Любовь и честность.
Любовь и честность.
(Повсть Дюкре-Дюминиля.)
‘Встникъ Европы’, No 3, 1804
Любовь и честность, Дюкре-Дюминиль Франсуа Гийом, Год: 1804
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Госпожа Гевертъ, женщина лтъ пятидесяти, имвшая мужемъ — миліонщика, оставшись вдовою, получала сто тысячь ливровъ годоваго доходу. Посл нещастливыхъ родинъ она была почти безпрестанно нездорова: отъ великой слабости едва могла стоять на ногахъ, и почти всегда сидла или лежала въ своей комнат, изъ которой никогда не выходила. y нея былъ сынъ 22 лтъ, одаренный привлекательнйшею наружностію и рдкимъ сердцемъ. Молодой Гевертъ боготворилъ мать свою, и провождалъ вс вечера подл ея креселъ, разговаривая съ нею, или читая ей хорошія книги. Это малое семейство представляло трогательную картину материнской и сыновней любви. Мать, добрая, нжная, умная, не запрещала сыну своему забавы, свойственныя его лтамъ. Онъ имлъ столько денегъ, сколько хотлъ, и при такомъ избытк удобно было для него пригласить для наставленія своего Учителей во всхъ отрасляхъ нужныхъ для него Наукъ, однимъ. словомъ, онъ былъ щастливйшій и притомъ любезнйшій изъ смертныхъ. Ему не было нужды вступать въ какую нибудь службу, онъ довольно находилъ занятія для себя въ управленіи великимъ имніемъ матери своей, и, можно сказать, былъ отмнно способенъ къ хозяйственнымъ распоряженіямъ. За рдкія качества, за порядочный образъ жизни, мать его обожала, и съ сердечнымъ прискорбіемъ думала о приближеніи той минуты, въ которую бракъ отниметъ его y Природы. Чтобы не подвергнуться разлук съ симъ милымъ сыномъ, въ случа женитьбы его, Гжа. Гевертъ вознамрилась пріискать двушку небогатую изъ небольшаго семейства, которая согласилась бы жить съ нею и оказывать ей услужливыя попеченія нжной дочери. Вотъ какую жену хотла она дать сыну своему, и располагалась помстить молодую чету въ великолпномъ дом, которой имла она въ одномъ предмстіи Парижа. Но до этого еще долго: Геверту только 22 года. Онъ не думалъ о женитьб, и часто клялся матери, что одна она, пока будетъ жива, останется единственнымъ предметомъ нжнйшихъ его чувствованій — цлою вселенною…. Молодой человкъ!.. Любовь почти всегда принуждаетъ нарушать такія клятвы.
Подл дому Гжи. Гевертъ была великолпная лавка одного галантерейнаго купца. Г. Дюваль — такъ онъ назывался — имлъ жену, отмнно способную къ сему роду торговли, и осмнадцати-лтнюю дочь, прекрасную, какъ Ангелъ. Аделія — имя молодой двушки — также очень хорошо знала торгъ отца своего, и къ чрезвычайной красот присоединяла очаровательные таланты, особливо же искуство въ музык.
Гевертъ много разъ покупалъ въ семъ магазин разныя вещи, и не могъ смотрть съ равнодушіемъ на Аделію. Она часто играла на фортепіано въ ближней комнат, и Гевертъ дарилъ ее нотами, иногда вмст съ нею ихъ разыгрывалъ, старался всячески угождать, услуживать, какъ доброй сосдъ, однимъ словомъ, онъ познакомился очень коротко съ домомъ, гд его такъ много любили.
Любили? Нтъ! я употребилъ ложное выраженіе. Мн должно было сказать, что его старались ласкать, какъ отмнно выгоднаго жениха для Аделіи. Г. и гжа. Дюваль знали, какое богатое наслдство онъ со временемъ получитъ. Они никогда не видали его матери, которая, какъ я уже сказалъ, не выходила изъ комнаты, но осыпали вжливостями сына, въ надежд, что онъ влюбится въ ихъ дочь Аделіи дали въ разсужденіи сего вс нужныя наставленія, присовтовали ей поступать съ Гевертомъ, какъ можно скромне, но притомъ стараться ловить вс случаи, чтобы ему понравиться и воспламенять его. Аделія была лукава и нжна. Пригожій Гевертъ кружилъ ей голову, и она слдовала предписаніямъ родительскимъ сколько по склонности, столько и для выгодъ. Съ тхъ, поръ, какъ Гевертъ началъ часто посщать сей домъ, г. и гжа. Дюваль не щадили ничего для туалета Аделіи, чтобы усугубить природныя ея прелести. Молодая двушка, склонная къ кокетству, наслаждалась сею щастливою перемною, и употребляла вс способы къ прельщенію глазъ, сердца и всхъ чувствъ добродушнаго Геверта. Такимъ образомъ нашъ молодой человкъ боле и боле предавался влеченію любовной страсти, не подозрвая даже, чтобы она существовала въ его сердц.
Геверть, не имя инаго друга и наперсника, кром матери, твердилъ ей безпрестанно о прелестяхъ и талантахъ двицы Дюваль съ такимъ жаромъ, съ такимъ энтузіазмомъ, что добрая сія женщина устрашилась. Она примтила, что сынъ ея былъ дйствительно влюбленъ, и это открытіе огорчило ее. Давно уже были ей разсказаны не очень выгодные слухи о фамиліи Дюваль. Она слышала, что отецъ прекрасной дочери былъ человкъ совсмъ неизвстнаго произхожденія, и притомъ не очень честной, которой въ одномъ Провинціальномъ город объявилъ себя банкротомъ, что богатство его очень сомнительно, и что онъ съ своимъ семействомъ какъ будто съ неба упалъ въ этотъ прекрасной магазинъ. Гжа. Гевертъ была истинная философка, ей казалось все равно, на комъ бы сынъ ея ни женилея, лишь бы только взялъ онъ себ жену изъ семейства честнаго, какого бы впрочемъ состоянія оно ни было. И такъ однажды, со всею свойственною ей кротостію, открыла она сыну своему собственныя его чувства, которыхъ молодой человкъ не понималъ. Ты любишь, мой другъ! сказала она: ты любишь Аделію, мои глаза ясне твоихъ видятъ, они открыли мн эту страсть, гнздящуюся во глубин твоего сердца, и я увряю тебя, что ты влюбленъ страстно. — Вы такъ думаете, матушка? — Не только думаю, но и уврена въ томъ, другъ мой! положись на мою опытность. — Правду вамъ сказать, я и самъ этого боюсь. Съ нкотораго времени я почти не мъ и не сплю, ночью изображеніе Аделіи мечтается мн безпрестанно, a днемъ только тогда доволенъ, когда бываю съ нею: простите мн это признаніе. Я хочу сказать, что не иначе бываю щастливъ, какъ для время между вами и этою милою двушкою! — Будь искренне, сынъ мой! Я знаю, что любовь сильне Природы, и что въ твои лта всегда предпочитаютъ любовницу матери… — Матушка!.. — Точно такъ, мой другъ! и я не столько безразсудна, чтобы стала стовать на такое предпочтеніе и требовать отъ тебя того, чего нтъ въ сердц человческомъ. Однакожь выслушай меня: я не знаю двицу Дюваль, и никогда ее не видала. Дай же мн время удостовриться, что она достойна твоей руки, что родственники ея имютъ ту строгую честность, которая всегда отличала твоихъ, и я соглашусь составить твое щастіе. Аделія будетъ твоею женою, естьли этого достойна, каково бы ни было впрочемъ ея состояніе. Думаю, что ты одобришь мысли мои, ты и самъ такъ разборчивъ, что врно не согласишься сдлать связь съ безчестными людьми. — Матушка! вы столько меня знаете, что…. — Я столько тебя знаю, что умю цнить тебя, уважать, любить. И такъ, сынъ мой, дай мн одинъ только мсяцъ времени на освдомленія о гн. Дювал, какъ здсь, такъ и въ тхъ городахъ, гд онъ жилъ до прізда въ Парижъ, однимъ словомъ, дай мн волю, и продолжай видаться съ твоею Аделіею, которую я уже люблю по сдланному тобою объ ней описанію.
Такъ говорила гжа. Гевертъ, и сынъ, обнявъ ее, осыпалъ нжными и невинными ласками дтской любви,
Въ самое то утро, въ которое произошло сіе объясненіе, Гевертъ, взявъ книгу, пошелъ гулять въ Тюльери, ему не столько хотлось читать, какъ предаться на свобод мыслямъ своимъ и подумать о состояніи сердца своего, которое наконецъ сдлалось ему извстно.
Онъ зашелъ сперва къ Нотаріусу своему по нкоторымъ дламъ, и потомъ продолжалъ прогулку свою до Тюльери. Тамъ, погрузясь въ размышленія, увидлъ, что вс его желанія стремились къ прекрасной Аделіи: онъ пылаетъ любовію, чувствуетъ это, и въ семъ состояніи ищетъ уединенія, которое подаетъ пищу для нжной его меланхоліи. Въ одной изъ отдаленнйшихъ алей сада бросается онъ на скамью, беретъ книгу, раскрываетъ, хочетъ прочитать нсколько писемъ Элоизы, но вдругъ прерываетъ его чтеніе глухой стонъ, произносимый въ нсколькихъ шагахъ…. Поднявъ голову, видитъ онъ молодую двушку, прислонившуюся къ дереву и закрывшую платкомъ глаза, которыя безъ сомннія орошены были слезами. Двушка была одта чисто, но очень просто, какъ какъ ремесленница. Темнаго цвту платье, голубой передникъ и круглой чепецъ составляли весь нарядъ ея: но она плачетъ, рыдаетъ, и слдовательно, какого бы званія ни была, иметъ право на утшеніе всякаго чувствительнаго человка. Слдующія слова, услышанныя Гевергомъ изъ устъ ея, поражаютъ его: ‘Боже мой! какъ жестоки стали времена, и какъ холодны сердца!’…
Нтъ, нтъ! вскричалъ Геверть: они не вс холодны, по крайней мр мое сердце должно изключить изъ этого, къ нещастію, толь общаго правила…. Бдное дитя! о чемъ ты крушишься?
Двушка думала, что находится одна съ своею горестію во всей вселенной, Нещастный ничего не видитъ, ничего не слышитъ, и потому вопросъ Геверта остался безъ отвта. Подошедъ къ двушк ближе, и схвативъ ее за руку — нещастная! сказалъ онъ ей…
Она оглядывается на него, краснетъ, и не давъ договорить ему, уходитъ со страхомъ Гевертъ, можетъ быть, оставилъ бы ее, но онъ видлъ лицо — и какое лицо! какія небесныя прелести! Слезы, текущія изъ глазъ ея, придавали ей еще новую степень привлекательности. И такъ Геверть слдуетъ за нею: не бойся, говорить ей, не бойся ничего, я человкъ чувствительной, честной и богатой.
При слов богатой, она, остановляется и отвчаетъ издали: Ахъ, сударь! простите меня, но Бога ради, не ходите за мною. Я не то, что вы думаете. Сдлайте милость, оставьте меня и дозвольте возвратиться къ отцу моему, посмотрите, какъ, вс на меня глядятъ! — Какая нужда! пускай весь свтъ на тебя смотритъ. Можешь ли ты укрыться отъ удивленія и соучастія, которыя ты во всхъ производишь?
Онъ опять подходитъ къ ней и продолжаетъ: Скажи, любезная двица, о чемъ ты плачешь? поврь мн свои горести — и, будь уврена, я облегчу ихъ, естьли это возможно. — Естьли возможно! вы богаты? — Очень богатъ. — И человколюбивы? — Кажется…. — И такъ вы совсмъ не таковы, какъ гонитель моего бднаго отца? — Кто этотъ жестокой? — Хозяинъ дому, въ которомъ мы живемъ. Батюшка нанимаетъ y него лавку за триста ливровъ въ годъ. Мы не имемъ теперь чмъ ему заплатить за полгода, и этотъ злодй продаетъ послднее наше имніе, нашъ товаръ. Полиція все уже запечатала, и сего дня всё возьмутъ y насъ. — Боже мой! какая жестокость! — у меня была одна только собственная вещь, стоющая чего нибудь, но драгоцнная для нещастной, потому что мн подарила ее истинная моя благодтельница… Вотъ посмотрите этотъ перстень, осыпанной бриліянтами. Сего дня по утру съ нимъ я бгала по всему городу, чтобы продать его, показывала многимъ купцамъ. Одни совсмъ не хотли купить его, a другіе давали мало… — Сколько? — Пятьдесятъ ливровъ, a мн надобно больше полутораста. — Бездльники! этотъ перстень очень хорошъ, и стоитъ по крайней мр двадцать пять луидоровъ. Со мною есть столько денегъ, которыя я сей часъ взялъ y Нотариуса. Согласны ли вы за эту цну уступить его? — Двадцать пять луидоровъ! ахъ, сударь! это слишкомъ много. — Я васъ увряю, что перстень этова стоитъ. — Но какъ!… — Возми, любезная, этотъ кошелекъ, и спши утшить отца своего. — О батюшка!… Великодушный человкъ! ты возвратилъ мн уваженіе къ роду человческому!…
Двушка отдала перстень, взяла кошелекъ и полетла, какъ стрла. Гевертъ не теряетъ присутствія духа: мимо его идетъ мальчикъ. Послушай, другъ мой! говоритъ онъ ему: бги какъ можно скоре вонъ за этою женщиною, узнай, какъ ее зовутъ, гд она живетъ, и увдомь меня объ этомъ. Вотъ теб мной адрессъ….. талеръ за труды…. ступай!
Маленькой коммисіонеръ бжитъ, a Гевертъ возвращается домой. Дорогою думаетъ — о комъ? Безъ сомннія объ Аделіи? конечно такъ, но также и о молодой незнакомк — однакожь объ ней мыслитъ только изъ сожалнія, его тронуло нещастіе ея и любовь къ родителю, онъ единственно для того любопытствуетъ узнать объ ней, чтобъ въ послдствіи еще помогать бдному ея ceмейству, естьли оно этого достойно… Аделія! мать моя соедннитъ насъ, сказалъ Гевертъ самъ въ себ… но я хотлъ бы, чтобы матушка увидла мою незнакомку. Какое милое лицо! Мн кажется, что она блондина, такъ точно, она блондина. Аделія брюнета и красавица. У незнакомки голубыя глаза!... какъ она плакала!… Боже мой! сколько нещастныхъ на свт! и какъ благополучны т люди, которые имютъ способы помогать имъ!… Такъ разсуждалъ Гевертъ, котораго сердце начинало длиться между Аделіею и нещастною блондиною. Онъ, возвратясь домой, входитъ къ Гж. Гевертъ — и первыя слова его были, ‘матушка! я принесъ вамъ подарокъ. Покажите мн руку, такъ точно, на этотъ палецъ будетъ онъ совершенно въ пору, и какъ будто нарочно для васъ дланъ,’
Говоря сіе удивленной матери, надваетъ перстень на ея палецъ, увряетъ, что купилъ его, и будучи очень нженъ, конечно не хвалится добрымъ дломъ. Гжа Гевертъ, благодаря его, примолвила, что y нее перстней и такъ весьма много, но что этотъ будетъ предпочитать прочимъ, потому что подаренъ ей любезнымъ ея сыномъ.
Пришли сказать Геверту, что его спрашиваютъ: онъ бжитъ въ свою комнату и видитъ маленькаго коммисіонера. Я обо всемъ узналъ, сударь! говоритъ мальчикъ: ее зовутъ Софіею, Антонъ, ея отецъ, котельникъ, которой живетъ на конц большой Зеленой улицы въ здшнемъ же предмстіи. О! какой былъ страшной шумъ въ его лавк, когда она въ нее вошла! Полицейскіе тащили котлы, сковороды, лейки, кострюли и проч. Софія бросилась обнимать своего отца, подала ему кошелекъ, и сказала: батюшка, успокойся! возьми это золото, которое одинъ благодтельной Ангелъ теб посылаетъ….Отецъ нахмурился. Я примтилъ, что онъ былъ недоволенъ. Что это за Ангелъ, дочь моя? спросилъ онъ: и откуда взялись y тебя эти деньги? — Батюшка, я продала свой перстень. — Какъ! твой любезной перстень, Софія? и безъ моего дозволенія? — Батюшка! разплатись поскоре съ этими жестокими людьми, и ты все узнаешь… Отецъ удовлетворилъ хозяина дома, десятскихъ и разсыльщиковъ, которые тутъ были, a я пошелъ, потому что и весь народъ разошелся, и ежели бы я остался, то это показалось бы старику подозрительно.
Гевертъ удивился уму и расторопности маленькаго Жана, и услышавъ, что отецъ и мать y него очень бдные люди, взялъ его къ себ. Оставшись одинъ, онъ помыслилъ съ досадою, что Софія котельникова дочь. Для чего, сказалъ онъ самъ въ себ, для чего красота не занимаетъ первыхъ мстъ въ обществ? Софія такъ прелестна, и родилась въ толь низкомъ состояніи!…
Занявшись этою мыслію, Гевертъ долго думалъ о Софіи, и въ этотъ день позабылъ захать къ Дювалю. Въ слдующее утро видлся онъ съ Аделіею, и хотя все былъ влюбленъ въ нее, но сдлался не такъ услужливъ. Черезъ два дни случилось ему итти мимо лавки котельника, по большой Зеленой улиц. Софія сидла въ ней подъ окномъ подл отца, которой изо всей силы стучалъ молоткомъ. Гевертъ взглянулъ на нее, и она, узнавъ его, вскричала: батюшка! батюшка! вотъ нашъ благодтель!
Въ одинъ мигъ отецъ съ дочерью очутились на улиц, обнимаютъ колна молодаго человка, которой, видя, что не можетъ отъ нихъ уйти, хочетъ по крайней мр укрыться отъ любопытства народа, и спшитъ къ нимъ въ лавку. Тамъ проситъ ихъ со слезами на глазахъ, умрить свою благодарность. Ахъ, сударь! говоритъ ему Антонъ: нтъ словъ, которыми могли бы мы вамъ изъявить ее. Дочь моя все одн разсказала. Мы узнали посл, что перстень не стоитъ боле ста ефимковъ, a вы дали ей двсти! Я долженъ вамъ триста ливровъ, и заплачу ихъ — о! будьте уврены, что я вамъ ихъ заплачу! — Оставимъ это, другъ ной!… Ты, мн кажется, вдовъ? — Такъ, сударь! съ самаго рожденія моей дочери! (Старикъ вздыхаетъ.) И какъ мн не было возможности воспитывать дома такую маленькую двочку, то одна добрая и богатая госпожа, на которую я работалъ, взяла ее, по милости своей, къ себ. Софія пробыла y нее до двенадцати лтъ, училась всякимъ наукамъ и талантамъ, но эта госпожа скончалась, не имвъ времени, или забывъ сдлать ей состояніе. Я взялъ опять дочь свою, которая пять лтъ уже живетъ со мною и помогаетъ мн по хозяйств. Извстной вамъ перстень хранила она въ память благодяній покровительницы своей, но вы знаете что жестокой мой хозяинъ принудилъ Софію продать его. — Я возвращу его теб, Антонъ! непремнно возвращу, когда матушка узнаетъ, какъ дорога вамъ эта вещь, то врно на это согласится. Она такъ добра! — Нтъ, сударь, перстень вашъ, оставьте его y себя.
Гевертъ долго разговаривалъ съ Антономъ и Софіею, и возвратился домой, будучи очарованъ прелестями, умомъ и вжливымъ обращеніемъ этой двушки. Онъ постилъ Аделію и увидлъ въ ней въ первой разъ много лукавства, суетности и притворства, однакожь все еще думалъ, что Аделію любитъ, a въ судьб Софіи только беретъ участіе. Но любовь скоро изгладила въ сердц его образъ Аделіи и начертала Софіинъ. Онъ разсказалъ матери своей о Тюльерійской встрч, превозносилъ похвалами добродтели Антона и дочери его, не забылъ описать и красоту ея, представилъ, съ какою горестію разсталась она съ своимъ перстнемъ — и чувствительная Гжа. Гевертъ возвратила его Герверту.
Молодой человкъ летитъ къ Антону, принуждаетъ Софію взять обратно перстень, и соглашается получить отъ честнаго Антона въ шести стахъ ливрахъ росписку, которую, отошедъ нсколько шаговъ отъ его лавки, раздираетъ.
Вскор посл сего, Гевертъ увидлъ перемну сердца своего, и сначала устыдился. Онъ любитъ — и кого?… Дочь котельника!… Но эта двушка воспитана свтскою женщиною, обладаетъ такими прелестями, такими добродтелями!… Съ какимъ умиленіемъ смотрлъ онъ на нее, когда она починивала кружево, стараясь малою прибылью, отъ того получаемою, умножить небольшіе доходы отца своего! Весь кварталъ не иначе говорилъ о сихъ честныхъ людяхъ, какъ съ нкоторымъ почтеніемъ. Софію называли вс Ангеломъ…. напротивъ того Аделія!… Гевертъ ясно видлъ, что она ничто иное, какъ тщеславная и жеманная кокетка. Какъ онъ не такъ уже часто бывалъ y Дюваля, то примчалъ, что его осыпали учтивостями и ласками даже до подлости, и что сдлать связь съ нимъ желали страстно. Двица Дюваль не скрывала отъ него намреній своихъ родителей, и даже своихъ собственныхъ. Онъ началъ видть въ семъ дом только происки кокетства и честолюбія.
Онъ сообщилъ объ этомъ мысли свои матери, и Гжа. Гевертъ поняла, что сердце сына ея обратилось совершенно къ Софіи. Сначала это также огорчило ее, но прибгнувъ къ философическимъ своимъ правиламъ, сказала она сама въ себ, для чего же мн не согласиться на этотъ союзъ, хотя онъ и многимъ покажется неприличнымъ? Естьли Антонъ честной человкъ, естьли дочь его добродтельна, то сіи люди будутъ мн вчно благодарны, а я приму къ себ въ домъ нжную и послушную невстку, словомъ сказать, такую, какую я всегда желала имть, чтобы сынъ мой остался y меня въ дом. Я не знаю Аделію, не знаю Софію, не знаю родителей обихъ этихъ двушекъ, испытаемъ же Дюваля и Антона — кто изъ нихъ честне, тотъ и будетъ тестемъ сына моего. Естьли Софія не достойна Геверта, я найду средство помирить его съ Аделіею. Поступая въ семъ дл съ крайнею осторожностію, я уврена, что они оба напослдокъ будутъ щастливы.
Госпожа Гевертъ посл сихъ размышленій немедленно предпринимаетъ самое странное намреніе. Въ первой разъ въ шесть лтъ приказываетъ заложить карсту. Ее сводятъ подъ руки съ лстницы, и она детъ, не сказавъ сыну своему, куда. Прохавъ нсколько улицъ, оставляетъ экипажъ свой y одной пріятельницы, беретъ наемную карету, и съ врнымъ лакеемъ детъ къ Дювалю. Ее взносятъ почти на рукахъ въ лавку, въ которой торгуетъ она богатую серебреную сахарницу и пару браслетъ изъ цвтныхъ камней. Дюваль, жена его и дочь случилась на тотъ разъ въ лавк. Гжа. Гевертъ видитъ въ Дювал человка корыстолюбиваго, въ жен его несносную болтунью, a въ Аделіи — молодую пустомлю, которая кстати и не кстати вмшивается въ разговоры. Увряю васъ, сказалъ Дюваль, что отдавая эту сахарницу за триста ливровъ, хочу услужишь вамъ, и ежели она не понравятся, я завтра возьму ее отъ васъ за двсти пятьдесятъ ливровъ. — Въ самомъ дл вы возьмете y меня ее за эту цну, естьли она мн не полюбится? спросила y него съ тонкостію Гжа. Гевертъ.— Сей часъ, сударыня, естьли вы изволите, я дамъ вамъ въ этомъ подписку, браслеты также возьму назадъ за 15 луидоровъ, которые я за нихъ прошу.
Гжа. Гевертъ, взявъ сахарницу и браслеты, заплатила, что требовали, и похала опять къ своей пріятельниц. Тамъ надваетъ она самое бдное рубище, и опираясь на маленькаго Жана, котораго сдлала она участникомъ своей тайны, велитъ ему вести себя къ котельнику Антону. — Она входитъ и, не смотря на нищенское ея платье, Софія спшитъ подать ей стулъ, и говоритъ съ чувствительностію: конечно ты не здорова, милая моя? — Я очень слаба, душа моя! и безъ этого добраго мальчика мн бы никакъ сюда не добрести, но выслушай мою нужду. Я бдна, очень бдна, у меня четыре сына, и вотъ самой большой, всякой день я варю для нихъ похлебку: они рзвятся и часто бьютъ горшки мои, которыхъ я не могу напастись, и это меня разоряетъ. Нтъ ли y васъ какого мднаго котлика, крпкаго и прочнаго? — Есть, отвчаетъ Антонъ: вотъ котликъ почти ведерной. Я досталъ его по случаю и могу продать теб за сходную цну. — Спасибо, спасибо, доброй человкъ! то то мн и надобно, — по тому, что денегъ y меня очень мало. A за сколько ты мн отдашь его? — Съ другова взялъ бы я не меньше осми ливровъ, a теб уступлю за шесть. — Ахъ, Боже мой! шесть ливровъ! это для меня слишкомъ дорого, однакожь мн очень хочется имть этотъ котликъ — Батюшка! сказала тихонько Софія: услужи этой бдной женщин. — Ты знаешь, Софьюшка, чего стоитъ мн этотъ котликъ, я при теб заплатилъ за него четыре съ половиною ливра. — Ну чтожь, батюшка! уступи ей за свою цну. Она кажется такъ добра и такъ нещастлива! — Будь по твоему! Возьми, голубушка, котликъ, заплати мн четыре ливра съ половиною, но естьли теб понадобится опять его продать, то принеси ко мн, я теб во всякое время охотно возвращу за него твои деньги, потому что онъ изъ хорошей мди.
Притворная бдняжка, поблагодаря Антона и дочь его, взяла котликъ, заплатила деньги и побрела.
Переодвшись и возвратясь домой, не сказала она сыну, гд была и что длала, но красота Софіи, поступки ея и превосходное сердце прельстили ее. Прошелъ мсяцъ, въ теченіе котораго Гевертъ часто посщалъ украдкою Софіи, и любовь его къ этой милой двушк часъ отъ часу усиливалась. Гж. Гевертъ извстны были вс успхи сей склонности, которую не смла еще одобрить. Она опять детъ со двора въ своей карет, потомъ беретъ наемную, и въ плать, гораздо хуже того, въ какомъ была въ первой разъ y Дюваля, прізжаетъ опять къ сему купцу, взявъ съ собою сахарницу и браслеты, до которыхъ она не дотрогивалась съ тхъ поръ, какъ ихъ купила. — Узнаете ли вы меня? спросила она y него съ печальнымъ видомъ. — Нтъ, сударыня! извините. — Вспомните, что, мсяцъ тому назадъ, купила я у васъ эту сахарницу и браслеты. — А!… да… чтожь вамъ угодно? — Ахъ, сударь! дла мои съ тхъ поръ такъ разстроились, что я принуждена теперь продать сіи вещи. Согласны ли вы взять ихъ назадъ? — Нтъ, сударыня! это не возможно, мы и такъ почти никакихъ барышей не имемъ, деньги стали такъ рдки! — Какъ, сударь! вы отказываетесь взять назадъ то, что мн продали? — Но, сударыня!.. для этого надобно, чтобы цна ихъ была такъ низка…. — Такъ низка? Не вы ли сами сказали мн, что всегда возьмете эту сахарницу за 250 ливровъ, a браслеты за 15 луидоровъ, которые я вамъ за нихъ заплатила? — Съ того времени, сударыня, какъ я вамъ это говорилъ, обстоятельства совсмъ перемнились. Тогда мн было можно, a теперь…. теперь курсъ сталъ отмнно низокъ… Сверьхъ того сіи вещи очень уже подержаны, я больше никуда не годятся, какъ въ ломъ. Оставьте ихъ лучше у себя. — Ахъ, сударь! мн такая крайняя нужда въ деньгахъ! (Длаетъ видъ, будто плачетъ.) Бднаго мужа моего сего дня посадятъ за долги въ тюрьму, а у меня четверо дтей, которыя требуютъ отца и хлба. — Сердечно жалю, сударыня! — Сдлайте милость, не откажите мн въ моей прозьб, дайте мн хотя что нибудь за эти вещи. — Что нибудь?… хорошо!… Я дамъ вамъ, естьли угодно, четыре луидора за сахарницу и три за браслеты: вотъ все, что я могу для васъ сдлать, и то, божусь вамъ, только для того, чтобы вамъ услужить, потому что жена моя и дочь за это меня разбранятъ.
Аделія, стоявшая тутъ, отвчаетъ: дйствительно, батюшка! вы умете торговаться!… однакожь надобно имть нкоторое снизхожденіе къ нещастнымъ. — И такъ это ваше послднее слово, г. Дюваль? говоритъ Гжа. Гевертъ съ негодованіемъ. — Такъ, сударыня! и естьли бы я часто длалъ такія дла, то совершенно бы разорился и не могъ бы дашь приданаго моей Аделіи, которая уже невста. — Конечно! сказала Аделія, улыбаясь. — О! безъ сомннія, говоритъ въ свою очередь Гжа. Гевертъ: однакожь, сударыня, извольте искать себ другова жениха, a сынъ мой, клянусь вамъ, никогда не будетъ вашимъ мужемъ. — Какъ! что вы хотите сказать? — Я хочу сказать, что вы видите во мн сосдку вашу, мать молодаго Геверта, и что мнимая моя нужда въ деньгахъ была только одна хитрость для испытанія вашей честности, которая, какъ я вижу, не очень примрна… Г. и гжа. Дюваль! прощайте. Прости и ты, нечувствительная двушка! Ваша покорная услужница.
Гжа. Гевертъ кинула взоръ презрнія на сихъ подлыхъ людей, остолбенвшихъ отъ стыда, и возвратилась домой съ сахарницею и браслетами.
Въ слдующее утро Гжа. Гевертъ надваетъ свое нищенское рубище, и опираясь на маленькаго Жана, идетъ къ Антону, неся съ собою котликъ, у него купленный. Софія узнаетъ ее, сажаетъ и осыпаетъ ласками. Что теб надобно, моя милая? спрашиваетъ она y нее. — Любезная двица! гд твой батюшка? — Онъ тамъ работаетъ. Батюшка! поди сюда, къ намъ пришла опять та бдная женщина….. — Ахъ! здравствуй, другъ мой! Послушай, какая бда со мною случилась…. Я должна продать твой котликъ, сего дня мн непремнно надобны деньги…. Я отдамъ теб его съ большою уступкою. — Съ большою уступкою! вскричалъ Антонъ. — Боже мой! возможно ли? съ уступкою! перерываетъ Софія, глядя съ чувствомъ на отца своего. — Нтъ, голубка! продолжаетъ Антонъ: мн никакой уступки не надобно, я сказалъ уже теб, что всегда возьму назадъ котликъ за четыре ливра съ половиною: вотъ они. — Человкъ почтен……
Госпожа Гевертъ, не договоря, замолчала, боясь, чтобы не измнить самой себ. Сердце ея сильно бьется, глаза наполняются слезами чувствительности отъ толь прекрасной черты человколюбія и честности. Софія продолжаетъ: не думай, моя милая, чтобы батюшка хотлъ обмануть тебя, когда сказалъ, что возьметъ эту вещь за ту же цну. Онъ самъ за нее столько заплатилъ, и ты видишь, что ему нтъ тутъ ни барыша, ни убытку…..Но, скажи мн пожалуй, видно ты очень нещастлива? нтъ-ли теб еще въ чемъ нужды?…. Послушай! оставь y себя котликъ и деанги, ты намъ когда нибудь ихъ заплатишь… Я знаю, какъ горестно разставаться съ вещами, которыя намъ нравятся, или нужны!…. (вздыхаетъ).— Вы конечно достаточны, когда можете длать такіе подарки? — О! совсмъ нтъ, но кто иметъ ремесло и ведетъ себя порядочно, тотъ всегда можетъ удлять что нибудь для нещастныхъ. Ахъ! естьли бы и самой мн не помогли въ нашей нужд, то батюшки врно бы теперь здсь не было!…. — Теб помогли? — Да… и очень. Послушай!
Тутъ Софія разсказала Гж. Гевертъ объ извстномъ случа, и какъ тронута была добрая мать этою повстію, которую Софія старалась сдлать интереснйшею, присоединяя къ оной частыя похвалы молодому Геверту! Когда она перестала говорить, Гжа. Гевертъ сказала ей: ‘видно, этотъ молодой человкъ достоинъ всякаго почтенія! Онъ конечно часто съ тобою видится? (Софія краснетъ.) Можетъ быть, онъ тебя любитъ?’ — Возможно ли это? онъ такъ богатъ и знатенъ! — A теб врно кажется онъ любезнымъ? — О! безъ сомннія, онъ очень любезенъ. — Понимаю, но замтилъ ли онъ твою къ нему склонность? — Какой вопросъ! Была ли бы я достойна родительской любви и собственнаго своего уваженія, естьли бы подала какую-нибудь надежду молодому, знатному и богатому человку? Естьли бы могла я это сдлать: то онъ, узнавъ о моей слабости, конечно началъ бы стараться обольстить и обмануть меня!.. — Милое дитя! Какъ ты щастливъ, Антонъ, что имешь такую дочь.! Я плачу отъ радости…. Однакожь прощайте, добрые люди! завтра вы меня опять увидите.
Гжа. Гевертъ оставила котликъ, взяла свои четыре съ половиною ливра и возвратилась домой. Будучи очень тронута честностію Антона и добродтелями Софіи, она сказала твердымъ голосомъ самой себ: ‘эта милая двица будетъ женою моего любезнаго сына!’
Между тмъ, какъ Гевертъ удивляется, видя, что мать его такъ часто стала вызжать, сія нжная мать усугубляетъ его изумленіе, пригласивъ его въ слдующій день създишь вмст съ нею за нкоторыми покупками. Гевертъ садится подл нея въ карету и поздравляетъ съ лучшимъ состояніемъ ея здоровья. Карета прозжаетъ многія улицы и остановляется противъ лавки котельника Антона, Боже мой! вскричалъ Гевертъ: матушка! что вы намрены сдлать? — Твое щастіе, сынъ мой! пойдемъ, и дай мн волю!
Гжа. Гевертъ входитъ въ лавку съ сыномъ, къ великому удивленію Антона и дочери его. Софія приходитъ въ замшательство. Здравствуйте, мои любезные! сказала съ веселымъ лицомъ добрая мать: узнаете ли вы меня? — Боже мой! вскричала Софія: батюшка! посмотри, кажется, это самая та женщина, которая вчера общала…. — которая общала сего дня съ вами видться. Ты видишь ее самую, милая Софія! но это не та уже бдная женщина, у которой такъ часто бились горшки, a мать этого молодаго человка, которой, естьли хочешь, будетъ твоимъ супругомъ, и которому прошу тебя не отказать въ рук твоей… — Матушка! прерываетъ восхищенный Гевертъ…. — Постой, сынъ мой! дай мн все договорить.
Гжа. Гевертъ разсказала подробно о двухъ опытахъ, сдланныхъ ею надъ Дювалями и надъ честнымъ Антономъ. Первыхъ называетъ она тми именами, которыя они заслуживаютъ, и объявляетъ доброму котельнику, что везетъ его къ себ въ домъ съ прелестною его дочерью, которую любитъ какъ родную дочь.
Какая сцена изумленія, любви, восторговъ! Антонъ не знаетъ, врить ли ему такой щастливой перемн состоянія! Софія обнимаетъ колна Гжи. Гевертъ, a сынъ, бросясь въ объятія матери своей, отъ восхищенія не можетъ говорить, и благодарность свою изъявляетъ ей одними поцлуями.
Вс похали въ домъ Гжи. Гевертъ. Черезъ нсколько дней сынъ ея женился на Софіи, къ крайней досад, или, лучше сказать, къ отчаянію Дювалей, которые вскор посл того ухали, не извстно куда.
Гжа. Гевертъ нашла въ Софіи такую точно невстку, какую всегда желала имть: Софія, будучи рдкою супругою, оказывала всегда сей почтенной женщин всю услужливую привязанность нжнйшей дочери. Щастливая чета осталась навсегда въ одномъ дом съ Гжею. Гевертъ, a честной Антонъ, получивъ хорошее содержаніе, раздлялъ любовь и почтеніе дочери своей къ фамиліи, утвердившей навки ея благополучіе. Таково было награжденіе любви и честности!