Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
ЛЕНИВЫЕ МЫСЛИ НА СКАМЕЕЧКЕ У МОРЯ
Всем было известно, что тетке уже не выздороветь, что тетка смертельно больна, но никто точно не знал времени, когда тетка протянет ноги.
Съехались родственники, бестолково переминались у теткиной постели, шептались о завещании, вздыхали, а тетка стонала, кряхтела, но не умирала, проклятая баба.
— Я не могу так, — страдальчески дул в ухо один наследник другому. — Она, может, еще год так-то вот проскрипит, а я в гостинице окончательно прожился, да из дому жена пишет, что дела страдают! Я уеду, черт с ней, плюну на это дурацкое наследство и уеду!
— Да, большая неприятность. Иногда кажется — вот-вот скапустится, и вдруг откроет глаза да и зарычит совершенно здоровым голосом: ‘индеечки бы мне с каштанчиками, с салатиком!’. Взял бы эту индейку — да по морде!
— Нет, уеду. И дома убытки, и тут одна дрянь.
Кое-кто уже махнул рукой и на наследство теткино, кое— кто уехал, кое-кто присмотрел другого богатого некрепкого здоровьем родственника.
И когда уже перестали и ждать теткиной смерти — она неожиданно для всех — в 3 часа ночи отдала черту душу.
Еще в сумерки была довольно бодра, поманила пальцем уцелевшего от общего разъезда племянничка и сказала ему:
— А я думаю с весны, если полегчает, на дачу переехать… Скажи Егору, чтоб он там комнаты привел в порядок. А в городском доме ремонт закачу. А, знаешь, захотелось мне гречневой каши с грибочками, с орехами и с подливочкой… Скажи там Арише…
Отошел в угол горемычный племянничек и горько-прегорько заплакал:
— Пропали все надежды: выздоравливает ведьма.
И послал в этом смысле телеграмму истомившейся маме.
А в три часа ночи, когда около старухи живой души не было, проснулась старуха, закатила глаза, подергала, как картонный паяц, руками-ногами, икнула, выкатилась из нее душа в виде черного лохматого клубка, покатилась по комнате, оттуда на улицу, да за город, да оврагами, гнилыми болотцами, лешим перелогом, дьявольским урочищем, докатилась до Шайтанской пади, выбрала себя ямку, вырытую Анчуткой Безпятым для сношений с внешним миром — шлепнулась в нее, да прямо без пересадки и вверглась в кипящее пекло ада!..
* * *
Чрезвычайно лестное мнение, которое я имею в отношении умственных способностей моих читателей, заставляет меня думать, что все уже давно догадались — кто такая с таким трудом поколевшая старуха: это, конечно, интернациональный, но вместе с тем ультрароссийский большевизм, это советская власть, скрипящая вот уже около 3-х лет и никак не могущая подохнуть.
А смерть ее будет проста и для многих очень неожиданна во времени.
С вечера старуха еще заявит бодрым голосом, что ей хочется кашки с грибочками, с подливкой, выпустит надменное радио по адресу Европы, гаркнет во всю мощь легких о бодром настроении Красной армии, укажет на то, что только советская власть даст хлеб и мир народу… Но уже клокочет что-то зловещее в большевистской утробе, — не то хрипы какие-то, не то черти внутри гнилую печень грызут, — уже неслышной стопой подкрадывается последняя ночь большевизма.
И в день, когда старуха почувствует себя лучше, когда самые нетерпеливые племянники, махнув на старуху рукой, разъедутся по заграницам, — вот тут-то и выкатится черная лохматая совнаркомья душа и покатится лешими оврагами да шайтаньими перелогами — прямехонько на родину, в пекло.
* * *
Мы с вами, те самые горемычные племянники, которые неусыпно торчали около теткиной постели и, страдая, мучаясь, впадая от разочарования в надежду, от надежды в разочарование, нетерпеливо ждали: да когда же, наконец, подохнет это исчадие ада?!
Да и не только пассивно ждали, а иногда — и сквознячок будто нечаянно устроишь, или вкатишь в старухино горло тройную дозу наркотического, а то так и просто наружное с внутренним перепутаешь.
Одним словом, помогали старухиному ‘процессу’, чем могли.
Недоедали, недосыпали.
А вот те племяннички, что поразъехались по заграницам, что жуируют по Парижам и Берлинам, оченно мне интересно — как это они, с какими глазами, с какими лицами вернутся ‘на готовенькое’.
Представляю себе: переполненный пароход пристает к нашему русскому берегу. Сотни дешево купленных за границей батистовых платков развеваются по нашему адресу снисходительно и поощрительно…
Перебросили сходни… Широкой волной льются на берег.
Щегольские чемоданчики желтой кожи, широкие американские пальто, свежие галстучки, ботиночки на пуговичках.
Уже сошли и Вово, и Жорж, и княгиня Марья Алексеевна и просто Подстега Сидоровна.
— А, что, а? — снисходительно говорит Вово, оглядывая нас через подсунутое под левую бровь стеклышко. — Ну, что у вас тут? А? Что? Все благополучно? Ну, и надоели же вы нам с вашей гражданской войной… Почему так долго? А? Что? Но теперь-то, надеюсь, все готово? Этих вот… Passez moi le mot… махновцев — нет? Как у вас… железные дороги действуют? Могу я проехать до Москвы? Oh, la-la, да какой же вы… постаревший! Очень плохо выглядите. Продо… вольственный (представьте, совсем отвык от русского языка). Продо… воль… ственный кризис, что ли? А? Что? Да… Ксати, тут у вас есть хороший отель? Или уж совсем одичали? Э? Мне бы, mon cher, побриться, переодеться, ванну принять… Оперетки нет? Где Кавецкая? Ах, каких я галстуков из Лондона, мой дрюг, привез! Да! Совсем забыл! Какой новый салат в кафе Риш изобрел каналья-хозяин — если бы вы знали!..
— Что вы все о пустяках, Вово, — с милой бесцеремонностью перебивает его Марья Алексеевна. — Вы лучше, мой друг, скажите: где у вас тут можно сделать приличную прическу и маникюр?..
— Приличную? Гм!.. Боюсь, что едва ли найдете.
— Ну вот, видишь, Жорж! Я тебе говорила, что мы слишком рано едем. Тут еще ничего не устроено.
* * *
Не знаю, как вам, а мне неловко будет перед шикарными приезжими.
Ни отеля, ни педикюра.
Действительно, где уж нам… Дикие мы.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Юг России, 1920, 31 мая, No 51 (244). Печатается впервые по тексту газеты.
…ямку, вырытую Анчуткой Безпятым… — Черт, персонаж сказки ‘Анчутка Безпятый’.
Passezmoilemot… — Подскажи мне слово (франц.).
Где Кавецкая?— Кавецкая Виктория Викторовна (ок. 1870 —?) — русская певица и артистка оперетты (лирикоколоратурное сопрано).