Материалы по царской цензуре о заграничных изданиях сочинений М. Горького и иностранной литературе о нем, Горький Максим, Год: 1916

Дополнительные материалы
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

Материалы по царской цензуре о заграничных изданиях сочинений М. Горького и иностранной литературе о нем

М. Горький. Материалы и исследования.
М.—Л., Издание Академии Наук СССР, 1941
OCR Дюбин А. К.
Среди различных форм репрессий, которые применялись к М. Горькому царским правительством, большое место занимают гонения на его произведения, организованные цензурой, зорко охранявшей все устои самодержавия. Цензурные преследования, в виде запрещения и изъятия отдельных произведений, а также привлечения к ответственности лиц, ‘виновных’ в их напечатании, сопровождались обычно высказываниями и характеристиками, которые должны были оправдать и узаконить проводимые цензурой мероприятия. Эти высказывания ярко отражают отношение к М. Горькому агентов царского правительства и являются убедительной иллюстрацией того значения, которое имел М. Горький как борец за освобождение трудящихся.
Публикуемые нами документы относятся к тому разделу царской цензуры, который до сих пор мало привлекал внимание исследователей, — к так называемой цензуре иностранной, следившей за всеми заграничными изданиями, попадавшими в пределы России. Через нее проходили и сочинения М. Горького, печатавшиеся за границей, как на русском, так и на иностранных языках.
Эти сочинения просматривались иностранной цензурой, начиная с 1901 г., и с тех пор ежегодно до 1916 г. включительно, в рапортах цензоров, просматривавших проникавшие из-за границы издания, можно встретить отзывы о книгах Горького. Всего за указанные годы через иностранную цензуру прошло 220 названий его книг. Из этого числа 41 книга была на русском языке, остальные на иностранных языках: немецких изданий 83 названия, французских — 29, польских — 16, английских и еврейских — по 11, чешских и других славянских — 6, армянских, финских, шведских и литовских — по 4, итальянских и испанских — по 2, эстонских, венгерских и японских — по 1.
Если проследить распределение всей этой массы книг по годам, то оказывается, что наибольшее количество их падает на первые годы XX в. Западная Европа в эти годы усиленно интересуется молодым пролетарским писателем, внесшим в русскую литературу совершенно новую, свежую и самобытную струю.
Откликом этого интереса является издание большого количества его произведений, которые частично просачивались и в Россию. Попадая на территорию России, эти издания поступали на рассмотрение иностранной цензуры. В результате тщательного и придирчивого просмотра цензура устанавливала запрещение легального распространения тех из книг М. Горького, которые признавались ею опасными. Из иностранных изданий его сочинений более 16% (36 названий из 220) подверглись запрещению, причем самый высокий процент запрещенных книг падает на заграничные издания на русском языке (около 30%). Вполне естественно, что за границей на русском языке печатались в первую очередь те сочинения М. Горького, которые по своему характеру легко могли подвергнуться риску попасть под запрет внутренней цензуры. Однако, избегнув этого запрета в момент выхода изданий, они попадали под него теперь, во время их распространения.
Кроме произведений самого М. Горького, такому же запрету подлежали все заграничные издания, содержавшие отзывы о нем, как о крупнейшем русском писателе, пользующемся огромной популярностью и авторитетом, а также известия о нем, распространение которых было невыгодным или неудобным для русского правительства. Вторая часть публикуемых нами документов и относится к этой группе иностранных сочинений.
Приводимые ныне отзывы цензоров являются характерными документами, свидетельствующими об обостренной классовой борьбе, направленной против М. Горького. В отзывах цензоров показано откровенно отношение к М. Горькому, как к классовому врагу.
Основной мотив, проходящий красной нитью через все цензорские отзывы, — страх перед М. Горьким, как перед писателем-революционером. ‘Аллегорическая идеализация революции’ (‘Песня о Соколе’), ‘резкий протест против существующего строя жизни’ (‘Перед лицом жизни’), изображение ‘борьбы за свободу против высшей власти’ (‘Песня о Соколе’), ‘проповедь пролетариатской кампании против имущего класса и даже с употреблением насильственной расправы’ (‘Заметки о мещанстве’), — так характеризуют цензоры его произведения. Они подчеркивают, что эти произведения представляют собою ‘апологию забастовок’, ‘обнаруживают симпатии автора к революционному движению’ (‘9 января’), пристрастие его ‘к забастовкам, уличным беспорядкам и иным проявлениям эпохи освободительного движения’ (‘Товарищ!’), сочувствие ‘к восстаниям и убийствам, производимым так на-зываемыми сознательными пролетариями’ (‘Враги’). Сочинения Горького подвергались запрещению за то, что в них развивались ‘социалистические и революционные идеи’ (‘Лето’, ‘Солдаты’), суждения ‘социалистические, бунтовские и антимилитарные’, за то, что в них М. Горький выражает ‘сочувствие революционерству’, отрицает законы и ‘даже восхваляет Стеньку Разина и Емельяна Пугачева’ духовных праотцев русской революции’.
Произведения М. Горького казались цензорам особенно опасными потому, что они принадлежали писателю, пользовавшемуся исключительной популярностью, и эта популярность М. Горького чрезвычайно беспокоила цензоров. Особенно яркое отражение это нашло в отзывах цензоров о тех произведениях различных авторов, где М. Горькому давалась положительная оценка. В этом отношении несомненный интерес представляет прохождение в иностранной цен-зуре книги о М. Горьком Диллона. Разбирая ее, цензор Штейн особое значение придал тем местам, в которых сообщалось ‘о восторженном преклонении русского народа перед Горьким’. ‘Я полагал бы, — писал цензор, — что книгу Диллона следовало бы воспретить уже по одному тому, что ярые почитатели Горького не преминут делать из нее обильные цитаты, которые могут только повести к кривотолкам, не говоря о том, что это может только способствовать к вознесению Горького еще на более высокий пьедестал, куда его не по заслугам иные втащили, не замечая вовсе того, что пресловутые ‘открытия, малярного цеха подмастерья’ сводятся к рассказыванию своими словами наиболее резких и крайних парадоксов Ницше’. Исходя, в сущности, из тех же позиций охранителя общества, дал противоположное заключение о книге Диллона другой цензор — Ламкерт. Подвергнув ее тщательному анализу, он пришел к выводу, что она может даже принести пользу ‘в смысле отрезвления той части общества, которая, по ироническому замечанию Диллона, признала в Горьком какого-то нового мессию’. Это заключение цензор основывает на том, что Диллон осуждает М. Горького за подчинение своего художественного таланта служению политическим целям, и на том, что политические и общественные идеалы героев М. Горького вызывают отрицательное отношение Диллона. Таким образом, оценивая книгу совершенно по-разному, оба цензора главное внимание обращают на одно и то же — на опасность для общества огромной популярности М. Горького.
Строгость цензуры еще более возрастала, когда в высказываниях о М. Горьком подчеркивалось политическое значение его деятельности. Так, сборник рассказов М. Горького, переведенный на французский язык под названием ‘L’aimonciateur de la terapete’ (‘Провозвестник бури’), был запрещен потому, что ему было предпослано предисловие Семенова, имевшее, по определению цензора, целью ‘выяснить и, может быть, даже раздуть политическое значение М. Горького как революционера, деятельности которого автор предисловия выражает свое полное сочувствие’.
Страхом перед популярностью М. Горького объясняется, очевидно, и запрещение открытых писем с изображением Горького и Скитальца.
Принимая решительные меры против распространения радикальных, противоправительственных произведений М. Горького и стремясь во что бы то ни стало, пресечь популярность его имени в обществе, правительственные чиновники в то же время утаивали свои действия от общества и потому запрещали распространять сведения о различных правительственных репрессиях по отношению к М. Горькому. Запрещалось упоминать об арестах его в 1901 и 1905 гг., о мерах, принятых полицией, чтобы помешать встрече, устроенной ему молодежью в Москве в 1901 г., описывать историю избрания его в почетные академики Академии Наук, сообщать о том, что за всеми его действиями установлено шпионство. Цензура не без основания считала, что все эти сведения в такой же мере могли способствовать росту популярности М. Горького, в какой дискредитировали русское правительство.
Таково основное содержание публикуемых ниже документов иностранной цензуры. Не внося чего-нибудь принципиально нового в картину отношения к М. Горькому царской цензуры, известную из других, ранее опубликованных документов, они содержат, однако, ряд новых данных, показывающих, в каких невероятно жестких условиях царистского режима утверждались исключительная популярность имени М. Горького — родоначальника пролетарской литературы— и огромное влияние его революционных произведений.
Все публикуемые документы печатаются по подлинникам, за исключением извлечений из журналов заседаний Варшавского цензурного комитета (с 1906 г. — Комитета по делам печати), которые публикуются по копиям, и отношения С.-Петербургского цензурного комитета Центральному комитету иностранной цензуры о книге М. Горького ‘Три рассказа’.
В каждой из двух групп, по которым распределены документы (I. Отзывы цензуры о заграничных изданиях произведений М. Горького и II. Отзывы цензуры об иностранных изданиях, посвященных М. Горькому), они даны в хронологическом порядке.
В случае, когда отзыв цензора касался, на ряду с произведениями М. Горького, произведений других авторов, мы приводим документ в извлечениях. Места сокращений обозначаются многоточиями.
Почти все печатаемые документы относятся к фонду Центрального комитета иностранной цензуры. Полностью название этого фонда дается в описании первого документа, в остальных оно опущено, и ссылка дается сокращенно: Рапорты за.’. г., No… Названия других фондов даны полностью. Резолюции, имеющиеся в большинстве публикуемых документов, принадлежат председателю Центрального комитета иностранной цензуры графу А. Н. Муравьеву.
В примечаниях к документам использован материал, относящийся к про-хождению в цензуре изданий сочинений М. Горького и в большинстве случаев в печати еще не появлявшийся.
Все публикуемые документы хранятся в Архиве внутренней политики, культуры и быта Ленинградского отделения Центрального исторического архива.

Л. Полянская

‘В СТЕПИ’. — ‘ПЕСНЯ О СОКОЛЕ’. — ‘ЧЕЛКАШ’

Из журнала заседания Варшавского цензурного комитета (председатель X. Эммаусский) 12 ноября 1902 г.
Доклад цензора А А. Сидорова о книге М. Горького ‘W stepie’. ‘Piesn о sokole’ ‘Czolkasz’. Przeklad В…e, Krakow — Warszawa, 1902
Центральный комитет иностранной цензуры, рапорты за 1902 г., No 9364
‘Слушали доклад г-на цензора Сидорова о рассмотренном им иностранном сочинении Gorkij (Maksym), ‘W stepie. Piesn о sokole. Czolkasz’. Przeklad B… e, Krakow — Warszawa, 1902.
На стр. 9, 10, 11 и 12 говорится о изобилии в России политически свихнувшихся людей. На стр. 41—52 помещена ‘Песнь о Соколе’, которая заключает в себе аллегорическую идеализацию революции. Вследствие этого полагаю в настоящем сборнике исключить 9—12 и 41—52 страницы и с этим исключением сборник дозволить.
Комитет, заслушав доклад г-на цензора Сидорова и соглашаясь с его мнением, постановил: сочинение это дозволить к обращению в публике с предложенными г. цензором исключениями’.
‘Песня о Соколе’ подвергалась цензурным запрещениям неоднократно. Так, в 1903 г. был запрещен перевод ее на армянский язык А. Туманиана, в виду ‘тенденциозности’ произведения. В 1906 г. запрещена была брошюра ‘Стихотворения M. Горького’, в которую, кроме ‘Песни о Соколе’, входили ‘Весенние мелодии’, причем запрещение мотивировалось ст. 129 уголовного уложения, каравшей за возбуждение ‘к учинению бунтовщического или изменнического деяния’, к ниспровержению существующего в государстве общественного строя, а также к неповиновению или противодействию закону.
См.: С.-Петербургский цензурный комитет, 1903, д. No 185, 1906, д. No 59.

‘ФОМА ГОРДЕЕВ’. — ‘СКАЗКА’. — ‘ДЕЛО С ЗАСТЕЖКАМИ’. — ‘ПРЕД ЛИЦОМ ЖИЗНИ’ И ДР.

Из журнала заседания Варшавского цензурного комитета (председатель X. Эммаусский) 12 ноября 1902 г.
Доклад цензора А. А. Сидорова о книге М. Горького ‘Ignacy Cordicjew Bajka. Historja о srebrnych klamarach etc’ Przekla…е, Krakow — Warszawa, 1902

Рапорты за 1902 г., No 9365

‘Слушали— доклад г-на. цензора Сидорова о рассмотренном им иностранном сочинении: Gorky (Maksym) ‘Ignacy Gordiejew. Bajka. Historja о srebrnych klamarach etc’ Przeklad…e, Krakow— Warszawa, 1902.
В рассказе ‘Bajka’ (стр. 7—10) идеализируется политический преступник, а в рассказе ‘Przed obliczem zycia’ (‘Перед лицом жизни’) выражается резкий протест против существующего строя жизни (стр. 67—72), рассказ же ‘Zwiastun Bozy’ (стр. 35—38) является аллегорической идеализацией революции.
В виду этого полагаю настоящий сборник, за исключением означенных страниц, дозволить.
Комитет, заслушав доклад г-на цензора Сидорова и соглашаясь с его мнением, постановил: сочинение это дозволить к обращению, в публике с предложенными г-ом цензором исключениями’.

