Лесков Н. С.: биобиблиографическая справка, Лесков Николай Семенович, Год: 1990 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Портрет Н. С. Лескова работы Валентина Серова.

ЛЕСКОВ, Николай Семенович [4(16).11.1831, с. Горохово Орловской губ.— 21.II(5.III). 1895, Петербург] — прозаик, публицист. Родился в семье мелкого чиновника, выходца из духовного сословия. Первоначальное образование получил в доме богатых родственников Страховых, нанимавших для своих детей русских и иностранных учителей. С 1841 по 1846 г. учился в Орловской гимназии, но курса не кончил. В 1847 г. поступил на службу в Орловскую палату уголовного суда, а в 1849 г. перевелся в Киевскую казенную палату. Живя у дяди С. П. Алферьева, профессора медицины Киевского университета, Л. попал в среду учащейся молодежи и молодых ученых. Эта среда оказала благотворное влияние на развитие умственных и духовных интересов будущего писателя. Он много читал, посещал лекции в университете, овладел украинским и польским языками, близко познакомился с украинской и польской литературой. В Киеве в 1853 г. Л. женился на О. В. Смирновой. Брак этот оказался неудачным. В 1865 г. Л. вступил в гражданский брак с Е. С. Бубновой. Сын Л. и Бубновой Андрей написал впоследствии биографическую книгу об отце.

В 1857 г. Л. оставил государственную службу и перешел на частную — в коммерческую компанию А. Я. Шкотта. По делам этого торгового дома он ‘изъездил Россию в самых разнообразных направлениях’ (Соч.: В 11 т.— Т. 11.— С. 18). Впечатления, полученные во время этих поездок, дали ему бесценный материал для творчества. В 1860 г. в ‘Санкт-Петербургских ведомостях’, ‘Современной медицине’, ‘Указателе экономическом’ Л. напечатал свои первые статьи экономического и социально-бытового характера. В 1861 г. он переезжает в Петербург, а затем в Москву, где становится сотрудником газеты ‘Русская речь’. Его статьи появляются также в ‘Книжном вестнике’, ‘Русском инвалиде’, ‘Отечественных записках’, ‘Времени’. В декабре 1861 г., порвав с редакцией ‘Русской речи’ более по личным, чем по идейным мотивам, Л. переезжает в Петербург.

С января 1862 г. в течение двух лет Л. был деятельным сотрудником буржуазно-либеральной газеты ‘Северная пчела’, редакцию которой с 1860 г. возглавлял П. С. Усов. В ‘Северной пчеле’ печатались П. И. Мельников (Андрей Печерский), В. А. Слепцов, А. И. Левитов, Марко Вовчок, Е. Тур, В. И. Даль, Д. В. Аверкиев. Видную роль в редакции играл революционер А. Бенни, с которым Л. близко сошелся и о котором написал впоследствии очерк ‘Загадочный человек’ (1870). Л. заведовал в ‘Северной пчеле’ отделом внутренней жизни и выступал по самым острым проблемам современности. Он писал о ходе реформ в самых различных областях русской жизни, государственном бюджете, гласности, взаимоотношениях сословий, положении женщин, о путях дальнейшего развития России. Проявив себя страстным полемистом, Л. вступал в спор и с революционно-демократическим ‘Современником’ Чернышевского, и со славянофильским ‘Днем’ И. С. Аксакова.

В 1862 г. Л. принял участие в артельном журнале ‘Век’, редактором которого был избран Г. З. Елисеев. Здесь было напечатано его первое беллетристическое произведение — рассказ ‘Погасшее дело’ (‘Засуха’) (1862). Вслед за ним появляются в ‘Северной пчеле’ ‘Разбойник’ и ‘В тарантасе’ (1862), в ‘Библиотеке для чтения’—‘Житие одной бабы’ (1863), в ‘Якоре’— ‘Язвительный’ (1863). Значительная часть ранних произведений Л. написана в жанре художественного очерка, который в 60 гг. пользовался большой популярностью у писателей разночинно-демократического лагеря. Однако несмотря на близость тематики и проблематики творчества, Л. с присущим ему с первых же шагов в литературе полемическим задором противопоставил пафосу изучения народной жизни, свойственному Н. и Гл. Успенским, Слепцову, Решетникову и др., свое естественное, органическое знание ее. Впоследствии он писал: ‘…Публицистических рацей о том, что народ надо изучать, я вовсе не понимал и теперь не понимаю. Народ просто надо знать, как самую свою жизнь, не штудируя ее, а живучи ею’ (11, 12).

В публицистике Л. также проявил себя как страстный полемист. Его горячность и стремление как можно скорее определить свою позицию в общественной борьбе в сочетании с политической неопытностью принесли начинающему писателю много бед. Неосторожное высказывание в статье о петербургских пожарах 1862 г., а затем роман ‘Некуда’ (1864), в котором Л. пытался доказать трагическую бесперспективность революционного движения в России 60 гг., вызвали бурю возмущения в передовых кругах русских литераторов. Особенно резко выступили Д. И. Писарев в статье ‘Прогулка по садам российской словесности’ и В. А. Зайцев в статье ‘Перлы и адаманты русской журналистики’. Впоследствии к ним присоединился М. Е. Салтыков-Щедрин в рецензии на вышедшие в 1867 (т. I) и 1869 (т. II) гг. ‘Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого’ (псевдоним Л.). Так Л., не будучи человеком реакционных или консервативных убеждений, был надолго отлучен от прогрессивного лагеря русской литературы. Он был обречен на сотрудничество во второстепенных газетах и журналах либерального и консервативного направлений и в течение ряда лет печатался в реакционном ‘Русском вестнике’ М. Н. Каткова, пока не порвал с ним ‘твердо и навсегда’ (11, 509), убедившись в том, что этот человек ‘убийца родной литературы’ (10, 412).

Осенью 1862 г. Л. предпринял первую поездку за границу. Отправившись в Париж корреспондентом ‘Северной пчелы’, он медленно, с остановками, в течение двух с половиной месяцев ехал на запад, посетил Вильно, Гродно, Белосток, Беловежскую пущу, Львов, Прагу. В Праге Л. знакомится с чешскими литераторами, делает перевод рассказов Мартина Бродского ‘От тебя не больно’ и Божены Немцовой ‘Двенадцать месяцев’ (были напечатаны в 1863 г. в ‘Северной пчеле’). Итогом поездки явились очерки ‘Из одного дорожного дневника’ (Северная пчела.— 1862—1863) и серия ‘Писем к редактору ‘Библиотеки для чтения’ — ‘Русское общество в Париже’ (1863).

Летом 1863 г. по поручению министра народного просвещения А. В. Головнина Л. совершил поездку в Псков и Ригу для изучения вопроса о школах для детей раскольников. В сентябре им написана докладная записка ‘О раскольниках г. Риги, преимущественно в отношении к школам’, изданная тиражом 60 экземпляров. В том же году и в следующем ‘Библиотека для чтения’ опубликовала его очерки ‘С людьми древлего благочестия’. К расколу Л. проявлял интерес и впоследствии (‘Запечатленный ангел’, 1873, ‘Печерские антики’, 1883, ряд статей). Во взглядах на раскол Л. резко расходился со сторонниками его революционности (А. П. Щапов и др.) и был близок Мельникову-Печерскому.

В основе мировоззрения Л. лежало демократическое просветительство, идеология, чрезвычайно характерная для эпохи 60 гг. Согласно В. И. Ленину, она определяется тремя основными чертами: ‘горячей враждой к крепостному праву и всем его порождениям’, ‘горячей защитой просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вообще всесторонней европеизации России’, ‘отстаиванием интересов народных масс’ (Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 2.— С. 519). Л. остро чувствовал экономическую, социальную и культурную отсталость России по сравнению с развитыми западноевропейскими странами. В нач. 60 гг. он был полон уверенности, что с отменой крепостного права Россия быстро пойдет по пути прогресса. Очень скоро ему пришлось пережить глубокое разочарование в результатах реформы. Наблюдения над пореформенной действительностью показали, как мало произошло изменений к лучшему в жизни страны. Тема крепостнических пережитков становится одной из главных в его творчестве. В отличие от Ф. М. Достоевского, Л. видел главную опасность не в развитии буржуазных отношений, а в косности русской жизни, в устойчивости ее старых, отживших форм, борьба с которыми не утратила своей актуальности на протяжении всего XIX в.

