ЛОККЪ *).
ЛОККЪ *).
(Thomas Fowler: ‘Locke’).
*) Русская Мысль, кн. III.
‘По приказанію его величества
Сундерландъ’.
П. Н.
‘Русская Мысль’, кн.IV, 1892
Локк, Николаев Петр Федорович, Год: 1892
Время на прочтение: 31 минут(ы)
Мы прервали свой разсказъ о событіяхъ любопытнаго жизненнаго поприща нашего философа здраваго смысла изложеніемъ существенныхъ пунктовъ того великаго трактата, который составляетъ главное право Локка на безсмертіе, теперь снова возвратимся къ его біографіи. Въ 1681 году Шефтсбюри былъ арестованъ въ Лондон по обвиненію въ государственной измн и посл непродолжительнаго суда надъ нимъ королевскаго совта отправленъ въ лондонскую башню. Несмотря на вс стараніи короля, большое жюри отвергло его обвиненіе, и 1 декабря онъ былъ освобожденъ. Его освобожденіе было принято во всей стран съ огромною радостью, Лондонъ былъ иллюминованъ, но приливъ общественнаго мннія въ пользу виговъ скоро уступилъ мсто другому настроенію. Лтомъ 1682 года Шефтсбюри, Монмоутъ, Руссель и другіе составляли планы возстанія, и при открытіи заговора Шефтсбюри пришлось скрываться въ Сити, такъ какъ онъ не могъ разсчитывать на новое оправданіе. Изъ своего убжища въ Сити онъ приготовлялъ новое возстаніе и хвалился, что у него готово десять тысячъ ‘ловкихъ парней’, но дло было почему-то отложено и Шефтсбюри пришлось бжать въ Голландію. Онъ получилъ званіе амстердамскаго гражданина и могъ бы еще видть осуществленіе своихъ лучшихъ и самыхъ дорогихъ надеждъ на побду въ Англіи дла конституціонной свободы, если бы безжалостная рука смерти не прекратила его жизнь, полную приключеній и рдкаго смшенія личныхъ пороковъ и недостатковъ и политическихъ добродтелей.
Трудно сказать утвердительно, принималъ ли Локкъ какое-либо участіе въ планахъ Шефтсбюри, раздлялъ ли онъ, напримръ, его мнніе о необходимости заставить Карла признать своимъ наслдникомъ Монмоута,— мнніе, мотивированное самимъ Шефтсбюри положеніемъ, что ‘чмъ слабе права, тмъ лучше король’. Кром того указанія внука Шефтсбюри, которое мы приводили въ первой стать, что Локкъ ‘раздлялъ съ моимъ ддомъ опасности, какъ раньше раздлялъ почести’, — другихъ указаній не имется. Во всякомъ случа, было бы маловроятнымъ, чтобы столь близкій въ Шефтсбюри человкъ, какъ Локкъ, не имлъ свдній о его планахъ, не былъ посвященъ въ его тайны, тмъ боле, что вся жизнь нашего философа доказываетъ, что онъ далеко не былъ просто теоретикомъ и кабинетнымъ человкомъ, что та жизненная энергія, которая была унаслдована средними классами Англіи отъ ихъ отцовъ, бившихся противъ королевскаго деспотизма, и проявленная ими въ соединеніи съ замчательнымъ здравымъ смысломъ, всегда отличающимъ классъ, близкій къ своему политическому торжеству, наполняла все существо Локка. Какъ бы то ни было, участвовалъ ли онъ въ заговорахъ Шефтсбюри и въ заговорахъ его послдователей, или нтъ, его жизнь въ Англіи сдлалась невозможною. Деспотизмъ Стюартовъ, какъ и всякій другой деспотизмъ, не желалъ разбирать виновныхъ отъ невиновныхъ, всякій противникъ произвола для него уже являлся заговорщикомъ и виновнымъ въ государственной измн, жизнь и свобода всякаго такого человка во всякое время могла быть отнята у него. ‘Я полагаю, — совершенно основательно замчаетъ профессоръ Фоулеръ,— что если бы Локкъ въ эти времена злоупотребленій и угнетенія и дйствительно участвовалъ въ заговор добиться посредствомъ насилія измненія въ престолонаслдіи или даже низложенія, то это не могло бы запятнать въ глазахъ потомства его имени’. Каково было положеніе длъ, къ какимъ гнуснымъ средствамъ развращенія общества, къ какому деморализующему шпіонству прибгалъ англійскій деспотизмъ, какія условія жизни создавалъ онъ для лучшихъ сыновъ Англіи, это всего лучше рисуется письмами нкоего Придо, впослдствіи норвичскаго декана, къ Элліоту, впослдствіи помощнику государственнаго секретаря. Письма эти такъ любопытны, что ихъ стоитъ привести цликомъ.
’14 марта 1681 года. Локкъ живетъ здсь (въ Оксфорд) очень разумно и хитро, два дня онъ въ город, а три его нтъ, и никто не знаетъ, куда и когда онъ узжаетъ и когда возвращается. Наврное, тутъ какая-нибудь интрига, но онъ ни слова не говоритъ о политик, о новостяхъ и чего-нибудь имющаго отношеніе къ настоящему положенію длъ, точно это его совсмъ не занимаетъ’.
’19 марта. Никакъ не могу узнать, куда узжаетъ Л., — такъ ловко онъ обставляетъ свои отлучки. Въ послдній разъ онъ отлучался на десять дней, а куда — я не могъ узнать. Вчера онъ вернулся, иногда самъ онъ узжаетъ и оставляетъ своего лакея, который часто прохаживается по улицамъ, чтобы люди думали, что его хозяинъ дома, при этомъ онъ никого не впускаетъ въ его комнату, такъ что неизвстно, дома онъ или узжаетъ. Думается, что тутъ есть какіе-то проекты’.
’24 октября 1682 г. Локкъ живетъ у насъ очень покойно и не говоритъ ни одного слова, по которому бы можно было догадаться, что у него на сердц. Теперь, когда его патронъ убжалъ, я думаю, онъ будетъ жить здсь’.
Придо не былъ ни полицейскимъ, ни профессіональнымъ шпіономъ, юнъ былъ просто добровольцемъ гнуснйшей изъ системъ, до мозга костей развращающей все общество. Онъ просто смакуетъ сплетню о заговорахъ, ему обидно, что онъ никакъ не можетъ узнать, куда узжаетъ Локкъ изъ Оксфорда, ему очень бы хотлось забраться въ его комнату и пересмотрть его бумаги. И, однако, этотъ Придо не кто-нибудь, а ученый человкъ, членъ университета, принадлежащій къ числу оксфордскихъ профессоровъ.
Другой доброволецъ былъ еще боле высокопоставленнымъ человкомъ, это — докторъ Фелль, деканъ коллегіи Христа и оксфордскій епископъ. Онъ писалъ Сундерданду, министру Барда и Іакова, такое письмо:
‘Въ теченіе многихъ лтъ я присматривалъ за нимъ (за Ловкомъ), но юнъ такъ остерегался, что, посл строгаго слдствія, я могу съ увренностью сказать, что въ коллегіи нтъ ни одного человка, какъ бы онъ близокъ съ нимъ ни былъ, который бы слышалъ, чтобы Л. сказалъ хоть одно слово противъ правительства или даже что-либо касательно таковаго, и хотя очень часто и въ обществ, и въ частномъ разговор намренно начинали говорить неодобрительно о его патрон, граф Шефтсбюри, о его партіи и его планахъ, его никакъ не могли вынудить къ тому, чтобъ онъ словомъ или взглядомъ выразилъ свой интересъ къ такому разговору. Я полагаю, что на всемъ свт не найдешь такого мастера въ притворств и въ игр въ молчанку’.
Ботъ при какихъ условіяхъ приходилось тогда жить подозрительнымъ людямъ Англіи, неудивительно, что они пріучались не только къ ‘эзоповскому языку’, но и къ притворству и молчаливости. Самъ Локкъ въ своихъ Мысляхъ о воспитаніи рекомендуетъ родителямъ и воспитателямъ съ раннихъ лтъ пріучать дтей къ искусству скрывать свои мысли. Истинно горекъ долженъ былъ быть опытъ, заставлявшій великаго философа давать людямъ такой нефилософскій совтъ.
Вроятно, что во время своего пребыванія въ Оксфорд при такихъ ужасныхъ условіяхъ существованія Локкъ написалъ первый изъ своихъ двухъ Трактатовъ о правительств, изданныхъ въ 1690 году. Въ то же время, вроятно, медленно собирались матеріалы для его Опыта и постепенно зрли его взгляды о равныхъ вопросахъ: политическихъ, этическихъ, теологическихъ и философскихъ. Ему приписывали въ это время сочиненіе многихъ политическихъ памфлетовъ, но въ его письм къ графу Пемброку, отъ 1684 года, заключается его торжественное увреніе, что юнъ не писалъ ‘никакого памфлета или трактата’, и нтъ никакого основанія не доврять ему.
Положеніе подозрваемаго было такъ неудобно для научныхъ трудовъ Локка,— не говоря, конечно, о томъ, что оно было совершенно невыносимымъ для человка, привыкшаго и желавшаго дйствовать,— что ему ничего больше не оставалось длать, какъ эмигрировать. Эмиграція вообще составляетъ послднее прибжище для угнетенныхъ, но нигд и никогда, можетъ быть, столь охотно не прибгали къ итожу прибжищу, какъ въ Англіи въ годы борьбы съ деспотизмомъ и беззаконіями Стюартовъ. Мысль объ эмиграціи была совсмъ не новостью для Локка, онъ часто полушутливо, полусерьезно говорилъ о ней въ письмахъ къ своежу другу, французу Топинару. Очень вроятно, что Локкъ въ то время вообще отчаивался въ возможности лучшаго будущаго для своей родины и, можетъ быть, онъ понималъ, что именно опальнымъ, находившимся въ то время въ Голландіи, предстоитъ сыграть выдающуюся роль въ предстоявшемъ переворот, какъ другіе опальные сыграли выдающуюся роль посл преслдованій ‘кровавой’ Маріи. Послднее предположеніе вроятне, если принять во вниманіе весь строй натуры Локка, его способность врить въ принципы и его политическую проницательность. Какъ бы то ни было, въ 1683 году мы встрчаемъ Локка уже въ Голландіи. За то Локкъ, по королевскому указу, былъ лишенъ званія члена коллегіи церкви Христа. Этотъ любопытный памятникъ глупой злобы враговъ просвщенія и теперь еще показывается въ библіотек коллегіи. Вотъ его переводъ:
‘Достопочтенному отцу въ Бог, Джону, лорду епископу оксфордскому, декану церкви Христа и нашему врному и возлюбленному капитулу.
‘Достопочтенному отцу въ Бог, врному и возлюбленному, привтъ. Такъ какъ мы получили свднія о мятежномъ и безчестномъ поведеніи Локка, одного изъ студентовъ этой нашей коллегіи, мы считаемъ за благо сообщить вамъ свою волю и желаніе, чтобы вы лишили его вышеупомянутаго званія и всхъ правъ и преимуществъ, съ онымъ связанныхъ. На сіе мы уполномочиваемъ васъ. Шлемъ вамъ сердечный привтъ.
‘Дано при нашемъ двор въ Уитгалл 11 ноября 1684, а царствованія же нашего въ тридцать шестое’.
‘Такимъ образомъ,— замчаетъ профессоръ Фоулеръ,— самый знаменитый изъ людей, какого только видли стны Оксфорда со временъ реформаціи, былъ изгнанъ по повелнію распутнаго и деспотическаго двора’.
Время пребыванія Локка въ Голландіи было не только благотворнымъ въ политическомъ отношеніи, но очень счастливымъ періодомъ его жизни. Вскор посл его отъзда изъ Англіи, 6 февраля 1685 года умеръ Карлъ II, и на тронъ Англіи вступилъ послдній, выродившійся представитель дома Стюартовъ, Іаковъ, тупой ханжа и безтолковый деспотъ. Значительная часть англійскаго общества и въ особенности вс искренно врующіе протестанты сразу поняли, что при такомъ корол невозможно надяться на правильное развитіе конституціонной жизни страны, что политическія бури неизбжны, средніе классы съ всегда свойственною имъ политическою осторожностью и склонностью къ терпнію и компромиссамъ хотли бы еще ждать непосредственныхъ дйствій короля, но боле нетерпливые люди не могли ждать. Монмоутъ въ Англіи и герцогъ Аржиль въ Шотландіи попробовали поднять знамя возстанія, но об эти попытки кончились неудачно. Локкъ, какъ и слдуетъ истому представителю благоразумія среднихъ классовъ, держался въ сторон. ‘Но,— справедливо замчаетъ проф. Фоулеръ,— въ подобныя времена сильной политической ненависти и безстыднаго угнетенія благоразуміе безполезно’. Локкъ былъ слишкомъ извстенъ англійскому двору, какъ приверженецъ Шефтсбюри, чтобы его могли оставить въ поко. Спеціальный посолъ Англіи, полковникъ Скельтонъ, представилъ генеральнымъ штатамъ списокъ личностей, опасныхъ для англійскаго правительства, и требовалъ ихъ выдачи. Въ этомъ списк было и имя Локка. Философу пришлось скрываться, хотя, собственно говоря, наврядъ ли онъ подвергался серьезной опасности. Муниципалитетъ Амстердама слишкомъ ненавидлъ католицизмъ и слишкомъ симпатизировалъ свобод, чтобы особенно заботиться объ исполненіи желанія короля Англіи, да и принцъ Оранскій не желалъ гоняться за эмигрантами, цль которыхъ состояла въ томъ, чтобы обезпечить его право на престолъ Англіи.
Возстанія Монмоута и Аржиля принесли пользу конституціонной партіи, хотя она сама и не участвовала въ нихъ: они очищали дорогу къ трону ея кандидату, Вильгельму Оранскому.
Въ 1686 году уже начались тайные переговоры этой партіи съ принцемъ, и несомннно, что въ этихъ переговорахъ Локкъ принималъ дятельное участіе. Онъ писалъ къ своему другу Лимборку изъ Роттердама: ‘Я мало думалъ въ Амстердам о политик, а здсь не могу особенно много заниматься литературой’. Біографы Локка полагаютъ, что онъ именно около этого времени вступилъ чрезъ посредство лорда Мордаунта, впослдствіи графа Петерборо, въ личныя сношенія съ Вильгельмомъ и Маріей. Эти отношенія скоро перешли въ дружескія.
Локку во время его прізда въ Голландію было около 51 года, и онъ пользовался уже значительною извстностью въ политическихъ и литературныхъ кругахъ Англіи и Голландіи и, тмъ не мене, онъ еще не писалъ ничего, хотя, какъ мы говорили уже, усердно занимался и собиралъ матеріалы для своей послдующей литературной дятельности. Обыкновенно это обстоятельство объясняютъ его чрезмрною добросовстностью, его скромностью или всеподавляющимъ его интересомъ къ текущимъ политическимъ дламъ. Вс эти причины, конечно, могли имть нкоторое значеніе. Локкъ былъ дйствительно замчательно добросовстнымъ философомъ и замчательно скромнымъ человкомъ, онъ дйствительно потратилъ въ своей юности много времени и умственныхъ силъ на довольно мелкую, хотя и чрезвычайно важную, партійную борьбу, но несомннно, что самую главную роль въ позднемъ развитіи его таланта и въ позднемъ проявленіи этого таланта въ литературной дятельности играла какъ эпоха, въ которую жилъ Локкъ, такъ и его личный темпераментъ. Локкъ былъ человкъ уравновшенный и спокойный, и эта уравновшенность и спокойствіе проявляются почти въ каждой написанной имъ строчк, у него нигд не замчается того священнаго жара, той безпокойной нервозности, которыя отличаютъ всегда истинныхъ писателей, писателей по натур, которыя не даютъ имъ покоя до тхъ поръ, пока они не возъмутся за перо, которыя заставляютъ ихъ писать не чернилами, а сокомъ своихъ нервовъ. Локкъ былъ по существу человкомъ практики и мыслителемъ практики — и время, въ которое онъ жилъ, и общественные классы, и политическая партія, представителемъ которыхъ въ философіи онъ былъ, были существенно практическими. На всякаго ‘журавля въ неб’ онъ смотрлъ довольно презрительно и всегда предпочиталъ ‘синицу въ руки’. Характерно то обстоятельство, что Локкъ нигд въ своихъ трактатахъ о правительств, о финансахъ, о религіи не обмолвился ни однимъ добрымъ словомъ о боле радикальныхъ и смлыхъ теченіяхъ мысли, которыя предшествовали эпох реставраціи. А онъ былъ, все-таки, философъ, и, притомъ, философъ благодушный, склонный къ благоволенію, и, конечно, не могъ относиться къ крайнимъ (левеллерамъ) съ такою ненавистью и съ такимъ презрніемъ, съ какими относились къ нимъ представители ‘практической’ политики, средніе классы, боровшіеся по-своему съ деспотизмомъ Стюартовъ и желавшіе добраго короля, который обезпечилъ бы для нихъ протестантскую религію и конституцію со всми ихъ несовершенствами. Въ этомъ отношеніи любопытно замчаніе Ловка о крайней коммунистической сект Йонна, поселившейся близъ Лейвардена. ‘Они принимаютъ въ секту,— разсказываетъ Локкъ,— всхъ безъ различія пола, возраста и общественнаго положенія. У нихъ все общее, и всякій вновь принятый членъ отдаетъ все, что у него есть, Господу Богу, то-есть церкви, управляемой избранными представителями. Эти люди, однако, не охотно говорятъ о себ съ чужими, и они, кажется, склонны давать поученія только тмъ, ‘кого Богъ,— какъ они говорятъ,— расположилъ къ ученію’ и въ комъ они видятъ ‘знаки милости Божіей’. Но эти знаки ‘милости Божіей’, кажется мн, состоятъ просто въ подчиненіи вол и правиламъ ихъ пастора Йонна, который, если не ошибаюсь, иметъ надъ ними полную власть. Потому-то, хотя, повидимому, всмъ и управляетъ церковь, но легко замтить, что вс дла ршаетъ онъ, онъ dominus factotum, и хотя они, какъ я полагаю, вообще люди хорошей и примрной жизни, но тонъ ихъ, манеры и настроеніе заставляютъ подозрвать ихъ въ нкоторомъ лицемріи’. Въ этомъ замчаніи весь Локкъ, со всми ‘го характерными чертами: онъ добродушенъ, благосклоненъ, нсколько скептиченъ и насмшливъ, но разв въ его словахъ не слышится кроткаго и благодушнаго презрнія ко всякой крайности въ мышленіи — какомъ угодно, въ политическомъ ли, соціальномъ или религіозномъ? Оцнить крайность, понять ея существенно-важное ядро, выдлить все случайное и временное и обратить вниманіе на вское, постоянное и значительное здравый смыслъ даже философа здраваго смысла не можетъ и объясняетъ все покорностью какому-либо чудаку вроучителю, тупостью и лицемріемъ. Мы выше упомянули о письм Локка къ его другу Лимборку, съ этимъ Лимборкомъ, также какъ и съ Леклеркомъ, Локкъ поддерживалъ свои сношенія и тогда, когда вернулся въ Англію. Вообще нашъ философъ перезнакомился тогда со всми учеными и литераторами Голландіи, и эти знакомства не остались безъ вліянія на его литературную дятельность, въ особенности въ области философіи и политики. Лимборкъ былъ профессоромъ теологіи у арминіанъ. Арминіане (называемые ‘ремонстрантами’, потому что они подали въ 1610 году генеральнымъ штатамъ ‘ремонстраціи’, т.-е. протестъ или увщаніе) были голландскими латитуданаріанцами, и, хотя они были осуждены синодомъ въ Дорт въ 1619 году и подвергались въ теченіе нсколькихъ лтъ ожесточеннымъ преслдованіямъ кальвинистскаго духовенства, во время пребыванія въ Голландіи Локка были уже многочисленны, имли семинарію и пользовались значительнымъ вліяніемъ не только въ Голландіи, но и везд въ Европ. Антидогматическій, терпимый и, такъ сказать, чисто-этическій характеръ теологіи арминіанъ долженъ былъ быть особенно привлекательнымъ для Локка. Другой изъ голландскихъ знакомыхъ Локка, Леклеркъ, былъ еще въ то время молодымъ человкомъ, но уже довольно извстнымъ въ Европ, какъ теологъ и философъ. Онъ сперва придерживался ученій Декарта, но вскор пришелъ къ тмъ же взглядамъ, какъ и Локкъ въ своемъ знаменитомъ Essay. Какъ богослова, его обвиняли въ соціанизм.
Такой человкъ, полный энергіи и новыхъ взглядовъ, былъ особенна пріятнымъ Локку, который занимался тми же вопросами и въ томъ же направленіи, они оба шли по одной и той же, тогда еще мало утоптанной тропинк, уводившей ихъ отъ общепринятыхъ положеній въ область свободнаго и безпристрастнаго изслдованія..
Зимой 85—86 года Локкъ писалъ свои знаменитыя Письма о вротерпимости (Epistola de tolerantia), адресованныя къ Лимборку. Этотъ трактатъ былъ доданъ только въ 1689 году, когда Локкъ уже былъ въ Англія, и тотчасъ же переведенъ на англійскій, французскій и голландскій языки. Нсколько раньше, въ 88 году, въ Biblioteque Universelle, издаваемой Леклеркомъ, появилось извлеченіе изъ Опыта, переведенное Леклеркомъ съ рукописи. Позже это извлеченіе было издано отдльно съ посвященіемъ графу Пемброку.
Письма о вротерпимости были изданы уже въ то время, когда Локкъ вернулся на родину и когда онъ снова, хотя и не съ тою энергіей, какъ раньше, погрузился въ занятія практическими государственными длами. Самымъ существеннымъ изъ политическихъ вопросовъ, который наиболе долженъ былъ привлечь вниманіе Локка, былъ вопросъ о расширеніи предловъ національной церкви на базис соглашенія (‘comprehension’, какъ говорили тогда), а также вопросъ о смягченіи ограниченія гражданскихъ правъ, которымъ подвергались наиболе крайніе изъ сектантовъ, т.-е. вопросъ о вротерпимости. Локкъ также, какъ и его другъ Мордаунтъ, былъ на сторон либеральныхъ мръ въ этихъ вопросахъ и жаловался въ письмахъ къ Лимборку, что епископальное духовенство противится всякимъ реформамъ. Исходъ религіозной борьбы, происходившей въ начал царствованія Вильгельма, былъ совсмъ неблагопріятенъ для приверженцевъ вротерпимости. Билль о соглашеніи совсмъ не прошелъ, а билль о вротерпимости представлялъ ужь слишкомъ большой компромиссъ даже для такихъ умренныхъ людей, какъ Локкъ. Количество статей и изъятій въ этомъ билл громадно. Локку было самому не особенно ловко передъ его голландскими друзьями за этотъ новый законъ, и въ письмахъ къ Лимборку онъ почти извиняется за свое участіе въ его составленіи. ‘Вротерпимость дарована, — пишетъ онъ,— но, конечно, не такая, какой хотли бы вы и люди, подобные вамъ, истинные христіане. Но уже и то хорошо, что мы добились хоть этого. Я надюсь, что это будетъ началомъ заложенія основъ свободы и мира, на которыхъ создастся потомъ Христова церковь’., Въ послдующемъ письм онъ говоритъ: ‘Люди всегда будутъ отличаться въ своихъ мнніяхъ о религіи и постоянно будутъ раздоры и борьба до тхъ поръ, пока они не соединятся воедино связью единаго милосердія’. Лордъ Кингъ, родственникъ и близкій Локку человкъ, довольно прозрачна намекаетъ, что нашъ философъ самъ участвовалъ въ переговорахъ о составленіи акта о вротерпимости. И это довольно вроятно, хотя актъ и отличается недостатками, не замтить которыхъ Локкъ не могъ,— онъ былъ человкъ практической и государственной дятельности и компромисса гораздо боле, чмъ человкъ отвлеченнаго и неуклоннаго идеала.
Epistola de tolerantia появились, какъ мы сказали, въ 1689 году въ Голландіи, и появились они анонимно. Локкъ только въ завщаніи призналъ свое авторство, хотя и трудно предполагать, чтобы это авторство оставалось неизвстнымъ публик. Любопытно отношеніе Локка къ этому сэбытію. Отвтственнымъ передъ публикой лицомъ является Лимборкъ и онъ въ слдующемъ посл изданія году сообщилъ имя автора ихъ общимъ друзьямъ, которые, однако, умли молчать. И, тмъ не мене, Локкъ былъ страшно раздраженъ нескромностью Лимборка, онъ съ досадой писалъ ему: ‘если бы вы доврили мн секретъ такого рода, я не открылъ бы его ни другу, ни родственнику, вообще никому и ни при какихъ условіяхъ. Вы не понимаете, какимъ тревогамъ вы меня подвергли’. ‘Трудно понять,— говоритъ даже благосклонный къ Локку Фоулеръ,— что могло такъ безпокоить Локка при извстіи объ открытіи его авторства. Можетъ быть, онъ надялся добиться какихъ-нибудь улучшеній акта о вротерпимости, проведеннаго въ прошломъ году, и боялся, что его руки будутъ связаны, если будетъ извстно, что онъ придерживается крайнихъ взглядовъ, а, можетъ быть, онъ просто боялся, что ему придется вести продолжительную и скучную полемику съ ханжами разныхъ вроисповдываній’. Эти догадки, во всякомъ случа, подтверждаютъ наши утвержденія, что Локкъ не былъ человкомъ неуклоннаго идеала, человкомъ теоретической борьбы, а скоре человкомъ компромисса и практики, такъ какъ и его время было эпохой практической борьбы и практическаго компромисса. Совершенно аналогическій случай произошелъ и съ другимъ великимъ современникомъ Локка, Ньютономъ, и такъ какъ онъ произошелъ при участіи самого Локка, то будетъ не лишнимъ упомянуть о немъ. Ньютонъ написалъ въ 1690 году Локку письмо подъ заглавіемъ: An Historical Account of two Notable Corruptions of Scripture in а Letter to а Friend (т.-е, письмо къ другу о двухъ очевидныхъ извращеніяхъ текста св. Писанія). Это письмо Ньютонъ не ршился печатать въ Англіи,— хотя и трудно понять, какою опасностью это грозило ему лично,— и просилъ Локка отвезти въ Голландію, чтобы тамъ письмо было переведено и анонимно отпечатано. Локкъ не похалъ въ Голландію и переслалъ письмо къ Лекдерку. Но Ньютонъ вскор испугался даже анонимнаго напечатанія и писалъ Локку, умоляя его остановить печатаніе. Лекдеркъ, настоящій теоретикъ и борецъ за теоретическій идеалъ, не желавшій и не умвшій считаться съ предразсудками среды, прочелъ по этому поводу надлежащую нотацію какъ Локку, такъ и Ньютону: ‘Нужно кое-чемъ рисковать, — писалъ онъ, — чтобы послужить честнымъ людямъ, заблуждающимся только по ихъ незнанію и съ радостью готовыхъ, отдлаться отъ своихъ ложныхъ, понятій, если только имъ это возможное
Письма о вротерпимости были немедленно переведены на англійскій языкъ нкіимъ Вильямомъ Попиль (Popple), лондонскимъ купцомъ, принадлежавшимъ къ сект унитаріанцевъ. ‘Намъ нужны,— говоритъ переводчикъ въ предисловіи въ письмамъ, намекая на новый актъ о вротерпимости,— боле радикальныя средства противъ нашего недуга. Ни декларація о вротерпимости, ни актъ о соглашеніи (comprehension) не могутъ достичь этой цли. Намъ нужна абсолютная свобода, справедливая и постоянная свобода, равная для всхъ и безпристрастная’. Переводъ вызвалъ, конечно, очень оживленную полемику. На возраженія нкоего Іоны Проста Локкъ отвчалъ ‘вторымъ письмомъ о вротерпимости’, подписаннымъ ‘филантропъ’ и изданнымъ въ 1690 году. Простъ снова возражалъ, и Локкъ опять отвчалъ въ 1691 году въ ‘третьимъ письм’ за тою же подписью, въ 1704 году Простъ снова напалъ на него и Локкъ возражалъ ему въ ‘четвертомъ письм’, которое ему, однако, не удалось кончить. Эти письма, несомннно, въ свое время имли очень большое вліяніе и, вроятно, въ значительной степени способствовали распространенію боле просвщенныхъ взглядовъ на этотъ вопросъ.
Говорить о теологическихъ убжденіяхъ Локка значило бы выйти не только изъ предловъ нашей статьи, а изъ предловъ нашей задачи — говорить о Локк спеціально, какъ о философ здраваго смысла и какъ о представител, въ качеств таковаго, получившихъ въ то время политическое господство среднихъ классовъ англійскаго общества. Подробное изложеніе какъ всхъ деталей жизни историческаго дятеля, такъ и всхъ его взглядовъ — дло полной его біографіи, а мы пишемъ только краткій и довольно спеціальный (въ смысл основной точки зрнія) историко-литературный этюдъ. Для нашей цли будетъ достаточно только упомянуть о его работахъ въ этой области. Въ 1696 году Локкъ издалъ Essay on the Ileasonabless of Christianity, as delivered in Scriptures. Это сочиненіе отстаивало взглядъ о сверхъестественности христіанскаго откровенія и признавало его важность для человчества, и, тмъ не мене, оно не удовлетворяло догматамъ строгаго правоврія. Наиболе таинственныя и наимене понятыя изъ ученій христіанства не отрицались, правда, авторомъ, но признавались имъ несущественными для спасающей душу вры. Неудивительно, что работа Локка вызвала сильные споры. ‘Говоръ и шумъ, вызванный этимъ сочиненіемъ,— разсказываетъ намъ самъ Локкъ,— могутъ убдить людей, будто оно ниспровергаетъ всякую нравственность и иметъ въ виду ниспровергнуть христіанскую религію. Я долженъ сознаться, что подобныя разсужденія, распространившіяся въ очень широкихъ кругахъ, сначала смутили меня, тмъ боле, что я самъ-то сознаю искренность своихъ убжденій, побудившихъ меня опубликовать это сочиненіе, причемъ я питалъ нкоторую надежду оказать услугу уменьшающейся въ обществ набожности и непонятому и оклеветанному христіанству’. Первую вылазку противъ Локка сдлалъ Джонъ Эдвардсъ, бывшій кембриджскій профессоръ, въ своемъ рзкомъ памфлет: Мысли о причинахъ атеизма, въ которомъ онъ утверждалъ, что книга Локка совершенно ‘социніанская’, а социніане, по его мннію, если и не атеисты, то люди ‘благосклонные въ атеизму’. Несомннно, конечно, что между взглядами Локка, также какъ и его великаго современника Ньютона, и ученіями Социнія, хотя и не крайнихъ его послдователей, было довольно значительное сходство. Но весь комизмъ нападокъ Эдвардса состоялъ въ томъ, что обвиненіе въ атеизм было сдлано противъ человка, признававшаго существованіе Божіе ‘самою очевидною истиной, познаваемою разумомъ’, и ни на минуту не сомнвавшагося въ реальности сверхъестественнаго вмшательства. Локкъ съ весьма извинительною рзкостью отвчалъ Эдвардсу въ своей Vindication. Эдвардсъ снова напалъ на него въ своемъ памфлет Socinianism unmasked и въ The Socinian Creed, на которыя Локкъ отвчалъ въ своей Second Vindication. Вс просвщенные люди того времени, желавшіе примирить свои врованія въ сверхъестественность съ новыми требованіями разума, были, конечно, на сторон Локка.
Любопытно отмтить то обстоятельство, что въ области этики Локкъ, хотя и на теологическихъ основаніяхъ, придерживается принциповъ утилитаризма и можетъ считаться предшественникомъ этой школы и ея главнаго представителя, Бентама, въ отличіе отъ Локка и Палея строившаго свою систему морали не на теологической основ. Самъ Локкъ въ своемъ Опыт въ глав о Бытіи Божіемъ утверждаетъ, что всякая истинная нравственность зависитъ отъ признанія бытія Божія. Въ начал этого сочиненія, признавая, что ‘отдльныя моральныя правила могутъ быть пригнаны всмъ человчествомъ и безъ знанія или допущенія этой истинной основы нравственности’, онъ утверждаетъ, однако, что такою истинною основой ‘можетъ быть только воля и законъ Божій’. но какъ узнать эту волю и законъ? ‘Богъ соединилъ неразрывною связью добродтель и общее счастье,— отвчаетъ онъ на этотъ вопросъ,— и, стало быть, для того, чтобы узнать божественную волю, нужно только при посредств разума убдиться, что именно ведетъ въ большей сунн общаго блага. Эта форма утилитаризма, построеннаго на теологическонъ базис и поддерживаемаго теологическою санкціей, представляетъ, очевидно, ту же самую форму, которая впослдствіи сдлалась столь популярна, благодаря извстному сочиненію Палея.
На основаніи этой системы этики мы поступаемъ справедливо просто потому, что такъ повелваетъ Богъ, и потому, что Онъ накажетъ насъ, если мы не будемъ повиноваться Его заповдямъ. Но, несмотря на божественное происхожденіе и божественную санкцію морали, признаки ея чисто-человческія: это — просто большая сумма блага, и такъ какъ добро и зло приводятся въ наслажденію и страданію, то конечнымъ признакомъ добродтели и моральнаго поведенія служитъ то, что они ведутъ къ увеличенію наслажденій и къ предотвращенію страданій всего человчества. Такимъ образомъ, и въ области этики, какъ и въ теоріи познанія, Локкъ является несомнннымъ родоначальникомъ чисто-англійской философіи, отъ Юма и Бентама чрезъ Милля доходящей до новйшаго и одного изъ самыхъ яркихъ ея представителей, Л. Уорда.
Письма о вротерпимости произвели такое сильное вліяніе на современниковъ Локка и имли такое крупное историческое значеніе, что необходимо поговорить объ ихъ содержаніи. Мы видли, что Локкъ сначала боялся даже ихъ анонимной публикаціи, — боялся потому, что они могли связать руки для дальнйшей практической дятельности, такъ какъ тогда онъ могъ казаться человкомъ, придерживающимся крайнихъ мнній. Для современнаго читателя будетъ небезъинтересно узнать, что тогда люди считали крайними мнніями. Существенное положеніе этого произведенія состоитъ въ томъ, что юрисдикція государства не должна касаться регулированія богослуженія, что государство не должно вмшиваться въ религіозны’ убжденія гражданъ, если только эти убжденія не противорчатъ цлямъ свтской власти. Области государства и церкви строго разграничиваются Локкомъ. ‘Предлы ихъ,— говоритъ онъ,— постоянны и опредленны. Тотъ, кто смшиваетъ эти два учрежденія, совершено отдльныя и безпредльно отличающіяся другъ отъ друга во всемъ — въ ихъ происхожденіи, въ ихъ цляхъ, въ ихъ дятельности,— соединяетъ самыя противуположныя и далекія одна отъ другой вещи, однимъ словомъ, соединяетъ небо и землю’. Спрашивается, однако, нтъ ли такихъ спекулятивныхъ положеній, которыя должны подлежать со стороны свтской власти ограниченіямъ и стсненіямъ? Локкъ отвчаетъ утвердительно на этотъ вопросъ:
‘Во-первыхъ, свтская власть не должна терпть мнній, противныхъ человческому обществу или тмъ моральнымъ правиламъ, которыя необходимы для его существованія’.
Во-вторыхъ, говоря о людяхъ, придерживающихся положеній, врод того, что ‘не слдуетъ держать слова, даннаго еретикамъ’, или что ‘отлученные отъ церкви монархи утрачиваютъ свои права’, или что ‘свтская власть основана на милости Божіей’, Локкъ замчаетъ, что эти люди и имъ подобные, претендующіе на какія-либо особыя привилегіи или на власть надъ другими смертными въ длахъ гражданскихъ, подъ покровомъ религіи присвоитъ власть надъ другими, не принадлежащими къ ихъ церкви. Они не имютъ права на вротерпимость со стороны государства, такъ какъ они не признаютъ обязанности относиться ко всмъ терпимо въ длахъ религіи. Вс такія и подобныя имъ ученія обозначаютъ, что придерживающіеся ихъ готовы при всякомъ удобномъ случа захватить власть и завладть помстьями и достояніемъ своихъ согражданъ и что они требуютъ отъ государства вротерпимости только до тхъ поръ, пока сдлаются достаточно сильными для достиженія власти.
‘Въ-третьихъ, церковь, построенная на томъ положеніи, что вс вступающіе въ ея ндра ipso facto отдаются правительству и служб другаго государя, не имютъ права на вротерпимость, ибо, такимъ образомъ, свтская власть допустила бы установленіе въ своей стран чужой юрисдикціи и позволила бы своимъ подданнымъ длаться врагами ихъ собственнаго правительства.
‘И, наконецъ, не имютъ права на вротерпимость вс, отрицающіе существованіе Бога. Общанія, условія и присяга, составляющіе основу человческаго общества, не обязательны для атеистовъ’.
Практическимъ слдствіемъ такихъ оговорокъ Локка было бы исключеніе изъ права на вротерпимость католиковъ, атеистовъ и нкоторыхъ изъ крайнихъ сектъ. Очевидно, что мннія нашего философа съ современной точки зрнія не могутъ быть названы крайними. Но дло въ томъ, что ихъ нельзя безъ нарушенія исторической правды признать крайними даже для того времени. Еще Моръ въ первой половин XVI вка защищалъ въ этомъ вопрос боле прогрессивныя положенія, да и вообще Локкъ былъ далеко не первымъ изъ англійскихъ писателей, защищавшимъ идеи широкой вротерпимости. Бэконъ въ своемъ любопытномъ произведеніи: Essay on Unity in Religion стоитъ на той же точк зрнія, какъ и Локкъ. Во время гражданскихъ войнъ индепенденты были приведены своими теоріями о церковномъ управленіи и о правахъ личности на свободу религіозныхъ убжденій къ защит принциповъ еще боле широкой терпимости.
Даже среди церковниковъ, Гольсъ, Чилингвортъ и Іеремія Тайлоръ защищали т же гуманные принципы. Практическіе выводы, къ которымъ приходить Тайлоръ въ своемъ знаменитомъ сочиненіи о Свобод проповди (Liberty of Prophesying), очень похожи на выводы Локка, а теоретическія основанія, на которыхъ онъ строилъ эти выводы, т.-е. трудность открытія религіозной истины и незначительное количество теологическихъ положеній, которыя можно признать до извстной степени достоврными, не только предвосхитили, но и опередили взгляды Локка. Вниманіе послдняго было обращено на эти вопросы религіозными раздорами въ эпоху гражданскихъ войнъ и въ теченіе лтъ, предшествующихъ появленію перваго письма о вротерпимости, его интересъ къ нимъ поддерживался не только событіями, происходившими въ Англіи, но и вліяніемъ его голландскихъ друзей. Особенности положенія арминіанъ Голландіи и ихъ ученія побудили ихъ, какъ подобныя же условія раньше побудили индепендентовъ Англіи, отстаивать широкую вротерпимость. Собственно говоря, памфлеты Локка отличаются отъ сочиненій его предшественниковъ (кром, однако, произведеній Мильтона) только открытымъ выраженіемъ его взглядовъ, политическимъ, а не теологическимъ характеромъ его аргументовъ и еще тмъ, что они были всецло посвящены этому вопросу. И при всемъ томъ не слдуетъ за бывать, что Локкъ, какъ мыслитель по преимуществу практическій, ограничивалъ ту почву, на которой онъ ставилъ вопросъ, Томасъ Моръ, напримръ, не признавая за атеистами права на участіе къ политической жизни, признавалъ, однако, за ними вс гражданскія права и полную вротерпимость. Отдленіе Локкомъ областей вднія религіозной и гражданской власти логически приводило къ иде о непригодности положенія о государственной религіи. Независимость, требуемая имъ для всхъ религіозныхъ обществъ, была, конечно, несогласима съ контролемъ государства, совершенно необходимымъ, однако, надъ ддами церкви, получавшей отъ государства особыя привилегіи, и несомннно, что Локкъ прекрасно понималъ, что его положенія ведутъ именно къ такимъ выводамъ. Еще въ 1669 году онъ возражалъ на одну изъ статей Основной конституціи Каролины, признававшей англиканскую церковь господствующею въ этой колоніи. Однимъ словомъ, несомннно, что взгляды Локка въ этомъ вопрос отличались гуманностью и, вмст съ тмъ, практичностью, но они совсмъ не опережали на нсколько вковъ взглядовъ какъ его предшественниковъ, такъ и лучшихъ изъ его современниковъ, какъ это можно сказать, наприм., о взглядахъ Мора,— они не имли тхъ свойствъ, какими всегда отличаются взгляды великихъ людей, которыхъ обыкновенно принято называть фантазерами и утопистами, въ этомъ вопрос, какъ и во всхъ другихъ, Локкъ оставался вренъ себ, онъ и въ нихъ является истиннымъ представителемъ здраваго смысла, истиннымъ, хотя не лучшимъ, среднимъ умственнымъ типомъ. Характерно то соображеніе, которымъ біографъ Локка, профессоръ Фоулеръ, оправдываетъ философа,— хотя, по нашему мннію, онъ совсмъ не нуждается въ подобныхъ оправданіяхъ,— въ томъ, что Локкъ не пошелъ дальше по пути сомнній, на который онъ, было, вступилъ во время своего пребыванія въ Голландіи. Цо его мннію, если бы Локкъ пошелъ дальше по этому пути, онъ утратилъ бы свой покой и міръ лишился бы, можетъ быть, лучшихъ изъ его произведеній. Послднее утвержденіе не совсмъ понятно и, во всякомъ случа, черезъ-чуръ смло, а первое нелишне,— люди здраваго смысла всегда слишкомъ дорожатъ своимъ спокойствіемъ и если иногда и опережаютъ свое время, то всегда на незначительное пространство, ‘на полсаженки’.
Въ первой стать мы сообщили, что Опытъ имлъ огромное вліяніе на всхъ европейскихъ философовъ до самаго послдняго времени, такое же значеніе относительно мышленія политическаго имло и другое сочиненіе Локка — его два Трактата о правительств, изданные въ 1690 г. Бурное время отъ гражданскихъ войнъ до революціи.1688 года было эпохой споровъ и полемики о правахъ королей и подданныхъ, о происхожденіи правительства, о вопрос, въ какомъ случа можетъ быть оправдано возмущеніе противъ власти, и т. п. Не только печатные станки выпускали громадное количество памфлетовъ о подобныхъ вопросахъ, но и въ теченіе трехъ четвертей вка они обсуждались въ парламент, въ судахъ, съ каедры, въ обществ. Произведеніе Гоббса проложило дорогу для такихъ обсужденій, несмотря на его роялизмъ, книга была сожжена по ршенію парламента реставраціи и ‘гоббизмъ’ сдлался для современниковъ синонимомъ всего революціоннаго и безнравственнаго. Роялисты съ ужасомъ отворачивались отъ теоріи общественнаго договора, впервые формулированной Гоббсомъ, несмотря на то, что философъ признавалъ, что разъ врученныя подданными ихъ государю права неотчуждаемы, но какъ ни открещивалось почти все англійское общество отъ гоббизма, онъ постепенно и незамтно захватывалъ все политическое мышленіе Англіи и ученія пуританъ, стоявшихъ, конечно, на другой, чисто-теологической почв, давали ему свою могучую поддержку. Роялистамъ приходилось искать поддержки для своихъ ученій тоже въ библейскихъ толкованіяхъ и эту поддержку они нашли въ произведеніи сэра Роберта Фильмера: Patriarcha or the Natural Power of Kings,— сочиненіи, появившемся посл смерти автора въ 1680 году, но и раньше весьма распространенное въ рукописи. Эта любопытная книга основываетъ права королей на патріархальной власти Адама и его наслдниковъ. По теоріи Фильмера, Адамъ получилъ отъ самого Бога власть надъ Евой и ея потомствомъ до отдаленнйшихъ поколній. Эта власть, основанная на двухъ независимыхъ другъ отъ друга положеніяхъ: на прав отца и на прав собственности, была передана Адамомъ его наслдникамъ,— такая передача и составляетъ основу правъ королей на повиновеніе ихъ подданныхъ и причину, почему эти права неоспоримы. Въ теоріи, несмотря на ея странную форму, заключалось, конечно, боле исторической правды — въ смысл того, что всякая политическая власть въ исторіи дйствительно произошла отъ власти главы семьи или рода,— чмъ теоріи Гоббса и Локка о не существовавшемъ общественномъ договор. Ошибка Гоббса и Локка, также какъ и Руссо и его послдователей,— ошибка, конечно, весьма извинительная,— состояла въ томъ, что они предполагали, будто первобытный человкъ руководился тми же мотивами и дйствовалъ столь же обдуманно, какъ и наши современники. Историческій и сравнительный методы, которымъ слдуютъ современные изслдователи, какъ въ этик и въ психологіи, такъ и въ политик, былъ совершенно неизвстенъ во времена Локка. Всякая ошибка, какъ бы благородна она ни была, обыкновенно влечетъ за собой значительную сумму зла, но ошибочное понятіе объ общественномъ договор сдлало для исторической жизни столько добра въ смысл развитія идей справедливости и свободы, что мы невольно забываемъ о вредныхъ ея слдствіяхъ для политическаго мышленія человчества. Во всякомъ случа, это понятіе было, если и не врне, то плодотворне для политической жизни, чмъ та путаница нелпостей и противорчій, какой отличалась теорія Фильмера и вс старыя теоріи о происхожденіи правительства. Повидимому, он были столь нелпы, что даже не заслуживали возраженія. Но слдуетъ помнить, что въ т времена теологическіе аргументы вводились во вс области мышленія и что вс разсужденія, имющія какое-либо, хотя бы и самое отдаленное и даже мнимое, отношеніе къ св. Писанію, имли значительное вліяніе на умы современниковъ. Книга Фильмера была, дйствительно, настолько извстна и вліятельна, что заслуживала опроверженій Локка. Мы уже говорили, что первый изъ двухъ трактатовъ о правительств былъ написанъ нашимъ философомъ во время его пребыванія въ Оксфорд. Говорить объ этомъ первомъ трактат, гд Локкъ обстоятельно и по пунктамъ разбиваетъ Фильмера, не стоитъ, но второй трактатъ достаточно интересенъ, такъ какъ Локкъ излагаетъ въ немъ свою собственную теорію объ ‘истинномъ происхожденіи, задачахъ и цляхъ гражданскаго правительства’. Біографъ Локка, Фоксъ Боурнъ, вроятно, правъ, полагая, что этотъ второй трактатъ написанъ Локкомъ во время его пребыванія въ Голландіи. Сочиненіе, особенно въ послднихъ его глазахъ, отличается страстнымъ тономъ, довольно необычнымъ у Локка, какъ будто бы оно было написано во время бурь великой политической борьбы, въ предисловіи въ изданію весьма ясно высказывается, что цль автора состояла въ тонъ, чтобы ‘укрпить тронъ нашего великаго освободителя, теперешняго короля Вильгельма, и оправдать предъ всмъ міромъ народъ Англіи, любовь котораго къ его справедливымъ и естественнымъ правамъ спасла всю націю въ то время, когда она находилась на краю погибели и рабства’.
