Малороссийские эмигранты при Петре Великом, Де-Пуле Михаил Федорович, Год: 1872 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 33 минут(ы)

МАЛОРОССЙСКЕ ЭМИГРАНТЫ ПРИ ПЕТР ВЕЛИКОМЪ

Наступающее двухсотлтіе со дна рожденія великаго преобразователя Россіи невольно возбуждаетъ воспоминаніе о его плодотворной дятельности, въ полнот всхъ ея частностей,— о свтлыхъ и темныхъ сторонахъ его характера, о его трудахъ и подвигахъ, о его сподвижникахъ, о борьб, которую онъ велъ во имя реформы, и о тхъ, кто противъ него ратоборствовалъ. Петръ Великій не только преобразователь Московской Россіи, но и творецъ Россіи новой, спаявшій окончательно Россію Малую съ Великой, Московской. Его борьба съ Карломъ XII-мъ, борьба не за жизнь или смерть реформы, окончилась въ Малороссіи, на поляхъ полтавскихъ, полтавская же битва безповоротно ршился вопросъ о сліяніи двухъ русскихъ народностей, сверной и южной. И на свер, и на юг русской земли, въ дл реформы, и въ вопрос о сліяніи, Петръ имлъ множество враговъ,— но больше, или, по крайней мр, боле сильныхъ на свер, чмъ на юг. Русскій югъ сталъ ршительно за него и присталъ къ свжимъ молодымъ силамъ русскаго свера, обезпечивъ, такимъ образомъ, многочисленную партію сверныхъ консерваторовъ, непримиримыхъ враговъ реформы. Партія южныхъ консерваторовъ, враговъ сліянія, группировавшаяся вокругъ Мазепы, была немногочисленна и крайне слаба, по этой-то конечно, причин о ней очень мало извстно. Въ настоящемъ очерк мы познакомимъ читателя съ одною изъ малороссійскихъ фамилій, противудйствовавшихъ, вмст съ Мазепою, Петру,— съ фамиліей Горленокъ, неугасшей и теперь, въ лиц мирныхъ землевладльцевъ Прилуцкаго узда Полтавской губерніи.

Фамилія Горленокъ принадлежитъ въ древнимъ аристократическимъ фамиліямъ Малороссіи, въ такъ-называемой полковой старшин, т.-е. полковникамъ, занимающимъ первое мсто посл генеральныхъ старшинъ, изъ которыхъ обыкновенно выбирались гетманы. Особенная извстность этой фамиліи начинается съ Лазаря Горленко, бывшаго прилуцкимъ полковникомъ въ гетманство Брюховецкаго. Лазарь Горленко становится извстнымъ съ того времени, когда Брюховецкій послалъ его (лтомъ 1665-го хода) въ Москву, къ царю Алексю Михайловичу, съ извстіемъ о разбитіи поляковъ подъ Блою-Церковью, русскими и калмыцкими войсками, высланными противъ нихъ изъ Канева. По смерти гетмана Брюховецкаго, Лазарь является горячимъ приверженцемъ Дорошенка, поборникомъ интересовъ войсковой (т.-е. полковой и генеральной) старшины, которая, естественно, не могла тянуть въ Москв, всегдашней защитниц поспольства, простого, чернаго народа, но въ 1675-мъ году, на Переяславской рад онъ, вмст со всею малороссійскою старшиною, участвуетъ въ избраніи гетмана Самойловича и увряетъ въ своей готовности служить великому государю. Такое непостоянство, обычное въ ту пору въ Малороссіи между старшиной, не имло, впрочемъ, никакого вліянія на благосостояніе прилуцкаго полковника.

Лазарь Горленко, вмст съ своими товарищами, еще при Брюховецкомъ, воспользовался милостями царя, пожаловавшаго всхъ полковниковъ, есауловъ, обознаго и судью въ московскіе дворяне, а первымъ, сверхъ того, по селу. ‘Его царское величество, говорится въ грамот, пожаловалъ Прилуцкаго полковника, Лазаря Горленка, за его многія службы, въ прилуцкомъ полку село Ольшаное, въ которомъ 50 дворовъ крестьянскихъ, со всми угодій, опричь казачихъ дворовъ и земель, и два вешняка (мельницы весеннія, работающія въ полую воду). И оному полковнику Горленку тмъ селомъ Ольшаномъ, со крестьяне и со всми угодій, опричь казачихъ дворовъ и земель, и вешняками, владть и доходы съ нихъ надлежащіе имать. Этимъ пожалованнымъ имніемъ Лазарь Горленко владлъ безспорно до своей смерти, послдовавшей въ 1689-мъ году. У Лазаря было четыре сына: Петръ, Степанъ, Дмитрій и неизвстный по имени. Старшій, Петръ, женатый два раза, умеръ при жизни отца. У него былъ сынъ Василій, прозванный Паливодой, и дочь, выданная замужъ за Гарнушу, потомъ вдоввшая и поступившая въ черницы. Василій Паливода недолго пережилъ дда. Степанъ былъ женатъ на панни Гамалевой (имя неизвстно) и кажется не плъ дтей. Третій сынъ, Дмитрій, былъ женатъ на Маріи (?) имлъ 6 или 7 дтей. Отъ четвертаго (а, можетъ быть, и третьяго) осталось потомство, въ лиц сына его Якима. Кром пожалованныхъ имній, Лазарь Горленко, въ свое 30-ти-лтнее управленіе прилуцкимъ полкомъ, нажилъ большое богатство, состоявшее въ хуторахъ, мельницахъ, лсахъ, садахъ и поляхъ. Значительная часть этого имнія была роздана имъ на ‘государство (на обзаведеніе своимъ хозяйствомъ или приданое) дтямъ, внукамъ и падчериц, но Петръ, женатый два раза и два раза получившій ‘вспоможенье на государство’, и сынъ его Паливода прокутили доставшіяся имъ части, тмъ не мене, по смерти Лазаря, имніе Горленокъ было одно изъ богатйшихъ въ Малороссіи.

Оставшаяся посл смерти Лазаря вдова и старшій сынъ Степанъ просили великихъ государей о подтвержденіи правъ на ихъ имнія, въ вчное владніе, жалованною грамотою. ‘И ихъ царское величество пожаловали, за службы мужа ея, Ефросиніи, Степанова отца, Лазаря Горленко,— повелли имъ вышепомянутымъ селомъ Ольшаномъ и двумя мельницами, вешняками и со всми къ нимъ принадлежащими угодьи, которыя въ прежней жалованной грамот написаны, тако-жъ и купленными ихъ грунтами и мельницами, въ узд Прилуцкомъ обртающимися со всми угодьи, буде спору не будетъ, владть и всякіе порядки употреблять. И быть, тому селу и купленнымъ ихъ грунтамъ за ними въ вотчин. А для вчнаго владнія ей, Афросиніи, и сыну ея Степану, и жен его Степановой, и дтямъ, и внучатамъ, и правнучатамъ и кто по немъ роду его будетъ, сею ихъ царскаго величества жалованною грамотою утвердить повелли’. Но Степанъ вскор умеръ, тогда мать его, Евфросинія, сказала меньшому сыну (четвертый, отецъ Якима, вроятно, умеръ еще ране) Дмитрію:— ‘Сину! старайся ты своими грошми за душу братнюю по монастырямъ сорокоусти поплатити, а я що мю въ грошахъ готовими, на тоей мн для души и за душу будетъ потреба, а вгрунти, якіе на небожчика (покойнаго) брата твоего Стефана спадали, по смерти моей некому иншому, тилько теб и дтемъ твоимъ мютъ бути.’

Этому третьему сыну Лазаря Горленка суждено было пріобрсти громкую извстность, съиграть боле важную роль, чмъ ту, которую игралъ его отецъ. Дмитрія Горленка мы встрчаемъ прилуцкимъ полковникомъ при, Петр -мъ, во время гетманства Мазепы. Въ званіи наказнаго атамана, онъ находился при царскомъ войск въ Гродно, командуя своимъ и кіевскимъ полками, и одинъ изъ первыхъ началъ возбуждать Мазепу противъ Петра и русскихъ, вмст съ генеральнымъ обознымъ Ломиковскимъ и полковниками Миргородскимъ и Лубенскимъ, онъ, посл казни Кочубея и Искры, настойчиво требовалъ отъ колеблющагося Мазепы принять сторону Карла XII. Быть можетъ, личное оскорбленіе тогдашнихъ великорусскихъ начальныхъ людей, на что жаловался Горленко гетману, всего же вроятне страхъ лишиться своихъ богатствъ, сражаясь съ Петромъ противъ Карла XII-го, торжество котораго тогда не одному Горленк казалось неизбжнымъ, а тмъ боле желательнымъ, что съ нимъ соединялась протекція польскаго короля-претендента, Станислава Лещинскаго, и польскія шляхетскія привилегіи, крпко соблазнявшіе тогдашнюю малороссійскую аристократію,— только эти причины могутъ объяснить нетерпливость Горленка поскоре соединиться съ шведскимъ королемъ, приближавшимся въ Полтав, вообще можно сказать, что Ломиковскій и Дмитрій Горленко были главными подстрекателями гетмана Мазепы въ измн. Кажется, оба Горленка, Лаварь и Дмитрій, были отличными скопидомами и хозяевами, какъ, объ этомъ можно судить по оставшемуся посл нихъ имнію, о чемъ будетъ рчь впереди. Подобно отцу своему Лазарю, Дмитрій Горленко, за врность ‘своего служенія въ маестату монаршему’, былъ пожалованъ въ прилуцкомъ же полку селами Сергевною, Блошапвами, Яблуновицею, Ярошонвою и Бечорками, но, кром пожалованныхъ царями помстій и вотчинъ, они владли и другими имніями (грунтами) и значительными денежными капиталами. Съ гетманомъ Мазепой Дмитрій Горленко, какъ видно, постоянно находился въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ.

Въ эпоху измны Мазепы и ‘преславной Полтавской викторіи’ фамилію Горленокъ, кром Дмитрія, составляли слдующія лица: мать его Евфросинія, сынъ Андрей, женатый на дочери миргородскаго полковника Даніила Апостола, Марь Даниловн, другой сынъ, іеромонахъ Пахомій, и дв дочери, Агаія, бывшая замужемъ за Бутовичемъ, и Анастасія, монахиня, племянникъ Дмитрія, Акимъ Горленко, и единоутробная сестра его, дочь Евфросиніи отъ перваго брака съ Раковичемъ, также принадлежали въ этой фамиліи. Хотя мать, сестра и племянникъ не раздляли воззрній Дмитрія, но жена, зять и старшій сынъ Андрей, имвшій уже своихъ дтей, увлеклись его надеждами.

Дмитрій Горленко, кажется, крпко врилъ въ счастливую звзду Карла Х-го, потому что не послдовалъ примру своихъ товарищей, Апостола и компанейскаго полковника Галагана, возвратившихся въ Петру и получившихъ полное прощеніе, примръ собственнаго сына, Андрея, вроятно, по совту тестя его, Апостола, возвратившагося еще до полтавской битвы къ долгу врности, нисколько на него не подйствовалъ. До полтавской ‘баталіи’ Петръ Великій весьма благодушно относился къ измнившей ему малороссійской старшин и даже соглашался даровать прощеніе главному виновнику, Мазеп, противъ котораго былъ сильно раздраженъ, когда этотъ послдній, видя спокойствіе Малороссіи и преданность народа царю, ршился-было, въ юнц 1708 г., вступить съ нимъ въ сношенія. Еще находясь въ Глухов, въ грамот на имя новаго гетмана, Ивана Скоропадскаго, отъ 7-го ноября 1708-го г., Петръ 1 общалъ полное прощеніе Дмитрію Горленк и его товарищамъ, съ отпущеніемъ ихъ винъ, съ возвращеніемъ имъ прежнихъ ихъ чиновъ и маетностей, ежели только они въ теченіи мсяца, т.-е. до 7-го декабря, возвратятся въ войско и явятся въ гетману, въ противномъ же случа велно ихъ считать измнниками, и ‘лишить всхъ чиновъ и урядовъ при войск нашемъ запорожскомъ, такожъ и маетности ихъ и имнія, яко измнничье, опредляемъ отдавать за службы инымъ врнымъ въ войск нашемъ запорожскомъ, а женъ ихъ и дтей брать за караулъ и присылать къ намъ, великому государю, которые сосланы будутъ въ ссылку’.

Не воспользовавшись предлагаемой амнистіей, Дмитрій Горленко связалъ свою судьбу съ судьбою Мазепы, съ исходомъ войны Карла Х-го съ Петромъ I-мъ. Но полтавская битва, поразивъ на смерть шляхетскія притязанія малороссійской старшины, разрушила вс его надежды, и ему ничего не оставалось боле, какъ бжать съ своими протекторами сначала въ Молдавію, а потомъ въ Турцію. Онъ былъ свидтелемъ смерти Мазепы и комическаго избранія гетманомъ Орлика, на мсто котораго, быть можетъ, разсчитывалъ самъ, онъ видлъ какъ съ каждымъ днемъ рдли ряды малороссійскихъ эмигрантовъ, возвращавшихся на родину, но, несмотря на это, вмст съ Ломиковскимъ, старался препятствовать заключенію прутскаго мира и потомъ стремился къ его нарушенію. Малороссійскіе эмигранты начали, наконецъ, сноситься съ своими родственниками и возбуждать ихъ противъ Петра, но все это ни къ чему не приводило.

Мы видли, что сынъ Андрей его оставилъ, племянника и матери, умершей въ 1713-мъ г., на рукахъ старшей дочери, Раковичъ, совсмъ не было. Врными его спутниками въ изгнаніи боли жена, Марія, и зять Бутовичъ. Бантышъ-Каменскій и Маркевичъ увряютъ, что жена Дмитрія оставалась дома, а потомъ, вмст съ семействами другихъ бглецовъ, была отправлена въ 1712-мъ г. въ Москву, но что она была съ мужемъ въ первое время изгнанія, объ этомъ мы имемъ положительное свидтельство ихъ сына Андрея, оставившаго, какъ мы видли, вмст съ своею женою, отца и мать и возвратившагося къ войску: онъ прямо говоритъ: ‘я же, нижайшій, устороживши того измника Мазепа хитрости и измну, оставилъ ихъ, выше выраженнаго отца моего, зъ маткою и въ прочими свойственними, а самъ только одинъ съ женою, въ той непріятельской стороны, заховуючи истинную къ его и. в. врность, увойшолъ оттоль’. Значитъ, при уход Андрея, мать его жила съ отцомъ, и не было никакой причины этому послднему отпускать ее отъ себя, напротивъ,— отпустить было очень опасно, такъ какъ грамота Петра Скоропадскому, цитированная выше, угрожала смертною казнью всмъ бглецамъ, неявившимся въ 7-му декабря 1708-го г., кром того, извстно, что Мазепа положительно настаивалъ, чтобы его приверженцы брали съ собою женъ. Во всякомъ случа, какъ мы увидимъ ниже, жена Горленка съ 1715-го г.,— со дня возвращенія его на родину изъ Турціи, и по 1731-й г., когда его выпустили изъ московскаго ареста, жида дома, въ Прилук, а не въ ссылк, откуда ее едва ли бы отпустили. Какъ бы то ни было, но сынъ Дмитрія, Андрей Горленко ушелъ, несомннно, вопреки желанію отца, Андрей, какъ молодой человкъ, былъ мене виновенъ и, наконецъ, имлъ сильную поддержку въ своемъ тест, миргородскомъ полковник Апостол, котораго кажется любилъ самъ Петръ.

Положеніе отца, Дмитрія Горленка, было несравненно хуже: онъ, по всей справедливости могъ считаться главнйшимъ измнникомъ. Въ числ свойственниковъ, Андрей Горленко вроятно разумлъ сестру свою Агаью Бутовичъ съ ея мужемъ и, можетъ быть, кого-нибудь изъ дальнихъ малоизвстныхъ родныхъ, но не двоюроднаго своего брата, вышеупомянутаго Акима. Этотъ послдній, вмст съ теткою, Андрея, Раковичъ, воспользовавшись отсутствіемъ дяди, завладлъ большею частію ихъ имнія. Старуха Евфросинія, мать Дмитрія, по дряхлости лтъ и живя у дочери отъ перваго брака, какъ кажется, неладившей съ Дмитріемъ, немогла возбуждать подозрнія, а потому и была оставлена въ поко. Итакъ, отвергая ссылку женщинъ изъ фамиліи Горленокъ, которою однако же могли поплатиться жены другихъ за ‘прелестныя ухищренія измнника Мазепы’, ихъ мужей, мы, правда, не знаемъ, подробностей объ ихъ жизни, но несомннно одно, что по возвращеніи мужей своихъ въ Россію он жили на родин, въ Малороссіи, которую жена Дмитрія совсмъ не покидала, а жена Андрея оставила уже посл, и притомъ вмст съ мужемъ. Но мужьямъ, Дмитрію Горленк и его сыну, пришлось плохо.

Вотъ что разсказываетъ Андрей Горленко о своихъ похожденіяхъ: — ‘Я, нижайшій, хочай въ невол и по крайней нужд, прінужденъ булъ обртатись при отц и матц своей и свойственникахъ, въ сторон противной его императорскаго величества, однакъ устороживши измнника Мазепи хитрость и змну, оставя отца и матерь и свойственниковъ, самъ только въ женою въ тоей непріятельской сторони увойшелъ, еще въ масниц въ 1709-мъ г., и былъ я тамъ малое время, а не довольное (какъ утверждали его враги). И за возвращеніемъ, когда я прибылъ къ тестю своему, полковнику Миргородскому, въ мстечко Жовтву, при бытности тамъ же г-на Андрея Ивановича Ушакова и Дмитрія Ивановича Цепелева, то онъ (тесть) заразъ меня оттоія послалъ до его в. в-ства. И я, немогучи въ пути достигнуть, пріхалъ въ Воронежъ и тамъ былъ представленъ предъ лице его величества и пріятъ милостиво, безъ всякаго пороку, и получилъ жалованья сто рублей. И притомъ дано мн отъ свтлйшаго князя (Меншикова) письмо, по именному указу е. и. в., до гетмана Скоропатскаго’.,

Въ этомъ письм, отъ 22 марта 1709-го г., Меншиковъ писалъ слдующее: ‘Которыя ни есть на Украйн отца его (Андрея) и его самого маетности, вс отдать ему’. Вслдствіе этого письма, или приказанія Меншикова, еще до полтавской битвы, именно 29-го мая 1709-го года, гетманъ Скоропадскій издалъ универсалъ, по которому возвращались Андрею отцовскія помстья: ‘хочай (говорится въ универсал) за сообщеніе полковника Прилуцкаго, Дмитрія Горленка къ непріятельской сторон, отдалилисмо маетности его отъ него, однакъ, когда сынъ его, пененнаго полковника, панъ Андрей Горленко, отъ сторони измнничой отторгнувшися и оставивши отца своего, навернулся къ своимъ добрамъ, гд, освдчивши врность свою, общался и умрети за достоинство монаршее, щире и постоянно застановляючись противно непріятельской сторони, того ради, утверждаемъ ему села и грунти’. Села эти и грунты были возвращены, но не на долгое время. Они понадобились гетману Скоропадскому, который на основанія того, что Андрей Горленко былъ человкъ ‘подозрительный’, неблагонадежный, отнялъ у него вс эти помстья, оставивъ ему только одно село Ярошовку. Конечно, вслдствіе такой неблагонадежности, молодой Горленко былъ отправленъ имъ въ Москву вмст съ женою, гд цлыхъ пять лтъ онъ содержался подъ арестомъ. Въ какой годъ случился этотъ арестъ, и когда послдовало возвращеніе,— наши источники, фамильныя бумаги Горленокъ, объ этомъ не говорятъ, несомннно одно, что отецъ и сынъ, Дмитрій и Андрей Горленки, одновременно очутились въ изгнаніи, разрушившемъ, какъ увидимъ, ихъ экономическое благосостояніе. По тогдашнему малороссійскому обычаю, Дмитрій Горленко, женивъ сына (‘сочетавши въ бракъ малженскій’), кром серебра, движимости, стадъ овецъ и быдла (рогат. скотъ), надлилъ его слдующими ‘грунтами’: 1) дворъ въ Прилук, 2) хуторъ въ сел Ярошовк ‘съ ставомъ, млиномъ и полемъ’, 3) дуброва подъ Ярошовкою ‘въ ставкомъ’, 4) млинъ у Журовки, ‘о трохъ колахъ, на удаю стоячихъ’, 5) тамъ же два лса ‘ниже млиновъ лсовъ два’, 6) ‘лсъ пасювскій’, выше Радковщины, лежащій надъ Ичанкою, 7) гай ‘въ бщолами’ подъ Ичнею,

хуторъ подъ Прилукою, на Липинцахъ, называемый Боярщиной, 9) винокурня, называемая литвиновской, съ 4-мя казанами и садомъ. Кажется, эти отцовскіе грунты, данные Андрею на ‘господарство’ (обзаведеніе своимъ хозяйствомъ), были отняты не вс. Андрей съ семьею обыкновенно жилъ въ Прилук, въ выше названномъ двор, на которомъ, конечно, находился домъ.

Бантышъ-Каменскій и Маркевичъ единогласно свидтельствуютъ, что долго спустя посл прутскаго мира, царскіе послы въ Константинопол, Толстой и Шафировъ, почти цлый годъ уговаривали малороссійскихъ эмигрантовъ возвратиться на родину, общая имъ прощеніе государя, и что они почти цлый годъ колебались. Опасенія и колебанія были несомннно и, притомъ, очень сильныя: одинъ арестъ сына долженъ былъ крпко смущать Дмитрія Горленка, который несомннно стосковался по родин, но крпко боялся, потому что онъ сталъ главнымъ дйствующимъ лицомъ, препятствующимъ возвращенію изгнанниковъ, но еще несомннне, по свидтельству нашихъ источниковъ, что малороссійскіе эмигранты сами просили, и притомъ весьма усердно, о всепрощеніи, объ ‘амнстіи’. Что за нихъ были усердными ходатаями царскіе послы въ Турціи, Толстой и Шафировъ, фельдмаршалъ Шереметевъ, кіевскій губернаторъ кн. Д. М. Голицынъ, имъ доброжелательствующіе,— это нисколько не исключаетъ необходимости, со стороны изгнанниковъ, просьбъ о ходатайств передъ великимъ царемъ. Какъ бы то ни было, но въ ‘амнистіяхъ’, подписанныхъ чрезвычайными и полномочными послами, подканцлеромъ барономъ Петромъ Шафировымъ и тайнымъ совтникомъ Петромъ Толстымъ, вотъ что написано въ 1-мъ пункт:— ‘Просили бывшіе во время измны прелестьми его Мазепы заведенные, полковникъ Прилуцкій Дмитрій Горленко, дабы имъ, такоже и другимъ, исходатайствовать его царскаго величества амнистію и милосердое прощеніе всхъ ихъ винъ. Того ради, силою е. ц. в. даннаго имъ имянного указу, объявляютъ не токмо ему, Горленк, по и другимъ (всмъ) безъ изъятія: въ какомъ бы кто тяжкомъ преступленіи (ни) обртались, амнистію, т.-е. забвеніе и прощеніе всхъ ихъ винъ, и обнадеживаютъ не только безопасными въ живот, но и отъ укоризны изъятыми и свободными’.

Въ тхъ же самыхъ выраженіяхъ писалъ фельдмаршалъ Б. П. Шереметевъ. Вотъ что говорится отъ имени кіевскаго губернатора: ‘Которые прелестью Мазепы, или обманомъ, какъ г-да полковники, такъ генеральная старшина и прочіе, отъ страны его величества отлучены (понеже ихъ совсть и врность возбудили подъ протекцію и покровъ е. в. прійти), просили полковникъ Прилуцкій Дмитрій Горленко, чрезъ г-дъ полномочныхъ министровъ, о своей безопасности. Того ради, онъ (кн. Д. М. Голицынъ) е. в. указомъ увряетъ, и христіанскимъ сумнніемъ обнадеживаетъ, и пріемлетъ ихъ на сумнніе христіанское и на свои руки, чтобъ ихъ ничмъ неврежденныхъ сохранить’. Таковы были увренія и обнадеживанія, но слдующее современное извлеченіе изъ письма Шафирова, неизвстно къ кому адресованное, должно было крпко смутить Дмитрія Горленко, уже начавшаго дло о возвращеніи на родину, смирившагося передъ великимъ царемъ, которому было знакомо великодушіе, но не слабость: — ‘О полковник бывшемъ Прилуцкомъ Горленк съ его компаніею инако не возмогли у его царскаго величества исходатайствовать, кром того, что изволилъ указать имъ нын жити въ Москв, а не въ Украйн. Но въ томъ ваше сіятельство можете ихъ врно ассекуровать, что оные всесовершенно и весьма отнюдь ни въ чомъ истязаны не будутъ и останутся во здравіяхъ ихъ цлы, такожъ и съ Москвы никуда не пошлются, но будутъ имть пребываніе въ оной, и халибъ безъ всякаго сумнительства. И тако, могутъ оные пребываніе свое имть свободно. Но что оный Горленко упоминался о маетностяхъ своихъ, чтобы паки ему были возвращены, на то его величество нын не соизволилъ, однакожъ и изъ. оныхъ могутъ впредь на пропитаніе что (нибудь) получить, а нын вдругъ всего сдлать не возможно’. Письмо это, вроятно, было получено передъ самымъ отъздомъ изъ Константинополя, а, быть можетъ, даже во время пути на родину, и могло быть передано Шереметевымъ или Голицынымъ.

Какъ бы то ни было, корабли были сожжены, оставаться въ Турціи было не для чего, надяться — не на кого: пришлось утшаться мыслью, что, дйствительно, ‘всего вдругъ сдлать нельзя’ и — продолжать путь. Были ли въ это время сношенія между отцомъ и сыномъ,— наши источники не говорятъ, но несомннно были, и старый Горленко могъ утшаться тмъ, что если ему ничего не даютъ, то общали все отдать, хотя еще и не отдавали, его юному сыну, Андрею. Избавленіе отъ укоризнъ, попрековъ измною, прозваніемъ Мазепинцами, Мазепами, не составляло какой-нибудь особой привилегіи для Дмитрія Горленка: мы встрчаемся съ такимъ общаніемъ уже въ другой разъ. 11-го марта 1710-го г., Петръ Великій издалъ манифестъ о запрещеніи длать обиды всякаго рода и называть ‘людей малороссійскаго народа’ изм&#1123,нниками. Называли, несомннно, не одни ‘всякихъ чиновъ великороссійскіе люди’, но и малороссійское посольство, простые казаки и крестьяне,— такъ было глубоко-антинаціонально дло Мазепы и его приверженцевъ, проигранное подъ Полтавою.

Въ числ пяти человкъ эти приверженцы, посл шестилтняго добровольнаго изгнанія, возвращались на родину. То были: Дмитрій Горленко съ своимъ зятемъ Бутовичемъ, Михаилъ Ломиковскій, Иванъ Максимовичъ, писарь Орлика и канцеляристъ Антоновичъ. Они прибыли домой не позже февраля 1715-го года и разновременно являлись въ Глуховъ, новую резиденцію гетмана (а не въ апрл, какъ увряетъ Бантышъ-Каменскій и вслдъ за нимъ Маркевичъ). Какъ знатнйшій изъ эмигрантовъ (Орликъ ушелъ съ Карломъ Х-мъ въ Швецію), Дмитрій Горленко привезъ съ собою войсковую печать и котлы, которые потомъ вручилъ гетману Скоропадскому. Вопреки ошибочному показанію Бантышъ-Каменскаго о немедленномъ отправленіи въ Москву прибывшихъ малорссійскихъ эмигрантовъ, имъ пришлось пробыть дома не мене четырехъ мсяцевъ, по крайней мр главному герою нашего разсказа, которому хотлось устроить свои имущественныя дла и побывать въ Кіев, помолиться въ св. Кіевопечерской лавр и повидаться съ милымъ своимъ сыномъ Пахоміемъ, смиреннымъ инокомъ этой обители, котораго не касались бури, волновавшія мятежную жизнь отца и брата. Дмитрій Лазаревичъ исполнилъ это желаніе своего сердца и, умиленный, общалъ печерскимъ отцамъ оставить тысячу золотыхъ на поминъ за свою гршную душу, что онъ ‘того же часу писаніемъ моимъ превелбнихъ отъ Богу отцевъ печерскихъ обнадежитъ’. Скоропадскому, понятно, хотлось поскоре сбыть съ рукъ безпокойнаго гостя: кром своей оффиціальной обязанности представить его въ Москву, согласно высочайшему повелнію, гетманъ, какъ увидимъ, былъ неправъ противъ Горленка въ имущественныхъ длахъ, но тяжкая болзнь, горячка, долго удерживала его дома. Устроивая свои имущественныя дла, старый Горленко всячески старался оттянуть свой отъздъ въ Москву. Сохранились четыре письма къ нему гетмана Сюропадскаго, относящіяся до этой поздки, изъ которыхъ одно ли приведемъ въ подлинник:

‘Мой ласкавій пріятелю, пане Горленку!

‘Повернувшійся въ Прилуки, посиланній до вашей милости капитанъ учинилъ намъ такую реляцію, же в. м. слава Богу, одъ болзни горячки получилъ ослабу, тилько на ногу болзнуешь, для которой любо въ трудности) в. м. въ мстца заразъ рушитися. Однакъ пилно жадаемъ, абы съ в. м. разсуждаючи, умедленное монаршаго Царскаго пресвтлаго величества указу исполненіе, не наволхъ на себе въ томъ гнву и на насъ пороку. И, якъ возможно положивши въ дальшой своего здорова поправъ надежду на Господа Бога, немедленно прізжай къ намъ въ Глуховъ, для позду къ Москв. А мы объявляемъ в. м. же: пановъ Максима Максимовича Ломиковскаго и Антоновича, передомъ сего находящаго 15 числа, виправимъ туда, до Москвы, недожидаючись сюда, въ Глуховъ, прибитія в. м-ина. Притомъ зняимъ ему жь добраго отъ Господа Бога здоровя. Въ Глухова, року 1715 (мсяца и числа нтъ).

‘В. м. зичливій пріятель,
Ивань Скоропадскій, гетманъ войска его царскаго
пресвтлаго величества запорожскаго.

Надпись на конверт: ‘Моему ласковому пріятелеви, пану Димитрію Горленку, знатному товарищеви войскому. Пилно подати’.

— на той сторон, гд гетманская печать: ‘Повторни о вызду къ Москв’.

Большія перемны нашелъ Дмитрій Горленко на родин, посл шестилтняго изъ нея отсутствія. Появились великорусскіе помщики, ‘москали’, какъ, напримръ, Меншиковъ и баронъ Шаферовъ, которому отданы были имнія Ломиковскаго. При боку гетманскомъ (а latere) появились царскіе легаты, резиденты, безъ согласія съ которыми гетманъ ничего не могъ длать, полковники потеряли прежнее свое значеніе: власть ихъ въ полку, надъ полковою старшиною, была ограничена во всемъ и подчинена вол гетмана, т.-е. царскаго резидента. Словомъ, старый малороссійскій порядокъ, установившійся вками и, по окончаніи борьбы съ Польшей за племенное и религіозное существованіе, начинавшій выдлять сильную, могущественную аристократію,— порядокъ, горячимъ приверженцемъ котораго былъ Дмитрій Лазаревичъ Горленко,— видимо начиналъ распадаться, подъ вліяніемъ новыхъ, московскихъ, правительственныхъ распоряженій, правда, очень нелегкихъ, не рдко деспотическихъ, но всегда и везд нивеллирующихъ всякія общественныя неровности, всегда и везд облегчавшихъ соціальное положеніе низшихъ народныхъ массъ.

Но Горленку, какъ и всмъ малороссамъ его положенія, эмигрантамъ и оставшимся дома, людямъ умреннымъ и выжидающимъ, отъ этого не могло быть легче, невыносимо тяжело было положеніе бывшихъ приверженцевъ Мазепы, которыхъ хотя и не казнили, не пытали, но заточили въ ссылки, и отъ которыхъ отбирали имнія. Образовался цлый фондъ, такъ-называемыхъ, ‘измнничьихъ’ имній, который раздавался щедрою рукою и былъ вполн зависимъ отъ гетмана, ибо этотъ послдній, теряя политически, выигрывалъ какъ русскій помщикъ, вельможа, матеріальное положеніе котораго, благодаря царской милости, улучшалось съ каждымъ годомъ.

Хотя имнія Дмитрія Горленка, по царскому приказу, возвращались его сыну, но мы уже видли, какъ было исполнено это приказаніе. Царскіе приказы плохо исполнялись тогда, когда дло касаюсь наживы, интереса: московскія взятки, соединившись съ хохлацкими, все могли сдлать, даже при Петр Великомъ, т.-е. обобрать человка до нитки. Судя по разсказу Андрея Горленка, въ 1715-мъ году онъ былъ уже возвращенъ на родину,— неизвстно, впрочемъ, по причин ли своей невинности, разъ признанной, и притомъ самимъ царемъ, или же по просьб отца. Какъ бы то ни было, но, по возвращеніи на родину изгнанниковъ, они увидли себя обобранными со всхъ сторонъ: часть ихъ имній захватили родственники, другую часть приписалъ ‘къ своему двору’ гетманъ, третья — попала въ категорію ‘измнничьихъ’. Гетманъ Скоропадскій, неуступавшій Меншикову въ жадности пріобртенія чужого добра, умышленно поставилъ вопросъ о ‘маетностяхъ’ Горленокъ въ положеніи ‘описныхъ измнничьихъ’, на что, какъ мы видли, онъ не имлъ права. Горленкамъ, при жизни гетмана, при томъ кредит, которымъ онъ пользовался въ это время у правительства, спорить съ гетманомъ было немыслимо. Но Скоропадскому, тмъ не мене, хотлось сбыть съ рукъ такого человка, какимъ былъ Дмитрій Лазаревичъ, прошедшій огнь и воды, хотя это желаніе ничмъ не обнаруживается въ выше приведенномъ любезномъ письм гетмана.

Лишенный возможности тягаться съ гетманомъ, старшій Горленко хотлъ, по крайней мр, воспользоваться своимъ кратковременнымъ пребываніемъ на родин для того, чтобы начать процессъ противъ сестры и племянника, какъ мы уже замтили, завладвшихъ значительною частію его отцовскаго наслдства. Раковичъ, по смерти матери, воспользовавшись отсутствіемъ брата и племянника Андрея, въ согласіи съ другимъ племянникомъ, Акимомъ, и подстрекаемая ‘черницей Гаркушихой’ и родственниками Паливодами, завладла всмъ имніемъ Лазаря Горленка, кром, впрочемъ, Ольшанаго и нкоторыхъ хуторовъ, которые гетманъ Скоропадскій отдалъ въ 1713-мъ году фельдмаршалу Шереметеву. Старуха Евфросинія, по смерть свою, владла безспорно имніями мужа, которыя ‘измниичьими’ считаться уже никакъ не могли. Но, по смерти матери, Раковичъ вошла съ прошеніемъ въ войсковой генеральный судъ, доказывая, что ея вотчимъ, Лазарь Горленко, женился на ея матери, будучи ‘худымъ пахолкомъ’, и что все имніе, которымъ распоряжалась по смерть свою ея мать, было родовымъ ея отца, а потому и должно принадлежать нераздльно ей, Раковичъ. Акимъ Горленко основывалъ свои претензіи на томъ, что Лазарь Горленко, отпуская его отца, а своего сына, на хозяйство, ничмъ ровно его не надлилъ. Генеральный судъ, несмотря на существованіе актовъ, купчихъ крпостей, дарственныхъ записей и живыхъ еще свидтелей между полчанами прилуцкими, несомннно подъ вліяніемъ гетмана, руководимый заднею мыслію, чтобы наслдство Лазаря не досталось ‘измнничой’ втви его фамиліи, утвердилъ эти претензіи. Дмитрію Горленк не трудно было доказать несправедливость захвата. Онъ соглашался предоставить все имніе сестр Раковичъ, если она представитъ духовное завщаніе матери, котораго не было и не могло ‘быть, онъ доказалъ, что роздалъ 500 золотыхъ ‘до монастировъ кіевскихъ и иншихъ церквей Божіихъ’, по вол матери, задушу своего брата Степана, ‘изъ своихъ власнихъ грошей’, и что, сверхъ того, вдов Степановой, также по вол матери и изъ своихъ собственныхъ денегъ далъ онъ ‘въ оправу’ (вознаградилъ за часть мужа) такую же сумму, онъ соглашался отказаться отъ части брата Степана, захваченной сестрой и племянникомъ, если эти послдніе уплатятъ ему эту тысячу его собственныхъ золотыхъ. Но при этомъ Дмитрій Горленко не отнималъ ни у сстры, ни у племянника тхъ ‘млиновъ’ и ‘млинковъ’, которые дйствительно имъ принадлежали, а первой, за то, что она похоронила и номинала мать, подарилъ отъ себя ‘млинокъ’, находящійся подъ самой Прилукой. По этому иску, кажется, состоялось соглашеніе, т.-е. что Раковичъ и Якимъ Горленко отказались отъ неправильно захваченныхъ ими маетностей, по крайней мр, этого послдняго мы видимъ потомъ въ близкихъ отношеніяхъ съ дядей и двоюроднымъ братомъ, Андреемъ Горленко, чего не могло быть, еслибы продолжалась тяжба. Можно предполагать, что нкоторое чувство жалости къ человку, такъ много пострадавшему и готовившемуся на новыя страданія, ожидавшія его въ далекой ссылк, склонили его родныхъ къ примиренію. Кажется также, что нкоторою частію ддовскаго наслдства, ‘ддизни’, и нкоторыми грунтами отца, купленными на его ‘власніе гроши’ и данными ему на ‘господарство’, Андрей Горленко, по возвращеніи на родину, владлъ безспорно. По крайней мр, старый Горленко, по возвращеніи домой ‘въ Волощини’, какъ онъ выражается, нашелъ сына своего владющаго многочисленными грунтами.

Устроивши кое-какъ свои дла, старый Горленко, Дмитрій Лазаревичъ, во исполненіе высочайшей воли, долженъ былъ торопиться поздкой въ Москву, гд уже находились товарищи его прежняго изгнанія, Бутовичъ, Ломиковскій, Максимовичъ и Антоновичъ. Въ Москв онъ пробылъ безвыздно 16 лтъ, до воцаренія императрицы Анны, получая изъ казны на свое содержаніе по десяти копекъ въ день,— ничтожную сумму, далеко недостаточную для удовлетворенія его потребностей. Горленко и его товарищи жили въ Москв свободно, вроятно на Моросйк, и только не могли никуда вызжать изъ города.

Какъ фамилія опальная, Горленки, оставшіеся безъ главы семейства, не благоденствуютъ у себя на родин. Андрей служитъ въ родномъ прилуцкомъ полку, но не на видномъ мст, кредиторы не платятъ долговъ, свои люди, крестьяне, не слушаются. Прилуцкій полкъ находился уже въ третьихъ рукахъ съ 1708-го года. Тотчасъ же посл измны Дмитрія Горленка, онъ перешелъ въ команду Ивана Носа, а по смерти этого послдняго, имъ начальствовалъ Игнатій Галаганъ. Съ женою этого Носа пришлось вести Андрею споръ изъ-за 70 червонцевъ, должныхъ ея мужемъ, дло доходило до гетмана. Нельзя сказать, чтобы Скоропадскій оставался глухъ къ мелкимъ просьбамъ Горленокъ, матери и сына: онъ обращалъ на нихъ вниманіе, какъ это доказываютъ нкоторыя его письма къ Галагану и другимъ лицамъ, которымъ онъ поручалъ разсмотрніе или исполненіе ихъ просьбъ. Кажется, не Иванъ Ильичъ Скоропадскій, а его супруга, Анастасія Марковна, преслдовала Горленокъ: не даромъ объ этой ясновельможной чет сложилась такая поговорка — ‘Иванъ плахту (юбку), Настя булаву носыть’.

Въ послдніе годы царствованія Петра Великаго, имя Андрея Горлеики совсмъ не упоминается въ военныхъ лтописяхъ Малороссіи: но, со вступленіемъ на престолъ императрицы Екатерины I, мы видимъ его въ качеств бунчуковаго товарища, вмст съ Лизогубымъ и Ограновичемъ, начальникомъ надъ казацкимъ отрядомъ, отправлявшимся въ Гилянскій походъ. По ложному доносу какого-то монаха, Горленко и Лизогубъ бои вытребованы въ Петербургъ, но, оправдавшись, снова отправились въ Персію, гд и прослужили два или три года (но не пять лтъ, какъ увряютъ малороссійскіе историки) подъ начальствомъ бывшаго Корсунскаго полковника Кандыбы. Служебное возвышеніе Андрея случилось уже по смерти Скоропадскаго (1722). При этомъ недоброжелательномъ къ нему гетман, находясь въ меньшихъ войсковыхъ чинахъ, онъ не сидлъ, конечно, дома, и боле, чмъ кто-нибудь другой, по всей вроятности, назначался къ такимъ дламъ, какъ устройство крпостей и разнаго рода земляныя работы, которыми гнушались малороссійскіе казаки.

Длаясь съ каждымъ годомъ все боле царскимъ слугою, вполн зависимъ отъ ‘резидующихъ у боку его’ стольниковъ и генераловъ, гетманъ Скоропадскій, тмъ не мене, продолжалъ еще, и притомъ широко, пользоваться правомъ раздачи имній на всемъ пространств Малороссіи, въ этой стран гетманскій универсалъ, въ имущественномъ отношеніи, равнялся жалованной царской грамот, т.-е. могъ надлять людей ничего неимущихъ обширными помстьями, хотя такіе дары гетманъ могъ длать только ‘великороссіянамъ’, и притомъ только служилымъ, т.-е. извстнымъ царю лицамъ. До 1720-го года Скоропадскій сохранилъ полное расположеніе къ себ государя: онъ пользовался во время прізда своего въ столицу, такимъ вншнимъ почетомъ, который не оказывался никому, Петръ надлилъ его (1718) громадными помстьями, мстечками, селами, хуторами, мельницами, греблями, лсами и полями, почти во всхъ малороссійскихъ полкахъ за ‘его врныя и усердныя службы’ и ‘радтельные труды’ противъ шведовъ, ‘такожъ и измнниковъ’. Не ограничиваясь этимъ, Петръ Великій входилъ даже въ совершенно частныя дла гетмана, какъ доказываетъ слдующая грамота, непосредственно относящаяся до предмета нашего разсказа, въ которой и Настасья Марковна, ‘носившая булаву’, является въ яркомъ свт:

‘Объявляемъ нашего царскаго величества подданнымъ малороссійскаго народа, духовнаго чина и мірскимъ, а именно: богомольцу нашему, преосвященному оасафу Кронавскому, митрополиту Кіевскому и Малыя Россіи, генеральной старшин, полковникомъ и полковой старшин, сотникомъ, атаманомъ и всему поспольству. Прошлаго 1713-го года, декабря въ 8-й день къ намъ, в. г., н. ц. в., писалъ подданный нашъ, войска Запорожскаго обоихъ сторонъ Днпра гетманъ, Иванъ Ильичъ Скоропадскій, что жена его Анастасія Марковна положила въ своемъ намреніи, съ общаго въ томъ и его, гетманскаго, согласія, дабы, для умноженія хвалы Божіей, монастырь двическій возосоздати и въ немъ благочестиваго житія инокинь, сколько возможно будетъ, населити. Нын къ исполненію того своего намренія, изыскавъ къ строенію того монастыря свободное мсто, именуемое Харлампіева пустынка, при рк Шонц обртающаяся, мельницы и прочія угодья въ той, своею собственною суммою купила, и онъ, гетманъ, по тому жены своей желанію, и для чести и прославленія имени Божія, на сіе тавожде склонился и въ той новосозданной обители за купленные вгрунты и мельницы, какъ и на маетности, во двору его гетманскому принадлежащія, далъ свой универсалъ. И просили насъ, в. г. н. ц. в., онъ гетманъ и жена его, въ нашемъ, ц. в., соизволеніи — (на) строеніе той обители, на данныя маетности и купленные мельницы и кгрунты, въ подтвержденіи его гетманскаго универсалу, въ нашей, ц. в. грамот. А въ универсал его, подданнаго нашего, гетмана Ивана Ильича Скоропадскаго, данномъ въ Глухов декабря 1-го дня 1713-го году, какой здсь въ нашей государственной посольской канцеляріи присланный отъ него Глуховской сотни Андрей Марковъ объявилъ, написано’ и т. д.

Дале слдуетъ въ грамот дословное изложеніе гетманскаго универсала, съ измненіемъ только 1-го лица на 3-е. Вотъ содержаніе этого универсала. Монастырь устроивался не только для ‘прославленія имени Божія’, во и для ‘принесенія безкровной жертвы о многолтнемъ здравіи и царствованіи его царскаго пресвтлаго величества’. Харлампіева пустынка находится въ нжинскомъ полку, въ узд воронежскомъ (Воронежъ — мстечко), на рк Шонц. Настасья Марковна устроила для монастыря дв мельницы, винницу, развела садъ, купила на свои деньги лсу, земли, снныхъ покосовъ, подарила свой собственный отцовскій хуторъ, называемый Дубочаевскій, ‘въ полку Прилуцкомъ обрзающійся, съ людьми, тамъ же, накупленныхъ кгрунтахъ поселенными, и приселками: Яблуновицемъ, Блошапкою, Дейтановкою, Сергевкою {Напечатанныя курсивомъ послднія четыре имнія принадлежали Д. Л. Горденк.} и дв, къ нему належачими’. Настасья Марковна пожелала, чтобы мужъ ея, гетманъ, подтвердилъ своимъ универсаломъ не только вс эти пожертвованія новосоздаваемой обители, но и селы, принадлежавшія въ это время къ его гетманскому двору, а именно Марчишина Буди и Мутинъ, надъ р. Сеймомъ — въ Воронежскомъ узд и Биринъ — въ Новгородскомъ, да въ Прилуцкомъ ‘хуторъ, называемый Бубновщина при степи, съ пахатнымъ полемъ и снокосами, по измнник&#1123, Горленк Это желаніе набожной, мужеподобной Марковны универсалъ подтверждаетъ, прибавляя, въ заключеніи, что самъ гетманъ, ‘по своему христіанскому къ церквамъ и обителямъ святымъ усердію и возвышенію въ нихъ чести Божіей’, отдаетъ монастырю принадлежащія двору его маетности ‘и хуторъ змнника Горленка именуемый Бубновщина’. Приведя гетманскій универсалъ въ нсколько перефразированномъ изложеніи, царская грамота продолжаетъ:

‘И мы, пресвтлйшій, державнйшій, великій государь, царь и великій князь Петръ Алексевичъ, всея великія, и малыя и I блыя Россіи самодержецъ, видя оное вашего, ц. в., подданнаго, войска запорожскаго обоихъ сторонъ Днпра гетмана, Ивана Ильича Скоропадскаго и жены его, Анастасіи Марковны, прошеніе и желаніе доброе, происходящее въ слав и хвал Божіей, построить двичъ монастырь на рки Шонц, именуемый Харлампіева пустыня, всемилостивйше соизволяемъ, и вс вышеименованные села, земли, лса, мельницы и всякіе угодья, въ универсал его, нашего подданнаго гетмана, изображенные, къ тому двичему монастырю сею нашею, ц. в., грамотою во вчное владніе подтверждаемъ и укрпляемъ. И видя сію нашу, ц. в., высокую милость, того двичаго монастыря благочестно живущимъ инокинямъ молити всеблагаго Бога о вашемъ, ц. в., и всего нашего высокаго царскаго дому здравіи и благополучномъ состояніи всхъ нашихъ государствъ и земель. Данъ въ нашемъ царствующемъ град Санктпитербурх, лта отъ Рождества Христа Спасителя, нашего Бога, 1724-мъ году, генваря 25-го дня, нашего царствованія 32-мъ году. Въ подлинной грамот подписано тако: Государственный канцлеръ, графъ Гаврила Головкинъ’.

Итакъ, еще за два года до возвращенія старшаго Горленка на родину, почти вс его имнія были взяты гетманомъ, и, за исключеніемъ одного, хутора Бубновщины, передъ лицемъ самаго правительства стали показываться какъ-бы его собственными, понизившись въ своемъ значеніи изъ селъ въ приселки. Обласкавъ и простивъ Андрея Горленко, Петръ, читая гетманскій универсалъ, естественно, не могъ себ представить, чтобы прощенный, которому онъ приказалъ возвратить отцовскія помстья, оставался ни причемъ, одно же ‘измнничье’ имніе, столь благочестно передаваемое монастырю, могло и не обратить на себя вниманіе царя, хотя и неблаговолившаго къ монастырямъ, но принявшаго въ сердцу семейное и, такъ сказать, душевное дло Ивана Ильича и Настасьи Марковны.

Но исторія захвата Скоропадскимъ имній Горленокъ представляетъ нкоторыя любопытныя подробности, обнаруженныя уже по смерти гетмана. Отнявши у Андрея отцовскія помстья, гетманъ, взамнъ ихъ, далъ ему изъ своихъ ‘дв маетности Лаенки и Калюжинцы, но послднее, во время ссылки Андрея въ Москву, отнялъ и отдалъ Гадяцкому полковнику, Гаврил Милорадовичу {Родомъ сербу-черногорцу, оказавшему, вмст съ братомъ своимъ Михайломъ, большія услуги Петру въ войн съ Турціей, въ 1711 году. Замчательно, что на то село, подаренное прежде Горленк, есть гетманскій универсалъ, данный 2-го сентября 1716 года Милорадовичу, и высочайшая грамота, отъ 7-го іюля 1713 г., подтверждающая этотъ даръ.}. Тутъ же, по близости отцовскихъ, у Андрея Горленка было свое собственное сельцо, Малая Двица, сельцо это было отъ него также отнято и отдано тестю гетмана, Марку, простому казаку, человку нигд неслужившему, по смерти котораго оно поступило во владніе самой Настасьи Марковны. Братъ этой послдней, Иванъ Марковичъ, хотя и былъ ‘при противной сторон его царскаго величества’, но это нисколько не помшало ему получить полковое судейство въ прилуцкомъ полку и дв маетности, которыми, посл его смерти, владла его бездтная вдова. А зять гетманши (швадеръ) Ксендзеровскій, бывшій при Мазеп ‘за упокоеваго’, чмъ-то въ род спальника, и возвратившійся уже посл полтавской баталіи (значитъ, посл Андрея Горленка), также получилъ отъ гетмана одну маетность,— т.-е., получилъ за частную службу у лица, считавшагося государственнымъ преступникомъ. Но кром названныхъ частей имнія Горленокъ, лично принадлежавшихъ Дмитрію и Андрею, измннику и ‘подозрительному’, гетманъ Скоропадскій наложилъ свою руку на весьма крупную часть имнія Лазаря Горленка, имено на село Ольшаное, съ принадлежащими къ нему всякаго рода угодьями, въ этомъ сел было 210 дворовъ, дв мельницы, пруды, лсъ и вокругъ обширныя земли. Село это, по смерти Евфросиніи, въ 1713-мъ году, Скоропадскій отдалъ фельдмаршалу Шереметеву, по смерти котораго оно перешло къ его наслдникамъ. Кром Ольшанаго, былъ еще у Лазаря хуторъ Колтуновскій, съ принадлежавшимъ ему большимъ лсомъ, называемымъ Костенсцкимъ, этотъ хуторъ и лсъ Скоропадскій отдалъ Харлампіевой пустын, иначе называемой Гамалевскимъ монастыремъ. Итакъ, кром одного имнія Дмитрія Горленка, отчужденнаго гетманскимъ универсаломъ, именно Калюжинцовъ, отданныхъ Гаврилу Милорадовичу, остальныя взяты у нихъ насильственно, безъ вдома государя.

Живя въ Москв, Дмитрій Горленко былъ свидтелемъ, хотя и заочнымъ, великихъ перемнъ, происходившихъ на его родин, живя въ незнакомомъ город, въ чуждой ему сред, онъ долженъ былъ тмъ боле чувствовать себя отшельникомъ, жильцомъ другого, вымирающаго міра: такъ все измнялось въ Малороссіи, такъ ‘преславная полтавская викторія’ верхъ дномъ, перевертывала старый порядокъ этой страны, который долженъ былъ теперь слагаться по другому типу. Въ 1718-мъ году гетманъ Скоропадскій долженъ былъ отдать дочь свою Ульяну замужъ за ‘москаля’, П. П. Толстаго, сына царскаго любимца, и — этотъ ‘москаль’ получаетъ Нжинскій полкъ. Въ 1720-мъ году, ясновельможный гетманъ, какъ школьникъ, получаетъ строгій выговоръ за то, что не уметъ управлять своей собственной канцеляріей, не уметъ управлять людьми,— и вотъ является необходимость приставить къ нему не одного дядьку, а многихъ. Учреждается сначала войсковая канцелярія, почти независимая отъ гетмана, подъ предсдательствомъ генеральнаго писаря, въ слдующемъ (1721-мъ) году основывается судебная канцелярія, водъ предсдательствомъ генеральнаго судьи, въ малороссійскіе города посылаются комендантами офицеры, потомки ‘лыцарей’, дйствительно славныхъ, доблестно бившихся за независимость южной Россіи, малороссійскіе казаки посылаются теперь на унизительныя работы, какъ построеніе кіевской крпости и прорытіе Ладожскаго и Волго-Донского канала, гд они гибнутъ тысячами. Наконецъ, въ слдующемъ году (1722-мъ) учреждается малороссійская коллегія, состоящая изъ 7 лицъ, т. е. упраздняется всякое реальное значеніе гетмана, и Малороссія берется изъ вднія Иностранной Коллегіи и подчиняется сенату, т.-е. приравнивается къ обыкновенной провинціи новосозданной имперіи. При всемъ этомъ, при этихъ коренныхъ измненіяхъ, старымъ, гетманскимъ договорамъ придается лишь археологическое значеніе или толкованіе, благопріятствующее задуманнымъ перемнамъ. По смерти Скоропадскаго, до вступленія на престолъ императора Петра II, ничего не измняется въ этомъ новомъ порядк: онъ развивается прогрессивно, вытсняя старую жизнь, прежнія казацкія ‘вольности’ и попытка ихъ возстановленія не какимъ-нибудь подпольнымъ, а совершенно законнымъ путемъ, въ форм всеподданнйшей просьбы, оканчивается самымъ плачевнымъ образомъ, какъ это обнаружилось на примр Полуботка, умершаго въ Петропавловской крпости.

Учреждая Малороссійскую Коллегію, Петръ Великій мотивировалъ это учрежденіе прежде, всего соболзнованіемъ къ своимъ подданнымъ, малороссійскому народу, желая, чтобы ‘каждому, по ихъ дламъ, во всемъ судъ былъ праведной и безпродолжительный’. Въ инструкціи, данной бригадиру Вельяминову, предсдателю этой коллегіи, императоръ говоритъ, что въ генеральныхъ малороссійскихъ судахъ ‘чинятца, ради взятковъ и великихъ накладовъ, многія неправды, отчего бдные казаки и съ правдою обвинены бываютъ’, что полковники грабятъ какъ казаковъ, такъ и посполитыхъ, отнимая у нихъ грунты, лса, мельницы, удручая ихъ работами на себя и принуждая ихъ идти къ себ въ подданство. Еще рзче выражается манифестъ императрицы Екатерины I, отъ 8-го февраля 1725-го года, о положеніи суда и администраціи въ Малороссіи (Полн. Собр. Зак., т. VII, No 4651, стр. 414 — 417). Въ этомъ манифест, освобождавшемъ изъ крпостного заключенія товарищей Полуботка, домогавшихся возвращенія старины, императрица разсказываетъ о причинахъ, заставшихъ ея предшественника учредить малороссійскою коллегію. ‘Генеральная старшина, полковники и прочіе чинятъ малороссійскому народу подлому (простому) тяжкія обиды, поборами, работами, въ неправыхъ судахъ долговременною волокитою, и что неудовольствуясь такими тягостями, подлому народу чинимыми, дерзали и самыхъ резстровыхъ казаковъ похищать себ въ пахатныхъ мужиковъ, раздавая имъ вино и прочія домовныя вещи, а съ нихъ за то сбирая цну по своему произволу’. Но, несмотря на вмшательство коллегія въ судебную часть, продолжаетъ манифестъ, генеральная старшина и нкоторые полковники, ‘не простая отъ прежняго своего обыклаго сквернаго лакомства’, посылали отъ себя универсалы, ‘повелвая полковой старшин малороссійскій подлый народъ’, ежели онъ сдлаетъ что-нибудь противное своимъ владльцамъ, ‘тхъ вязать и въ тюрьмы брать и нещадно публично карать’. Къ числу такихъ ‘лакомокъ’, по словамъ манифеста, принадлежалъ Полуботокь и его товарищи (Чернышъ и Савичъ), конечною цлію которыхъ было собственное обогащеніе, основанное на обидахъ и разореніи ‘подлаго’ малороссійскаго народа. Само собою разумется, что въ этихъ словахъ слышится пристрастный, обвиняющій голосъ, голосъ одной стороны. противъ которой являлись жалобы не мене справедливыя на нарушеніе старыхъ вольностей, на административный произволъ, на московскія взятки и волокиту, на такихъ грубыхъ правителей, какимъ былъ Вельяминовъ, и пр. Въ глазахъ однихъ, такіе люди, какъ Полуботовъ, выставляются героями, а съ другой точки зрнія, эти же люди являются лишь себялюбцами, притснителями народа.

Какъ бы то ни было, но Дмитрію Горленк, проживавшему въ Москв, приходилось много не только видть, но и слышать: вмсто старыхъ ‘лыцарскихъ’, шляхетскихъ вольностей, заговорили о бдныхъ казакахъ, о подломъ народ, о крестьянахъ. Прежде этого не приходилось слышать… Казацкія вольности погибали, а народная громада, прежде столь чуткая, хоть бы шевельнулась, видя крушеніе старыхъ порядковъ! Не легко было жить старому человку, по судьба приготовила ему нкоторое утшеніе. Съ паденіемъ Меншикова, смотрвшаго на Малороссію глазами Петра, хотя никогда не забывавшаго о собственномъ карман, обнаруживается рзкій поворотъ къ старому: уничтожается малороссійская коллегія, Малороссія попрежнему передается въ вдніе Иностранной Коллегіи и дозволяется избраніе гетмана. Въ сентябр 1727-го года, въ Глухов, былъ избранъ вольными голосами гетманомъ всей Малороссіи престарлый, почти 70-ти-лтній миргородскій полковникъ Даніилъ Апостолъ, тесть Андрея Горленка, отецъ его жены Марьи Даниловны, другая дочь Апостола была за Василіемъ Кочубеемъ, сыномъ пострадавшаго за Мазепу. Но при ‘боку’ новаго гетмана, въ качеств его совтника и управителя имніями, отобранными въ казну, по Петровскому примру, опредлили резидентомъ тайнаго совтника . В. Наумова. Ближайшіе родные гетмана, конечно, прежде всего должны были повыситься: братъ его Павелъ сталъ миргородскимъ полковникомъ, зять Кочубей — полтавскимъ, зять, Андреи Горленко,— бунчуковымъ товарищемъ, должность въ род адъютантской, т.-е. состояніе при особ гетмана для исполненія разныхъ его порученій.

Тотчасъ же по возвышеніи тестя, Андрей Горленко началъ процессъ съ Настасьей Марковной Скоронадской, еще здравствовавшей и состоявшей ктиторшей Харламніевскаго или Гамалевскаго монастыря. Просьбы писались на имя тайнаго совтника Наумова, и въ нихъ противозаконное отобраніе имній приписывалось единственно ‘гоненію и злобству’ панни Скоропадской. Новый гетманъ, естественно, не могъ оставаться хладнокровнымъ къ этому длу.

Настасья Марковна встртила искъ Андрея слдующими опроверженіями: 1) что имнія Горленокъ, какъ ‘измнничьи’, по высочайшему указу, остались въ полной диспозиціи ея мужа-гетмана, что часть ихъ онъ роздалъ многимъ великоросс высокимъ персонамъ и малороссійскимъ, за изъ врныя службы, тотчасъ же посл измны Мазепы, а остальныя оставилъ при своемъ дом, 2) что Андрей Горленко привезъ изъ Воронежа не царскій указъ, а ‘инстальціальное письмо свтлйшаго князя, т.-с. прошеніе’, вслдствіе котораго покойный гетманъ, ‘изъ одной своей милости’, а не по приказанію, отдалъ ему вс пять селъ на время, ‘понеже ему тогда въ домашними своими не было гд дтися’, 3) что потомъ, на основаніи новаго высочайшаго указа, запрещавшаго владть маетностями всмъ ‘подозрительнымъ’ людямъ, гетманъ Скоропадскій, ея мужъ, считая безспорно таковымъ Андрея, поспшилъ отобрать отъ него 4 села, ‘а ему, Андрею Горленку, милосердствуя, для пропитанія’, оставилъ во владніе село Ярошовку, 4) разсказываетъ уже извстное намъ приписаніе Вечорокъ, Блошапокъ, Сергевки и Яблуновицы въ Гамалевскому монастырю, 5) что въ 1722-мъ году, по высочайшему указу, объявленному правительствующимъ сенатомъ, велно было отдать село Вечорки, въ числ другихъ измнничьихъ, генералу фонъ-Вейсбаху, командовавшему войсками, расположенными въ Малороссіи, которымъ онъ и завладлъ, 6) что въ 1725-мъ году, вслдствіе прошенія Настасьи Марковны, Вечорки, по-Высочайшему повелнію императрицы Екатерины, были отобраны отъ Вейсбаха и возвращены, по прежнему, монастырю, 7) что Вечорки, умозаключаетъ бывшая гетманша, не могли бы быть отданы фонъ-Вейсбаху, еслибы это село не было ‘измнничьимъ’, а возвращеніе его монастырю служитъ очевиднйшимъ доказательствомъ правильности и законности распоряженій гетмана Скоропадскаго, по отношенію къ имніямъ истца. ‘Тими вишепрописанпими селами, говоритъ мужеподобная гетманша (‘вдовствующая гетмановая’,— какъ она подписалась), я не владю, но только опіе, яко ктиторка и создательница того монастыря, въ своемъ имю надзиравіи, а въ тихъ онихъ селъ приходомъ якъ старицъ пищами, одеждами и протчіими ихъ нуждами снабдваю, такъ оставшійся по мужу моемъ недоконченный помянутій монастырь, такожь и церковь каменную, неоконченную, по его завту, кончу и въ совершенство привожу, ибо онъ, покойный сожитель мой, въ Харлампіевскомъ монастыр положилъ бренное свое тло’.

Этотъ процессъ окончился полнымъ торжествомъ Андрея Горленки: гетманъ Апостолъ отобралъ отъ монастыря не только спорныя имнія, но и Марчишину Буду, Мутинъ и др., принадлежавшія Скоропадскому, и приписалъ ихъ къ своему дому. По смерти Апостола, отобранныя, собственно Скоропадскія, имнія монастырю не возвращались до 1741-го года, до времени прошенія Гамалевскаго архимандрита о помощи у цесаревны Еікаветы. Не знаемъ, были ли въ числ этихъ невозвращеняіи села, оспариваемыя Андреемъ Горленкой, знаемъ только, что въ числ оставшихся помстій, по смерти его отца, четырехъ, не разъ упоминаемыхъ, селъ не было, хотя он и могли числиться за его сыномъ, Андреемъ. Но съ другой стороны намъ извстно, что даже третье поколніе Горленокъ, дти Андрея, не перестаютъ хлопотать о возвращеніи своихъ вотчинъ, напр., Ольшанаго, а извстная набожность Елизаветы Петровны заставляетъ предполагать, что просьба Гамалевскаго архимандрита едва ли могла быть оставлена ею безъ вниманія, тмъ боле по вступленіи ея на престолъ.

Конечно, нтъ надобности распространяться объ отношеніяхъ гетмана Апостола къ своему зятю, но слдующее его письмо, тмъ не мене, не лишено интереса въ нравоописательномъ отношеніи:

‘Милій нашъ сынъ, пане Андрей Горленко!

‘Въ писм своемъ, отъ 30-го іюня къ намъ писанномъ, просишь, ваша милость, дабы мы папа Чуйкевича, бунчуковаго товарища, послали въ Прилуку, для учиненія розиску о деньгахъ отца вашего на прилучанахъ за селтру, ними жь растраченную, зависаючихъ. Пре то объявляемъ, ижь пана Чуйкевича послать нин на розискъ не можемъ, понеже онъ, по указу нашему, въ дла занятъ, а панове бунчуковіе такожь до походу приготовляются. И того ради, мешь, в. м., зъ онимъ розискомъ дождать. А Гроту, лкарю, по требованію в. м., якъ скоро прідетъ въ Воронежа, похать до васъ прикажемъ. Въ Глухова, іюля 11-го 1729-го року.

‘В. м-ти зичливій отецъ,
его императорскаго величества войска запорожскаго
обоихъ сторонъ Днпра гетманъ
Данило Апостолъ.’

Надпись на конверт: ‘Милому синов нашому, пану Андрею, Горленку, бунчукову товарищев’.

Насталъ конецъ и страданіямъ Дмитрія Лазаревича: съ восшествіемъ на престолъ императрицы Анны, знаменитый изгнанникъ получилъ свободу и дозволеніе возвратиться на родину, куда онъ прибылъ, кажется, одинъ, ибо въ слдующемъ году дочь свою, Агаью Дмитріевну Бутовичъ, онъ называетъ уже вдовою. Древнимъ старикомъ вернулся Горленко на давно покинутую родину. Во время 16-ти-лтняго его отсутствія, жена его, которую онъ называетъ въ своемъ завщаніи ‘Маріею Голубовнок’, жила себ хуторянкой, одна съ своими дочерями-двицами въ хутор Чернявщин, при которомъ находился лсъ (‘гай’) и сады, Андрей Дмитріевичъ жилъ съ своей семьею особо, на своихъ грунтахъ. Кром этого хутора, она владла слдующими грунтами: 1) ‘отеческимъ ‘хуторомъ Блявщиной, 2) млиномъ Ворониковскимъ, у прилуцкой гребли, о трехъ колахъ, 3) другимъ млиномъ Полонскимъ, на удаю, о трехъ же колахъ, 4) лсомъ близъ Полоновъ, 5) гаемъ въ сел Петровк, 6) ддомъ Мяловскимъ, лежащимъ ‘за Бчолвамні, 7) тремя гаями, лежащими въ разныхъ мстахъ,

спожатью подъ Будами, 9) хуторомъ Верхнигорскимъ съ млиномъ, на рк Ичапц, о трехъ волахъ, съ винокурней, солодовней, съ садомъ, съ пахатными нолями, гаями и снными покосами. Живя на этихъ грунтахъ, старая ‘малженка’ (жена) пана Дмитрія кормила его въ Москв ‘провіантомъ, въ дону присилаючимъ’, такъ какъ казенныхъ 10-ти копекъ въ день далеко не хватало, и повыдала въ замужство (‘видаючи въ станъ мальженскій’) своихъ дочерей-двицъ (двухъ или боле,— имена ихъ неизвстны). Но доходовъ съ грунтовъ не достало на покрытіе всхъ этихъ издержекъ, поэтому Марья Голубовна задолжала весьма значительную, по тогдашнему времени, сумму 3,550 золотыхъ, изъ которыхъ тысячу золотыхъ ей далъ въ займа Густынскій монастырь,— обстоятельство, свидтельствующее о близкихъ отношеніяхъ къ этому монастырю Горленокъ. Въ этомъ монастыр, конечно, еще до 1708-го года, Дмитрій Лазаревичъ построилъ дв церкви, Петра и Павла и св. Николая на воротахъ, здсь же онъ завщалъ похоронить свое ‘смрадное тло’. Душевное его состояніе, по возвращеніи на родину, выразилось вполн въ духовномъ завщаніи, проникнутомъ теплымъ религіознымъ чувствомъ и нжною заботливостью о своей панн мальжонк, столь много заботившейся во время его ‘московскаго арешту’.

Посл обычнаго ‘Во имя Отца’, Д. Л. Горленко пишетъ:

‘Неусипное всегда всякому, во временной жизни сущу, человку подобаетъ имти око, если хощетъ, даби непроходимій часъ смерти не постиглъ его неготова. Остерегаетъ насъ въ томъ и учитъ Самъ, рекій о себ: ‘Азъ есмь смерть и животъ’.. Чрезъ сокровенпихъ зрителя Таинъ своихъ, оанна Богослова, Христосъ Господь глаголя: ‘Буди бдяй, аще бо не будепш, приду на тя, яко тать, и не увси въ кій часъ приду на тя!’ Сего ради и я, не такъ глубокою многихъ лтъ старостію, яко тяжкимъ многихъ трудовъ и клопоготовъ претрудненій бременемъ, имючи на доброй и свжой безвстныя смерти часъ памяти, и желаючи того,— да смерть, акы тать, спящи ми сномъ небреженія, не подкопаетъ храмини тла моего и не похититъ внезаапу сокровища живота моего, бодрость мою и безсонное бдніе симъ требующому, вдати предъявляю. Егда хотя тломъ слабосиленъ, разомомъ еднакъ и умисломъ всецло, по милосты Творца моего, здравъ, имнію, мн отъ Него данному, таковую, симъ крайней вол моей тестаментомъ, чиню репартицію:

‘Душу мою гршную въ рук Его безконечнаго вручаю милосердія, въ несумнною моля врою, да, по своей велицей милосты и по множеству щедротъ своихъ, помилуетъ и царствія своего небеснаго сотворитъ наслдницею! Тло же, яко отъ земл составленное, да земл предастся, обычнымъ хрестыянскимъ обрядномъ, въ обытел святой Густинской, при гробахъ родителей моихъ,— жена и потомки мои должны имты попеченіе. На сорокоуское же мене гршнаго поминаніе до церквей Божіихъ и обителей святыхъ иметъ датися мое опредленіе, ліое въ особливомъ реестру, есть зд виражено нижей. Прочее же собранія моего имніе такъ диспоную симъ объявленіемъ’.

‘Первородному’ сыну своему Андрею, Дмитрій Лазаревичъ отдавалъ т грунты, сякіе отъ раздачи разнимъ особамъ осталиса’ и которыми онъ владлъ но возвращеніи отца изъ ‘московскаго арешта’. Себ до смерти и жен своей, посл его смерти, завщатель оставлялъ т грунты, которыми распоряжалась послдняя и ‘до которыхъ грунтовъ сподъ арешту московскаго милостивымъ указомъ ея в-го в-ва’ въ домъ свой онъ былъ отпущенъ. Эти грунты, еще проживая въ Москв, Дмитрій Лазаревичъ думалъ отдать въ полную собственность своей ‘пап мальжонц’, разсчитывая доходами съ нихъ уплатить накопившіеся долги. ‘А хто бы, продолжаетъ завщатель, съ потомковъ нашихъ, а хотя исъ постороннихъ людей млъ при ей старости, до кончини житія ей досмотрти и достойную материнскую честь, пошаповане и всякое послушенство отдавати и кости ея христіанскимъ обрядкомъ земл предати и за души ваши имти мть старане о роздач на сорокоустахъ въ милостивю и проч., также и долги ваши, если бы мли якіе по смерти нашой остатися, оплатить, тому метъ волю, по смерти своей, у вчное отдати владніе’. На основаніи этого пункта, Андрей и Пахомій могли брать и не брать материнской части, а также имли ‘моцъ и волю’ продать ее постороннимъ людямъ и вырученною суммой уплатить родительскіе долги, на моластмри, церкви и разнымъ лицамъ. Движимое имніе, ‘такъ въ быдла, яко и иншихъ господарскихъ рчній’, посл смерти Марьи Голубовны, завщатель приказываетъ продать, а полученныя деньги подлить на четыре части такимъ образомъ: дв части отдать Пахомію, одну — ‘дщер нашей удовствующей Агафи Бутовичевой’, и одну — ‘дщер нашей панн Анастасіи, инокин, въ обытел Ладинской пребывающой’. Остальныя дочери (‘(и)ніе найминьшія дщери наши’) должны были довольствоваться тмъ приданымъ, которое получили отъ матери. Душеприкащиками завщатель оставлялъ слдующихъ лицъ: ‘Его милость пана Якова Лизогуба, обознаго енералнаго, яко коленгата и благодтеля нашего, велце прошу, дабы, по мн, жены моей, а своей тютошки, не изволилъ чуждо оставити, и въ свою протекцію и оборону благоизволилъ приняти’, а также: племянниковъ своихъ Якима Горленка, хорунжаго генеральнаго, и Павла Раковича, и прилуцкаго протопопа, о. Игнатія Лисавевича, ‘дабы доколь пан малжонка моя въ живыхъ обртати млася, отъ ненавидящихъ, обидящихъ и укривающихъ ея имли свое заступленіе’ и старались бы о точномъ исполненіи завщанія и чтобы о всхъ нуждахъ жены завщателя, совмстно съ сыномъ его Андреемъ, доносили ясновельможному пану гетману, ‘котораго и я о его регментарскую оборону покорственно прошу’. По реестру, приложенному въ завщанію, требовалось, на поминъ души и на погребеніе, 1,480 золотыхъ, распредленныхъ такихъ образомъ:

1) На св. Печерскую обитель — 1000 золот.

2) На Густынскій монастырь — 100 —

3) На Ладинскій двичій монастырь — 100 —

4) На 5 церквей, (кажется) прилуцкихъ 100 —

5) На раздачу милостыни нищимъ — 50 —

6) На погребеніе — 100 —

7) Отцу духовному — 30 —

Та же сумма опредлялась и на погребеніе вдовы завщателя. Все, что остается отъ этихъ 2,960 золотыхъ,— деньги или грунты,— принадлежитъ Андрею и его потомкамъ. Завщаніе составлено въ Прилук, 10-го августа 1731-го года.

Такъ прощался старый казакъ съ жизнью, такъ оканчивалась эта бурная жизнь, вся ушедшая на жертву для старыхъ малороссійскихъ порядковъ, старой казацкой воли. Тяжки были его ‘претрудненія’, но безплодны и запоздалы. Вкомъ раньше,— онъ и Мазепа, могло статься, были бы героями, но въ начал XVIII столтія и современники, и потомство, назвали ихъ ‘измнниками’, людьми, своекорыстно нарушившими естественный, историческій ходъ народной малорусской жизни. ‘Старая казацкая воля’, старая казацкая слава, что ‘по всему степу дыбомъ стала’, выражаясь словами народнаго эпоса, могли существовать тогда лишь, когда было для нихъ питаніе,— войны съ неврными, турками и татарами, защита и спасеніе русскаго юга отъ поглощенія его Польшей. По затмъ, когда удалось отстоять свою самостоятельность, когда стала мельчать борьба съ неврными, казацкая слава, естественно, должна была становиться анахрнизмомъ, переходить въ область эпоса и только въ немъ бытъ окруженною поэтическимъ ореоломъ, въ дйствительности же обращаясь, или долженствуя обратиться, въ разбой, какъ обратилась она везд на русскихъ окраинахъ, гд казачество стояло живою стною, защищавшею Русь отъ азіатскихъ кочевниковъ.

Въ Малороссіи, гд задачи казачества были шире и роль несравненно значительне, чмъ на Дону, Волг и Урал, въ начал прошлаго вка, при Петр Великомъ, отъ прежней славной дятельности, отъ старой казацкой воли въ дйствительности оставалась устарлая, на военный ладъ построенная община, въ которой аристократія, ‘старшина’, высшее военное сословіе рзко отдляется отъ народа и, любя ‘волю’ для себя, не признаетъ ее необходимой для простого народа, котораго начинаетъ давить и порабощать задолго до введенія крпостного нрава. Кром русской народности и православія, въ малороссійской военной общин не выработалось ничего оригинальнаго, своего: вс зачатки гражданской жизни, вс формы ея были въ ней польскія. Самостоятельное существованіе было немыслимо: приходилось быть или Польшей, или Москвой. Но Польшей не захотли быть еще отцы и дды современниковъ Мазепы и Горчева. Перейдти въ Польш значило повторять зады, отказаться отъ славнаго прошлаго, ибо Польша, забравъ себ почти ²/₃ русскихъ земель, не перестала быть Польшей, не сдлалась западной Россіей, какъ нкогда сдлалась ею Литва, что же оставалось длать? Правда, дло сдлано, и давно, еще Хмльницкимъ, но Москва, московскіе порядки, московскій деспотизмъ, московская грубость… Несомннно, еще до Мазепы и Горленка съ товарищи, многіе изъ малороссіянъ, безъ всякой мысли объ измн, не разъ и серьезно думала и передумывали объ этомъ, вздыхали и поминали прошлое…. Но вотъ появился геніальный человкъ и прошелъ по всей Малороссіи лваго берега Днпра, прошелъ своею особою, съ другими ‘москалями’. Только старые, отптые люди, въ род Мазепъ, Горленкъ и Ломиковскихъ, не могли въ немъ видть новаго русскаго человка, какихъ не давала прежняя Москва, но съ какими легко можно было ужиться и малоруссамъ, вкусившимъ, въ высшихъ своихъ слояхъ, черезъ посредство Польши, европейскую гражданственность, вмсто Москвы создавалась новая Россія, вмсто москалей появлялся новый народъ, русскій, чуждый мстной и этнографической узкости. Если старый Горленко, 16 лтъ проживая въ Москв, понялъ это великое историческое явленіе, совершавшееся передъ его глазами, тмъ было для него хуже, тмъ скоре онъ долженъ былъ желать покоя смерти. Намъ неизвстно, когда онъ сложилъ свои старыя кости въ оград Густынскаго монастыря и пережилъ ли своего свата, гетмана Апостола, умершаго въ 1734 году, несомннно одно, что ему нечего было тревожиться за судьбу сына.

Совсмъ другимъ человкомъ, чмъ Дмитрій Горленко, былъ сынъ его Андрей Дмитріевичъ. Онъ участвовалъ въ Полтавской битв, онъ близко видлъ Петра В., онъ хорошо узналъ ‘москалей’, центральную, Великую Россію. Нрава, должно быть, юнъ былъ мягкаго, о чемъ можно судить по его оффиціальнымъ жалобамъ на гоненія и обиды гетманши Скоропадской, которая тснила его до самаго гетманства Апостола, самою близостью своею къ гетману-тестю онъ воспользовался только въ имущественномъ, владльческомъ отношеніи, какъ помщикъ, а не въ служебномъ, какъ казакъ: дале бунчуковаго товарища, должности слишкомъ неопредленной и неважной, онъ не пошелъ, потому, конечно, что не желалъ, что его утомили тревоги прежнихъ лтъ, словомъ, онъ былъ первообразомъ позднйшихъ малороссійскихъ помщиковъ-хуторянъ. Въ послдній разъ на служебномъ поприщ мы его видимъ въ 1742 г., въ числ депутатовъ, отправленныхъ Малороссіею къ императриц Елизавет Петровн съ поздравленіемъ, по случаю вступленія ея на престолъ. Въ это время онъ былъ уже человкъ не молодой: ему было не мене 55 ты лтъ, или около тою, ибо въ 1705 году у него уже былъ сынъ Акимъ, другой сынъ, Андрей, родился въ годъ Полтавской битвы, или нсколько ране. Если еще не все было возвращено Андрею изъ отцовскаго и ддовскаго наслдства. то все же ему было чмъ жить и не было надобности волноваться, привыкая въ новому порядку, смиряясь передъ нимъ, какъ передъ совершившимся фактомъ. Время длало свое.

Сближеніе, сліяніе Малой Россіи съ Великою шло быстрыми шагами. Оно пошло тмъ быстре, когда простой казакъ Розунъ, подъ именемъ графа Алекся Григорьевича Разумовскаго, сдлался первымъ лицомъ при императриц Елизавет. Андрей Дмитріевичъ былъ очевидцемъ такой метаморфозы и не совсмъ чуждъ ея, по своимъ и сына своего Андрея отношеніямъ въ Разумовскому, Елизавета Петровна, будучи еще цесаревной, знала лично и благоволила въ Андрею Андреевичу, какъ это доказываетъ ея письмо къ нему, приводимое Маркевичемъ въ его ‘Исторіи Малороссіи’ (T. II, стр. 631). Старый эмигрантъ, Дмитрій Горленко не могъ и мечтать о такихъ отношеніяхъ дочери грознаго даря къ его ближайшему потомству, о такихъ быстрыхъ перемнахъ, совершавшихся на его родин. Но младшаго эмигранта, его сына, а тмъ боле внука, какъ очевидцевъ, он не удивляли: для нихъ, вся эта былая ‘казацкая воля’ и ‘казацкая слава’ стали пахнуть стариною, мельчать и тускнть, стало выгодне быть русскимъ помщикомъ, чмъ казацкимъ старшиною: въ Петербург стало больше свта и приманокъ, чмъ въ Кіев и въ самой Варшав. И вся эта метаморфоза совершилась въ какой-нибудь человческій вкъ, еще на вку Андрея Дмитріевича Горленка.

Былъ іюль 1753 то года. Андрей Дмитріевичъ жилъ въ лсу подъ Прилукой, въ небольшемъ домик, совершенно одинъ, семья его оставалась въ Прилук, куда онъ здилъ только по праздникамъ. Сынъ его Андрей Андреевичъ жилъ съ своею, семьею’ Полтав, гд онъ былъ полковникомъ (послднимъ). Не праздничный день, а ожиданіе важнаго гостя, архіерея, вызвало въ Прилуку Андрея Дмитріевича изъ его лсного уединенія. Старикъ (ему было тогда не мене, какъ подъ 70 л.), опершись за трость, со всею семьею ждалъ на крыльц важнаго гостя. Подъхала карета, отворились дверцы… Долгъ и обычай времени требовали привтствовать владыку земнымъ поклономъ. Старый казакъ медлилъ, и, уронивъ, будто нечаянно, трость, нагнулся до земли, ее приподнимая, но пріхавшій преосвященный, обливаясь слезами, уже лежалъ у ногъ старца и поспшалъ поднять его съ земли: то былъ старшій сынъ Андрея Дмитріевича, оасафъ, епископъ Блгородской!

Старшій сынъ Андрея Дмитріевича, Акимъ, отправленъ былъ своими родителями въ Кіевъ ‘для обученія словеснымъ наукамъ’, еще въ раннемъ возраст, должно быть во время возвращенія изъ Турціи его дда, или около того, еще лтъ десяти отъ роду. Какъ и гд онъ учился, неизвстно, но, будучи только 16-ти лтъ, обнаружилъ склонность къ монашеской жизни, а 20-ти лтъ, т. е. въ 1725-мъ году, вопреки желанію родителей, сталъ монахомъ. Во время составленія завщанія дда, въ 1731-мъ году, оасафъ былъ уже іеродіакономъ въ Братскомъ монастыр и учителемъ академіи. Затмъ мы его видимъ игуменомъ Лубенсюго монастыря (до 1745-го года), настоятелемъ Троицко-Сергіевской лавры (до 1748) и, наконецъ, съ 1748-го года епископовъ Блгородской епархіи. Странно одно, что ддъ, писавшій Духовное завщаніе подъ сильнымъ вліяніемъ религіознаго настроенія, совсмъ о немъ не у и пинаетъ, между тмъ, какъ съ особенною любовью относится къ своему ‘коханому’ сыну Пахомію, іеромонаху Печерскаго монастыря.

Итакъ, трое изъ Горленокъ, ддъ, сынъ и внукъ (Дмитрій, Андрей и Андрей же, сынъ его) громко заявили о своемъ существованіи въ лтописяхъ малороссійской исторіи первой половины прошлаго вка, а трое другихъ (Пахомій, оасафъ и Анастасія) удалились подъ своды монастырскихъ храмовъ, которыми была усяна Малороссія и гд они имли великое общественное значеніе. Изъ этихъ монастырей, отъ этихъ отшельниковъ-монаховъ шло тогда примиряющее слово съ событіями быстро текущей жизни, съ перемнами, переживаемыми Малороссіей, они уже не являлись представителями старыхъ казацкихъ интересовъ. Насколько встревожилъ современниковъ Дмитрій Горленко съ товарищи, настолько же сынъ, и особенно внукъ заботились объ умиротвореніи. Этотъ внукъ, епископъ въ великорусскомъ город, своими длами, безупречностію своей жизни пріобрвшій громкую извстность по всей Россіи, примиряетъ съ суровою тнью дда, и теперь еще, по прошествіи 116-ти лтъ посл его смерти, его могила посщается ежегодно множествомъ людей, преимущественно изъ простого русскаго народа, между тмъ, какъ могила его дда остается совсмъ забытая въ оград Густынскаго монастыря.

М. де-Пуле.

Полтава.

Мартъ, 1872.

‘Встникъ Европы’, No 5, 1872

МАЛОРОССЙСКЕ ЭМИГРАНТЫ ПРИ ПЕТР ВЕЛИКОМЪ

Читайте также: