Лекции, Волошин Максимилиан Александрович, Год: 1907

Время на прочтение: 15 минут(ы)
Максимилиан Волошин. Из литературного наследия
Спб., ‘Алетейя’, 1999

НЕИЗДАННЫЕ ЛЕКЦИИ M. ВОЛОШИНА

Предисловие, публикация и примечания А. В. Лаврова

В сферу деятельности Максимилиана Волошина — литературного и художественного критика — входило не только сочинение статей и рецензий, появлявшихся на страницах периодической печати, но и чтение своих работ на специально организованных вечерах перед широкой аудиторией. Некоторые известные статьи Волошина — такие, как ‘Аполлон и мышь’, ‘О смысле катастрофы, постигшей картину Репина’, ‘Судьба Верхарна’, — были первоначально оглашены им как публичные лекции. Отдельные выступления Волошина в силу разных обстоятельств так и не стали достоянием печати — несмотря на то, что они были зафиксированы в форме связного текста, неоднократно просмотренного и внимательно отредактированного. Тексты трех таких лекций — по сути дела, статей, подготовленных автором к публикации, ныне предлагаются вниманию читателя.
В содержании лекции Волошина ‘Пути Эроса’ пересеклись две сферы исканий и интересов, доминировавших в его внутреннем мире в 1905—1907 гг., — оккультно-теософская, стимулированная общением с М. В. Сабашниковой и их общей духовной ‘водительницей’ А. Р. Минцловой,1 и, условно говоря, ‘башенно-симпозиональная’, вдохновленная темами интеллектуальных дискуссий и ‘жизнетворческих’ экспериментов, проходивших на ‘башне’ Вячеслава Иванова. Платоновская проблематика наметилась на многолюдных собраниях по средам в петербургской квартире Иванова как исполненная актуальной значимости с самого их начала (описывая одну из первых ивановских ‘сред’, 7 декабря 1905 г., Л. Д. Зиновьева-Аннибал отметила: ‘…Вяч<еслав> предложил устроить по примеру Пира — собеседование о Любви’2). ‘Всегда было желание у В. Иванова превратить общение людей в Платоновский симпозион, всегда призывал он Эрос’, — подчеркивает Н. А. Бердяев в мемуарно-аналитической статье о ‘башенных’ бдениях,3 и сам Иванов впоследствии, в предисловии к неосуществленному переизданию повести Л. Д. Зиновьевой-Аннибал ‘Тридцать три урода’, в которой непосредственно запечатлелась ‘башенная’ идеологическая и мифопоэтическая атмосфера, выстраивал цепочки своих аргументов на основе тезисов платоновского ‘Пира’.4 Атмосфера собраний у Иванова, увлеченный интерес к произведениям, ее отразившим или даже ею вдохновленным, зримо сказались в ряде статей Волошина, напечатанных в конце 1906 г. под рубрикой ‘Лики творчества’: »Ярь’. Стихотворения Сергея Городецкого’, »Александрийские песни’ Кузмина’, »Эрос’ Вячеслава Иванова’.5 Последняя статья по своему содержанию особенно близка лекции ‘Пути Эроса’.
В цитированном очерке ‘Ивановские среды’ Бердяев сообщает: ‘Вспоминаю беседу об Эросе, одну из центральных тем ‘сред’. Образовался настоящий симпозион, и речи о любви произносили столь различные люди, как сам хозяин Вячеслав Иванов, приехавший из Москвы Андрей Белый и изящный проф. Ф. Ф. Зелинский и А. Луначарский, видевший в современном пролетариате перевоплощение античного Эроса, и один материалист, который ничего не признавал, кроме физиологических процессов’.0 Одним из очередных возвращений к этой теме явилось собрание на ‘башне’ в ночь с 14 на 15 февраля 1907 г., одно из наиболее многолюдных, на котором со сваей интерпретацией Эроса выступил Волошин. Л. Д. Зиновьева-Аннибал охарактеризовала это собрание в письме к M. M. Замятниной от 17 февраля 1907 г.: ‘Новая Среда — гигант. Человек 70. <...> Реферат Волошина открыл диспут: ‘Новые пути Эроса’. Вячеслав сымпровизировал речь поразительной цельности, меткости, глубины и правды <...> перейдя к области Эроса, говорил дивно о том, что, в сущности, вся человеческая и мировая деятельность сводится к Эросу, что нет больше ни этики, ни эстетики — обе сводятся к эротике, и всякое дерзновение, рожденное Эросом, — свято. Постыден лишь Гедонизм’.7
После выступления на ‘башне’ Волошин решился вынести свои идейные построения из ‘эзотерической’ среды на суд ‘экзотерической’ публики. Во вторник 27 февраля 1907 г., в 9 ч вечера, в Московском литературно-художественном кружке состоялась его лекция ‘Пути Эроса’, в газетном информационном сообщении содержание ее раскрывалось как ‘мистическое толкование некоторых мест философской поэмы Платона ‘Пир’, освещенных произведениями современных поэтов’, а также приводились тезисы основных положений лекции.8 Чтение произвело сильный эффект — хотя едва ли этот резонанс был таким, какой надеялся вызвать Волошин. М. В. Сабашникова (Волошина) вспоминает, что доклад ‘имел успех скандала (он и был сделан ‘pour pater les bourgeois’)’,9 a В. Брюсов писал К. И. Чуковскому (8 марта 1907 г.): ‘О лекции Макса Вы, вероятно, слышали. Мое впечатление: ‘глупо’. Со стороны Макса глупо, что он Л это читал этим. Со стороны же публики было глупо все, что они говорили. Судите, если умнее всех прочих был Потресов-Яблоновский’.10
О растерянности и озадаченности одной части слушателей лекции и о раздражении и возмущении другой можно судить также по газетному отчету, в котором явно была сглажена острота происходившего: ‘Вечер безумно-смелой попытки соборно подойти к решению трагически-сложной проблемы пола. Попытка не удалась. И не могла удасться. С одной стороны, та публика обычных вторников, которую приглашали ‘приобщиться к тайне’, не может и не желает никаких ‘приобщений’, а в особенности — в области пола и эроса. <...> С другой стороны — возможно ли вообще соборно решать столь интимно-углубленный вопрос, уходящий в бездонности своей к тишине одинокого страдания? <...> Горячей и трепетной рукой подвели нас к безднам, и, смущенные, мы не знаем, что это: бездна откровения или бездна… искушения? И не является ли <...> доклад об искушениях… тем же искушением, только под маской откровения?» В том же репортаже — отразившем, безусловно, впечатления сочувствующих, но мало подготовленных к восприятию волошинского доклада слушателей, — сообщалось, что ‘собеседования, в смысле разъяснения и углубления поставленных докладчиком вопросов, не было’, однако при этом игнорировалась реакция другой части аудитории, принявшей выступление Волошина в штыки, основные контраргументы сформулировал в прениях С. В. Яблоновский (Потресов), и он же немедленно предпринял попытку изобличения ‘Путей Эроса’ в ироническом фельетоне, в котором сводил всю проблематику, затронутую Волошиным, к ‘самодовлеющему копанию в извращенностях’: ‘Г. Максимилиан Волошин — проповедник аскетического идеала. Я знаю про это наверное, потому что он заявил об этом сам, не сделай он этого, я мог бы думать, судя по большинству его литературных произведений <...>, что он просто эротоман. <...> Г. М. Волошин аскет — и поэтому он с необыкновенной пылкостью доказывал, что всякие проявления страсти, какие бы ни придумал самый изобретательный человеческий ум, вполне законны, нормальны и естественны’, и т. д.12
Позднее Волошин возвращался к ‘Путям Эроса’, предполагая опубликовать эту работу (12 апреля 1907 г. он писал А. М. Петровой из Петербурга перед отъездом в Коктебель: ‘Лекцию свою я привезу с собой, чтобы ее отделывать <...>‘ 13), но так и не осуществил своего намерения. Помимо основного текста лекции, в архиве Волошина сохранились выписки и конспективные заметки, относящиеся к ‘Пиру’ Платона,14 а также тезисы-наброски на десяти листах, послужившие в ‘Путях Эроса’ основой для связного и логически выстроенного изложения:15
Пол и Эрос по существу своему нераздельны и антиномичны.
Пол — это инволюция Бога в материю. Пол — это крестное нисхождение божества.
Эрос — это эволюция. Путь от минерала к Богу — путь, ведущий через человека.
Пол умер, Эрос жертва.
Пол завоевал смерть как свое освобождение. Смерть — бунт против родимой вечности. Бунт против Бога. Эрос побеждает смерть. Эрос — преодоление смерти.
Эрос идет вверх по тем же самым ступеням, по которым пол шел вниз.

