Магазин землеведения и путешествий. Географический сборник, издаваемый Николаем Фроловым. Том III. Москва, 1854, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1855 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах

М., Государственное издательство ‘Художественная литература’, 1949. Том II. Статьи и рецензии 1853-1855

Магазин землеведения и путешествий. Географический сборник, издаваемый Николаем Фроловым. Том III. Москва, 1854

В прошедшем году издание второго тома ‘Магазина’ дало нам случай поместить обширную критическую статью (‘Современник’ 1854, май и июнь), в которой показывалось развитие основных идей географии и определялось высокое место, какое занимает эта наука в кругу человеческих знаний. Не повторяя здесь высказанное так недавно в нашем журнале, мы хотим, прежде нежели перейдем к обзору статей, помещенных в третьем томе ‘Магазина’, сказать несколько слов о их общем характере.

На физическую географию, на этнографию, даже на статистику до недавнего времени географы обращали очень мало внимания, над всем преобладала так называемая ‘политическая география’, очень хорошо памятная каждому из нас по тем учебникам, скучные страницы которых затверживал он с таким трудом и с такою быстротою позабывал. Дело тогда обходилось очень просто, хотя, нельзя не Признаться, очень сухо, таким образом: границы Франции, перечисление 86 или 87 ее департаментов, с именами главных городов, о каждом городе ровно по две строки, как бы ни был важен, как бы ни был он ничтожен: Лион, Марсель и Гавр, Ванн, Бове и Тарб описывались одинаковым количеством слов, почти одними и теми же словами, о том, что за народ французы, какие у них нравы, какие понятия и обычаи, говорилось менее, нежели о том, что такое Privas, главный город Ардешского департамента, или Aurillac, главный город Кантальского департамента. Англия и Ирландия считались одним и тем же, хотя между этими странами и жителями их нет ни малейшего сходства, королевство Саксонское и прусская провинция Саксония не имели между собою ничего общего, хотя на самом деле эти земли различаются только краскою на ландкартах. Итальянцев даже не существовало для географии, говорившей только, что королевство Сардинское разделяется на десять округов, а великое герцогство Тосканское на пять. О Рейне известно было географии только то, что он служит границею между Баденом и Фран-циею, потом между рейнскою Пруссиею и герцогством Нассаусским, об Альпах — что там есть гора Монблан, имеющая столько-то футов вышины. Одним словом, физической географии отделялось в старину в толстом географическом трактате пять страниц, статистике — пять строк, этнографии — ни одной строки. Из этих пренебрегаемых старинною географиею важнейших составных частей ее первая успела убедить всех в огромном своем значении физическая география. Теперь каждый порядочный учебник (мы указываем именно на учебники, потому что, как известно, этот разряд книг противится всем улучшениям с таким упорством, каким могут похвалиться еще разве только французские трагедии в стихах), теперь каждый порядочный учебник обращает надлежащее внимание на физическую часть землеописания, даже у нас являются атласы с картами распределения гор, климатов, почвы, растений, животных и т. д. Статьями по этой отрасли землеведения и по неразрывно связанной с нею математической географии по преимуществу наполнен и III том ‘Магазина’ г. Фролова, как составляли они исключительное содержание второго тома. Мы вовсе не хотим считать эту специальность недостатком прекрасного издания г. Фролова, но мы должны поставить ее на вид и заметить, что ею далеко не исчерпываются интереснейшие для нашего времени стороны землеведения, напротив, если даже оставить в стороне более или менее случайные и внешние разделения, которыми занимается так называемая политическая география, то остаются две другие важнейшие стороны землеведения — этнография и статистические отношения различных земель и областей. Не будем говорить о значении статистического элемента в географии, потому что важность статистики, как отдельной науки, ныне достаточно признается всеми, хотя в географии статистическая часть далеко еще не достигла надлежащего развития. Но скажем несколько слов о важности этнографии в системе общего образования, куда проникать она должна через посредство географии.