Прекрасный знаток провинции, ее экономических и социальных потребностей, ее людей и их отношений, мельчайших подробностей быта и глубинных идейных течений, Л. противопоставлял свое практическое знание жизни не имеющим, по его убеждению, никаких корней в русской действительности выкладкам ‘теоретиков’. На этой почве и возникли его разногласия с революционно-демократическим лагерем. Теме неподготовленности России к революции и трагической судьбе тех людей, которые связали свою жизнь и деятельность с надеждой на ее скорое осуществление, посвящены рассказ ‘Овцебык’ и очерк ‘Загадочный человек’: Л. полемизировал с Чернышевским и его сторонниками в романах ‘Обойденные’ (1865) и ‘На ножах’ (1872), в хронике ‘Соборяне’ (1872). Но столкновение его стихийного демократизма с революционным демократизмом передовых общественных деятелей 60 гг. не исчерпывало проблематики его творчества. Он ведет общую для просветителей борьбу за освобождение личности, уделяя особое внимание судьбе простолюдинов (‘Житие одной бабы’), показывает ломку сословных перегородок, крушение нравственных устоев в условиях пореформенного хаоса (‘Воительница’, 1866), неразрывную связь капитала с преступлением (‘Леди Макбет Мценского уезда’, 1865). Повесть ‘Леди Макбет’, трагическая история бунта женской души против мертвящей обстановки купеческой среды,— одна из художественных вершин творчества Л. 60 гг. Повесть была напечатана в журнале бр. Достоевских ‘Эпоха’.

Творчество Л. 60 гг. отличается больший жанровым разнообразием. Писатель пробует свой силы в художественном очерке, рассказе, повести романе, пишет единственную в своей творческой практике пьесу ‘Расточитель’ (1867, впервые поставлена в московском Малом театре 20 дек. 1868 г.) и наконец обращается к жанру хроники, который привлек его, писателя — рассказчика по преимуществу, своей композиционно безыскусственностью, близостью к реальному течению жизни. Противопоставляя хронику жанровым формам романа, сложившимся во второй половине XIX в., Л. писал в ‘Детских годах’: ‘Я не стану усекать одних и раздувать значения других событий: меня к этому не вынуждает искусственная и неестественная форма ромам требующая закругления фабулы и сосредоточения всего около главного центра. В жизни та не бывает. Жизнь человека идет как развивающаяся со скалки хартия, и я ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках’ (5, 279). С хрониками ‘Старые годы в селе Плодомасове’ (Сын отечества.— 1869), ‘Соборяне’ (1872) и ‘Захудалый род’ (1874) (обев ‘Русском вестнике’) в творчество Л. входит национально-историческая проблематика. В недавнем прошлом России писатель ищет опору для решения насущных задач современности и находит ее в самобытных личностях, в людях с крупными характерами, социально активных, сильных своей связью с народом. Таковы изображенные им Марфа Андреевна Плодомасова, Варвара Никаноровна Протозанова и мятежный протопоп Савелий Туберозов. Сюжет ‘Соборян’ Л. определил как ‘борьбу лучшего из <...> героев с вредителями русского развития’ (10, 279).

В хрониках писатель поднимает важные вопросы общенациональной жизни: взаимоотношение сословий, роль каждого из них в жизни страны, условия, необходимые для дальнейшего прогресса. Нравственную проблематику он тесно связывает с социальной. Особенно интересуют его устойчивые национальные особенности жизни. Он призывает сохранять все ценное, что было в прошлом, и всеми силами противостоять тому, что тормозит движение вперед.

В 1871 г. в ‘Современной летописи’ Л. печатает сатирическую повесть-обозрение ‘Смех и горе’, в которой сосредоточивает внимание на фантастической неустроенности русской жизни, на полном бесправии личности. Сопоставляя дореформенное прошлое с пореформенным настоящим, писатель показывает, что меняются только формы угнетения народа и подавления свободы личности, а сущность государственной системы остается прежней. По своей критической направленности в отношении русской действительности ‘Смех и горе’ самое острое из всех написанных Л. до той поры произведений. В нем впервые заявлены многие темы и идеи, ставшие впоследствии чрезвычайно характерными для творчества Л., и в первую очередь это относится к основной авторской установке, раскрывающейся в заключительных словах: ‘Велика растет чужая земля своей похвальбой, а наша крепка станет своею хайкою’ (3, 570). Тема национальной самокритики, начатая Гоголем, была продолжена и развита Л. Писатель не боялся говорить о своей стране и о своем народе самую горькую правду, потому что верил в возможность их изменения к лучшему.