Теорія Локка о происхожденіи и сущности гражданскаго общества весьма схожа съ теоріями Пуффендорфа и Гуккера (а также Гоббса и Гуго Греція), Локкъ часто ссылается на Гуккера. Это просто теорія такъ называемаго ‘общественнаго договора’: согласіе индивидуумовъ на договоръ можетъ быть выражено открыто ими только предполагается, и такое молчаливое согласіе ‘иметъ силу для всякаго въ предлахъ территоріи извстнаго правительства’. Хотя никто и не обязанъ вступать въ общество противъ своей воли, но разъ человкъ вступилъ въ него, онъ долженъ подчиниться форм правительства, установленной большинствомъ. Есть, однако, одна форма правительства, которую даже всесильное большинство не иметъ права устанавливать, эта форма, по мннію Локка, есть абсолютизмъ, такъ какъ онъ ‘не согласенъ съ гражданскимъ обществомъ и совсмъ не есть форма правительства’. Локкъ осмиваетъ тотъ взглядъ, что люди могли когда-нибудь добровольно установить надъ собой такую власть, по его мннію (слдуетъ имть въ виду литературу, по поводу которой писалъ Локкъ, и, прежде всего, произведеніе Гоббса), это все равно, что полагать, будто ‘люди, оставивъ естественное состояніе и вступивъ въ общество, согласились, чтобы вс, кром одного человка, состояли подъ властью законовъ, а этотъ одинъ удержалъ всю свободу естественнаго состоянія, да, притонъ, увеличившуюся въ силу его власти и сдлавшуюся своеволіемъ въ силу безнаказанности. Это все равно, что полагать, будто люди были такъ глупы, что они постарались избжать зла, длаемаго имъ лисицами, ‘очень рады быть пожираемыми львами, даже считаютъ это обезпеченіемъ ихъ правъ’.
Предполагая, что правительство, такимъ образомъ, установлено, Локкъ падаетъ вопросъ: существуютъ ли такія его дйствія, которыя вели бы къ утрат имъ права на преданность и подчиненіе подданныхъ? Для того, чтобы дать отвтъ на такой вопросъ, Локкъ обращается къ обсужденію цлей политическаго общества и правительства, и это обсужденіе составляетъ’ въ сущности говоря, самую цнную часть его теоріи. Главнйшая цль, преслдуемая людьми при ихъ вступленіи въ общество, состоитъ ‘во взаимномъ охраненіи ихъ жизни, свободы и собственности’. Потому правительство, не гарантирующее достиженія этихъ цлей и въ особенности то, которое само нарушаетъ права подданныхъ, виновно въ нарушеніи оказаннаго ему доврія и можетъ быть устранено. Стало быть, общество должно всегда считать себя обладающимъ верховною властью, врученною правительству только временно, т.-е. до тхъ поръ, пока оно надлежащимъ образомъ и врно пользуется довренными ему полномочіями, и должно всегда быть готово вмшаться, когда его довренный измнитъ его доврію. Локкъ предвидлъ то возраженіе его теоріи, что при подобныхъ отношеніяхъ народа и правительства ничто не можетъ помшать постояннымъ безпорядкамъ и непрерывнымъ революціямъ. Локкъ полагается относительно сохраненія порядка на инерцію человчества, вообще въ разсужденіяхъ нашего философа о цляхъ правительства и правахъ подданныхъ сквозь густую сть заблужденій, неврныхъ посылокъ и партійной страстности проглядываетъ здравый смыслъ практическаго государственнаго человка. Какія бы теоріи,— говоритъ онъ,— ни предлагались, какія бы традиціи ни господствовали въ обществ относительно происхожденія, сущности и предловъ власти правительства, народъ, сознавай себя несчастнымъ отъ ошибокъ его правителей и понявъ, что онъ можетъ добиться улучшенія своего положенія, совсмъ не будетъ руководиться этими теоріями или традиціями и будетъ длать попытки низвергнуть сдлавшееся невыносимымъ для него иго. ‘Когда народъ несчастенъ и подвергается злоупотребленіямъ произвольной власти, считайте его правителей, если вамъ угодно, сынами Юпитера, пусть они будутъ священны и божественны, пусть они низошли съ неба или получили отъ него свою власть, выдавайте ихъ за кого вамъ будетъ угодно,— все равно, произойдетъ то же самое. Вообще народъ, оскорбляемый противно всякому праву, будетъ готовъ при всякомъ удобномъ случа сбросить съ своей шеи тяготющее на немъ ярмо’.
Несомннно, что теорія государства, защищаемая Локкомъ, имла громадное вліяніе на политическое мышленіе Европы, практическія слдствія этого ученія, воспроизведеннаго и развитаго позднйшими писателями (въ особенности Руссо), могутъ быть прослжены въ исторіи французской к американской революцій. Вроятно, что идеи Я окна имли не малую долю вліянія и на опредленіе хода политической исторіи и, главное, политическаго мышленія Англіи. Утвержденіе, что короли имютъ божественное право, и отрицаніе положенія, что народъ есть верховный судья своихъ собственныхъ длъ и судьбы своихъ правителей, теперь въ Англіи кажутся парадоксами, скоре глупыми и смшными, чмъ вредными. Но не такими они казались во времена Стюартовъ, когда подобныя положенія защищались со всякой каедры, приводились учеными юристами въ мотивахъ судебныхъ ршеній и были ходячею монетой общественнаго мннія. Это измненіе политическаго мышленія,— говоритъ Фоулеръ,— и тотъ добрый плодъ, который оно принесло въ улучшившихся отношеніяхъ между законодательною властью к народомъ и между короной и парламентомъ, могутъ, безъ особеннаго преувеличенія, быть до извстной степени приписаны вліянію великодушнаго духа свободы, проникающаго все это произведеніе Локка, и традиціямъ партіи виговъ, впослдствіи сдлавшимися достояніемъ всего народа Англіи.
Въ заключеніе изложенія этого замчательнаго произведенія Локка, отмтимъ его мнніе о необходимости парламентской реформы. ‘Къ какимъ нелпостямъ можетъ повести слпая преданность къ потерявшимъ всякій смыслъ обычаямъ, — говоритъ онъ, — можно убдиться изъ того обстоятельства, что какое-нибудь мстечко, только называемое городомъ, въ которомъ нтъ ничего, кром развалинъ, въ которомъ, вмсто домовъ, стоитъ только какой-нибудь хлвушокъ, и вмсто обывателей, одинъ пастухъ, посылаетъ въ великое собраніе законодателей столькихъ же представителей, какъ и цлое населенное и богатое графство’.
Намъ осталось поговорить о нкоторыхъ сравнительно незначительныхъ произведеніяхъ Локка, хотя и эти произведенія по большей части таковы, что могли бы создать довольно почетную извстность другому писателю и кажутся незначительными только по сравненію съ такими произведеніями, какъ Опытъ, Письма о вротерпимости и два Трактата о правительств. Говорить о нихъ будетъ всего удобне въ связи съ общественною дятельностью Локка въ послдніе годы его жизни. Вроятно, никогда ни одинъ коммонёръ Англіи, не бывшій ни членомъ парламента, ни придворнымъ фаворитомъ, не игралъ такой выдающейся роли въ общественной жизни своей страны, какъ нашъ философъ. Этимъ онъ обязанъ своему трудолюбію, своему ровному и прекрасному характеру, позволявшему ему имть множество друзей среди правящихъ классовъ Англіи, и въ особенности своей извстности, даже знаменитости, въ качеств интеллектуальнаго представителя этихъ классовъ, для которыхъ именно тогда, въ царствованіе Вильгельма III, наступила счастливая эра осуществленія ихъ надеждъ на правильное конституціонное управленіе. Локкъ во время своего пребыванія въ Голландіи очень близко сошелся съ будущимъ королемъ, бывшимъ для него идеаломъ конституціоннаго монарха, хотя далеко не вс современники, даже не вс политическіе друзья Локка раздляли его полное доврія къ Вильгельму. Дружба Лора съ королекъ, кажется, не прекращалась до сакой смерти послдняго. Съ начала своего царствованія Вильгельмъ хотлъ воспользоваться услугами Локка и назначить его на какой-нибудь дипломатическій постъ. Локкъ только что вернулся въ Англію, какъ чрезъ посредство лорда Мордаунта получилъ предложеніе отправиться въ Бранденбургъ въ качеств посланника при двор Фридриха Перваго. Локкъ не принялъ этого предложенія, съ свойственнымъ ему тактомъ онъ отговорился плохимъ состояніемъ своего здоровья, въ письм къ Мордаунту онъ указывалъ еще и на другую причину своего отказа — на необходимость пить при такомъ двор, гд пьянство было обычнымъ явленіемъ. ‘Я знаю,— писалъ онъ,— что на свт нтъ боле удобнаго штопора для откупориванія человческихъ мыслей, какъ выпитая во-время бутылка вина. Потому, если я могу подавать совты въ подобномъ дл, я полагалъ бы, что интересамъ короля будетъ полезне послать человка, обладающаго одинаковыми со мной способностями и который, притомъ, уметъ выпить, а не меня, самаго трезваго человка во всемъ королевств’. Наврядъ ли, впрочемъ, эта отговорка была настоящею причиной отказа. Ему предлагали другой дипломатическій постъ посла въ Вн и онъ тоже отказался. Впослдствіи король снова настаивалъ, но также тщетно, чтобы Локкъ вступилъ на дипломатическое поприще. Въ 1698 г., т.-е. не задолго до конца своего царствованія (Вильгельмъ умеръ въ 1702 г.1 онъ предложилъ Локку другой, мене отвтственный, но не мене важный постъ. На основаніи письма послдняго къ Сомерсу, написаннаго немедленно посл таинственнаго свиданія Локка съ королемъ, можно догадываться, что Вильгельмъ просилъ его быть помощникомъ и руководителемъ Вильяма Бентинка, графа Портланда, назначеннаго посломъ при французскомъ двор. Въ то время былъ только что заключенъ Рисвикскій миръ и миссія была не изъ легкихъ, она требовала большаго такта и благоразумія. Локкъ и въ этомъ случа отговорился плохимъ состояніемъ здоровья. Возможно, что онъ имлъ и другія причины, если принять во вниманіе цлостность его характера, его проницательность, твердость его конституціонныхъ убжденій, можно думать, что во всхъ этихъ отказахъ отъ дипломатической службы онъ руководился соображеніями, которыхъ не смлъ высказать открыто, такъ какъ они могли показаться его современникамъ, даже самымъ прогрессивнымъ изъ виговъ, ужь очень необычными. Дло въ томъ, что въ то время единственною областью государственной дятельности, надъ которой парламентъ не имлъ, да и не считалъ особенно нужнымъ имть, правильнаго и постояннаго контроля, была область иностранныхъ сношеній, дипломатіи. Въ этой области англичане того времени, какъ бы забывая о позорныхъ договорахъ Карла съ Людовикомъ, допускали единоличную волю короля и самъ Вильгельмъ считалъ такое право короля необходимою прерогативой короны,— необходимою не только въ теоріи, но и на практик, для боле удобнаго проведенія своихъ широкихъ плановъ общеевропейской Политики. Возможно, что Локкъ, бывшій сподвижникомъ Шефтсбюри въ его борьб съ королевскимъ произволомъ, пережившій время позора и униженія Англіи, которымъ она подвергалась именно въ силу такой не контролируемой и не оспариваемой (иначе, какъ въ рдкихъ случаяхъ) парламентомъ прерогативы короля, имлъ другіе взгляды на этотъ вопросъ, чмъ вс его современники и самъ Вильгельмъ, или даже такіе прогресивные виги, какъ его другъ Сомерсъ. Онъ, правда, не имлъ никакого недоврія лично къ Вильгельму,— для него король былъ образцомъ конституціоннаго монарха,— и позже, въ 1702 году, незадолго до смерти Вильгельма, писалъ своему родственнику, Петру Вингу, что лондонское Сити и вс графства Англіи должны (посл тронной рчи короля при объявленіи войны Франціи) ‘соединиться сердцами и поднести его величеству благодарственный адресъ за то, что онъ такъ заботится о нихъ’, и, все-таки, Локкъ могъ полагать, что вступить на службу при условіи полной парламентской безконтрольности было бы не совсмъ согласно съ его основными политическими убжденіями. Локкъ былъ человкъ цльный и убжденный и, несмотря на всю свою склонность къ компромиссамъ, никогда не поступался своими основными убжденіями. Еще въ то время, когда онъ жилъ въ Голландіи и ему угрожала опасность со стороны англійскаго правительства, а, можетъ быть, и выдача, его друзья, квакеръ Пеннъ и графъ Пемброкъ, хлопотали у Іакова И о помилованіи Локка, Пемброкъ писалъ ему, что король веллъ извстить его, Локка, что тотъ можетъ возвратиться въ Англію. ‘Я сказалъ ему,— писалъ Пемброкъ,— что я уговорю васъ поцловать его руку, и онъ вполн удовольствовался этимъ’. Отвтъ Локка,— хотя, конечно, у него могли быть еще и другіе мотивы,— былъ полонъ благородства и твердости. Онъ отвтилъ, что ‘такъ какъ онъ невиновенъ въ какомъ-либо преступленіи, то и не нуждается въ прощеніи’. Что наша догадка (странно, что ни одинъ изъ біографовъ Локка не остановился на такомъ предположеніи) о причинахъ отказа Ловка вступить на дипломатическое поприще не совсмъ неосновательна, до нкоторой степени видно изъ заключенія его письма въ Мордаунту. ‘Если я могу чмъ-нибудь служить его величеству,— писалъ онъ,— такъ это своими незначительными знаніями конституціи своей родины, характера моихъ земляковъ и сущности ихъ партій, потому я полагаю, что я былъ бы боле полезенъ дома, хотя и понимаю, что такая должность за границей была бы для меня лично выгодне, если бы только она не была вредна для моего здоровья’.
Посл отказа принять предложеніе короля Локкъ получилъ назначеніе на должность ‘Commissioner of Appeals’ (т.-е. члена коммиссіи, разсматривающей подаваемыя палат общинъ частными лицами заявленія и петиціи),— должность съ незначительнымъ содержаніемъ, но не обременяющая работой.
Вскор посл своего возвращенія въ Англію Локкъ поселился въ 20 миляхъ отъ Лондона, въ графств Эссексъ въ Отс, помстьи своего друга лэди Мэшемъ. Эта семья сдлалась для Ловка совсмъ родною, онъ прожилъ въ ней до конца жизни. Но въ своемъ сельскомъ уединеніи Локкъ ее разрывалъ связей съ политическими и учеными сферами, онъ велъ дятельно переписку съ такими учеными, какъ Ньютонъ, Бойль, Молинё и друг., съ такими политическими дятелями, какъ Сомерсъ, о которомъ Горацій Вальполь писалъ, какъ ‘объ одномъ изъ тхъ божественныхъ людей, которые подобно церкви во дворц остаются чистыми, хотя вокругъ нихъ свирпствуютъ тиранія, подкупность и безуміе’, какъ Карлъ Монтэгю, впослдствіи лордъ Галифаксъ, замчательнйшій изъ современныхъ Локку финансистовъ Англіи, и друг. Онъ часто прізжалъ въ Лондонъ и жилъ тамъ по дламъ и служебнымъ обязанностямъ, которыя убдилъ его принять на себя король и виги, часто руководившіеся совтами Локка. Вообще онъ игралъ очень видную роль въ общественной жизни Англіи до самой смерти Вильгельма, котораго пережилъ только на два года. Весной 1695 года онъ, кажется, игралъ самую видную роль въ проведеніи мры, въ то время сдлавшейся было яблокомъ раздора между двумя палатами, въ дл отмны закона о печати (Licensing Act). Англійская пресса раньше не была совершенно свободна и актъ Карла II, бывшій еще въ то время въ сил, былъ особенно суровъ. Палата общинъ, когда ей въ сессію 1695 года предложили возобновить нкоторые временные статуты, ршила отмнить этотъ актъ. Палата лордовъ не согласилась и снова внесла его въ книгу статутовъ, палата общинъ не приняла подобной поправки и дло дошло до конференціи, въ которой представителемъ общинъ явился другъ Локка, Клеркъ. Документъ, представленный имъ конференціи, приписывается, и не безъ основанія, Локку. Аргументы этого важнаго доклада существенно-практическіе, входящіе въ детали и указывающіе на финансовыя и всякія другія неудобства акта. Подобные аргументы, какъ замчаетъ Маколей, были ‘особенно приспособленными къ пониманію парламентскаго большинства’ и, благодаря имъ, удалось добиться того, чего не добился Мильтонъ своимъ замчательнымъ произведеніемъ: Areopagitica,— ршенія палатъ, ‘исторія котораго,’ по словамъ Маколея,— весьма несовершенно можетъ быть прослжена въ журналахъ парламента, хотя сдлала для свободы и цивилизаціи больше, чмъ Великая Хартія и билль о правахъ’. Изъ этого доклада, лорда Книга, напечатаннаго въ Локка, видно, что монополія ‘Company of Stationers’ была столь невыносимымъ игомъ, что книги, напечатанныя въ Лондон, покупались дешевле въ Амстердам, чмъ въ Чёрчъ-Ярд св. Павла. Книжная торговля Англіи была почти уничтожена.
Едва былъ поршенъ этотъ вопросъ, какъ Локку пришлось оказать полезное вліяніе на законодательную дятельность Англіи по вопросу, возбуждавшему въ немъ особенный интересъ и о которомъ онъ писалъ еще раньше. Въ 1692 году онъ издалъ анонимное сочиненіе подъ заглавіемъ: Письмо къ члену парламента о нкоторыхъ соображеніяхъ по поводу пониженія процента и поднятія цнности монеты. Членъ парламента, къ которому писалъ Локкъ, былъ никто иной, какъ Сомерсъ. Письмо составляетъ извлеченіе изъ старыхъ рукописей Локка, написанныхъ еще около 1672 года, когда государственное казначейство было закрыто и платежи кредиторамъ государства пріостановлены на годъ. Эта несчастная мра, бывшая причиной множества банкротствъ и разорившая лондонское Купечество, была принята въ то время, когда старый патронъ Локка, Шефтсбюри, былъ канцлеромъ казначейства, но вина ея принятія падала на Клиффорда, одного изъ ненавистнйшихъ министровъ Карла II. Локку теперь пришлось вернуться къ этому вопросу уже по другому поводу. Дло въ томъ, что въ Англіи въ то время были два сорта серебряной монеты: одна безъ пунктированныхъ краевъ, а другая такъ называемая ‘milled’, съ пунктированнымя краями. Форма первой изъ монетъ была не совсмъ круглая, а неправильная, такъ что она обрзывалась и портилась, естественно, что вторая монета, т.-е. ‘milled’, переливалась и увозилась за границу и на рынк оставалась только первая, легковсная и испорченная монета. Въ Оксфорд, наприм., 100 ф. ст. монетой, которая должна бы была всить 400 унцій, всили только 116 унцій. Понятно, какія затрудненія происходили благодаря такому положенію денежнаго рынка для торговли и вообще для всхъ сдлокъ. Въ апрл 1694 г., вскор посл учрежденія англійскаго банка (въ этомъ учрежденіи Локкъ тоже принималъ нкоторое участіе), Карлъ Монтегю получилъ постъ канцлера казначейства, по случаю отъзда короля на континентъ, два ближайшіе друга Локка, Сомерсъ и графъ Пемброкъ, были назначены въ число семи лордовъ-судей, которые должны были управлять королевствомъ. Эти государственные люди понимали, что въ такомъ дл ничего нельзя добиться суровыми карательными мрами и что необходимо разумное финансовое законодательство. Они, естественно, обратились за совтомъ къ Локку и вызвали его изъ Отся въ Лондонъ. Несмотря на кажущуюся невидность его оффиціальнаго положенія, его роль въ ршеніи этого вопроса была одною изъ самыхъ важныхъ, если не главною. Дло шло, главнымъ образомъ, объ устраненіи предложенія Лаундеса, секретаря казначейства, которому было поручено собраніе статистическихъ свдній о положеніи денежнаго рынка и предложившаго пониженіе цнности монеты на 1/4. Локкъ, а съ нимъ Монтегю и Сомерсъ понимали, что принять такое предложеніе значатъ просто ограбить владльцевъ монеты и сдлать то же самое, за что государство вшало поддлывателей монеты. Локкъ, вернувшись въ Отсъ, написалъ, по порученію Сомерса, возраженіе Лаундесу. Этотъ памфлетъ озаглавленъ: Добавочныя соображенія о возвышеніи цнности монеты, и въ боле простой и краткой форм повторялъ аргументы прежняго памфлета, написаннаго тоже для руководства лордовъ-судей подъ заглавіемъ: Нкоторыя замчанія объ ассигнаціяхъ (Printed Paper). Не желая вдаваться въ утомительныя для читателя подробности, замчу, что въ своихъ экономическихъ сочиненіяхъ Локкъ значительно уступалъ по ясности взглядовъ произведеніямъ другихъ предшественниковъ Смита: Вильяма Петти и Дудлея Норта, хотя и взгляды Локка для своего времени были довольно новы и повліяли благотворно на экономическое законодательство Англіи. Въ то время, какъ Локкъ издавалъ свои памфлеты, Монтегю, съ одобренія комитета палаты, внесъ въ парламентъ свои резолюціи и несомннно, что въ составленіи ихъ помогалъ Локкъ. Резолюціи были приняты только въ слдующей сессіи 1696 года и слдуетъ думать, что вліяніе памфлетовъ Локка много помогло ихъ принятію.
Въ томъ же году Локкъ при министерств, руководителемъ котораго былъ его другъ Сомерсъ, получилъ назначеніе одного изъ членовъ учрежденнаго тогда ‘совта торговли и плантацій’. Обязанности этого совта были очень разнообразны: онъ былъ и комитетомъ торговли, и комитетомъ призрнія бдныхъ (Poor Law Board), и министерствомъ колоній. Членамъ его поручалось изслдованіе общаго состоянія торговли въ стран: имъ поручалось ‘сообразить, какими средствами можно улучшить уже существующія въ королевств полезныя и выгодныя промышленныя предпріятія и какъ ввести новыя’. Они были обязаны также ‘сообразить, какимъ образомъ дать работу и занятіе бднымъ, сдлать ихъ полезными для общества, и этимъ путемъ облегчить тяготы вашихъ подданныхъ’. Наконецъ, они должны узнавать о состояніи ‘плантацій’, какъ назывались тогда колоніи, не только относительно ихъ торговли, но и относительно администраціи и устройства суда и изобрсти средства сдлать ихъ боле полезными для метрополіи, особенно относительно доставки ими кораблестроительныхъ матеріаловъ. Работы было много и Локкъ работалъ, несмотря на свой преклонный возрастъ, очень усердно, лтомъ и осенью онъ жилъ въ Лондон и каждодневно посщалъ засданія комитета, и даже тогда, когда онъ жилъ въ Отсто, онъ постоянно посылалъ въ комитетъ доклады. Только слабое состояніе здоровья заставило его отказаться въ 1700 году отъ этой должности. Нкоторые изъ докладовъ Локка сохранились, они довольно любопытны, особенно доклады о введеніи въ Ирландіи льнянаго ткачества и о реформ законодательства о бдныхъ.
Для полноты нашего очерка слдуетъ упомянуть еще объ одномъ произведеніи Локка, изданномъ въ 1693 году, хотя, по недостатку мста, о немъ мы можемъ сказать только нсколько словъ. Еще во время своего пребыванія въ Голландіи Локкъ переписывался съ Кларкомъ о воспитаніи ‘го дтей, по просьб друзей и въ особенности Молинё, онъ обработалъ эти письма и издалъ ихъ подъ заглавіемъ: Нкоторыя мысли о воспитаніи (переведены на русскій языкъ). Въ связи съ этимъ сочиненіемъ упомянемъ и ‘небольшомъ трактат — Conduct of the Understanding, долженствующемъ по его плану составлять добавочную главу его знаменитаго Опыта. Этотъ томикъ долженъ былъ до нкоторой степени замнять обычные учебники логики. Авторъ, какъ и въ другихъ своихъ сочиненіяхъ, не придаетъ особеннаго значенія правиламъ и полагаетъ, что люди длаются добродтельными и разумными практикой и привычкой. Онъ везд стоитъ за то, что можно назвать опытнымъ или нагляднымъ воспитаніемъ. Въ своемъ трактат о воспитаніи Локкъ сильно нападаетъ на тогдашнее университетское образованіе, на неразумный классицизмъ и, подобно Мильтону, признаетъ положенія Коменскаго и думаетъ, что при посредств новыхъ методовъ образованія путь къ знанію можетъ быть сдланъ краткимъ и легкимъ, и что все необходимое можетъ быть изучено въ теченіе немногихъ лтъ, проведенныхъ въ школ и университет. Локкъ составилъ громадную образовательную программу (изъ которой, кстати замтить, совершенно исключается греческій языкъ) и думаетъ, что изучить все въ ней перечисленное можно до 22-хъ лтняго возраста. Несомннно, что идеи Локка, посредственно или непосредственно, отравились въ сочиненіи его знаменитаго послдователя въ этомъ вопрос, въ Эмил Руссо. Одно обстоятельство, какъ справедливо указываетъ Морлей, отличаетъ, однако, Эмиля отъ всхъ предшествующихъ ему сочиненій по вопросу о воспитаніи. Руссо не ограничивается вопросомъ о воспитаніи дтей богатыхъ родителей, какъ ограничивается Локкъ, и ставитъ вопросъ о воспитаніи не ученаго и джентльмена, а просто человка.
Послдніе четыре года своей жизни Локкъ провелъ въ тихомъ уединеніи въ Отс, окруженный любящею его дружескою семьей и сохраняя до конца свои отношенія съ литературными и политическими сферами. Онъ тихо скончался 28 октября 1704 года, прахъ его покоится на кладбищ приходской церкви Гайлаверъ. Написанная имъ самимъ латинская эпитафія гласитъ, что онъ прожилъ свою жизнь, довольный своею неизвстностью. ‘Его смерть,— разсказываетъ намъ его другъ леди Машемъ,— была подобна всей его жизни, она была смертью набожнаго, естественнаго, простаго, лишеннаго всякой аффектаціи человка, я полагаю, что міръ никогда не видалъ такого замчательнаго по своей разсудительности и религіозности человка, какимъ былъ онъ и при жизни, и при смерти’.
‘Какъ ни великъ долгъ, которымъ философія обязана Опыту Локка,— говоритъ проф. Фоулеръ,— конституціонная теорія — его трактатамъ о правительств, свобода религіознаго мышленія — его письмамъ о вротерпимости, можно поставить вопросъ, не было ли все человчество еще боле обязано ему за то участіе, которое онъ принималъ въ практическихъ реформахъ? Несомннно, было бы слишкомъ смло утверждать, что безъ его иниціативы или помощи денежное обращеніе въ Англіи не было бы улучшено, монополія Stationers’ Company уничтожена или оковы акта о пресс (Licensing Act) разбиты. Но можно сказать, что если бы не его проницательность, не его неутомимыя усилія, эти мры были бы отложены надолго или проведены съ такою массой исключеній и изъятій, что он потеряли бы половину своего значенія. Въ недавно прошлое время было принято говорить презрительно о писателяхъ и государственныхъ людяхъ временъ Вильгельма, и даже теперь имъ рдко отдаютъ полную справедливость. Поклонниковъ мистической философіи и романтической политики можно попросить указать, гд ихъ герои, въ теоріи или на практик, сдлали то, что сдлали ясный разумъ и простой, прямой, практическій здравый смыслъ людей, врод Галифакса, Сомерса и Локка?’
Локкъ былъ, дйствительно, и въ теоріи, и въ практик истиннымъ представителемъ здраваго смысла и, притомъ, онъ былъ неизломанною, дльною натурой, натурой высченною, какъ говорится, изъ одного куска. Несомннно, это свойство его ума и характера придаетъ ему особенное величіе, и это величіе онъ заимствовалъ у времени, бывшаго эпохой практическаго осуществленія великихъ идей и у среднихъ классовъ, бывшихъ тогда носителями прогрессивныхъ идей, и истиннымъ представителемъ которыхъ онъ являлся и въ философіи, и въ общественной дятельности.