Не считаем нужным распространяться о важности знакомства с обычаями народов, которые могут быть названы представителями той или другой цивилизации, — само собою разумеется, что качества каждого особенного направления цивилизации и возникших вследствие его общественных отношений должны быть ближайшим образом проверяемы изучением нравов и обычаев народа, сложившихся или видоизменившихся под влиянием этих отношений, нравы народа, образ его жизни, житейских понятий и привычек, с одной стороны, с другой —статистические данные представляют лучшее мерило для оценки достоинств и недостатков разных направлений цивилизации. Необходимость иметь определенное понятие об этом вопросе, одном из основных в общей системе понятий, не нуждается в доказательствах. Но вместе с народами, стоящими на высокой ступени развития, землеведение говорит о диких и полудиких племенах, о народах с мало выработавшимися или оцепеневшими формами жизни, — оставляя все другие области, изучение которых представляет гораздо большую, но с тем вместе и гораздо очевиднейшую важность, обратим внимание на значение ближайшего знакомства с нравами, понятиями и учреждениями народов, стоящих на низших ступенях умственного и общественного развития.

Как ни возвышенно зрелище небесных тел, как ни восхитительны величественные или очаровательные картины природы, человек важнее, интереснее всего для человека. Потому, как ни высок интерес, возбуждаемый астрономиею, как ни привлекательны естественные науки, — важнейшею, коренною наукою остается и останется навсегда наука о человеке. Чтобы пуститься в дешевую ученость общих мест, которые хороши тем, что бесспорны, напомним о надписи дельфийского храма: ‘Познай себя’. Позднее была высказана греческим философом великая мысль, всю истину которой постигли только в последнее время, со времен Канта, и особенно в последние десятилетия: ‘человек мерило всего’¹. Конечно, ближайшим предметом наших мыслей должен быть человек, развитый цивилизациею, его нравственные и общественные учреждения, понятия, потребности. Но эти учреждения и понятия жили так долго, образовались и изменялись под столькими различными условиями, что часто бывает трудно решить, в чем состоит их первоначальная сущность и в чем — позднейшие изменения, не зная этого, часто бывает затруднительно решить, что именно в известном обычае или учреждении мы должны считать необходимым для нас, какие стороны его служат выражением действительной потребности, какие отжили свое время и при изменившихся условиях продолжают существовать только по закону косности, господствующему и в общественных отношениях, как в мире физическом. Итак, очень часто бывает необходимо проследить историю предмета с первобытных его зачатков, чтобы решить, действительно ли он сохранил свой истинный смысл, действительно ли удовлетворяет он в том виде, какой имеет теперь, настоящим отношениям. Все это было бы можно показать на очень живых примерах, но мы приведем только один, конечно, имеющий в народной жизни только второстепенную важность, но представляющий, между прочим, ту выгоду, что не требует длинных пояснений. Общая тема большей части романов, повестей, стихотворений в наше время, как и прежде, — так называемая романическая любовь. Ясно, что в современной жизни не играет она такой важной роли, как в литературе, которая должна изображать жизнь. Отчего ж это различие между изображением и подлинником? Составляет ли сущность поэзии эта обыкновенная тема ее произведении^ так что без влюбленных героя и героини на самом деле трудно обойтись роману? Многие так думают и осуждают роман на вечную односторонность. Но взглянем на зародыши, из которых развилась новая литература, и дело представится в другом виде. Важнейшие из первообразов новой поэзии — народная поэзия и песни трубадуров, начало нашей беллетристики находим в рыцарских романах и сборниках, подобных Декамерону Боккаччио. Для народных песен и трубадуров любовь действительно была единственною поэтическою темою.

