Ливингстон, Американская_литература, Год: 1847
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Эдвардъ Ливингстонъ (Edward Livingston) родился въ 1764 году, въ нью-йоркской колоніи. Его семейство принадлежало къ числу древнихъ и знатнйшихъ фамилій Шотландіи. Тамъ Ливингстоны составляли сильный кланъ или племя: ихъ родоначальникъ былъ одинъ изъ тхъ лордовъ, которымъ вврено было попечительство надъ юною королевою Маріею Стюартъ, другой Ливингстонъ былъ графомъ нейбургскимъ.
Въ XVII столтіи, буря гоненій за религію заставила многихъ удалиться изъ Британіи на берега Сверной Америки, гд судьба предназначала имъ положить основаніе великому народу. Къ числу эмигрантовъ принадлежали также Ливингстоны: вмст съ другими, они оставили шотландскія горы и отправились на гудзонскіе берега. Сохраняя память о старинномъ блеск своего рода, они стремились къ независимости, но не перестали чтить преданій о своихъ предкахъ и по имени ихъ замковъ назвали нкоторыя изъ своихъ поселеній въ Америк. Благородное семейство Ливингстоновъ, бжавшее отъ гоненій въ прежнемъ отечеств, приняло мужественное участіе въ защит новой своей родины, когда метрополія не захотла признать ея правъ и когда наступило время полнаго освобожденія американскихъ колоній отъ зависимости Англіи.
Въ начал этого огромнаго переворота, Эдвардъ Ливингстонъ, младшій изъ одиннадцати дтей своего отца, былъ еще весьма-молодъ. Первые годы жизни провелъ онъ въ Клермон, богатомъ владніи, которое досталось его семейству на прекрасныхъ берегахъ Гудзонскаго-Залива. Тамъ выросталъ онъ посреди патріархальныхъ нравовъ и просвщенныхъ идей, въ довольств и правилахъ чести, перешедшей къ сыну какъ-бы по наслдству отъ родителей. Добрыми примрами, которые незамтно, но постоянно и глубоко дйствуютъ на развивающуюся душу, какъ дйствуетъ чистый и живительный воздухъ на развивающееся тло — Ливингстонъ воспиталъ счастливыя наклонности, кротость, благочестивыя чувства и возвышенныя побужденія. Но скоро онъ долженъ былъ извлечь для себя образованіе боле обширное и твердое изъ тхъ событій, которыя совершились въ его отечеств.
Мы хотимъ сказать о томъ времени, когда англо американскія колоніи, терпвшія столько угнетеній, отдлились отъ метрополіи и сдлались независимыми штатами. Въ ихъ освобожденіи семейство Ливингстона принимало дятельное участіе. Братъ Эдварда, Робертъ Ливингстонъ, былъ членомъ конгресса, который въ-продолженіе семи лтъ, не смотря на вс превратности войны, не терялъ бодрости духа и ни на минуту не отчаявался въ судьб Америки, этотъ конгрессъ избралъ Роберта Ливингстона, вмст съ Джефферсономъ, Франклиномъ и Адамсомъ, для составленія и объявленія акта о независимости новой націи. Мопгоммери, женатый на сестр Ливингстона не боле года, отправился въ экспедицію противъ Канады, и тамъ, посл взятія Монреаля, погибъ отъ англійскихъ картечь при упорной осад Квебека. Эдвардъ Ливингстонъ присутствовалъ при трогательномъ прощаньи своей сестры съ ея мужемъ и посл былъ ея утшителемъ.— Благодарное отечество публичнымъ декретомъ постановило воздвигнуть памятникъ юному герою, а вдова его, какъ Римлянка, надла трауръ и не оставляла его въ-продолженіе пятидесяти лтъ, предаваясь скорби о томъ, кого звала она своимъ воиномъ. На помощь колоніямъ безпрестанно прізжали въ Клермонъ благородные и неустрашимые сподвижники, которыхъ влекли изъ Европы въ Америку стремленіе къ слав, духъ независимости и политическіе интересы. Въ числ пріхавшихъ былъ Лафайэтъ, онъ поселился въ дом Ливингстоновъ, и съ-тхъ-поръ явился защитникомъ общаго дла. Посреди упомянутыхъ нами событій и сценъ, въ кругу многихъ замчательныхъ людей, Эдвардъ Ливингстонъ провелъ свою молодость. Въ собственномъ семейств получилъ онъ и нравственное воспитаніе, которое сдлало его честнымъ и благороднымъ человкомъ, и образованіе общественное, которое сдлало изъ него добраго гражданина.