Л. судит русскую жизнь в первую очередь как просветитель — с точки зрения разумности, логичности ее устройства, поэтому в поле его зрения так часто попадают всяческие отклонения от нормы: многочисленные казусы, анекдоты, странности и несообразности русской жизни, ее сюрпризы и внезапности. Анекдот у Л.— это не только небольшая комическая история с неожиданной развязкой, хотя его произведения пестрят такими маленькими шутливыми вставными рассказами — историческими, политическими, литературными, бытовыми. Анекдот является важным структурным принципом многих произведений Л. Простейший случай — это новеллы. В них центральное событие или даже вся ситуация произведения носит анекдотический характер (см., напр., ‘Дух госпожи Жанлис’, 1881, ‘Путешествие с нигилистом’, 1882, ‘Маленькая ошибка’, 1883, ‘Грабеж’, 1887, ‘Умершее сословие’, 1888). Своеобразными сборниками анекдотов, объединенных единой авторской критической мыслью, являются ‘Заметки неизвестного’ (1884) и ‘Мелочи архиерейской жизни’ (1878). Анекдот у Л. — широкое и емкое понятие, не ограничивающееся комическим содержанием. Многие изображенные им анекдоты по-настоящему трагичны, как, напр., ‘Владычный суд’ (1877) или ‘Человек на часах’ (1887), что говорит о гораздо более глубоком,, чем обыденное, понимании писателем сущности и функции анекдота. Этого не поняла современная Л. критика, окрестившая его ‘писателем-анекдотистом’.

Увлечение курьезным случаем, анекдотом отражало также существеннейшую сторону мировосприятия Л. — его интерес ко всему яркому, колоритному, оригинальному: будь то случай из жизни или человек, черта быта’ или плод народной фантазии. Жизнь в восприятии Л. захватывающе, сказочно интересна. Любые самые обыденные явления и ситуации русской жизни, попадая в художественный мир Л., преображаются в увлекательную историю, в острый анекдот или в ‘веселую старую сказку, под которую сквозь какую-то теплую дрему свежо и ласково улыбается сердце…’ (7, 161). Неоднократно встречающееся у Л. понятие ‘старая сказка’ (ср. обращение героя ‘Соборян’ Савелия Туберозова к своим согражданам: ‘Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своею старою сказкой. Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!’ — 4, 152) олицетворяет историческую память как отдельного человека, так и целого народа. ‘Старая сказка’ — это ощущение своей связи с предками, с национальными основами жизни, это все поэтическое, что есть у каждого человека и у каждого народа в прошлом. В художественном мире Л. ‘старая сказка’ — это также одно из проявлений присущей писателю сказочной очарованности жизнью. Писатель очарован огромными просторами русской земли, драматизмом многовековой русской истории, поэтическим миром духовной жизни народа, широтой души, артистизмом и удалью русского человека, искусством в самых разнообразных его проявлениях — от древней иконописи до современного театра. В 1873 г. Л. печатает в ‘Русском вестнике’ рассказ ‘Запечатленный ангел’, в котором древняя русская культура, воплощенная в иконах старого письма, является источником нравственной силы артели раскольников, сплачивает их и помогает вынести самые тяжелые испытания в жизни.

Атмосфера очарованности жизнью, пронизывающая произведения Л., во многом определила и характер центрального героя в его творчестве. Яркому, красочному, полусказочному миру под стать и герой — человек цельной натуры, богато одаренный, щедрой души, настоящий богатырь. Такой герой предстает перед читателем в повести ‘Очарованный странник’ (Русский мир.— 1873). Талантливый русский человек, беглый крепостной Иван Северьянович Флягин, прошедший через страшные испытания, много раз находившийся на краю гибели, символизирует физическую и нравственную стойкость русского народа, постепенный, но неуклонный рост его духовных сил, развитие самосознания. В ‘Очарованном страннике’ нашел также отражение интерес Л. к русскому национальному характеру, который он стремился раскрыть в сопоставлении с национальными характерами других народов. Из других произведений, разрабатывающих эту проблему, наиболее интересны ‘Железная воля’ (1876), ‘Старинные психопаты’ (1885), ‘Колыванский муж’ (1888).

Богатая одаренность русского человека, глубина и цельность его натуры были для Л. залогом лучшего будущего страны. В поисках положительных начал русской жизни он обращался прежде всего к этому источнику — к положительным типам русских людей. Редкая особенность писательского дарования Л. заключалась в том, что положительные типы удавались ему лучше отрицательных. По словам М. Горького, Л. ‘как бы поставил целью себе ободрить, воодушевить Русь’ и начал ‘создавать для России иконостас ее святых и праведников’. Его ‘праведники’, эти, по выражению Горького, ‘маленькие великие люди’ (Горький М. Собр. соч.: В 30 т.— Т. 24.— С. 231), не только несут в мир добро, но и показывают, каким может быть человек не в отдаленном будущем, а уже сейчас, в настоящем. Писатель ищет и находит ‘праведников’ в самых различных слоях русского общества: среди дворян и простолюдинов, крестьян и духовенства. Все они смело вступают в борьбу со злом и руководствуются в своих поступках только голосом совести, демонстрируя свою нравственную независимость от окружающей их среды. Таковы герои рассказов ‘Пигмей’ (1876), ‘Однодум’ (1879), ‘Кадетский монастырь’ (1880), ‘Несмертельный Голован’ (1880), ‘Человек на часах’ (1887), ‘Инженеры-бессребреники’ (1887). Эти произведения, а также ‘Русский демократ в Польше’ (1880), ‘Левша’ (1881), ‘Очарованный странник’ и ‘Шерамур’ (1879) составили цикл рассказов о ‘праведниках’, которому в 1879 г. было предпослано авторское предисловие, провозглашавшее веру писателя в нравственные силы русского человека. Свое понимание ‘праведничества’ Л. стремился также объяснить в статье ‘О героях и праведниках’ (1881).

Циклизация рассказов — характерная черта творчества Л. Еще одним циклом были т. н. ‘рассказы кстати’: ‘Голос природы’ (1883), ‘Совместители’ (1884), ‘Александрит’ (1885), ‘Старинные психопаты’ (1885), ‘Интересные мужчины’ (1885), ‘Умершее сословие’ (1888), ‘По поводу ‘Крейцеровой сонаты’ (1890), ‘Загон’ (1893), ‘Дама и фефела’ (1894) и др. Отправляясь от какого-либо случая, обратившего на себя его внимание, Л. рассказывал в параллель к нему историю, в которой ярко обрисовывал быт, нравы и характеры определенной среды. Как правило, эти рассказы строились на сопоставлении прошлого с настоящим. Хотя литературный путь Л. целиком приходится на пореформенный период русской жизни, в его произведениях, несмотря на их несомненную актуальность, а порой даже злободневность, преобладают картины жизни дореформенной России. При этом читатель воспринимал их не как прошлое, а как самое животрепещущее настоящее, ибо писатель адресовал свои произведения тем, ‘кто любит вспоминать недалекую старину и сопоставлять ее с нынешним временем’ (8, 450). Обращаясь к самым различным областям русской пореформенной жизни, писатель неизменно ставит вопрос: что изменилось в жизни страны по сравнению с дореформенным прошлым, далеко ли ушла Россия по пути прогресса, сбросив с себя позорное ярмо крепостничества?

Цикл составили и святочные рассказы, довольно редкий в русской литературе XIX в. жанр, в котором Л. много и успешно работал. Это: ‘Христос в гостях у мужика’ (1881), ‘Штопальщик’ (1882), ‘Привидение в Инженерном замке’ (1882), ‘Путешествие с нигилистом’ (1882), ‘Маленькая ошибка’ (1883), ‘Неразменный: рубль’ (1883), ‘Зверь’ (1883), ‘Старый гений’ (1884), ‘Пугало’ (1885) и др.

Материальные затруднения вынудили Л. поступить на государственную службу. В 1874 г. он был назначен членом особого отдела Ученого комитета министерства народного просвещения по рассмотрению книг, издаваемых для народа. В 1883 г. он был уволен за ‘несовместимость’ его литературных занятий со службой. С середины 70 гг. углубляется критическое отношение Л. к русской действительности. После второй, поездки за границу в 1875 г. (Париж, Мариенбад, Прага, Дрезден, Гамбург) он ‘более всего разладил с церковностью’ (10, 411). Большой знаток жизни русского духовенства и религиозной литературы, Л. многократно выступал в печати по вопросам религии. Он писал об истории церкви, рецензировал религиозные сочинения и художественные произведения из жизни духовенства (‘Холостые понятия о женатом монахе’, 1873, ‘Карикатурный идеал’, 1877), сотрудничал в журналах ‘Православное обозрение’, ‘Странник’, ‘Церковно-общественный вестник’, выпустил ряд книг христианско-морального содержания: ‘Зеркало жизни истинного ученика Христова’, ‘Пророчества о Мессии’, ‘Указка к книгам Нового Завета’, ‘Изборник отеческих мнений и важности Священного писания’. В своих произведениях Л. сочувственно изображал жизнь бедного приходского духовенства и едко высмеивал нравы верхушки этого сословия. Шестой том его Собрания сочинений (выходило в 1889—1890 гг. в издательстве А. С. Суворина), содержавши ‘Мелочи архиерейской жизни’ (1878) и др. антиклерикальные произведения писателя, был охарактеризован цензурой, как ‘дерзкий памфлет и на церковное управление в России и на растление нравов нашего духовенства’ (6, 667) и запрещен. В 1893 г. весь тираж был уничтожен. Сохранилось лишь несколько экземпляров.

Критический взгляд Л. проникал в самые различные области русской жизни. Он писал о трагической участи талантливых людей из народа (‘Левша’, ‘Тупейный художник’, 1883), о чудовищных злоупотреблениях властью (‘Белый орел’, 1880) и откровенном хищничестве (‘Бесстыдник’, 1877, ‘Леон дворецкий сын’, 1881, ‘Отборное зерно’, 1884, ‘Инженеры-бессребреники’), о бедственном положении народа (‘Юдоль’, 1892, ‘Продукт природы’, 1893). Несмотря на острую критику русской жизни, у Л. вплоть до нач. 90 гг. мы не встретим прямого обличения, свойственного сатире. Его оружием были юмор и ирония, в которой находил выход присущий его трезвому уму скептицизм. Осмеяние — главное средство борьбы Л. с универсальной неустроенностью русской жизни. Юмор Л., то добродушный и снисходительный, то трогательный и грустный, то жестокий и язвительный, ненавязчиво, но уверенно направлял мысль читателя в нужное писателю русло. Он был своеобразной формой преодоления несовершенств жизни и помогал читателю осознать не только нелепость всех неурядиц русской действительности, но возможность и необходимость борьбы против них.

Будучи писателем-проповедником, Л. видел свою задачу в борьбе с крепнущим ‘меркантилизмом совести’ (10, 356). Вера в то, что социальный прогресс идет вслед за прогрессом нравственным, и горячая проповедь любви человека к человеку определили близость Л. к нравственно-философским исканиям Л. Толстого 80—90 гг. Однако толстовцем Л. никогда не был. Выступив в статьях ‘Граф Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи. (Религия страха и религия любви)’ и ‘Золотой век’ (1883) с защитой религиозно-этических воззрений писателей, которых реакционный публицист К. Леонтьев обвинил в ереси, он в то же время в других своих выступлениях подверг сомнению правильность некоторых положений толстовства: идеи непротивления злу насилием, отрицания цивилизации и женского образования, преуменьшения роли образованных людей в развитии общества (ст. ‘О рожне. Увет сынам противления’, ‘Загробный свидетель за женщин’, ‘О куфельном мужике и проч.’ — все 1886 г.).

В 80 гг. Л. был захвачен общим стремлением выразить в условной — притчевой или сказочной форме важные нравственные и философские проблемы времени. Он обращается к материалу религиозных сказаний, который кажется ему вечным, общечеловеческим и поэтому наиболее пригодным для нравственной проповеди. Действие патериковых легенд Л. ‘Сказание о Феодоре-христианине и Абраме-жидовине’ (1886), ‘Скоморох Памфалон’ (1887), ‘Легенда о совестном Даниле’ (1888), ‘Лев старца Герасима’ (1888), ‘Прекрасная Аза’ (1888), ‘Аскалонский злодей’ (1889), ‘Гора’ (1890), ‘Невинный Пруденций’ (1891) происходит в эпоху раннего христианства. Их яркая живописность противостоит суровой простоте ‘народных рассказов’ Толстого. Хотя они и не свободны от религиозной морализации, в лучших из них преобладает языческий дух, чуждый христианскому аскетизму и смирению. Подобно Л. Толстому и Достоевскому Л. видел в Евангелии в первую очередь всеобщий моральный кодекс. Он верил, что добрые усилия отдельных людей, соединенные вместе, способны стать мощным двигателем прогресса. ‘Опыт показывает,— писал он,— что сумма добра и зла, радости и горя, правды и неправды в человеческом обществе может то увеличиваться, то уменьшаться,— и в этом увеличении или уменьшении, конечно, не последним фактором служит усилие отдельных лиц’ (Граф Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи // Новости и Биржевая газета.— 1883.— No 1 — 1 апр.). Через все творчество Л. проходит мысль о личной нравственной ответственности каждого человека перед своей страной и другими людьми. Своими произведениями, в особенности созданной им галереей ‘праведников’, Л. обращался к своим современникам с призывом ‘всеми зависящими от нас средствами увеличивать сумму добра в себе и кругом себя’ (Там же). Увеличение ‘суммы добра в себе’ означало стремление к постоянному нравственному совершенствованию, увеличение ‘добра кругом себя’ предполагало активное вмешательство в жизнь и борьбу со злом, какие бы формы оно ни принимало.

В 90 гг. усиливается сатирическая линия творчества Л. Писатель разоблачает подлые методы работы царской охранки: ‘Административная грация’ (1893), ‘Заячий ремиз’ (1894), моральное разложение общества: ‘Полуношники’ (1891), ‘Импровизаторы’ (1892), ‘Зимний день’ (1894), выступает против тех, кто пытался отгородить Россию от Западной Европы: ‘Загон’ (1893). В романе ‘Чертовы куклы’ (1890), написанном в жанре философских повестей Вольтера, Л. подверг критике всю самодержавную систему правления, показав ее оподляющее, разрушающее личность влияние на жизнь подданных. В конце творческого пути Л. достиг такой силы обличения, что либеральные журналы отвергали его произведения. Так, повесть ‘Заячий ремиз’ была напечатана только в 1917 г., а рассказ ‘Административная грация’ — в 1934. Не были также напечатаны при жизни писателя сказка ‘Маланья — голова баранья’ (1888), некоторые рассказы из цикла ‘Заметки неизвестного’.

Л. принадлежит адаптированный для детей перевод романа В. Гюго ‘Труженики моря’ и редакция перевода романа И. Крашевского ‘Фаворитки короля Августа II’. Он выступал также как литературный и театральный критик. Среди наиболее значительных его произведений этого жанра — рецензия на роман Н. Г. Чернышевского ‘Что делать?’ (1863) и статья ‘Герои Отечественной войны по гр. Л. Н. Толстому’ (1869), посвященная роману ‘Война и мир’. В качестве публициста Л. сотрудничал в газетах ‘Биржевые ведомости’ (1869—1871). ‘Русский мир’ (1871 — 1873), ‘Гражданин’ (1874—1877), ‘Новое время’ (1879—1889), ‘Новости и Биржевая газета’ (1878—1888), ‘Петербургская газета’ (1879—1895), ‘Газета А. Гатцука’ (1880—1884) и др. В течение десяти лет (1880—1890) он писал для журнала ‘Исторический вестник’. Л.-публицист, как и Л.-художник, много делал для преодоления национальной розни среди народов России. В 1884 г. он подготовил записку ‘Евреи в России’, которая была издана для служебного пользования тиражом 50 экземпляров.

Перу Л. принадлежат многочисленные статьи, в которых он знакомит русского читателя с обычаями и особенностями веры других народов, населяющих Россию.

И в художественном творчестве Л. особенно привлекал национальный уклад жизни, как он проявляется в быту, нравах, психологии. Причем его интересуют больше всего не обыденные, как Писемского и Чехова, а наиболее яркие, колоритные, острохарактерные проявления. Л. был бытописателем в лучшем смысле этого слова. Он запечатлел такие черты и черточки ушедших эпох, без которых наше представление о них было бы очень обедненным. Герои Л., в отличие от героев большинства русских писателей XIX в., начиная с Гоголя, редко стоят перед необходимостью преодоления враждебного быта, искажающего сущность человека. Иной смысл имеют у него и ‘мелочи жизни’: они помогают лучше понять через быт характер человека. ‘Человек же, как известно, наилучше познается в мелочах’ (6, 502),— считал он.

Л. обладал выдающейся языковой памятью. Подробнейшую дифференциацию речи персонажей он считал одной из главных задач писателя. ‘Постановка голоса у писателя,— говорил он,— заключается в умении овладеть голосом и языком своего героя…’ (Фаресов А. И. Против течений.— С. 273). В расширении функции слова — главный вклад Л. в развитие русского реализма. М. Горький заметил, что в отличие от Гоголя, Тургенева, Гончарова, Л. Толстого, которые ‘любили создавать вокруг своих людей тот или иной фон’, ‘широко пользовались пейзажем, описаниями хода мысли, игры чувств человека’, Л. ‘писал не пластически, а — рассказывал и в этом искусстве не имеет равного себе’. Слово героя или рассказчика, ‘искусное плетение нервного кружева разговорной речи’ (Горький М. Собр. соч.: В 30 т.— Т. 24.— С. 236) — главное средство создания образа у Л. Слово в художественной ткани его произведений приобретает необычайную многозначность: оно служит и для передачи художественной информации, и для характеристики говорящего со стороны его происхождения, социального опыта, культурного уровня, взглядов на жизнь, и в то же время является сигналом устной речи, сказа. Совершенствуя и развивая традицию сказа, идущую от Гоголя, Л. продолжил путь демократизации русской литературы.В его произведениях человек из народа получил возможность выразить свой внутренний мир, свой взгляд на жизнь в своем собственном слове, не прибегая к посредничеству автора-повествователя.

Проникновению в сущность народного миросозерцания и воспроизведению его в адекватных формах способствовало близкое знакомство Л. с бытовой и духовной культурой народа. Произведения Л. пропитаны фольклором. В них звучат лирические, обрядовые, сатирические песни, пословицы, заговоры, скороговорки. Сюжеты многих из них пронизаны сказочными и былинными мотивами, включают в себя народные суеверия, предания и легенды. Помимо фольклора приближению к миру мыслей и чувствовании народа способствовал интерес Л. к древнерусской литературе, иконописи, лубку.

Яркой особенностью творческой манеры Л. является документальность изображения. ‘Я всегда люблю основывать дело на живом событии, а не на вымысле’ (‘Привет!’ Художественно-научно-литературный сборник.— СПб, 1898.— С. 219),— признавался он. Пристрастие Л. к изображению истинных событий и реально существовавших людей непосредственно связано с его отношением к истории. Писатель любил повторять, что история учит, отстаивал необходимость самого широкого и капитального знакомства с различными областями русской истории: с гражданской, с церковной, которая теснейшим образом была связана и с бытом, и с политикой, с историей русского искусства. Его самого особенно интересовало отражение характерных черт времени в судьбах рядовых людей. Многие герои Л. не только имеют реальных прототипов, но и выступают в его произведениях под своими подлинными именами, (см. ‘Инженеры-бессребреники’, ‘Кадетский монастырь’, ‘Владычный суд’, ‘Человек на часах’). Умение Л. поднять на большую художественную высоту документальные факты высоко ценил Л. Толстой. В 1893 г. он писал Л. по поводу рассказа ‘Загон’: ‘Можно сделать правду столь же, даже более занимательной, чем вымысел, и вы это прекрасно умеете делать’ (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.—М., 1953.— Т. 66.— С. 445).

Л. на протяжении всего его творческого пути отличают непрерывные жанровые поиски. Особенности его писательского дарования, жизненного опыта и мировоззрения наиболее ярко проявлялись в малых жанрах, разнообразие которых в его творчестве поразительно. По существу, Л. был первым русским писателем, которому удалось создать широчайшую картину русской жизни не с помощью романа, а совокупностью рассказов и повестей.

Соч.: Полн. собр. соч.: В 36 т. / Вступ. ст. Р. И. Сементковского. — Пб., 1902—1903, Собр. соч.: В 11 т. / Вступ. ст. П. П. Громова и Б. М. Эйхенбаума.— М., 1956—1958, Собр. соч.: В 6 т. / Вступ. ст. Б. Бухштаба.— М., 1973, Собр. соч.: В 12 т. / Вступ. ст. В. В. Троицкого.— М., 1989.

Лит.: Протопопов М. А. Больной талант / Критические статьи.— М., 1902, Гуревич Л. Из воспоминаний о

Читайте также: