МАРЧЕЛЛА.
Романъ мистрисъ Уордъ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
Марчелла, Уорд Мери Аугуста, Год: 1894
Время на прочтение: 280 минут(ы)
‘Туманъ и солнце, и первые золотые лучи на буковыхъ деревьяхъ — какъ чудно, чудно!’
Въ порыв восхищенія Марчелла Бойсъ бросилась на колни передъ окномъ, которое она только что открыла, и, облокотившись на подоконникъ, смотрла на раскрывшуюся передъ ней картину съ тою страстною силой увлеченія, которая составляла ея отличительную особенность.
Она смотрла на разстилавшуюся передъ ней широкую поляну, за которой по зеленой покатости тянулась длинная аллея изъ грандіозныхъ буковъ, образовавшихъ вдали какъ бы ворота. Марчелла съ жадностью упивалась чуднымъ видомъ. Въ то же время, она невольно обратила вниманіе на заглохшія садовыя дорожки по обимъ сторонамъ поляны и на почти сплошь заросшую травой песчаную площадь передъ окнами.
‘Нтъ, положительно, это божественное мстечко!— какъ бы возражая самой себ и слегка нахмурившись, говорила Марчелла.— Но, несомннно, оно было бы еще лучше, если бы дядюшка Робертъ побольше о немъ заботился, а содержать садъ въ порядк мы бы съумли’.
Она опустилась на стулъ у окна, и по мр того, какъ окружающій пейзажъ опять приковывалъ въ себ ея глаза, облачко грусти разсялось, и вновь на лиц ея засіяло выраженіе дтскаго блаженства.
Только три мсяца тому назадъ отецъ Марчеллы Ричардъ Бойсъ получилъ въ наслдство это родовое имніе фамиліи Бойсъ — Mellor-Park. Извстіе о наслдств Марчелла получила въ Кенсингтон, гд она жила въ студенческомъ пансіон, и съ этой минуты занятія музыкой или живописью не шли ей въ голову. Ей очень хотлось участвовать въ перезд семьи на новое мсто, но мать въ короткой и сухой записк сообщала ей, что она займется перевозкой сама, а Марчелла пусть продолжаетъ свои занятія.
Какъ бы то ни было, но, въ конц-концовъ, Марчелла попала сюда. Оглядывая свою большую, но пустую комнату со старою поломанною мебелью, и затмъ переводя глаза на луга и деревья, она находила, что здсь все прекрасно, что страданія и лишенія, которыя ей пришлось испытать въ дтств, теперь искуплены, благодаря неожиданному дару судьбы: никому и въ голову не приходило, чтобы ея дядя, крпкій, здоровый на видъ человкъ, могъ свернуться въ три дня.
Она была уврена, что теперь, въ новой обстановк довольства, она стряхнетъ съ себя тяжелыя воспоминанія дтства, которыя въ большинств случаевъ были связаны съ бдностью. Теперь она уже не та самолюбивая пансіонерка, за которую платили меньше, чмъ за другихъ, и которая принуждена была во всемъ урзывать себя, и въ нарядахъ, и въ карманныхъ деньгахъ,— не та бдная двочка, которая тревожно прислушивалась ко всякому дйствительному или воображаемому намеку. Наконецъ, она больше и не студентка того полукочевого образа жизни, который она вела послдніе два года въ Лондон, кое-какъ перебиваясь. Теперь она не иметъ ничего общаго съ прежнимъ: теперь она Марчелла Бойсъ, совершеннолтняя молодая двица, единственная дочь мистера Бойсъ, владльца Меллоръ-Парка, представительница одного изъ самыхъ старинныхъ родовъ Англіи, вступающая въ жизнь при такихъ условіяхъ, которыя дадутъ ей возможность испытать много новаго и интереснаго.
Желая окончательно раздлаться съ своимъ прошлымъ, она на время отдалась ему: противъ воли на нее нахлынули воспоминанія, она стала перебирать сцену за сценой, поперемнно испытывая то удовольствіе, то горечь и негодованіе, и вс эти чувства ясно отражались на ея прекрасномъ пластическомъ лиц.
9-ти лтъ она поступила въ школу: это былъ самый крупный фактъ въ цломъ ряд безпросвтныхъ лтъ, которыя она съ юношескою наивностью стремилась изгладить изъ памяти. Относительно до-школьной жизни у нея сохранялись смутныя воспоминанія о многихъ пріятныхъ впечатлніяхъ — объ ихъ лондонскомъ дом, о просторной и свтлой дтской, о ласкахъ и заботахъ матери, объ играхъ, о маленькихъ друзьяхъ, о веселыхъ прогулкахъ. Почему эта свтлая обстановка ея ранняго дтства поздне совершенно исчезла, Марчелла хорошенько не знала, хотя она таила въ душ нкоторыя подозрнія и догадки на этотъ счетъ. Какъ бы то ни было, но первыя неясныя очертанія заслонились въ памяти другими, боле рзкими и отчетливыми, именно воспоминаніемъ о большомъ бломъ дом, гд она прожила отъ 9 до 14 лтъ, гд она и теперь въ 21 годъ даже съ завязанными глазами могла бы безошибочно пройти во вс комнаты, нащупать двери, шкафы, взбжать по лстницамъ.
Она вступила въ этотъ домъ худенькою черноглазою двочкой, ростомъ выше своихъ лтъ, съ густыми вьющимися непослушными волосами, расчесываніе которыхъ она считала однимъ изъ самыхъ жестокихъ мученій. Дома она была живымъ, бойкимъ, но нормальнымъ ребенкомъ, съ обыкновенными средними недостатками. Но пребываніе въ пансіон miss Frederick, въ пустыхъ, мрачныхъ комнатахъ, дисциплина, ученіе превратили маленькую Марчеллу Бойсъ въ бсенка. Ей ненавистны были уроки, хотя при желаніи она могла приготовить ихъ гораздо скоре своихъ подругъ, ей противно было вставать зимой еще при огн и окачиваться холодною водой вмст съ другими, она ненавидла обдъ въ длинной столовой, откуда постоянно выходила голодной, такъ какъ брать двойную порцію мяса запрещалось, разршалась только вторая порція пуддинга, но она гордо отказывалась отъ этого, сидла мрачная и надутая, изображая изъ себя жертву тиранніи miss Frederick. Въ класс ее не любили, а директрисс она доставляла постоянно массу хлопотъ и безпокойства. Вообще весь первый годъ ея пребыванія въ пансіон представлялъ изъ себя цлый рядъ ссоръ, капризовъ и сценъ.
Пожалуй, самымъ печальнымъ было для нея то время, которое она случайно провела въ постели: нужно сказать, что miss Frederick затруднялась, какъ съ ней поступать, воспользовалась однажды легкою простудой двочки и изолировала ее отъ всхъ, желая испробовать педагогическое дйствіе одиночнаго заключенія. ‘Я уврена, что все это происходитъ отъ болзни печени или нервовъ. Никогда здоровый ребенокъ не можетъ такъ вести себя’,— заявляла она своей компаньонк, толстой и добродушной француженк, которая готова была скоре обласкать и извинить Марчеллу.
Когда же больную ученицу укладывали въ постель, то правиломъ заведенія было, прежде всего, не позволять высовывать рукъ изъ-подъ одяла, ибо, ‘если имъ позволить читать и забавляться въ постели, то это все равно, что не лежать’, дале служанка приносила больной рано утромъ лкарственный чай, потомъ черезъ большіе промежутки — бульонъ и кашу, никому не позволялось входить и разговаривать съ заключенной, кром доктора, такъ какъ первымъ условіемъ выздоровленія считалось спокойствіе, и, сверхъ того, если бы больнымъ было пріятно, то, по мннію miss Frederick, ученицы стали бы придумывать всевозможные предлоги, лишь бы попасть въ лазаретъ.
Такъ Марчелла проводила время своего заточенія одна, представляя изъ себя жалкое, заброшенное созданіе съ блднымъ личикомъ, смлыми, блуждающими глазами. Хотя и находили на нее припадки мятежнаго состоянія духа, когда она готова была бросить чашку съ чаемъ въ лицо служанк и бжать въ ночномъ капот внизъ, чтобъ излить свой гнвъ на miss Frederick посреди остодбенвшаго класса, но всегда что-то останавливало ее, это не былъ страхъ или желаніе быть доброй и послушной, но глубокое сознаніе дтской безпомощности и одиночества.
Такъ она покорялась и подъ гнетомъ отчаянной скуки упражнялась въ томъ, чтобы научиться мечтать съ открытыми глазами. Часъ за часомъ она плела безконечную исторію, въ которой всегда сама была героиней. Когда раздраженіе отъ ненавистной каши за завтракомъ улегалось, она уносилась далеко, въ волшебное царство грезъ. И вотъ, въ разгаръ этихъ фантастическихъ мечтаній, какой-нибудь шумъ выведетъ ее изъ оцпеннія, и въ сгущающейся сумрак она увидитъ дв пустыхъ блыхъ кровати двухъ ея компаньонокъ по спальн, дешевенькіе обои на стнахъ, простой досчатый полъ и узенькія полоски ковра. Звонокъ къ чаю окончательно вернетъ ее къ грустной дйствительности, гд она — просто капризная двочка, о которой никто не заботится, которой мать никогда не пишетъ, у которой, въ противуположность другимъ ученицамъ, нтъ ни одного наряднаго платья и у которой впереди лишь одна перспектива: либо провести еще день въ постели, въ полномъ одиночеств и съ ненавистною діетой, либо встать въ половин восьмого и вызубрить полстраницы изъ учебника англійской исторіи въ холодной классной комнат.
Оглядываясь теперь назадъ какъ бы изъ другого міра на прежнюю строптивую Марси, Марчелла съ оттнкомъ и состраданія, и самодовольства замчала, что ея дтскія огорченія, главнымъ образомъ, происходили отъ глубокой впечатлительности къ соціальному неравенству между ею и ея подругами. Нкоторыя изъ пансіонерокъ принадлежали въ богатому купечеству. Ихъ отцы-коммерсанты нердко вступали съ miss Frederick въ выгодныя сдлки, чтобы поддержать ея заведеніе, въ такомъ случа дочерямъ ихъ оказывались всевозможныя преимущества, и он кстати и некстати давали это почувствовать другимъ, что совершенно выводило изъ себя пылкую Марчеллу Бойсъ. Уже 10-ти лтъ она прекрасно понимала, что она происходитъ изъ фамиліи бруширскихъ Бойсовъ и что ея ддъ былъ знаменитый спикеръ палаты общинъ. Портретъ этого дда вислъ въ столовой того прелестнаго лондонскаго домика, котораго теперь давно уже нтъ, отецъ много разъ указывалъ ей на этотъ портретъ и училъ ее гордиться имъ, и не разъ въ дтств ее поражало сходство между этимъ портретомъ и сдымъ старичкомъ, который иногда приходилъ къ нимъ и котораго они звали ‘ддушкой’. Такъ, тмъ или другимъ путемъ ей въ плоть и кровь вошло сознаніе славы и знатности ихъ рода, и это сознаніе выражалось въ наивныхъ и комическихъ выходкахъ, которыя приводили только къ униженію.
‘Вотъ, если бы мой ддушка былъ здсь, онъ бы задалъ теб, самохвалка!’ — однажды закричала она одной учениц, дочери торговца желзомъ.
Та широко раскрыла глаза и захохотала.
— Твой ддушка? Скажите на милость! А кто онъ? Если ужь на то пошло, я бы показала моему ддушк Давиду, какъ ты вцпилась мн въ руку. Пошла вонъ! Берегись впередъ и не смй говорить мн такихъ глупостей!
Вслдъ затмъ Марчеллу, задыхавшуюся отъ злобы и слезъ, вытолкали изъ комнаты и захлопнули дверь. Она побжала на террасу, которая была устроена для игръ, и сла тамъ въ укромной ниш, вся дрожа отъ волненія и рыданій, то придумывая месть своей побдительниц, то горько досадуя на свою неумстную и безсильную выходку.
Въ продолженіе первыхъ двухъ лтъ единственными удовольствіями ея были: приходъ пирожницы по субботамъ, причемъ Марчелла могла покупать только слоеные пирожки и маленькія груши, и то на это цликомъ уходило ея недльное жалованье, шумныя игры ‘въ пятнашки’, которыя она сама затвала и устраивала на площадк, и, наконецъ, ласки компаньонки miss Fredericz, m-elle Bnier, которая находила въ Марчелл сходство со своею покойною сестрой и украдкой баловала ‘дикаго котенка’, какъ прозвали Марчеллу въ школ.
Но на третій годъ появились нкоторые новые и живые интересы. Прежде всего, пробудился интересъ къ романическому, а вмст съ нимъ и извстнаго рода чувства и настроенія, развилась охота къ чтенію, и къ чтенію именно поэтическихъ произведеній и романовъ съ замысловатыми приключеніями. Марчелла теперь съ завистью вспоминала, съ какою жадностью она проглотила тогда дв-три излюбленныя книжки, ибо въ 21 годъ, когда интересуются многимъ и торопятся составить себ собственныя мннія скоре пробгаютъ и перелистываютъ книги, чмъ читаютъ ихъ. Но въ 13 лтъ — какая сосредоточенность! Какое увлеченіе! Какой восторгъ!
Но увлеченіе чтеніемъ ничто въ сравненіи со страстностью первой дружбы и обожанія.
Когда Марчеллу привезла въ пансіонъ ея тетка, она, между прочимъ, поручила ее попеченію приходскаго священника. Онъ и жена его,— у нихъ не было дтей,— усердно заботились объ этой странной, необузданной двочк: они приглашали ее къ себ пить чай, всячески старались обласкать ее, и мистеръ Эллертонъ даже разъ завелъ откровенную и поучительную бесду съ miss Frederick о неровностяхъ характера ея воспитанницы. Долгое время изъ всего этого было мало толка,— Марчеллу трудно было обуздать. Но на 13 году бурная натура ея вдругъ была охвачена всепоглощающею страстною привязанностью къ этимъ обоимъ лицамъ. Она старалась не показывать имъ своихъ чувствъ, но на ея внутренній міръ чувства эти оказали огромное вліяніе: они перестроили всю ея жизнь, поставили ей новыя цли и стремленія. Прежде она лнилась ходить въ церковь, теперь съ нетерпніемъ ждала воскресенья. Увидать на церковной каедр другого проповдника было для нея страшнымъ огорченіемъ, ей доставляло величайшее наслажденіе по воскресеньямъ въ унылые послобденные часы записывать главныя мысли изъ проповди мистера Эллертона, сами по себ эти вопросы совершенно не интересовали ее, но все, что говорилъ онъ, было и глубокомысленно, и изящно, и увлекательно.
Это были чувства любви и обожанія въ той форм, въ какой они доступны дтскому возрасту,— полныя наивной экзальтаціи и таинственности. Само собою разумется, что дружба имла другой характеръ, но она оставила также глубокіе слды. Одна высокая, болзненная двочка изъ воспитаницъ miss Frederick обратила вниманіе на Марчеллу и привлекла ее въ себ замчательнымъ умньемъ разсказывать. Матери у нея не было, а отецъ ея, священникъ, былъ большимъ другомъ miss Frederick, поэтому двочка имла исключительное положеніе въ пансіон: она обдала съ начальницей, у нея была отдльная комната, въ которой въ холодные дни топился каминъ. Она пользовалась всякими льготами въ ученьи, и miss Frederick заботилась о ней съ чисто-материнскою нжностью. Зимой у нея открылся зловщій кашель, и докторъ посовтовалъ miss Frederick отвести ей нсколько комнатъ, выходящихъ окнами на югъ.
Сюда, по окончаніи уроковъ, Мери Лентъ часто призывала Марчеллу, и та всегда охотно шла къ ней. Что за чудная разскащица была Мери Лентъ! Она сочинила исторію подъ названіемъ Джонъ и Юлія, эта исторія тянулась нсколько недль и даже мсяцевъ, и Марчелла слушала ее съ неослабвающимъ интересомъ. Это была семейная драма высоко-нравственнаго содержанія съ религіозною подкладкой, предназначенная служить для исправленія и совершенствованія Марчеллы. Героемъ въ ней былъ человкъ очень возвышенной души, который всхъ перевоспитывалъ и читалъ постоянныя нравоученія даже героин. Если бы Марчелла встртила такого человка въ дйствительной жизни, то по своему задорному нраву она не преминула бы поднять его на смхъ, но въ изображеніи Мери она не только носилась съ нимъ и преклонялась передъ нимъ,— она боготворила его. Вмст съ восхищеніемъ передъ героемъ росла и глубокая привязанность къ автору, робкой, меланхолической и кроткой двушк, строгой кальвинистк, жившей подъ постояннымъ предчувствіемъ близкой смерти.
Скоро страстнымъ желаніемъ Марчеллы стало не разлучаться съ Мери, исключая воскресенья и времени классныхъ занятій. Ради этого она постаралась схватить простуду и усердно поддерживала въ себ то, что она важно называла ‘отчаяннымъ кашлемъ’. Но miss Frederick въ такихъ случаяхъ была неумолима: она тотчасъ объявила, что Марчелла отправится наверхъ въ одиночное заключеніе и перейдетъ на обычную діэту съ непремннымъ больничнымъ чаемъ, на что Марчелла въ ужас поспшила уврить, что ей лучше, и немедленно прекратила свой ‘отчаянный кашель’. Затмъ, когда дома во время пасхальныхъ праздниковъ Марчелла получила извстіе о внезапной смерти Мери Лентъ, она страшно горевала, нсколько дней ходила блдная и молчаливая, стараясь подавить рыданія.
Дружба и любовь оказываютъ несомннное воспитательное дйствіе, и на 14 году Марчелла уже перестала быть бдовымъ ребенкомъ, но превратилась почти во взрослую и во многихъ отношеніяхъ интересную двушку. Между тмъ, въ судьб ея должны были произойти нкоторыя перемны. Отецъ ея, обыкновенно мало интересовавшійся ею издали, побывалъ какъ-то въ пансіон miss Frederick и остался недоволенъ обстановкой, въ которой жила Марчелла. Когда онъ передалъ свое впечатлніе жен, та коротко замтила, что по ихъ средствамъ Марчелла не можетъ быть помщена лучше. Но мистеръ Бойсъ на этомъ не успокоился. Онъ только что узналъ, что Гарольдъ, единственный сынъ его вдоваго брата Роберта, владльца Меллоръ-Парка, смертельно заболлъ, если молодой человкъ умретъ, то имніе, посл смерти Роберта, должно перейти къ нимъ, въ виду этого, несмотря на вс затрудненія, они должны вновь занять подобающее имъ положеніе въ обществ, а Марчелла должна быть поставлена какъ ихъ дочь и наслдница. Не найдя сочувствія въ жен, мистеръ Бойсъ отправился къ своей старшей сестр, старой двиц, жившей на собственныя небольшія средства, только съ ней одной изъ всей родни онъ поддерживалъ отношенія. Она вполн соглашалась съ его доводами, тмъ боле, что это льстило ея фамильной гордости, и даже заявила, что, если можно найти вполн приличное учебное заведеніе для Марчеллы, она беретъ на себя излишекъ по ея содержанію, несомннно, у Марчеллы очень грубыя манеры, неизвстно, чему она тамъ учится и какимъ окружена обществомъ. Будучи очень набожной, тетка настаивала на необходимости ‘религіознаго вліянія’ на Марчеллу и хотла обратиться за справками къ одному своему другу.
Въ результат, черезъ мсяцъ или черезъ два, Марчелла, которой только что исполнилось 14 лтъ, была взята изъ пансіона miss Frederick и отдана на попеченіе одной дам, которая содержала небольшой, но очень извстный пансіонъ для двицъ въ Сольсби на морскомъ берегу.
Теперь воспоминанія Марчеллы принимали совершенно другой характеръ. Здсь, въ Сольсби, ее не смущало ни грубое обращеніе, ни первобытные пріемы преподаванія, ни горькое чувство своей бдности и неравенства, какъ у miss Frederick. Дло здсь велось иначе, и скоро изъ отчаянной двочки Марчелла превратилась въ молодую двицу, обученную всмъ правиламъ свтскихъ приличій. И жизнь чувства была здсь гораздо богаче и интензивне, чхъ тамъ: это была длинная поэма въ вольтеровскомъ дух, въ которой совсмъ не было событій,— ихъ замняли чувства, въ ней были и огорченія, и радости, проистекавшія изъ возвышенной любви и связанныя съ одною личностью — содержательницы учебнаго заведеній miss Pemberton, это было то же страстное чувство обожанія, которое она испытывала по отношенію въ Эллертонамъ, но только гораздо боле зрлое и сознательное. Высокая, тонкая фигура женщины съ темными съ просдью волосами, причесанная по образцу нашихъ бабушекъ — съ двумя букольками на вискахъ и съ классическимъ узломъ назади, съ лицомъ святой, съ глазами, горвшими энтузіазмомъ, и съ тонкими губами, выражавшими вмст съ добротой ршительность и непреклонность,— вотъ портретъ той, которая завладла сердцемъ Марчеллы. Сколько бурныхъ волненій, радости и страха возбудила она! Сколько безсонныхъ ночей вспоминаетъ Марчелла, когда она, усталая, не спала по нскольку часовъ, лишь бы увидать на минуту фигуру miss Pemberton съ лампой въ рук, такъ какъ miss Pemberton, которая долго читала на ночь, никогда не ложилась безъ того, чтобы не обойти потихоньку дортуары своихъ воспитанницъ! Сколько захватывающихъ разговоровъ о религіозныхъ вопросахъ! Наконецъ, дома на праздникахъ сколько ожиданій писемъ и сколько восторговъ при полученіи ихъ, какія мученія встревоженной совсти, какое жгучее сокрушеніе во грхахъ, какія страстныя изліянія раскаявшейся души въ письмахъ въ miss Pemberton!
И теперь безъ внутренней дрожи Марчелла не могла вспомнить объ этихъ пяти годахъ, проведенныхъ вмст съ miss Pemberton. Уже два года прошло съ тхъ поръ, какъ он разстались, пансіонъ закрылся, а miss Pemberton ухала въ Индію къ своему брату. Переписка между ними мало-по-малу прекратилась, а вмст съ нею ослабли и религіозныя чувства Марчеллы,— съ тхъ поръ она стала совсмъ другою.
Въ то время, когда Марчелл пришлось ухать изъ Сольсби, родители ея были за границей и, повидимому, совсмъ не желали, чтобъ она пріхала къ нимъ туда. Вообще, оглядываясь назадъ въ прошлое, Марчелла не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь была желанною гостьей дома, и она подозрвала, что должны были быть какія-нибудь серьезныя причины, почему родители тяготились ея присутствіемъ. Передъ ея отъздомъ изъ Сольсби мать писала ей изъ-за границы, что такъ какъ Марчелла недавно обнаруживала несомннныя способности къ музык и рисованію, то недурно было бы ей серьезно заняться этими предметами, но дома это сдлать трудно, поэтому она уже наводила справки и остановилась на одной дам, которая беретъ къ себ на житье двушекъ, занимающихся въ художественныхъ классахъ въ Южномъ Кенсингтон.
Такъ началась для Марчеллы новая дятельная жизнь. Но хотя она работала съ большою энергіей, однако, не въ искусств былъ главный центръ ея духовной жизни, а въ увлеченіи филантропическими и общественными чувствами и идеями, которыя до сихъ поръ совершенно не существовали для нея.
У одной изъ ея подругъ по художественнымъ классамъ было два брата, тоже занимавшихся въ Кенсингтон и жившихъ недалеко отъ сестры. Вс они были сироты. Марчелла поражалась, какъ много жизни и энергіи обнаруживали эти нервныя артистическія натуры. Оба брата были очень искусными художниками, но жили какъ простые рабочіе, проводили цлый день за работой, а по вечерамъ ходили на собранія своего кружка, гд дебатировались разнаго рода общественные вопросы. Хотя они были очень непохожи другъ на друга,— одинъ былъ красивъ и остроуменъ, другой — болзненный педантъ,— но оба они одинаково увлекались общественными идеалами. Ихъ сестра, обладавшая большими способностями къ искусству, раздляла ихъ взгляды, хотя въ нсколько боле умренной форм.
Марчелла часто видалась со всми троими и съ нкоторыми изъ ихъ друзей. Эди, сестра, старалась подйствовать на ея воображеніе и знакомила ее съ произведеніями знаменитаго поэта, провозвстника новаго вка, въ которомъ не будетъ ‘владнія’, а будетъ ‘пользованіе’. Братья же пытались вовлечь ее въ кругъ своихъ идей путемъ логики и убжденія, приносили популярныя изложенія и переводы Маркса и Лассаля, всякаго рода памфлеты и брошюры, Марчеллу подкупали особенно ихъ взгляды на важную роль женщинъ въ новомъ общественномъ стро и въ пропаганд его.
Одинъ изъ братьевъ, красавецъ, несомннно, былъ увлеченъ Марчеллой, другой, по всей вроятности, тоже. Марчелла не была увлечена ни тмъ, ни другимъ, но чрезвычайно интересовалась всми троими, а къ больному брату испытывала особое чувство глубокаго почитанія и подъ его вліяніемъ усердно занялась филантропическими сборами, участвовала въ организаціи союза портнихъ и въ угоду ему читала въ синей книг отдлъ о положеніи рабочихъ.
Неожиданная новость о наслдств, полученномъ отцомъ Марчеллы, произвела самое разнообразное впечатлніе на членовъ этого маленькаго кружка. Въ Марчелл это извстіе пробудило заглохшіе было инстинкты и вкусы, совершенно чуждые ея товарищамъ. Старшій изъ братьевъ, Антоній Бравенъ, вообще склонный къ пессимизму и подозрительности, тотчасъ замтилъ это.
— Съ какимъ наслажденіемъ вы прекращаете свою скитальческую жизнь!— иронически замтилъ онъ ей однажды, заставши ее окруженною фотографическими видами Меллоръ-Парка.— И удивительно быстро онъ дйствуетъ!
— Кто это онъ?— раздраженно спросила она.
— Ядъ собственности. И къ какимъ гнуснымъ послдствіямъ приводитъ онъ!… Недлю тому назадъ вы были горячо преданы общественнымъ интересамъ, а теперь вы почти готовы считать насъ жалкими фанатиками и стыдиться знакомства съ нами.
— Вы хотите сказать, что я низкая лицемрка?— воскликнула она.— Неужели вы думаете, что если я сохраняю вкусъ къ красивымъ вещамъ и держусь нкоторыхъ старинныхъ традицій, то это значитъ, что я измнила своимъ убжденіямъ? Неужели нтъ бдныхъ въ Меллор и не найдется тамъ для меня дла? Это очень грубо и недостойно съ вашей стороны. Отъ этого-то взаимнаго недоврія обыкновенно и гибнетъ всякое общее дло.
Въ его темныхъ впалыхъ глазахъ блеснула холодная усмшка, а она съ негодованіемъ отошла отъ него.
Когда они прощались на станціи, она просила ихъ писать ей.
— Нтъ, къ чему?— сказалъ Людовикъ.— Если мы когда-нибудь понадобимся вамъ, вы знаете, что мы здсь. Если вы намъ напишете, мы вамъ отвтимъ. Да вы тамъ не скоро вспомните о насъ. Прощайте!
И онъ сжалъ ей руку съ горькою улыбкой.
Со времени полученія извстія о наслдств бдный молодой человкъ подавилъ въ себ вс мечты и надежды относительно Марчеллы. Вообще Марчелла замтила, что вс они отрекаются отъ нея. Людовикъ и Эдиь, все-таки, разставались съ ней съ искреннимъ чувствомъ и сожалніемъ, но Антоній, какъ только увидалъ служанку, пріхавшую проводить Марчеллу, и билетъ I класса, сталъ относиться въ ней враждебно.
— Они увидятъ! Я покажу имъ!— проговорила Марчелла въ сознаніи глубокой обиды, когда поздъ увозилъ ее отъ нихъ. Она сидла мрачная и молчаливая подъ вліяніемъ горькаго чувства нанесенной ей несправедливости до тхъ поръ, пока не показались широкія поляны и почернвшій отъ времени фасадъ дома Меллоръ-Парка, вызвавшіе въ ней дтски-восторженное настроеніе.
Воспоминанія Марчеллы оставляли неяснымъ одно — причины глубокаго недовольства своимъ прошлымъ. Правда, дтство ея прошло въ нужд и не было согрто родительскою любовью, но взамнъ того у нея была страстная дружба, богатая интересами и впечатлніями жизнь въ Лондон, и, несмотря на это, воспоминанія ея въ общемъ носятъ мрачный характеръ. Нужно сказать, что Марчелла упустила въ своихъ воспоминаніяхъ праздничные дни, которые она проводила дома, а, между тмъ, они-то набрасывая тнь на все ея дтство, изъ-за нихъ-то она такъ страстно желала вычеркнуть изъ памяти свое прошлое, но возстановлять ихъ въ воображеніи не было надобности, такъ какъ ея теперешняя жизнь была, въ сущности, повтореніемъ и продолженіемъ томительныхъ вакаціонныхъ дней.
Послышался звонокъ къ завтраку — величественный фамильный колоколъ, звукъ котораго былъ такъ пріятенъ Марчелл.
Она сошла внизъ.
Завтракъ былъ поданъ въ ‘китайской комнат’. Отецъ и мать Марчеллы уже сидли за столомъ, тутъ же находился и Линнъ, темная болонка мистрисъ Бойсъ.
Мистеръ Бойсъ отдавалъ распоряженія лакею, высокому малому въ поношенной и засаленной ливре, представлявшему изъ себя мужскую прислугу въ дом. Мистрисъ Бойсъ ласкала собаку, но по движенію ея бровей и подергиванію рта Марчелла ясно видла, что, какъ всегда, ее коробитъ поведеніе мужа.
— Сдлайте милость, наржьте хлбъ на буфет,— говорилъ онъ раздраженнымъ голосомъ,— и обнесите всхъ, вмсто того, чтобы стоять, какъ истуканъ. Не понимаю, чему учили васъ у сэра Джута. Не полагаете ли вы, что я буду обучать васъ?
Блдный, испуганный дтина взялъ хлбъ, торопливо накромсалъ его и неловко обнесъ всхъ, затмъ обрадовался случаю выбжать изъ комнаты, чтобы заказать подварить кофе.
— Болванъ!— съ сердцемъ проговорилъ мистеръ Бойсъ, кода тотъ вышелъ.
— Я думаю,— осторожно замтила мистрисъ Бойсъ,— что горничная Анна прекрасно могла бы служить и не раздражала бы васъ. Я уврена, что Вильямъ у Джута чистилъ сапоги, поэтому немудрено, что онъ ничего не уметъ.
— Я уже говорилъ вамъ, Эвелина, что наше теперешнее положеніе обязываетъ насъ держать лакея,— запальчиво отвчалъ онъ.— Никогда въ этомъ дом не обходились съ одною женскою прислугой. Это было бы неприлично, недостойно нашей фамиліи.
— О, конечно, я не судья въ томъ, что прилично или неприлично Бойсамъ! Это я предоставляю знать вамъ и сосдямъ!
Эти слова смутили мистера Бойса, и черезъ минуту онъ обратился къ жен уже совсмъ другимъ тономъ.
Мистеръ Бойсъ былъ невысокаго роста и необыкновенно худъ, съ голубыми блуждающими глазами и очень черными бровями и волосами. Цвтъ лица у него былъ желтый, щеки впалыя, выраженіе губъ или гнвное, или жалобное. Обычное выраженіе глазъ было меланхолическое, но иногда они сверкали самоувренностью. Вообще наружность Ричарда Бойса носила на себ вс отличительные признаки родовитости, одвался онъ безукоризненно, руки съ длинными тонкими пальцами были необыкновенно изящны, разв только черезъ-чуръ худы.
— Прислуга объявила, что они вс уйдутъ, если привидніе будетъ являться,— вдругъ заговорила мистрисъ Бойсъ.— На деревн кто-то болталъ объ этомъ, и кухарка говоритъ, что она слышала что-то прошлою ночью. Вообще, Марчелла, повидимому, мы съ тобой скоро сами должны будемъ исполнять всю домашнюю работу.
— Что же такое говорятъ въ деревн?— съ живостью спросила Марчелла.
— Да разсказываютъ, что одинъ изъ Бойсовъ 200 лтъ тому назадъ бжалъ сюда изъ Лондона, совершивши какой-то проступокъ,— я хорошенько не помню, что именно. Когда его потребовали къ суду, онъ покончилъ съ собой здсь въ этомъ дом на маленькой лстниц, ведущей въ мою комнату. Не понимаю, почему это онъ выбралъ лстницу?— произнесла мистрисъ Бойсъ задумчиво.
— Это было не такъ,— сказала Марчелла, тряхнувши головой.— Я знаю, какого Бойса они разумютъ. Это былъ дйствительно негодяй, но онъ застрлился въ Лондон, и, во всякомъ случа, задолго до того времени, когда была построена эта лстница.
— Однако же, какъ ты хорошо освдомлена! Можно подумать, что ты читаешь лекцію о нашихъ предкахъ въ лакейской. Положимъ, что нтъ такого привиднія, котораго нельзя было бы уничтожить фактами.
Въ тон ея сквозила холодная иронія, составлявшая рзкій контрастъ съ горячностью Марчеллы. Вообще презрительное отношеніе во всему и ко всмъ составляло характерную особенность мистрисъ Бойсъ.
— Я спрошу мистера Гарденъ объ этихъ исторіяхъ,— сказала Марчелла посл нкотораго размышленія.— Онъ, конечно, слышалъ о нихъ въ деревн. Кстати, я пойду сегодня утромъ въ церковь.
Мать бросила на нее испытующій взглядъ и усмхнулась. Роль дамы-благотворительницы, которую приняла на себя Марчелла съ самаго своего прізда домой, чрезвычайно забавляла мистрисъ Бойсъ.
— Гарденъ?— повторилъ мистеръ Бойсъ.— Я бы желалъ, чтобъ этотъ человкъ оставилъ меня въ поко. Какое мн дло до водопровода въ деревн? Довольно и того, что я у себя починю крышу при томъ состояніи разоренія, въ которое привелъ имніе Робертъ.
Марчелла вспыхнула.
— Какъ, вы не хотите помочь устройству водопровода въ деревн? Я никогда не видала такой массы блдныхъ, истощенныхъ дтей, какъ здсь. Мы получаемъ ренту и мы обязаны позаботиться о нихъ. Я думаю, папа, что васъ могли бы принудить сдлать что-нибудь, если бы мстная администрація была боле дятельна.
Она вызывающе взглянула на отца.
— Вздоръ!— отвчалъ онъ съ раздраженіемъ.— Они справлялись одни при твоемъ дяд Роберт, могутъ справиться и теперь. Ты толкуешь о благотворительности… Съ меня и такъ достаточно заботъ о дом и о добываніи денегъ. Пожалуйста, не вздумай съ Гарденомъ говорить такъ, какъ ты сейчасъ говорила, Марчелла. Я этого не хочу. Ты, прежде всего, должна думать объ интересахъ семьи и дома.
— О, несчастные, умирающіе съ голода и живущіе въ такихъ трущобахъ!— сказала Марчелла насмшливо и обвела при этомъ рукой, указывая на комнату, въ которой они сидли.
— Знай,— сказалъ мистеръ Бойсъ, внимательно присматриваясь къ дочери, которую онъ, въ сущности, такъ мало зналъ и которая своими взглядами и характеромъ доставляла ему такъ много безпокойства и замшательствъ,— знай, что вс наши усилія должны быть направлены къ подержанію нашего положенія. Ты можешь смотрть за библіотекой, ухаживать за садомъ, держать въ сохранности фамильные документы. Вдь, при всей моей опытности въ длахъ, потребуется не мало лтъ, чтобы какъ-нибудь выпутаться.
Мистрисъ Бойсъ наблюдала поперемнно то за мужемъ, то за дочерью. Ея холодные глаза приняли злобное выраженіе.
Какъ только мужъ замтилъ, что жена слдитъ за нимъ, онъ моментально смутился, глаза у него забгали. Онъ взглянулъ на нее вопросительно и замолкъ.
— Я думаю, мистеръ Гарденъ и его сестра напоминаютъ теб твоихъ лондонскихъ друзей, Марчелла,— сказала мистрисъ Бойсъ, прерывая молчаніе.— Повидимому, они теб очень нравятся.
— Не знаю,— сказала Марчелла нершительно.— Мистеръ Гарденъ очень хорошій человкъ, но, кажется, онъ мало вдумывался въ разные вопросы.
Марчелла старалась не говорить съ матерью о своихъ лондонскихъ друзьяхъ и вообще избгала разсказывать ей о своихъ впечатлніяхъ, но такъ какъ она была очень жива и экспансивна, то это не всегда ей удавалось, и мать могла выпытать у нея все, что хотла. За то иногда Марчелла напускала на себя сдержанность и становилась въ оборонительное положеніе.
— О, мн обидно за Гарденовъ! Говорятъ, что они раздаютъ все свое состояніе бднымъ. Только я нахожу, что имъ бы слдовало имть не такой унылый видъ: мученикамъ подобаетъ, прежде всего, смотрть бодро.
Марчелла посмотрла на мать негодующимъ взглядомъ. Ей часто казалось, что мать ея говоритъ самыя жестокія, безсердечныя вещи, какія только можно придумать.
— Смотрть бодро! Въ этой деревн, гд вс молодые мужчины уходятъ на заработки въ Лондонъ, для работъ остаются только дряхлые старики, гд вс зажиточные люди — сектанты, никто не помогаетъ ему — денегъ нтъ, а народъ постоянно болетъ, заработная плата низкая. Я думаю, мистеръ Гарденъ иметъ право разсчитывать, что вы ему поможете. Онъ желаетъ только одного, чтобы папа посмотрлъ и собственными глазами убдился, какая разница между нашимъ имніемъ и имніемъ лорда Максвеля…
— Лорда Максвеля?— вскричалъ мистеръ Бойсъ, встрепенувшись.— Я полагаю, что должна быть разница. Онъ иметъ 30 тысячъ фунтовъ въ годъ и все тратитъ. Кстати, онъ довольно нелюбезно не шлетъ мн до сихъ поръ отвта на мое письмо о лсныхъ заросляхъ близъ Willow Scrubs.
Едва только онъ произнесъ эти слова, какъ дверь отворилась и лакей Вильямъ, какъ всегда, робкій и запуганный, вошелъ съ письмомъ на поднос.
— Вотъ какъ разъ и отвтъ лорда Максвеля, о которомъ я говорилъ.
Мистрисъ Бойсъ быстро обернулась и смотрла на мужа съ нетерпливымъ ожиданіемъ, пока тотъ читалъ письмо. А, между тмъ, мистеръ Бойсъ, прочитавши письмо, нервно бросилъ его въ каминъ.
— Отвта не будетъ. Затворите дверь,— закричалъ онъ лакею, а самъ началъ усердно мшать въ камин.
Лицо мистрисъ Бойсъ омрачилось и, не сказавши ни слова, она вышла изъ комнаты.
— Папа, это дйствительно письмо отъ лорда Максвела?— спросила Марчелла.
Мистеръ Бойсъ испуганно оглянулся, какъ будто онъ не ожидалъ, чтобы кто-нибудь оставался въ комнат. Марчеллу тронулъ его видъ, его старческое, сморщенное лицо, она почувствовала приливъ нжности къ нему. Она никогда не была дружна и откровенна съ родителями, но постоянная разлука съ ними съ дтства давала ей теперь право говорить съ ними открыто и смло, какъ съ чужими, чего, конечно, не могло бы быть, еслибъ она жила съ ними изъ года въ годъ и знала вс подробности ихъ жизни.
— Папа, разв лордъ Максвелъ написалъ теб какую-нибудь грубость?
— Да, представь себ, когда я былъ мальчикомъ, я проводилъ все время съ его единственнымъ сыномъ,— мы вмст охотились, играли въ крикетъ. Генри Рэборнъ былъ немного старше меня, изъ его ружья я убилъ въ первый разъ кролика. Онъ не любилъ Роберта и всегда присылалъ за мной.
— Но, папа, что же онъ пишетъ?— спросила Марчелла нетерпливо и при этомъ положила руку на плечо отца.
Мистеръ Бойсъ нахмурился и взглянулъ на нее. Оба они обыкновенно отсылали дочь изъ дома, чтобъ отвязаться отъ ея любопытныхъ взоровъ, и здсь, въ Меллоръ-Парк, они старались держать себя въ отдаленіи отъ нея. Но ея милое, грустное лицо, дышащее нжнымъ сочувствіемъ, растрогало мистера Бойса.
— Онъ обращается ко мн въ третьемъ лиц, если теб интересно знать, моя милая,— отсылаетъ меня къ своему управляющему, какъ будто бы я былъ какой-нибудь разбогатвшій лондонскій торговецъ, купившій это имніе. Теперь мн все ясно. Они здсь прожили, не вызжая, весь іюнь и іюль, и ни визитной карточки, никакой записки ни отъ кого изъ нихъ, точно также и отъ Винтербурновъ и Бивеновъ. Просто забавно! Теб, другъ мой, придется съ этимъ примириться. А я былъ такъ наивенъ — воображалъ, что когда я вернусь въ свое родовое имніе, старые друзья моего отца не будутъ вспоминать прошлаго. Я имъ не сдлалъ ничего дурного. Пусть они идутъ своею дорогой — къ разоренію,— и при этомъ мистеръ Бойсъ гордо выпрямился.— Что же? Я съумю прожить и безъ нихъ. А мать твоя и пальцемъ не двинула, чтобы снискать ихъ расположеніе.
Но тонъ голоса мистера Бойса совсмъ не выражалъ благородной гордости, а выдавалъ его настоящія чувства — горечь и обиду.
Марчелла простояла нсколько минутъ въ раздумьи,— ей припоминались прежнія впечатлнія домашней жизни: неужели теперь повтореніе все тхъ же загадочныхъ исторій всеобщаго отчужденія?
— Папа, что ты писалъ ему объ этихъ заросляхъ?
— Ахъ, чортъ бы ихъ побралъ! Если ты хочешь знать, я предложилъ ему обмняться своими зарослями, которыя лежатъ какъ разъ между тми его землями, гд онъ охотится, на его лсъ близъ Home Farm. Этотъ обмнъ практиковался постоянно изъ года въ годъ при моемъ отц.
— Если я увижу сегодня мистера Альда Рэборна, я его спрошу объ этомъ,— сказала Марчелла просто.
Мистеръ Бойсъ изумился.
— Какъ, ты знакома съ Альдомъ Рэборномъ?
— Да, я встрчала его разъ или два у нашего священника и разъ или два еще въ другихъ мстахъ. Онъ всегда очень любезенъ. Мистеръ Гарденъ говоритъ, что ддъ очень любитъ его, а онъ въ свою очередь очень много длаетъ для лорда Максвеля: ведетъ вс его письменныя работы и помогаетъ въ хозяйств, а въ будущемъ году, когда тори опять будутъ у власти, и лордъ Максвелъ вернется къ политической дятельности…
— О, это будетъ очень выгодно и для внука!— сказалъ мистеръ Бойсъ съ презрительною усмшкой.— Безъ сомннія, онъ воспользуется этимъ, хотя у него и здсь очень добродтельная роль.
— Конечно, онъ продвинется впередъ и, несомннно, этого заслуживаетъ,— сказала Марчелла и глаза ея задорно блеснули.— Здсь у него очень тяжелая дятельность, возня съ рабочими и арендаторами. Гардены очень его хвалятъ, но, по ихъ словамъ, онъ непопуляренъ въ народ. Онъ застнчивъ и неловокъ, а его считаютъ гордымъ.
— А, значитъ, такой же нахалъ, какъ и его дядя! Но съ тобой онъ былъ вжливъ, ты говоришь?
— О, да!— сказала Марчелла съ оттнкомъ самодовольства.— Однако, мн пора идти въ церковь. У Гарденовъ теперь очень много дла по устройству народнаго ‘праздника жатвы’, и я общала имъ принести цвтовъ.
— Хорошо,— сказалъ мистеръ Бойсъ съ неудовольствіемъ,— только, пожалуйста, не давай никакихъ общаній за меня. Я ни гроша не желаю давать ни на какія благотворительныя подписки. Если ты встртишь Рейнольдса, то пошли его во мн. Мы съ нимъ обойдемъ вокругъ Home Farm, пострляемъ дичи и, кстати, осмотримъ заросли. Он теперь совершенно опустошены, но онъ думаетъ, что если весной пригласить особаго лсника и нсколько затратить, чтобы засадить мсто,— къ будущему году у насъ будетъ здсь прекрасная охота.
Марчелла вспыхнула.
— Вы хотите брать другого лсника, а, между тмъ, отказываетесь сдлать хоть что-нибудь для деревни?— почти выкрикнула она, и ея темные глаза сверкали, вслдъ затмъ она быстро распахнула французское окно и вышла на террасу.
Она спустилась въ цвтникъ и рвала цвты въ тяжеломъ и тревожномъ настроеніи. Что такое было въ прошломъ, что и теперь, въ новой обстановк, всюду запускаетъ свои когти? Марчелла твердо ршила, что ей нужно, во что бы то ни стало, наконецъ, узнать истину. Но отъ кого? Марчелла знала, что мать никакими силами нельзя склонить къ тому, чего она не захочетъ. Но и къ отцу тоже нельзя было подойти и прямо спросить: ‘Разскажите мн, пожалуйста, какъ это случилось, что общество отвернулось отъ васъ?’
Нетерпливая настойчивость раскрыть тайну происходила у нея оттого, что она никакъ не могла считать положеніе непоправимымъ. Сколько она могла припомнить, къ ея родителямъ относились хотя и непріязненно, и свысока, но не съ презрніемъ. Ихъ бдность и разнаго рода извороты, къ которымъ она понуждала, уронили ихъ во мнніи одного класса людей,— ихъ обществомъ пренебрегали, какъ бы забывали объ ихъ существованіи: знакомство съ людьми, потерявшими прежнее общественное положеніе, конечно, не представляло ни выгоды, ни чести.
Подбирая дальше факты, Марчелла нашла, что рзче всего отшатнулись отъ ея отца его старые друзья. Она внутренно содрогнулась, когда представила себ, что именно здсь, на родин, гд его прошлое было лучше извстно, очевидно, и относились къ нему строже. Наслаждаясь преимуществами своего новаго положенія, она до сихъ поръ и не подумала обо всемъ этомъ, а, между тмъ, на важдомъ шагу приходилось на это наталкиваться.
Нагруженная цвтами, Марчелла прошла къ церкви. Маленькая церковь была отперта, но священникъ и его сестра вышли оттуда съ тмъ, чтобы вернуться черезъ полчаса.
Обстановка старой церкви съ гробницами предковъ сразу охватила Марчеллу приливомъ новыхъ чувствъ, прежнее угнетенное состояніе духа уступило мсто жизнерадостному возбужденію: она чувствовала себя вновь на своемъ мст, подъ покровомъ предковъ и ихъ честнаго имени.
Безъ сомннія, у нея были трудности на пути, но у нея были и нкоторыя преимущества, которыми она можетъ воспользоваться и для себя, и для другихъ. Ей за себя нечего стыдиться, а прежняя солидарность всхъ членовъ семьи въ наше время развитія индивидуализма представляется несправедливостью. Послдніе два года показали ей, что она можетъ производить впечатлніе, что ее находятъ умной и интересной.
И не дале, какъ въ послднее время.
Улыбка пробжала по ея губамъ, когда она вспомнила о вполн солидномъ молодомъ человк 30 лтъ, котораго она встрчала у Гарденовъ. Что бы ни написалъ его ддъ ея отцу, ничто не можетъ измнить того факта, что Альдъ Рэборнъ, одинъ изъ наиболе видныхъ людей во всей округ и блестящая ‘партія’, выказывалъ несомннный и большой интересъ къ Марчелл.
Нтъ! Что бы ни случилось, она проложитъ себ свою собственную дорогу и выведетъ за собой своихъ родителей. Въ 21 годъ все представляется возможнымъ. Обаяніе и энергія женщины могутъ всего добиться.
Но при этомъ возставала и другая задача, и именно здсь, въ церкви, Марчелла сознавала ее наиболе ясно. Передъ ней было огороженное мсто съ мягкимъ сидньемъ для семейства Бойсовъ, а дальше шли простыя дубовыя скамьи, на которыя садились крестьяне. Здсь впервые Марчелла столкнулась лицомъ къ лицу съ земледльческимъ населеніемъ. Старики 60 лтъ и больше, сдые и изборожденные морщинами, подобно той мловой почв, надъ которой они работали всю жизнь,— съ равнодушнымъ, безстрастнымъ, тупымъ взглядомъ,— одряхлвшіе раньше времени и безъ всякой перспективы впереди, кром рабочаго дома, если только смерть не освободитъ раньше, женщины или грубыя, или забитыя и изможденныя, дти блдныя, худыя, вслдствіе дурныхъ жилищъ, плохой воды и недостаточнаго питанія,— вс эти фигуры производили на Марчеллу сильное впечатлніе. Она чувствовала на себ отвтственность за нихъ, ибо она была твердо уврена, что отъ владльца Меллора зависло положеніе мстныхъ крестьянъ.
Съ самаго своего прізда она пыталась сблизиться съ ними, войти въ ихъ жизнь, ходила по избамъ, негодуя на отношеніе къ крестьянамъ своего дяди и отца и страстно мечтая сдлать что-нибудь для нихъ.
Что же, она будетъ ихъ другомъ, заступницей, а, въ конц-концовъ, можетъ быть, и спасительницей. Почему же и не такъ? Вдь, слабыя женщины совершали великія дла въ исторіи.
— Посмотримъ, посмотримъ!— произнесла она вслухъ, увлекшись, и удивилась звукамъ своего голоса, гулко раздавшимся въ пустой церкви.
Черезъ нсколько времени до нея донеслись голоса, она подошла къ открытой двери и увидала священника съ сестрой, направлявшихся къ церкви съ корзинами цвтовъ, а за ними шелъ высокій молодой человкъ въ темной охотничьей куртк, съ ружьемъ и собакой.
При вид этой группы глаза Марчеллы засвтились радостью. Но она приняла спокойный видъ и сдержанно отвчала на привтливые жесты сестры священника, на самомъ же дл чувствовала себя далеко не спокойно, ибо молодой человкъ, шедшій за ними, былъ Альдъ Рэборнъ.
— Какъ мило съ вашей стороны!— сказала сестра священника.— Впрочемъ, я была уврена, что вы придете помочь намъ.
И пока Марчелла брала у нея цвты, миссъ Гарденъ горячо поцловала ее. Она полюбила Марчеллу съ перваго раза, считала ее чудомъ добродтели и учености и была уврена, что она послана сюда Провидніемъ для того, чтобы поддержать ея брата и ее на ихъ тяжеломъ пути — просвщенія Меллора.
Мери Гарденъ была маленькая, кругленькая фигурка, не хорошенькая, но и не дурная, съ изсиня-срыми глазами, застнчивая, робкая и безконечно добрая. Братъ былъ похожъ на нее,— также небольшого роста, широкій, круглолицый, съ такими же привлекательными глазами. Оба были очень моложавы и у обоихъ былъ грустный, усталый взглядъ, совершенно не подходившій въ ихъ крпкому физическому сложенію: какъ будто бы они были созданы для легкой, веселой жизни, но попали въ тяжелыя, крутыя обстоятельства. Была, однако, и рзкая разница межу ними: сквозь мягкость и скромность у брата чувствовалось твердое сознаніе своего пастырскаго достоинства.
При встрч Альдъ Рэборнъ былъ замтно смущенъ. Его тревожило, что онъ такъ неделикатно предсталъ передъ Марчеллой въ охотничьемъ костюм, на земл ея отца и такъ близко отъ ихъ дома. Онъ прекрасно зналъ ту коротенькую записку, которую сегодня утромъ ддъ его отправилъ мистеру Бойсу, напрасно онъ пытался отговорить дда посылать ее, приводя его этимъ въ недоумніе. Обида, нанесенная этою запиской мистеру Бойсу, тятотила Рэборна, такъ какъ онъ чувствовалъ большую симпатію къ Марчелл. Онъ старался успокоить себя тмъ, что церковь составляла общее достояніе, и что необходимо было помочь миссъ Гарденъ нести цвты. Но зачмъ такъ близко отъ дома Бойсовъ, почему не на другомъ краю графства? Это ему казалось грубымъ нарушеніемъ приличій съ его стороны.
Хотя Марчелла поздоровалась съ нимъ безъ особенной предупредительности, но, вмст съ тмъ, не показала ни малйшаго признака обиды. Вс четверо вошли въ церковь и стали разбирать цвты.
— Лордъ Максвелъ прислалъ намъ чудныхъ цвтовъ для украшенія алтаря,— сказала миссъ Гарденъ, обращая благодарный взглядъ на молодого Рэборна. Священникъ съ жаромъ подтвердилъ слова сестры. Это очень хорошо со стороны лорда Максвеля, что онъ всегда щедро помогаетъ имъ въ подобныхъ случаяхъ, хотя они и не имютъ къ нему прямого отношенія. Церковь не его и даже не его приходъ, но, тмъ не мене, онъ никогда не забываетъ ее, и они очень ему благодарны за Меллоръ.
Слова священника звучали тмъ же искреннимъ чувствомъ, какъ и слова его сестры, но только за ними чувствовалось сознаніе своего высокаго званія.
При словахъ священника краска бросилась въ лицо Марчеллы.
— Я пойду посмотрю, не найдется ли что-нибудь у насъ въ оранжере,— сказала она измнившимся голосомъ.— Только у насъ ничего тамъ нтъ. За то я вамъ отдамъ вс наши садовые цвты, и, кром того, я думаю, что очень хорошо употребить въ дло осенніе листья и траву,— позвольте мн попробовать.
Эти слова заставили Рэборна покраснть, а миссъ Гарденъ стала горячо хвалить цвты Марчеллы и спрашивать у нея совтовъ.
Рэборнъ не произнесъ ни слова, но смущеніе его все росло. Къ чему это ддъ его такъ неумстно навязывался со своими цвтами? Это было хорошо, пока въ Меллор никто не жилъ или когда тамъ хозяйничалъ этотъ жалкій одинокій чудакъ Робертъ Бойсъ. Но теперь этотъ поступокъ казался ему оскорбительнымъ, это была грубая обида, нанесенная беззащитной двушк, ея нервный выразительный взглядъ, которымъ она смотрла теперь, разговаривая съ Гарденами, заставлялъ его глубоко страдать. Онъ болзненно чувствовалъ, что ему необходимо теперь уйти отсюда, но не могъ заставить себя. Страстная готовность Марчеллы служить чмъ-нибудь Меллору и его населенію, которые она считала теперь своими, и гордое желаніе скрыть свои порывы,— все это было необыкновенно обаятельно. Онъ то ршалъ немедленно уйти, то опять находилъ необходимымъ остаться, поговорить съ ней, объясниться, извиниться.
Посл перваго знакомства съ Марчеллой въ гостиной у священника, онъ искалъ встрчъ съ ней. Его все время тяготила вражда его дда къ Ричарду Бойсу, и онъ боялся непріятныхъ послдствій этой вражды. Но Марчелла, повидимому, совсмъ не сознавала чего-нибудь неловкаго и необычнаго въ своемъ положеніи. Она съ захватывающимъ интересомъ и наслажденіемъ знакомилась съ новымъ міромъ, въ который попала. Старый домъ, его исторія, красивое мстоположеніе, говоръ и характеръ земледльца-рабочаго въ сравненіи съ городскимъ,— обо всемъ этомъ она говорила съ такимъ свжимъ интересомъ, съ такимъ искреннимъ чувствомъ, безъ всякихъ условныхъ фразъ, что онъ не могъ не заинтересоваться, правда, въ разговор ея сквозило чисто-эгоистическое самодовольство и не было недостатка въ экстравагантности, но это производило на него непріятное впечатлніе лишь въ первое время, поэтому онъ быстро съ этимъ примирился: ея одухотворенная красота все покрывала, и ему даже стало казаться, что это есть слдствіе избытка жизненности. Увлекаясь разговорами съ нею, ея доврчивою откровенностью, онъ почти забылъ о ея ненормальномъ положенія и о томъ, что и онъ до нкоторой степени былъ впутанъ въ это. И какъ разъ въ это время злосчастное письмо изъ Меллора и быстрый отвтъ на него дда, затмъ его безплодный протестъ, и, наконецъ, теперь это молчаніе, какъ будто бы у него былъ связанъ языкъ, эта грубая назойливость, которую она пойметъ какъ невжливость и оскорбленіе!
Его вывела изъ задумчивости фраза миссъ Гарденъ, произнесенная патетическимъ тономъ:
— Ахъ, какая я глупая! Я оставила ножницы и проволоку дома на стол, безъ нихъ ничего нельзя длать, какъ это досада, право!
— Я схожу за ними,— сказала Марчелла стремительно.— Вы должны остаться здсь, вотъ какъ разъ привезли еще цвтовъ и нсколько человкъ пришли вамъ помогать. А я быстро вернусь назадъ.
И, прежде чмъ Гардены успли возразить, она уже вышла изъ церкви.
Рэборнъ послдовалъ за нею.
— Позвольте, я схожу, миссъ Бойсъ. Мы съ собакой быстро обернемъ.
— О, нтъ, я съ удовольствіемъ пройдусь!
Онъ колебался нкоторое время, затмъ, сконфуженный, потерявшій свое обычные спокойствіе и самообладаніе, онъ пошелъ за нею.
— Въ такомъ случа, позвольте мн пойти съ вами. Вамъ, наврное, придется оттуда много нести, такъ какъ къ празднику жатвы обыкновенно отовсюду приносятъ цвты.
Марчедла продолжала идти потупившись.
— Кажется, вы собирались идти на охоту, мистеръ Рэборнъ?
— Да, я собирался, но это не къ спху, а вамъ, можетъ быть, я могу быть полезнымъ.
— Куда вы идете охотиться?
— Въ отдаленныя поля нашего имнія, близъ Windmill Hill. Тамошній арендаторъ желаетъ меня видть. Это скучный человкъ, всегда съ массой жалобъ. Я нарочно захватилъ ружье, чтобы поскоре отъ него отдлаться.
— Windmill Hill? Мн знакомо это названіе. Ахъ, я припоминаю: мн отецъ только что разсказывалъ,— тамъ они охотились съ вашимъ отцомъ, когда были мальчиками.
Она говорила почти спокойно, но въ голос ея слышалась какая-то нервная нотка, которая отдавалась болью въ его сердц. Глубоко взволнованный, онъ собирался многое сказать ей, но такъ какъ вообще былъ не экспансивенъ, то все ему представлялось неумстнымъ и нескладнымъ, такъ что онъ предпочелъ молчать.
А, между тмъ, у Марчеллы сильно билось сердце. Она готовилась къ ршительному приступу.
— Мистеръ Рэборнъ!
— Что вамъ угодно?
— Вы не сочтете меня странной, если я предложу вамъ одинъ вопросъ? Наши отцы были большими друзьями въ дтств, вообще наша семья и ваша были очень дружны, не правда ли?
— Да, кажется, я всегда такъ слышалъ,— сказалъ онъ, сильно красня.
— Вы были знакомы съ моимъ дядей Робертомъ, и лордъ Максвелъ тоже?
— Да, насколько вообще съ нимъ можно было быть знаюмымъ,— вдь…
— Да, я знаю,— онъ жилъ замкнуто и ненавидлъ сосдей. Но, все-таки, вы были знакомы съ нимъ, и мой папа съ вашимъ отцомъ вмст играли. Почему же, скажите,— я знаю, что это дерзко съ моей стороны, но у меня есть серьезныя основанія,— почему лордъ Максвель написалъ пап въ 3-мъ лиц и почему ваша тетка, миссъ Рэборнъ, за все это время не нашла минуты захать къ мам?
Она повернулась и въ упоръ смотрла на него блестящими глазами, какъ бы вызывая на бой. Страстность и ршительность выражались во всей ея фигур, но женская слабость выдавала себя въ дрожаніи рукъ и подергиваніи рта: еслибъ она захотла разыграть роль, то лучшаго выраженія и позы нельзя было придумать.
И на самомъ дл, тутъ была доля актерства. Хотя чувства Марчеллы были вполн искренни, но она всегда умла владть ими. Одна сторона ея существа была чувствительна и импульсивна, другая слдила за первой и накладывала окончательные штрихи. Было ли это актерство, или нтъ, но, во всякомъ случа, ея неожиданная выходка сбила съ позиціи молодого человка. Онъ началъ бормотать извиненія, но не за своихъ родныхъ, а за самого себя. Конечно, онъ не смлъ быть столь навязчивымъ: это — дерзко, непростительно, онъ не имлъ нрава заходить въ эти мста. Пусть, по крайней мр, она вритъ, что это произошло случайно и больше не повторится. Онъ вполн понимаетъ теперь, что она не можетъ къ нему относиться доброжелательно, и т. д, въ этомъ же род. Видно было, что онъ растерялся окончательно.
Марчелла сдвинула брови. Его извиненія она приняла, какъ новую обиду.
— Вы, кажется, думаете, что я не имю права предлагать такихъ вопросовъ, что я поступаю не такъ, какъ полагается и какъ поступила бы какая-нибудь изъ вашихъ родственницъ? Я согласна: я не такъ воспитана, даже больше — я совсмъ не воспитана, я была предоставлена самой себ. Вы можете прекратить со мной знакомство, если вамъ угодно, вы, конечно, такъ и сдлаете. Но когда я была въ церкви, я ршила, что сдлаю послднее усиліе и пойду напроломъ, раньше чмъ наши отношенія къ сосдямъ окончательно кристаллизуются. Если мы принуждены здсь жить въ отчужденіи отъ всхъ, я ршила спросить васъ, почему это? Мн больше не къ кому обратиться. У насъ никто не бываетъ, кром Гарденовъ и нкоторыхъ лицъ, недавно сюда пріхавшихъ и ничего не знающихъ. Мн лично,— добавила она горячо,— нечего стыдиться, также какъ и моей матери. Мн кажется, что папа сдлалъ что-то нехорошее много лтъ тому назадъ. Я никогда не знала и до сихъ поръ не знаю, что именно. Но мн очень хотлось бы узнать. Скажите, за что вс разорвали съ нами?
За это время Рэборнъ усплъ нсколько оправиться отъ смущенія и смотрлъ на ея возбужденное лицо съ сочувствіемъ.
— Я скажу вамъ, что знаю, миссъ Бойсъ. Вы меня спрашиваете, и я обязанъ отвчать. Простите, если мн придется сказать что-нибудь такое, что можетъ огорчить васъ, хотя я постараюсь этого избжать. Прежде всего, я не знаю этого дла въ подробностяхъ и никогда не пытался узнать, но соображаю, что нсколько лтъ тому назадъ, когда я былъ еще юношей, что-то такое,— кажется, финансовыя операціи мистера Бойса, когда онъ былъ членомъ парламента,— произвело скандалъ и разрывъ между нимъ и его старыми друзьями. Это произвело такое потрясающее дйствіе на старика его отца, что онъ, какъ вы знаете, вскор умеръ.
Марчелла вздрогнула.
— Я этого не знала,— живо сказала она.
— Въ сущности, я не долженъ бы былъ говорить о такихъ вещахъ,— сказалъ онъ, тронутый ея волненіемъ,— такъ какъ я не знаю ихъ въ точности. Я только хотлъ отвтить вамъ на вашъ вопросъ. И я думаю, что въ этомъ заключается главная причина отчужденія. Мой ддъ и вс здсь любили и уважали вашего дда и были настроены въ пользу его…
— Понимаю, понимаю,— сказала Марчелла, тяжело дыша,— и противъ папы.
Она шла быстро, не разбирая, куда, съ глазами, полными слезъ. Наступило тягостное молчаніе. Рэборнъ прервалъ его:
— Но, вдь, тому уже прошло много лтъ. Можетъ быть, осудили черезъ-чуръ строго. Быть можетъ, ддъ мой совсмъ неврно представляетъ себ нкоторые факты. И я…
Онъ колебался, затрудняясь сказать, но Марчелла поняла его.
— И вы хотите попробовать переубдить его?— сказала она съ саркастическою ноткой въ голос.— Я думаю, вамъ это не удастся.
Они шли нсколько времени молча. Наконецъ, онъ заговорилъ, обернувшись къ ней, и въ лиц его Марчелла прочитала выраженіе доброты и благородства:
— Я думаю, что если бы мн удалось склонить дда написать мистеру Бойсу въ такомъ дух, чтобъ онъ могъ счесть себя удовлетвореннымъ, то хотя это и не вернуло бы прежней дружбы между нашими семьями, все-таки, было бы лучше, чмъ теперь… это такъ тяжело… Но что бы ни случилось, знайте, миссъ Бойсъ, что никто здсь не настроенъ враждебно ни противъ васъ, ни противъ вашей матери,— напротивъ, вс относятся къ вамъ съ большимъ уваженіемъ. Прошу васъ врить этому!
— Съ большимъ уваженіемъ!— сказала Марчелла недоврчиво и съ презрительною усмшкой.— Можетъ быть, съ сожалніемъ? Это ужь скоре. Но, вдь, мама всегда стояла и будетъ стоять за папу. Я, разумется, тоже. Но какъ мн тяжело, какъ страшно горько и тяжело! Съ какими радужными мечтами я хала сюда! Я была очень мало дома и ничего не знала и не понимала… Ахъ, какъ мн больно! Если бы вы знали, сколько плановъ было у меня и съ какимъ восторгомъ я стремилась сюда!
Они подошли къ окраин холма, внизу передъ ними разсыпаны были домики небольшой деревушки. Инстинктивно оба они остановились. Марчелла заложила руки за голову, какъ она всегда длала въ минуты возбужденія, лицо ея было чрезвычайно мрачно.
— Мн бы не слдовало говорить о себ,— начала она опять.— Но, вдь, вы знаете, мистеръ Рэборнъ, вы должны знать, въ какомъ ужасномъ положеніи находится наше имніе, и именно эта деревня. Я читала въ книгахъ, но никогда не думала, чтобы народъ дйствительно могъ жить въ такихъ условіяхъ здсь, на этомъ простор, гд достаточно мста для всхъ. Знаете, это не даетъ мн спать ночью. Мы не богаты, мы даже бдны, домъ нашъ требуетъ ремонта и все хозяйство, какъ вы знаете, въ очень плохомъ состояніи. Но когда я смотрю на эту деревню, на воду, которую здсь пьютъ, на дтей,— я думаю, что мы не имемъ права даже на это.
Раборнъ улыбнулся: разсужденія женщины, ему казалось, легче разбить, чмъ ея печаль.
— Положеніе вовсе не такъ безнадежно, какъ вы думаете,— сказалъ онъ ласково.— Конечно, деревня Меллоръ въ плохомъ состояніи. Но вы и понятія не имете, какъ быстро все можно исправить, если приложить немного труда и денегъ.
— Но у насъ нтъ денегъ!— воскликнула Марчелла.— Пока мой отецъ самъ ничего не иметъ, у него, конечно, нтъ охоты длать что-нибудь для другихъ. Что бы ни случилось, ему все равно. Онъ не обращаетъ ни на что вниманія и тратитъ все на себя. А меня это приводитъ въ отчаяніе. Посмотрите, напримръ, на эту хижину направо. Она принадлежитъ Джиму Горду, человку, который работаетъ на церковной ферм. Но онъ калка и, конечно, не такъ силенъ, какъ другіе. Они съ семьей провели ужасную зиму, едва перебились. А теперь онъ безъ работы,— на церковной ферм ему отказали тотчасъ посл жатвы,— зимой разв можно надяться найти заработокъ? Онъ цлые дни скитается, разыскивая работу, но ничего не подвертывается. Прошлую зиму они распродали все, что могли. А эту зиму ему придется идти въ рабочій домъ. Вдь, это ужасно! А, между тмъ, у этого человка тоже есть душа, онъ уметъ чувствовать. Я говорила съ нимъ,— онъ довольно образованный, сколько горечи накопилось у него въ сердц и, представьте, совсмъ не противъ отдльныхъ лицъ. Онъ даже оправдываетъ дядю Роберта, которому онъ платилъ столько лтъ за эту хибарку,— вдь, это преступленіе! А жена его — истомленная, дти тоже. Вс толкуютъ о Лондон, но тамъ я никогда не видала такихъ безобразныхъ явленій. Они должны ненавидть насъ. Вмсто того, чтобы всмъ быть братьями, надъ ними одинъ господинъ. И кто этотъ господинъ? Всякій изъ насъ любитъ распоряжаться чужою судьбой, но что мы видимъ въ результат?
— Напрасно вы такъ говорите: даже въ земледльческомъ населеніи результатъ вовсе не такъ плохъ,— сказалъ онъ съ холодною улыбкой.
Взглянувши на него, Марчелла тотчасъ поняла, что она затронула въ немъ сословную и фамильную гордость, которая хотя и не проявлялась открыто, но, тмъ не мене, сразу обнаружила пропасть между ними. Ея пылкое воображеніе быстро подсказало ей, что онъ долженъ думать: она, дочь и племянница двухъ дискредитировавшихъ себя членовъ высшаго общества, нападаетъ на сословіе, на порядки,— бдная двочка, чего же можно ожидать отъ нея? Между тмъ какъ онъ, Альдъ Рэборнъ, владлецъ обширныхъ земель, представитель славнаго рода Максвелей, съ непомраченною репутаціей честности, справедливости и христіанской жизни. Страстный приливъ тщеславія, зависти и злобы охватилъ ее.
— Конечно, есть вполн порядочные люди между помщиками,— заговорила она.— Есть много такихъ, которые исполняютъ свой долгъ, какъ понимаютъ его,— никто этого не отрицаетъ. Но, вдь, это не упраздняетъ общей системы: внукъ благороднаго человка можетъ быть негодяемъ, а, между тмъ, онъ пользуется тми же правами. Нтъ! пора, наконецъ, положить въ основу боле широкіе принципы! Патріархальные порядки, основанные на доброй вол, хороши были въ свое время,— демократическій строй долженъ обходиться безъ этого!
Она бросила на него смлый, проницательный взглядъ. Ей пріятно было направлять эти общіе разрушительные принципы противъ всемогущества Максвелей, показать наслднику ихъ, что она вовсе не преклоняется передъ ихъ богатствомъ и положеніемъ.
Рэборнъ принялъ ея нападки очень скокойно, съ добродушною улыбкой. Разсужденія Марчеллы не могли затронуть его серьезно, хотя онъ и находилъ много прелести и интереса въ ея разговор. Вопросъ объ обязанностяхъ, правахъ и будущемъ положеніи высшаго общества въ Англіи представлялся ему слишкомъ важнымъ, чтобы трактовать о немъ въ случайномъ разговор. Ея мннія сложились, какъ ему казалось, отчасти отъ впечатлній ея личной жизни, отчасти изъ разныхъ отрывочныхъ фразъ, которыя молодые люди съ великодушнымъ сердцемъ выхватываютъ изъ газетъ и журналовъ. Она задла его фамильную гордость, но только на одно мгновеніе. Онъ сознавалъ совершенно ясно одно, что передъ нимъ прелестное существо съ пламенною душой, борющееся противъ трудностей, въ которыхъ онъ былъ отчасти самъ замшанъ, и что онъ такъ или иначе долженъ помочь ей выйти изъ нихъ.
— Конечно, міръ съуметъ когда-нибудь обойтись безъ насъ,— сказалъ онъ шутливо въ отвтъ на ея тираду.— Но вы, миссъ Бойсъ, вполн убждены въ истин того, что говорите? Мн кажется,— замтилъ у васъ,— простите мн мою смлость,— два или три раза нкоторые признаки индивидуализма. Вы сами говорите, что вамъ нравится это старое мсто, вамъ пріятно жить тамъ, гд жили ваши предки, вамъ хочется избавить отъ нужды народъ, живущій на вашей земл. Нтъ, я не могу думать, чтобы вы такъ безусловно были преданы своимъ идеямъ!
Марчелла на минуту нахмурилась, потомъ вдругъ весело расхохоталась.
— Вы только это и замтили? Немного же! Если вамъ угодно знать, мистеръ Рэборнъ, я люблю крестьянъ за то, что они передо мной снимаютъ шапки. Я люблю ребятишекъ за то, что они ласкаются ко мн. Я люблю самоё себя,— какъ бы вамъ ни казалось это страннымъ,— за то, что я миссъ Бойсъ изъ Меллора!
— Прошу васъ, не говорите такъ: мн кажется, я этого не заслужилъ.
Онъ сказалъ это такимъ тономъ, что ей стало неловко за свою шутку.
— Конечно, нтъ! Въ самомъ дл, вы были очень добры ко мн. Я не знаю, какъ это выходитъ: я говорю дерзости и колкости, когда вовсе этого не желаю. Да, вы совершенно правы. Я горжусь всмъ этимъ. Если у насъ никто не будетъ бывать, если насъ вс бросятъ, у меня, все-таки, останется, чмъ гордиться,— я буду гордиться нашимъ старымъ домомъ, портретами предковъ, фамильными документами и даже старыми буковыми деревьями! Вроятно, это представляется очень смшнымъ для тхъ, у кого всего много. У меня же всегда было такъ мало!… Что же касается народа, то, конечно, мн пріятно, что онъ меня любитъ и что я могу оказывать на него вліяніе. Ахъ, какъ я жажду сдлать что-нибудь для него! Но будетъ страшно досадно, если не найдется никого, кто бы помогъ мн!
При этомъ она глубоко вздохнула. Въ ея послднихъ словахъ вовсе не выражался призывъ къ состраданію. Скоре въ нихъ звучала скорбная нотка — жалоба человка, посвящающаго себя трудному длу и чувствующаго свое полное одиночество, эта нотка вывела Рэборна изъ его обычнаго равновсія, и Марчелла, несмотря на свое вдохновенное настроеніе, женскимъ чутьемъ угадывала, какъ сильно начало биться его сердце.
Онъ наклонился къ ней.
— Не говорите, что не найдется никого, кто бы помогъ вамъ. Есть много путей, чтобы выйти изъ настоящихъ затрудненій. Но, какъ бы ни сложились обстоятельства, можете ли вы отбросить предубжденія и считать, по крайней мр, одного человка въ числ вашихъ друзей?
Она взглянула на него. Ей нравился его высокій ростъ, его строгая, благородная, чисто-англійская манера выражаться и одваться. Она не находила его красивымъ и чувствовала, что собственно наружность его не производитъ на нее непосредственнаго впечатлнія. Однако, живая фантазія ея уже начала строить планы ихъ будущей жизни вдвоемъ. Она любила властвовать и наслаждаться побдами, поэтому въ тон ея голоса слышалось пріятное сознаніе собственной силы, когда она заговорила:
— Да, я могу смотрть безъ предубжденій. Вы очень любезны, а я была груба и неделикатна съ вами. Но я не раскаиваюсь: по крайней мр, я теперь знаю, что если вы можете помочь мн, вы это сдлаете.
Прошло нсколько минутъ молчанія. Они подошли къ воротамъ, за которыми начиналась грязная дорога къ деревн, невдалек виднлся и домъ священника. Рэборнъ вдругъ сорвалъ зеленую втку изъ изгороди.
— Пусть эта втка послужитъ залогомъ даннаго здсь обта,— сказалъ онъ и, улыбаясь, положилъ втку въ карманъ.
— Ахъ, пожалуйста, не связывайте меня!— сказала Марчела, смясь и конфузясь.— Неужели вы воображаете, что вамъ удастся отворить ворота? А, между тмъ, иначе мы не можетъ добыть ножницы и проволоку.
Осенній день уже склонялся къ вечеру, когда Альдъ Рэборнъ возвращался съ охоты.
Хотя онъ былъ поглощенъ своими чувствами, но не могъ противустоять обаянію природы. Торжественная тишина вечера, переливы тоновъ заката, обширный видъ вокругъ невольно привлекли его вниманіе. Онъ поднялся на небольшую возвышенность и оттуда обозрвалъ окрестности.
Вся эта обширная страна современемъ будетъ принадлежать ему, въ сущности, и теперь уже онъ въ ней полный хозяинъ, такъ какъ старикъ-ддъ безгранично ему преданъ и во всемъ безусловно ему довряетъ. Небольшія церкви, разбросанныя тамъ и здсь, селенія, сгруппировавшіяся вокругъ нихъ, рабочіе, живущіе въ этихъ селеніяхъ и обрабатывающіе эти безконечныя поля, фермы, тонущія въ зелени, отдльныя хижины, тамъ и сямъ выглядывающія изъ-за лса,— все это, весь строй жизни и бытъ сельскаго населенія, не преувеличивая можно сказать, принимая во вниманіе экономическія условія современной Англіи, будетъ зависть отъ него одного, будетъ держаться его умомъ и совстью.
Во дни юности эта мысль наполняла сердце его и гордостью, и счастьемъ. Но съ тхъ поръ, какъ онъ поступилъ въ Кембриджъ и въ послднее время будущая судьба его стала представлять ему въ вид тяжелой и отвтственной задачи, а никакъ не наслажденія. Впечатлительный, добросовстный, съ анализирующии умомъ, онъ постоянно мучился всякими сомнніями и угрызеніями совсти, которыя его предкамъ не приходили и въ голову. Во время пребыванія въ колледж, благодаря одному ближайшему другу, онъ былъ вовлеченъ въ размышленія объ общественныхъ вопросахъ. Радикальныя теоріи объ устраненіи имущественнаго и политическаго неравенства, либеральныя идеи о широкихъ правахъ самоуправленія столкнулись въ его голов съ наслдственными торійскими традиціями объ отеческомъ управленіи избраннаго меньшинства онъ долженъ былъ пережить борьбу между вліяніями семьи и ранняго воспитанія и внушеніями друга, передъ которымъ благоговлъ.
Въ одинъ годъ съ Рэборномъ въ Trinity-college вступилъ одинъ молодой человкъ, который быстро сталъ вожакомъ лучшихъ и самыхъ способныхъ своихъ товарищей. Онъ былъ бденъ и плохо подготовленъ. Скоро стало очевидно, что здоровье его не выдержитъ обычной школьной рутины и что, несмотря на блестящія дарованія, онъ не можетъ конкуррировать съ другими. Посл нкоторой внутренней борьбы, онъ отказался отъ честолюбивыхъ плановъ и выбралъ себ боле скромную карьеру. Его слабый организмъ могъ выдержать только два часа серьезной умственной работы въ день. Онъ проводилъ это время въ занятіяхъ исторіей и соціологіей, вс его размышленія и разговоры съ товарищами вращались тоже въ кругу историческихъ или общественныхъ вопросовъ, онъ имлъ въ виду приготовиться къ чтенію публичныхъ лекцій, которыя организовали въ послднее время оба старйшіе англійскіе университета въ промышленныхъ и провинціальныхъ городахъ. По своему происхожденію и семейнымъ вліяніямъ, онъ какъ нельзя боле подходилъ для такой просвтительной дятельности. Отецъ его былъ очень извстный фабричный инспекторъ, прославившійся проведеніемъ многихъ гуманныхъ реформъ въ фабричномъ законодательств, сынъ наслдовалъ отъ отца гуманныя стремленія, при этомъ онъ былъ такъ обаятеленъ, такъ умлъ покорять сердца, что вскор сталъ крупною силой не только между товарищами, но и вообще во всемъ университет. Онъ обладалъ замчательною способностью во всякое время, среди самой пестрой компаніи, переводить разговоръ отъ пустыхъ обыденныхъ предметовъ въ вопросамъ первостепенной важности и злобы дня, превращать мелкія пререканія въ умные, полные интереса споры и вообще напрягать умственныя и нравственныя силы собесдниковъ, задвая ихъ за живое, но совсмъ не личными нападками, а исключительно теоретическими разсужденіями. При этомъ у Эдуарда Голлена — такъ звали его — не было ни позировки, ни одной фальшивой нотки,— онъ всего достигалъ единственно силой искренняго юношескаго увлеченія. У многихъ, бывшихъ въ колледж въ то время, неизгладимыми чертами врзалась въ память его тонкая фигура, прекрасная голова, энергичныя, слегка раскрытыя губы, блестящіе, вдохновенные глаза и быстрыя, порывистыя движенія.
На Альда Рэборна Голленъ произвелъ сразу сильное впечатлніе. Соціальные вопросы, которымъ былъ преданъ Голленъ, и его намреніе основательно изучить бытъ англійскаго пролетарія, въ одно и то же время, и раздражали, и заманивали Рэборна.
Въ сущности, оба они были совершенно различными людьми. Рэборнъ былъ врнымъ сыномъ своихъ отцовъ, впитавшимъ въ себя утонченные инстинкты аристократической расы, Включая глубокое презрніе къ здравому смыслу толпы и ко всмъ пошлостямъ ходячей народной реторики, онъ раздлилъ мельчайшіе предразсудки своего сословія и былъ полонъ хотя скрытой, но глубокой гордости своимъ родомъ. Быстрыя и ршительныя сужденія и заключенія Голлена приводили его въ смущеніе и вызывали недовріе. Кембриджская школьная дисциплина еще боле развила въ немъ природныя наклонности къ размышленію и выработала изъ него добросовстнаго и тонкаго мыслителя, его умъ работалъ медленно, но съ необыкновенною точностью. Наконецъ, холодныя, сдержанныя манеры представляли рзкій контрастъ съ подвижною и экспансивною натурой Голлена.
Голленъ вышелъ изъ Кембриджа, получивши право на чтеніе лекцій, и собирался читать лекціи по экономическимъ и промышленнымъ вопросамъ въ сверныхъ городахъ Англіи. Рэборнъ оставался еще годъ, сталъ классикомъ, получилъ премію за греческое стихотвореніе и, отказавшись отъ профессуры, возвратился къ дду помогать ему по управленію имніемъ, родня его разсчитывала, что черезъ нсколько лтъ практическихъ занятій сельскимъ хозяйствомъ онъ вступитъ въ парламентъ и начнетъ политическую карьеру. Съ тхъ поръ, уже прошло пять или шесть лтъ, онъ изучилъ вс статьи обширнаго хозяйства, исполнялъ обязанности судьи, наблюдалъ за исполненіемъ законовъ о бдныхъ, былъ членомъ всевозможныхъ обществъ — благотворительныхъ, народнообразовательныхъ и т. п. Онъ не гнушался и спортомъ, охотился за куропатками, какъ принято у людей его круга. Сосди чувствовали въ немъ опредленную личность, но находили его черезъ-чуръ сдержаннымъ и не простымъ, его уважали, но не любили, также какъ и его дда, интересовались тмъ, на комъ онъ женится и какую составитъ себ карьеру, но вообще занимались имъ мало.
Между тмъ, для Альда Рэборна жизнь въ замк его дда прошла далеко не безплодно. Прізды Голлена, ихъ совмстныя путешествія за границу почти каждый годъ, живая и серьезная переписка, частыя просьбы его друга или пожертвовать денегъ, или употребить свое вліяніе для какихъ-нибудь общественныхъ цлей,— вс эти вліянія, на ряду съ непосредственными впечатлніями окружающей обстановки, ставили передъ нимъ самые настоятельные жизненные вопросы. По своимъ вкусамъ, привычкамъ, симпатіямъ онъ принадлежалъ старому порядку, но старинное міровоззрніе уже было поколеблено въ немъ во многихъ пунктахъ. Онъ совершенно не могъ себ представить, какъ онъ будетъ дйствовать въ качеств землевладльца и политика, одно только было ему ясно, что философствовать теперь, когда есть неотложныя практическія дла, по меньшей мр безсмысленно.
Такъ, минуты размышленія всегда были отравлены у него всякаго рода терзаніями. Ему часто казалось, что еслибъ онъ не былъ Альдомъ Рэборномъ, не имлъ опредленныхъ связей и отношеній, не занималъ извстнаго положенія, ему гораздо легче было бы разршить свою жизненную задачу.
Но сегодня вс эти безпокойные вопросы и сомннія совсмъ его не тревожили. Онъ совершенно преобразился, чувствовалъ себя бодрымъ, молодымъ, съ восторгомъ привтствовалъ зарожденіе новаго сильнаго чувства, котораго онъ давно жаждалъ.
Полтора мсяца тому назадъ онъ въ первый разъ увидалъ ее, высокую, стройную Марчеллу Бойсъ. Онъ закрылъ глаза, чтобы возстановить въ воображеніи ея фигуру въ бломъ легкомъ плать, съ глазами, блествшими изъ-подъ широкой шляпки, съ улыбкой, выказывавшей рядъ мелкихъ блыхъ зубовъ, и съ живыми, быстрыми движеніями. Какая интересная, очаровательная двушка! Какъ смло и свободно она себя держитъ, и, между тмъ, нтъ ни малйшей рзкости,— напротивъ, сколько мягкости, женственности, глубокаго чувства! Какъ прямо предложила она ему свои рискованные вопросы!
Теперь Рэборнъ даже готовъ былъ радоваться, что онъ занимаетъ вліятельное положеніе въ мстномъ обществ: съ помощью друзей онъ можетъ повернуть общественное мнніе въ пользу Бойсъ. Онъ былъ увренъ, что отецъ Марчеллы не запятналъ себя чемъ-нибудь безусловно низкимъ, и хотя не можетъ быть рчи о полномъ возстановленіи отношеній, во всякомъ случа, Марчелла и ее мать должны быть всюду приняты съ честью, разъ Марчелла этого желаетъ. Прежде всего, онъ постарается склонить своего дда, къ мнніямъ котораго прислушивается весь околотокъ, затмъ онъ близокъ съ двумя или тремя свтскими дамами, которыя пользуются вліяніемъ и ради него сдлаютъ все, что отъ нихъ зависитъ. А такія дла лучше всего устраивать съ помощью женщинъ.
Онъ чувствовалъ себя безконечно счастливымъ. Все въ ней казалось ему необыкновенно привлекательнымъ — ея порывистость, отзывчивость, великодушіе. Пусть только она доврится ему,— онъ дастъ ей возможность осуществлять ея утопіи и будетъ ей помогать. Человкъ, запутавшійся въ логическихъ тонкостяхъ мысли, съ наслажденіемъ вспоминалъ ея наивное стремленіе преобразовать общество по указаніямъ ея гуманныхъ чувствъ. Онъ окружалъ ее ореоломъ поэзіи и идеализма.
Звонъ колокола, раздавшійся въ долин, оборвалъ его мечты, онъ спрыгнулъ съ кучки камней, на которой сидлъ въ темнот, и быстро направился къ дому.
По мр того, какъ Рэборнъ приближался къ замку, повышенное настроеніе его все боле и боле падало, и все ясне выступала передъ нимъ трудность его положенія. Онъ не могъ настраивать дда въ пользу Бойсовъ, не раскрывши ему своихъ чувствъ и плановъ. Кром того, Рэборны были очень сдержанны съ посторонними, но по отношенію другъ къ другу они держались старыхъ родовыхъ традицій — безусловнаго доврія и откровенности, такъ что Альдъ Рэборнъ считалъ себя обязаннымъ разсказать все дду.
Но онъ отлично понималъ, что, по крайней мр, съ перваго раза ддъ отнесется къ этому несочувственно. Съ другой стороны, совмстная жизнь долгіе годы посл страшныхъ потерь настолько сблизила ихъ, что Альдъ Рэборнъ ни одной минуты не боялся какихъ-нибудь рзкихъ выходокъ и ршительнаго сопротивленія со стороны дда.
Было уже почти совсмъ темно, когда Альдъ Рэборнъ вошелъ въ замокъ.
Освдомившись, гд находится лордъ Максвель, и узнавши, что онъ въ библіотек, Альдъ Рэборнъ направился туда. Онъ проходилъ по длинному корридору, уставленному греко-римскими статуями и саркофагами. Въ открытыя двери видны были большія, высокія, ярко освщенныя комнаты, украшенныя картинами и уставленныя книгами.
Альдъ Рэборнъ чувствовалъ себя не совсмъ спокойно, подходя къ дверямъ библіотеки.
— Какъ ты загулялся, Альдъ!— сказалъ лордъ Максвелъ, быстро обернувшись на скрипъ дверей.— Что тебя задержало такъ долго?
Старикъ сидлъ у ярко пылавшаго камина, съ раскрытою книжкой Edinburgh Review на колняхъ. При свт лампы и камина выдлялась его изящная голова, съ большою шапкой волнистыхъ сдыхъ волосъ, зачесанныхъ назадъ, длинное лицо съ тонкими правильными чертами, крпкая и сильная фигура.
— Дичи было мало и мы долго бродили,— сказалъ Альдъ, подходя къ камину.— Рикманъ также задержалъ меня на ферм безконечными разглагольствованіями о томъ, что ему нужно сдлать.
— Ахъ, этотъ несносный Рикманъ!— сказалъ лордъ Максвелъ, улыбаясь.— Онъ платитъ ренту съ тмъ, чтобы потомъ получить ее обратно. Право, скоро землевладніе станетъ одною изъ самыхъ безкорыстныхъ формъ благотворительности. Однако, для тебя тутъ есть новости. Вотъ письмо отъ Бартона,— это была фамилія его стариннаго друга, бывшаго въ то время министромъ.— Прочти. Онъ пишетъ, что министерство едва ли продержится дольше января. Въ ихъ партіи очень много необузданныхъ элементовъ, и билль С… несомннно подорветъ ихъ. Парламентъ соберется въ январ, и онъ думаетъ, что поправка къ адресу окончательно ихъ потопитъ. Само собою разумется, что онъ сообщаетъ все это конфиденціально. И такъ, милый мой, теб предстоитъ много работать нынышнею зимой. Два или три вечера въ недлю — меньшимъ теб не отдлаться. Бартонъ сообщаетъ также, что онъ слышалъ, будто молодой Уартонъ выступитъ кандидатомъ отъ Дорнфолькскаго округа. Онъ надлаетъ много непріятностей намъ и Ливенамъ, въ этомъ нтъ никакого сомннія. Еще слава Богу, что мать его умерла недавно, а то мы бы узнали, чего можно натерпться отъ свирпой женщины!
Старикъ взглянулъ на внука съ веселою улыбкой. Альдъ стоялъ передъ каминомъ и смотрлъ разсянно.
— Да ну же, Альдъ,— сказалъ лордъ Максвелъ съ оттнкомъ нетерпнія,— будетъ теб строить философа! Хоть я и становлюсь старъ, но будущее правительство не можетъ не принять меня въ свои ряды. Мы съ тобой, я думаю, съумемъ провести въ будущей палат дв или три вещицы, для насъ важныя. Я убжденъ, что будущіе выборы доставятъ нашей партіи такое выгодное положеніе, какого она не имла въ послднія 30—40 лтъ. Видишь, мы cъ тобой можемъ ликовать!
Альдъ вдругъ улыбнулся такою улыбкой, которая привела его дда въ изумленіе. Онъ думалъ, что иметъ дло съ зрлымъ человкомъ, передъ которымъ открывается возможность составить себ блестящую карьеру, а, между тмъ, эта блаженная улыбка показываетъ, что передъ нимъ легкомысленный юноша.
— Все это прекрасно,— сказалъ Альдъ, слегка повысивъ голосъ,— но дло въ томъ, что мои мысли теперь очень далеко отъ политики, и ты долженъ мн дать время настроить себя на этотъ ладъ. Я вернулся не прямо домой,— я долженъ былъ испытать себя и удостовриться, прежде чмъ говорить съ тобой. Не такъ давно…
— Ну, продолжай, продолжай!— крикнулъ лордъ Максвель.
Но Альдъ затруднялся. Ему вдругъ показалось нелпымъ поврять то, что еще не совсмъ опредлилось, и онъ запнулся. Но, съ другой стороны, онъ уже сказалъ слишкомъ много, чтобъ отступать назадъ. Лордъ Максвель вскочилъ и схватилъ его за руку.
— Ты влюбленъ, другъ мой? Договаривай же скоре!
— Я встртилъ женщину, единственную, на которой бы хотлъ жениться,— сказалъ Альдъ, красня.— Согласится ли она, я не знаю. Но для меня это было бы большимъ счастьемъ. А такъ какъ ты можешь кое-что для насъ сдлать,— для нея и для меня,— то я и не считалъ себя вправ скрывать отъ тебя свои чувства. Да, наконецъ, я просто не привыкъ…— его голосъ слегка дрогнулъ.— Ты всегда обходился со мной, какъ съ сыномъ…
Лордъ Максвель горячо сжалъ ему руку.
— Мой дорогой мальчикъ! Да не томи же меня такъ долго: скажи мн скоре, кто она?
И въ ум лорда Максвеля промелькнули дв или три вроятныя фамиліи.
Альдъ произнесъ твердо и медленно:
— Марчелла Бойсъ. Дочь Ричарда Бойса. Я познакомился съ ней полтора мсяца назадъ.