здсь, милая: разв вы не танцовали?
Адель. У меня отдлку оторвали. (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Т-же и ФИСОЧКА съ ЕРЫНДИКОВОЙ (выходятъ изъ лвой двери).

Фисочка. На силу отдлалась. (Ерындиковой.) Теперь пора.
Буркина (Глафир Петровн). Кто это?
Глафира Петровна. Это такъ… изъ нашихъ мстъ… откупщида одна… Только деньги-то вкуса ей не прибавили.
Буркина. Богата?
Глафира Петровна. Очень!
Буркина. Познакомте меня. Она, чай, скучаетъ.
Глафира Петровна. Пожалуй, да она не интересна. (Идетъ къ Ерындиковой.)
Буркина (про себя). Я у ней поразспрошу про Кондрашовыхъ-то: она, чай, всю суть знаетъ.
Глафира Петровна (Ерындиковой). Хотите познакомиться, милая? (Ерындиковой и Буркиной.) М-me Ерындиковъ. M-me Буркинъ. (Т здороваются и уходятъ.)
Глафира Петровна (Фис.) Поди, скажи еоктист Гавриловн — не хочетъ ли она выйдти, пока никого нтъ. (Показываетъ г. азами на загородку.) Мн Василій Степановичъ уже два раза оворилъ.
Фиса. Она упрямится.
Глафира Петровна. Ну, я самого пошлю за ней, а ты ее предупреди.
Фиса (въ сторону). Боже мой, не дадутъ мн въ залу показаться.
Глафира Петровна. Вотъ, хорошихъ-то мало, а эта сплетница-то таскается. Ахъ, здравствуйте, m-r Панкратьевъ. Очень рада. (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

ПАНКРАТЬЕВЪ (одинъ).

Нтъ! Что-то плохо клюетъ! Адель какъ-то особенно стала отдаляться отъ меня. Должно быть узнала что-нибудь про мои отношенія къ Людмил. Пожалуй, та изъ ревности или въ припадк откровенности и сама ей разсказала. Да и я дуракъ: ищу у одной сестры, не разорвавъ съ другой:— ну, разумется, эта будетъ всячески мшать! Нтъ, надо покончить съ Людмилой. Будетъ въ эту игру играть: усталъ и надоло по чужимъ домамъ и женамъ волочиться! Да, пора свою завести, эти благородныя интрижки стоятъ дороже неблагородныхъ, а теперь не то что изъ имнія, въ имніе надо деньги посылать. А хорошо бы Адель-то подцпить, ну, а не она, такъ Капустина, та поплоше, а еще богаче. Но прежде всего съ Людмилой надо покончить. Чортъ знаетъ, я нарочно и записки посылалъ и волочился такъ безцеремонно, что могъ бы кажется догадаться этотъ дуракъ*баронъ! Такъ нтъ! Или въ самомъ дл на этихъ обреченныхъ мужей ужь само провидніе какую-то темную воду напускаетъ…

ЯВЛЕНІЕ XIX.

ПАНКРАТЬЕВЪ и КОНДРАШОВЪ.

Кондрашовъ. Ахъ, Александръ Петровичъ, не хотите ли покурить: въ кабинет есть отличныя регаліи.
Панкратьевъ (Уходитъ).

(Кондрашовъ длаетъ знакъ жен, чтобы та караулила въ дверяхъ. Та появляется и ему киваетъ.)

Кондрашова. Господи, того и гляди — взойдетъ кто нибудь, да и увидитъ эту старуху. За что это испытаніе на меня еще наложено.

ЯВЛЕНІЕ XX.

Т же и ФИСА осматриваетъ и затмъ КОНДРАШОВЪ выводитъ ЕОКТИСТУ ГАВРИЛОВНУ.

еоктиста Гавриловна. Охъ, ужь я бы лучше не выходила: страшно что-то.
Василій Степановичъ. Ничего маменька, ничего! Какъ же вамъ не посмотрть на наше житье. Посмотрите, съ какими людьми хлбъ-соль ведемъ… Тутъ вотъ прекрасно будетъ: васъ не видать, а вамъ все будетъ видно.
еоктиста Гавриловна. Отвыкла я въ прятки-то играть.
Василій Степановичъ. Такъ не хотите ли выдти въ гостиную? я очень радъ.
Глафира Петровна (услыхавъ, подлетаетъ). Коль вамъ страшно, такъ вотъ Фису съ вами посадимъ. Фиса, ступай!
Фиса (умоляючи). Глафира Петровна!
еоктиста Гавриловна. Не надо ее: ужъ я одна… (Уходитъ.)
Василій Степановичъ. Ну, вотъ и прекрасно! Пусть ее — посмотритъ старуха!… (Уходитъ. Фиса за нимъ бгомъ въ залу.)
Глафира Петровна. Вы запритесь, пожалуйста, изнутри задвижкою, а то кто нибудь взойдетъ пожалуй. (Пробуетъ.) Ну, слава Богу, приперла! Заперла бы я ее и отсюда, да нечмъ! (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXI.

ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ ЧИНОВНИКЪ, худои, геморопдалыіый, плшивый, за нимъ траверсомъ его ПОДЧИНЕННЫЙ.

Значительный чиновникъ. Чортъ ихъ проситъ давать эти вечера, да приставать, чтобы прізжали: скука смертная.
Подчиненный. А правда-ли, ваше превосходительство, говорятъ, что онъ несостоятеленъ оказывается?
Значительный чиновникъ. Да они вс несостоятельны: наддали напослдокъ изо всхъ силъ, и теперь лопаются, какъ пузыри. И чортъ бы съ ними — откуповъ больше не будетъ, да хоть вечеровъ-то бы не длали…
Подчиненный. Да одни ли вечера, ваше превосходительство? А какову нмку-то держитъ Кондрашовъ! Сегодня, ваше превосходительство, катитъ но Невскому: коляска — лодкой, пара срыхъ удивительная, сама въ соболяхъ, а ноги въ плед выше кучера подняла.
Значительный чиновникъ. Ну, скоро имъ конецъ: провалятся! (Уходитъ въ кабинетъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXII.

КНЯГИНЯ МУХРАБАКАЕВА, молоденькая, черненькая, подъ руку съ молодымъ КОНДРАШОВЫМЪ.

Княгиня. Вотъ здсь прохладне, сядемъ.
Викторъ. Уфъ, какъ я усталъ! Сегодня у насъ манежная зда была.
Княгиня. Васъ только и занимаютъ, что лошади, да танцовщицы.
Викторъ. Он, по крайней мр, не стсняютъ.
Княгиня. За то и вы только и годны стали, что для ихъ общества, а чуть съ порядочными женщинами — ужь вамъ и скучно. Дрянь вы стали.
Викторъ. Ха-ха-ха! Но, вы видите, я съ вами не скучаю, я для васъ длаю исключеніе, и вы для меня тоже должны его сдлать.
Княгиня. Ну, какъ же! фатъ! (Видитъ входящую Ерындикову, а въ дверяхъ появляется молодой человкъ изъ азіатскаго конвоя.) Что это за лица встрчаешь у васъ?
Викторъ. Это отецъ всякую дрянь зазываетъ.
Ерындикова. Какъ здсь скоро все расходится. Я только что шепнула, что Кондрашовъ прекратилъ взносы, а ужь теперь вс говорятъ. А еще за сплетни бранятъ нашу глушь. Да у насъ бы въ три дня такъ не разошлось. (Со вздохомъ.) Нтъ, и тутъ далеко намъ до столицы.
Викторъ. Не дадутъ поговорить. Да постойте — я ихъ выпровожу. Эй, восточный человкъ. (Азіатецъ проворно подходитъ.),
Ерындикова. Какой красивый мужчина!
Викторъ. Видишь эту барыню, князь? Милліонерша и мужъ дуракъ, пріхала въ Петербургъ поразвлечься. Хочешь, познакомлю?
Князь. Ахъ, пожалуйста.
Викторъ (подводя князя.) Позвольте представить вамъ князя Чепчичупадзе.
Ерындикова. Очень рада.
Князь (предлагаетъ ей идти подъ руку).
Ерындикова. Нтъ, извините-я ужъ такъ пойду.
Князь. Въ маскарадахъ бываете? (Уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXIII.

Входитъ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВКЪ ИЗЪ ПОСОЛЬСТВА съ англійскимъ проборомъ и pince-nez, чопорный, осматриваетъ всхъ съ презрніемъ, но безъ дерзости, за нимъ рыжій молодой человкъ на прекрасной дорог ФОНЪ-ГЕЛЬЗИНГФОРСЪ весь изъ почтительности и преданности, кланяется выгибая спину, какъ сдлистая лошадь и опуская кольцомъ руки. БЛАГОВОСПИТАННАЯ БАРЫШНЯ, увидавъ молодежь, покидаетъ подругу и идетъ курочкой къ княгин.

Барышня. Я не видала княгини… (Подруги между собою смются.)
Викторъ. Ну отъ этихъ не отдлаешься. (Уступаетъ мсто барышн.)
Барышня. Bonsoir, madame la princesse.
Княгиня. Bonsoir, милая. Садитесь-ка. (Барышня садится и все время всмъ пріятно улыбается.)
Викторъ (члену посольства). Bonsoir, cher Vicomte! (Тотъ киваетъ ему и уходитъ.)
Фонъ-Гельзингфорсъ (почтительно кланяется чиновнику, который ему киваетъ, потомъ почтительно кланяется княгин.)
Княгиня. А, здравствуйте M-r Гельзнигфорсъ. Не правда-ли скучно?
Фонъ-Гельзингфорсъ (кланяется). Oui, madame la princesse.

ЯВЛЕНІЕ XXIV.

ГЕНЕРАЛЪ и за нимъ по пятамъ ЕРЫНДИКОВЪ.

Генералъ. Видно скучно бдному — все за мной ходитъ. (Ерындикову.) А что вы, безъ дла?
Ерындиковъ. Совсмъ безъ дла, ваше превосходительство.
Генералъ, (беретъ его подъ руку и таинственно.) Что, говорятъ у нашего-то милаго хозяина дла-то скверны?
Ерындиковъ. Скверны, ваше превосходительство.
Генералъ. Жаль, жаль бднаго. Ну да вы поможете: вы вдь другъ другу помогаете.
Ерындиковъ. (удивленно). Гд мн, ваше превосходительство, я самъ три года какъ раззорился, да и мн не помогаютъ.
Генералъ (бросая его руку.) Какъ?
Ерындиковъ. Изъ министерства не могу выручить залоги. Не пособите ли, ваше превосходительство?
Генералъ (отворачиваясь.) Ахъ, подлецъ! обманулъ меня. (Видитъ Фонъ-Гельзинфорса, почтительно кланяющагося.) А, Фонъ-Гельзинфорсъ!
Гельзинфорсъ. Oui, votre excelence… (Уходитъ почтительно съ генераломъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXV.

Т же и Петя ГОРОШКИНЪ.

Горошкинъ. Княгиня, слышали вы, что съ нашимъ-то хозяиномъ случилось.
Княгиня. Что такое?
Горошкинъ. Лопнулъ!
Княгиня. Да я его сейчасъ видла: онъ ходитъ, какъ ни въ чемъ не бывало, и очень веселъ.
Горошкинъ. И все-таки лопнулъ.
Княгиня. Быть не можетъ.
Горошкинъ. Клянусь, лопнулъ! Совершенно лопнулъ! спросите кого угодно.
Княгиня. А! quel horreur! Эти мщане какъ разбогатютъ, такъ они ужь до того на все напустятся, что наконецъ лопаютъ. Ахъ! фи!
Горошкинъ. Да онъ лопнулъ въ переносномъ смысл, княгиня, т. е. собственно откупъ его лопнулъ, а не онъ. Понимаете: ses affaires ont creves.
Княгиня. А! Ну такъ вы такъ бы и сказали. (Слышна музыка за сценой.)
Горошкинъ. Наша кадриль, княгиня, пойдемте. (Подставляетъ ей руку.)

ЯВЛЕНІЕ XXVI.

Т же и ПАНКРАТЬЕВЪ (изъ боковой двери).

Княгиня. А, здравствуйте, Панкратьевъ! Гд это вы пропадали?
Панкратьевъ. Да вдь я не танцую, такъ что мн тамъ толчись. Княгиня. Гм! А скажите, пожалуйста: отчего нынче эти дамы изъ мщанокъ имютъ больше успха у мужчинъ, чмъ женщины хорошей фамиліи?
Панкратьевъ (посмотрвъ на нее). Да он пряме смотрятъ на вещи и меньше ломаются…
Княгиня (пожавъ плечами). Кто же нынче ломается!.. (Уходитъ. Благовоспитанная двица идетъ за ней съ пріятной улыбкой.)

ЯВЛЕНІЕ XXVII.

ПАНКРАТЬЕВЪ (одинъ, киваетъ головой на княгиню),

Панкратьевъ. Не понравилось. А самой уязвить хотлось. А вдь въ самомъ дл мщанскій-то элементъ въ женщинахъ преуспваетъ! Кровь, что ли, въ нихъ сильне, или практическій смыслъ унаслдовали отъ родителей, а он тоже въ гору идутъ. За то про мужское-то поколніе нельзя этого сказать, видно, оно въ отцахъ своихъ совершило все возможное и годно только размнивать родительскіе капиталы. Неужто правда, что старикъ-то раззорился? Этакъ за Аделью-то, пожалуй, нечего и ухаживать. Но что-то бдная Людмила будетъ длать теперь! Что-то баронъ будетъ вытягивать черезъ нее…

ЯВЛЕНІЕ XXVIII.

ПАНКРАТЬЕВЪ и ЛЮДМИЛА (входитъ быстро въ бальномъ плать, но безъ бриліантовъ).

Людмила. А! Наконецъ-то! Я тебя недлю не видала. Ищу здсь и жду, а ты отъ меня бгаешь.
Панкратьевъ. Да ничуть не бывало, моя милая. Я курилъ въ кабинет.
Людмила. Не говори мн! Я вижу, что ты перемнился. Ты хочешь меня бросить и жениться на сестр…
Панкратьевъ. А ты ее возстановила противъ меня?
Людмила. Ну, да! возстановила и буду возстанавливать: я тебя люблю и не допущу до женитьбы на ней.
Панкратьевъ (въ сторону). Эге! Пожалуй, сестра-то и не нужна, да этакъ она и на другой не дастъ жениться: вотъ удовольствіе любви-то! Нтъ надо покончить! Послушай, Людмила (Беретъ ее за руку, оглядывается и отводитъ къ сторон, гд сидитъ старуха.) Я тебя люблю, другъ мой, но мы уже не дти и смшно намъ жертвовать чувству своимъ положеніемъ: надо умть примирять это. Я буду съ тобой откровененъ. Я старю, я усталъ. Дла мои плохи. Мн надо устроиться, пока еще я гожусь — хоть въ мужья: мн надо жениться на приданомъ, непремнно на приданомъ. Ну, я согласенъ — не сестра твоя,— если теб это непріятно,— но кто нибудь иная, а все жениться надо! Я теб это говорю, какъ другу, и увренъ, что ты, какъ другъ, не только не будешь препятствовать, но, напротивъ, поможешь мн. Будетъ ребячиться… Надо подумать о дл сначала, а тамъ (съ ужимкой) и о другомъ…
Людмила. Ребячиться? Такъ это была шалость, ребячество? А-а! А я было это приняла не за шутку, я думала, что это искреннее чувство. Я ему пожертвовала домашнимъ спокойствіемъ, довріемъ мужа, его уваженіемъ. А знаешь ли ты, что для этой шутки я сдлалась потворщицей всмъ мерзостямъ мужа? Ты знаешь ли, что онъ узналъ про нашу любовь, и еслибы не былъ продажной душой, такъ бросилъ бы меня! Онъ мн сдлалъ ужасную сцену, и я ему отдала свои брилліанты, чтобы заставить его замолчать и отпустить сегодня увидться съ тобой. Эта любовь была моя единственная отрада, цль жизни… Я готова была для нея жертвовать и жертвовала всмъ… А это было ребячество? О, какой же въ самомъ дл я была глупый ребенокъ!.. (Закрываетъ лицо и плачетъ.)
Панкратьевъ (въ сторону). Вотъ этого недоставало, да чтобы насъ увидли! (Ей.) Людмила, что съ тобой! Другъ мой, да вдь ничто не измнилось! Вдь я тебя люблю но прежнему. Вдь это когда еще будетъ. Ну, перестань! Какой ты, въ самомъ дл, ребенокъ: изъ одного слова и, Богъ знаетъ, какъ встревожилась.
Людмила. Да! Изъ одного слова. Да это-то слово всего тебя освтило. Что было для меня дломъ жизни,— для тебя развлеченіе!
Панкратьевъ. Ну, вотъ,— дломъ жизни! Дло жизни — какъ можно лучше прожить ее, а не портить и не отравлять изъ-за словъ. Что у васъ за страсть изъ всего длать драму…
Людмила (глубоко вздыхая). Ахъ, еще грустне изъ всего длать водевиль…
Панкратьевъ. Да, по крайней*мр, веселе и здорове… Я теб говорю, что люблю тебя, но для чего же жертвовать этому устройствомъ длъ?..
Людмила. А я жертвовала! А чтобы ты сказалъ, еслибы я предпочла теб лорда Бленвпля, который въ меня влюбленъ.
Панкратьевъ. Предпочла?! Да пойми ты, что я никого не предпочитаю теб. А еслибы ты для устройства длъ… ну, предположимъ — вышла замужъ за этотъ золотой мшокъ… да я бы еще помогъ теб… Другъ мой, вдь намъ не но семнадцати лтъ. Ну, будь же благоразумна, и взгляни прямо на вещи… Ну, не сердись на меня и врь, что я тебя люблю…
Людмила. Ахъ, не умемъ мы длиться…
Панкратьевъ. Ну, да, съ соперницами, а не съ женой. Вдь и мы къ мужьямъ не ревнуемъ! Ну, такъ миръ. (Прижимаетъ ее и цлуетъ въ голову. Она склоняется на грудь. Въ это время за перегородкой слышно: ‘чихъ!’ Они вздрагиваютъ и прислушиваются. Потомъ опять: ‘чихъ!’ Людмила вскрикиваетъ: ‘ахъ!’ и убгаетъ. Панкратьевъ остается и смотритъ на перегородку. Дверь отворяется и оттуда выходитъ еоктиста Гавриловна.)
еоктиста Гавриловна. Чиххъ!
Панкратьевъ. А! Это какая-то ключница. (Вынимаетъ бумажникъ.) Чортъ возьми, послдняя пятидесяти-рублевая и никакой мелочи.
еоктиста Гавриловна. Чиххъ!
Панкратьевъ. Экъ ее! (Ей.) Вотъ вамъ, милая, и, пожалуйста, ни слова. (Суетъ ей бумажку и уходитъ.)
еоктиста Гавриловна. Уфъ! задохлась было тамъ. Да выйти нельзя было, ну да эти не разскажутъ. Ну! наслушалась! Всего наслушалась и насмотрлась! Хороши гости, да и внучка хороша! (Смотритъ на бумажку.) Смотрите-ка! пятьдесятъ серебромъ! экъ у нихъ деньги-то, видно, бшеныя! И этакого сумасшедшаго полюбила она! какъ тутъ не раззориться! А что это они про Васю-то говорили: не можетъ быть, чтобы обапкрутился. Какъ это такую махину гостей назвать, коли дла плохи! Врутъ, врутъ! Ну, убираться, довольно съ меня — наслушалась всего… (Хочетъ уйдти, но останавливается.) А съ бумажкой-то какъ же? (Смотритъ на нее.) Да взять ее лучше: видно, у того шалопая-то много ихъ. (Прячетъ ее въ карманъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXIX.

Т же БУРКИНА и ЕРЫНДИКОВА.

Ерындикова. Ахъ еоктиста Гавриловна! Вы вышли? (Буркиной) Это маменька Василья Степановича.
Буркина. Ахъ очень рада познакомиться!
еоктиста Гавриловна. (Сухо и степенно) Здравствуйте сударыня! (кланяется и уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXX.

Т же и КОНДРАШОВА (быстро входитъ и увидавъ Буркину останавливается.)

Буркина. А я сейчасъ познакомилась съ вашей матушкой: какая почтенная старушка! (уходитъ съ Ерындиковой.)

ЯВЛЕНІЕ XXXI.

КОНДРАШОВА одна.

Глафира Петровна. Этого только недоставало! Чихала тутъ говорятъ и познакомилась съ Буркиной: теперь весь городъ будетъ знать! (съ ужасомъ пожимаетъ плечами заглядываетъ за перегородку) убралась слава Богу. А все это Василій Степановичъ! Да что это ко мн съ соболзнованіями какими-то подходятъ, объ длахъ нашихъ говорятъ да шушукаются? Не случилось ли чего? (Оглядывается и видитъ проходящаго мужа.) Василій Степановичъ! Василій Степановичъ!

ЯВЛЕНІЕ XXXII.

ВАСИЛІЙ СТЕПАНОВИЧЪ и ГЛАФИРА ПЕТРОВНА.

Василій Степановичъ (торопливо). Что теб, мамочка?
Глафира Петровна (съ ужасомъ оглядывается и пожимая плечами). Мамочка! Что такое случилось? Что твои дла?
Василій Степановичъ. А! ужь узнали! Да я взносами пріостановился… а вотъ и заговорили.
Глафира Петровна (тревожно). Василій Степановичъ,— да ты не скрывай отъ меня,— неужели мы раззорились?
Василій Степановичъ. Да нтъ, другъ мой. Конечно, дла не блистательны, такъ я на всякій случай и пріостановилъ взносами откупныхъ… Не бойся! Еще будетъ съ насъ! (Въ сторону.) Я не ожидалъ только, чтобы такъ рано заговорили. А впрочемъ, оно, можетъ, и къ лучшему. (Жен.) Откуда бы это могло выйти? И что именно говорятъ?
Глафира Петровна. Сама я хорошенько не знаю. Спросить бы у кого. (Увидавъ Пнкина.) А вотъ не знаетъ ли Пнкинъ? Алексй Иванычъ!

ЯВЛЕНІЕ XXXIII.

Т-же и ПНКИНЪ.

Пнкинъ. Что вы, Глафира Петровна?
Кондрашовъ. Что, братецъ, такое говорятъ тамъ?
Пнкинъ. Да говорятъ (поглядывая на Глафиру Петровну), что ваши дла по откупу… не совсмъ хорошо идутъ. Правда это?
Кондрашовъ (подмигивая на жену). Да, замялись: недоимка небольшая накопилась. (Въ сторону.) Пусть его думаетъ, а то онъ что-то за Аделью тово… (Пнкину.) Да откуда это вышло?
Пнкинъ. Не знаю. Вс говорятъ. Вроятно, кто нибудь изъ министерскихъ чиновниковъ это разсказалъ.

ЯВЛЕНІЕ XXXIV.

Т-же и АДЕЛЬ.

Адель (встревоженно). Папа, правда — мы раззорились?
Кондрашовъ. Да нтъ, другъ мой! Конечно, надо будетъ пожаться. Ну, да посл объ этомъ, посл. Пойдемте къ гостямъ. А ужинъ надо велть поране давать. Алексй Иванычъ, ты зайди завтра ко мн о завод переговорить. (Уходитъ.)
Пнкинъ. Зайду. (Въ сторону.) А врно плохи въ самомъ дл! Бдная Адель!
Адель (ему тихо). Такъ завтра! (Тотъ киваетъ головой и уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XXXV.

АДЕЛЬ и ГЛАФИРА ПЕТРОВНА.

Адель. Мама! ты встревожена? Мы раззорились?
Глафира Петровна. Не знаю, дружокъ. Ты знаешь — отецъ не говоритъ никогда откровенію о своихъ длахъ. Не думаю, чтобы дйствительно раззорились, онъ мры бы принялъ. Преувеличиваютъ это.
Адель. Знаешь, мама, еще я слышала мимоходомъ — Буркина что-то говорила про бабушку. Гд она? Не увидали ли ее? (Идетъ и заглядываетъ за перегородку.)
Глафира Петровна. Боже мой! Этого еще недоставало. И все это на меня! Пьютъ да дятъ, да насъ же ругаютъ, да сплетничаютъ. И все вдь сбродъ разный. А Анна Макаровна и Ольга Ивановна опять не пріхали, и я должна довольствоваться какой нибудь татарской княгиней Мухрабакаевой. Вотъ теб и пріютъ! Да чтожъ они хотятъ — богадльню что-ли имъ устроить? (Возноситъ глаза къ небу.) За что это на меня? Ахъ! тяжелый крестъ достался мн…

ЯВЛЕНІЕ XXXVI.

Т же и КНЯЗЬ ХИЛКОВАТЫЙ, тащитъ за руку КОНДРАШОВА.

Князь. Несчастье? правда? А? Нельзя ли помочь?
Кондрашовъ. Благодарю васъ, ваше сіятельство. Дло поправимое…
Князь. Разсчитывайте какъ на друга! Не только другомъ, больше, сыномъ… сыномъ хотлъ бы быть… просить руки прелестной Аделаиды Васильевны… Ей я говорилъ (Кондрашову и жен), къ вамъ, къ вамъ теперь обращаюсь!
Кондрашовъ. Эта честь такъ велика, князь и неожиданна… Мы очень счастливы, только вы позволите…
Князь. Знаю… Совсмъ не мсто! но не могъ! Завтра, завтра явлюсь… А теперь не время… Не мшаю… Такъ до завтра? позвольте надяться. А!? (Жметъ руку мужу и жен и уходитъ.) Прелестная Аделаида Васильевна, простите! Не выдержалъ. Не могу! (Слышна музыка.)

ЯВЛЕНІЕ XXXVII.

Т же безъ КНЯЗЯ.

Кондрашовъ. Мамочка! а?! Вдь это счастье!
Глафира Петровна. Ну, слава Богу! Не все страданія ниспосылаются, иногда и великія утшенія!..
Адель (подходитъ). Не радуйтесь, мама: я за князя не пойду!

(Изумленіе. Сцена.)

ЯВЛЕНІЕ ХXXVIII.

(Показывается мрнымъ шагомъ ФОНЪ-ГЕЛЬЗИНГФОРСЪ, подходитъ къ АДЕЛИ, длаетъ руки кольцомъ и почтительно кланяется.)

Фонъ-Гельзингфорсъ. Notre contredance, mademoiselle. (Подставляетъ руку Адели и уходитъ.) (Глафира Петровна возводитъ очи горе. Кондрашовъ, ужимая губы, смотритъ въ слдъ.)

(Занавсъ.)

ДЙСТВІЕ V.

(Сценой кабинетъ Кондрашова. Входная дверь въ средин, дверь направо въ гардеробную.)

ЯВЛЕНІЕ I.

Кондрашовъ (одинъ. Сидитъ за столомъ и перебираетъ бумаги). ну, деыекъ выдался вчера: тутъ этотъ слухъ, потомъ Адель! Что это ей вдругъ въ голову вступило. Кажется, не такъ воспитана, чтобы отъ этакой партіи отказаться. И вдругъ — не пойду! Нтъ ли тутъ чего нибудь съ Пнкинымъ: подозрваю я что-то.. Да чмъ она съ нимъ жить-то будетъ, какъ я имъ откажу? А двка-то съ характеромъ — скверно! Ну, да впрочемъ потолковать надо: вдь она не глупа, да и Пнкинъ тоже. Гм! Кто опять это распустилъ вчера про меня этотъ слухъ? Должно быть кто нибудь изъ департамента. Почуяли, видно, что на субсидіи-то больше разсчитывать нечего, такъ и за честность! Ну, а ужь честность, извстно, сейчасъ какъ бы уязвить. Ужь у этого брата такая привычка: коль не беретъ, такъ укуситъ! Ну, да не бда: изъ этого слуха можно извлечь кое-что. Во первыхъ, за Аделинькой — одно родительское благословеніе, барону — ни же ни! Ну, и корнету тоже поводья-то можно поубавить. Все иметъ свою хорошую сторону: умй только извлекать… (Перебираетъ письма.) Вотъ и этто можно бы кой-кому отказать, вонъ ихъ сколько: тотъ проситъ, другой напоминаетъ, а кто такъ и благодаритъ. Это пріятно, когда видишь, что люди чувствуютъ твои благодянія. Вотъ сегодня тоже получилъ. (Звонитъ. Входитъ секретарь.) Вотъ запамятуйте. Городъ Таракановъ выбралъ меня въ почетные граждане: я ему на освщеніе сто ведеръ спирта даю. Лежебоковскій статистическій комитетъ избралъ своимъ почетнымъ членомъ: ну, вотъ, я и статистикомъ сталъ. А ужь географомъ, и словесникомъ и естествоиспытателемъ, и еще тамъ разными учеными (машетъ рукой) давно состою. Да! Составьте-ка списокъ — какихъ обществъ я членомъ, и впишите въ лтопись о благосостояніи дома, а то и забудешь все-то. Ступайте, да пошлите мн Папандопуза (Секретарь уходитъ.) Да-съ! Вотъ разные ученые люди сидятъ тамъ, да выдумываютъ: хорошо бы, дескать, составить такое-то ученое общество. Ну, и уставъ выхлопочутъ. Хвать — гд двигатель-то? Гд оныя-то? А оныхъ-то и нтъ — и къ намъ за оными! Учрежденіе какое благотворительное- опять къ намъ, пожертвованіе — къ намъ. Все мы, да мы! Вдь не штука придумать, да израсходовать,— нтъ, а вы двиньте-ка безъ насъ! Я, признаться, и не понимаю, какъ все это пойдетъ безъ откуповъ! Мы-то не пропадемъ! Мы дятели и предприниматели. А вотъ получатели-то, что будутъ длать безъ насъ? А кто только съ насъ не получалъ! Гм! Увидимъ! увидимъ!

ЯВЛЕНІЕ II.

КОНДРАШОВЪ и СЫНЪ.

Сынъ. Добраго утра, папа. (Цлуетъ у него руку, потомъ щеку.) Фу, какъ я усталъ! Насилу ноги волочу.
Кондрашовъ. Ну, да поработалъ вчера! Поработалъ порядочно.
Сынъ. Да потомъ ко мн зашло еще нсколько человкъ, и легли въ шесть часовъ. Я бы и не всталъ, да нужно създить. Папа, что это вчера за глупый слухъ прошелъ? Вдь это вздоръ?
Кондрашовъ. Гм! гм! Ну, не совсмъ вздоръ. Позамялись дла-то. Я теб гм! гм!.. хотлъ сказать, чтобы ты, гм! гм! понимаешь… тово… теперь я теб не могу давать столько.
Сынъ. Какъ, папа? Да что же я буду длать! Вдь не могу же я жить хуже другихъ. Посл этого надо изъ полка выйти.
Кондрашовъ. Ну, зачмъ-же! Нужно только поакуратне. Тамъ у тебя есть какая-то эта (вертитъ пальцами) прыгунья, ну, и сократить можно
Сынъ. Ну, нтъ, папа! Какъ же это можно: вдь это все равно, что выздъ, что пародеръ!— вдь нельзя же безъ танцовщицы! Ужь лучше ты убавь у Лунзы-то Карловны что нибудь.
Кондрашовъ. Ну… ну… вотъ ты и Луизу… Ну, что теб Луиза.
Сынъ. Какъ что? Она больше моего, я думаю, тратитъ. Вдь у меня товарищи: тотъ князь, другой графъ. Если они аристократы по рожденію, такъ я долженъ же держать себя, по крайней мр, какъ денежный аристократъ. Это тоже своего рода аристократія, аристократія будущности, (въ сторону) какъ Вагнерова музыка… и требуетъ поддержки.
Кондрашовъ. Ну… ну… хорошо. Гм… Денежный аристократъ… Конечно, это тоже аристократія… (Ухмыляется.) Аристократія будущности…
Сынъ. А я думалъ, папочка, что ты мн прибавишь. Я приторговалъ одного сраго рысака — общалъ утромъ досмотрть,— такъ ты мн дай на него, а то у Луизы срыя…
Кондрашовъ. Ну, ну, хорошо… хорошо… Тамъ посмотрю. Да оставь ты Луизу… не люблю я…
Сынъ (цлуя отца въ плечо). Ну, хорошо, папочка! Молчу. Поду лошадь смотрть. (Уходитъ. Въ то же время входитъ Папандопузо.)

