Малорусская литература, Костомаров Николай Иванович, Год: 1871 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЭЗІЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАВШІЙ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

МАЛОРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА.

Малорусская литература — явленіе недавнее, именно потому что она иметъ исключительно народный характеръ. И у насъ, какъ и везд, прежде считалось непреложнымъ, что языкъ книжный долженъ быть особымъ языкомъ отъ разговорнаго, и писатель, берясь за перо, настраивалъ себя на такую рчь, какой самъ не употреблялъ въ простомъ разговор. У насъ издавна былъ книжнымъ языкомъ славяно-церковный, писать казалось возможнымъ только на немъ, языкъ живой врывался въ него невольно, но всегда писатель старался держаться, по возможности, книжнаго склада рчи. Можно сказать, что литературный языкъ на Руси измнился по мр большаго невжества въ славяно-церковномъ язык, писатели сбивались на просторчіе противъ собственнаго желанія. Въ южной и западной Руси, политически отдленной отъ сверной и восточной, славяно-церковный языкъ сталъ уступать другому языку литературному, но также не народному, хотя и состоявшему въ большей близости къ послднему, чмъ древній славяно-церковный. Это была учоная смсь славяне-церковнаго, польскаго и живого русскаго, подъ работою туземныхъ грамматиковъ и риторовъ получившая своеобразную форму. Языкъ этотъ назывался русскимъ и послужилъ ш значительнаго количества богословско-полемическихъ сочиненій, актовъ, писемъ и историческихъ повствованій. Учоные составляли для него словари и грамматики. При боле тсномъ сближеніи Малороссіи съ Великороссіею, этотъ книжный языкъ уступилъ мсто другому, созданному Ломоносовымъ и развивавшемуся послдовательною работою и дарованіями русскихъ писателей. Онъ былъ ближе къ народному великорусскому по выговору, по строенію, но отличался отъ него множествомъ словъ и оборотовъ, взятыхъ изъ славяно-церковнаго и выкованныхъ писателями, усвоивавшими формы и способъ выраженія изъ иностранныхъ языковъ, древнихъ и новыхъ, такъ-что литературное развитіе удаляло его отъ народнаго, а не приближало, для Малороссіи онъ былъ боле искуственъ, чмъ для великоруссовъ и боле далекъ отъ тамошней народной рчи. Высшій классъ малорусскаго народа, который былъ сравнительно образованне прочей массы, усвоивалъ этотъ языкъ сначала на письм, потомъ и въ живой рчи, хотя долго не оставлялъ въ домашнемъ быту своего праддовскаго, народнаго. Малорусскій простолюдинъ почти не понималъ его. Говоря съ послднимъ, малоруссъ высшаго класса и образованія поневол спускался до языка простолюдина, потому-что иначе они бы не могли объясниться другъ съ другомъ, но писать на язык простого народа долго казалось большинству ршительно невозможнымъ.

Но въ образованномъ мір начался переворотъ. Съ распространеніемъ просвщенія почувствовались недостатки исключительной книжности, стали приближаться къ живой рчи, старались излогать на письм мы сія приблизительно тому, какъ он излагались въ разговор, то билъ покамстъ далекій идеалъ, дло шло медленно, также медленно, какъ образованіе массъ народа и сліяніе его сословій, и до-сихъ-поръ это литературное дло далеко не доведено до конца: мы все-таки пишемъ и даже говоримъ между собою не такъ, какъ остальная масса народа. Замтивъ здсь это обстоятельство, мы, однако, понимаемъ, что при маломъ количеств образованныхъ людей въ сравненіи со всмъ народонаселеніемъ, лишоннымъ всякихъ средствъ къ образованію, разница въ язык образованнаго класса отъ языка народной массы неизбжна, когда простолюдину незнакомы понятія и предметы, требующіе незнакомыхъ для него словъ и оборотовъ, но, кром того, разница эта зависитъ еще и оттого, что мы пишемъ и говоримъ отлично отъ народа даже и тогда, когда о томъ же самомъ у народа есть готовый складъ рчи. Тмъ не мене XIX вкъ все-таки отличается тмъ, что языкъ книжный стремится слиться съ разговорнымъ, является потребность, чтобы складъ рчи образованнаго человка и простолюдина былъ въ сущности одинаковъ. Если мы многое можемъ дать простолюдину, знакомя его съ предметами, понятіями и образомъ жизни высшаго человческаго развитія, то съ своей стороны и отъ него можемъ заимствовать немалое: именно, живость, простоту и правильность рчи, что, безъ сомннія, и есть правильная, истинная грамматика языка, которая указываетъ формы, созданныя безъискуственною природою, свободнымъ теченіемъ народной жизни, а не вымысломъ кабинетнаго учоного. Вроятно, съ развитіемъ просвщенія въ массахъ, произойдетъ этотъ желанный обмнъ. Народъ разширитъ свой кругозоръ свдніями, добытыми наукою, а сама наука можетъ заимствовать отъ народа боле простой и живой способъ выраженія.

Упрощеніе языка будетъ послдствіемъ широкой образованности. По нашему мннію, первымъ шагомъ къ этому великому послдствію было то, что простолюдинъ въ литератур пересталъ подвергаться полному невниманію, его бытъ, нравы, понятія, врованія, его псни и сказки, его языкъ стали предметомъ изслдованія и изображенія. Идея народности вступила въ литературу.

Съ появленіемъ этой идеи, на Руси стали изучать русскаго простолюдина, дорожить его рчью, знать ее и владть ею уже стало достоинствомъ. По-этому и въ Малороссіи обратились къ тому же.

Но тутъ-то оказалось, что въ этомъ русскомъ кра господствуетъ въ народ совсмъ иная рчь, отличная отъ той, которая слышится въ другихъ краяхъ, рчь, отпечатлвшая на себ иначе прожитую жизнь въ теченіи протекшихъ вковъ. Простолюдинъ-малоруссъ оказался очень непохожимъ на простолюдина-великорусса, хотя по главнымъ основнымъ чертамъ и тотъ и другой принадлежатъ къ одному народному дереву. По-этому, вступая своёю особою въ число предметовъ, изображаемыхъ литературою, простолюдинъ-малоруссъ естественно долженъ былъ принести съ собою особую втвь литературы съ своеобразною рчью. Когда одни писатели довольствовались тмъ, что старались изобразить его на общерусскомъ язык, другіе находили такой способъ недостаточнымъ, видли въ русскихъ сочиненіяхъ, изображавшихъ малорусскую жизнь, какъ бы переводы съ какого-то другого языка и притомъ переводы рдко удачные, и обратились къ живой рчи народной малорусской, стали вводитъ ее въ литературу, и такимъ-то путемъ возникла малорусская литература въ наше время.

Начало ея положено Котляревскимъ въ первыхъ годахъ текущаго столтія. По господствовавшему тогда образу воззрній, рчь мужика непремнно должна была смшить, и, сообразно съ такимъ взглядомъ, Котляревскій выступилъ съ пародіею на ‘Энеиду’ Виргилія, составленною по малорусски, гд античные боги и герои изображены дйствующими въ кругу жизни малорусскаго простолюдина, въ обстановк его быта, и самъ поэтъ представляетъ изъ себя также малорусскаго простолюдина, разсказывающаго эти событія. Но эта пародія возъимла гораздо большее значеніе, чмъ можно было ожидать отъ такого рода литературныхъ произведеній. На счастье Котляревскому, въ малорусской натур слишкомъ много особеннаго, ей только свойственнаго юмора, и его-то вывелъ Котляревскій на свтъ желая позабавить публику, но этотъ народный своеобразный юморъ оказался, независимо отъ пародіи, слишкомъ свжимъ и освжающимъ элементомъ на литературномъ пол. Самъ авторъ былъ человкъ въ высокой степени талантливый. Не смотря на то, что онъ для своего произведеній избралъ почти несвойственный малорусской поэтической рчи четырехстопный ямбъ, какимъ вообще писали тогда русскіе поэты, ‘Энеида’ имла громадный успхъ и Котляревскій открылъ собою цлый рядъ многихъ талантливыхъ писателей. Не ограничиваясь ‘Энеидой’, Котляревскій написалъ еще дв драматическія пьесы: ‘Наталку Полтавку’ и ‘Москаля-чаривника’. Об эти пьесы долго игрались на сцен въ Малороссіи, а послдняя и въ столицахъ, гд она и до-сихъ-поръ остается единственнымъ малорусскимъ драматическимъ произведеніемъ, не сходитъ со сцены. И правду сказать: эта небольшая пьеса, сюжетъ которой заимствованъ изъ народной сказки, не встртила у насъ до-сихъ-поръ еще ничего такого, чтобы стало выше ея по достоинству, въ качеств простонародной комедіи. ‘Наталка’ очень любима въ Малороссіи, псни изъ нея распространились до того, что сдлались почти народными.

За Котляревскимъ явился другой талантливый писатель: Петръ Петровичъ Артемовскій-Гулакъ. Отъ него осталось только нсколько стихотвореній, но за-то они пріобрли чрезвычайную полярность, и можно встртить много малоруссовъ, знающихъ большую часть изъ нихъ наизусть. Подобно Котляревскому, и Артемовскій-Гулакъ сперва имлъ намреніе посмшить, позабавить — и началъ пародіями на оды Горація, приспособляя воззрнія римскаго поэта къ понятіямъ малорусскихъ поселянъ. Изъ написанныхъ имъ, кром того, стихотвореній, видное мсто занимаетъ ‘Панъ Твардовскій’, баллада. Сюжетъ ея тотъ же, что и въ баллад съ такимъ же названіемъ, написанной по-польски Мицкевичемъ, но малорусскій варіантъ отличается большею образностью и народнымъ комизмомъ, чмъ польскій. Изъ нсколькихъ басенъ, написанныхъ имъ, ‘Панъ та собака’, по художественности, по глубин мысли и народному колориту, занимаетъ высокое мсто, тмъ боле, что она выражаетъ болзненное, но сдержанное чувство народа, безводно терпвшаго произволъ крпостничества. Артемовскій-Гулакъ былъ рдкій знатокъ самыхъ малйшихъ подробностей народнаго быта и нравовъ, и владлъ народною рчью въ такомъ совершенств, выше котораго не доходилъ ни одинъ изъ малорусскихъ писателей. Нельзя не видть, что этотъ истинно-талантливый писалтель рано покинулъ свое поприще. Въ старости онъ снова было обратился къ нему, но послднія его произведенія далеко уступаютъ первымъ. Время тридцатыхъ и начала сороковыхъ годовъ настоящаго столтія ознаменовалось появленіемъ произведеній Григорія едоровича Квитки, писавшаго подъ именемъ Основьяненка. Квитка началъ свою литературную дятельность на малорусскомъ язык уже въ преклонныхъ лтахъ, постоянно проживая на хутор близь Харькова, въ общеніи съ народомъ. Кром повстей, писанныхъ по-русски и помщенныхъ въ ‘Современник’ и ‘Отечественныхъ Запискахъ’, Квитка по-малорусски написалъ двнадцать повстей (Салдацькый натретъ, Маруся, Мертвецькый велыкъ-день, Добре роби — добре и буде, Конотопська вдьма, Отъ тоби и скарбъ, Козырь-дивка, Перекоти-поле, Сердешна Оксана, Пархимове сниданне, Божи дити, Щира любовь {Послдніе дв почему-то не вошли въ послднее изданіе его литературныхъ сочиненій, но мы когда-то читали ихъ, получивъ отъ самого автора въ рукописи, изъ повсти ‘Щиралюбовь’ Квитка потомъ составилъ драму, которая, по достоинству, много уступаетъ повсти того же содержанія.} и пять драматическихъ произведеній (Шельменко-писарь, Шельменко-деньщыкъ, Сватанье на Гончаривци, Щира любовь, Бой-жинка, послдняя не была напечатана, но игралась на харьковской сцен). Трудно опредлить превосходство одной его повсти предъ другою, потому-что каждая иметъ свои достоинства и представляетъ то ту, то другую сторону народнаго быта, нравовъ и взглядовъ. Если въ ‘Солдатскомъ портрет’ Квитка, описывая сельскую ярмарку, рисуетъ простодушіе поселянина до того комически, что возбуждаетъ смхъ въ самомъ серьозномъ читател, то въ ‘Марус’, ‘Сердечной Оксан’ и ‘Божьихъ дтяхъ’, при разнообразіи отношеній и положеній, выражаетъ такую полноту, глубину и нжность народнаго чувства, что выжимаетъ слезу у самого веселаго и безпечнаго. Въ повстяхъ ‘Конотопська видьма’, ‘Отъ тоби скарбъ’, ‘Мертвецькій велыкъ день’ онъ выставляетъ самыя затйливыя фантастическія представленія, въ повстяхъ ‘Добре роби — добре и буде’, ‘Перекоти-поле’ — изображаетъ народныя нравственныя понятія, въ ‘Козырь-дивк’ выводитъ отношенія, въ которыхъ народная сельская жизнь сталкивается съ властью и администраціею, и везд является онъ врнымъ живописцемъ народной жизни. Едва ли кто превзошолъ его въ качеств повствователя-этнографа, и въ этомъ отношеніи онъ стоитъ выше своего современника Гоголя, хотя много уступаетъ ему въ художественномъ построеніи. Изъ его драматическихъ произведеній, комическая оперетка ‘Сватанье на Гончаровк’ отличается врнымъ и талантливымъ изображеніемъ домашнихъ нравовъ подгороднаго народа, пьеса эта имла большой успхъ на харьковской сцен и въ другихъ мстахъ, а также во Львов. Черезъ-чуръ мстный интересъ этой пьесы не далъ ей мста на столичной сцен, но, кажется, недостатокъ артистовъ, знающихъ малорусскій языкъ и малорусскую жизнь на столько, чтобы исполнить эту пьесу, былъ главною причиною непоявленія ея на столичной сцен. Нсколько лтъ тому назадъ ‘Сватанье» было исполнено любителями въ Пассаж и было встрчено съ большимъ восторгомъ. Квитка имлъ громадное вліяніе на всю читающую публику въ Малороссіи, равнымъ образомъ и простой, безграмотный народъ, когда читали ему произведенія Квитки, приходилъ отъ нихъ въ восторгъ. Не помшали успху твореній талантливаго писателя ни литературные пріемы, черезъ-чуръ устарлые, ни то, что у него господствуетъ слободское нарчіе, отличное отъ нарчія другихъ краевъ Малороссіи. Не только въ русскихъ юго-западныхъ губерніяхъ, но и въ Галиціи, гд нарчіе уже значительно разнится въ мелочахъ отъ харьковскаго, сочиненія его читались съ наслажденіемъ, какъ свое родное. Великорусскіе критики упрекали его въ искуственной сантиментальности, которую онъ будто навязываетъ изображаемому народу, но именно у Квитки какъ этого, такъ и ничего навязываемаго народу — нтъ, незаслуженный упрекъ происходитъ оттого, что критики не знали народа, который изображалъ малорусскій писатель.

Одновременно съ Квиткою писали стихотворенія по малорусски: Гребенка, Боровиковскій, Аанасьевъ-Чужбинскій, Метлннскій (Амировій Могила), Писаревскій, Петренко, Корсунъ, Щоголевъ и др. Вс они были боле или мене люди не бездарные, но никто изъ нихъ не обладалъ талантомъ на столько, чтобы составить эпоху въ молодой литератур. Это суждено было Тарасу Григорьевичу Шевченк.

До Шевченки малорусская литература ограничивалась изображеніемъ народнаго быта въ форм повстей и разсказовъ, отчасти въ форм драмы, или стихотвореніями въ народномъ тон. Самъ Квитка, съ его умніемъ воспроизводить народную жизнь, не шолъ дале простого изображенія. Выраженныя имъ чувства и воззрнія народа ограничиваются тмъ, что дйствительно можно было талантливому наблюдателю подмтить во вншнемъ проявленіи у народа — и только. Народъ у Квитки не сметъ подняться выше обычныхъ условій, если, иногда, онъ и заговариваетъ о своей боли, то очень не смло, и не дерзаетъ помышлять ни о чемъ лучшемъ. Народность Квитки, какъ и вообще тогдашнихъ народо-изобразителей — это зеркало наведенное на народный бытъ, по мр того, каково это зеркало — въ немъ, съ большею или меньшею врностью и полнотою, отражается то, что есть въ данный моментъ. Но Шевченко былъ самъ простолюдинъ, тогда-какъ другіе боле или мене были паны и паничи, любовавшіеся народомъ, иногда и дйствительно любившіе его, но въ сущности, по рожденію, воспитанію и стремленіямъ житейскимъ, не составлявшіе съ народомъ одного цлаго. Шевченко въ своихъ поэтическихъ произведеніяхъ выводитъ на свтъ т!’, что лежало глубоко на дн души у народа, несмя, подъ тягостію вншнихъ условій, показаться — то, что народъ только смутно чувствовалъ, но не умлъ еще облечь въ ясное сознаніе. Поэзія Шевченки — поэзія цлаго народа, но не только та, которую самъ народъ уже проплъ въ своихъ безыменныхъ твореніяхъ, называемыхъ пснями и думами: это такая поэзія, которую народъ самъ бы долженъ былъ запть, если бы съ самобытнымъ творчествомъ продолжалъ дале пть непрерывно посл своихъ первыхъ псенъ, или, лучше сказать, это была та поэзія, которую народъ дйствительно заплъ устами своего избранника, своего истинно-передового человка. Такой поэтъ какъ Шевченко есть не только живописецъ народнаго быта, не только воспватель народнаго чувства, народныхъ дяній — онъ народный вождь, возбудитель къ новой жизни, пророкъ. Стихотворенія Шевченки не отступаютъ отъ формы и пріемовъ малорусской народной поэзіи: он глубоко малорусскія, но въ то же время ихъ значеніе никакъ не мстное: он постоянно носятъ въ себ интересы общечеловческіе. Шевченко не только малорусскій простонародный поэтъ, но вообще поэтъ простого народа, людской громады, подавленной издавна условіями общественной жизни, и вмст съ тмъ чувствующей потребность иныхъ условій и уже начинающей къ нимъ стремиться, хотя еще и не видящей врнаго исхода, а потому нердко впадающей въ отчаяніе, грустной даже и тогда, когда ей въ душу заглядываетъ упованіе далекаго будущаго. ‘Мы вруемъ твоему слову, о Господи!’ восклицаетъ въ одно’ изъ своихъ стихотвореній малорусскій нівецъ: ‘возстанетъ правда, возстанетъ свобода, и Теб Единому поклонятся вс народы во-вки, но пока еще текутъ рки, кровавыя рки!’ Понятно, что крпостное иго, тяготвшее надъ народомъ, встрчало въ Шевченк ожесточенное негодованіе. ‘Видишь ли — говоритъ онъ въ другомъ своемъ произведеніи — въ этомъ ра снимаютъ съ калки заплатанную свитку для того, чтобы одть недорослыхъ княжичей, тамъ распинаютъ вдову за подати, берутъ въ войско единаго сына, единую подпору, тамъ подъ плетнемъ умираетъ съ голода опухшій ребенокъ, тогда-какъ мать жнетъ на барщин пшеницу, а тамъ опозоренная двушка, шатаясь, идетъ съ незаконнымъ ребенкомъ: отецъ и мать отреклись отъ нея, чужіе не принимаютъ ее, нищіе даже отворачиваются отъ нея… а барчукъ… онъ не знаетъ ничего: онъ съ двадцатою по счёту (любовницею) пропиваетъ души. Видитъ ли Богъ изъ-за тучъ наши слёзы, горе? Видитъ и помогаетъ намъ столько же, сколько это вковчные горы, покрытыя человческою кровію!’ Не удивительно, что, живя и дйствуя, въ періодъ строжайшаго сохраненія существующаго порядка, малорусскій поэтъ, дерзнувшій открыть завсу тайника народныхъ чувствъ и желаній и показать другимъ то, что гнётъ и страхъ пріучили каждаго закрывать и боязливо заглушать въ себ, осужденъ былъ судьбою на тяжолыя страданія, которыхъ отголоски рзко отозвались въ его произведеніяхъ. Быть-можетъ, съ-тхъ-поръ какъ народъ освободился отъ одного изъ бременъ, лежавшихъ на немъ — крпостного рабства, съ-тхъ поръ какъ Россія вообще уже вступила на путь преобразованій, такой поэтъ, какъ Шевченко, не можетъ повториться, дальнйшія улучшенія въ жизни народа, дальнйшее его развитіе должны происходить посредствомъ умственнаго труда и гражданской доблести, а не поэтическихъ возбужденій, иные предметы, иные пріемы будутъ вдохновлять грядущихъ поэтовъ, но для Шевченки навсегда останется мсто въ плеяд великихъ пвцовъ славянскаго міра. Въ художественныхъ пріемахъ онъ уступаетъ такимъ поэтамъ нашего времени, какъ Пушкинъ и Мицкевичъ, какъ уступалъ имъ вообще но воспитанію, хотя этотъ недостатокъ и значительно восполнялся силою его творческаго генія, но по животворности его идей, по благородству и всеобъемлемости чувства, по естественности и простот — Шевченко превосходитъ ихъ. Его значеніе въ исторіи — не литературы, не общества, а всей массы народа. Если новыя условія жизни, великіе перевороты и цлый рядъ иного рода событій унесутъ съ лица земли малорусскую народность, исторія обратится къ Шевченк всегда, когда заговоритъ не только объ угаснувшей малорусской народности, но и вообще о прошлыхъ судьбахъ русскаго народа. Если, когда-либо потомки долго страдавшаго, униженнаго, умышленно содержимаго въ невжеств мужика, будутъ пользоваться полною человческою свободою и плодами человческаго развитія, судьбы прожитыя ихъ прародителями не угаснутъ въ ихъ воспоминаніяхъ, а вмст съ тмъ они съ уваженіемъ будутъ вспоминать и о Шевченк, пвц страданій ихъ предковъ, искавшемъ для нихъ свободы — семейной, общественной, духовной, вмст съ ними и за нихъ терпвшемъ душою и тломъ, мыслію и дломъ.

Одновременно съ Шевченкомъ писалъ по малорусски Пантелеймонъ Александровичъ Кулишъ, столько же талантливый повствователь, сколько и превосходный этнографъ. Его ‘Записки о Южной Руси’ могутъ служить лучшимъ образчикомъ этнографическихъ трудовъ. Изъ числа писанныхъ имъ повстей, по нашему мннію, первое мсто занимаетъ историческій романъ ‘Чорна рада’. По художественности и врности картинъ, это одно изъ лучшихъ произведеній въ своемъ род вообще въ русской литератур и единственное въ малорусской. Языкъ Кулиша отличается благородствомъ и старательною отдлкою: вообще видно постоянное стремленіе поднять его уровень и сдлать доступнымъ для предметовъ и понятій, стоящихъ выше быта поселянина. Кром прозы, Кулишъ пробовалъ писать и стихи, которые плавны и звучны, но по сил вдохновенія далеко уступаютъ Шевченковымъ.

Въ 1857 году выступила на литературное поприще женщина-писательница, подъ псевдонимомъ Марка-Вовчка. Ея небольшіе разсказы изъ народной жизни, изданныя въ свтъ подъ общимъ названіемъ ‘Оповиданья’, отличаются высокою художественностью построенія, глубиною мысли и чувства и врностію красокъ. Малорусская читающая публика отнеслась къ этимъ произведеніямъ съ большимъ сочувствіемъ и уваженіемъ.

Въ 1861—62 годахъ въ Петербург издавался Василіемъ Михайловичемъ Блозерскимъ журналъ ‘Основа’, посвященный Малороссіи. Кром разныхъ статей, относящихся къ малороссійскому краю въ историческомъ, этнографическомъ, экономическомъ и статистическомъ отношеніяхъ, журналъ этотъ наполнялся многими повстями, разсказами, стихами и замтками, писанными по малорусски и вызвалъ въ литературной дятельности нсколько даровитыхъ писателей, какъ напримръ: Глбова, Чайку, Нечуй-Вітра, Олексу Стороженка, Руданскаго, Кулика, Кухаренка, Мордовцева, Номиса, Носа, Олельковича и другихъ. Разсказы Олексы Стороженка, изданные впослдствіи особо въ двухъ томахъ, очень замчательны по талантливому изображенію малорусскаго быта, превосходному языку и народному юмору.

Но журналъ ‘Основа’, давшій безспорно большой толчокъ литературной малорусской дятельности, не могъ долго существовать по малости подписчиковъ, что, во всякомъ случа, указывало на недостатокъ сочувствія въ высшемъ класс Малороссіи. Это одно уже, кром другихъ соображеній, указывало, что для малорусской письменности нуженъ иной путь. Изобразительно-этнографическое направленіе исчерпывалось, въ эпоху, когда все мыслящее думало о прогресс, о движеніи впередъ, о расширеніи просвщенія, свободы и благосостоянія, оно оказывалось слишкомъ узкимъ, простонародная жизнь, представлявшаяся прежде обладающею несмтнымъ богатствомъ для литературы, съ этой точки зрнія, являлась, напротивъ, очень скудною: въ ней не видно было движенія, а если оно въ самомъ дл и существовало, то до такой степени медленное и трудно уловимое, что не могло удовлетворять требованіямъ скорыхъ, плодотворныхъ и знаменательныхъ улучшеній, какими занята была мыслящая сила общества. Стихотворство еще меньше возбуждало интереса. Буйные витры, степовня могилы, козаки, чумаки, чорнобриви дивчата, зозули, соловейки, барвинковые виночки и прочія принадлежности малорусской поэзіи становились избитыми, типическими, опошлелыми призраками, подобными античнымъ богамъ и пастушкамъ псевдоклассической литературы, или сантиментальнымъ романамъ двадцатыхъ годовъ, наполняющихъ старые наши ‘Новйшіе псенники’. Поднимать малорусскій языкъ до уровня образованнаго, литературнаго въ высшемъ смысл, пригоднаго для всхъ отраслей знанія и для описанія человческихъ обществъ къ высшемъ развитіи — была мысль соблазнительная, но ея несостоятельность высказалась съ перваго взгляда. Языкъ можетъ развиваться съ развитіемъ самаго того общества, которое на немъ говоритъ, но развивающагося общества, говорящаго малороссійскимъ языкомъ, несуществовало, т немногіе, въ сравненіи со всею массою образованнаго класса, которые, ставши на степень высшую но развитію отъ простого народа, любили малорусскій языкъ и употребляли его изъ любви — т уже усвоили себ общій русскій языкъ: онъ для нихъ былъ родной, они привыкли къ нему боле чмъ къ малорусскому, и какъ по причин большаго своего знакомства съ нимъ, такъ и по причин большей развитости русскаго языка предъ малорусскимъ, удобне обращались съ первымъ, чмъ съ послднимъ. Такимъ образомъ въ желаніи поднять малорусскій языкъ къ уровню образованныхъ литературныхъ языковъ было много искуственнаго. Кром того, сознавалось, что общерусскій языкъ никакъ не исключительно великорусскій, а въ равной степени и малорусскій. И въ самомъ дл, если онъ, по формамъ своимъ, удалялся отъ народнаго малорусскаго, то въ то же время удалялся, хоть и въ меньшей степени, отъ народнаго великорусскаго, то былъ общій недостатокъ его постройки, но въ этой построй къ участвовали также малоруссы. Какъ бы то ни было, во всякомъ случа — языкъ этотъ былъ не чуждъ уже малоруссамъ, получившимъ образованіе, въ равной степени какъ и великоруссамъ, и какъ для тхъ такъ и для другихъ представляя одинако готовое средство къ дятельности и поприщ наукъ, искуствъ, литературы. При такомъ готовомъ язык, творя для себя же другой пришлось бы создать языкъ непремнно искусственный, потому-что, за неимніемъ словъ оборотовъ въ области знаній и житейскомъ быту пришлось бы ихъ выдумывать и вводить предумышленно. Какъ бы ни любили образованыя малоруссы языкъ своего простого народа, какъ бы ни рвались составить съ нимъ единое тло, все-таки, положа руку на сердце, пришлось имъ сознаться, что простонародный языкъ Малороссіи — уже не ихъ языкъ, что у нихъ уже есть другой, и собственно для нихъ самихъ: нужно двухъ разомъ.

Приходя къ такимъ выводамъ, малоруссы, сображаясь съ господствовавшимъ въ т годы общимъ стремленіемъ распространять всми возможными средствами просвщеніе, находили, что выработанный до извстной степени народный малорусскій языкъ можетъ послужить превосходимъ двигателемъ общенароднаго образованія и принялись писать по-малорусски элементарныя научныя книги, съ цлію ознакомленія народа а плодами образованности. Такимъ образомъ написана была книга, гд давались элементарныя понятія о природ, подъ названіемъ: ‘Де що проспитъ Божій’, изданъ былъ первый выпускъ священной исторіи и ариметика. Изготовлено было въ разныхъ мстахъ два перевода святого Евангелія. Были и другія работы. Мысль эта нашла великое сочувствіе во всхъ концахъ малорусскаго міра. Выпускъ священной исторіи, мене чмъ въ продолженіи полугодія, разошолся въ количеств боле шести тысячъ экземпляровъ. Но тутъ поднялись подозрнія, обличенія и обвиненія. Московская газета, поддерживаемая нкоторыми корреспондентами изъ Малороссіи, находила въ этомъ предпріятіи умыслы на отторженіе Малороссіи отъ русской имперіи, сродство съ польскими интригами, однимъ словомъ преступныя намренія. И вотъ — найдено было умстнымъ преградить всякій дальнйшій ходъ этому длу. То было въ 1863 году, съ-тхъ-поръ малорусская литература перестала существовать въ Россіи {Кое-какія произведенія, появлявшіяся съ этихъ поръ до настоящаго времени, проходили безслдно. Только опера ‘Запорожецъ за Дунаемъ’ хотя небогатая по содержанію, но сценичная, нравилась нсколько времени столичной публик, а потомъ была оставлена.}. Въ глазахъ ревнителей государственной цлости и народнаго единства Россіи, все писанное по-малорусски стало представляться признакомъ измны, мятежа, попытокъ къ разложенію отечества. Въ сущности же на дл не было и тни ничего подобнаго. Малоруссы, желавшіе ввести малорусскій языкъ въ первоначальное образованіе народа, не руководились никакими другими видами, кром убжденія, что языкъ природный, какъ говорится, всосанный съ материнскихъ молокомъ, былъ боле легчайшимъ средствомъ для передачи начатковъ образованія, чмъ тотъ, который былъ чуждъ народному уху, какъ по словамъ и оборотамъ, такъ и по выговору. Если было сочтено умстнымъ переводить священное писаніе съ церковно-славянскаго на русскій, то тмъ же самымъ казалось вполн умстнымъ перевести его по-малорусски, потому-что на русскомъ язык для малорусса оно мене понятно, чмъ на славяно-церковномъ. Никто не думалъ, чтобы первоначальное образованіе, полученное малоруссами на своемъ природномъ язык, могло изгнать и устранить изъ Малороссіи языкъ общерусскій, напротивъ, существовала увренность, что, получивъ нкоторыя свднія на своемъ нарчіи, малоруссъ съ большею охотою пожелаетъ читать по-русски и скоре научится русскому языку, пріобрвши уже до этого нкоторую подготовку и развитіе. Таковы были виды тхъ, которые проводили мысль о примненіи малорусскаго языка къ длу народнаго образованія, а не какіе-либо иные. Конечно, для тхъ, которые не считаютъ народнаго образованія первою насущною потребностію, которые не видятъ особенной бды въ томъ, если народъ долгое время, можетъ-быть столтіе и доле, будетъ коснть въ невжеств, важность народнаго нарчія въ дл первоначальнаго развитія не можетъ быть вопросомъ, но т, которые, не мене малоруссовъ, любителей своего народнаго слова, искренно, горячо желаютъ просвщенія, и расходятся съ послдними только въ томъ, что считаютъ возможнымъ дломъ для малорусскаго простолюдина легко и скоро получить первоначальное образованіе на литературномъ русскомъ язык, должны не ограничиваться одними теоретическими предположеніями, а познакомиться съ этимъ вопросомъ въ области опыта. Въ Малороссіи есть школы, и малоруссы учатся по русски, надлежитъ безпристрастно и точно разршить вопросъ: какъ широко подвинулось просвщеніе въ народной масс и легко ли оно достается? Разршеніе этого вопроса будетъ отвтомъ и на то: справедливы ли были малоруссы, хотвшіе употребить народное нарчіе орудіемъ легчайшаго распространенія просвщенія въ масс народа, или же они ошибались?

Н. Костомаровъ.

СБОРНИКЪЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙСЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

Читайте также:

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