Марьон де Лорм, Иванов Лев Львович, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
15. Марьон де Лорм

Познакомившись с представителями и представительницами отеля Рамбулье, познакомьтесь теперь с лицами, не посещавшими его, так сказать, не носившими титулов ‘дражайших’ и ‘жеманниц’, не заботившихся ни о правильности языка, ни о чистоте нравов, а живших, что называется, ‘в свое удовольствие’, в духе времени, пренебрегая лицемерной моралью. Между этими ‘грешницами’ первое место принадлежит знаменитой Марьон де Лорм, куртизанке чистейшей воды, едва ли не первой, как их теперь называют, ‘кокотке’, прославившейся э Париже, в царствование Людовика XIII своей связью с такими людьми, как кардинал Ришелье, герцог Букингэм, Сен-Марс, не считая десятков других более скромных смертных. Все ее любовники разделялись на четыре категории: одних она ласкала по влечению сердца, других — ради денег, третьих из политических интересов и, наконец, четвертых — просто от нечего делать. Ее пример, конечно, не остался без подражаний — дурные примеры заразительны — и породил бесчисленное количество особ подобного сорта, с которыми позднее мы еще встретимся. Это не были развратницы, которыми в ту эпоху кишмя кишела столица Франции, это были в полном смысле слова ‘героини романов’, воспеваемые и прославляемые выдающимися поэтами и литераторами, а иногда даже и принимаемые великосветским обществом благодаря красоте, уму или популярности.

В первые годы XVII века в небольшом городке Шалоне на Марне, в Шампани, проживала чета Граппэн. Мужу шел 48 год, а супруге Франсуазе перевалило за 30, и хотя они уже 12 лет состояли в законном браке, детей у них не было, что сильно огорчало обоих. Мэтр Граппэн, как его там величали, занимал должность судебного пристава, не чувствуя ни малейшего призвания к подобного рода профессии. Обладая слишком отзывчивым сердцем, он, насколько было в его власти, отдалял свои визиты, сопровождаемые обыкновенно слезами и жалобами несчастных, у которых подчас продавали с молотка последние лохмотья, чего судебный пристав не мог выносить равнодушно. Когда приблизительно в половине 1605 года Франсуаза объявила мужу, что готовится стать матерью, его радости не было границ. Супруги первый раз в жизни едва не поссорились, так как он желал иметь дочь, а она сына. День, который сделает их самыми счастливыми людьми, приближался. Не сегодня-завтра мэтр Граппэн станет отцом.

Утром 5 марта 1606 года судебному приставу пришлось отправиться для описи имущества соседней фермы. Самого фермера не было дома, а бедная фермерша, окруженная ребятишками, едва удерживалась от слез, пока мэтр Граппэн приготовлялся приступить к своей грустной обязанности, изыскивая всевозможные способы, чтобы каким-нибудь образом спасти малюток от голода и нищеты. В то время, когда он осматривал двор, почтальон, принесший письмо отсутствующему фермеру, вручил и случайно находившемуся здесь представителю судебной власти объемистый пакет. Оказалось, его извещали о смерти старухи-тетки, завещавшей племяннику 75.000 экю, дом и великолепное имение. Получив неожиданно такое огромное наследство, мэтр Граппэн взялся уплатить долги фермера, прекратил опись и поспешил обрадовать жену, не выслушав даже благодарностей фермерши, пожелавшей ему за это исполнения всех его самых задушевных желаний. Говорят, что искренние пожелания всегда исполняются, правда или нет, но на этот раз предсказания фермерши оказались пророческими.

По дороге к дому мэтр Граппэн еще издали увидел сынишку своего садовника, который бежал ему навстречу, размахивая платком, и запыхавшись объявил, что Бог послал ему дочку и что какой-то знатный вельможа и прекрасная дама согласились быть ее воспреемниками. Почти влетев в комнату Франсуазы, счастливый отец расцеловал новорожденную, затем жену, сообщив ей о своем внезапном богатстве, и тут же узнал, что знатный вельможа и прекрасная дама были маркиз де Вилларсо и его двоюродная сестра графиня Сент-Эвремон. Возвращаясь из путешествия по Германии, графиня пожелала передохнуть в Шалоне, но за неимением в городке мало-мальски приличной гостиницы попросила позволения остановиться на два, на три дня в доме судебного пристава, единственном, указанном ей, где можно было безбоязненно провести ночь. В благодарность за это аристократы покумятся с супругами Граппэн, окрестив их дочь, которой, по желанию графини, дали имя Марии-Анны и которая впоследствии прославилась под псевдонимом Марион де Лорм.

Родители, как говорится, души не чаяли в своей дочурке, которая росла и хорошела, обещая в будущем затмить своею красотою всех шалонских красавиц. Но судьба готовила ей более блестящую карьеру. Мэтр Граппэн, находившийся по службе в постоянных разъездах, не имел времени заниматься воспитанием Марии-Анны, предоставив это матери, безусловно, честной и порядочной женщине. Увы, ее смерть в 1618 году все изменила. 12-летняя девочка очутилась на попечении старой служанки, думавшей больше о сне и еде, чем о воспитании порученной ее надзору барышни, которая, пользуясь обожанием отца, вертела всем домом, как хотела. Говорить, конечно нечего, что ухаживателей у Марии-Анны оказалось бесчисленное множество, но между всеми она отдавала предпочтение другу своего детства, сыну суконного торговца Лемудрю, жившего напротив. Молодой человек превосходно играл на лютне, и по воскресеньям весь Шалон сбегался в собор послушать его искусство. Все советовали юному музыканту отправиться в Париж, где он, без сомнения, наживет состояние, но скромный малый пока еще не мечтал об этом. И вот Марии-Анне пришла фантазия брать у Лемудрю уроки музыки, против чего мэтр Граппэн, разумеется, ничего не имел — желание дочери было для него законом. Начались уроки, и 22-летний учитель не мог нахвалиться способностями своей 15-летней ученицы, вскоре понявшей, что если музыка дает значение жизни, то любовь в ней занимает не последнее место. Это почувствовалось особенно сильно, когда Лемудрю однажды рискнул поцеловать Марию-Анну, и подобное удовольствие стало повторяться на каждом уроке в присутствии служанки, мирно спавшей в широком кресле, убаюкиваемой звуками лютни. В один прекрасный день по окончании урока молодые люди неожиданно для самих себя очутились в комнате дочери судебного пристава. Быть может, падение девицы Граппэн было не за горами, но Лемудрю увидел портрет покойной матери своей ученицы, висевший над постелью, и, как потом уверял, смотревшей на него со стены такими глазами, что музыкант оробел. Он вспомнил, как в детстве она хорошо относилась к нему, сколько раз утешала, ласкала и, конечно, перед лицом такой женщины он никогда не позволил бы себе обесчестить ее дочь. Бедная Франсуаза даже после смерти делала все, что могла, и на этот раз спасла свою Марию-Анну. Лемудрю, видя удивление молодой девушки, не понявшей чувств, волновавшие его, объяснил, что будучи слишком беден, чтобы назвать ее женой, он слишком уважает ее, чтобы сделать своей любовницей, и с этими словами поспешил уйти, а на следующий день был уже в Париже.

Уважение!.. Да разве она об этом мечтала!.. Зло, называемое страстью, пустило глубокие корни в сердечке Марии-Анны, а бегство Лемудрю только усиливало его. Потихоньку от отца она написала своей крестной матери, не видавшей ее со дня крестин, что очень скучает в Шалоне, и просилась погостить в Париже. Графиня немедленно же ответила полным согласием и прислала за крестницей экипаж. Мэтр Граппэн сперва не хотел отпустить дочери, но не мог устоять перед ее мольбами, и Мария-Анна уехала, чтобы больше никогда не возвращаться в родной город.

Графиня Сэнт-Эвремон с нетерпением ожидала крестницу. Наверное, дочь судебного пристава окажется краснощекой провинциалкой, тупой, неуклюжей, не умеющей ни встать, ни сесть. Какого же было ее удивление, когда к ней вошла 16-летняя девушка, высокая, стройная брюнетка, с густыми, вьющимися волосами, несколько смуглая, с большими, выразительными синими глазами. Она грациозно поклонилась, отвечала на вопросы спокойно, без колебаний и показала себя далеко не глупой. Вечером, когда в отеле Сэнт-Эвремон собрались гости, то они пришли в восторг от Марии-Анны, и на следующий день в аристократических салонах Парижа только и было разговоров, что о ней. Графиня поздравила крестницу с успехом, пожелав ей не останавливаться на половине пути. Неизвестно, о каком пути говорила крестная, но, очевидно, не о том, который ведет в рай, так как сама она шла дорогой, далеко не безупречной. Этому нечего удивляться, припомнив, что Франция в царствование Людовика XIII являлась очагом разврата и умственного застоя, несколько заставляя недоумевать, каким образом она могла создать Декарта, Паскаля, Расина и Мольера! Что в это время представляла из себя столица Франции, где очутилась юная Мария-Анна, лучше всего видно из стихотворения знаменитого поэта-калеки Скаррона, описавшего его такими сильными штрихами:

Масса скученных домов,

Грязь, навоз по всем бульварам,

Церкви, тюрьмы, ряд дворцов,

Лавки с плохоньким товаром,

Люди всех мастей и лет:

Тьма святош, развратниц шайки.

Кутежей вчерашних след,

Крючкотворцы, попрошайки,

Прощелыги, шуллера,

На все руки мастера, —

За ‘тельцом златым’ в погоне, —

Слуг, пажей, воришек рой,

Стук колес, и крик, и вой, —

Вот Париж, как на ладони!

Мария-Анна Граппэн, несмотря на свое происхождение от порядочных родителей, ни душой, ни сердцем, ни телом, ни умом не была рождена быть честной женщиной. Страсть к удовольствиям, порочные наклонности с юных лет коренились в натуре этой девушки, почему Париж ее времени являлся превосходной рамкой красавице, сразу почувствовавшей себя в нем, как рыба в воде. Первые три недели пребывания в отеле Сэнт-Эвремон прошли совершенно спокойно для Марии-Анны, на четвертой — пришло грустное известие о скоропостижной смерти отца, которого она искренно оплакала. Но предаваться печали среди постоянных праздников, между шумной толпой веселых посетителей графини оказалось невозможным, и очень скоро дочь мэтра Граппэна перестала плакать и вздыхать. Зачем ей, в сущности, скучать? Отец не мог жить вечно, все равно рано или поздно он должен был умереть, как все живущее на земле, к тому же его смерть делала Марию-Анну вполне свободной и богатой. Легко могло случиться, что какой-нибудь смельчак, пленившийся ее молодостью, красотой и солидным приданым, рискнул сочетать свою судьбу законными узами с судьбой дочери шалонского судебного следователя, но появление Жака Валлэ-Дебарро, сына министра финансов Генриха IV, все изменило. 25-летний красавец, очень богатый Дебарро уже славился своими эпикурейскими наклонностями и соперничеством по искусству с скабрезным поэтом де Вио, автором ‘Пирама и Тизбы’, которого, пожалуй, мог перещеголять безнравственностью и богохульством, граничащим с кощунством. Веселый и остроумный малый, сразу понравившийся Марии-Анне, с своей стороны, с первого брошенного на красивую молодую девушку взгляда решил овладеть ею. Добыча была слишком хороша, чтобы выпустить ее из рук, и Дебарро, не теряя времени, повел смелую атаку на сердечко крестницы графини Сент-Эвремон. Узнав, что она сирота, он с особенной настойчивостью стал убеждать, что ей необходимо, и как можно скорее, обзавестись любовником, потому что любовник сумеет защитить ее и вполне заменить семью. Мария-Анна не без удовольствия слушала разглагольствования Дебарро, несколько удивленная его легкомысленным отношением к вещам, которые до сих пор она привыкла уважать, но нахальство молодого человека имело в ее глазах свою прелесть.. Чтобы чаще видеться с красавицей, ловкий малый, воспользовавшись тем, что Мария-Анна по желанию своей крестной матери имела уже двух учителей наших старых знакомых по отелю Рамбулье — Вуатюра, обучавшего ее новейшей орфографии, и Вожла — стилю, предложил свои услуги в качестве преподавателя пения, на что графиня Сент-Эвремон по робости характера согласилась. Таким образом новый профессор получил возможность ежедневно в течение двух часов проводить время с красавицей. Эти уроки оказались гораздо опаснее, чем те, которые она брала у скромного Лемубрю. Плут Дебарро всегда находил предлог удалить на несколько минут ‘третье лицо’, присутствующее по приказанию графини на уроках, добиваясь от ученицы кой-чего, в чем ему она пока отказывала. Но если слова любви в данном случае оказались бессильными, Дебарро решил попытаться добиться желаемого хитростью.

В ту эпоху модным местом прогулок, куда стремились, чтобы ‘других посмотреть и себя показать’, был широкий бульвар, называемый ‘Cours la Reine’. И вот, когда однажды графиня Сент-Эвремон вместе с Марией-Анной прогуливались там, несколько человек, подкупленных Дебарро, окружили их, осыпая насмешками. В самый критический момент откуда ни возьмись появился сам устроитель скандала и разогнал нахалов. Он вызвался проводить перепуганных дам домой и, чтобы придать больше значения своему геройскому поступку, уверял, что без него их наверно обокрали бы. Графиня и ее крестница не знали, как и отблагодарить своего спасителя. Плут придрался к случаю и, улучив момент, снова признался в любви молодой девушке и в благодарность за спасение умолял ее не запирать на ночь дверей своей комнаты. В 10 часов вечера он простился с графиней, но вместо того, чтобы уйти, спрятался в дровяном чулане, помещавшемся рядом с комнатой девицы Грагшэн, и в 11 часов уже наслаждался в ее объятиях. Он провел целую неделю — днем в чулане, куда Мария-Анна носила ему пищу, а ночью у своей любовницы, вместе с которой смеялся над переполохом, возбужденным повсюду его таинственным исчезновением. Однако в конце концов Дебарро нашел, что сладкие часы, проводимые им с красавицей, не искупают томительной скуки дня в обществе поленьев, и предложил Марии-Анне бежать к нему в хорошенький домик, называвшийся ‘Остров Кипр’. Сначала она не соглашалась расстаться таким образом со своей доброй крестной матерью, но Дебарро сумел убедить молодую девушку, с удовольствием вкушавшую с ним ‘плод познания добра и зла’, принять предложение, и на следующий же день она была в его доме, отделанном весьма роскошно по понятиям того времени, когда в Лувре вместо ковров расстилали солому, меняемую еженедельно. За ужином в присутствии нескольких друзей, перед которыми Дебарро хотел похвастать своей любовницей, он нашел необходимым изменить ее чересчур провинциальное и мещанское имя Марии-Анны Граппэн на более благозвучное, придуманное им, — Марьон де Лорм, каковое и утвердилось за нею навсегда. Из волн морских близ Кипра родилась сладострастная богиня любви, под влиянием винных паров на ‘Острове Кипре’ родилась ее жрица, впоследствии ставшая знаменитой.

Уже на следующее утро графиня Сент-Эвремон знала похитителя своей крестницы, но даже и не подумала вернуть беглянку, будучи в душе очень довольной, что Дебарро освободил ее от слишком красивой девушки, иногда мешавшей ее увлекательным, не по возрасту, похождениям.

Итак, Марьон де Лорм воцарилась на ‘Острове Кипре’, среди блестящего двора, состоявшего из молодых вельмож, старавшихся отбить ее у счастливого владельца. Но девушке казалось, что она любит Дебарро, а потому ей и в голову не приходило обмануть его. Полгода любовники наслаждались безмятежным счастьем, но Дебарро не мог долго принадлежать одной женщине. Увлеченный новой победой, он иногда по целым неделям оставлял Марьон скучать в одиночестве, надеясь, что она первая подаст повод к разрыву. Он не ошибся. Однажды за завтраком речь зашла о музыканте, игрою на лютне приводившего в восторг весь Париж. Оказалось, что это был наш старый знакомый Лемудрю. Марьон вспыхнула, что не скрылось от Дебарро, и просила как-нибудь на днях привести к ней музыканта, не раскрывая ему ее псевдонима. Заметив охлаждение любовника, она решила отомстить ему и хотела сделать сообщником своего бывшего обожателя, чтобы уж кстати окончить так неудачно начатый с ним роман. Дебарро, по-видимому, ничего не имел против, и на другой же день скромный Лемудрю входил в салон Марьон де Лорм. Она встретила друга своего детства, одетая в самый роскошный костюм, вся усыпанная драгоценностями. Музыкант сперва поразился, узнав в этой обольстительной женщине дочь судебного следователя, но мало-помалу, вспоминая прошлое, до того увлекся, что упал перед ней на колени и признался в любви, сгорая желанием искупить свою первую ошибку. Увы, и на этот раз судьба не улыбнулась ему! Внезапное появление Дебарро, подслушивавшего за дверью, положило конец нежной сцене. Лемудрю позорно бежал через окно, а между любовниками произошло резкое объяснение, вследствие которого Марьон принуждена была распроститься с ‘Островом Кипром’.

Встав однажды на торную дорожку, Мария-Анна скользила по ней все дальше и дальше, завязывая интрижки и связи, правда, очень краткосрочные, например, с неким Рувиллем, дравшимся из-за нее на дуэли с ла Фертэ-Сенэктэром, президентом де Шеври, поэтом Клавдием Киллье, пока, наконец, не упала в объятия самого всесильного герцога Ришелье. Кардинал, больше король, чем Людовик XIII, иногда прерывал свои гигантские работы, чтобы поволочиться за хорошенькими женщинами, тщательно скрывая свою страстишку, недостойную ни его сана, ни звания первого министра. В глубине его сада для этой цели была построена великолепная беседка, куда прелестная Марьон де Лорм пробиралась переодетая пажом, что чрезвычайно шло к ней, и в упоительные часы весеннего утра отвечала на горячие ласки ‘красного человека’. Когда ‘каприз’ кардинала прошел, он не прервал добрых отношений со своей любовницей, по одним слухам, ставшей поставщицей ‘живого товара’ — будто бы однажды продавшей ему за 50.000 экю невинность своей юной подруги Нинон де Ланкло, по другим — шпионкой на жалованье, так как, несмотря на беспорядочную жизнь, пользовалась всеобщим уважением, принимая и посещая высшее общество, и, стало быть, могла оказать кардиналу немало важных услуг. Но в 1625 году произошло событие, навсегда поссорившее Марьон с ее всесильным покровителем.

К французскому двору прибыл посланник впоследствии казненного английского короля Карла I, его любимец герцог Букингэм, чтобы проводить невесту своего монарха, Генриэтту, сестру Людовика XIII, в Лондон. Весь двор был поражен его обольстительной наружностью и необыкновенной щедростью и главное, волокитством, слишком диким. Красивый англичанин, не обращая внимания на кокетства и уловки придворных дам, расставлявших ему сети, нимало не стесняясь, начал ухаживать за королевой Анной Австрийской, чем тотчас же возбудил ревность кардинала. ‘Красный человек’ сам был безумно влюблен в свою монархиню, относившуюся к нему постоянно с презрительной насмешливостью, теперь высказывая явное расположение Букингэму. О, Ришелье жестоко отомстит! Посол Карла I остановился в доме герцога де Шевреза, во время брачной церемонии замещавшего августейшего жениха, и при желании более быстрых успехов у Анны Австрийской прибегнул к посредству ее наперстницы, супруги своего радушного хозяина. Герцогиня охотно взялась помогать возлюбленным, но потребовала за это от Букингэма того, о чем так мечтали и, увы, напрасно, все придворные дамы. В течение недели галантный герцог аккуратнейшим образом выплачивал свои обязательства, украсив голову герцога де Шевреза лишней парочкой рогов, чтобы позднее одарить тем же и Людовика XIII. Однажды, гуляя в ‘Cours la Reine’, британский волокита увидел Марьон де Лорм. 19-летняя куртизанка была в полном блеске своей красоты. Сопровождавший Букингэма граф ла Фертэ, теперешний содержатель ее, заметя впечатление, произведенное любовницей на анличанина, предложил познакомить его с прелестной женщиной, решив за эту услугу почистить герцогу карманы, то есть, попросту говоря, обыграть его в ‘ландскнехт’. Все было исполнено в точности: Букингэм познакомился с Марьон, не поморщившись, проиграл ла Фертэ 25.000 экю. Что значили эти пустяки в сравнении с красавицей, обладание которой стоило вдесятеро дороже? Куртизанка отлично понимала намерения англичанина, пожиравшего ее глазами, и не хотела уж очень томить его, тем более, что тут, если хотите, был задет вопрос ее самолюбия. Разве она хуже герцогини де Шеврез? И если знатная придворная дама может хвастаться победой, она, Марьон, не уступит ей. Сказано — сделано! Когда после ужина гости снова уселись за карточные столы, Марьон увела Букингэма в ярко освещенный будуар, что несколько смутило волокиту. Не успел англичанин оглянуться, как красавица предстала пред ним в костюме Евы. Герцог замер от восхищения. Теперь он понял, зачем она так осветила комнату! Марьон де Лорм могла не бояться даже блеска солнца: ее прелести были совершенны. Опьяненный страстью Букингэм, забыв все на свете, бросился к ней, но красавица с кокетливой улыбкой остановила его. Он сдвинул брови, ожидая, что куртизанка, оставшись верной себе, потребует за свои ласки определенной платы, и расхохотался, когда Марьон, знавшая, сколько ночей он подарил герцогине де Шеврез, потребовала от него того же: ни более, ни менее. Мог ли влюбленный Букингэм отказать ей в этом? Ришелье, узнавший, что его бывшая любовница и тайный агент отдалась послу Карла I, так сказать, нарушила условие, перейдя на сторону врага, окончательно отвернулся от нее, поклявшись уничтожить герцога, мешавшего всем его махинациям. Кардинал сдержал свое слово, и спусти три года, 23-го августа 1628 г., Букингэм был предательски убит в Портсмуте неким Джоном Фельтоном, Марьон искренно огорчилась, узнав печальную новость, и глубоко вздохнула, вспомнив страсть красивого англичанина и его щедрость.

После смерти графини Сент-Эвремон, умершей в 1635 году, постоянные посетители ее салона, преимущественно молодежь, перекочевали в дом Марьон де Лорм, жившей тогда на Королевской площади. В эту эпоху ее покровителем состоял маршал герцог де Мейер, в отсутствие которого куртизанка сошлась с министром финансов д’Эмри, не будучи в состоянии устоять перед его искусительными предложениями. Возвратившийся из похода маршал был крайне взбешен поведением своей любовницы и резко упрекал ее в неблагодарности.

— Милый маршал, — ответила Марьон де Лормг — вы там завоевывали чужие владения, здесь завоевали ваше… Это в порядке вещей, на что же сердиться?..

Но и помимо знатных людей дом куртизанки посещали ученые и литераторы, теперь забытые, как, например, Монрель, де Сирмон, Гомбо, Баро, де Мальвиль, Мерэ, Кальтэ, Скюдери, и впоследствии заслужившие бессмертие, как Мильтон, Ренэ Декарт, Корнель и очень юный Поклэн, сын королевского камердинера, прославившийся позднее под псевдонимом Мольера. Однажды ‘отец философии’ Декарт привел с собою на вечер к Марьон своего земляка, недавно приехавшего в Париж из Турени, этого ‘сада Франции’, — молодого Генриха Куафье де Рюзэ маркиза д’Эффиа, более известного под именем Сен-Марса, по приказанию кардинала Ришелье назначенного им состоять при особе Людовика XIII, чтобы развлекать меланхоличного монарха и доносить ‘красному человеку’ обо всех его словах, действиях, планах и проектах. Сен-Марс, быстро заслуживший расположение короля, пожалованный им в звание ‘Великого конюшего’, не оправдал, однако, надежд кардинала, за что в конце концов поплатился своей головой. Итак, в начале 1641 года, вскоре после ‘фландрской кампании’, Декарт представил молодого фаворита Марьон. Но, как часто случается, что существа, которым суждено впоследствии страстно влюбиться друг в друга, при первом знакомстве не возбуждают взаимных симпатий, Сен-Марс не понравился Марьон, как и она ему. Двадцатилетний маркиз д’Эддиа, бесспорно красивый мужчина, относился ко всему слишком свысока, что, разумеется, было не по душе куртизанке, привыкшей к поклонению, в свою очередь она, смуглая, с взглядом более насмешливым, чем нежным, несколько резким тоном и манерами, привыкшая повелевать, возбуждала его удивление: он находил 35-летнюю красавицу мало женственной. Но оказалось достаточно одной ничтожной искры, чтобы воспламенить эти два сердца. По странной случайности молодого человека звали ‘Cidn Mars?’, то есть ‘пятое марта’, число, в которое родилась Мария-Анна Граппэн. У ж не было ли тут предопределения судьбы?.. В разгар вечера, когда Декарт, Корнель и Поклэн скромно болтали, забившись в уголок салона, где Скюден читал вслух другим гостям трогательный роман ‘Клелию’, принадлежавший перу его сестры, Сен-Марс, которому надоели шутки и суета, прошел в соседнюю комнату и, сев на диван, замечтался до того, что не заметил, как перед ним предстала хозяйка дома, тщетно старавшаяся в течение нескольких минут обратить на себя внимание. Такая небрежность и оскорбила, и заинтересовала Марьон. Она подсела к молодому человеку, заговорила с ним, и когда гости расходились, Сен-Марс, прощаясь с красавицей, обещал согласно ее желанию явиться завтра вечером поболтать по душам. В течение целого месяца он ежедневно посещал Марьон, он уже любил ее, а она его обожала. И все-таки, как это ни покажется странным, она только через месяц согласилась принадлежать ему. Да, Марьон де Лорм, куртизанка, никогда не заставлявшая ждать влюбленных, мало того, обыкновенно шедшая навстречу желаниям тех, кто ей нравился, теперь, впервые полюбившая искренно, не уступала своей страсти в течение 30 длинных дней. Она испытывала, искренне ли любит ее, склоняющуюся к старости, этот молодой, красивый Сен-Марс, справедливо опасаясь, что он бросит ее, получив желаемое. Но этого не было. Фаворит Людовика XIII серьезно любил Марьон и унес эту любовь, продолжавшуюся всего год, с собою в могилу.

Прежде всего Марьон безжалостно порвала все связи со своими друзьями и поклонниками, желая всецело принадлежать одному ‘обожаемому Генриху’. Она никуда не выходила, нигде не показывалась. Питая страсть к нарядам — она ежедневно встречала любовника в новом туалете, — Марьон быстро растратила отцовское наследство, но ни за что на свете не соглашалась принять от Сен-Марса ни одного су, утверждая, что иначе это будет равносильно концу его любви. О связи ‘Великого’ твердили повсюду, придворные дамы из себя выходили, вопя о неслыханном скандале, в чем им усердно помогали все изгнанные куртизанкой. Распространяли нелепые слухи о тайном браке Сен-Марса с Марьон де Лорм, надеясь этим уронить фаворита во мнении Людовика XIII, который наконец счел долгом вмешаться. Сен-Марсу ничего не оставалось, как пообещать королю порвать связь с куртизанкой, чтобы тайно продолжать ее, раз такая ложь способна успокоить взволнованный двор. Он так и сделал. Ночью ‘Великий’ пробирался в сад, рядом с домом, принадлежащим Марьон, которая бросала ему из окна веревочную лестницу, и только на рассвете возвращался во дворец. Но мало-помалу, в силу обстоятельств, его посещения становились более редкими. Марьон не жаловалась, чувствуя сердцем, что ее любят горячо, глубоко, серьезно. Последняя ночь перед отъездом Сен-Марса в Нарбонн, — откуда он, как преступник, был доставлен в Лион, чтобы сложить свою голову на эшафоте, — осталась в памяти Марьон, как будто предчувствовавшей катастрофу. ‘Среди ночи, — рассказывала она позднее своей подруге Нинон де Ланкло, — Генрих, думая, что ему пора выезжать, быстро оделся и уже перешагнул через балконные перила, когда на колокольне соседней церкви ударило 4 часа. До рассвета оставалось около двух часов… Тогда, схватив меня, стоявшую в одной рубашке, на руки, он снес меня в спальню… Эти два ‘последние часа были самыми очаровательными в моей жизни!.. Я была уверена, что они никогда не повторятся… Счастье не посещает нас дважды’.

После казни Сен-Марса (1642 г.) Марьон больше года провела в совершенном уединении, оплакивая свою первую и единственную любовь, такую сладкую и такую короткую. Быть может, она носила бы по ней траур и дольше, если бы однажды не убедилась в совершенном истощении средств. Ничего на свете не боялась Марьон так, как нищеты, и волей-неволей снова начала беспорядочную жизнь, продав себя ростовщику Натану Розельману, старому, некрасивому немецкому еврею, поселившемуся в Париже. Смерть Ришелье вскоре после казни несчастного Сен-Марса, в чем Марьон видела карающий перст судьбы, кончина Людовика XIII в следующем году и воцарение его сына, будущего ‘Короля-Солнца’, под регентством Анны Австрийской, находившейся всецело в руках кардинала Мазарини, все эти события вызвали серьезные волнения во Франции и особенно в Париже. Марьон де Лорм встала на сторону врагов королевы-матери и интриговала против кардинала и его политики, принимая у себя всех недовольных новым порядком вещей. Но придворная партия оказалась сильнее. ‘Фронда’ была раздавлена, герцоги Кондэ, Конти и Лонгвиль арестованы, та же участь угрожала и куртизанке, неосторожно прикоснувшейся к политике, если бы почти внезапная смерть не освободила ее от мстительности кардинала Мазарини. Она умерла в 1650 году, 44 лет. Сделавшись в пятый или шестой раз беременною, она прибегла к слишком сильному средству и простилась с жизнью. Хотя она хворала всего три дня, но за это время исповедовалась по крайней мере десять раз, поминутно вспоминая о каком-нибудь грехе, в котором забыла признаться священнику. Ее смерть не прошла незамеченной в Париже, а Дебарро, ее первый любовник, написал следующее стихотворение, могущее служить эпитафией красавице:

О, бедная Марьон де Лорм!

Очарованье дивных форм

И совершенства красоты,

Все отдала могиле ты.

Когда красавицу от нас

Уносит смерть в нежданный час,

Всегда горюю я о том

Как о несчастий большом!

Однако, некоторые историки не захотели, чтобы знаменитая куртизанка так рано покинула свет, они заставили ее испытать все удары судьбы, пустив в ход легенду, любопытную настолько, что мы считаем не лишним привести ее.

Утверждают, что накануне ареста Марьон де Лорм, чтобы избегнуть Бастилии, распустила слух о своей смерти. Гроб, согласно последней воле мнимо умершей, не желавшей, чтобы видели ее поблекшую красоту, не вскрывали, и она, полюбовавшись из окна на собственные похороны, благополучно уехала в Англию, где вскоре вышла замуж за какого-то богатейшего лорда. Овдовев в 1661 году и возвращаясь во Францию, она попала в руки шайки разбойников, атаман которых, увлеченный ее красотою, увез Марьон в Померанию, женился на ней, но немного спустя во время одного нападения был убит. Овдовев вторично, эта женщина поселилась, наконец, во Франции, в третий раз сочетавшись браком с прокурором-фискалом Франсуа Лебрэном, которого пережила, как и двух первых мужей.

Но если это были только более или менее курьезные россказни досужих людей, которым можно не придавать значения, нельзя не считаться с записками современников, занесенными в знаменитые ‘Летописи Круглого Окна’, гласящими следующее: ‘Смерть Марьон де Лорм в 1741 году, за два месяца до сто тридцать пятого года ее жизни, почти удивила парижан, привыкших смотреть на нее как на незыблемый памятник, упоминая одинаково башни собора Нотр Дам и Марьон, если говорили о том, что не поддается разрушительному времени. Старая подруга Букингэма, Ришелье, Сен-Марса и многих других с удовольствием описывала события, прошедшие перед нею. Глаза Марьон де Лорм наполнялись слезами, когда заговаривали о Сен-Марсе.

‘О, ради Бога, пощадите меня! — умоляла она. — Сто лет жизни не могли изгладить в моем сердце воспоминания об этом несчастном! Прощание его до сих пор звучит в моих ушах, последний поцелуй и сейчас еще жжет мои губы!..’.

‘Она с улыбкой сожаления читала в истории об интригах Ришелье и итальянской изворотливости Мазарини.

‘Бедное потомство! — вздыхала она, — Как обманывают тебя эти раболепные писатели!.. Ришелье… величие его взглядов… уж, конечно, не меня уверять в этом… Я видела кардинала слишком близко, так сказать, нараспашку… Здесь все преувеличено!.. А Мазарини… да это был гаер, политический паяц, замечательный только гибкостью ума и ног, умевший съеживаться, чтобы пролезть в любую щелку, и прыгать, чтобы встать всегда на ноги…

‘В 1705 году, овдовев в третий раз, 99-ти летняя женщина была обокрадена и покинута своими слугами. Она смогла просуществовать еще 18 лет, получая при посредстве услужливого друга старые долги, которыми раньше пренебрегала. Но в 1723 году, лишившись всех источников дохода, она рискнула обратиться за помощью к Людовику XV. ‘Государь, — писала она, — вы платите историкам, лгущим на прошлое, когда в Париже существует живая летопись былого, первая глава которой относится к 1606 году, и она заговорит языком правды, если ваше величество удостоите пожаловать к ней с расспросами, так как эта летопись, старая, источенная червями книга, не могущая оставить своего переплета. Марьон де Лорм видела, государь, великого Генриха, вашего прапрадеда, первого монарха вашего знаменитого дома, Людовика XIII, вашего прадеда, Людовика XIV, вашего деда, и великого дофина, вашего отца, и была еще в силах, чтобы одною из первых возблагодарить Господа, даровавшего вас Франции. Мое продолжительное существование проливает еще несколько света на минувшие царствования, но, государь, эта лампада может завтра угаснуть за неимением масла, если ваше величество не захотите оживить ее’.

Это письмо было вручено Людовику XV надежным человеком, и молодой король пожелал увидеть Марьон де Лорм, он вместе с кардиналом Флери долго оставался у нее, посетил еще несколько раз и назначил старухе пенсию, которую она получала вплоть до последнего своего часа’.

В заключение прилагаем копию свидетельства ее смерти и погребения, помеченную 20 апреля 1780 г.:

‘Скончавшаяся 5 января 1741 года в ‘Большом Павлине’, на улице Мортельри, Мария-Анна Граппэн, 134-х лет и 10-ти месяцев, родившаяся 5 марта 1606 года, согласно метрическому свидетельству, выданному 18 сентября 1607 года, за подписью отца Том, соборного священника Шало-на-на-Марне, ныне вдова по третьему браку, прокурора-фискала Франсуа Лебрэна, погребена о января 1741 года на кладбище Сен-Поль’.

‘Подписано: Священник Монтерэ’.

‘С подлинным верно. Пуатвен, викарий кладбища Сен-Поль’.

Если это и легенда, то придуманная очень ловко. Но кому и зачем понадобилось придумывать ее — остается полнейшей загадкой.

—————————————————————————

Источник текста: Иванов, Л.Л. Замечательные женщины с древнейших времен до наших дней: Критико-биографические очерки / Л.Л. Иванов. — СПб.: тип. П.Ф. Пантелеева, 1906.

Лев Львович ИвановЗамечательные женщины с древнейших времен до наших днейКритико-биографические очерки

III. Реформация15. Марьон де Лорм

Читайте также:

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
15. Марьон де Лорм