ЯВЛЕНІЕ III.

КОНДРАШОВЪ и ПАПАНДОПУЗО.

Кондрашовъ. Поди-ка, братъ, сюда. Поди.
Папандопузо. Что прикажете, Василій Степановичъ?
Кондрашовъ. Разсмотрлъ, брать, я твои-то счеты. Проршки есть! Есть проршки. Не хорошо братъ плутовать-то, да благодтелей обманывать.
Папандопузо. Помилуйте Василій Степановичъ, осмлюсь ли я…
Кондрашовъ. Осмливаешься, братецъ, осмливаешься. (Смотритъ счеты.) Ну, вотъ хоть бы исправнику положенное жалованье выписалъ, а тамъ у васъ чудакъ какой-то завелся, что не беретъ его.
Папандопузо (вращаетъ глазами). (Въ сторону.) Какъ это онъ, чортъ, пронюхалъ? (Кондрашову.) Это точно, Василій Степановичъ, что деньги не беретъ, да вдь это на него же идетъ-съ. Ну, не деньгами, такъ лошадку уступишь за полцны или тамъ собакъ свору ему досталъ, выпивку устроилъ,— вдь это все единственно. (Вдругъ какъ-бы спохватясь.) Виноватъ, забылъ. (Съ улыбкой.) Къ Луиз Карловн заходилъ. Она поручила отдать. (Вынимаетъ розовый бантикъ и подаетъ).
Кондрашовъ (беретъ нсколько смущаясь). Гм! хорошо. Да ты, братъ, мн бантикомъ-то глаза не отводи.
Папандопузо. Нтъ-съ, помилуйте. Я только зашелъ къ нимъ сегодня, спрашиваю, порученія какого не будетъ-ли? Отдай, говорятъ, ему, да скажи чтобы захалъ сегодня.
Кондрашовъ. Гм! Ну хорошо. А только все-таки изволь-ка ты мн объяснить вс упущенія. Спроси въ контор выписки изъ ревизіи, да принеси.
Панандопузо (про себя). Допечетъ каналья! Чувствую — хочетъ допечь. Напрасно и бантикъ упросилъ послать. И кто ему насплетничалъ? (Уходитъ.)
Кондрашовъ (одинъ). Плутъ, шельма. А ловкій! Надо его пугнуть, а изъ рукъ выпустить нельзя. (Смотритъ на бантикъ.) Вдь вотъ, и къ Луиз поддлался, бестія. И выдумщицы же эти нмки: вдь вотъ, бантикъ этотъ? вздоръ, а пріятно! Русская ни за что бы вамъ не догадалась прислать!

ЯВЛЕНІЕ IV.

КОНДРАШОВЪ и ПАПАНДОПУЗО (входитъ блдный съ большимъ листомъ).

Панандопузо (въ сторону). Гд это они все выкопали? (Ему.) Помилуйте, Василій Степановичъ, это нападки-съ! Это, вотъ клянусь вамъ всми святыми, нападки-съ! Я но довренности служилъ — иныя вещи, вы сами изволите знать, въ книгу внести нельзя.
Кондрашовъ (играя бантикомъ). Ну, ну, читай. (Входитъ Глафира Петровна. Онъ поспшно прячетъ бантикъ въ карманъ, бормочетъ.) Я сейчасъ, другъ мой, за платкомъ- (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ V.

Т же и ГЛАФИРА ПЕТРОВНА.

Глафира Петровна (кланяется на поклонъ Папандопузо).
Папандопузо (ей). Я заходилъ сегодня къ отцу Паисію. Поручили вамъ отдать-съ. (Вынимаетъ поясъ въ род крестьянскаго.) Отъ всхъ болзней помогаетъ-съ!
Глафира Петровна. А! Благодарствуйте.
Папандопузо. Приказали сказать — только что на голомъ тл носить нужно-съ.
Глафира Петровна. Ну, ну! хорошо (Смотритъ на поясъ.) Еще надпись какая-то выткана: врно молитва (Читаетъ медленно.) Ко-го люб-лю, тому дарю. Фу вздоръ какой! (Прячетъ его.)
Папандопузо. Осмлюсь просить, Глафира Петровна, не знаю на меня кто-то наклеветалъ Василію Степановичу. Сдлайте одолженіе, не дайте погибнуть! И отецъ Паисій тоже изволилъ сказать: попроси, говоритъ, ее.

ЯВЛЕНІЕ VI.

Т же и ВАСИЛІЙ СТЕПАНОВИЧЪ.

Кондрашовъ (утираясь платкомъ). Вотъ и я. Здравствуй, мамочка. Ну, что Адель? (Она показываетъ глазами на Папандопузо.) А ты, братъ, подожди въ контор, да обдумай. (Папандопузо уходитъ.)
Глафира Петровна (ему въ слдъ). А онъ добрый! Ты его Базиль, побереги, онъ усердный и преданный намъ!
Кондрашовъ. Гм! ну, увидимъ! А припугнуть надо. Такъ чтожъ Адель?
Глафира Петровна. Да ничего! Разв съ ней сговоришь? Начала я представлять резоны, а она: неужели, говоритъ, вы думаете, что скажете что нибудь новое? Все это я, говоритъ, давно знаю и обдумала! Вотъ и поди съ ней! Я думаю — нтъ ли тутъ какой любви, да не знаю, кто бы могъ ее сбить.
Кондрашовъ. Гм! Я самъ думаю, что тутъ тово!.. Надо будетъ мн самому поговорить съ ней, пока князь не пріхалъ… А то что ему сказать?

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же и ЛЮДМИЛА.

Людмила. Здравствуйте, папа! Здравствуйте, мама!
Кондрашовъ. Здравствуй, Милочка! Здравствуй. Что ты рано поднялась посл бала? Да и что-то встревожена: опять чего не случилось-ли?
Людмила. Да, папа, мн нужно будетъ говорить съ вами, но прежде скажите: какъ дла-то ваши?
Кондрашовъ. Да ничего! Уже говорилъ я — ничего! Вы о моихъ длахъ не заботьтесь. А вотъ, свои-то скажи! Что опять — денегъ что-ли?
Людмила. Нтъ, папа. То есть если и надобны, то совсмъ иначе.
Кондрашовъ. А! Иначе нужны? Какъ же это иначе? Ну-ка, разскажи.
Людмила. Я, пана, имла съ мужемъ большой разговоръ. Я сама вижу, что этакъ продолжаться не можетъ: онъ все разстроилъ,— не можемъ же мы всегда быть на вашихъ рукахъ.
Кондрашовъ. Гм! Ты это — здраво, здраво. Только поздненько немножко. Ну, что же длать?
Людмила. Я, папа, я, мама, ршилась разойтись съ нимъ…
Глафира Петровна. Помилуй, Людмила, возможно-ли? Вдь онъ все-таки человкъ порядочный.
Кондрашовъ. Гм! Нтъ, это недурно бы, да какъ же это — при чемъ ты останешься?
Людмила. Чтожъ — вдь надо чмъ нибудь кончить, папа! Л, конечно, скрывала отъ васъ свою семейную жизнь, но должна сознаться, что при настоящей жизни мужа, его требованіяхъ, не можетъ быть ни любви, ни согласія, ни уваженія наконецъ.
Кондрашовъ. И ни денегъ. Гм! Денегъ не напасешься.
Людмила. У меня остается все-таки маленькое состояніе, и я могу жить скромно. За границу съзжу, чтобы не возбуждать толковъ.
Глафира Петровна. Да помилуй, другъ мой! Какъ же ты, съ твоею молодостью, красотой и посл настоящей жизни останешься съ ничтожными средствами и безъ мужа на всю жизнь?
Людмила. Отчего на всю жизнь? Конечно, я теперь объ этомъ не думаю — посл настоящей неудачи,— но со временемъ можно и партію сдлать, конечно, по разсчету: будетъ съ меня ужь любви: лордъ Бленвіель, напримръ, очень привязанъ ко мн.
Глафира Петровна. Другъ мой, какъ же отъ мужа?
Людмила. Да вдьмы разведемся, мама, какъ слдуетъ, разведемся по форм. Вотъ для этого-то, папа, и нужны издержки…
Кондрашовъ. Сколько? Ты говори прямо сколько.
Людмила. Мужъ говоритъ — нужно на хлопоты пятьдесятъ тысячъ.
Кондрашовъ. И отдать ему?
Людмила. Да, папа.
Кондрашовъ. То есть, но просту, онъ отпускаетъ тебя за пятьдесятъ тысячъ!
Людмила. Если хотите, папа, оно въ сущности такъ! Но я думаю, папа, выгодне ужь откупиться разомъ.
Кондрашовъ. Пожалуй, оно и такъ. Только многонько.
Людмила. Я хотла просить, папа, если нужно, заложить или продать домъ…
Кондрашовъ. Гм! Ну, да поторговаться, такъ, можетъ, уступитъ.
Глафира Петровна. Ахъ, Людмила! Ахъ, Василіи Степановичи! Надо бы подумать прежде: вдь онъ все же баронъ.
Кондрашовъ. Ну, что же баронъ! Слава Богу не все къ нмцамъ за ними ходить, и своихъ завели, нынче есть вотъ и русскіе бароны изъ нашего брата. А онъ, признаться, и мн надолъ, и дорого стоитъ… Я полагаю, что откупиться-то выгодне,— только, разумется, поторговаться.
Глафира Петровна. Подумай, Людмила!
Людмила. Эхъ, мама: много думала! Такія ршенія не длаются въ минуту.

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Т же и ПНКИНЪ.

Пнкинъ (въ дверяхъ останавливается.) Виноватъ, я, можетъ быть, не во время.
Кондрашовъ. Нтъ, нтъ, Алексй Иванычь, иди,— очень радъ. Мн нужно потолковать съ тобой. (Жен длаетъ знакъ.) А съ ними мы кончили. (Людмил.) Надо уладить будетъ. Уладимъ!
Глафира Петровна. Здравствуйте, Алекси Иванычъ. Я вамъ не помшаю?
Кондрашовъ. Нтъ, мамочка. У насъ тутъ будутъ толки про денежныя дла, такъ ужь вы насъ оставьте. (Въ сторону.) Лучше безъ бабъ-то. (Глафира Петровна и Людмила уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ IX.

ПЕНКИНЪ И КОНДРАШОВЪ.

Кондрашовъ. Садись-ка, Алексй Иванычъ! Садись, потолкуемъ. У меня, признаться, голова кругомъ: тутъ денежныя дла расклеиваются, а тутъ семейныя еще…
Пнкинъ. Разв такъ дурно идетъ дло?
Кондрашовъ. Погорячились мы, братецъ ты мой, на послдкахъ-то понатужились слишкомъ. Думали, какъ наддадимъ хорошенько, такъ не станутъ систему измнять.Ну, и запутались. Да оно бы не бда, можно бы вывернуться — условія только измнить, потомъ бы наверстали: а тутъ хлопъ — закрываютъ откупа-то, вотъ тутъ и вертись! А къ этому еще семейное дло…
Пнкинъ. Я не позволяю себ вопросовъ… но вы знаете мое участіе къ вашему семейству: не случилось ли чего?
Кондрашовъ. Да случилась съ сущности вещь пріятная За Адель посватался князь Хилковатый. Партія, что и говорить, блистательная. А ужь при теперешнихъ обстоятельствахъ это счастіе неожиданное.
Пнкинъ (безпокойно). Ну и что же?
Кондрашовъ. Да вотъ, Адель-то, не ршается! Старъ, не нравится! Конечно, дло молодое, ну, можетъ и нравится ей кто нибудь, и я бы, конечно, ея счастью не препятствовалъ,— я братецъ самъ началъ вотъ безъ этихъ (показываетъ на брюки), такъ бднымъ брезговать не буду и дльному хорошему человку цну знаю,— да вдь, между нами сказать, негодятся он небогатому-то человку. Хотлъ я ихъ воспитать, знаешь, по просту, по-русски, чтобы щи умла варить, да хорошей хозяйкой быть. Такъ куда теб!… пенсіоны, да француженки, да англичанки… вотъ и вышли только (длаютъ жестъ рукой) фить! фить! фить! Слова нтъ, двки хорошія, неглупыя двки, да, братецъ, къ шелкамъ:то больно привыкли! Ну, въ другое время это бы еще ничего, я бы наградилъ, стало бы съ нихъ, а теперь дать-то и не могу!…
Пнкинъ. Можетъ найтись человкъ, который не нуждается въ приданомъ и самъ прокормитъ.
Кондрашовъ. Гм. Прокормитъ! (Ухмыляется.) Корму-то, много, братецъ, на нихъ надо! Ты меня объ этомъ, о корм-то, спроси! Тутъ трудовой-то копйки не хватитъ. Вдь я своей-то дочери не врагъ! Конечно, молодые люди, съ горяча, можетъ, и не подумаютъ объ этомъ. Изъ поцлуевъ-то, братъ, платья-то съ саженнымъ хвостомъ не сошьешь! Вотъ, Людмила-то — ты свой человкъ, теб можно сказать — по любви вышла, и какъ было что транжирить, такъ и мужъ былъ хорошъ, а какъ все спустили — и разводятся!…
Пнкинъ. Какъ?
Кондрашовъ. Да! разводиться хотятъ. Положимъ, онъ свинья — да это еще и счастье, что свинья — по крайней мр бросить не жалко,— а съ любимымъ-то только бы маялась. Хорошія, братъ, он у меня дочери, слова нтъ, да глупость-то вотъ наша: воспитывали ихъ для тысячей, а какъ своихъ-то не будетъ, такъ и ищи тысячниковъ! А простой-то, хорошій, дловой человкъ хоть и милъ, да не годится. Отъ своего счастья должны отказываться. Ботъ оно что, дурацкое-то воспитаніе!… А тысячники-то на полу не валяются, съ нихъ ужь не спрашивай всего: и молодости, ну, и тамъ всего этого.(Длаетъ молодцоватую фигуру.)

ЯВЛЕНІЕ X.

Т же и СЛУГА.

Слуга. Князь Хилковатый.
Кондрашовъ. А! проси въ гостиную. Я сейчасъ. Вотъ, братъ, за отвтомъ пріхалъ, а я не знаю, что и сказать! Извини… Нужно еще фракъ надть. (Уходитъ въ боковую дверь.)

ЯВЛЕНІЕ XI.

ПНКИНЪ (одинъ. Нсколько времени молчитъ, опустивъ голову).

Было одно препятствіе — неравенство воспитанія, непривычка къ труду и семейной жизни,— я пренебрегъ имъ: я бы пересилилъ себя и постарался съ этимъ примириться, пусть ее живетъ и веселится,— является другое — лишенія, чуть не бдность: это уже ей ршать. А если и ршится,— выдержитъ-ли она? Не опротиветъ-ли ей и эта жизнь, и я самъ, какъ опротиветъ простой кусокъ трудового хлба!..

ЯВЛЕНІЕ XII.

ПНКИНЪ и АДЕЛЬ (стремительно входитъ).

Адель. А! и ты здсь! Какое счастье! Ты не говорилъ отцу?..
Пнкинъ. Нтъ. Я хотлъ только, но пріхалъ князь. Адель (держитъ его за руку). Тмъ лучше! Мы вмст… вмст мы успемъ… съ тобой я смла и увренна…

ЯВЛЕНІЕ ХНІ.

Т же и КОНДРАШОВЪ (во фрак. При его появленіи они отнимаютъ руки, но КОНДРАШОВЪ это замчаетъ и пріостанавливается, потомъ идетъ и говоритъ какъ бы торопясь.)

Адель. Папа! Я къ теб… шла… Папа, ты любишь меня, ты меня не погубишь… Я…
Кондрашовъ. Постой, мой ангелъ! Алексй Иванычъ, ты другъ нашей семьи, ты знаешь Адель съ дтства, поговори съ ней: передай, что я теб говорилъ, ты человкъ умный, лучше меня убдишь. А я отецъ! я, пожалуй, не выдержу, и изъ слабости сдлаю несчастье дочери. Переговори съ нимъ, Адель, обдумай, другъ мой, обдумай хорошенько еще разъ, а я пока займу кпязя и потомъ приду за отвтомъ, подумай мой ангелъ! Алексй Иванычъ, я теб поручаю ее: дло идетъ объ ея счастьи, о всей ея будущности… я надюсь на тебя! (Жметъ ему руку, цлуетъ Адель въ голову и уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ XIV.

АДЕЛЬ и ПНКИНЪ.

Адель. Что это значитъ?
Пнкинъ (медленно и въ раздумъи). Это значитъ, что онъ догадался о нашей любви н… поручаемъ мн самому убить ее.
Адель. Какъ?
Пнкинъ. Да! онъ сейчасъ говорилъ о теб, онъ говорилъ, что не сталъ бы препятствовать твоему браку съ бднымъ, еслибы былъ при другихъ обстоятельствахъ, но что теперь ты сама должна отказать.
Адель. Почему?
Пнкинъ. Потому, что ты бдности не можешь выносить, а онъ за тобой ничего не даетъ.
Адель (сурово). Какъ? Совсмъ ничего?
Пнкинъ. Да, ничего!
Адель. И ты что же ему отвтилъ?
Пнкинъ. Я сказалъ ему, что найдется человкъ, который за приданымъ не погонится. (Адель хватаетъ его за руку и жметъ.) Но онъ мн отвчалъ, что ты такъ воспитана, что приданое не ему, а теб нужно, что если ты стала бдна, такъ теб необходимъ мужъ богатый, что только съ нимъ ты можешь быть счастлива.
Адель. Какъ! я для любимаго человка не могу отказаться отъ тряпокъ! О, Алексй, и ты это подумалъ…
Пнкинъ. Нтъ, другъ мой! Я не думалъ, что ты откажешься… Но… я подумалъ тоже: подъ силу ли будетъ теб всю жизнь нести это бремя?
Адель. Ты сомнваешься?..
Пнкинъ. Я боюсь, другъ мой! Адель, ангелъ мой! Я боюсь за тебя потому, что ты мн дорога. Не увлекайся благороднымъ порывомъ. Вдь порывъ проходитъ. Если ты не по силамъ берешь ношу, такъ она убьетъ нашу любовь, убьетъ и мое, и твое счастье! Мы стоимъ на роковомъ поворот. Имй мужество прямо смотрть въ лицо судьб и не обольщать себя! Не губи напрасно ни себя, ни меня. Мн лишенія не новость, но для тебя роскошь не только обычная обстановка, для тебя она занятіе, жизнь, необходимость! Когда я буду работать и разъзжать, чтобы добывать средства къ жизни, что ты будешь длать одна въ небогатой обстановк, можетъ, съ дтьми, да съ заботой о кухн? Вынесешь ли ты эту жизнь? Привыкнешь ли къ ней? Твои знакомства будутъ теб тогда не по средствамъ. Не позавидуешь ли ты роскоши, которая пронесется мимо тебя? Не опустишь ли ты глаза, когда твоя теперешняя подруга, вся въ соболяхъ и бархат, окинетъ тебя съ ногъ до головы и покровительственно кивнетъ теб? Когда тебя не узнаетъ, постыдится узнать та подруга, для которой теперь ты образецъ и предметъ зависти… Мы привыкли къ нашей сред. Если передъ нами роскошь и лнь поднимаютъ голову, мы не только смотримъ ей прямо въ лицо, мы сами еще выше поднимаемъ голову и имемъ право поднимать: мы сознаемъ силу и достоинство труда. Но въ теб, теб самой невдомо, есть гордость богатства, гд же ты возьмешь: на что обопрется твоя гордость бдности?.. (По мр того, какъ Пнкинъ говоритъ, Адель опускаетъ голову и плачетъ.) Подумай объ этомъ, мои ангелъ. И теперь имй мужество и честность сказать прямо: готова ли ты выйдти за меня!
Адель (въ волненіи). Послушай, Алексй… можетъ, отецъ нарочно сказалъ… Не можетъ быть, чтобы онъ ничего не далъ.. Можетъ быть онъ дастъ еще…
Пнкинъ. А!.. (Беретъ себя за голову.) Ну я не вишо тебя! Будь счастлива! (Жметъ ей руку и хочетъ идти.)
Адель (удерживая его). Алексй! Но какъ же это! Я люблю тебя, вдь это ужасно — отдаваться этому старику… когда любишь другого…
Пнкинъ (холодно и съ ироніей). Отецъ и это предвидлъ! Онъ говоритъ, что милліонеры не валяются по улицамъ, и къ нимъ надо быть снисходительнымъ: нельзя же все — чтобы и милліонеры, да еще и молодость, и любовь…
Адель (вставая, смотритъ ему въ лицо и задыхаясь). Да?! Ну, такъ вотъ что: мы избалованы, испорчены, извращены, мы не можемъ жить безъ роскоши… мы не имемъ твердости отказаться отъ нея для любви,— но мы умемъ любить… Слушай: я не могу выйдти за тебя… но я люблю тебя… Я тебя люблю, и буду любить, что бы тамъ ни было!.. (Упадаетъ къ нему на грудь. Пнкинъ смотритъ на нее въ изумленіи, потомъ наклоняется къ ея голов, горячо ее цлуетъ, вырывается и уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ XV.

АДЕЛЬ (одна).

Адель (приходя въ себя и сурово). А! Такъ вотъ насъ готовятъ къ чему! Такъ наша роскошь не игрушка наша, а властелинъ! Мы не можемъ выйдти за того, за кого хотимъ, не можемъ жить, какъ хотимъ. Мы обречены милліону… насъ не берутъ безъ него. (Останавливается.) Намъ надо продать себя, чтобы получить свободу располагать собою… А! Насъ пріучаютъ къ этому, готовятъ, свтъ этого требуетъ… Ну, что же! Продадимся! (Кондрашовъ заглядываетъ осторожно и озабоченно въ дверь, не вида Пнкина, проясняется, и подходитъ къ двери.)

ЯВЛЕНІЕ XVI.

КОНДРАШОВЪ и АДЕЛЬ.

Кондрашовъ. Ну, другъ мой, какъ ты? Обдумала? ршилась?
Адель. Я — согласна, папа!
Кондратовъ. Вотъ, умница. (цлуетъ ее и ласкаетъ.) Вотъ, разумница! Ну, оправься, оправься немного, а то ты очень встревожена. (Машетъ Адели въ лицо платкомъ. Въ сторону.) И Пнкинъ умница! умница! Вообще, умная, дльная нынче стала молодежь! Это пріятно! пріятно! (Адели.) Ну, что? оправилась? Подожди, я сейчасъ пошлю князя, (растроганный) Бдненькая! Будь тверда. Что длать! иногда нужно и попригнуться. (Уходитъ. И въ дверяхъ) Ваше сіятельство! пожалуйте. Вотъ и сама невста. Мы очень счастливы, ваше сіятельство… Но дтей не принуждаемъ: какъ сама ршитъ, такъ и быть. Ужь вы извините. Не намъ, а ей жить съ человкомъ..

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Т же и КНЯЗЬ.

Князь. Аделаида Васильевна, ршите… Обожаю, обожаю…
Адель (не глядя). Я согласна.
Князь (цлуя ее руку.) Ангелъ! ангелъ! (Кондрашову). Согласна! (Обнимаетъ.) Счастливъ, счастливъ…
Кондрашовъ. И я искренно счастливъ. (Идетъ въ двери.) Жена, Глафира Петровна, мамочка, Людмила — идите вс сюда.
Князь (Адели.) Пылинки… пылинки не дамъ ссть на васъ, все… все, что хотите.

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

Т же, ГЛАФИРА ПЕТРОВНА, ЛЮДМИЛА и ФИСОЧКА.

Кондрашовъ. Мам… согласна! Людмила…
Глафира Петровна (обнимаетъ Адель и даетъ руку князю, который ее цлуетъ). Другъ мой! (Князю.) Князь, сдлайте ее счастливою! (Отираетъ слезы. Поздравленія Людмилы и Фисочки.)
Кондрашовъ. Ваше сіятельство, вы теперь нашъ семьянинъ,— позвольте познакомить васъ съ матушкой моей… (Глафира Петровна возводитъ на него глаза.)
Князь. Очень радъ! Очень радъ!
Кондрашовъ (ей). Ничего! (Фисочк.) Фисочка, проси матушку. Она старушка простая, князь, но почтенная.
Фисочка (отрываясь отъ Адели). Бдная… и счастливая жертва… (Уходитъ. Въ дверяхъ показывается и останавливается Ерындиковъ. Не знаетъ, что изъ себя длать.)
Глафира Петровна (Адели). Другъ мой, будь тверда. Людмила, дай одеколону. (Людмила уходитъ. Адель въ безсиліи опускается на диванъ нсколько въ сторон. За ней ухаживаютъ.)

ЯВЛЕНІЕ XIX.

Т же и ЕРЫНДИКОВА.

Ерындикова. Позвольте и мн поднести поздравленіе-съ. (Поздравляетъ всхъ. Людмила возвращается и ухаживаетъ за Аделью.)
Глафира Петровна. Ахъ, благодарю васъ, милая. Велите, пожалуйста, подать стаканъ воды.
Ерындикова (выходя). Вотъ служанку нашла! (Высовываетъ голову въ дверь и отдаетъ приказаніе. Возвращаясь и увидавъ мужа.) Гд ты былъ? Поздравлялъ?
Ерындиковъ. Нтъ.
Ерындикова. А объ дл говорилъ?
Ерындиковъ. Нтъ.
Ерындикова. Гд же ты пропадалъ?
Ерындиковъ. У генерала былъ.
Ерындикова. У какого генерала?
Ерындиковъ. Что вчера приглашалъ.
Ерындикова. Ну, что же?
Ерындиковъ. Не пустилъ.
Ерындикова (печально качаетъ головой). Эхъ, ты! Видно самой приняться.

ЯВЛЕНІЕ XX.

Т же, ЕОКТИСТА ГАВРИЛОВНА и ФИСОЧКА.

Кондрашовъ. Ваше сіятельство, позвольте представить матушку! (Матери.) Князь, маменька, осчастливилъ насъ предложеніемъ.
Князь. Очень радъ! Прошу полюбить! Позвольте ручку. (Цлуетъ у еоктисты Гавриловны ручку, та его въ голову.)
еоктиста Гавриловна. Очень рада, батюшка! Прошу насъ полюбить. (Разглядывая его.) Только прости, не сердись, батюшка, на старуху, не позненько ли вздумалъ ты жениться-то, словно бы ты мн больше подъ пару?.. (Глафира Петровна ужасается.)
Князь. Хе, хе! Сердце молодо, уважаемая мм!.. Сердце молодо! Люблю! Люблю!
еоктиста Гавриловна. Ну, твое дло, батюшка! (Подходитъ къ Адели и въ полголоса.) Что ты это — сама, что ли, себя продаешь! (Адель машетъ рукой и бросается къ ней на грудь.) Ну, дай Богъ теб счастья… (Посмотрвъ на князя.) Не военный, а храбрый, храбрый! (Глафира Петр. киваетъ Людмил на нее головой. Та подставляетъ ей кресло и оттираетъ ее.)

ЯВЛЕНІЕ XXI.

Т же и СЫНЪ КОНДРАШОВА.

Сынъ (вбгая). А! Поздравляю, князь! Папа, мама, Адель! (Цлуется и поздравляетъ. Кондрашовъ суетится, заглядываетъ въ канцелярію и оттуда выходятъ его служащіе и Папандопузо, и поздравляютъ его. Онъ имъ велитъ остаться.)
еоктиста Гавриловпа (Людмил). Ну, а ты что?
Людмила. Я, бабушка, расхожусь съ мужемъ.
еоктиста Гавриловна (вполголоса). Къ своему-то что-ли бжишь?
Людмила. Къ какому своему? За мной ухаживаетъ одинъ богатый англичанинъ, и я, можетъ быть, тоже выйду за него.
еоктиста Гавриловна. Отъ живого-то мужа?
Людмила. Эхъ! да вы не понимаете. Ужь это везд давно длается, пора и намъ!
еоктиста Гавриловна. Что это за городъ такой: вс-то перевлюбились, да перепутались: и старые, и молодые! тьфу!
Ерындикова (толкаетъ мужа къ Кондрашову). Поздравь. (Тотъ подходитъ и кланяется.)
Кондрашовъ. Спасибо, братъ, Богъ счастье посылаетъ. Вотъ самъ видишь,— разскажи дома-то, разскажи.
Ерындикова. Нечего разсказывать-то, Василій Степанычъ, разв то что здили непошто, привезли ничего!
Кондрашовъ (въ сторону). Гм! гм! Эта, пожалуй, тамъ наплететъ. (Ерындикову.) Отчего же не почто: свтъ не безъ добрыхъ людей, братецъ, для тебя я вотъ что придумалъ: откупа не будетъ, такъ я тамъ у насъ складъ заведу и тебя сдлаю надсмотрщикомъ. Ты мужикъ врный!
Ерындиковъ (кланяется). Благодарю покорно!
Попандопузо. Вотъ теб и разъ! А я на это мсто разсчитывалъ.
Ерындикова (тихо про себя) И этимъ надо довольствоваться.
Ерындиковъ (жен). Теперь домой.
Ерындикова. Мсто получили, такъ можно здсь пожуировать. Я еще въ маскарадахъ не была…
еоктиста. Гавриловна. Подемте-ка вмст по домамъ. Вася, отпусти ты и меня.
Кондрашовъ. Что это вы, маменька? И въ такой день?
еоктисту Гавриловна. Да будетъ ужъ! Полюбовалась я на твое житье. Вс устроились… Всего насмотрлась. Пора мн и къ себ. (Василій Степановичъ цлуетъ у нея руку.)
Фисочка. Вс счастливы, одна я какъ послдній цвтокъ на втк! (Громко вздыхаетъ.)
Василій Степановичъ (поглядя на нее.) А! Фиса! Гм! гм! Харитонъ!
Папандопузо. Что прикажете?
Василій Степановичъ. Ну, братецъ, хоть ты и тово… но для такого дня прощаю: мсто твое упразднится, такъ у меня есть пріискъ по Енисею: я тебя туда назначу. (Папандопузо кляняется.) А чтобы теб не скучно было въ глуши-то, такъ вотъ теб жена, а я за ней дамъ въ приданое пай. Согласны?.
Папандопузо (Въ сторону). Ужь я зналъ, что допечетъ. (Кондрашову.) Покорно благодарю, дядинька! (Цлуетъ у него руку.)
Фисочка. (съ чувствомъ.) Благодарю васъ. (Цлуетъ его въ плечо.)
еоктиста Гавриловна. Ну, вотъ оно и кстати: Пузо женится на Голобрюховой.
Сынъ Кондрашова. Какъ? какъ бабушка? Голобрюхова? Фисочка, такъ вы М-lle Голобрюхова? Отчего же вы скрывали такую прекрасную Фамилію?
Фисочка. Ну, теперь мн все равно! Я скоро перемню ее. (Публик.) Могла ли подумать, что я буду гречанка!
Василій Степановичъ. Ну, благодареніе Богу, потихоньку да полегоньку, а все устраивается прекрасно! И благословеніе не оставляетъ домъ мой. Могу внести въ лтопись, что и вторую дочь свою, Адель, видалъ за стариннаго русскаго князя и сановника, а тамъ — какъ знать: вдь такъ или иначе, а мы еще послужимъ благу отечества, и можетъ быть, со временемъ внесу: ‘за услуги, оказанныя отечеству, такой-то Иванъ Кондрашевъ возводится съ своимъ потомствомъ… (Оглядывается. Въ дверяхъ показываются люди съ бокалами и бутылками шампанскаго. Кондрашевъ бросается къ нимъ.) Наливай и проси!

(Занавсъ).

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека