Н. A. Добролюбов
‘Литературные деятели прежнего времени’ Е. Колбасина. СПб., 1859
Статьи и рецензии
ПРИМЕЧАНИЯ
‘ЛИТЕРАТУРНЫЕ ДЕЯТЕЛИ ПРЕЖНЕГО ВРЕМЕНИ’ Е. КОЛБАСИНА
‘Литературные деятели прежнего времени’ Е. Колбасина. СПб., 1859, Добролюбов Николай Александрович, Год: 1860
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Н. A. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах. Том шестой.
Статьи и рецензии М.,—Л., ГИХЛ, 1963
Г-н Колбасин, как известно нашим читателям, не лишен дарования для писания повестей. Но, кроме повестей, он занимается еще и историею литературы. Несколько очерков его, помещенных в журналах, были в свое время прочитаны без скуки. Теперь они изданы отдельною книжкой. Первое место между ними занимает биография И. И. Мартынова, года четыре тому назад напечатанная в ‘Современнике’.1 Главное ее достоинство заключается в том, что она составлена при помощи собственных записок Мартынова, бывших в руках у автора, и, следовательно, имеет значение первоначального источника. Два другие очерка: ‘Курганов’ и ‘Воейков’,2 меньшие по объему, не имеют того значения, но тоже могут быть довольно новы и любопытны для читателей, незнакомых с библиографическими трудами последнего времени и с нашими старинными журналами.
Вообще изложение г. Колбасина довольно правильно и живо, особенно если есть под руками у него хорошие материалы. Нет сомнения, что если он будет более трудиться и строже судить самого себя, то из него может выйти деятель, далеко не бесполезный в ряду наших историков литературы, начинающемся г. Галаховым и оканчивающемся г. Тихменевым.3
Взглядов особенно новых и смелых нет у г. Колбасина, да его нельзя и винить за это: сколько мы можем судить по его литературной карьере {Первые произведения его появились не более десяти лет тому назад, в ‘Литературных вечерах’ Фумели, 1850 года.4} — он еще находится в том литературном возрасте, в которое только собираются материалы и перевариваются чужие мысли и мнения, а собственные взгляды еще довольно шатки и неопределенны. Мы можем быть благодарными г. Колбасину уж и за то, ежели он берет из чужих взглядов то, что более подходит к современным требованиям и что действительно оказывается лучшим в сравнении с остальным. Упрекать же его можем лишь тогда, когда он берет взгляды отсталые и давно опровергнутые и осмеянные не только на бумаге, но и в жизни. Но такие взгляды попадаются у него довольно редко. Мы укажем здесь на один пример, не очень резкий, но неприятный именно потому, что он касается практических отношений писателей.
Г-н Колбасин весьма благосклонно смотрит на старинную моду иметь литературных милостивцев, хотя и не одобряет меценатства невежественных вельмож. Он с умилением рассказывает о том, как Мартынов обращал на себя внимание разных начальственных лиц, и о том, как некто Быков нарочно приезжал из Рязани в Москву и Петербург — на поклон Державину, Капнисту и Мерзлякову, и т. п.5 Из этих подобострастных отношений к писателям г. Колбасин выводит такое заключение: ‘При всех недостатках прежней литературы представители ее своим авторитетом и влиянием воспитывали, быть может, гораздо более людей в эстетическом и нравственном отношении, чем нынешние университеты и различные заведения’. Мы не хотим ратовать за ‘различные заведения’, но относительно воспитательного влияния писателей мнение г. Колбасина очень опоздало. Теперь мы знаем характер отношений молодых писателей и всякого рода юношей к литературным авторитетам того времени. Из воспоминаний г. Аксакова мы видели, как юноши принимались и терпелись старцами только до тех пор, пока почтительно и с одушевлением читали их сочинения,6 из тех же воспоминаний и из библиографических разысканий г. Лонгинова7 и других мы знаем, как в почтенной семье авторитетов принят был Карамзин, лишь только обнаружил некоторую самостоятельность, как относился к ним даже Батюшков. Журналы двадцатых годов покажут нам, как было встречено ареопагом появление первых опытов Пушкина, в которых он решительно выбился из рутины державинского и карамзинского тона…8 Можно заметить, конечно вполне справедливо, — что все эти противники новых талантов принадлежали к числу людей отсталых… Но ведь это теперь мы считаем их отсталыми, а тогда они еще были в полном цвете и пользовались авторитетом. Сенковский еще не имел в публике репутации отсталого и отжившего, когда ругал Гоголя, г. Шевырев еще пользовался уважением многих, когда унижал Кольцова и Лермонтова…9 Ведь не только то можно назвать отсталостью, что уже для всех кажется негодным, и ненужным, нет, отсталость начинается гораздо раньше — тотчас, как только человек замкнулся в собственном авторитете и не хочет знать ничего нового, выходящего из молодой жизни и охватывающего будущность. И эта отсталость всегда была в кружке признанных авторитетов, она составляет их естественную принадлежность, и только удивительным подвигом постоянного самонаблюдения и самоотверженного увлечения общим делом может иной человек избегнуть этой отсталости. Пушкин не дожил до нее, Жуковский, говорят, был в восторге от Гоголя — но не от того направления, за которое мы ценим Гоголя. И если Жуковский с своими друзьями имел на Гоголя влияние, то, уж конечно, не благотворное: для Жуковского или непонятно, или противно было то новое, что проглядывало в авторе ‘Мертвых душ’… А кто ратовал за это новое? Белинский, ровесник Гоголя. А кто же из авторитетов признал тогда Белинского? Да и к кому мог бы он идти, чтобы получить ‘эстетическое и нравственное воспитание’? Нет, он сам себе был авторитетом, сам себя воспитал, и если искал какой-нибудь внешней опоры, то разве в молодых друзьях своих, для которых сам скоро сделался авторитетом, а уж никак не в отживавших старцах с почетными именами. Вспомним, что он и начал-то нападками на Пушкина, в то время как Пушкин был еще жив.10
И после Белинского нет возврата на путь литературных ухаживаний и поклонений для русского писателя, который сознает в себе силы хоть настолько, чтобы о себе-то ‘сметь свое суждение иметь’, не дожидаясь приговора какой-нибудь знаменитости. Странно теперь жалеть о том добродушном времени, когда люди стремились хоть взглянуть на прославленного писателя и, в свою очередь, удостоиться от него хоть милостивого взгляда… Теперь это уже сделалось признаком мелкости и пошлости натуры, особенно в тех людях, которые сами хотят выступить на литературное поприще. В современной литературе нет литературного генеральства, и это прекрасно. Мы все проповедуем ‘служенье делу, а не лицам’,11 стыдно было бы нам изменять этому служенью в наших собственных отношениях друг к другу. Это очень хорошо сознает молодое поколение писателей, сознает, кажется, и почтенная фаланга людей прославленных. Теперь молодой человек без особенного трепета может войти в собрание литературных знаменитостей, без подобострастия высказать свое мнение, без замирания сердца сделать возражение человеку, прославленному ученостью или талантом. Он уже не побоится встретить тот принижающий, высокомерный взгляд, которым, говорят, награждали прежде подобных смельчаков, не побоится увидать на почтенных лицах и той отечески-снисходительной, умильной мины, которая говорит: ‘А ну-ка, пу-ка, что ты скажешь? развернись-ка, а мы послушаем!..’ Нет, ныне молодой человек, сознающий в себе несколько внутренней силы и желающий трудиться, — может гордо и независимо держать себя, не кланяться знаменитостям, не просить заслуженные авторитеты, чтоб они удостоили взнуздать его и навьючить окаменелостями своих взглядов и мнений… Ему не нужно этого: права труда, знания и таланта признаются с каждым годом все больше в литературе… Теперь только тот захочет добиваться разных покровительств литературных, кто, при страсти к литературной репутации, более имеет наклонности бить баклуши, нежели серьезно трудиться. Вот почему мы считаем совершенно неуместным сожаление г. Колбасина о добром старом времени, когда юные писатели и вообще люди образованные ездили из дальних городов на поклон к литературным знаменитостям…
Впрочем, таких устарелых взглядов и соображений не много у г. Колбасина. Большею частию он повторяет довольно верно те выводы, которые добыты новейшими историко-литературными исследованиями. Попадаются у него и мелкие ошибки, вроде тех, какие были замечены в прошлом году в статье о Воейкове. (В отдельном издании, впрочем, исправлено то, что было замечено тогда.)12 Но ошибки эти, очевидно, произошли от некоторой небрежности в составлении статьи, да и вообще от недостатка специального знакомства с предметом, их нельзя приписать коренному непониманию того, за что автор взялся. Напротив, мы еще раз с удовольствием повторим, что в ряду исследователей русской старины, от г. Галахова до гг. Тихменева и Семевского,13 г. Колбасин мог бы занять довольно видное место, если бы дал себе труд попристальнее заняться и поосновательнее изучить то, о чем пишет. Слог у него очень чистый, видно знакомство с литературными приемами, живое, повествовательное изложение… При таких задатках нельзя сомневаться, что если он еще несколько поучится, займется и будет при писании поосмотрительнее, то в дальнейших своих упражнениях по части историко-литературной будет, по крайней мере столько же замечателен, как уже сделался замечателен в своих повестях и рассказах.14
В данный том вошли статьи и рецензии Добролюбова, первоначально опубликованные в критическом отделе ‘Современника’ с января по декабрь 1860 года. К ним присоединена статья ‘Два графа’, впервые помещенная в No 6 ‘Свистка’ в этом же году. Важнейшие из статей и рецензий тома органически связаны и развивают направление, принятое в основных статьях 1859 года — таких, как ‘Литературные мелочи прошлого года’, ‘Что такое обломовщина?’, ‘Темное царство’.
В 1860 году, несмотря на обострение тяжелой болезни и вынужденный отъезд на лечение за границу, деятельность Добролюбова получила особый размах, силу и энергию, а его идеи приобрели особую завершенность и четкость. За этот год, второй год революционной ситуации, Добролюбовым были написаны программные статьи, богатые мыслями и обобщениями, оказавшие сильнейшее воздействие на современников и прочно вошедшие в основной фонд произведений революционно-демократической мысли 1860-х годов. Таковы статьи о романе Тургенева ‘Накануне’ и о ‘Грозе’ Островского, о рассказах Марка Вовчка, о повестях и рассказах Славутинского, о ‘Кобзаре’ Шевченко и стихотворениях Никитина, о повестях Плещеева, статья, посвященная Пирогову, две большие статьи на итальянские темы. Разоблачение всяческих иллюзий относительно ‘бумажного прогресса’, безусловное осуждение всяческих сделок и соглашений либералов с крепостниками, твердая уверенность в том, что только всеобщее народное восстание может принести решительное преобразование общества на истинно человеческих основаниях, безусловная решимость всеми силами содействовать этому единственно верному выходу и ‘торопить, торопить’ его, по словам Чернышевского, — вот что лежит в основе деятельности Добролюбова в это время.
В статьях и рецензиях 1860 года продолжалось обоснование принципов ‘реальной критики’ Добролюбова с ее политическими и эстетическими требованиями к литературе. В этом отношении особенно важны такие статьи, как ‘Луч света в темном царстве’, ‘Черты для характеристики русского простонародья’, рецензии на повести и рассказы С. Т. Славутинского и стихотворения И. С. Никитина. Мысли Добролюбова о народности и идейности литературы, о критериях художественности и о реализме в литературе, о значении прогрессивной тенденции в процессе художественного воспроизведения действительности, о воспитательной роли литературы, об ее общественном назначении имели исключительное воздействие на дальнейший ход развития передовой эстетической мысли в России и не утратили своего значения и в настоящее время.
Особый цикл составляют итальянские статьи Добролюбова, написанные под живым впечатлением непосредственно наблюдавшегося критиком подъема национально-освободительного движения в этой стране. Две из них — ‘Непостижимая странность’ и ‘Два графа’ — были опубликованы в ‘Современнике’ за 1860 год (см. об этом цикле во вступительных замечаниях к статье ‘Непостижимая странность’).
Произведения Добролюбова 1860 года писались в очень тяжелых условиях. Цензурные преследования при публикации их в ‘Современнике’ были особенно свирепыми, многие острые, ясные и точные выражения критика беспощадно вымарывались, должны были подвергаться переделке целые большие эпизоды статей. Лишь в издании 1862 года многие из таких цензурных пропусков и искажений были восстановлены и исправлены Чернышевским. Ценный материал для истории текста добролюбовских статей дают и сохранившиеся в отдельных случаях рукописные автографы и типографские гранки. В примечаниях к этому тому большое место занимает поэтому указание разночтений между основными текстовыми источниками, имеющих существенное значение и иллюстрирующих те поистине неимоверные усилия и находчивость, которые пришлось проявить Добролюбову и позднее Чернышевскому, чтобы довести до читателя основные идеи статей, несмотря на цензурные рогатки.
Реальные и историко-литературные примечания к двум статьям ‘итальянского цикла’ написаны В. А. Алексеевым, ко всем остальным статьям и рецензиям — Ю. С. Сорокиным, текстологические примечания и справки по истории публикации текста ко всему тому — В. Э. Боградом.
Впервые — ‘Совр.’, 1860, No 1, отд. III, стр. 111—114, без подписи. Вошло в изд. 1862 г., т. III, стр. 225—228.
Рецензия на книжку историко-литературных очерков Е. Я. Колбасина имеет отношение к той борьбе, которая развернулась между либеральными писателями, сотрудничавшими в ‘Современнике’, и революционно-демократическим ядром редакции журнала. Е. Я. Колбасин (1831—1885) — посредственный беллетрист и историк литературы — был лично связан с И. С. Тургеневым, который ему покровительствовал. Не случайно и центральным мотивом в рецензии Добролюбова явилось осмеяние всякого рода ‘литературного искательства’, протекционизма, с одной стороны, раболепного преклонения перед ‘авторитетами’ — с другой. Естественно, что не только Колбасин, постоянно до этого времени сотрудничавший в ‘Современнике’, но и Тургенев считали себя задетыми этой иронической рецензией. Тематически к этой рецензии примыкает рецензия на сборник ‘Братчина’, опубликованная в следующей книжке ‘Современника’. Об отношении Добролюбова к Колбасину см. также записку Добролюбова к Н. А. Некрасову от ноября — декабря 1859 года (т. 9 наст. изд.).
1. Очерк ‘Иван Иванович Мартынов, переводчик греческих классиков’ появился в ‘Современнике’, 1856, NoNo 3 и 4.
2. Очерк ‘Курганов и его Письмовник’ был напечатан впервые в журнале ‘Библиотека для чтения’ (1857, No 1), очерк ‘Воейков с его сатирою ‘Дом сумасшедших» — в ‘Современнике’ (1859, No 1).
3. Галахов А. Д. (1807—1892) — историк русской литературы и критик. Особую популярность приобрела его ‘Русская хрестоматия’, вышедшая в 1842 году и выдержавшая затем более двадцати изданий. Для времени своего появления хрестоматия Галахова имела большое значение, в нее был включен ряд произведений авторов XIX века. См. отзыв о ней Добролюбова в рецензии на ‘Русскую лиру’. Тихменев А. — посредственный критик, под его редакцией и с его вступительными статьями вышли также отдельные сочинения русских писателей, например Э. Губера (в 1858 году).
4. В сборниках ‘Литературные вечера’, изданных Н. Фумели (‘Вечер первый’, ‘Вечер второй’, Одесса, 1849—1850), были помещены две повести Е. Колбасина — ‘Энтузиаст’ и ‘Практический человечек’.
5. В очерке ‘Иван Иванович Мартынов’ рассказывается, как Мартынов, будучи семинаристом, поднес оду архиепископу Амвросию, который ‘пожаловал ему 25 рублей’, как он ‘бросился’ с благодарностью к преосвященному Евгению за то, что тот ходатайствовал о его, Мартынова, выключении из духовного ведомства, об униженных его обращениях с просьбами к гр. Остерману и т. п. Там же рассказывается, как некий содержатель частного пансиона в Рязани Быков ‘приезжал на поклон’ к Мерзлякову, Капнисту и Державину, показывал им лекции, читаемые в его заведении, и по их рекомендации делал выбор учителей. Характерно, что Колбасин рассказывает об этом факте с умилением и видит в этом преимущество той эпохи, представители которой ‘своим авторитетом и влиянием воспитывали, быть может, гораздо более людей в эстетическом и нравственном отношении, чем нынешние университеты и различные заведения’ (см. стр. 249 в книжке Е. Колбасина.).
6. Добролюбов имеет в виду воспоминания С. Т. Аксакова ‘Знакомство с Державиным’. Аксаков читал Державину много его произведений, в том числе и слабые переводные трагедии. Но затем последовало охлаждение к нему Державина (см.: С. Т. Аксаков. Собрание сочинений, т. 2, М., 1955, стр. 314—336). Читал Аксаков стихи и другому автору — И. М. Долгорукову, в том числе ‘огромную трагедию’ последнего, ‘в три тысячи варварских стихов’ (см. ‘Литературные и театральные воспоминания’. — Там же, т. 3, стр. 45). Аналогичные замечания о воспоминаниях Аксакова см. в рецензии Добролюбова ‘Разные сочинения С. Аксакова’ (т. 4 наст. изд., стр. 171—172).
7. См. ‘Воспоминание об Александре Семеновиче Шишкове’ С. Т. Аксакова. Лонгинов M. H. (1823—1875) — библиограф и историк литературы, автор многочисленных журнальных публикаций, содержавших материалы по истории русской литературы XVIII — начала XIX века. О борьбе шишковистов и карамзинистов он писал неоднократно (ср., например, статью ‘Общество любителей российской словесности’ в ‘Русском вестнике’, 1858, июнь, кн. 2).
8. Добролюбов имеет в виду нападки на Пушкина после появления его ‘Руслана и Людмилы’ в журнале классицистов ‘Вестник Европы’ и т. п.
9. О. И. Сенковский резко напал на ‘Ревизора’ Гоголя еще в ‘Библиотеке для чтения’ (1836, No 5). После эти нападки стали непрерывными, особенно усилившись после появления ‘Мертвых душ’ (см.: Чернышевский, III, стр. 61—65). С. П. Шевырев пренебрежительно отзывался о песнях Кольцова, утверждая, что они ниже песен Дельвига, что в них Кольцов лишь подделывается под народность, см. его рецензию на издание сочинений Кольцова, подписанную псевдонимом ‘Москвич’ (‘Москвитянин’, 1846, ч. V). О Лермонтове Шевырев поместил в ‘Москвитянине’ две статьи: о ‘Герое нашего времени’ (1841, ч. I) и о ‘Стихотворениях’ (1841, ч. II). В первой он порицал ‘главную мысль создания, олицетворившуюся в характере героя’, во второй — особенность поэзии Лермонтова видел в его ‘протеизме’, в эклектическом сочетании различных влияний — Жуковского, Пушкина, Кирши Данилова, Бенедиктова, Байрона и др.
10. Добролюбов имеет в виду рассуждения Белинского о кризисе творчества Пушкина в ранних статьях критика, начиная с ‘Литературных мечтаний’ (см., например: Белинский, I, стр. 73). Позднее, особенно в первых статьях о Пушкине (1843), Белинский, в свете дальнейшей эволюции творчества Пушкина и появления в печати многих произведений поэта, не публиковавшихся при жизни, решительно снял это раннее утверждение.
11. Ср. слова Чацкого в ‘Горе от ума’ (д. II, явл. 2):
Кто служит делу, а не лицам.
12. Колбасин, публикуя очерк о Воейкове в ‘Современнике’ (1859, No 1), ошибочно связал с именем H. M. Карамзина строки ‘Дома сумасшедших’, относившиеся к В. Н. Каразину. На этот промах его было указано в ‘Газетных заметках’ ‘Северной пчелы’ (1859, No 37, 16 февраля). Затем эту же ошибку отметил И. И. Панаев в ‘Заметках нового поэта’ (‘Совр.’, 1859, No 2, стр. 421—422).
13. Семевский М. И. (1837—1892) — историк, автор ряда исследований чисто фактографического содержания, главным образом о XVIII веке. Мелочность и крохоборчество Семевского не раз служили предметом иронии для критики ‘Современника’.
14. Помимо указанных выше повестей в ‘Литературных вечерах’, Колбасин опубликовал в журналах 1850-х годов еще ряд рассказов и повестей, например: ‘В деревне и в Петербурге’ (‘Совр.’, 1855, No 5), ‘Два зайца’ (там же, 1857, No 11), ‘Девичья кожа’ (там же, 1858, No 4), ‘Сурков’ (там же, 1858, No 6), ‘Академический переулок’ (‘Библиотека для чтения’, 1858, No 8).
Статьи и рецензии