Эмилия Пардо-Басан
Эмилия Пардо-Басан
Мать Аркайльского епископа
Мать Аркайльского епископа
————————————————————-
Мать Аркайльского епископа, Пардо-Басан Эмилия, Год: 1899
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В тот день было большое волнение в обыкновенно мирном и спокойном епископском дворце в Аркайле. Входили и выходили священники и монахи с молитвенником в руках и знатные господа и кацики из окрестных мест в нарядных сюртуках и перчатках. В кухнях шум — жаркое приготовлялось на вертелах и сковородках, чистились овощи, взбивалась пена и нарезалась ветчина. Из монастыря пришли с подарками от монахинь. В столовой также происходило волнение, чтобы накрыть как следует длинный стол на сорок персон, по возможности скрыв разнообразие посуды, т. к. сеньору епископу не рассчитывавшему давать подобный банкет пришлось взять на прокат недостающую посуду, хрустал и столовое белье. ‘Дворцовый мажордом’ считал это оскорбительным для своего самолюбия и с уст его срывались две или три кисло-сладкие фразы (более кислые, нежели сладкие, по правде говоря), относительно излишней доброты прелата, который не думает о том, что полутора дюжин приборов далеко не достаточно для таких случаев как сегодняшний… Нечего сказать — пустяки — прибытие самого министра юстиции, который проездом через Аркайла пожелал лично передать одному из самых младших испанских епископов, но уже прославившемуся своими заслугами — наперсный крест из аметистов — подарок высочайшей особы.
На башне Аркайльского собора пробило три часа, епископ занял свое место за столом против министра, когда швейцар дворца заметил неизвестную сеньору довольно странной наружности направлявшуюся к лестнице. Для неопытных очей, незнакомых с тайнами туалета, дама казалась лет сорока, по Опытные люди легко могли прибавить ей лет двадцать. Высокий корсет поддерживал костлявый стан, платье было вызывающего и странного покроя, а огромная шляпа покрытая перьями и пряжками с поддельными брильянтами, оттеняла круглое набеленное лицо, на котором накрашенные губы выступали как свежая рана, тогда как волосы, выкрашенные в медно-красный цвет, — пламенели огненным ореолом.
Возмущенный и удивленный привратник подошел к ней, и тотчас же ему пахнуло навстречу таким букетом духов и эссенций, что он чуть не упал.
— Сеньора, сюда нельзя, — пробормотал привратник.
Но дама, без сомнения ожидавшая подобный прием смело бросилась по каменной лестнице на верх и очутилась в передней, где келейник разговаривал с двумя или тремя богомольными дамами и полудюжиной лиц из свиты министра. Вслед за незнакомкой вбежал запыхавшийся привратник, келейник, дамы и чиновники остановились в удивлении, тогда как сеньора дерзко выдвинулась вперед, точно вызывая весь мир.
— Сеньора, предупредил келейник, приходя на помощь привратнику — вы не можете видеть его преосвященство, будьте добры удалиться.
— Как не могу видеть, — повторила дама, — это мы еще посмотрим. Я не имею права видеть Аркайльского епископа! Нет, это великолепно!
— Невозможно сеньора, — воскликнул келейник, понижая голос, так как заметил удивление и замешательство стоявших в приемной — его преосвященство в настоящее время кушают. Завтра в другой час мы увидим найдется-ли возможность дать сеньоре аудиенцию.
— Аудиенцию мне… прекрасно… аудиенцию мне — его матери…
Эти слова упали как бомба в толпу стоявшую в приемной: матери! Мать, это мать Аркайльского епископа, значит верно то, что говорили шепотом неверующие журналисты, и то что называли низкой клеветой друзья и поклонники прелата, что он незаконный сын, которого воспитал отец, чтобы он не развратился в обществе легкомысленной и порочной матери. Этот позор подтверждается присутствием старой грешницы.
И какая случайность, — явиться в такую минуту. Келейник остановился пораженный и настолько растерялся, что не мог собраться с мыслями.
— Сеньора, мать его преосвященства!.. ха- ха-ха — она умерла уже много лет тому назад, — путался он складывая руки, точно умоляя о милосердии.
— Умерла? Скорехонько вы меня похоронили, попик! — воскликнула с циничным смехом надушенная особа, и как ящерица проскользнув сквозь окружавшую се группу, она бросилась в широкий коридор, наскочила на лакея несшего жаркое и, сбив его с ног, влетела в столовую.
Келейник в отчаянии бросился за ней, но не успел ее догнать.
При появлении этой женщины, которая столько раз грозила ему раскрыть карты, если он не будет посылать ей денег, Аркайльский епископ побледнел и онемел, как осужденный при виде плахи. Ни любви, ни нежности, только стыд и ужас проснулись в нем в присутствии той, которая зачала его в грехе, бросила в детстве, забыла в юности и позорила и мучила в зрелом возрасте. Позор и унижение матери были отчасти причиной поступления его в монашество, отказа от любви, от дома, от всякой возможности светского счастья… Теперь она появилась как живое оскорбление., здесь в присутствии всех, перед теми, кто пришел почтить его по поводу полученного им знака уважения и признания его заслуг. Епископ был человек, у него было человеческое сердце, и в нем проснулся змей ужасного искушения. Отречься, отказаться, выгнать эту женщину не теряя ни минуты, как бедную сумасшедшую.
Но в то же мгновение блеснули ему в глаза камни роскошного креста полученного им сегодня… Бледный, спокойный, закрыв глаза и поборов себя, епископ встал, двинулся навстречу вошедшей, подставил лоб для поцелуя и обратившись к приглашенным, сказал несколько глухим, но спокойным голосом:
— Мать моя пожелала доставить нам честь и отобедать вместе с нами.
— Мать моя, садись на подобающее тебе место против сеньора министра…
Источник текста: Эмилия Пардо Басан. Рассказы. Рассказы. Пер. с исп. С биогр. очерком Евг. Левшиной. — Санкт-Петербург: тип. Н. П. Собко, ценз. 1905. 286 с.
Распознание, современная орфография, подготовка текста: В. Г. Есаулов, ноябрь 2015 г.