Точно таково же было положение дела в обществе, которому принадлежали рыцарские романы: ‘Дама сердца’, выходя замуж, становилась домохозяйкою, не более, муж гораздо больше думал об охоте, турнирах и мелких междоусобицах, нежели о жене. Само собою разумеется, что поэзия, находя в этом обществе влюбленность единственным гуманным и живым элементом, сделала ее главною темою, этим она была верна своему назначению служить отражением жизни. Точно то же надобно сказать о рыцарских романах. Наконец, книга Боккаччио и другие подобные сборники составлялись исключительно из анекдотов и рассказов, которые служат для препровождения времени в веселой компании, темою таких разговоров постоянно бывают любовные интриги. Все это показывает, что главная тема произведений, послуживших основанием для последующей литературы, давалась общественными отношениями того времени, что народные песни, рыцарские романы и сборники анекдотов брали почти исключительным содержанием влюбленность потому, что общество на той степени развития не представляло других отношений между мужчиною и женщиною. Нет сомнения, что ответ этот, представляемый историею, в значительной степени облегчает решение споров о том, в сущности ли произведений литературы лежит то, что они повсюду вставляют любовь и влюбленность, или эта исключительность порождена исключительными условиями общественной жизни и мы должны ожидать, что она исчезнет вместе с ними.

Мы не хотим преувеличивать важности исторического способа решать вопросы, как то делают многие. Главным мерилом решения вопросов жизни должны служить настоятельные жизненные потребности современного положения дел. Но в том нет сомнения, что при затруднительных или просто спорных случаях исторические соображения многим людям помогают утвердиться в уверенности о необходимости и основательности решения, требуемого настоящим. В примере, который мы указали, эти соображения остаются на твердой исторической почве средних веков и греческого мира, не увлекая нас в темные области первоначальнейшей истории племен. Это потому, что мы взяли явление, самые зародыши которого являются уж только при довольно значительном развитии цивилизации. Не то бывает при историческом исследовании почти всех важнейших понятий и учреждений — почти все принадлежности общественной жизни возникли при самом ее начале, в те отдаленнейшие периоды, которые не внесены в летописи, от которых не осталось почти никаких памятников, кроме общих и темных намеков, уцелевших в языке. Потому-то в последнее время, когда убеждения большинства стали шатки и с тем вместе сомнения его так робки, обратила на себя такое внимание историческая филология, старающаяся отгадать характер древнейших периодов исторического развития и объяснить первоначальный вид и коренное значение понятий и учреждений, в измененном виде продолжающих господствовать доныне. Для людей с твердым характером, с доверием к собственному суждению, в этих разъяснениях нет необходимости, но для людей колеблющихся, нерешительных — они очень важны. Некоторым читателям может показаться, что мы отдалились от нашего вопроса о значении этнографии — нет, мы теперь в самом его средоточии. Все, что с неимоверными усилиями соображения успевает добыть историческая филология для объяснения первобытной жизни, сообщает нам этнография в живых, простых, ясных рассказах, потому что, как мы имели случай недавно говорить, наши древнейшие предки начали с состояния, совершенно подобного нынешнему состоянию австралийских и других дикарей, стоящих на низшей степени развития, потом постепенно проходили те состояния несколько более развитой нравственной и общественной жизни, какую видим у различных негритянских племен, у североамериканских краснокожих, у бедуинов и других азиатских племен и народов, каждое племя, стоящее на одной из степеней развития между самым грубым дикарством и цивилизациею, служит представителем одного из тех фазисов исторической жизни, которые были проходимы европейскими народами в древнейшие времена. Потому этнография дает нам все те исторические сведения, в которых мы нуждаемся. Как, восходя от подошвы горы к ее вершине, мы в один день видим физическую жизнь, принадлежащую всем временам года: у подошвы.— желтеющие нивы осени и лета, выше — яркую зелень весны, еще выше — первое таяние снегов и, наконец, царство зимы, — так, переносясь в пустыни Америки, в степи Азии и Африки, мы переносимся в жизнь тысячелетия, предшествовавшего периоду греческой цивилизации, обозревая острова Великого Океана, проникаем еще далее в глубь веков. Степень развития и внешние условия жизни, с нею соединенные, почти безусловно владычествуют над характером общества, его обычаями, понятиями и учреждениями, самое различие в характере различных рас человеческого племени оказывает влияние почти совершенно ничтожное сравнительно с могущественным действием этих условий, потому-то для каждой степени развития на низших, для каждого направления цивилизации на высших ступенях исторической жизни человечества существует один тип, каковы нравы и учреждения одного пастушеского племени, таковы есть и были нравы и учреждения всех племен, когда они стоят на той же ступени развития, каковы ныне обычаи австралийцев, таковы же были обычаи всех племен, когда они были в том же периоде младенчества. Итак, посредством исторических разысканий о первобытных временах жизни наших предков мы открываем те самые факты, какие видим в жизни различных диких и полудиких племен, этнография говорит совершенно то же, что историческая филология. Но есть и огромное различие между этими очень важными в наше время науками. Историческая филология отгадывает, строит гипотезы, основанные на скудных и часто бледных фактах, потому дает картины не полные, не довольно подробные и живые, иногда не совсем точные. Совершенно не таково положение этнографии: она видит и передает факты народной жизни во всей их жизненной полноте и точности, этнограф видит своими глазами то, что при помощи исследований языка можно только предчувствовать. И верность и полнота на стороне этнографии. Потому-то она должна быть главнейшею путеводительницею при восстановлении древнейших периодов развития народов, ставших ныне так высоко, но прошедших через те же самые периоды жизни, в которых доныне остаются различные племена, живущие звериною ловлею, собиранием плодов или пастушеством.

И действительно, в прежнее время мыслители, занимавшиеся исследованиями о первоначальном характере и значении различных учреждений и понятий, постоянно прибегали к помощи известий, представляемых этнографиею. У писателей, знаменитейших проницательностью и обширностью своих соображений по этим вопросам, беспрестанно мы встречаем ссылки на путешественников. Только со времени появления исторической филологии был забыт на время этот богатый и верный источник положительных сведений. Вместо Кука и Бугенвиля начали цитировать исключительно Гримма. Но в творениях замечательнейших мыслителей последних годов мы уже видим возвращение к покинутой на время этнографии. Они ценят по достоинству драгоценные материалы, представляемые филологиею, но находят гораздо больше и гораздо положительнейших известий в описаниях дикарского и младенчествующего быта у племен, которые остались на этих древнейших ступенях развития до нашего времени. Большинство ученых, конечно, скоро последует примеру, который указывается корифеями науки ². Мы позволили себе сказать несколько слов об этом предмете потому, что он имеет у нас некоторый интерес новизны, кроме того, нам хотелось выставить на вид одну из важнейших сторон землеведения, снова начинающую обращать на себя внимание философии.

Третий том ‘Магазина землеведения и путешествий’ заключает в себе только две небольшие этнографические статьи: ‘Езиды’ г. Березина и ‘Воспоминания о восточной Сибири’ г. Корнилова. Они без сомнения будут прочитаны с большим интересом, хотя их почтенные авторы передали нам только краткие очерки виденных ими земель и народов. Остальные статьи имеют предметом математическую и физическую географию земного шара, г. Д. М. Перевощиков поместил в ‘Магазине’ прекрасные ‘Замечания о математической географии’, ‘Геодезические и топографические работы в России’, дополнения к этим двум статьям и ‘Обозрение русских календарей’, кроме того, он ‘составил по Араго’ статью ‘О термометрическом состоянии земли’, и мы предполагаем, что по его же выбору переведена из Араго статья о календаре. Г. Щуровскому принадлежат три статьи: ‘Ледники’, ‘Русские каменно-угольные бассейны’ и биография Леопольда фон-Буха. Наконец, переведена в ‘Магазине’ обширная статья ‘Географическое распространение верблюда’, из Риттера. Читатели видят, что почти весь третий том сборника г. Фролова составлен из оригинальных статей, и, конечно, согласятся с нами, что надобно благодарить почтенного издателя за такое усовершенствование его издания. Переходим к обозрению отдельных статей.

Имя г. Д. М. Перевощикова пользуется у нас громкою известностью, вполне заслуженною, и если бы кто-нибудь из многочисленных почитателей почтенного русского математика составил полное и основательное обозрение ученой его деятельности, то, нет сомнения, он этим исполнил бы желание всякого, интересующегося успехами наук в России. В настоящей статье было бы неуместно входить в рассмотрение чисто ученой стороны деятельности г. Д. М. Перевощикова, но мы едва ли ошибемся, сказав, что в последние тридцать лет никто не содействовал столько, как он, распространению астрономических и физических сведений в русской публике: Д. М. Перевощиков постоянно был первым, неутомимейшим и полезнейшим из людей, посвятивших свою ученую деятельность этому прекрасному стремлению. Количество написанных им с этою целью статей очень велико, и по числу и по внутреннему достоинству они в русской литературе занимают первое место в ряду всех подобных произведений. Четыре статьи, помещенные им в третьем томе ‘Магазина’, прекрасны, они составляют его украшение и придают ему прочное ученое значение. ‘Замечания о математической географии’ писаны с педагогическою мыслью и должны, по мысли автора, служить для преподавателей географии пособием при объяснении математической части ее, затруднительной для многих. Нет надобности прибавлять, что автор, известный своим дарованием популярно излагать научные вопросы, вполне достигает своей цели, рекомендуем его ‘Замечания’ вниманию учителей географии — ничего лучшего не было еще писано для них на русском языке. ‘Обозрение русских календарей’ — драгоценный материал для истории месяцеслова, ежегодно издаваемого императорскою Академиею Наук, и календарей, прежде него изданных в России. Г. Перевощиков внимательно просматривает календари с 1710 года до настоящего времени и отмечает в них все интересное и характеристичное. Все интересующиеся историею русской литературы будут благодарны ученому автору за этот обзор, составленный с такою основательностью. Переходя к статье ‘Геодезические и топографические работы в России’, выразим прежде всего сожаление о том, что объем нашего краткого обозрения не позволяет войти в подробности, необходимые для объяснения важности тригонометрических съемок и астрономических определений долготы, потому не позволяет нам и изложить содержания полного и ясного обозрения этих трудов, представленного ученым автором. Сначала говорит он о предложениях Ломоносова, потом — о топографических съемках и триангуляциях, определениях долготы Пулковской и Московской обсерваторий, большом измерении меридиана от Фугленеса в Норвегии (70R 40′) до Измаила на Дунае (45R 20′) и проч. Составленное по Араго г. Перевощиковым рассуждение ‘О термометрическом состоянии земли’ очень интересно, и как важнейшие заключения его могут быть изложены без обширных объяснений, то приведем их здесь.

Известна гипотеза, что северная часть Сибири, где находятся остовы животных, сродных с теми, какие ныне встречаются только в тропических землях, пользовалась некогда климатом, какой ныне сохранили только тропические страны, по другой, столь же известной, гипотезе предполагается, что некогда вся наша планета была в расплавленном или даже газообразном состоянии, на основании этих соображений можно было бы предполагать, что температура земного шара, понижавшаяся в доисторические времена, продолжает понижаться и ныне, и что если не мы, то наши потомки подвергаются опасности увидеть всю поверхность земного шара замерзшею и умереть от холода. Такое мнение часто повторялось людьми, поверхностно знакомыми с наукою Араго, основываясь на строгих вычислениях и положительных наблюдениях, показывает неосновательность подобного предположения. Прежде всего приводит он обыкновенное доказательство, что если бы температура земного шара, взятого как одно целое, уменьшались, то уменьшался бы и его поперечник, — по известному закону, что все тела, охлаждаясь, уменьшаются в объеме, а если бы поперечник земного шара уменьшился, то сократилось бы и время суточного обращения земли на своей оси, — по общему правилу, что чем менее становится поперечник вертящегося шара, тем скорее он начинает обращаться при одинаковости вращающей его силы. Вычисления показывают, что если б земля охладела только на один градус, то время суточного обращения сократилось бы слишком на полторы секунды. Но мы имеем очень точное измерение времени обращения луны около земли, сделанное еще до рождества христова греческими астрономами. Оно продолжает быть совершенно точным и для нашего времени. А если б время суток сократилось, то период обращения луны стал бы, по сравнению с сутками, продолжительнее, сличая греческое измерение этого периода с нашим относительно их одинаковости, мы не можем ошибиться и в одной сотой части секунды, а как охлаждение на один градус произвело бы разницу в полторы секунды, то ясно, что земля, в продолжение слишком двух тысяч лет, протекших между нашим и греческим измерением лунного месяца, не охладилась и на одну стопятидесятую часть градуса. Кроме этого известного положительного доказательства, Араго представляет множество других, отрицательных, основанных на том, что ни одно из обстоятельств и отношений, имеющих заметное влияние на температуру земной поверхности, не изменяется, а те условия, которые подвержены изменению, не имеют почти никакого влияния на температуру земли. Одинаковость температуры в древнейшие времена с настоящим ее состоянием доказывает он также историческими свидетельствами о том, какого рода растения могли производить в древности и производят ныне известные страны и места — из этого сравнения оказывается, что где не изменился климат от осушения болот и вырубки лесов (что до некоторой степени возвышает температуру страны), там продолжает он производить те же самые растения, как и в глубокой древности, следовательно, не сделался ни теплее, ки холоднее. Все эти доказательства и соображения изложены, как всегда у Араго, очень популярно и вместе глубокомысленно и приобретают новый интерес для науки от множества задач, важность решения которых он показывает, указывая с тем вместе, какие нужно произвести наблюдения для того, чтоб решить их основательным образом.

Теми же достоинствами отличается и статья Араго о календаре, дополненная примечаниями Д. М. Перевощикова. Но мы не знаем, почему из Риттера выбрана для перевода огромная статья ‘Географическое распространение верблюда в Старом Свете’, не может быть и спору в том, что написана она с огромною ученостью, но предмет ее слишком специален, и едва ли можно было уделять в сборнике землеведения 140 страниц исследованию о первоначальной родине и постепенном переселении одного животного. Нам кажется, что лучше было бы избрать исследование, представляющее более общего интереса, — у Риттера нет недостатка в таких трактатах. То же самое должны мы сказать о статье г. Щуровского ‘Ледники’. Если бы автор изложил теорию Агасси и других относительно значения ледников в изменении поверхности земного шара, это имело бы общий интерес, но он ограничивается простым описанием состава и вида ледников — это не может иметь для русских читателей такой занимательности, которая уполномочивала бы помещать обширную статью. Гораздо более интереса в жизнеописании великого геолога Леопольда фон-Буха, потому что здесь г. Щуровский подробно объясняет значение его трудов в науке, излагает его теорию и важнейшие открытия. Если мы заметим, что автор напрасно сделал сухими многие страницы своей статьи, исчисляя все мелкие сочинения фон-Буха, то^заметим единственно с тою целью, чтобы обратить на это внимание самого автора. Не должно забывать, что подобные статьи пишутся для большинства публики, а не для специалистов, которым уж очень хорошо известна и жизнь Леопольда фон-Буха и полный список его сочинений, который приложен к концу статьи г. Щуровским, не удовольствовавшимся тем, что несколько десятков этих сочинений уж поименовано в самой статье. Но вполне интересно будет для читателей обозрение ‘Русских каменноугольных бассейнов’, составленное г Щуровским по специальным исследованиям. Перескажем в нескольких словах главные выводы о каменноугольном богатстве России.

В Европейской России найдены до сих пор четыре главных бассейна каменного угля. Северный бассейн, прилегающий узким концом своим к Белому морю, расширяется в южной своей половине и обнимает Тверскую, Тульскую, Рязанскую, Калужскую и соседственные части прилежащих губерний. Но это обширное пространство каменный уголь занимает не одним непрерывным пластом, а отдельными, разрозненными месторождениями, что очень неблагоприятно для разработки. Кроме того, самый уголь низкого качества. Западный бассейн из Силезии переходит в Царство Польское и занимает небольшую часть его юго-западного края. Уголь здесь лежит толстым, непрерывным пластом, и добывание его представляет некоторые выгоды. В последнее время добывают его до десяти миллионов пудов. Восточный бассейн идет узкою полосою вдоль Уральского хребта, уголь годен для отопления и железнозаводских работ, потому, вероятно, будет приносить большую пользу, но до сих пор этот бассейн мало исследован и разработка его едва начата. Наконец, важнейший, сколько доселе известно, бассейн южный или Донецкий (прилегающий к реке Северному Донцу) занимает большую часть земли Войска Донского и часть губерний Екатеринославской и Харьковской, площадь его более пятисот квадратных миль. Качество угля превосходно, между тем весь бассейн, слишком вдвое превосходящий обширностью все великобританские каменноугольные бассейны, вместе взятые, доставляет ныне едва одну семисотую часть того количества угля, какое добывается в Великобритании. Причиною такой малозначительности производства надобно считать, с одной стороны, то, что добывание производится без помощи паровых машин, которые одни могут дать работам надлежащую силу, с другой, недостаток дешевых путей сообщения с теми местами, которые нуждаются в горючем материале, и вследствие всего этого — невозможность поставлять донецкий антрацит по сходной цене. С отвращением этих препятствий и с понижением цены его разработкам предстоит, вероятно, блестящая будущность.

Этим заключаем наш обзор третьего тома ‘Магазина землеведения и путешествий’. Его состав разнообразен, большая часть статей написаны прекрасно и очень интересны по своему содержанию. Если мы говорили о важности статистического и этнографического элемента в географии, то нашей целью было только выставить на вид эти новые элементы, в нее проникающие, а вовсе не смешное недовольство тем, что ‘Магазин’ г. Фролова по преимуществу занимается одною из нескольких сторон обширной науки землеведения, физическою, и, по связи с ней, математическою географиею — сторона эта также чрезвычайно важна, также чрезвычайно интересна, ‘Магазин’, обращая на нее преимущественное внимание, представляет статьи прекрасные, и никто не вправе, вместо предлагаемого хорошего, требовать еще чего-нибудь другого, иначе пришлось бы упрекать исторический сборник за то, что в нем нет астрономических статей, археологический сборник — за то, что в нем нет юридических статей. Предмет большей части статей, помещенных в рассмотренном нами томе ‘Магазина землеведения’, важен и интересен, статьи хороши, некоторые превосходны — и нам остается только радоваться выходу в свет нового и прекрасно составленного тома издания г. Фролова.

ПРИМЕЧАНИЯ

Составлены H. В. Богословским

¹ Слова греческого философа-софиста Протагора.

² Имеются в виду труды Риттера и Гумбольдта.

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ

Первоначально опубликовано в ‘Современнике’ 1855, No 1, стр. 21—33. Перепечатано в полном собрании сочинений (СПБ., 1906), т. I, стр. 222—230.

Печатается по тексту ‘Современника’.

Рукопись-автограф на четырех листах в полулист писчего формата хранится в отделе рукописей Государственной ордена Ленина библиотеки СССР им. В. И. Ленина (инв. No 1598).

Магазин землеведения и путешествий. Географический сборник, издаваемый Николаем Фроловым. Том III. Москва, 1854

ПРИМЕЧАНИЯ

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ

Читайте также: