Масленица
Масленица
* * *
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Масленица, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
И на Волге, и в захолустных деревнях, и городишках провинции, где я бывал,— везде я видел Масленицу — широкую русскую Масленицу. И прекрасно пел своим поразительным тембром Шаляпин во ‘Вражьей силе’:
Широкая масленица…
Все на Масленице ели блины со снетками, рыбой соленой, балыком, тешкой, семгой, белорыбицей, икрой паюсной, салфеточной, зернистой, осетровой и белужьей.
Помню, ел я блины в Боголюбове Владимирской губернии, в маленькой избе у деда Игната, добродушного старика,— такие блины, из гречневой муки, со щучьей свежей икрой — в нее накрошен зеленый лук и посолена она щепотью. А щуки икорные нами же с ним пойманы. Таких блинов никто и не ел.
Московский торговый люд пек, ел блины на Масленой до отвалу. К долгому посту готовился.
Посылали блины и в тюрьмы несчастненьким — ворам, разбойникам, их жалеючи.
Василий Макарыч объелся блинами.
— Положите меня,— стонет,— к окошку на весеннее солнышко, может, получшает. Вот вы не менее меня,— говорит больной гостям,— блинами напихались, видать, здоровье во мне малое. Ох, как неможется. Пошлите за отцом Аполлинарием. Брюхо стало чисто деревянное…
Свекровь растирает ему живот теплым маслом из лампады, а гости-приятели говорят:
— Потому захворал, что ешь неправильно, ты прямо зря на них накинулся. Блин надо водкой, квасом прокладывать. А ты говоришь — ‘я пью мало смолоду…’. Блин без водки тоскует, потому, говорит, едят меня не по-русски, без разума. Был у нас такой механик на заводе терочном, кто его знает,— веры не здешней он,— так на двенадцатом блине что с ним доктора ни делали,— взял и окочурился…
Пришел отец Аполлинарий, и позвали фельдшера. Фельдшер пришел навеселе.
— Не бойся,— говорит,— Василий Макарович.
— Подайте мне валек и скалку, пожалуйста. Сейчас вылечу.
И начал он Василию Макарычу брюхо скалкой укатывать, валиком похлопывать и перцовой водочкой потчевать. Василий Макарыч заводил глаза на небо и орал благим матом. А тот все катает да катает без устали. Пьет водку и больного подбадривает.
— Отхожу… — говорит больной. — Помилуйте, лучше помереть, чем мучение этакое…
— Ну, теперь,— говорит фельдшер, отваливаясь,— поправишься. Дай,— говорит,— маслица из лампадочки, свекровьюшка. Надо ему в нутро дать для облегчения.
Как выпил Василий Макарыч маслица лампадочного, так откуда сила взялась: чисто заяц в окно выпрыгнул.
Все гости растерялись и пустились бежать за ним вдогон. Но поймать его не удалось.
Пришел домой Василий Макарыч, когда солнце закатилось, и, смеясь, говорит гостям:
— Эко дело со мной случилось. Ну и фельдшер — умственный доктор. Скалкой катал… И в таком нахожусь я облегчении, есть опять хочется и опять все до невозможности на блины тянет…
Москва. К вечеру в окно видно, как на потухающей заре темнеет вдали силуэт Сухаревой башни. И стаи галок с криком носятся в воздухе, то подымаясь, то опускаясь, кучей садятся на кресты и купола церкви Троицы на Капельке.
Сидят приятели за столом. А из кухни Василий Князев приносит горячие блины. В коридоре звонок, и Василий бежит отворять дверь. Радость: пришел Василий Сергеевич. Лицо красное, серьезное.
— Садись,— говорим,— блины горячие…
— Ну нет… довольно. Я и так насилу приехал. Меня и так изжога мучает. Василий, нет ли порошку соды?
— Ну садись,— увещеваем,— полно, съешь блиночек.
— Знаешь, я просто не могу смотреть на блины. Объелся. Я и сюда ушел, думаю — про охоту поговорим, а тут опять блины! Смотреть противно. Обжорство! У меня до самого горла,— показал он на живот,— как огонь горит, будто расплавленного олова налили…
Он с ненавистью посмотрел на доктора, Ивана Ивановича.
— Смотрите, я жалуюсь, а Иван Иванович — доктор, а молчит. Хорош приятель. Молчит. Потому он — клинический врач. Важность наводит. Не скажет: Василий, сходи в аптеку, принеси лекарства и выпей. Нет! Расспрашивай его, кланяйся ему, проси! Он выслушивать будет, стучать по животу молоточком. А нет того — Масленица, ясно, тысячи народа объедаются блинами. Лекарство должно быть готово — бери и принимай. Нет, значит, лекарства такого не существует, наука не доехала…
— А может, лекарство есть, да за визиты тянуть хочет?— сказал Юрий Сергеевич. Иван Иванович продолжал невозмутимо есть блины с зернистой икрой и, посмотрев на меня, сказал:
— Как у вас Люция блины-то делает!.. Объедение!
Василий принес в коробке соду.
Василий Сергеевич, искоса поглядывая на Ивана Ивановича, взял соду, зачерпнул чайной ложкой и высыпал в стакан.
Иван Иванович делал вид, что не замечает его приготовлений.
— Сколько надо соды-то класть?— спросил Василий Сергеевич.
Иван Иванович молчал.
— Хорош господинчик… Видите, молчит… Доктор! А ты знаешь, что по закону не имеешь права молчать?
— А ты знаешь,— в тон ему ответил Иван Иванович,— что закон-то с дураками сам не знает, что делать?
— Слышите?— сердился Василий Сергеевич.
— Иван Иванович,— говорю я,— что же ты, помоги ему.
Иван Иванович нехотя встал из-за стола и, проходя в другую комнату, презрительно бросил, посмотрев на Василия Сергеевича:
— Идем!
В соседней комнате, положив на диван Василия Сергеевича, Иван Иванович велел ему расстегнуться. Стучал по животу, мял. Достали у меня в дорожной аптечке какое-то лекарство. Иван Иванович вылил весь пузырек в рюмку с водкой и велел выпить.
Василий Сергеевич выпил залпом. И глаза у него завертелись, как колеса.
— Ух, черт!— ахнул он. — Что это такое?
— Возьми-ка сахару, а то это действительно неприятно…
— А ведь знаете что,— через несколько времени сказал Василий Сергеевич,— и впрямь прошло. Хоть опять за блины принимайся.
— Ну нет, этого нельзя,— сказал Иван Иванович. — Ты наливку, наверно, пил?
— Да, вишневку,— сознался Вася.
— Ну, ты это брось.
— Эх, в деревню поехали бы,— сказал Василий Княжев,— там слева от моста, под горой, где ольшаник опускается, омутина глубокая. И сомина там живет здоров. Живет в этакой стуже подо льдом. Я его летом видал разок. В Ильин день. Гроза была. Так он поверху плавал. Грозу любит. Более сажени. Черт чертом. Толстый. Усищи. И по хвосту черная лента. Он так и качает ею, хвостом вертит. Блинов он не ест. А вот ежели ему этого поросенка на крюке в прорубь пустить, так наш будет.
— Это верно,— согласился охотник Караулов. — В деревне хорошо. Интересно. Василий прав.
— Я бы дня в городе не жил,— сказал Василий,— ежели бы при капитале был.
— Вот как река тронется, как вы хотите, а я поеду к вам,— сказал Василий Сергеевич.
— Полно, Вася, полно,— сказал Караулов. — Вспомни, как ты давал честное слово, что твоей ноги не будет там. Забыл ты ‘метлу’, ‘монашину’, ‘водяного’. Забыл ты, сколько чертовы-то там…
— Чертова!— сказал Василий Княжев. — А здесь ни чертовы, до чего, ни радости — кружение одно…
Масленица — Впервые: Возрождение. 1938. 4 марта. Печатается по газетному тексту.
…Шаляпин во ‘Вражьей силе’… — ‘Вражья сила’ — опера А.Н. Серова по драме А.Н. Островского ‘Не так живи, как хочется’. Завершена после смерти композитора В. Серовой и Н. Соловьевым. Премьера состоялась в Мариинском театре 19 апреля 1871 г. Опера была возобновлена там же 14 ноября 1879 г. В Москве премьера прошла в Большом театре 15 ноября 1881 г. Впервые выступив в партии Ерёмки в Частной опере С.И. Мамонтова (тогда исполнялось только II действие), Ф.И. Шаляпин не раз возвращался к данному образу. В 1902 г. он исполнил эту роль в Большом театре, после революции 1917 г. заново поставил оперу в Петрограде. Партия Ерёмки принадлежит к высшим музыкально-сценическим завоеваниям артиста.