‘ПОГРОМ’

Доклад цензора В. И. Росковшенко 2 октября 1903 г. о рассказе М. Горького ‘Uerwmtung’, помещенном в газете ‘Illusirierte Сеricht’s Zeitung’, Hamburg, 1903, М 660

‘В этом номере названной газеты, в отделе фельетона помещен рассказ под заглавием ‘Verwstung’. Von Maxim Gorki. Deutsch von Stefania Goldenring (‘Погром’ Максима Горького. На немецкий язык перевод Стефании Гольденринг). Содержание этого рассказа составляет повествование М. Горького об избиении в одном из поволжских городов евреев русскими. Автор рисует кровавые и отвратительные сцены убийства русскими: старого обороняющегося против толпы еврея, молодой еврейки девушки, спасающейся бегством, показывает, как озверелая толпа русских тащит по мостовой еще полуживого, почтенного и старого еврея-купца Зелмана, привязав веревку к одной из его ног. Но вот, наконец, появляются казаки для усмирения беспорядков. Казаки, в свою очередь, также жестоко и беспощадно действуют в отношении русских, как эти действовали в отношении евреев. Казаки топчут своими лошадьми русскую толпу, а нагайками бьют всех без разбора. По усмирении беспорядков казачьи офицеры равнодушно рассуждают о том, сколько в этот день было русскими убито евреев, не высказывая сожаления к последним и т. д.
В виду изложенного, я полагал бы упоминаемый 660 номер ‘ Illusirierte Gericht’s Zeitung’ запретить к обращению в публике.’
Резолюция: ‘Представить в Главное управление о запрещении всего издания’.
Под запрещением всего издания подразумевалось полное преграждение ему доступа в пределы России, без рассмотрения цензурой отдельных номеров. В качестве одного из основных аргументов в данном случае выставлялось вра-ждебное отношение газеты к России.
Главное управление по делам печати 12 ноября 1903 г. сделало распоря-жение о полном запрещении газеты. См.: Главное управл. по делам печ., III ОТД., 1903, Д. No 9.
Часть доклада, посвященная характеристике всего издания и обоснова-нию необходимости его запрещения, нами выпущена.

‘ПЕСНЯ О СОКОЛЕ’

Доклад цензора Н. Г. Дукшта-Дукшинского 17 марта 1904 г. о книге М. Горького ‘Революционные песни и баллады’. С предисловием М. Сукенникова, изд. И, Рэде, Берлин, 1903

Рапорты за 1904 г., No 2014

‘Из самого заглавия брошюры нельзя не усмотреть, к какой категории сочинений должно быть отнесено собрание песней и легенд Горького. Первая из них: ‘Песня о Соколе’ (в редакции, воспрещенной русской цензурой), как вторая и третья ‘Разрушенный мол’, с ‘вариантом’ к нему, представляют собой в аллегории борьбу за свободу против высшей власти (25—26, 47—48 и многие другие страницы). В предисловии к легендам Сукенников дает читателю апологию их, а на последних четырех страницах помещен перечень запрещенных русских изданий.
Весь состав брошюры, на основании статей 4 и 95 подлежит запрещению’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.

‘ЗАМЕТКИ О МЕЩАНСТВЕ’.(‘РОССИЯ’ ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ.)

Доклад цензора В. Д. Смирнова 1 марта 1906 г. о книге М. Горького ‘Russland. Politische Betrachiungen’. Uebersetzt von Julie Coldmann, Wien und Leipzig, 1906 Рапорты за 1906 г., No 1194

‘Книжка содержит в себе рассуждения автора на ту тему, что буржуазия есть паразит народа (стр. 14), опирающийся на чудовище, именуемое государством (стр. 12), и борьба между народом и прочими классами непримирима (стр. 15), причем буржуа привлекают в эту борьбу третье, более или менее автократное лицо — бога, печать, науку (стр. 16), или цепляются за нить религии (стр. 23). А литература русская только и занималась, что слащавым воспеванием народного долготерпения (стр. 24, стр. 25), изображая собою апологию пассивности, ползанья пред авторитетом (стр. 41), господа по-роли народ кнутом, а народ утешался поговоркою: ‘Не в силе бог, а в правде’ (стр. 57), да и бог был для него какою-то старою феею (стр. 56), он верил, что иначе и быть не может, что одни должны быть господами, а другие рабочими, одни имущими, а другие неимущими (стр. 60), одни должны блаженствовать, а другие дохнуть с голоду (стр. 63, стр 64). А капитал — это чума, это демон жизни (стр. 65). Но наши дни суть не только дни борьбы, но и дни суда, расчета пролетариата с буржуазиею (стр. 70).
Таковы в общих чертах основные воззрения, наполняющие книгу: она, очевидно, есть проповедь пролетариатской кампании против имущего класса, и даже с употреблением насильственной расправы.
В сущности, в этих воззрениях ничего нет такого, чего бы ныне не встретить на столбцах наших радикальных газет, но здесь они представляют нечто компактное, да еще под бандеролью довольно популярного писателя. И вот это-то последнее обстоятельство вызывает цензурное сомнение относительно того, может ли книга быть дозволена к беспрепятственному обращению в публике, о чем и имею честь представить на благоусмотрение комитета’.
Резолюция: ‘Позволить’.

‘О ПИСАТЕЛЕ, КОТОРЫЙ ЗАЗНАЛСЯ’.— ‘ПЕРЕД ЛИЦОМ ЖИЗНИ’.— ‘ВЕСЕННИЕ МЕЛОДИИ’

Отношение С.-Петербургского цензурного комитета (председатель А. Катенин) Центральному комитету иностранной цензуры 8 марта 1906 г о книге М. Горького ‘Три рассказа.1. Писатель, который зазнался. 2. Перед лицом жизни. 3. Весенние мелодии

Изд. И. Рэде, Берлин, 1902

С.-Петербургский цензурный комитет, 1906, д. No в, л. 18

‘Возвращая при сем доставленную при отношении от 25 минувшего февраля за No 692 заграничную брошюру под заглавием ‘Максим Горький. Три рассказа (воспрещены русской цензурой). Берлин. Издания Иоанна Рэде’, С.-Петербургский цензурный комитет имеет честь уведомить Центральный комитет иностранной цензуры, что брошюра эта применительно к пункту статьи 129 уголовного уложения издания 1903 г. к обращению в русской публике дозволена быть не может’.

‘ВОЗЗВАНИЕ К АМЕРИКАНЦАМ’

Доклад цензора З. А Вольтера 22 августа 1906 г. о статье М. Горького ‘Воззвание к американцам’, помещенной в литое- ской газете ‘Lietuwa’ (Chicago), 1906, No 31

Рапорты за 1906 г., No 5046

‘Газета эта может быть допущена к ввозу, за исключением статьи Максима Горького ‘Воззвание к американцам’ следующего содержания (Воззвание помещено на стр. 4, в столбцах втором и третьем. Статья эта начинается во 2 столбце после 34-й строки сверху и гласит): ‘Царь распустил думу. Этот маленький человек, дрожащий на троне за свою жизнь и власть, как осиновый лист, одним почерком пера, одним конвульсивным маханием руки уничтожил всю надежду на установление порядка в России и призвал к жизни новые ряды истребителей, воров и разбойников. Русское правительство устроит теперь власть зверского отмщения. Воры и казнители (исполнители казней), окружающие престол и держащие его в своих руках, запачканных кровью, услышали в последнее время много горячих и задевающих их слов из уст справедливых мужей. Теперь они за это отомстят. Месть будет страшная. Привыкшие проливать кровь людскую, они призовут людей опять к войне, тех же самых, которым уже снились порядок, цивилизация и возликование справедливости.
Земля таким образом поглотит тысячи людских тел. Люди эти единственно виновны в том, что они хотели жить по-человечески.
Мир будет объят пламенем раздора. Ненависть наполнит всех тех, кто пострадает от царя-истребителя и шайки его человекоубивцев. Обращаясь к цивилизованному миру за помощью от кровопролития российского, он выставляет миру на вид, как Европе, так и Америке, что люди, считающие себя цивилизованными, не должны хладнокровно и безучастно смотреть на то, что творится в России, а оказать ей свою просвещенную посильную помощь к уменьшению бедствий на Руси’
Из приведенного содержания статьи видно, что воззвание на столбцах 2 и 3-ем страницы 4-ой не может быть допущено к распространению среди массы народонаселения, и оттого следовало бы этот номер допустить с исключением указанных мест’.
Резолюция: ‘Запретить весь номер’.

‘ГОСПОДИНУ АНАТОЛЮ ФРАНСУ ПИСЬМО М. ГОРЬКОГО О РУССКИХ ЗАЙМАХ И ОТВЕТ АНАТОЛЯ ФРАНСА’

Доклад цензора В. К. Боаса 1 ноября 1906 г. о письме М. Горького ‘Leitre de Maxim Gorki a Anatole France sur les emprunts russes et reponse d’Anatol France’. Paris, 1906, avril

(Des publications periodiques de la Societe des amis da peuple russe et des peoples annexes)

Рапорты за 1906 г., No 6697

‘В этом письме Максим Горький через Франса обращается к друзьям русского народа, т. е. к французским социалистам-революционерам, объединившимся под кличкой amis du peuple russe [друзей русского народа], с воззванием действовать с усиленной энергией, чтобы освободить русский народ ‘du pouvoir barbare des Romanoff’ [от варварской власти Романовых] (стр.7), так как торжеству свободы в России мешает ‘lа famille incapable et degeneree des Romanoff’ [бездарная и выродившаяся семья Романовых] (стр. 3) и ‘tous les assassins qui entourent le trone du dernier et du plus lamentable des Romanoff [все убийцы, окружающие трон последнего и самого жалкого из Романовых] (стр. 4). Скорейшее исполнение своего желания Горький видит в лишении русского правительства кредита за границей (стр. 6)
Анатоль Франс в ответ на это письмо восхваляет гений анархиста из босяков и уверяет в своих к нему симпатиях и пожеланиях успехов освободительной революции.
Эта возмутительная брошюрка должна быть запрещена и не может выдаваться по просительным запискам, о чем имею честь представить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу и не выдавать’.

‘РУССКИЙ ЦАРЬ’

Доклад цензора Н. А. Васенцовича-Макаревича 29 ноября 1906 г. о календаре ‘Веселка. Календарь украинской социал-демократической партии на ргк. 1907. Чернивцы, содержащий рассказ М. Горького

‘Русский царь

Рапорты за 1906 г., No 7926

‘Уже внешний вид этого нового календаря безошибочно говорит о его содержании. Это издание ‘Земли и воли’ — украинской социал-демократической партии, поддерживающей борьбу пролетариата против имущих классов. И, действительно, среди календарных сведений на каждый месяц, отмечены все известные террористические акты и в том числе покушения и убийства российских императоров (стр. 8, 10, 14, 16, 26). В дальнейшем же тексте встречаются две статьи, которые никоим образом не могут быть дозволены: …’Русский царь’ — рассказ Максима Горького (стр. 67—77), в котором описывается аудиенция, якобы данная государем некоему журналисту в Царском Селе. Журналиста провели сквозь строй жандармов, тщательно обыскали, раздели до гола и в таком виде ввели в зал, где привязали животом к дулу пушки. После того среди пола открылось отверстие, из которого поднялся трон, сооруженный из штыков, а на нем го-сударь император, весь закованный в железную броню. Первым делом его было схватиться за кнопку от электрического провода, ведущего к пушке и крикнуть ‘руки вверх’. Затем излагается в смешном и оскорбительном для особы государя виде беседа его с журналистом, содержание которой считаю излишним приводить, ограничившись лишь сообщением, что государь в юмористическом тоне оправдывается во взводимых на него обвинениях в убийстве своих подданных…
В виду изложенного, календарь этот следует не только запретить, но и не выдавать по просительным запискам’.
Резолюция: ‘Запретить и не выдавать’.

‘О КАВКАЗСКИХ СОБЫТИЯХ’

Доклад цензора А А. Горяинова 10 января 1907 г. о статье

М. Горького ‘О кавказских событиях’. Изд. ‘Demos’,

Женева, 1905

Рапорты за 7907 г., No 347

‘Эта брошюрка, появившаяся первоначально, если верить примечанию на стр. 5, в форме письма к редактору бакинской газеты ‘Каспий’, написана хлестко, но с соблюдением должной осторожности, т. е. без определения лиц и учреждений, о коих идет речь. Расчеты автора и редактора, однако, не оправдались, и письмо это, как видно из того же примечания, цензурой к напечатанию дозволено не было.
По поводу тогдашних событий, т. е. армяно-татарской резни’ автор, между прочим, говорит на стр. 6: ‘Везде видна гнусная работа кучки людей, обезумевших от страха потерять свою власть над страной… далее говорится: ‘Паразиты чувствуют, что наступает их агония и близка смерть, но они хотят жить и борются как могут против воли народа, борются бесчестно, трусливо и позорно’ (стр. 8), далее: ‘Они открыто науськивают, как собак, русских на евреев, поляков и финнов… отупевшего от голода… мужика на студентов и даже на детей!’ (стр. 8, 9), далее: ‘Ни в одной стране борьба командующего класса за сохранение своей власти над народом не велась столь позорно, так бесстыдно и цинически-жестоко..(стр. 9).
Оканчивая свое письмо, Горький рекомендует всем честным людям без различия национальностей соединиться в одну семью друзей-борцов, в дружину честных и бесстрашных и спросить себя: ‘Кто наш враг?’ (стр. 11). Ответ гласит: ‘У всех нас один враг, — это та злая и бессмысленная сила, которая одинаково тяжело давит всех нас… русский, еврей и поляк связаны по рукам и ногам той же силой, которая одинаково тяжело ложится и на плечи татарина’ (стр. 11, 12).
Прилагаемая брошюрка написана языком революционной прокламации и, не задевая никого в частности, достаточно, однако, ясно дает понять, что наше правительство жестоко, трусливо и бездарно и что чем скорее оно общими усилиями будет низвергнуто, тем лучше для народа. В виду изложенного, а также принимая в расчет то обстоятельство, что брошюрка дешевая и что литературное имя Горького, не будучи столь в моде, как прежде, все же продолжает быть до известной степени авторитетным, имею честь доложить комитету, что это произведение, по моему мнению, следовало бы запретить’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.

‘РУССКИЙ ЦАРЬ’

Доклад цензора А. А. Горяинова 2 мая 1907 г. о рассказе М. Горького ‘Русский царь’. Интервью. Uerlag von J. Diztz.

Stuttgart, 1906

Рапорты за 1907 г., No3126

‘Это произведение Максима Горького уже было на рассмотрении комитета 29 ноября 1906 г., так как помещено в календаре ‘Веселка’, органе украинской социал-демократической партии. Календарь был запрещен, между прочим, в виду нахождения в нем прилагаемого возмутительного рассказа, в котором описывается фантастическое интервью какого-то журналиста с императором Николаем II.
Этот же рассказ был напечатан в одном из номеров ‘Красного знамени’. Привожу наиболее плоские места: ‘Выскочил как пробка из бутылки, сам русский царь со всеми своими титулами’ (стр. 8). ‘Он был набит бумажками, как поросенок кашей» (стр. 19) и так далее, столь же бездарно.
Имею честь представить комитету эту брошюрку, вышедшую ныне отдельным изданием, к полному запрещению’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.

‘ПРЕКРАСНАЯ ФРАНЦИЯ’

Доклад цензора А. А. Горяинова 12 сентября 1907 г. о рассказе М. Горького ‘Прекрасная Франция’. Интервью. Verlag von J. Dietz, Stuiigarl, 1906

Рапорты sa 1907 г., No 6343

‘В этом рассказе описывается фантастическое свидание автора с Францией. М. Горький разочаровался в прежде любимой им революционной и республиканской Франции и нашел ее ныне развратною и продажной страной. Разочарование свое он выражает в свойственных ему излияниях поддельного пафоса, примером какового может служить заключительный возглас: ‘Возлюбленная моя! (Франция). Прими и мой плевок крови и желчи в глаза твои’.
Оказывается, однако, что негодование Горького против Франции вызвано тем, что в ней был сделан русский заем, ушедший на поддержку деспотического правительства. При этом удобном случае автор не упускает разразиться рядом бранных слов против государя императора и России, что, по-видимому, и составляет цель рассказа. Бранные слова помещены на страницах 7, 10, 11, 12, 13, 14 и 16, т. е, почти на всем протяжении книги: гербом России оказывается петля и нагайка (стр. 7), любимый спорт царя — кровавая игра солдат с народом, свобода вырвана у царя ценою тысяч жизней, царь требует за нее еще и еще крови (стр. 12), противно опираться на руку, всегда по плечо покрытую кровью народа, золотом, данным этому царю, задавлена честная слава Франции (стр. 11), с царя содран процент, равный трети его кожи (стр. 12), армия — свора собак, наконец, Франция именуется сводней царя с банкирами (стр. 13).
Приведенные столь обычные М. Горькому выходки принуждают меня ходатайствовать перед комитетом о запрещении его произведения’.
Резолюция: ‘Запретить’.

‘ОДИН ИЗ КОРОЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ’

Доклад цензора А. А. Горяинова 12 сентября 1907 г. о рассказе.

М. Горького ‘Один из королей республики’. Интервью. Verlag von J. Dietz. StuHgarf, /906

Рапорты за 1901 г., 6342

‘Этот рассказ, изображающий разговор автора с американским миллиардером, среди множества нелепостей, содержит два места, по моему мнению, предосудительных. На стр. 17 разговор между миллиардером и Горьким ведется так: миллиардер: ‘Для американца невозможно признать Христа!.. А почему? спросил я, помолчав. — Он незаконнорожденный!.. Незаконнорожденный в Америке не может быть не только богом, но даже чиновником. Его нигде не принимают в приличном обществе… О, мы очень строги! А если б мы признали Христа, нам пришлось бы признавать всех незаконнорожденных порядочными людьми, даже, если они дети негра и белой. Далее, на стр. 25 Горький, вероятно, желая эффектно окончить свой рассказ, заставляет миллиардера спросить, нет ли в Европе пары лишних королей, на что автор не упускает заметить, что они все лишние. Как оказывается, миллиардер спросил об этом с целью нанять их для боксирования между собой каждый день после завтрака.
Вышеприведенные цитаты достаточно характеризуют степень и род остроумия книги вообще, что же касается до инкриминируе-мых мест, то представляю их к исключению, но так как брошюрка равняется всего двадцати шести страницам, полагаю, что ее можно было бы и запретить, о чем имею честь доложить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить’.

‘9 ЯНВАРЯ’

Доклад цензора А. А. Г оряинова 19 сентября 1907 г. об очерке М. Горького ‘9-е января’. ‘Bhnen und Buchverlag russische Autoren. Ladyschnikow, Berlin, 1907

Рапорты за 1907 г., No 6969

‘Эта брошюрка, излагающая происшествия 9-го января 1905 г., конечно, в лживом свете, переполнена рассказами о зверстве царя, его чиновников и офицеров, о нижних чинах говорится, очень осмотрительно и дается понять, что если они и стреляли, то с отвращением и по приказанию палачей-офицеров. Царь именуется большею частью кратко ‘он’, народ до начала избиения еще верит в ‘него’, в его силу, мощь и способность облегчить его страдания, но этот образ понемногу обезличивается и стирается. Сознательным этот образ уже не мешает, они прямо говорят: Товарищи, свободу не просят (стр. 5, 7). ‘Красный цвет — цвет нашей крови, товарищи!’ (стр. 8), ‘Нет силы, которая освободит народ, кроме самого народа’ (стр. 9). Далее весьма подробно, со всевозможными восклицаниями и литературными украшениями повествуется, как войска расстреливали народ (стр. 12—34), причем ‘он’ постепенно терял то маленькое обаяние, которое раньше имел, и к концу дня приобрел, уже навсегда, ненависть сознательного народа, на что указывают подслушанные автором возгласы толпы: ‘Совсем нет царя? Нигде его нет!.. вы царя убили! (стр. 20)… Солдаты!, царь велит вам стрелять в народ (стр. 24)… Он мог не знать. А тогда зачем он!’
В конце книга сознательные товарищи уже зовут толпу на баррикады: ‘Кто хочет драться за свободу? За народ, за право человека на жизнь, на труд? Кто хочет умереть в бою за будущее— иди на помощь’ (стр. 33).
Полагаю, что это сочинение Горького подлежит запрещению, о чем имею честь представить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.

‘ВРАГИ’

Доклад цензора А. А. Горяинова 19 сентября 1907 г. о пьесе М. Горького ‘Враги’. Uerlag von J. Dictz, Stuttgart, 1906

Рапорты за 1901 г., No 6968

‘Прилагаемая брошюра в немецком переводе дозволена г. Кривошем рапортом от 7 января 1907 г. за No 635. Ознакомившись с сочинением, со своей стороны не могу согласиться с мнением первоначального докладчика, так как драма, независимо от отдельных неподходящих выражений и мест, проникнута сочувствием к восстаниям и убийствам, производимым так называемыми сознательными пролетариями.
Действие происходит на фабрике, которая принадлежит двум владельцам и на которой готовится бунт, как следствие агитации социалистов. Наиболее решительный из владельцев утверждает, что уступок рабочим делать нельзя, так как это поведет лишь к увеличению их требований, и спорит с другим — нерешительным интеллигентом, произносящим либеральные речи и в конце концов вызывающим войска. Первого владельца, вышедшего для переговоров, рабочие убивают и затем подговаривают какого-то мальчишку взять на себя вину с тем, чтобы не выдавать властям настоящего убийцу — социалиста и одного из руководителей движения. Начинается путаница, недоразумения, выступают на сцену прокурор-карьерист, дерущийся становой, жандармский офицер — очень глупый и жестокий человек, жандармский вахмистр-шпион, девицы-интеллигентки, восхищающиеся рабочими, и, наконец, сами рабочие, все герои и сознающие свою правоту, хотя и причастные к убийству. Все это кончается апофеозом благородных социалистов, а именно, настоящий убийца без тени, впрочем, раскаяния и к общему смущению властей и восторгу барышень заявляет, что он убил директора.
Отдельные, заслуживающие внимания, места таковы: на стр. 51, 53 и 54 говорится об упоительности возгласа ‘пролетарии всех стран, соединяйтесь’ и о необходимости припрятать нелегальные брошюры в случае обыска. На стр. 61 рабочие говорят, что соединившись легче победить и что злого челевека (дирек-тора) и убить, а добрый сам помрет. На стр. 72 интеллигентная девица говорит: ‘Пришли к нам жандармы, солдаты, какие-то дурачки с усиками… хватают людей’ и т. д. Она же на стр. 74 заявляет, что ‘если люди плачут, то власти, государство — все это не нужно. Государство—какая глупость! Зачем оно мне?’ Далее на стр. 79 жандармский офицер расспрашивает пойманного с нелегальными книжками рабочего и смущается его простыми и благородными ответами. На стр. 80 барышни, восторгаясь благородным рабочим, перешептываются… ‘Нравится он мне они спокойно верят в свою правду’ и т. д. На стр. 82 и 92 заявляется, что, хотя мы опираемся на жандармов, на солдат, но они сильнее нас, и эти люди (социалисты) победят’. Наконец, одна из барышень-прогрессисток восклицает, обращаясь к объявившемуся убийце: ‘Послушайте… разве это вы убили? Это они всех убивают всю жизнь своею жадностью, своею трусостью! А интеллигентный рабочий горячо подхватывает: ‘Верно барышня! Не тот убил, кто ударил, а тот, кто злобу родил (стр. 93). На стр. 88, 91 имеются подобные же выходки.
Это сочинение, как рекламирующее социалистов, ставящее их в положение сверхлюдей, которым дозволено все, до убийства и бунта включительно, по моему убеждению, позволено быть не может, о чем и имею честь доложить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить и сличить с немецким изданием и, в случае тождественности обоих изданий, запретить и немецкое издание’.
На основании этой резолюции после нового рассмотрения немецкого издания оно также подверглось запрещению. Специальной драматической цензурой эта пьеса была запрещена к представлению, так как в ней ‘ярко подчеркивается непримиримая вражда между рабочими и работодателями’ и в силу того, что она была признана ‘сплошной проповедью против имущих классов’.

‘ТОВАРИЩ!’

Доклад цензора А. А. Горяинова 16 октября 1907 г. о рассказе М. Горького ‘Товарищ!’. Verlag von J. Dietz, Stuttgart, 1906

Рапорты за 1901 г., No 1612

‘Этот рассказ представляет собою апологию забастовок. Со-циалисты, по убеждению автора, тайно принесли с собою в подвалы ‘всегда плодотворные… семена простого и великого учения и то сурово, то мягко сеяли эту ясную, жгучую правду в темных сердцах людей-рабов… (стр. 8), которые, просветившись и полюбив слово ‘Товарищ’, перестали быть рабами и однажды заявили городу великое человеческое слово — не хочу, результатом чего произошла остановка всех производств и работ, а насильники, ‘задыхаясь в запахе извержений своих подавили злобу в недоумении и ужасе перед силою их’ (стр.9 и 10).
Забастовщики ‘горели сознанием силы своей, предчувствие победы сверкало в глазах’, они видели великое значение труда своего, это возводило их на высоту сознания священного права быть хозяевами жизни, законодателями и творцами ее’ (стр. 10 и 11). Экстаз забастовщиков, как оказывается, передается извозчикам и городовым, которые в своих обращениях к публике, хотя и потупляя глаза, но уже начинают пользоваться словом ‘товарищ’ (стр. 13). Все шло бы отлично, если бы угне-татели не спохватились, и вот ‘уже где-то против них собрались серые, слепые толпы вооруженных людей и безмолвно строились в ровные линии — это злоба насильников готовилась отразить волну справедливости’ (стр. 14).
В этой брошюре совершенно ясно пристрастие автора к забастовкам, уличным беспорядкам и иным проявлениям эпохи освободительного движения, в виду чего имею честь представить ее комитету к запрещению’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.

‘МАТЬ’

Доклад цензора барона В. А. Каульбарса 23 октября 1907 г. о повести М. Горького ‘Die Mutter’. Einzig autorisierte Obersetzung von Adolf Hess [‘Мать’. Единственный авторизованный перевод А. Гессе], Buhnen- und Buchverlag russtscher Autoren J. Ladyschnikow, Berlin

Рапорты за 1907 г., M 7875

‘Настоящее произведение Горького есть апология движения в народ для проповеди социализма и анархии. В книге сопоставляется незаурядный отец, который, не находя удовлетворения в серой жизни рабочего, спивается, тогда как его сын Павел все свои душевные силы отдает делу раскрепощения рабочих и крестьян. Сын увлекает в конце концов на пропаганду и свою мать, которая из тихой, богобоязненной женщины делается ‘сознательной’, занимается пропагандой и тогда только начинает постигать цель и настоящий смысл жизни. Все действия революционеров рисуются, как верх благородства и геройства, полиция же и жандармы все время бьют и истязают связанных арестантов.Для суждения об общем направлении книги приведу следую-щие места: на стр. 48 на вопрос, правда ли, что социалисты убили государя, следует ответ: ‘Нам, социалистам’ это было не нужно’. На стр. 155 рекомендуется вооружить сначала головы пролета-риата, а потом уже руки. На стр. 182—183 герой романа находит, что можно убить разбойника, но убивать шпиона слишком противно, на что получается возражение, что по чувству долга приходится иногда убить и шпиона. На стр. 378: ‘Что это за царь, который сдирает последнюю рубашку со своих подданных’. На стр. 386 рекомендуются политические убийства. На стр. 444 герой романа говорит: ‘Я должен заявить, что царь не единственная цепь, связывающая народ, он только первое и ближайшее звено от которого надо освободить народ’. В том же духе вся книга стр.: 22, 25, 34, 43, 48, 51, 64, 77, 78, 79, 80, 81, 99 101, 102, 124, 125, 142, 147, 155, 158, 159, 182, 183, 184, 190, 198, 200, 222, 223, 276, 277, 356, 357, 380, 444, 445, 446, 448, 451, 458, 460.
Полагаю книгу запретить’.
Резолюция: ‘Запретить и не выдавать’.
Русское издание повести ‘Мать’ (XVI, XVII и XVIII сборники т-ва ‘Знание’ за 1907 г.), как известно, подвергалось запрещению за ‘полное, ясно выраженное сочувствие автора идеям социалистического учения и выве-денным в повести пропагандистам этого учения’. — См. Главное управление: по делам печати, I отделение, 1907, д. No 385.

‘МАТЬ’

Из доклада цензора Г. К. Чарыхова 18 июня 1908 г. об армян-ской газете ‘Айреник’ [Бостон], 1908 г., NoNo 19, 20, 21 ’22, со-держащих повесть М. Горького ‘Мать’

Рапорты ва 1908 г., No 4496

‘Газета эта, по всему видно, революционного направления. Во. всех этих номерах помещен фельетон ‘Майр’ (Мать) Максима Горького, перевод с русского (‘Из жизни революционера’)
Вышеприведенные в 4-х номерах статьи заключают в себе все признаки преступлений, квалифицируемых статьями: 129, 103 уголовного уложения и 281, 279, 245 уложения о наказаниях, и по-этому газета эта запрещается’.
Резолюция: ‘Запретить указанные номера’.

‘9 ЯНВАРЯ’

Доклад цензора А. Васенцовича-Макаревича 15 сентября

1908 г. о книге М. Горького ‘Esclaves’. Nouvelles recentes iraduties d’apres le manuscrit par S. Persky, Paris

Рапорты за 1908 г., No 6647

‘Книжка эта представляет сборник рассказов, написанных Горьким в течение 1906 и 1907 гг. Переводчик снабдил их предисловием, в котором восхваляет автора, называя его непримиримым апостолом высокого идеала истины и справедливости (стр. 1). Все рассказы делятся на три части: в России (стр. 1—111), в Америке (стр. 113—224) и в Англии (стр. 225—260). В цензурном отношении заслуживают внимания лишь рассказы, помещенные в первой части и относящиеся к эпохе революции в России, и из них главным образом первый, озаглавленный ‘Esclaves’ [‘Не-вольники’], каковое заглавие послужило общим оглавлением книжки.
Знакомясь ближе с этим рассказом, мы видим, что он еще носит другое заглавие, поясняющее самое содержание: ‘Souvenir du 9/22 janvier 1905’. В действительности, это тот же самый рассказ, который под заглавием ‘9 января запрещен был на русском языке по докладу ст. цензора А. А. Горяинова 19 сентября прошлого 1907 г. за No 6969. Этот же рассказ, как составная часть, входил в сборник рассказов Горького, изданный Бакаловым в переводе на болгарский язык и запрещенный комитетом по докладу моему от 6 февраля сего года, No 975.
Просмотрев французский перевод, я убедился, что он заключает в себе все то, что послужило основанием для запрещения русского подлинника, а потому рассказ этот подлежит безусловному исключению, но так как и другие рассказы из русской жизни обнаруживают симпатии автора к революционному движению, исключение же около трети всей книги представляется неудобным, то имею честь представить комитету о запрещении всей этой книжки’.
Резолюция: ‘Запретить согласно докладу’.
В сборник ‘Esclaves’ (‘Невольники’) вошли следующие рассказы М. Горького: ‘Старик’, ‘Собака’, ‘Мудрец’, ‘Товарищ’, ‘О сером’, ‘Посла-ние в пространство’, ‘Патруль’.
Сборник рассказов М. Горького, переведенных Бакаловым на болгарский язык, носил следующее название: ‘Горки (Максим). Мои университеты. Девети януарий’. Превел Г. Бакалов, Стара-Загода, 1907 (Литературно-научна библиотека, No 2). Из входивших в состав его четырех рассказов: 1. Король, который высоко держит свое знамя. 2. Хозяева жизни. 3. Жрец морали.
Девятое января, — второй и третий не вызвали сомнений цензора, так как были разрешены на русском языке Первый, выставляющий германского импе-ратора Вильгельма II ‘в несколько карикатурном виде’, по мнению цензора, мог быть дозволен, так как в нем ‘оскорбительного для его особы ничего не заключается’. Запрещение всего сборника было вызвано нахождением в нем рассказа ‘9 января’, составляющего более трети книги и потому не исключен- но го (см. рапорты за 1908 г., 975).
В связи с запрещением ‘9 января’ на русском языке был запрещен пере-вод его и на литовский язык, под названием ‘Saussio devinta’, Brooklyn, 1908 (см, рапорты за 1908 г., No 3616).

‘МАТЬ’

Доклад цензора Л К. Чарыхова 18 ноября 1908 г. об армянской газете ‘Манзумеи Эфкиар [Константинополь], 1908, No 2270, содержащей повесть М. Горького ‘Мать’

Рапорты за 7908 г., No 8298

‘Манзумеи Эфкиар’ издается в Константинополе, содержит в себе перевод с русского запрещенного произведения Максима
Горького ‘Товарищ!’—‘Мать’ (издание заграничное), поэтому и не может быть допущен к обращению внутри империи’.
Резолюция: ‘Запретить весь номер’.
Подобным же образом были запрещены другие попавшие в цензуру номера газеты ‘Манзумеи Эфкиар’ (Ш 2236, 2238, 2239, 2241, 2242,2243, 2245, 2247), в которых печаталаец повесть ‘Матьл. См. рапорты за 1908 г.. NoNo 7285. 7540 и 7541.

‘9 ЯНВАРЯ’

Из доклада цензора Г. К. Чарыхова 15 декабря 1908 г. об армян-ской газете ‘Размик’ [Филиппопольу Болгария], 1908, No 300, содержавшей очерк М. Горького ‘9 января’

Рапорты за 1908 г., 9404

‘No 300 не может быть допущен к обращению внутри империи за помещенный в нем фельетон: ‘Описание 9-го января’ Максима Горького, в переводе’ в котором приводится рассуждение окружившей дворец толпы с солдатами и фельдфебелем, предложившим толпе разойтись, так как царя нет. ‘Как нет?’ — отвечает толпа. ‘Его давно нет для нас’, — раздался голос, — ‘он уж превратился в ничто по милости окружающих его
Далее идет беседа толпы с солдатами об обязанностях послед-них, конечно, превратно понимаемых первой’
Резолюция: ‘Запретить оба номера’.

‘МАТЬ’

Из журнала заседания Варшавского комитета по делам печати (председатель X. Эммаусский) 16 марта 1909 г. Доклад цензора В. Ф. Модль о повести М. Горького ‘La mere’

Рапорты за 1909 г., No 2702

‘Слушали доклад младшего члена комитета Модль о рассмотренном им иностранном сочинении на французском языке Gorki (Maxime) ‘La mere’. Roman. Traduit d’apres le manuscrit par S. Persky. Paris, pages XII + 397 in 16 [Горький (Максим). ‘Мать’, Роман. Перевод с рукописи С. Перского. Париж].
Полагаю запретить. Максим Горький в этом своем романе представляет читателю ‘не осведомленных’ рабочих и представителей и агентов нашего правительства — все они люди-звери, с другой стороны, он восхваляет ‘осведомленных’ рабочих, которых деятельность направлена на ниспровержение существующего у нас государственного и общественного строя. Кроме того, Максим Горький позволяет себе порицать православную церковь и оскорблять особу императора (1, 2 и 4 пункты 129 статьи уго-ловного уложения, 181 статья уложения о наказаниях, 103 статья уголовного уложения).
Комитет постановил: сочинение это запретить на основании 1, 2, 4, пунктов 103 и 129 статей уголовного уложения и 181 статьи уложения о наказаниях’.

‘ХОЗЯЕВА ЖИЗНИ’.— ‘ПРЕКРАСНАЯ ФРАНЦИЯ’. — ‘ОДИН ИЗ КОРОЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ’.— ‘ЖРЕЦ МОРАЛИ’. — ‘ТОВАРИЩ!’.

Из журнала заседания Варшавского комитета по делам печати (председатель X. Эммаусский) 19 мая 1909 г.

Доклад цензора С. Е. Ходака о книге М. Горького на раз-говорном еврейском языке ‘Interwius’. New-Iork, 1908

Рапорты за 1909 г., No 4556

‘Слушали доклад состоящего в распоряжении комитета для рассмотрения изданий на еврейском языке С. Ходака о рассмотренном им иностранном сочинении на разговорно-еврейском языке (жаргоне): Gorki (Maxim). Interwius. New-Iork, 1908.
Книжка под заглавием ‘Интервью’ Максима Горького заключает в себе пять бесед, именно: ‘Хозяева жизни’, ‘Прекрасная Франция’, ‘Король республики’, ‘Жрец морали’ и ‘Товарищ!’.
В поименованных беседах Горький проводит ту мысль, что фабриканты, капиталисты и главы правления, пользуясь беспомощным положением рабочих, заставляют их работать и выжимают из них последний сок. Добытое рабочими посредством тяжелого и кровавого труда золото эти господа, властелины мира, употребляют на удовлетворение своих скотских страстей, на разврат, на все удовольствия жизни, в то время, когда рабочий люд
чахнет, гибнет в нужде, в жизни, полной нищеты и печали
Горький упрекает Францию за то, что она снабжает русское прави-тельство деньгами. Она, говорит он, дает взаймы русскому царю деньги, которые он употребляет на оружие, на ведение борьбы со своим народом, чтобы обратно возвратить себе подарок, который народ вырвал у него под страхом угроз. Благодаря этому золоту движение свободы задерживается. Вся русская земля стонет. Она покрыта кровью русского народа (стр. 39, 40). Фабрикант, ко-роль республики, стремится все больше и больше купаться в зо-лоте, неге и разных удовольствиях жизни. Своих рабочих он дер-жит во тьме, в фанатизме’ По его мнению, религия хорошая вещь для рабочих. Он сам часто проповедует, пропагандирует ее между рабочими. Ад кромешный, учит он, ждет тех рабочих, ко-торые лениво работают, крадут у хозяина рабочее время. Сам же он и многие ему подобные не веруют во Христа, так как Христос, по его мнению, незаконнорожденный (стр. 63). Осмеивая вся и все, даже науку и искусство, насколько он не может извлекать для себя от них пользу, он не пожалел бы выписать из Европы 2—3 царей, которые бы в его присутствии, потехи ради, поколо-тили друг другу бока… Вообще . Горький при всяком удобном случае возбуждает народ, рабочую трудящуюся массу к восста-нию, советует сплотиться воедино на борьбу с бесправием, злом и с тираном. Он указывает, что созданные кровавым трудом ра-бочих дворцы, хоромы, роскошь, бархат, яства, золото — дело их рук, есть общее достояние рабочих.
На основании статьи 128 и пункта шестого 129 статьи я по-лагал бы книгу запретить.
Комитет постановил: сочинение это запретить на основании статьи 128 и пункта шестого 129 статьи уголовного уложения’.
Статья 128 уголовного уложения определяла кару за ‘оказание дерзост-ного неуважения верховной власти’ или ‘порицание установленных законами основными образа правления’. Пункт 6-й статьи 129 предусматривал возбуждение вражды ‘между отдельными частями и классами населения, между сословиями или между хозяевами и рабочими’.

‘ЛЕТО’

Доклад цензора А. А, Горяинова 13 января 1910 г. о повести М. Горького ‘Лето’. Buhnenund Buchverlag russtscher Auiorcn. Ladyschnikow, Berlin

Рапорты за 1910 г., No 296

‘В прилагаемом повествовании автор, по своему обыкновению, преподносит читателям свои пересказы на освободительные темы причем в книжке, конечно, нет недостатка в суждениях социалов, стических, бунтовских и антимилитарных. Какой-то агитатор поселился на лето с фальшивым паспортом в деревне, скоро сошелся с наиболее дурными элементами, устраивал митинги, прятался от урядника, изображенного автором, кстати сказать, крайне непривлекательно, наконец попался и был отведен в тюрьму солдатами, которых по дороге старался взбунтовать. На стр. 63 имеются суждения бывшего солдата русско-японской войны такого склада: ‘Началась эта самая война — престол, отечество, то, сё — садись в скотский вагон! С год время ехали, под гору свалились вот китайская сторона… смотрю, — да разве сюда за войной ездить? Сюда за умом… а не драться, да!’ Далее тот же солдат рассказывает, что войска бунтовали в Сибири: ‘Грозного начальства не слушали мы, а их послушали (агитаторов)… нет начальства, все товарищи… оказана нам всякая забота… сыты… барыня молодая в очках… говорит: все от народа и вся земля народу! Товарищи все, все дело взято в общие руки (стр. 65, 66)… брызнут змеиной своей слюной яростно… куда им (начальство и благонадежные элементы) деваться, ежели народ на такой путь встанет (стр. 75)… мужику много крови и надо, всяк проходящий пьет из него, как из ручья’ (стр. 79). Далее: ‘Насильничали солдатишки над ними. Девок перепортили почитай всех’ и т. д. (стр. 89). ‘Когда нас будут тысячи и миллионы, мы без злобы возьмем за горло кого надо’ (стр. 103). ‘Не на кого опереться начальству, и затеяло оно подкупить некоторых, да и спрятаться за спиной у них от судьбы» (стр. 117). На стр. 131 имеется рассказ о том, как солдаты убили какого-то бунтовщика слесаря, причем высказывается восхищение по поводу величия души покойного. На стр. 77, 82, 83, 87, 116, 122, автор выражает свое сочувствие революционерству, отрицает законы, даже восхваляет Стеньку Разина и Емельяна Пугачева, духовных праотцев русской революции.
Полагал бы, что книжка должна быть запрещена в виду ее совершенно определенного направления, о чем имею честь представить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить’.

‘ЖИЗНЬ НЕНУЖНОГО ЧЕЛОВЕКА’

Доклад цензора. А. Васенцовича-Макаревича 24 февраля 1910 г. о романе М. Горького ‘L’espion’. Traduii d’apres

le manmcrit russe par Serge Per sky, Paris. Париж [‘Шпион’.

Перевод с русской рукописи С. Перского. Париж]

Рапорты за 1910 г., No /370

‘В новом романе Горький рисует жизнь крестьянского мальчика сироты, Евсея Климкова, попавшего в шпионы, т. е. в агенты охранной полиции. Полузабитый в семье дяди Климков отдан был’ в книжный магазин букиниста Распопова, который вместе со своей сожительницей Раисой и любовником последней Доримедонтом состоял в шпионах и занимался провокацией молодежи, снабжая ее запрещенными книжками и выдавая затем полиции. После того, как Распопов был убит своей любовницей, успевшей изнасиловать и Климкова, а Доримедонт сначала избит революционерами, а впоследствии и убит ими, Евсей, сбитый с толку, что хорошо, а что худо, сам попадает в агенты охранной полиции. Он дебютировал предательством хорошего человека, приютившего его у себя. Тот выражал желание обратиться к государю с письмен-ной просьбой войти в бедственное положение народа и разделить между бедными свои богатства. За такие добрые мысли хорошего человека, конечно, забрали и припрятали. Занимаясь шпионством, Климков, однако, постоянно мучился угрызениями совести в борьбе между началами добра и зла. Когда наступил 1905 год, то Климков окончательно растерялся: начальство его широко стало заниматься провокацией, призывая народ к избиению революционеров, которые как будто желали только добра тому же народу. Ничего не понимая, но вечно чего-то боясь, Евсей решил повеситься, а когда и это ему не удалось, то бросается под поезд. Последними словами его было признание в своей вине.
Автор задался целью нарисовать всю грязь шпионства и провокации, с одной стороны, и благородство революционеров — с другой. И сами шпионы — те же дети русского народа — попадают на эту дорогу совершенно бессознательно, а когда познают весь ужас своего положения, то им ничего уже не остается, как покончить со своей несчастной жизнью.
Такая тенденция романа уже затрудняет его дозволение, а так как автор при всяком удобном случае упоминает о царе, о намерениях революционеров относительно его особы и дает по-нять, что все, что делается худого в России, то делается во славу царя и по его приказанию, то ясно, что книжка подлежит запре-щению.
В подтверждение сказанного, укажу лишь те места книги, в которых упоминается о государе императоре.
На стр. 114—115 приводится текст письма к государю, а на стр. 116 и заключение: ‘Nous devons declarer franchement au tzar: tu es le pere du peuple, tu es riche, donne done les richesses, que tu as amassees au peuple, etc.’ [‘Мы должны сказать ему прямо: ты отец народа и ты богат, отдай же народу твоему богатства, накопленные тобою’].
На стр. 120—121 обсуждается тот же вопрос с указанием, что ,,le tzar a des centaines de millions et nous, nous crevons de faim’ [,,y царя тысяча миллионов, а мы издыхаем от голода ].
На стр. 130 упоминается о намерении будто бы иноземцев поднять революцию, ‘detroner le tzar’ [‘свергнуть царя’].
На стр. 166 приводится провокационная речь агента о рево-люционерах, которые говорят о бедном народе, ‘qu’il faut soule- ver contre notre empereur’ [‘что нужно поднять его против государя нашего’].
На стр. 184 тоже говорится по поводу известной манифеста-ции народа 9 января 1905 г. ‘Оп avait resolu de tuer le souveram’
[ ‘решили убить государя’!.
На стр. 190—191 описывается самая манифестация и пересуды в кухне по этому поводу, причем рассказывается, как некий старец ,,sc mit a parler des generaux, des ministres, du tzar lui-meme sans se gener, comme il pensait’ [‘начал говорить о генералах, о министрах, о самом царе без стеснения, как думал’].
В виду изложенного, со своей стороны, полагаю, что книжка эта не только должна быть запрещена, но и не выдаваема па
просительным записками.
Революция: ‘Запретить и не выдавать’

‘ЛЕТО’. — ‘СОЛДАТЫ’

Доклад цензора Н. А Васенцовича-М акаревича 22 июня 1911 г. о книге М. Горького ‘Darts le peuple. Les soldaisTraduit d’aprcs le manuscrit par Serge Per sky, Paris [‘В народ. Солдаты’. Перевод

Рапорты за 1911 г. М 5439

‘В этой новой книжке Максим Горький изображает деятельность и мытарства пропагандиста, посланного в народ партией социалистов-революционеров для приготовления почвы к выступлениям народа против существующего государственного и общественного строя.
Пропагандист под именем Трофимова поселился в деревне, свел знакомство с более развитыми молодыми парнями и через них стал распространять идеи о притеснениях народа со стороны правительства и необходимости народу самому постоять за себя. В конце концов, его, конечно, арестовали, но, будучи даже под ‘стражей, он продолжает влиять на солдат, которые будто бы весьма благосклонно относятся к идеям политического преступника, сочувствуют ему, но лишь боятся проявить свои чувства перед начальством. Убежденный, что солдаты на стороне народа, Трофимов торжественно восклицает: ‘Rejouis-toi, auguste et bien aime peuple russe! La resurrection est prochel’ [‘Радуйся, священный и возлюбленный народ русский! Воскресение близко!’] (стр. 240).
Как бы продолжением этого рассказа служит другой под заглавием ,,Les soldats’. Здесь некая сельская учительница, Вера, задалась рискованным предприятием вести пропаганду среди местных солдат. Относившиеся сначала к ней с недоверием, солдаты собирались слушать речи Веры на полянке в лесу и мало-помалу проникались ее идеями. В конце один из самых революционно настроенных солдат, Авдеев, благодарит Веру за ее проповеди, в которых ей удалось:’expliquer les choses de maniere a ce que cha cun se rende corapte par soi meme que le devoir est de combattre ce qui existe parce que tout ce qui existe dans la vie est dirige contre rhomme’. [‘Объяснить вещи таким образом, чтобы каждый дал себе отчет, что долг его бороться против существующего, потому что существующее направлено против человека’. У М. Горького: ‘объяснить так, чтобы уж я сам видел, что для меня
Общий характер этих двух рассказов, конечно, с цензурной точки зрения, вполне предосудителен, но в них можно, кроме того, указать целый ряд мест, в которых развиваются социалистические и революционные идеи, описываются жестокости русского правительства по отношению к народу и возбуждаются солдаты к неповиновению своему начальству. Все это можно найти на стр. 17, 47—48, 78, 81, 83, 93, 99, 101, 103—106, 110, 123, 130, 134, 140, 143, 158, 176, 235, 240, 243, 246, 248—251, 277? 280, 286.
В виду изложенного, имею честь представить комитету о запрещении этой книжки’.
Резолюция: ‘Запретить’.
На стр. 337—339 автор рассказывает о так называемой контр-революции, будто бы организованной правительством и говорит: ‘С раннего утра оборванные мужики толпами шли с портретом царя по улицам и избивали всех прилично одетых людей’ (стр. 337).
‘Пока наше правительство будет иметь солдат, полицейских чиновников и сыщиков, без борьбы и кровопролития оно не уступит своих прав народу и обществу’ (стр. 339).
В виду упомянутых цензурных отзывов, разбираемый роман, французский перевод которого уже подвергся запрещению (1910 г., No 1370, Васенцович-Макаревич), также и на немецком языке не может быть допущен к обращению в публике’.
Резолюция: ‘Запретить’.
Русское издание этого произведения, носящего в оригинале название ‘Жизнь ненужного человека’, также подвергалось цензурному запрещению. В 1914 г. С.-Петербургским комитетом по делам печати был наложен арест на эту ккигу, выпущенную книгоиздательством ‘Жизнь и знание’. По определению С.-Петербургской судебной палаты: была уничтожена часть ее от слов ‘Ну начинай..’ (стр. 138) до конца книги, так как во всей этой части были усмотрены возбуждение ‘к учинению бунтовщического деяния’, оказание ‘дерзостного неуважения верховной власти’ и оскорбление войска (т. е. применены пункт I ст. 129 и ст. 128 уголовного уложения и ст. 1034 — уложения о наказаниях). См.: Главное управление по делам печати, 1 отделение, 1914,. д. No 80.

‘О КИШИНЕВСКОМ ПОГРОМЕ’

Доклад цензора А. А. Горяинова 8 февраля 1912 г. о сборнике ‘Кишинев’, No 7, август, под редакцией И. Сукенникова и И. М., при участии М. Горького, Berlin — Charlottenburg, 1903

Рапорты за 1912 г., No 1120

‘Этот сборник состоит из статей М. Горького, Л. Толстого’ некоего еврея Сукенникова и друг. Статьи эти весьма революционны, в доказательство чего приведу несколько выдержек: ‘Люди, считающие себя христианами… убивают детей и стариков, насилуют женщин, пытают и грабят людей того племени, которое дало им Христа (стр. 1)… Виновник не только кишиневских ужасов… одно правительство..(стр. 12).
‘Я… испытал… чувство.. . ужаса перед главным виновником: нашим правительством с своим одуряющим и фанатизирующим людей духовенством и с своей разбойничьей шайкой чиновников’ (стр. 14).
‘Министр внутренних дел… заявил… что… юдофобом… прежде всего… является сам Николай II… Не считаем Николая II способным мыслить настолько самостоятельно, чтобы даже причислить себя к юдофобам. До чего эта личность безвольная, серенькая, бесхарактерная и т. д. Николай II юдофоб потому, что фон-Плеве юдофоб и потому, что императрица Мария Федоровна… не любит евреев…’ (стр. 16, 17).
Русское еврейство должно поднять сильную, отчаянную борьбу против царизма… на травлю нужно отвечать… травлей же… за око еврейского гражданина вырвать два ока у царизма… перейти в борьбе с царизмом в наступательную позицию’ (стр.31, 32).
Подобные же выражения, относящие сборник к подпольным изданиям, имеются на стр. 11, 15, 27, 28, 30, а потому он подлежит запрещению, о чем имею честь представить комитету’.
Резолюция: ‘Запретить’.

‘ОДИН ИЗ КОРОЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ’

Доклад цензора М. И. Пукитс 2 апреля 1914 г. о книге М. Горького ‘Oks wabariiklaste kuningas’, Iriterwue. Eestikeelde A. Pursalu, America Eesli Kirjastuse Osaiihisuse irilkikoda. New-Iork, 1910 [‘Один из королей республики’. Интервью. На эстонский язык перевел А. Пуреалу. Типография товарищества эстонского изда-тельства в Америке, Нью-Йорк, 1910]

Рапорты за 1914 г., No 2741

‘Во второй брошюре Горький называет королем республики американского миллионера, с которым он беседует и который на вопрос Горького, что он делает со своими деньгами, отвечает, что он ими производит новые капиталы. Он имеет железные дороги, на которых возит на рынок продукты фермеров, давая последним за их товар лишь столько, сколько нужно для того, чтобы они не умирали от голода. Остальное он берет себе. Эксплуатацией он это не считает, эксплуатацией, по его мнению, является требование повышения заработной платы и забастовка рабочих. Для устранения последних явлений необходимо хорошее правительство, которое должно заботиться о том, чтобы всегда имелось нужное количество порядочных рабочих. Правительство должно нанимать ученых, которые научили бы народ почитать законы. По недостатку ученых могли бы и солдаты обучать народ. Тогда не было бы социалистов и забастовок. Все члены правительства должны состоять акционерами промышленных предприятий, тогда они лучше понимали бы, в чем заключаются выгоды и интересы страны. Религия, по мнению миллионера, для бедных людей безусловно необходима. Рабочим очень полезно верить, что после жизни здесь на земле, полной всяких лишений и страданий, бог их богато вознаграждает на небе. Жизнь на земле— это чистилище (пургаторий), и чем больше кто страдает на земле, тем блаженнее он будет на небе. Миллионер считает себя истинным христианином, но, как человек строго нравственных взглядов, отказывается верить в Христа. Ибо Христос — бастард, а в Америке бастарды не могут занимать государственную должность, тем менее быть богами. В заключение миллионер спрашивает: нет ли в Европе лишних королей, и когда Горький отвечает, что, по его мнению, все они лишние, то миллионер просит прислать ему двух венценосцев для забавы.
В виду явной преступности содержания обеих означенных брошюр считаю необходимым запретить их’.
Резолюция: ‘Запретить’.

‘РОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА’. — ‘ЖЕНЩИНА’. — ‘ГУБИН’. — ‘КАЛИНИН’

Доклад цензора В. Д. Смирнова 16 июля 1914 г. о книге М. Горького ‘ЛЛе ein Mensch geboren war’. Novellen. Verlag

J. Ladyschnikow, Berlin

Рапорты за 1914 г., No 6907

‘Под этим общим заглавием в действительности состоит пять отдельных рассказов, в которых обращают на себя внимание цензуры некоторые места, не совсем удобные в известных отношениях, а именно:
1) На стр. 85 есть выражение: ‘Милый бог плюет на вас’.
2) На стр. 157 одно из действующих лиц говорит другому бородатому: ‘Петр великий и Николай 1-й были все-таки несколько умнее тебя и издали закон, чтобы всякому, кто носит бороду, отрезывать нос и взимать с него денежный штраф в 100 руб.’ Лживая и потому неприличная выходка относи-тельно двух императоров, хотя бы и давнишнего времени.
3) На стр. 123 в описании внутренности одной церкви говорится в глумливом тоне, что она носит имя княжеской церкви: в ней покоятся останки одной православной древней княжеской четы, которая имела резиденцию в (описываемом) городе: в жизнеописании высокой четы значится, что она целую свою жизнь провела ‘в сердечной, непоколебимой любви’.
4) На стр. 196 читаем следующее кощунственное выражение: ‘А разве бог Саваоф не достаточно тоже терпел от иудеев! А все-таки он выбрал иудейку в матери Иисусу’.
5) На стр. 223—225 евангельское сказание об искушении спасителя передается устами одного действующего в рассказе лица в неподобающем относительно Иисуса Христа тоне: там он все смеется, а еще раньше (на стр. 218) также банально ведется разговор об Иисусе Христе, именно об изгнании им торговцев из храма.
Полагаю, что вышеозначенные места едва ли могут быть оставлены в книге без исключения из нее’.
Резолюция: ‘Исключить страницы 195—196’.

ОТЗЫВЫ ЦЕНЗУРЫ ОБ ИНОСТРАННЫХ ИЗДАНИЯХ, ПОСВЯЩЕННЫХ М. ГОРЬКОМУ ‘RECLAIM’S UNIVERSUM’

Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 18 июня 1901 г. о заметке по поводу ареста М. Горького, помещенной в журнале ‘Reclams Universum’ 1901 г., No 43

Рапорты за 1901 г., No 5099

‘Имея в виду, что почтовая цензура не пропускает известий об аресте Максима Горького, имею честь представить на усмотрение комитета помещенный на 1-й странице этого журнала портрет Горького, с подписью ‘Der russische Schriftsteller Gorki, der sich zur Zeit im Gefangniss befindet’ [‘Русский писатель Горький, находящийся в настоящее время в заключении’] и строки 1—19 в столбце 593 и 1—9 сверху в 594, в коих сообщается об обстоятельствах, вызвавших его арест (речи революционного характера во время увеселительной поездки по Волге)’.
Резолюция: ‘Комитет постановил исключить места на столбцах 593 и 594’.

Е. ДИЛЛОН. ‘МАКСИМ ГОРЬКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ’

Доклад цензора В. И. Штейна 28 июля 1902 г. о книге: Е. J.

Dillon ‘Maxim Gorky, his Life and Writings’. London, 1902

Рапорты за 1902 г., No 5649

‘Если автор в иных местах книги и дает совершено верную оценку Горькому, за которым признает значительное однообразие таланта, то выдаваемое им за жизнеописание русского романиста фактически сомнительно, так как, помимо автобиографии Горького, Диллон произвольно пересаживает туда разные эпизоды из его повестей, раз натыкается на то, что рассказ ведется в первом лице.
Что в цензурном отношении важнее, это ряд оценок, какие Диллон делает русскому культурному обществу, те сведения, какие он сообщает о восторженном преклонении русского народа перед Горьким, то, что он сообщает об аресте Горького и т. п.
Вышеозначенные места имею честь представить на усмотрение комитета — стр. 36—37, 64—65, 107—108, 113—114, 116, 117—118, 120, 122, 123, 125—127, 129, 131—135, 137—138, 152, 159, 160, 283—4, 287, 288, 289, 290—91, 313, 331, 349 и 382.
Я полагал бы, что книгу Диллона следовало бы воспретить уже по одному тому, что ярые почитатели Горького не преминут делать из нее обильные цитаты, которые могут только повести к кривотолкам, не говоря о том, что это может только способствовать к вознесению Горького еще на более высокий пьедестал, куда его не по заслугам иные втащили, не замечая вовсе того, что пресловутые открытия ‘малярного цеха подмастерья’ сво-дятся к рассказыванию своими словами наиболее резких и крайних парадоксов Ницше.
В заключение рапорта привожу в переводе те страницы сочинения Диллона, на которые выше сделаны ссылки’.
Резолюции: 1) ‘Запретить согласно докладу’. 2) ‘Книга Dillon ‘Maxim Gorky’ передана мною цензору Ламкерту для нового рассмотрения 9 августа до подписания журнала и приведения в исполнение решения комитета 7 августа’.

Е. ДИЛЛОН. ‘МАКСИМ ГОРЬКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ’

Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 7 августа 1902 г. о книге: Е. J. Dillon ‘Maxim Gorky, his Life and Writings’. Isbisier and Com-pany Limited, London, 1902

Рапорты за 1902 г., No 6085

‘Диллон резко отличает две стороны в сочинениях Горького: художественное воспроизведение природы и типов и политические тенденции, коими пропитано большинство его рассказов. Автор рассматриваемой книги является безусловным поклонником художественного таланта Горького, особенно ярко проявляющегося в умении гармонично связывать непритязательное действие с поэтическим описанием природы и ее влияний. В особенную же заслугу ставит он ему уменье и в самом отъявленном негодяе, показать читателю тлеющуюся где-то в глубине души искру божию и тем вызвать в нем добрые чувства. Но, разумеется, не разбор художественных достоинств и недостатков Горького должен интересовать цензуру в добросовестном и обстоятельном труде Диллона, а его отношение к политическим и общественным идеалам, носителями которых являются герои Горького. Прежде чем перейти, однако, к этому вопросу, интересно отметить, что Диллон упрекает Горького в подчинении художественного своего таланта служению политическим целям, а также русское общество, которое вознесло Горького именно за служение тем политическим идеалам, которые, как мы увидим дальше, особенно нена-вистны практическому уму Диллона и его понятиям о культурности, он возмущается при одной мысли о возможности торжества горьковского босяка (115).
О самих героях Горького Диллон говорит, что они тщетно подкапываются под общественный строй, который достаточно крепок, чтобы устоять против всех их нападений и иронизирует над безрассудной щедростью, с которою Горький изливает свои симпатии на выводимых им босяков (227). Эти босяки представляются Диллону в большинстве случаев не типами, не реальными фигурами, а куклами, в которые Горький вложил частицу своего собственного я, и заставляет их говорить о свободе, о которой они и понятия не имеют. Диллон отмечает всю фальшь приемов Горького и говорит, что свободолюбивые сверх босяки разбираемого им романиста так же похожи на встречающихся нам в действительности босяков, как индеец Купера на истинного краснокожего (260—263). В действительности не любовь к свободе служит импульсом в босяке, а преграда, стоящая между ним и возможностью удовлетворения своих скотских страстей (265). Далее на той же странице Диллон говорит следующее: отверженные, судьбе которых Горький приглашает нас сочувствовать и стремлениями коих он хотел бы, чтобы мы восхищались, отделились от общества по собственной воле. Они ненавидят общество и готовы уничтожить его (265). Свобода для таких людей означает разнузданность, устранение как этических начал, так и социальных и географических границ. Но так как общество не хочет своего устранения, то они с отвращением и злобою выделяются из него, как преступники в Южной Италии, которые покидают место преступления, чтобы заниматься разбоем. Наделять таких злодеев, говорит Диллон далее, стремлением к социальным целям или даже способностью к признанию какой бы то ни было организации, значит принимать повальную болезнь за общественный идеал (266). Беспристрастный читатель не может не видеть, что реорганизация общества согласно идеалам преступных героев Горького столь же благодарная задача, как и витье веревок из песку (272). Даже анархия, которую могли бы вызвать эти герои, была бы лишь хаотическим без-законием, которое повело бы к безграничному деспотизму одного (278). Для характеристики здравого взгляда Диллона на героев Горького нельзя не отметить, что он объясняет их появление даже не условиями общественного строя, а исключительно их добровольным оставлением общества. Картина этих беспокойных, бессердечных, диких натур, голодных и разъедаемых болезнями, бродяжничающих и толкующих в промежутках между двумя припадками delirium’a tremens’a о благодати всеобщего умиротворения, такая картина слишком нелепа (grotesque), чтобы заслуживать серьезного обсуждения (281—282).
Я думаю, что и приведенных мною мест, а их можно было бы привести еще десятки, достаточно, чтобы убедиться, что Диллон не только не идеализирует Горького в его политических стремлениях, а резко и категорически осуждает его, объясняя преклонение Горького перед своими героями, наделенными идеалами самого автора, лишь отсутствием в Горьком положительных интеллектуальных идей, как обуздывающего элемента (290). Мало того, Диллон признает за Горьким большой талант, который мог бы, однако, выработать из него действительно великого писателя лишь в том случае, если б он предоставил политическую агитацию профессиональным демагогам (382).
Обращаясь затем к отдельным местам книги Диллона, которые заслуживали бы внимания цензуры, нужно прежде всего остановиться на страницах 36 и 37, где автор дает восторженную характеристику русского студенчества, преисполненного возвышенных порывов, готового пожертвовать всем на алтаре ‘милосердия и альтруизма’, явлений, известных Западной Европе лишь по воспоминаниям из времен пуритан и французской революции. Диллон не иллюстрирует, однако, этого своего взгляда какими- либо примерами, которые могли бы дать повод думать, что он расточает похвалу студенчеству за его антиправительственную агитацию. Характерно, что автор, в отличие от многих других иностранцев, во всей книге ни разу не только не намекает на жестокость правительства по отношению к студентам, — что, к сожалению, уже давно стало общим местом в иностранной прессе, а, как увидим ниже, даже подчеркивает гуманность правительства, проявленную им по отношению к Горькому.
Столь же мало предосудительного усматриваю я на страницах 64 и 65, где говорится о необходимости либеральных и даже радикальных идей в багаже русского писателя, ищущего популярности. Диллон замечает по поводу этого иронически, что писатель, который пренебрег бы этим требованием, должен бы быть наделен умом гения или же мужеством мученика. Подобная же мысль неоднократно высказывалась на страницах нашей консервативной прессы и поэтому указание на эти страницы, как на предосудительные буйные рассуждения, я считаю лишь случайным недоразумением. На стр. 113—114 Диллон опять возвращается к деспотизму либеральной партии, иллюстрируя его примером консервативного Лескова, одного из даровитейших писателей второй половины XIX века, долгое время не признаваемого, так как он не хотел облачиться в либеральную ливрею. На стр. 122, 123, 125—127 дается краткая картина народничества и марксизма, причем объясняется успех Горького не только у представителей того или другого направления, но и у консерваторов, причем на одной из этих отчеркнутых страниц (125) говорится по поводу пленяющих марксистов босяков Горького буквально следующее: ‘На диких бойцов за безнадежное дело’, в которых Горький без отвращения олицетворяет и себя, он изливает свои симпатии’. Подобное место, с цензурной точки зрения’ казалось бы, могло бы быть отмечено, как рекомендующее благонамеренность автора.
Перехожу к страницам 131—135, в которых описывается участие Горького в протесте против способов подавления студенческих беспорядков, его арестование и отправление в Крым.. Описание это отличается объективностью, автор указывает на влияние, которое Горький приобрел на молодежь, и, если воспринять его отрицательное отношение к исповедуемым Горьким политическим убеждениям, то в сообщении об аресте Горького читатель ж может усмотреть акта правительственного произвола, а меру, необходимую для поддержания порядка, убежденным поборником которого является Диллон. Тут я считаю нужным сделать маленькую поправку к докладу первого референта. Строки на стр. 133 ‘But the authorities, who have more than once shown their consideration for light literary gifts, were maligned by these premature reports’ не заключают в себе упрека русскому правительству ‘в бесславном поступке’, а буквально значат следующее: ‘Но власти, которые не раз обнаруживали свое уважение к писателям, раздражались этими преждевременными толками’. При этом подчеркивает уважение, которое русское правительство проявляет к талантам, проявившееся в данном случае в освобождении Горького из-под ареста и в дозволении ему, по его просьбе, отправиться на юг для лечения. Одно выражение лишь я могу отметить во всем этом описании, как особо резкое, а именно ‘brutal conduct of the police’, — зверское поведение поли-ции, — но действительно ли оно заслуживает цензурной кары после того, как поведение полиции при усмирении студенческих беспорядков навлекло на себя порицание с высоты престола. Столь же мало заслуживает, по моему мнению, цензурного преследования упоминание избрания Горького в почетные академики. Фактическая сторона известна всем по правительственному сообщению и поэтому не подлежит запрету, комментарии же Диллона архи цензурные, он обращает внимание читателя на курьезный факт возможности избрания в члены высшего ученого учреж-дения бывшего бродяги, находящегося под надзором полиции.
В виду вышеизложенного я не только не нахожу поводов к запрещению или исключению отдельных мест в книге Диллона, но признаю ее распространение полезным в смысле отрезвления той части общества, которая по ироническому замечанию Диллона признала в Горьком какого-то нового мессию’.
Резолюция: ‘В заседании 13-го августа комитет решил пре-дварительно представления книги Dillon ‘Maxim Gorky’ в Глав-ное управление по делам печати выслушать представленные цен-зором Штейном в русском переводе места, указанные в его докладе, и по выслушании таковых постановил допустить назван-ное издание к обращению в публике с исключением страниц 135—138′.
Власти, которые неоднократно проявляли уважение к выдающимся литературным талантам, на сей раз были вовлечены преждевременными сплетнями в бесславный поступок (were maligned).
Пешков, здоровье которого за последнее время было поколеблено (у него, по слухам, замечались симптомы начинавшейся чахотки), был освобожден полициею, и на просьбу о позволении провести зиму в более теплом климате Крыма, ему дано было условно разрешение. В Нижнем Новгороде, его родине, Горькому был дан обед по случаю освобождения из тюрьмы, здесь произно-сились красноречивые речи, преподносились адреса, произносились тосты и: разыгрался целый ряд церемоний, которыми сопровождаются только чествования первостепенных сановников империи.
Даже обитатели тюрьмы приня заочно участие в этом празднестве и прислали письменное приветствие Горькому с воспроизведением темницы, которую он за несколько месяцев пред тем (летом 1901 г.) освятил своим ъ ней пребыванием.
Когда, наконец, Горький и его семья заняли места в поезде, имевшем их доставить в Москву для дальнейшего путешествия на юг, то тысячи прово-жавших запрудили железнодорожную платформу, и громовые приветствия явили свидетельство неудержимого восторженного поклонения народа перед личностью того, кого народ признает за ‘правозвестителя нового порядка вещей’.
Тем временем и в Москве делались тщательные приготовления к устрой-ству величественных оваций в честь преемника Толстого. Общественная демонстрация, не виданная по величию, подготовлялась спешно. Пешков имел совершить триумфальный въезд в златовенчанную столицу, восторженное студенчество собиралось на себе везти его экипаж и приветствовать борца за свободу мысли и нескованного путами слова.
Но не для этого разрешили власти Пешкову предпринять затеянное путешествие. Власти в свою очередь не дремали, сплетая свои ковы. На небольшой станции, где поезд остановился пред прибытием в древнюю столицу, два жандарма вошли в купе, которое занимал Пешков с семьею, и окликнули его по фамилии. — ‘Я тут’ — заявил Горький. — ‘Так вы — Пешков?’ — переспросили жандармы. — ‘Да, я самый он и есть!’ — отвечал писатель. — ‘Вы должны здесь выйти и отправиться прямо в Подольск?’ — ‘Нет, я хочу ехать в Москву. Вот выданное мне разрешение. Я имею много причин желать побывать в Москве, между прочим затем, чтобы посоветоваться со специалистом. Я..’ — ‘Все это мы знаем, но мы имеем распоряжение не допускать вам въезд в Москву. Угодно вам сойти с поезда?’ — ‘Нет, я не хочу этого, но вы вольны прибегнуть к насилию’. — ‘Прекрасно, в таком случае вы арестованы. Потрудитесь выйти и следовать за нами!’
Таким образом словно губкою была стерта подготовлявшаяся овация, и Пешков был увезен в Подольск (стр. 131—135).
…За исключением непродолжительного периода времени, в течение кото-рого Горький подвергся заключению в Нижнем летом 1901 г., в области внешних событий его жизни разыгрывалось не многое, что достойно отметки,— жизнь Горького за последние годы и этапы дальнейшего его умственного развития отмечаются лишь новыми рассказами, поэмами и все более горделивыми планами.
Его популярность, оставляющая в тени все в этом отношении пережитое русскими писателями, здравствующими и покойными, достигла 6 марта 1902 г. высшего официального признания, когда состоялись его избрание в члены импе-раторской Академии Наук — высшая почесть, какая достижима для писателя п России.
Курьезный луч света проливает на противоречивые течения, втихомолку пробивающие себе путь под невозмутимою гладью русского общества, тот факт, что высший арсенал словесности мог возвести на эту высоту экс-бродягу, состоящего под полицейским надзором и являющегося больною занозою, колющею в бока правительство царя. Эти выборы, впрочем, были немедленно кассированы правительством на том основании, что члены Академии не знали, что натворили, — действительно, те не знали, что Горький состоит под надзором полиции (стр. 137—138)’. — См. рапорты за 1902 г., No 5649, лл. 754—756.

‘DAS NEUE BLATT’

Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 21 января 1903 г. о статьеa посвященной М. Горькому и помещенной в журнале ‘Das пеие

Blatt’, No 4 [без указания года]

Рапорты за 1903 г., No 721

‘На страницах 59—62 помещена заметка, посвященная Максиму Горькому. Говорится о преследованиях, которым он подвергается будто бы со стороны русского правительства, о шпионстве, установленном за всеми его действиями. Весь той заметки крайне тенденциозен и рассчитан на возбуждение симпатий к Горькому и отвращение к вымышленным автором действиям наших властей, в виду чего я полагал бы необходимым указанную статью подвергнуть исключению’.
Резолюция: ‘Исключить на странице 59 согласно докладу и отрезать страницы 61—62’.

‘DEUTSCHER HAUSSCHATZ’

Доклад цензора Ф. И. Ламкерта 5 февраля 1903 г. о статье, по-священной М, Горькому и помещенной в журнале ‘Deutscher Hausschatz’, вып. 6 [без указания года],

Рапорты за 1903 г., No 1090

‘Статья ‘Maxim der Bittere’ [‘Максим Горький’] (251—253) посвящена биографии Максима Горького и краткому разбору его рассказов. Она в целом не представляет чего-либо нецензурного, но я не могу не обратить внимания комитета на вступительные 8 строк и заключительные строки, в которых в резких выраже-ниях говорится о его исключении из числа академиков.
Указанные места, по моему мнению, подлежат исключению’. Резолюция: . ‘Исключить согласно докладу на странице 251 во втором столбце строки 21—29 сверху и на 253 стр. во втором столбце строки 1—5 снизу’.

‘NARODNI LISTY’

Доклад цензора Н. А. Васенцовича-Макаревича 5 мая 1903 о пьесе М. Горъкого ‘Na dne zivota’. Obrazy ve 4 jedndnich.

Z Tusiinv prelozil doctor B. Prusik. Mnxchov, 1903

Рапорты за 1903 г., No 3499

‘Книжка эта представляет чешский перевод пьесы Максима Горького ‘На дне’, дозволенной на русском языке. Но на нижней обложке помещена выписка из чешского периодического издания ‘Narodni Listy’ о значении М. Горького в русской литературе, причем между прочим говорится: ‘Горький протестовал против грубости русских жандармов и солдат во время известных студенческих беспорядков, за что был подвергнут преследованию, но, в виду огромной популярности Горького, власти не решились довести преследование до конца, а причиняют ему разного рода неприятности, ограничивают его в правах жительства. Имя Горького обожается студенчеством и народом наравне с именем Достоевского. Когда Горький вынужден был оставить свой родной город, Нижний Новгород, то ему устроены были грандиозные овации: народ, дамы, студенты, мастеровые, чиновники — все провожали любимого писателя и громко выражали ему свое сочувствие’.
Признавая, что в приведенной выписке заключается косвенное осуждение действий русского правительства, со своей стороны я полагал бы книжку эту дозволить с исключением нижней обложки, о чем имею честь представить комитету’.
Резолюция: ‘Исключить согласно докладу нижнюю обложку’.

‘FUNKEN’

Доклад цензора В. И. Росковшенко 16 марта 1905 г. о стихотво-рении Эдгара Стейгера ‘Gorki und der Zar’ [‘Горький и царь’], помещенном в журнале ‘Funken’ [Leipzig], 1905, ЛФ 6

Рапорты за 1905 г., No 1963

‘В этом номере названного журнала внимание цензуры останавливают на себе два места: во-первых, стихотворение под заглавием ‘Gorki und der Zar’, написанное по поводу ареста Горького. Содержание этого стихотворения самое возмутительное. Начинается оно словами: ‘Gorki verhaftet’. ‘Эту весть с быстротой молнии разнес телеграф по всему миру. Генерал Трепов играет всегда серьезно. Царя и бога он защищает пулями и штыками. Для народа Сибирь и эшафот. Для возмущенного духа цепи. — Пусть сволочь остается сволочью. Деспотия не нуждается в поэтах и мыслителях. Она кнутами усыпляет людей, а когда те желают проснуться, является палач. — Палач? Нет! По всей Европе из сотен тысяч глоток раздается крик мести, грозный подобно грому: ‘Остановитесь!’ и он достигает до слуха палачей. Негодованием пламенеют многие тысячи душ. — Убить поэта? Что за подлое деяние! Они так же трусливы, как и кровожадны, — Пусть попробуют. Нет, эта глава Горького принадлежит нам всем. Назад! Кто до нее дотронется, тот да будет первым убит!’ Таково в главных своих чертах это стихотворение, принадлежащее перу Эдгара Стейгера.
Во-вторфх, в том же номере помещена статья под заглавием — ,,Aus Nikis Notizbuch’ [‘Из записной книжки Ники’] (181— 182 стр.), заключающая в себе глумление над русским царем
Николаем II. Я полагал бы исключить названные — стихотворение и статью, но в виду неудобства исключения этих двух указанных мест из 6 номера журнала ‘Funken’, я полагал бы запретить весь этот номер, о чем имею честь представить Центральному цензурному комитету’.
Резолюция: ‘Запретить весь номер’.