Но если характеръ Эдварда Ливингстона и развился въ этой школ, если даже разумъ его созрлъ преждевременно, то, съ другой стороны, въ умственномъ воспитаніи онъ имлъ недостатокъ. Вообще, военное время не благопріятствуетъ умственнымъ занятіямъ, и нація, стремящаяся утвердить свое существованіе, мало заботится объ украшеніи ума своего различными свдніями. Впрочемъ, литература еще не вовсе исчезла въ колоніяхъ. Америка, отдлясь отъ Европы своими учрежденіями, сохранила съ нею связь своими идеями, и въ этомъ отношеніи все еще оставалась колоніею стараго свта. Она не утратила благородныхъ наклонностей къ успхамъ ума, въ то время въ ней еще не думали единственно о томъ, чтобъ дйствовать, и не подчиняли возвышенныхъ способностей разума вседневнымъ потребностямъ жизни. Въ то время еще жили многіе замчательные люди, получившіе воспитаніе въ Европ и украшавшіе собою свое новое отечество, которому они доставили независимость. Этихъ людей имлъ Эдвардъ Ливингстонъ своими образцами: онъ предался изученію наукъ и правъ съ тою энергіею воли и съ тмъ настойчивымъ вниманіемъ, которыя потомъ проявлялись во всхъ его поступкахъ. Онъ занялся прилежнымъ изученіемъ англійскаго обычнаго права (droit coutumier), которое перешло изъ Америку въ огромномъ количеств сборниковъ, заключавшихъ въ себ судебныя ршенія по разнымъ предметамъ. Эти сборники можно назвать темнымъ лабиринтомъ: до того въ нихъ перемшаны и разбросаны были различныя постановленія, во всемъ видно было отсутствіе существенныхъ достоинствъ всякаго закона — очевидности, ясности и общности. Этотъ недостатокъ безпрестанно поставлялъ судью въ необходимость исправлять законодателя. Изучивъ практически англійскую юриспруденцію, Эдвардъ Ливингстонъ изучилъ вмст съ тмъ и самыя начала права, въ послднемъ случа онъ пользовался Пандектами Потье (Pothier). Съ помощію этого сочиненія, — гд въ превосходномъ порядк изложены прекрасныя правила, которыя остались намъ отъ древняго правосудія и юридическаго искусства Римлянъ — Эдвардъ Ливингстонъ возвысился до теоретическихъ началъ науки. Конечно, онъ не собралъ еще идей для собственнаго кодекса — мысль о составленіи его пришла къ нему позже, но въ настоящихъ занятіяхъ онъ пріобрлъ строгую и логическую методу для своихъ будущихъ трудовъ.
Приготовясь такимъ-образомъ, онъ принялъ на себя званіе адвоката въ Нью-Йорк. На этомъ поприщ Ливингстонъ сдлалъ блестящіе успхи и скоро пріобрлъ извстность искуснаго адвоката. Должность эта въ странахъ демократическихъ ведетъ прямо къ должностямъ законодательнымъ. Дйствительно, не смотря на свою молодость, Эдвардъ Ливингстонъ былъ призванъ съ поприща адвоката къ дламъ общественнымъ, и въ этомъ случа обязанъ былъ не столько вліянію родства, сколько своей ранней извстности. Ему едва было тридцать лтъ въ то время, когда въ 1791 году Нью-Йоркскій Штатъ избралъ его однимъ изъ своихъ представителей на конгресс. Чтобъ оцнить положеніе Ливингстона въ этомъ собраніи и его политическія связи, а равно и ту роль, которую игралъ онъ на ряду съ основателями американской независимости, бросимъ бглый взглядъ на состояніе новой республики, на партіи, ее раздлившія, и на различныя направленія, какія хотлось партіямъ дать судьб раждавшагося государства.
Вашингтонъ управлялъ въ то время республикою Соединенныхъ-Штатовъ. Онъ два раза сряду избранъ былъ президентомъ и могъ бы остаться имъ до самой смерти, еслибъ желалъ того. Освобожденная имъ Америка съ доврчивостію поручала ему кормило правленія и чтила въ немъ гражданина, который никогда не употребилъ во зло ни диктатуры своей, ни побдъ, который умлъ править ею съ такимъ же искусствомъ, какъ и защитилъ ее, который показалъ столько доблестей, командуя войсками, столько политической мудрости въ устройств государства, столько простоты въ величіи и скромности въ слав. Республика любила этого великаго человка за его всесовершенную честность, за его высокую твердость и ясную душу, за его прекрасный характеръ, неимвшій недостатковъ, за его полный и могучій умъ, за его безукоризненную жизнь, на которой не лежало ни одного пятна. Объ этомъ человк, по справедливости, можно сказать, что онъ былъ первымъ на войн, первымъ въ мір и первымъ въ сердцахъ согражданъ.
