Литература и жизнь.
Литература и жизнь.
(Критическія замтки).
Т.
‘Русская Мысль’, кн.XII, 1888
Литература и жизнь, Т., Год: 1888
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Я думаю, что нигд въ Европ не происходитъ такъ часто подобнаго рода явленій: живетъ человкъ, работаетъ, не покладая рукъ, честно, настойчиво, съ большимъ умомъ и талантомъ. Никто этихъ свойствъ не оспариваетъ, но только немногіе друзья и сравнительно незначительная часть образованнаго общества со вниманіемъ и любовью слдятъ за литературно-общественнымъ дятелемъ. Но вотъ умираетъ этотъ дятель, и повсюду раздаются непритворныя сожалнія, вс вспоминаютъ о заслугахъ покойнаго и горюютъ о томъ, что преждевременно пресклась его плодотворная жизнь. Конечно, это очень хорошо, это добрый признакъ. Человкъ, отдавшій долгіе годы тяжелаго труда на пользу общую, можетъ утшаться мыслью, что смерть его дастъ новый толчокъ общественному самосознанію, что изъ совокупности такихъ толчковъ должно образоваться сильное и непрерывное движеніе… Но если въ душу скромнаго, беззавтно преданнаго своимъ идеаламъ человка закрадется сомнніе, если онъ заподозритъ общество въ равнодушіи, въ неспособности оцнить истинныя заслуги, о которыхъ не разносится по втру реклама, которыя не сопровождались вншнимъ признаніемъ и успхомъ такъ называемой карьеры? Можно представить себ случай, когда такого рода труженикъ не приходитъ въ восторгъ, предвидя свои пышныя похороны и горе людей, его знавшихъ. Иной, быть можетъ, испытываетъ то же, что испытывалъ извстный писатель, котораго устрашала возможность блестящаго успха его смерти. Я боюсь, — говорилъ онъ,—
Чтобъ все, чего желалъ такъ жадно
И такъ напрасно я живой,
Не улыбнулось мн отрадно
Надъ гробовой моей доской.
Эти мысли пришли мн въ голову по поводу кончины одного изъ лучшихъ нашихъ литературно-общественныхъ дятелей, одного изъ умнйшихъ и даровитйшихъ нашихъ педагоговъ, Владиміра Яковлевича Стоюнина. Похоронили его хорошо, почетно. Искреннее сожалніе и глубокое горе окружали его гробъ. Его могила долго не будетъ забыта. А все же…
Владиміръ Яковлевичъ былъ воспитателемъ-гуманистомъ. Его ученицы и ученики сохраняли и навсегда сохранятъ о немъ благоговйную память. Онъ пробуждалъ въ нихъ пытливость ума, живую душу и бережно укрплялъ самостоятельность честной мысли и добрыхъ стремленій. Человкъ онъ былъ… Пишу не по личнымъ воспоминаніямъ (я не зналъ Стоюнина), а по впечатлніямъ отъ разсказовъ людей, близкихъ покойному Владиміру Яковлевичу. Напомнить о педагогическихъ взглядахъ этого глубоко симпатичнаго писателя я считаю своею обязанностью: вдь, одна изъ главныхъ нашихъ бдъ и заключается въ неудовлетворительномъ воспитаніи, недостатки котораго рдко кто понималъ такъ ясно, какъ Стоюнинъ.
Что должно быть положено въ основу общаго образованія, что должно считаться главнымъ предметомъ преподаванія въ средней школ, когда достигается юношескій возрастъ, когда формируется будущій человкъ и гражданинъ? По нашему мннію — родной языкъ, родная литература. Талантливый учитель произведетъ преподаваніемъ литературы неизгладимое впечатлніе, вызоветъ вс добрыя силы въ душ ребенка и юноши и подготовитъ имъ побду въ жизненной борьб. ‘Каждый преподаватель,— говоритъ Стоюнинъ {О преподаваніи русской литературы.},— долженъ найти въ своемъ учебномъ предмет три живыя силы, которыя бы благодтельно дйствовали на учащихся: 1) онъ долженъ сообщать имъ истинныя познанія, касающіяся природы и человка, 2) развивать ихъ и 3) пріучать къ труду. Матеріалъ, передача и воспринятіе его и разумная работа надъ нимъ — вотъ т три силы, которыя должны соединиться въ преподаваніи, чтобы дать ему педагогическое или воспитательное значеніе’.
‘Главная задача преподаванія словесности,— продолжаетъ Стоюнинъ,— заключается въ бесд съ учениками о прочитанномъ сочиненіи, въ основательномъ его разбор и въ домашнихъ письменныхъ работахъ надъ нимъ. Каждое истинно-эстетическое произведеніе отражаетъ въ себ жизнь, дйствительность, съ которою связывается много нравственныхъ, общественныхъ и другихъ вопросовъ. Разбирая такое произведеніе, мы необходимо должны подробно обсудить его содержаніе, безъ чего невозможна даже и одна эстетическая оцнка, слдственно, должны имть дло съ разнообразными вопросами жизни, коснемся ли разбора фактовъ или личностей и ихъ характеровъ, или отношенія ихъ между собою, или идеаловъ самого поэта, будемъ ли разсматривать основную его идею, отношеніе его къ дйствительности, или его поэтическое міросозерцаніе,— все будетъ наводить насъ на вопросы близкіе и интересные каждому, вопросы житейскіе, а съ ними вмст будутъ разъясняться и самыя понятія — нравственныя, семейныя, общественныя понятія, которыя у учениковъ обыкновенно бываютъ слишкомъ туманны, неопредленны и сбивчивы, такъ какъ имъ рдко приходится задумываться надъ ними. Въ этомъ туман они нердко остаются и по выход изъ школы, а иной и всю жизнь’.
Вотъ какъ высоко ставилъ Стоюнинъ призваніе средней школы, вотъ какъ правильно и глубоко понималъ онъ задачи общаго образованія. Пры разбор каждаго литературно-историческаго памятника, Стоюнинъ требуетъ, чтобы главное вниманіе было обращено на элементъ общечеловческій въ связи съ національнымъ и личнымъ. Стремленія къ истин и добру, въ укрпленію общественныхъ отношеній на основ справедливости ростутъ видоизмняются въ исторіи. Нечего и говорить, что именно этимъ идеальнымъ стремленіямъ Стоюнинъ придаетъ первенствующее значеніе. Чмъ рже бываетъ смна идеаловъ, тмъ больше, полагаетъ онъ, застоя замчается въ обществ: значитъ — въ этомъ обществ длается слишкомъ мало умственныхъ пріобртеній, которыя углубляютъ и улучшаютъ наши взгляды на то, что слдуетъ называть правильными людскими отношеніями. ‘Часто случается, что личность гибнетъ, а созданный ею идеалъ переходитъ мало-по малу въ массу, которая сначала противъ него боролась’.
Свтлый идеалъ воспитателя, къ которому всю жизнь стремился и такъ близко подходилъ въ своей педагогической дятельности покойный Стоюнинъ, лишь тускло мерцаетъ для большинства нашихъ современныхъ педагоговъ. Не бда, если проповдь новыхъ идеаловъ встрчаетъ противодйствіе: старые боги не могутъ уступить безъ борьбы своего мста, и въ этой духовной борьб просвтляется истина, укрпляются вс т стремленія, на сторон которыхъ стоитъ жизненная правда и красота. Общественная бда личное горе начинаются тогда, когда доброе смя падаетъ на безплодную землю, когда горячее слово встрчаетъ вялое равнодушіе, когда живые побги глушатся тупою апатіей. Честный человкъ будетъ бороться съ противникомъ только честными средствами и этою борьбой невольно послужитъ той истин, противъ которой ошибочно вооружается. Педагогическіе идеалы Стоюнина далеки, очень далеки отъ осуществленія. Иной разъ кажется, что въ недавнее время мы были къ нимъ ближе, чмъ теперь. Пусть же свободно раздаются голоса людей, выступающихъ за иныя начала, за иную школу. Тотъ, кто искренне вритъ въ эти начала, первый пожелаетъ свободнаго обмна мыслей, потому что именно такой обмнъ одинъ и въ состояніи доказать правильность идеи, ея плодотворное жизненное значеніе. Что можетъ быть страшне отвтственности дятеля, налагающаго свои педагогическіе взгляды безъ ихъ предварительной проврки, безъ постояннаго контроля другихъ педагоговъ и семьи надъ проведеніемъ этихъ взглядовъ въ учебной практик? Недавно Московскія Вдомости напомнили выраженіе Гоголя, который сказалъ, что у насъ въ дло воспитанія всякій вмшивается, потому что всякій считаетъ себя умнымъ человкомъ. Этимъ ошибочнымъ представленіемъ пользуется и ныншній редакторъ Московскихъ Вдомостей, частенько-таки предаваясь размышленіямъ въ слухъ о вопросахъ воспитанія. Но мы, повторяемъ, не видимъ въ этомъ никакой бды. Бда возникаетъ лишь тогда, когда начинаютъ слышаться одни монологи, когда некому, какъ говорится на театральномъ язык, подавать реплики. Переживаемое нами время, да и не нами только, а и всею Европой, заключаетъ въ себ не мало опасностей для правильнаго личнаго и общественнаго развитія, и теперь больше, чмъ когда-либо, необходимо блюсти завтъ великаго писателя: съ словомъ надо обращаться честно. Говорю: больше, чмъ когда-либо не потому, разумется, что честное обращеніе съ словомъ можетъ хоть на мигъ стать не заповдью, а потому единственно, что очень ужь увеличились у насъ соблазны къ нарушенію этой заповди, соблазны самые разнообразные и нердко замаскированные. Въ числ послднихъ едва ли не главную роль играетъ самолюбіе. Этому божку приносятся теперь удивительныя жертвы. Приведу любопытный примръ. Недавно вышли, вторымъ изданіемъ, четыре тома сочиненій H. К. Михайловскаго. Въ Новостяхъ появилась по этому поводу слдующая библіографическая замтка, подписанная Вл. Мч.: ‘Сочиненія г. Михайловскаго состоятъ исключительно изъ его журнальныхъ статей и фельетонныхъ замтокъ по разнымъ вопросамъ и злобамъ дня, печатавшихся въ блаженной памяти Отечественныхъ Запискахъ. Собственно говоря, сочиненія г. Михайловскаго любопытны теперь преимущественно въ историческомъ отношеніи. Для исторіи даннаго момента, даннаго настроенія и направленія въ недавнемъ прошломъ нашей журналистики они представляютъ довольно существенный матеріалъ, не лишены характерности и поучительности. Безъ сомннія, историкъ этого момента русской журналистики скажетъ большое спасибо г. Михайловскому за то, что онъ, собравъ и издавъ свои сочиненія, избавилъ его отъ лишней траты времени и неблагодарнаго труда рыться въ пыльныхъ грудахъ старыхъ, забытыхъ журналовъ за много лтъ’.
Грустное впечатлніе производитъ эта замтка. Мн неизвстно, чмъ славенъ г. Вл. Мч., какія литературно-общественныя заслуги, какая громада знаній даютъ ему право относиться пренебрежительно къ трудамъ такого писателя, какъ г. Михайловскій. Думаю, что человкъ, серьезно занятый философскими и общественными вопросами, найдетъ въ статьяхъ г. Михайловскаго много поучительнаго. Историкъ русской литературы, наконецъ, просто образованный человкъ, интересующійся критическою оцнкой выдающихся нашихъ писателей, будетъ обращаться къ сочиненіямъ Н. К. Михайловскаго долгое время, потому что идеи, развиваемыя въ этихъ сочиненіяхъ, во многихъ отношеніяхъ далеко опережаютъ наше время. Я тмъ съ большимъ основаніемъ могу это говорить, что по нкоторымъ вопросамъ расхожусь съ г. Михайловскимъ. Самыя ошибки его поучительны, потому что он являются ошибками честнаго и пытливаго ума. Не буду говорить о тхъ мотивахъ, которые могли вызвать замтку г. Вл. Мъ, и повторю толькоj что она составляетъ грустное явленіе, есть признакъ глубокаго пониженія нравственно-общественной дисциплины. Случайное перераспредленіе литературныхъ силъ отодвинуло на задній планъ однихъ, выдвинуло другихъ. Тмъ счастливцамъ, которымъ выпала теперь руководящая роль (иной разъ совсмъ не по заслугамъ), необходимъ особенный тактъ, особенно бережное отношеніе къ общимъ интересамъ русской литературы и русскаго печатнаго слова вообще. При неисполненіи этого требованія наступаетъ умственная анархія. Всякій старается отличиться, сказать красное словечко. Критикъ,— какъ выразился покойный А. . Писемскій про одного изъ здравствующихъ писателей,— занимается не разборомъ произведеній, а личными счетами, онъ отомщеваетъ.— Естественно, что при такомъ хаос, въ состояніи такого нравственнаго разброда обращаются съ преувеличенными требованіями къ государству, потому что только оно одно ставится выше раздутаго самолюбіемъ собственнаго я. Это является неизбжнымъ и печальнымъ послдствіемъ отсутствія упомянутой вами нравственно-общественной дисциплины,— само собою разумется, добровольный. А что означаетъ такое отсутствіе? Прежде и больше всего оно указываетъ на уменьшеніе вры въ т идеалы, на защиту которыхъ выступаетъ писатель, на неискренность той преданности, съ которою подобная защита должна быть ведена. Идеи, направленіе (надъ этимъ понятіемъ у насъ теперь хихикаютъ беззаботные на счетъ направленія публицисты) объединяютъ людей, а сознаніе своей погршимости укрпляетъ такую солидарность, которая разрывается, лишь грубыми эгоистическими стремленіями. Тяжкимъ грхомъ, непростительнымъ поступкомъ является всякая попытка изъ-за уязвленнаго когда-либо и чмъ-либо самолюбія отомщевать, какъ бы слаба и ничтожна ни была такая попытка сама но себ. Что бы тамъ разсудительные практики ни говорили, жизнь красна только идеями, только духовнымъ смысломъ, только любовью и уваженіемъ къ человку.
Трудно измрить въ этомъ отношеніи заслуги людей, подобныхъ покойному Стоюнину. Молодыя поколнія, которыя проходятъ чередою подъ благотворнымъ вліяніемъ такихъ педагоговъ, связываются гуманною традиціей, высоко поднимаются надъ среднимъ уровнемъ нашего общества, этотъ облагороженный элементъ вводится, какъ дятельная сила, въ русскую жизнь и вырабатываетъ боле справедливыя личныя, семейныя и общественныя отношенія. Стоюнинъ,— говоритъ В. И. Сизовъ {Русскія Вдомости, No 310.},— ‘вкореняя въ воспитанницахъ (московскаго Николаевскаго института) любовь и уваженіе къ своему педагогическому длу, надялся этимъ самымъ въ нашемъ обществ поднять значеніе воспитательницъ и учительницъ. Въ это же время (начало семидесятыхъ годовъ) стала чувствоваться потребность и въ учительниц народной школы, и Владиміръ Яковлевичъ призывалъ къ трудамъ и на этомъ новомъ поприщ. Такъ, въ рчи своей, обращенной къ окончившимъ курсъ воспитанницамъ (выпускъ 1874 года) онъ говорилъ, между прочимъ: ‘Трудовъ, трудовъ!— слышится неумолчный голосъ,— трудовъ на пользу просвщенія и образованія, трудовъ честныхъ, проникнутыхъ сознаніемъ общей пользы, трудовъ для всего народа! На такіе труды мы благословляемъ васъ,— будетъ ли кто трудиться въ новой русской школ, будетъ ли кто приносить благо просвщенія семь. Конечно, многимъ придется переживать и неудачи, выносить борьбу какъ съ самими собою, такъ и съ невжествомъ, но, вы знаете, въ борьб крпнутъ силы, пріобртается опытность: силенъ нравственно тотъ, это не боится борьбы за честное и святое дло’.
Стоюнинъ принадлежалъ къ младшимъ людямъ сороковыхъ годовъ, когда смолоду запасались теоретическими знаніями, когда страстно и настойчиво стремились къ установленію отчетливыхъ и цлостныхъ идеаловъ личной и общественной жизни. Люди сороковыхъ годовъ не съ неба, конечно, свалились: гуманная традиція шла у насъ съ основанія Московскаго университета и была уже въ XVIII вк прославлена именами Новикова и Радищева. ‘Дней Александровскихъ прекрасное начало’ дало много выдающихся дятелей. ‘Начало девятнадцатаго вка,— говоритъ академикъ Сухомлиновъ,— ознаменовано для Россіи рядомъ событій, имвшихъ благотворное вліяніе на умственную жизнь русскаго общества. Самымъ яркимъ признакомъ новаго и лучшаго времени служатъ т дятельныя мры для народнаго образованія, которыми началось царствованіе Императора Александра I и плоды которыхъ все сильне и сильне обнаруживаются съ каждымъ новымъ поколніемъ’ {М. И. Сухомлиновъ: ‘Изслдованія и статьи до русской литератур и просвщенію’. Соб., 1883 г. T. I, стр. 1, 3, 11.}. Вскор по вступленіи на престолъ, Александръ I издалъ указъ, въ которомъ говорилось слдующее: ‘Желая доставить вс возможные способы къ распространенію полезныхъ наукъ и художествъ, повелваемъ: запрещеніе на впускъ изъ-за границы всякаго рода книгъ и музыки отмнить, равномрно запечатанныя частныя типографіи распечатать, дозволяя какъ привозъ иностранныхъ книгъ, журналовъ и прочихъ сочиненій, такъ и печатаніе оныхъ внутри государства’. М. И. Сухомлиновъ замчаетъ, что, по свидтельству современниковъ, съ воцареніемъ Императора Александра I ‘вс почувствовали какой-то нравственный просторъ, взгляды сдлались у всхъ благосклонне, поступь смле, дыханіе свободне’. Первый у насъ министръ народнаго просвщенія, графъ Занадовскій, и его товарищъ, Михаилъ Никитичъ Муравьевъ, оказали умственному развитію русскаго общества чрезвычайныя услуги. ‘Муравьевъ,— пишетъ М. И. Сухомлиновъ,— высказываетъ достойное писателя и ученаго убжденіе, что свобода изслдованія составляетъ необходимое условіе не только для поднятія просвщенія, но и для поднятія народной нравственности’.
Академикъ Сухомлиновъ сообщаетъ любопытныя подробности о реакціи, которая омрачила вторую половину царствованія Императора Александра I. Вотъ, напримръ, нкоторыя выписки вредныхъ мстъ изъ лекцій профессоровъ Германа, Раупаха и Арсеньева: ‘Демократическій образъ правленія иметъ ту выгоду, что каждый гражданинъ въ полномъ смысл можетъ сказать: я человкъ’. ‘Священныя книги мы знаемъ только у трехъ народовъ: іудеевъ, мидянъ и индійцевъ’. ‘При Ахав было введено изъ Финикіи служеніе Ваалу и (оттого) об религіозныя партіи, обожатели Іеговы и Ваала, начали другъ друга преслдовать’. ‘Народъ былъ прежде правительства, слдовательно, народъ важне правительства, и мы должны говорить о народ такъ, какъ о важнйшемъ предмет’ и т. п. {М. И. Сухомлиновъ, назв. соч., стр. 284, 289, 296 и 299.}.
М. И. Сухомлиновъ говоритъ, что мы было ‘изъ вка свободы и просвщенія едва не переселились въ средніе вка’. Но гуманная традиція не оборвалась въ русскомъ обществ. Хотя она, подъ неблагопріятнымъ вліяніемъ вншнихъ условій, и съузилась въ своемъ русл, за то пошла въ глубь. Авторъ Очерковъ русской жизни вполн основательно, съ свойственною ему мткостью, указываетъ на неправильность того взгляда, по которому смна нашихъ общественно-литературныхъ теченій объясняется смною поколній. Новое поколніе — оказывались въ дйствительности иной разъ совсмъ ретроградами по отношенію къ отцамъ, но это могло быть сказано только по отношенію къ тмъ, которыя, волею судебъ, занимали временно первый планъ общественной сцены. Другія дти продолжали думать и чувствовать въ направленіи отцовъ и сохраняли съ ними живую преемственную связь. Добрый починъ лучшихъ нашихъ людей и самого правительства, при Императриц Екатерин II и при Император Александр I, не могъ пройти безслдно, и мы дожили теперь до возникновенія у насъ серьезнаго общественнаго мннія. ‘Я не хочу,— говорилъ Александръ I,— чтобы общественное воспитаніе лишало молодежь энергіи, точно также какъ я не хочу имть слабодушныхъ въ государственной служб’ {А. П. Пятковскій: ‘Изъ исторіи нашего литературнаго и общественнаго развитія’. Спб., 1888 г., т. II, стр. 179.}. И высокій подъемъ общественнаго одушевленія въ тяжелую годину исполинской борьбы съ Наполеономъ I ясно показалъ, какая сила заключается въ разумномъ руководительств власти, давшей просторъ личной самодятельности, живому росту общественной совсти и политическаго смысла. Честная школа, не уродующая душу ребенка, не загоняющая его умъ въ узкія колодки, связываетъ поколнія въ единое цлое, въ культурное общество, является лучшею пособницей благотворнаго вліянія старыхъ учрежденій и созданія учрежденій новыхъ, въ которыхъ воплощается ростущая государственная мысль. Настанетъ время, когда общество будетъ по заслугамъ цнить такихъ людей, какъ Стоюнинъ, какъ Водовозовъ, и мы уврены, что это время не за горами. Подобные люди — истинные герои въ глазахъ каждаго, кого притягиваютъ къ себ научная истина и жизненная правда, кого волнуетъ доброе и прекрасное. ‘Силенъ нравственно тотъ,— говорилъ Стоюнинъ,— кто не боится борьбы за честное и святое дло’, и эти слова, въ которыхъ звучатъ непоколебимое убжденіе и беззавтная преданность человчному въ человк, наврное, многихъ изъ учениковъ и ученицъ Стоюнина подкрпляли въ грустные часы утомленія и разочарованія. Нтъ, по нашему мннію, дла выше и плодотворне дла воспитанія, стремленія создать для людей правильныя условія личнаго и общественнаго совершенствованія. Пробудить и укрпить въ ребенк желаніе трудиться и быть полезнымъ въ общественномъ смысл этого слова, отдать этому вс свои знанія и помыслы — значитъ обладать великою душой. Наградою за такой подвигъ является чистая любовь дтей, которою пользовался Владиміръ Яковлевичъ, которая должна была служить для него лучшимъ утшеніемъ въ различныхъ житейскихъ невзгодахъ. Литературно-педагогическіе труды Стоюнина и Водовозова ‘окончательно уничтожили, какъ выразился В. П. Острогорскій, прежнюю схоластику въ преподаваніи роднаго языка и дали словесности, какъ учебному предмету, свтъ и жизнь’ {В. И. Семевскій: ‘Василій Ивановичъ Водовозовъ’, біографическій очеркъ. Спб., 1888 г., стр. 169.}. И нельзя не пожалть, что въ нашихъ среднеучебныхъ заведеніяхъ сильно сократилось преподаваніе литературы, что молодые люди поступаютъ теперь въ высшее учебное заведеніе или прямо выходятъ въ жизнь, не познакомясь основательно, подъ умлымъ руководствомъ, съ лучшими произведеніями лучшихъ нашихъ и западно-европейскихъ писателей. Въ переходномъ возраст, на порог боле самостоятельной умственной работы въ университет или въ спеціальномъ учебномъ заведеніи, особенно важно заложить въ душу воспитанника основы гуманности и эстетическаго пониманія. Врнйшимъ средствомъ для этого служитъ, какъ я уже замтилъ, преподаваніе словесности, многосторонній разборъ содержанія и формы тхъ сочиненій, которыя составляютъ національную славу. Стоюнинъ много силъ положилъ на такое преподаваніе въ женскихъ учебныхъ заведеніяхъ. Женская гимназія, основанная его супругой въ Петербург, была счастлива тмъ, что въ ней работалъ Владиміръ Яковлевичъ. Не пришлось ему дождаться перваго выпуска изъ этой гимназіи, но не можетъ остаться безъ плодотворнаго слда его работа въ теченіе нсколькихъ лтъ, не погаснетъ память о немъ, какъ объ истолковател тхъ свтлыхъ образовъ и тхъ печальныхъ явленій, которые заключены въ созданіяхъ русскихъ писателей-художниковъ. ‘Женщина, — говорилъ покойный Водовозовъ, — выступила на общественную арену съ того узкаго пути, гд ей предписано было только няньчить дтей, заниматься домашнимъ хозяйствомъ да очаровывать гостей своею любезностью. Она заявляла права на боле широкое участіе въ труд, въ общественной дятельности, которое могло бы послужить новою опорой и для семьи,— на образованіе, которое сравняло бы ее съ мужчиной. Она даже не искала правъ, а только требовала, чтобъ ей дали возможность учиться, и готова была терпливо ждать, пока высшее образованіе не откроетъ ей новыхъ путей къ дятельности. Такимъ образомъ, вмсто прежняго идеала романтической, нжной барышни, занятой лишь своими чувствами и милой своимъ незнаніемъ, возникъ идеалъ трезвой труженицы, неутомимой работницы на арен общественной пользы’ {В. И. Семевскій, назв. соч., стр. 145 и 146.}. Реакція противъ прежняго не могла, по условіямъ времени, не впасть въ крайность, но отъ этой крайности въ наши дни не осталось и слда. Нтъ, думаю я, никакого сомннія въ томъ, что такіе педагоги, какъ Стоюнинъ, Водовозовъ или Ушинскій, въ весьма значительной степени содйствовали правильной и теоретической, и практической постановк женскаго образованія и воспитанія. Ихъ ученицы были избавлены отъ опасности увлечься эмансипаціей: ихъ сразу охватывала здоровая атмосфера честной и бодрой мысли, ясной, прочувствованной гуманности. Нельзя не пожалть, что ни одному изъ трехъ названныхъ педагоговъ не пришлось дождаться прочной организаціи общаго и высшаго женскаго образованія, и нельзя не повторить горячаго желанія, чтобы поскоре наступилъ этотъ благодатный день.