(л. 1)

Надо прежде всего знать, какова природа человека и какие изменения произошли с нею.
Аристоф<ан>. Пир.
Возникновение пола.
 []
В чем сущность пола? в рождении или в эволюции?
Божество выделяет из себя одно покрывало Майи за другим. Майа — греза божества и материя для человека.
Божество распинается в мире. Крестное нисхождение Божества в мир.
Мировая душа распята на кресте мирового тела.
В периоды феогонии и космогонии мира человеческая сущность пребывает потенциальной.
Затем люди становятся сенцитивными щупальцами эонов, сефиротов — богов творцов, богов устроителей, которые они погружают в самые низшие области материи.
Разлад между Богом — единым вечным, сущим, который в грезе своей создал вселенную, и между богами сефиротами — богами устроителями, которые олицетворяют ритм в хаосе материи и своим словом творят познаваемый мир.
Таким сефиротом является Ягве—Егова.
Сознание человека лежало в нем, человек был только его органом: мыслящим, но бессознательным.
Человек — сын Божий, предвечно рожденный и пребывающий в лоне отца.
Бунтом против Бога было освобождение пола.

(л. 2-3)

Пол — расчленение, погружение, дифференциация, индивидуализация во множестве.
Эрос — возврат к единству. Вечное слияние. Путь к Церкви. Отказ от своего низшего Я во имя своего Я высшего. Возвратный путь к Богу.
Если мы представим себе линию инволюции и линию эволюции в виде дуги, то человек на ней не будет единой определенной точкой.
Человек захватывает одновременно обе линии этой дуги.
В нем одновременно происходит и эволюция и инволюция.

(л. 4)

Человеческая природа некогда была не такая, как теперь, а совсем иная.
Прежде было три рода людей: люди двух полов, существующих в настоящее время, — мужчина и женщина и, кроме того, третий род людей, совмещающий в себе оба пола. От него осталось только одно имя Андрогины — имя довольно постыдное, а сам род исчез. Затем все люди вообще были круглые, соединенные по два плечами и бедрами. У них было четыре ноги, четыре руки, лица, совершенно похожие друг на друга и обращенные в разные стороны, но принадлежащие одной голове, четыре уха, два половых органа, словом — все двойное. Ходили они прямо, как мы, куда им было угодно, и вперед, и назад. Хотели они идти быстрее, они опирались на все свои восемь оконечностей — то на руки, то на ноги и неслись кубарем, как танцовщики, подымающие кверху ноги.
Причина существования этих трех родов людей заключается в том, что мужской род происходит от солнца, женский — от земли, а третий, соединение обоих, — от луны, так как на луне находятся части солнца и земли.
Люди были похожи на своих родителей. Они заимствовали от них свою круглую форму и сферическое движение. Они были сильны и крепки телом и настолько горды духом, что пытались сражаться с богами. Они, подобно Эфиальту и Отосу, о которых говорит Гомер, взбирались на небо, чтобы напасть на богов.

(л. 5-6)

Крестное нисхождение человека в глубь материи происходит так же, как и крестное нисхождение божества. Все, что он чувствовал внутри себя, — становится вне его. Внешний мир — Майа-материя, постигается им как его собственная иллюзия.
Пентаграммой своих чувств восприятия он выявляет весь мир из себя.
В этой объективизации мира пол служит путеводным факелом. В поле заложены все чувства внешнего восприятия — и ощупь, и зрение, и слух. Из него они возникли, и ими он руководит, и нудит возникновение новых чувств.
В то время как одной частью своего существа он спускается в глубины пола, в поисках смерти, другой частью души он преодолевает смерть и ищет не физического разделения, но духовного единства.
Пол и Эрос ведут в противоположные стороны, но каждое движение их тесно связано и согласовано.
В то время как Эрос подымает человека на одну ступень выше, этим самым пол человека спускается на одну ступень ниже.
Если мы представим себе воду в двух сообщающихся трубках сосуда, и т. д.
Путь пола — постоянное углубление в материю, путь Эроса — удаление от материи, преображение материи.

(л. 7-8)

Восхождение человека сопряжено с восприятием мира внутри себя. Постепенное оправдание мира, признание мира, слияние с миром. Здесь идет работа Эроса, который рождает в Красоте.
Одновременное нисхождение и восхождение человека в словах Диотимы:
‘От одного прекрасного тела к другому… и т. д.’

(л. 9)

У Платона есть слова о том, что мировая душа распята на кресте мирового тела.
Эти слова вполне согласуются с теми образами космогонии мира, которые таятся в эзотерических учениях Индии.
Божество из себя выделяет Майю.

(л. 10)

Проблематика лекции ‘Отцеубийство в античной и христианской трагедии (Братья Карамазовы и Эдип-царь)’ впервые была затронута Волошиным осенью 1910 г. в отзывах о постановке в Московском Художественном театре ‘Братьев Карамазовых’ (инсценировка Вл. И. Немировича-Данченко), позднее Волошин касался ее в статье ‘Русская трагедия возникнет из Достоевского’ (1913).16
С чтением лекции ‘Братья Карамазовы и Эдип’ Волошин выступил 20 января 1911 г. в Нижнем Новгороде в зале Общедоступного клуба,17 видимо, к этой стадии авторской работы над текстом относятся рукописные тезисы:18

Братья Карамазовы и Эдип-царь

Что такое кризис русского театра? Эволюция русской драмы. Трагедия возникает на почве эпоса. Русская трагедия и Достоевский.

——

‘Карамазовы’ — трагедия отцеубийства. Неведение Эдипа и Ивана Карамазова о совершенном отцеубийстве как прием развития трагического действия. Отцеубийство в античном и христианском мире. Эдип и легенды об Иуде. Секты, реабилитирующие Иуду. Символический смысл отцеубийства и кровосмесительства в Эдипе.

——

Непримиренность в греческой трагедии. Новое осознание человеческого ‘Я’ в христианстве. Христианская трагедия отцеубийства в ‘Карамазовых’.
Преображение идеи рока в ‘Карамазовых’. Распределение характеров, архитектурность построения и трагическое единство Карамазовых. Смердяков и черт. Искупление и выход.
Публикацию статьи на тему лекции Волошин готовил для ‘Ежегодника Императорских театров’ — издания, поместившего в 1910 г. его развернутую обзорную работу ‘Современный французский театр’, а также статью »Братья Карамазовы’ в постановке Московского Художественного театра’, в которой уже были в конспективной форме обозначены ключевые положения лекции. 14 ноября 1910 г. Волошин писал редактору ‘Ежегодника’ барону Н. В. Дризену: ‘Сейчас в Москве идут споры и лекции о Карамазовых. Не хотели бы Вы поместить еще одну мою статью о Карамазовых на тему: Античная и христианская трагедия об отцеубийстве (Эдип и Карамазовы). Это не имело бы уже прямого отношения к постановке Худ<ожественного> Театр<а>, а между тем именно этот вопрос теперь горячее всего дебатируется среди московских литераторов’.19 Дризен выразил готовность напечатать статью, однако Волошин неоднократно отодвигал сроки ее представления. ‘В настоящее время я готовлю целый ряд статей для Вас’, — информировал он Дризена 28 февраля 1911 г., конкретизируя: ‘3) ‘Эдип и Карамазовы’ — она у меня уже написана, но ее надо еще раз переработать’.20 Аналогичные сообщения — в последующих его письмах к Дризену: »Эдип-Царь и Карамазовы’ — написана, но нуждается в отделке стиля и не<ко>торых перестановках материала’ (18 апреля 1911 г.), ‘Я перед Вами в долгу еще статьей ‘Эдип и Карамазовы’. И она была написана. Но она мне разнравилась, и я ее отложил в сторону. Теперь я ее думаю вновь пересмотреть и переделать в более широких рамках’ (6 сентября 1912 г.).21 В ‘Ежегодник Императорских театров’ статья так и не была представлена. Позднее Волошин читал лекцию ‘Отцеубийство в античном и христианском мире’ в Феодосии — 16 ноября 1916 г., выступление, организованное литературной секцией Феодосийского литературно-художественного общества ‘Киммерика’, привлекло, по свидетельствам газетных репортеров, значительное количество публики, среди которой преобладала учащаяся молодежь, и вызвало большой интерес.22
Третья лекция Волошина, ‘Жестокость в жизни и ужасы в искусстве’, также непосредственно соотносится с его печатными выступлениями — и прежде всего со статьей ‘О смысле катастрофы, постигшей картину Репина’, напечатанной в газете ‘Утро России’ 19 января 1913 г. и вызвавшей скандальный эффект. Во взволновавшем всю культурную Россию поступке душевнобольного посетителя Третьяковской галереи, бросившегося с ножом на картину И. Е. Репина ‘Иоанн Грозный и сын его Иван’, Волошин увидел прежде всего последствие, вытекавшее из натуралистической природы пострадавшего раритета, художественно несостоятельного изображения ужасного на знаменитом полотне.23 Такая интерпретация вызвала всеобщее негодование, многочисленные нападки на Волошина в печати и ответное его стремление обосновать правомерность собственной точки зрения. Свой взгляд на проблему изображения жестокого и ужасного в искусстве, в устанавливаемой обусловленной связи эстетических решений с нравственно-психологическими предпосылками, Волошин развил в лекции, которую прочел в трех городах — Смоленске, Витебске и Вильно — соответственно 21, 22 и 23 марта 1913 г.24 Видимо, негласный бойкот в печати, объявленный Волошину после его ‘антирепинского’ выступления, оказался причиной того, что газеты в своих извещениях и репортажах проигнорировали это лекционное турне.
Вновь Волошин читал свою лекцию три с половиной года спустя, когда ее содержание, на фоне продолжавшейся мировой войны, приобретало актуальный смысл и дополнительный резонанс. Выступал он с нею дважды — 29 октября 1916 г. в Феодосии в зале гимназии Гергилевич, на заседании литературной секции общества ‘Киммерика’ (‘Жестокость в жизни и ужасное в искусстве’),25 и в Керчи 6 декабря 1916 г. в Зимнем театре (‘Жестокость в жизни и литературе’).26 Обе лекции прошли с огромным успехом при большом стечении публики, после феодосийского чтения разгорелась дискуссия: ‘Прения, организованные после доклада, прошли весьма оживленно. <...> Возражения направлялись, главным образом, против отожествления жалости и жестокости, против слишком смелых обобщений докладчика в этом направлении. М. Волошин возражал своим оппонентам, указывая, что жалость может, по его мнению, порождать жестокость, но, конечно, возможны и другие причины ее происхождения при иных условиях. Докладчика в заключение шумно благодарили всем залом. Следует признать, что заседание вышло на редкость удачным, и многочисленная аудитория (сбор достиг 176 р.) расходилась в повышенном настроении, делясь мыслями по поводу оригинальных тезисов докладчика и самого диспута’.27 Причина такого успеха заключалась, безусловно, не только в теме лекции и проблемах, затронутых Волошиным, но и в их созвучии тем ‘минутам роковым’, которые переживала аудитория, не случайно (керченский журналист начал свой газетный отчет о волошинском выступлении общими рассуждениями на главную тему дня: ‘Война изменила все. Стал вдруг далеким и чужим мир идей и понятий, такой стройный, ясный, правильный. Потускнели, мишурно заблестели одни слова, и пророческим огнем загорелись другие, вещие… Заволоклись в тумане войны знакомые лики и встал над всеми один лик, лик кошмарный, пугающий — лик преступника, палача, судьи. — Лик зверя’.28
Помимо связного, развернутого текста лекции, в архиве Волошина сохранились ее предварительные планы — конспективные наброски с обозначением затрагиваемых тем и намеченных интерпретаций:29