Въ 1783 году, Американцы вышли со славою изъ семилтней борьбы съ метрополіею, которая должна была наконецъ признать ихъ самобытность, такимъ образомъ, они перенесли кризисъ своего освобожденія. Въ 1789 году, они перенесли другой кризисъ — внутренняго устройства, и, учредивъ Федеративное правленіе, спасли себя отъ грозившаго имъ распаденія. Такъ они восторжествовали надъ опасностями вншними и внутренними. Желая исправить несовершенства и предупредить раздленія, которыя вредили до того времени почти всмъ республикамъ и федераціямъ, Американцы весьма-благоразумно утвердили у себя центральную власть, учредили одного главнаго начальника, а съ тмъ вмст общественныя собранія, закомы, суды, устроили войска, финансы, и этими мрами могли удержать въ состав одной, націи столько колоній разнороднаго происхожденія, различнаго устройства, съ различными интересами и обычаями, гд направленіе было столько разнообразно, какъ былъ различенъ климатъ занимаемыхъ ими странъ. Но физическое положеніе націи и высшая воля сдлали для Американцевъ боле, нежели предусмотрительность и учрежденія ихъ законодателей. На долю націи достался обширный материкъ, гд не было страшныхъ сосдей и, слдовательно, не было враговъ, гд нельзя было страшиться войны иноземной, а, слдовательно, не было и опасностей внутри государства. Для дятельности націи раскрывалась обширнйшая перспектива: ей предстояло населить пустыни, вырубить необъятные лса, воздлать степи и болота, прорзать горы, измнить направленіе ркъ, однимъ словомъ — воззвать цлый міръ къ цивилизаціи. Поэтому избытокъ силъ, который въ государствахъ стараго свта, стсненныхъ въ своей дятельности и въ своихъ земляхъ, обращается или противъ другихъ или противъ самихъсебя, Американцы могли обратить только на природу. Долго общество не боялось у нихъ человка, и человкъ, пользуясь свободою на необъятномъ пространств, могъ, не вредя обществу, удовлетворять своимъ бурнымъ и стяжательнымъ наклонностямъ, могъ пріобртать не отнимая у другаго, могъ входить въ соперничество, не проливая крови, находить для себя столько труда, сколько имлъ потребностей, и пускаться во вс предпріятія, какія только представлялись его желаніямъ.
При такомъ положеніи вещей, въ республик составились дв партіи, изъ которыхъ одна, казалось, страшилась развитія началъ демократическихъ, другая, напротивъ того, опасалась возстановленія англійскихъ учрежденій. Первая носила названіе партіи федеральной, другая называлась республиканскою. Остатокъ привязанности къ прежней метрополіи, съ которою Америка была въ родств по крови, по нравамъ и языку, и потомъ нкоторое отвращеніе къ насильственной политик французской революціи, были причиною, что федеральная партія желала сблизиться съ Англіею, вопервыхъ введеніемъ подобныхъ англійскимъ законамъ, во-вторыхъ трактатами. Съ другой стороны, ревность къ независимости и разсчеты искусной, а съ тмъ вмст и благодарной политики побуждали демократическую партію предпочесть того союзника, который помогъ Американцамъ освободиться отъ враговъ, и эти чувства побуждали демократовъ остаться врными связи съ Франціею. Одни съ безпокойствомъ помышляли о таинственной судьб своего отечества, и съ благоразумнымъ опасеніемъ обращались къ прошедшему, другіе, исполненные доврчиваго инстинкта, отважно стремились къ неизвстной будущности. Превосходнйшіе умы и отличнйшіе изъ гражданъ раздлились между собою. Вашингтонъ съ умренностью поддерживалъ федеральную партію, Джонъ Адамсъ одушевлялъ и волновалъ ее своею горячностію, Франклинъ на всю жизнь свою объявилъ себя на сторон демократической партіи, главою которой былъ въ то время Томасъ Джефферсонъ.
Эдвардъ Ливингстонъ присталъ къ послдней партіи на конгресс 1794года. Хотя его лта и не позволяли ему дйствовать на первомъ план, гд почетнйшее мсто занимали основатели американской независимости, еще жившіе въ то время, однакожь, онъ обратилъ на себя вниманіе своею пылкостію и дарованіями. Онъ опровергалъ трактатъ, заключенный въ 1794году съ Англіею, по которому хотя и очищалась сверная граница Соединенныхъ Штатовъ, гд еще стояли британскія войска, но въ глазахъ французской партіи очищеніе это достигалось не съ полнымъ достоинствомъ, потому что въ трактат обнаружено было явное пристрастіе къ прежней метрополіи, и изъявлялась излишняя и унизительная покорность ея морскому деспотизму и неумреннымъ требованіямъ въ-отношеніи къ торговл. Эдвардъ Ливингстонъ воспротивился равнымъ образомъ и введенію alien bill, по которому президентъ могъ высылать, въ извстныхъ случаяхъ, иностранцевъ изъ владній Соединенныхъ Штатовъ. Подобная мра не сообразовалась съ цлями республики, для которой весьма-важно было открыть свободный пріздъ всмъ эмигрантамъ и наполнить излишкомъ европейскаго народонаселенія свои западныя владнія, еще необитаемыя въ то время. Рчь, произнесенная по этому случаю Эдвардомъ Ливингстономъ, распространилась въ западныхъ провинціяхъ, куда безпрестанно стремились Американцы, и долго потомъ читали эту рчь въ тхъ Фермахъ, которыя были какъ-бы аванпостами республики и полагали собою зародышъ будущихъ сильныхъ штатовъ. Кентукки, наполнявшійся въ то время поселеніями, изъ признательности къ Ливингстону назвалъ его именемъ одинъ изъ своихъ округовъ. Тсныя политическія связи заключены были на конгресс между Эдвардомъ Ливингстономъ и предводителями демократической партіи. Въ эту пору узналъ онъ также еще мало извстнаго депутата возникавшаго штата Тениссе, Андрея Джаксопа, который въ-послдствіи сдлался столько извстенъ, и съ которымъ подружили Эдварда Ливингстона сходство въ мнніяхъ и противоположность въ характерахъ.
Ливингстонъ остался на конгресс и принадлежалъ къ оппозиціи до конца президентства Джона Адамса, вмст съ которымъ прекратилась и власть федеральной партіи. Въ 1801 году, партія демократическая восторжествовала, посл того, какъ президентомъ Соединенныхъ Штатовъ былъ избранъ Томасъ Джефферсонъ. Друзья его, по обыкновенному въ подобномъ образ правленія случало, перешли изъ оппозиціи къ правительственнымъ званіямъ и заняли общественныя должности. Эдвардъ Ливингстонъ, содйствовавшій возвышенію главы своей партіи, былъ назначенъ генеральнымъ прокуроромъ въ Нью-Йоркскій Штатъ. Получивъ это мсто отъ правительства, онъ въ то же время облеченъ былъ довріемъ народнымъ въ званіе мэра города Нью-Йорка, а это званіе въ то время считалось вторымъ въ республик.
Соединяя въ себ представителя федеративныхъ законовъ съ званіемъ, которое возложено было на него многолюднйшимъ и богатйшимъ городомъ въ Америк, Ливингстонъ показалъ много искусства и самоотверженія. Скоро представился ему несчастный случай выказать свои государственныя добродтели въ полной ихъ сил. Желчная горячка, эта чума Новаго Свта, съ чрезвычайною жестокостію распространилась въ Пью Йорк. Ужасъ овладлъ жителями, вс богатые люди оставили городъ: тамъ, гд кипла жизнь и раздавался неумолкаемый шумъ, воцарилось мертвенное и страшное безмолвіе. Улицы опустли, большая часть домовъ были заперты. Въ гавани стояли корабли, оставленные ихъ экипажами, и виднлись цлые лса неподвижныхъ мачтъ. Кто только могъ бжать, вс удалялись изъ злополучнаго города и искали вдалек воздуха, который не наносилъ бы смерти. Ливингстонъ остался съ тми, кто не могъ ухать. Этого требовалъ его долгъ, онъ понималъ его и исполнилъ съ непоколебимымъ мужествомъ. Неожиданное бдствіе почиталъ онъ, какъ самъ выражался на язык юридическомъ, невыгодною стороною того договора о неизвстномъ, могущемъ случиться (contrat alatoire), который заключилъ онъ съ городомъ, принявъ отъ него первостепенную должность. Онъ убжденъ былъ въ томъ, что для спасенія себя оставалось одно средство — пренебречь опасностію и стараться быть полезнымъ для другихъ, или, если ему суждено было погибнуть, то лучше погибнуть съ честію. По этому онъ не только остался въ город, но и предался чувству самоотверженія, ежедневно посщалъ больныхъ, оказывалъ имъ пособіе, раздавалъ деньги, помогалъ собственными руками. Многіе обязаны ему были своею жизнію. Энергическая воля и удовольствіе длать добро, которыми онъ подкрплялъ себя, долгое время предохраняли его отъ заразы. Уже начинала она проходить, какъ вдругъ Ливингстонъ заболлъ самъ. Въ свою очередь теперь онъ окруженъ былъ попеченіями и заботливостію благодарнаго народа. Граждане, встревоженные его болзнію, толпились въ улиц, гд жилъ онъ, но не шумли, входили осторожно въ его домъ, каждый разъ смняли другъ друга у постели больнаго, и когда разнеслась счастливая всть о томъ, что его крпкое сложеніе и присутствіе духа восторжествовали надъ опасностію, то въ город распространилась такая же радость, какъ и посл прекращенія заразы, поражавшей столько жертвъ. Ливингстонъ былъ награжденъ вдвойн: онъ не могъ не чувствовать, что дйствовалъ прекрасно, и вмст съ тмъ имлъ наслажденіе видть, что граждане оцнили его великодушіе.
Скоро, однакожь, онъ принужденъ былъ отказаться и отъ этихъ чувствъ и отъ своихъ должностей, и даже отъ пребыванія на родин. Въ сорокъ лтъ пришлось ему начинать жизнь свою съизнова. Роскошныя привычки, издержки по отправленію должности, можетъ-быть, нсколько неумренныя, щедрыя пособія больнымъ, наконецъ, больше всего, неблагоразуміе одного друга, которому онъ вврилъ значительныя суммы, принадлежавшія Соединеннымъ Штатамъ, и необходимость пополнить ихъ изъсобственныхъ средствъ, были причиною, что онъ разорился и долженъ былъ снова взяться за ремесло адвоката, чтобъ поправить свое состояніе. Впрочемъ, то, что причинило ему столько несчастій, повело его къ слав: неблагопріятныя обстоятельства заставили его удалиться въ новую страну, гд онъ сдлался законодателемъ.
По счастливому стеченію происшествій съ настоящимъ положеніемъ Ливингстона, обширная и богатая страна, орошаемая ркою Миссисиппи, открылась для промышлености Американцевъ и поступила въ ихъ владніе. Робертъ Ливингстонъ, братъ Эдварда, находясь повреннымъ въ длахъ при французскомъ правительств отъ Соединенныхъ-Штатовъ, устроилъ въ Париж важное пріобртеніе Луизіаны. Колонія эта принадлежала сначала Французамъ, но въ слабое правленіе Лудовика XV была уступлена Испаніи, по трактату 1763 года. Испанія, въ свою очередь, отдала ее обратно Франціи трактатомъ въ Сен-Ильдефонс въ 1800 году. По политическимъ разсчетамъ перваго консула Бонапарте, этотъ трактатъ оставался въ тайн во все время войны съ Англіею. Но, посл аміенскаго мира, когда Бонапарте съ такою славою усплъ прекратить непріязненныя отношенія къ Франціи и обезпечилъ договорами результаты своихъ побдъ на твердой земл, онъ ршился возвратить Франціи ея прежнее величіе въ колоніяхъ. Съ такою цлію онъ возвратилъ себ, подоговору, колоніи, отнятыя Англіею, пріобрлъ отъ Испаніи Луизіану и предпринялъ экспедицію въ Сен-Доминго. Но ни время, ни счастіе не благопріятствовали его плаву. Экспедиція въ Сен-Доминго не удалась, а между-тмъ грозила война съ Англіею. Не надясь удержать за собой Луизіану, и не желая, чтобъ она досталась Англіи, Бонапарте отдалъ ее Американцамъ Увеличивать Америку значило, въ его глазахъ, ослаблять Англію. Но, кром политическихъ выгодъ, которыя пріобрталъ онъ отъ усиленія союзниковъ, непріязненныхъ врагу Франціи, онъ пріобрлъ этою уступкою восемьдесятъ мильйоновъ франковъ, и сверхъ-того поставилъ въ числ условій, чтобъ старинная французская колонія была присоединена къ федеративной республик на правахъ свободнаго государства, со всми преимуществами, какими пользовались прочіе штаты союза, и со всми особенными привилегіями самостоятельнаго государства.
Эдвардъ Ливингстонъ отправился въ Новый-Орлеанъ и прибылъ туда въ конц 1803 года, почти въ одно время съ американскими коммиссарами, которымъ поручено было принять эту провинцію. Положеніе страны было превосходно и свойства ея неоцненны. Находясь въ центр Новаго-Свта, при очаровательномъ залив, перерзываемая величайшею въ мір ркою, которая удобна для судоходства на пространств тысячи двухсотъ миль и принимаетъ въ себя множество широкихъ ркъ, выходящихъ изъ Горъ Скалистыхъ (Rocheuses) и Аллеганскихъ (Alleghanys), Луизіана представляла собою обширную и прямую долину, къ которой примыкали другія поперечныя, равно изобильныя и уподоблявшіяся могучимъ втвямъ гигантскаго дерева. Пользуясь благословеннымъ климатомъ, будучи удалена отъ суровой стужи и отъ палящаго зноя, обладая почвою, способною для всхъ родовъ земледлія и приготовленными незапамятными наводненіями рки къ безпредльному плодородію, покрытая вковыми лсами и залитыми водою лугами, эта страна общала сдлаться чмъ-то дивнымъ, какъ-скоро человкъ покоритъ себ тамъ природу, царствовавшую во всей красот своей, но съ тмъ вмст во всемъ безпорядк, и утвердитъ господство труда и разума.
И это началось въ Луизіан со времени прибытія туда Американцевъ. До-тхъ-поръ, она оставалась почти невоздланною и пустынною. Шестьдесятъ-пять тысячь жителей, разсянныхъ на двухъ-стахъ тысячахъ квадратныхъ миляхъ, составляли все ея населеніе. Отторгнутая отъ Франціи назадъ тому сорокъ лтъ, не питая большаго расположенія къ Испаніи, которая ничего для нея не сдлала, Луизіана, подобно куску неодушевленнаго вещества, который испытываетъ притяженіе къ окружающимъ его массамъ, чувствовала моральное влеченіе къ новому народу, который, едва-вышедши изъ революціи, уже покрывалъ своими кораблями Океанъ, наполнилъ восточные лса своими піонерами, населялъ пустыни Кентукки отважнымъ племенемъ, и наконецъ достигъ до восточнаго берега великой рки, которая одна могла открыть его произведеніямъ и стремленію выходъ на море. По-этому, Луизіана съ восторгомъ приняла извстіе о томъ, что, переставая быть колоніею, она поступаетъ въ составъ цвтущей и могущественной націи. Пространство края было слишкомъ-велико для одного штата и потому его раздлили на четыре части, которыя должны были составить четыре отдльные штата и получили названіе Луизіаны, Арканзаса, Иллинуа и Миссури.
Было дв степени политическаго присоединенія странъ къ союзу. Одна состояла въ учрежденіи временнаго управленія, которое называлось земскимъ или территоріальнымъ (gouvernement territorial): другая состояла въ окончательномъ введеніи управленія, называвшагося государственнымъ (gouvernement d’tat), или управленіемъ штата. Первый образъ управленія имлъ цлію дать стран устройство и мало-по-малу довести ее до самостоятельнаго управленія, при чемъ имлось въ виду, чтобъ страна была достаточно къ тому приготовлена. Второй образъ управленія давалъ стран самобытное существованіе и предоставлялъ ей управляться самой собою, соблюдая законы и учреждая у себя федеральныя должности. Пока существовалъ первый порядокъ, страна находилась нкоторымъ образомъ подъ опекою общаго правительства, оно давало ей, вопервыхъ, губернатора для администраціи, во-вторыхъ, законодательный совтъ, для приведенія ея въ устройство, и, въ-третьихъ, высшее судилище для судебныхъ длъ. Съ водвореніемъ втораго порядка, страна получала право имть собственную палату представителей, свой сенатъ и свое независимое устройство. Луизіана равнымъ образомъ была подвергнута предварительной опек, прежде нежели получила полную свободу. Вмст съ территоріальнымъ управленіемъ она ввела у себя habeas corpus и учрежденіе присяжныхъ (jury) — дв необходимыя принадлежности Американца, съ которыми онъ не разстается, гд бы ни водворился, и которыя обезпечиваютъ для него свободу и правосудіе. Но первоначальныхъ правъ, по которымъ ршенію присяжныхъ подчинялись вс дла гражданскія и уголовныя, касавшіяся собственности и личности жителей, было еще недостаточно. Надлежало дать законы, которые примняемы были бы къ этимъ дламъ, и, во-вторыхъ, опредлить правила судопроизводства, по которымъ разбирались бы возникающіе случаи. При этомъ представился вопросъ: слдуетъ ли сохранить въ Луизіан прежнее ея законодательство, нестройную смсь постановленій римскаго права, обычаевъ Французскихъ и предписаній испанскаго правительства? или лучше ввести законы англійскіе, съ неопредленностію такъ-называемыхъ прежнихъ примровъ, съ утонченностію ихъ юридическихъ фикцій и съ плодовитостію ихъ формъ? Вопросъ этотъ поступилъ на разсмотрніе высшаго судилища. Американскіе юрисконсульты требовали исключительнаго принятія англійскихъ законовъ, какъ гражданскихъ, такъ и уголовныхъ. Ливингстонъ напомнилъ новымъ обладателямъ страны, что, по условіямъ трактата, Луизіана должна участвовать во всхъ выгодахъ американскаго союза, не теряя собственныхъ привилегій, и сообразно съ его предложеніемъ, ршено было, что страна сохранитъ свои гражданскіе законы, но прійметъ уголовные законы англійскіе, далеко превосходившіе т, которыми Луизіана судилась при испанскомъ правительств. Такимъ-образомъ, благодаря Ливингстону, Луизіана сохранила свои обычаи и расширила свои права — два обстоятельства, которыми народъ весьма дорожитъ и на которыя охотно соглашается. Услуга Ливингстона осталась навсегда въ памяти страны.
По прежнимъ законамъ Луизіаны, гражданскіе процессы не подчинялись ршенію присяжныхъ, а какъ это считалось необходимымъ по американскому праву, то и нужно было ввести новую форму судопроизводства. Ливингстону порученъ былъ этотъ трудъ, къ которому онъ былъ способенъ по своему искусству и по опытности. Дйствительно, Ливингстонъ составилъ правила процесса, которыя могли служить образцомъ простоты и здраваго ума. Начало процесса, веденіе его, сужденіе и ршеніе гражданскихъ длъ были опредлены съ большимъ искусствомъ. Ливингстонъ обратилъ главное вниманіе на сущность самихъ актовъ и устранилъ сложныя формы. Послднія, составляя лишь первую степень правосудія, могутъ своею медленностію обезпечивать справедливость только въ эпоху произвола и насилія, но когда царствуетъ въ государств одинъ законъ, то слдуетъ идти къ сущности дла прямымъ путемъ справедливости, а. не извилистыми стезями формальностей. Въ такую пору сокращеніе времени процесса необходимо и служитъ къ скорйшему достиженію правосудія, точно какъ въ первомъ случа продолжительность времени составляетъ путь боле надежный. Эту истину хорошо понялъ врный и мыслящій умъ Ливингстона, и потому въ краткихъ, но существенныхъ правилахъ составленнаго имъ процесса, Ливингстонъ уклонился и отъ нескончаемой процедуры французскихъ законовъ, и отъ старинныхъ фикцій англійскаго законодательства. Поставляя достиженіе истины своею цлію и руководясь яснымъ взглядомъ, онъ составилъ правила, которыми упрощенъ былъ ходъ процесса. Успхъ этой работы облегчилъ ему въ-послдствіи составленіе другаго, боле обширнаго законодательнаго труда.
Ливингстонъ былъ однимъ изъ учредителей временнаго управленія въ Луизіан. Онъ составилъ для нея банковое положеніе, по требованію территоріальнаго правительства. Потомъ участвовалъ въ трудахъ французскихъ юрисконсультовъ Моро-Лиле (Moreau-Lislet) и Дербиньи (Derbigny), которые собрали въ одно старинные гражданскіе законы Луизіаны. Подъ этимъ законодательствомъ, которое должно было существовать еще многіе годы, страна развилась весьма-быстро. Со всхъ сторонъ приходили сюда новые поселенцы, лса пали подъ скирами піонеровъ, пустынныя пространства, раздлявшія одно поселеніе отъ другаго, обратились въ воздланныя поля, ново-орлеанская гавань наполнилась судами, и суда эти, восходя вверхъ по ркамъ, оживили торговлею равнины края, уже обогащенныя земледліемъ. Цпа собственности возвысилась вдесятеро, и Ливингстонъ, вошедшій въ славу и пріобрвшій извстность искуснйшаго адвоката въ Луизіан, легко вознаградилъ себ потерянное богатство, которое было причиною его удаленія изъ родины.
Но если богатство и было у него въ виду, то оно не составляло предмета его занятій, для ума и души Ливингстона нужна была пища больше благородная, и онъ нашелъ ее. Продолжая заниматься адвокатствомъ, онъ предпринялъ составить большой кодексъ уголовныхъ законовъ, вмст съ уголовнымъ процессомъ, и преобразовать систему тюремнаго заключенія.
Чтобъ приготовить себя къ этому обширному труду, Ливингстонъ изучалъ кодексы, существовавшіе въ равныя времена у различныхъ народовъ, и близко ознакомился съ великими учителями науки права. Читая Монтескь, онъ утвердился въ собственныхъ мысляхъ, Беккарія развилъ въ немъ великодушныя идеи, Бентамъ образовалъ въ немъ его аналитическую способность, сочиненія Потье усовершенствовали его въ умньи составлять законы, а внимательное изученіе французскихъ кодексовъ образовало его законодательный слогъ.
Но прекрасныя предположенія Ливингстона были остановлены событіемъ, при которомъ онъ долженъ былъ оставить на время книги и взяться за оружіе. Въ 1812 году, Соединенные-Штаты, долго сносившіе со стороны Англіи самыя унизительныя для свободной націи требованія, наконецъ ршились, по уже поздно, соединиться съ Франціею на защиту свободы морей и правъ нейтральныхъ флаговъ. Мужественно выдерживали они борьбу въ-продолженіе двухъ лтъ, но когда палъ Наполеонъ въ 1814 году, они остались одни въ этой распр и подвергнулись нападенію всхъ англійскихъ силъ. Страшная экспедиція готовилась противъ Луизіаны: пятнадцать тысячъ отборнаго стараго войска, сражавшагося въ Португаліи и Испаніи подъ предводительствомъ Веллингтона, было посажено на корабли и отправлено въ страну, которая присоединена была посл всхъ къ американской федераціи, и которую по этому надялись Англичане легче другихъ отторгнуть, по-крайней-мр, такъ думали объ Луизіан.
Новый-Орлеанъ, которому при этомъ случа грозила не малая опасность, не имлъ средствъ къ защит. Правда, находясь на лвомъ берегу Миссисиппи, онъ, казалось, довольно обезпеченъ былъ озерами, которыя образовала рка, и трясинными болотами, лежавшими у устья Миссисиппи, по городъ не имлъ ни укрпленій, ни войскъ, едва онъ могъ вооружить тысячу двсти человкъ. Поэтому приближеніе опасности привело его въ уныніе. Жители никогда не бывали въ сраженіяхъ. Два года наслаждались они полною независимостію, имли уже самостоятельность, но не получили еще окончательнаго устройства. Имъ принадлежали права, столько нравившіяся ихъ сердцу, но они не имли управленія, которое связывало бы гражданъ въ одно цлое. И въ этомъ заключается важное неудобство демократическихъ государствъ, хотя, съ другой стороны, въ нихъ родится много энергическихъ людей, которыхъ одна мысль становится средствомъ къ устройству, и эти люди въ одно мгновеніе, силою характера, установляютъ единство во власти и побуждаютъ всхъ содйствовать общимъ усиліямъ. Такого человка нашла Луизіана въ генерал Андре Джаксон {Дальнйшія подробности о генерал Джаксон и его дйствіяхъ изложены въ письмахъ М. Шевалье о Сверной-Америк (Lettres sur l’Amrique du Nord, par M. Chevalier). Въ ‘Отечественныхъ Запискахъ’ за сентябрь 1845 года помщена его біографія.}.
Получивъ отъ президента Медисона порученіе принять на себя въ настоящемъ случа защиту Луизіаны, Джаксовъ не остановился нисколько и принялъ на себя эту трудную обязанность. Нъобильной приключеніями жизни своей, онъ привыкъ не считать ничего невозможнымъ. Родители назначали его въ духовное званіе, самъ онъ пожелалъ сдлаться адвокатомъ, но истиннымъ призваніемъ его была война. Потому, хотя онъ, по распоряженію Вашингтона, и получилъ мсто генеральнаго прокурора въ Тенесси, хотя и участвовалъ въ конгресс въ качеств законодателя, и потомъ былъ въ высшемъ судилищ судьею, однако онъ отличился наиболе на поприщ военномъ. 14-ти лтъ онъ сражался волонтеромъ въ войну за независимость Америки и былъ раненъ. Въ-послдствіи, увлекаясь потребностію дйствовать, пылкостію своего характера и страстію къ приключеніямъ, Джэксонъ переселился въ западныя владнія штатовъ и тамъ сдлался однимъ изъ воинственныхъ піонеровъ, основавшихъ Тенесси. Предводительствуя милиціею штатовъ въ войну 1812 года, онъ побдилъ Криксовъ и выгналъ Англичанъ изъ Пенсаколы. Неукротимое мужество помогало ему счастливо избгать большихъ личныхъ опасностей, съ помощію его онъ успшно исполнялъ отважнйшія предпріятія и внушилъ къ себ неограниченное довріе согражданамъ. Онъ врилъ, что межъ людьми, точно такъ же какъ и между государствами, тотъ сильне другихъ, въ комъ воля сильне и крпче.
Съ такими расположеніями прибылъ Джаксонъ въ Новый-Орлеанъ. Пятнадцать лтъ не видлся онъ съ другомъ своимъ Ливингстономъ. Теперь онъ нашелъ его во глав составленнаго имъ комитета защиты, исполненнымъ рвенія и мужества. Джаксонъ сдлалъ его своимъ адъютантомъ. По взаимному согласію, они принимали вс мры къ отраженію непріятеля. Не сомнваясь, что, въ минуты опасности, единство власти необходимо, и что спасеніе страны еще неустроенной зависитъ отъ твердой воли одного лица, Андрей Джаксонъ, бывъ демократомъ, сдлался диктаторомъ. Онъ объявилъ страну въ военномъ положеніи, остановилъ на время дйствіе habeas corpus и, спустя нкоторое время, запретилъ даже собираться законодательному совту. Всхъ гражданъ онъ призвалъ къ оружію, принялъ помощь, предложенную пиратами острова Баратаріи, и заставилъ милиці