Е. СЕМЕНОВ. ‘МАКСИМ ГОРЬКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ’

Доклад цензора Н. А. Васенцовича-Макаревича 4 мая 1905 г. о сборнике рассказов М. Горького ‘L’ annonciateur de la tempeie Traduit et precede d’une etude sur Maxim Corky, sa vie, son oeuvre par . Semenoff. Edition II, Paris, 1905 [ ‘Буревестник’. Перевод и введение, посвященное М. Горькому, его жизни и творчеству, . Семенова. Изд. 2-е, Париж, 1905]

Рапорты за 1905 г., No 3176

‘Эта книжка заключает в себе перевод 10 рассказов Максима Горького, причем название первого рассказа ‘L’annonciateur de la tempeteu [‘Глашатай бури’] присвоено и всей книжке. Это сделано не без умысла: переводчик напирает на это название, желая одним словом охарактеризовать деятельность Горького. Мысль эта выяснена подробно в предисловии, составляющем целую треть книги.
Если не встречается затруднений к дозволению самых рассказов Горького, то о предисловии г. Семенова считаю необходимым доложить комитету.
В этом предисловии излагается биография Горького, которого переводчик ставит наравне с выдающимися европейскими писателями последнего времени, как: Золя, Мирбо, Франс, Толстой, Ибсен, Аннунцио. Слава Горького слагается, по мнению его, из трех элементов: таланта, описываемой среды и самой жизни Горького. Типы бродяг и босяков, по мнению переводчика, вымирают на Западе и широко развиваются на Востоке, благодаря ‘особым условиям русской жизни’ (стр. 18). Это типы вовсе не отрицательные, а положительные, это осуществление идей Герцена, Чернышевского, Лаврова, Михайловского и Толстого, это типы борцов за свободу, которые в жизни носят имена Желябова, Михайлова, Перовской, Фигнер и т. д. (стр. 20). По поводу отношения Горького к еврейским погромам переводчик говорит: ‘L’antisemitisme en Russie porte la marque gouvernementale, adoptee par tout ce qui est reactionnaire, depuis le fonctionnarisme militant jusqu’a la presse retrograde et nationaliste. Les evenements de Kichineff et de Ноwеl en sont la preuve sanglante’. [‘Антисемитизм в России имеет правительственную марку, так как разделяется всеми реакционерами, от воинствующей бюрократии до консервативной и националистической печати. События в Кишиневе и Гомеле служат кровавым доказательством этого’] (стр. 29).
Если Чехов превосходно изобразил уснувшую русскую жизнь в мрачный период царствования Александра III, то Горький разбудил ее и торжественно ведет ее на борьбу, во имя лучших традиций прогресса, истины и справедливости (стр. 34).
На страницах 40—42 не без иронии рассказывается об уча-стии Горького в последних событиях, повлекшем за собой его арестование, а затем по поводу неутверждения избрания его в члены академии говорится: ,,Le gouvernement a commis un acte illegal et a fait une declaration fausse’ [‘Правительство совершило беззаконный акт и выпустило ложное сообщение’] (стр. 42—43, 44).
В заключение переводчик, ссылаясь на отзыв известного критика Стасова, называет Горького великим продолжателем дела лучших русских писателей с Толстым во главе. Счастье Горького в том, что ему пришлось быть свидетелем бури, о которой другие возвещали. Остается воскликнуть вместе с ним: ‘Пусть же буря разразится сильнее!и (стр. 76).
Из этих выдержек видно, что цель предисловия выяснить и может быть, даже раздуть политическое значение Горького, как революционера, деятельности которого автор предисловия выражает свое полное сочувствие.
Полагаю, что едва ли комитет признает возможным дозволить некоторые из указанных мною мест, в случае же исключения нескольких мест, может быть, лучше было бы исключить все предисловие, но, так как оно составляет целую треть книги, то в последнем случае возникает вопрос, не запретить ли всю книгу. Об изложенном имею честь представить на благоусмотрение комитета’.
Резолюция: ‘Запретить в виду неудобства исключения предисловия’.
В сборник вошли следующие рассказы М. Горького: ‘Песня о буре-вестнике’, ‘Весенние мелодии’, ‘В сочельник’, ‘Перед лицом жизни’, ‘Валаш-ская легенда’, ‘Погром’, ‘Читатель’, ‘О писателе, который зазнался’, ‘Хан и его сын’, ‘Человек’.

М. АБЕЛЬ. ‘ПРЕДИСЛОВИЕ К РАССКАЗАМ М. ГОРЬКОГО’

‘Доклад цензора В. И. Кривоша 11 мая 1905 г. о рассказах М. Горького ‘Der Mensch’ и ‘Das Lied vom Falken’. Deuisch von M. Abel, Berlin [‘Человек’ и ‘Песня о Соколе’]

Рапорты за 1905 г., М 3475

‘На стр. 3—5 предисловие переводчика М. Абеля к произведению Горького ‘Человек’. В этом предисловии Горький выставлен любящим свое отечество борцом за счастье и свободу русского народа, и поэтому в глазах правительства он является бунтовщиком и посажен в тюрьму.
Предлагаю отрезать 3, 4 и 5 страницы, как содержащие неуместное осуждение действий правительства’.
Резолюция: ‘Исключить предисловие’.
Арест М. Горького 10 января 1905 г. нашел широкое отражение в заграничной печати, и все известия о нем тщательно процеживались цензурой. Так, кроме помещаемых здесь документов, это отразилось и в ряде других. В журнале ‘Gross Gott’, 1905, No 20, 12 февраля, при описании революционных событий в России упоминался арест ‘знаменитого Горького’. Это описание, в том числе и упоминание об аресте М. Горького, было исключено Центральным комитетом иностранно цензуры (см. рапорты за 1905 г. No 1167). В литовской газете ‘Nauja Lietuwizka Ceitunga’ (1905, No 11) среди других ‘предосудительных’ статей цензором была отмечена также статья об аресте М. Горького в Риге и о доставлении его в Петербург. Эти статьи послужили основанием запрещения всего номера газеты (см. рапорты за 1905 г.,
No 1332).

‘NIMM MICH MIT FUR 5 PFENNIG’

Отзыв цензора В. И. Росковшенко 11 мая 1905 г. о рисунке, изображающем М. Горъкого и помещенном в журнале ‘Nimm mich mil fur 5 Pfennig’ (Berlin), 1905, No 25 [из доклада его о NoNo 23—25 этого журнала за 1905 г.]

Рапорты за 1905 г., No 3356

‘В этих нумерах названного журнала обращают на себя вни-мание цензуры следующие рисунки: … в No 25, рисунок на 8-ой странице, изображающий писателя М. Горького в Петропавловской крепости, под арестом. В надписи, находящейся под этим рисунком, говорится о жестоком обращении русских властей, приведших его на край смерти’.
Резолюция: ‘Исключить указанные места и рисунки’.

ОСКАР БЛЮМЕНТАЛЬ. ‘О СЕМ И О ТОМ’

Из доклада цензора В. И. Кривоша 15 марта 1906 г. о книге: Oscar Blumental ‘An diesen und jenen’, Berlin, 1906

Рапорты за 1906 г., No 1620

‘На страницах 69—75, 153 и 156 помещены стихотворения: .’Den russischen Mannern’, ‘Ein Brief Maxim Gorkis’, ‘Passrevision’, -‘Das russische Parlament’ и ‘Kischinew’ [‘Русским ратникам’, ‘Письмо Максима Горького’, ‘Проверка паспортов’, ‘Русский парламент’ и ‘Кишинев’], которые содержат неуместную критику русских порядков.
В первом сказано, что герои на войне, отдающие отечеству все, получают от него — нагайку, иго рабства, ружейные залпы, они жертвуют своей жизнью для престола без милости.
Во втором Горький говорит, что, попав в треповский ‘ночлежный дом’ (т. е. тюрьму), он защищен от пуль и нагаек, свободы же он не лишен, так как он был лишен свободы в тот день, когда в России родился. Предлагаю означенные стихотворения запачкать, а книгу выдать’.
Резолюция: ‘Исключить указанные страницы’.

ОТКРЫТЫЕ ПИСЬМА С ИЗОБРАЖЕНИЕМ Л. ТОЛСТОГО

И М. ГОРЬКОГО

Предложение Главного управления по делам печати [начальник — сенатор Н. Зверев] 18 мая 1902 г. Центральному комитету ино-странной цензуры о запрещении к ввозу в Россию открытых пи-сем с изображением Льва Толстого и Максима Горького

Главное управление по делам печати, III отделение, 1902, д. No 9, л. 26

‘Вследствие представления от 6 апреля сего года за No 1279, Главное управление уведомляет Центральный комитет цеyзуры иностранной, что на дозволение ко ввозу в Россию открытых писем с изображением графа Льва Толстого, стоящего рядом с писателем Максимом Горьким, согласия г. министра внутренних дел не последовало’.

ОТКРЫТЫЕ ПИСЬМА С ИЗОБРАЖЕНИЕМ М. ГОРЬКОГО И СКИТАЛЬЦА

Предложение Главного управления по делам печати [начальник — сенатор Н. Зверев] 11 февраля 1903 г. Центральному комитету иностранной цензуры о запрещении открытых писем с изображе-нием М. Горького и Скитальца

Главное, управление по делам печати, III отделение, 1903, д. No 9, л. 14

‘Вследствие представления от 27 января сего года за No 477, Главное управление по делам печати уведомляет Центральный комитет иностранной цензуры, что отпечатанные за границей открытые письма с изображением писателя Максима Горького, стоящего рядом со Скитальцем, подлежат запрещению’.
В означенном романе, изображающем судьбу одного сыскного агента, следующие места обращают на себя внимание цензуры:
На стр. 135 и 140—142 речь идет о том, что все бедствие русского народа происходит от бедности. Почему, говорится, царь не противодействует этой бедности. Она представляется корнем всех бредней и вражды народа к царю. Царь богат и у него тысячи миллионов, а народ беден и умирает с голоду. Поэтому, царь должен уступить собранное им богатство народу, тогда все будут сыты и добры’.
На стр. 184 один из агентов жалуется: ‘Если вы так чрезвычайно дорожите самодержавием, то вам приходится не жалеть денег. За несколько жалких грошей я не продам своей гордости самодержавию, черт его побери’.
На стр. 219—222 автор, упоминая о несчастном исходе крестного хода, устроенного священником Гапоном, приводит разные выражения негодования публики, например: ‘Полиция знала обо всем и никто не мешал народу. Люди идут, идут — и вдруг солдаты палят в них’. ‘По целым дням избивали людей насмерть, представь себе! Что это? Ведь, это значит: народ дальше не нжен, надо истребить его’ (см. стр. 220 и стр. 213, 216 и 219).
На стр. 222 говорится: ‘Везде появились прокламации, в которых революционеры, описывая кровавые дни С.-Петербурга, ругали царя и советовали народу не верить правительству’. ‘В манифесте царя о призыве Государственной думы они видели лишь попытку (опыт) успокоить взволнованный народ, чтобы впоследствии тем лучше обмануть его’ (стр. 296).
Горький Максим
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Материалы по царской цензуре о заграничных изданиях сочинений М. Горького и иностранной литературе о нем, Горький Максим, Год: 1916
  2. Критические отзывы американской печати 1907 г. о повести ‘Мать’, Горький Максим, Год: 1907
  3. Критические отзывы американской печати 1907 г. о повести ‘Мать’, Горький Максим, Год: 1907
  4. Стенограмма обсуждения сценария М. Горького ‘Преступники’ воспитанниками трудовых коммун ОГПУ, Горький Максим, Год: 1921
  5. Еще раз о письме Аркадия Гайдара, Закс Б., Год: 1989
  6. О сказках, Горький Максим, Год: 1935
  7. Предисловие к книге ‘Первая боевая организация большевиков 1905-1907 гг.’, Горький Максим, Год: 1934
  8. Открытое письмо А. С. Серафимовичу, Горький Максим, Год: 1934
Электронная библиотека