МЕДИЦИНА И ЦЕРКОВЬ В ВОПРОСЕ О БРАКЕ И РАЗВОДЕ
МЕДИЦИНА И ЦЕРКОВЬ В ВОПРОСЕ О БРАКЕ И РАЗВОДЕ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Медицина и церковь в вопросе о браке и разводе, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
Сообщения о работах особого совещания при Св. Синоде, пересматривающего поводы к расторжению брака, конечно, читаются с живейшим интересом всею Россиею и множеством отдельных семей и с мучительным ожиданием и болью. Совещания направляются вообще по доброму пути: видна тенденция не сохранять более видимости брака или, точнее, его юридических последствий там, где в наличности брака уже нет, где он фактически расторгнут самими супругами. Таково ‘намеренное оставление одним из супругов другого, сопровождающееся раздельным жительством супругов в течение не менее трех лет’. Наконец-то брошенные женами мужья и обратно, которые до сих пор несли за вину прелюбодея и обидчика наказание, избавляются от него! Бывало, бросит муж жену, церковь бросившего не наказывает, а наказывает брошенного (приговорив к безбрачию). Убежит жена от мужа, убежит к возлюбленному или в форменный разврат: в глазах ее опять виновен муж, виновен оставленный, а жена, сколько бы ни родила на стороне и от кого бы ни родила, церковь при всех протестах мужа даже отказывалась признать их незаконными, а записывала на имя брошенного мужа, в наследники его имущества, наживаемого иногда тяжким трудом. Вообще законы о разводе были и пока еще сохраняются столь чудовищные, что едва они будут отменены, как сделается едва вероятным, что они когда-нибудь существовали. Эти законы представляли полное покровительство всякому разврату, всякому дебошу, всякой распущенности, зверству, наглому произволу. Преступник всегда прав, потерпевший всегда наказан. Заражает развратник-муж жену дурною болезнью — церковь на стороне заразившего мужа, тиранит муж жену — церковь на стороне тирана. Наоборот, жена наставляет рога мужу — церковь переходит на сторону жены и ‘прощает ей вину прелюбодеяния’, которое сводит с ума мужа. Кидает вовсе жена мужа — церковь и тут защитит ее! И все это под предлогом охранения святости брака! Под предлогом укрепления семейного союза! Ведь именно об этом написаны два знаменитых романа в русской литературе: ‘Дворянское гнездо’ и ‘Анна Каренина’. Но архиереи и тем паче митрополиты романов не читают, и по неохоте, и потому, что им это запрещено. От них все зависело в браке. И они лишены были даже литературной возможности увидеть слезы России, плач множества людей. Увидеть же их физически они тоже не могли, ибо кто же плачет на официальных приемах!
Наконец это безобразие рухнуло! Виновный, т. е. оставивший супруг, получает наказание в виде семилетней или двухлетней эпитимии, а невинная пострадавшая сторона, т. е. оставленный супруг или оставленная супруга, получает немедленное восстановление своей правоспособности на новый брак, по истечении трех лет со времени оставления. Тут только нужно предупредить те злостные минутные ‘возвращения покинувшего супруга к покинутому’, которые, как это и теперь происходит, делаются ради наследства и пенсии от покинутого. При новом правиле о разводе злостная сторона, не желая с мужем (положим) жить и не желая разводиться (ради наследства), будет через каждые два года на третий производить ‘суточные визиты’ к несчастному мужу, конечно, ‘при свидетелях’ и тем парализует новый закон. Это наглость и кощунство над браком, над законом. И особому совещанию следует точно оговорить, что ‘возвращением’ к мужу, вообще к покинутой стороне, может считаться только возобновленное постоянное сожительство с ним, а не эти суточные или недельные визитации. Тургенев в ‘Дворянском гнезде’ именно и описал такую недельную визитацию к мужу, давшую повод изменившей жене обзавестись в доме мужа только новым свежим любовником!
Трудно поверить, что закон покровительствовал такой гадости, что эта гадость заражала семью целый век!
Лично мы и против двухлетней и тем паче семилетней эпитимии ‘покинувшей’ стороне: трехлетнее отсутствие явно свидетельствует о совершенном исчезновении любви между супругами и о той все-таки доброй стороне и в покинувшем, что он (или она) не делал из брака ширм, не вводил обмана и лжи в семью. Это лучше, прямее, чище, нежели всюду теперь практикующийся обман. И за эту прямоту, за отвращение к обманной семье, на что так многие охотно идут, нет причин столь жестоко наказывать! Просто тут fatum, роковое расхождение организмов, отсутствие вязкости, цепкости крови, наконец, ошибка при заключении брака, довольно и простительная теперь, когда церковь сама же уничтожила закон и обычай обручения, этот промежуток времени между предполагаемым браком и заключенным браком, когда обрученные могли приглядеться друг к другу, лучше выглядеть и выверить характеры, несколько приспособиться один к другому. Браки прежде оттого бывали крепче, что вот было это обручение. Теперь смешным образом чин обручения, говор его слит, соединен с самим венчанием в непрерывный полуторачасовой обряд. И вероятно, духовенство вполне убеждено, что обручение продолжает существовать, не отменено! Между тем, как чувствуют и понимают все вступающие в брак, стало сложнее венчание, а обручения между ними никакого не происходит. Ибо суть его, конечно, не в ‘говоре’, а в сроке и предварительном ознакомлении на правах близости, доверия, постоянного ежедневного общения, когда узнаешь и характер, и ум, и весь нрав. Брак, описываемый в ‘Крейцеровой сонате’, этот брак вдруг и по впечатлению, опять же есть характерный брак без обручения и проистек из отмены церковью этого благодетельного древнего как бы ‘введения к супружеству’…
Но вот что в проектированных правилах дает повод к бесчисленным злоупотреблениям разводящей инстанции и к вероятному денежному вымогательству или попросту взяточничеству. Это статья о дурном или жестоком обращении. В предыдущих своих заседаниях особое совещание формулировало ее в том смысле, что таковое жестокое и дурное обращение тогда становится ‘поводом к разводу’, если оно угрожает жизни или вредит здоровью избиваемого и вообще терпящего супруга. Судя по доставляемым сведениям, в бракоразводном совещании происходит сильная борьба. Прежняя добрая формула, очевидно, была установлена под напором медицинских авторитетов, заботящихся о здоровье населения и всякого единичного человека. Теперь эта статья изменена в том смысле, что ‘поводом к разводу дурное обращение может служить в случае, если оно устраняет возможность супружеского сожития’. Это повергает в совершенное недоумение: какое же такое ‘дурное обращение’ или какая степень ‘жестокости’ может устранить возможность супружеского сожития?! Никакая! Хоть каждый день запарывай до полусмерти, это супружескому сожитию не препятствует ни тогда, когда избитый супруг лежит в бесчувствии, ни особенно тогда, когда он опамятуется! Неужели церковь становится на сторону такого безобразия, защищает его, покровительствует ему? Явно, что такое формулирование статьи совершенно ее уничтожает, что разводов ‘по поводу жестокого обращения’ вовсе не будет даваться. Но тогда для чего она вводится? Увы, старое консисторское лицемерие! Статья эта будет свидетельствовать о гуманности нашего брачного законодательства, духовенство будет ссылаться, что оно запрещает жестокость, наказует за ее и даже высвобождает терпящую сторону от жестокого обращения. Совсем Синий или Красный Крест. Но у него есть подкладка, вот эта оговорка, делающая невозможным когда-либо дать повод к разводу по причине жестокости, разве что за очень большую взятку, многотысячную. Нельзя не заподозрить, что введение этой статьи при этом дополнении и сделано ввиду больших ожидаемых от нее доходов и также чтобы обелить себя, придать себе человеколюбивый вид. ‘Статья есть, по поводу жестокости разводим’. — ‘Ну, так разведите мою дочь с мужем который живого места в ней не оставил’. — ‘Хорошо. Достаньте медицинское удостоверение, что от побоев мужа она стала неспособною к супружескому сожитию!’
Какая грубость!
Каково положение родителей такой избиваемой дочери, иногда вдовы-матери, бессильной в ходатайствах, в судебных изворотах и законодательных крючках.
Уже не говорим о самой жене, которая вынуждена молить Бога, чтобы муж, пиная ее, положим, сапогом, так ударил в живот, чтобы она сделалась навсегда бесплодной. Хотя, впрочем, и это не нарушит ‘способности к супружескому сожитию’, не простирающемуся на внутренние органы! Бедные русские жены, несчастная русская женщина!
Еще одно замечание. В сообщении от 18 мая сказано, что ‘ввиду доложенного лейб-медиком, т. е. Бертенсоном, заключения медицинского совета сделано изменение в принятом раньше положении о хронических венерических болезнях как основаниях к расторжению брака в том смысле, что поводом к разводу может служить только сифилис, если при наличии его по заключению экспертов в каждом отдельном случае брачное сожитие представляет опасность для здорового супруга или для потомства’.
Конечно, медицина ответила о том, о чем ее спрашивали: о вреде для потомства или для здорового супруга. Но неужели чуткая совесть не подскажет членам от духовного ведомства занести в эту главную мысль то необходимое придаточное предложение, что ведь если основным и главным поводом к разводу была и остается вина прелюбодеяния, то, конечно, заражение супруга какою бы то ни было формою венерической болезни, отсутствующей у другого супруга, несомненно, свидетельствует о совершенном с кем-то третьим прелюбодеянии и в качестве такового свидетельства, а не существа болезни принимается самою церковью, в соблюдение слов Христовых, поводом к непременному разводу. Или кратко и как resumИ: всякое половое страдание, полученное через заражение в общении, если оно отсутствует у другого супруга, есть повод к разводу по основанию доказанного прелюбодеяния.
Зачем софизмы около Евангелия! Зачем уклоняться от слов Христовых! Для чего покровительствовать мужьям, семейным людям, в посещении домов терпимости, в разгуле с проститутками, от которых единственно эти болезни приобретаются, о чем опять-таки знают все, кроме монашествующих! И что это за брак en trois: муж, жена и проститутка или проститутки. Ибо последних всегда много, и обычно заражаются не от первой.
Бедная русская семья! И нельзя же не сказать, что только монашествующие, не видящие живого образа семьи, живых семейных личностей, никогда не бывшие мужьями, никогда не имевшие детей, не ласкавшие их, не ухаживавшие за ними в болезнях, могли продиктовать эти унизительные для семьи законы, и так властительно!
Непонятно, чего смотрит г. Извольский. И неужели для кого-то не очевидны эти очевидности? Он обер-прокурор, сановник. Но ведь он еще и человек, и от него Россия ожидает не одного чиновнического ‘делопроизводства’, а и человеческого, мудрого и гуманного делания, совета, заступничества.
НВ. 1907. 25 мая. No 11206.