Жестокость в жизни и ужасное в искусстве

I

Неприемлемость жестокости в мировой гармонии (Достоевский, Гобино, Шопенгауер).
Анализ элементов, из которых возникает жестокость (детские игры).
Переразвитие чувствительности и жалости, лежащее в основе жестокости (Иоанн Грозный, Робеспьер, Марат, Кутон и др. деятели французского террора). Аракчеев.
Жестокость ума и жестокость чувства (Анатоль Франс о справедливости).
Чувство справедливости и его историческая роль.
Справедливость в христианстве и Евангельские антиномии (Я меч — пришедший в мир. Мне — отмщение и Аз воздам).
Ужасное и его отражение в душе: безвыходность сочувствия и трагическое преодоление.

II

Эволюция сострадания и жалости в русской литературе. Разница между художником, лично пережившим ужас, и художником, бывшим свидетелем ужасов, переживаемых другими.
Война у Льва Толстого и война у Леонида Андреева.
Смертная казнь у Достоевского и казнь у Леонида Андреева.
Убийство у Достоев<ского> и у Арцыбашева.
‘Элеазар’ Дьеркса и Леонида Андреева.
Ужасное у Достоевского и ужасное у современных писателей.
Изображение ужасного в живописи — ‘Казнь стрельцов’ Сурикова и ‘Иоанн Грозный’ Репина.
Смысл несчастного случая, бывшего с картиной Репина.
Опасности, скрывающиеся в литературе Ужасов и в искусстве Ужасов.
Заповедь художникам: ‘Да и Нет не говорите, черного и белого не покупайте’.

(л. 1-2)

Ужас в жизни и жестокость в искусстве

Шопенгауер о жестокости.
Связь между жестокостью и чувствительностью.
Дети (Адел<аида> Герц<ык>). Террористы. (Анат<оль> Франс).
Иоанн Грозн<ый> (Завещ<ание>).
Жестокость ума (безжалостн<ость>) и жест<окость> чувства (жалостливость).
Мщение как первый порыв справедливости.
‘Справедливость’ — меч, пришедший в мир.
Ужасное и его отражения в душе:
1) трагическое преодоление,
2) подчинение и безвыходность. ‘Справедливость’ в русском искусстве. Трогательность и жестокость в рус<ском> искусстве. Разговор Ивана и Алеши Карамазова. Ожесточенность в искусстве: Репин и Суриков. Гаршин. Достоевский и Леонид Андр<еев>.
Театр Ужасов и литература Ужасов. Ужас как наркотик. Случай с картиной Репина.

(л. 3)

Тексты лекций печатаются по автографам и авторизованным текстам, хранящимся в архиве М. А. Волошина в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (ЯРЛИ): ‘Пути Эроса’ — по машинописи (датированной: ‘I 1907’ — т. е. январь 1907 г.) с рукописными вставками и авторской правкой (ф. 562, оп. 1, ед. хр. 255, 33 л.), ‘Отцеубийство в античной и христианской трагедии’ — по беловому автографу с авторской правкой (там же, ед. хр. 246, 36 л.), ‘Жестокость в жизни и ужасы в искусстве’ — по авторизованной машинописи (там же, ед. хр. 298-299, 28 и 34 л.).
1 См.: У истоков русского штейнерианства. Предисловие К. Азадовского. Публикация и примечания К. Азадовского и В. Купченко // Звезда. 1998. No 6. С. 146-191, Богомолов H. A. Anna—Rudolf // Новое литературное обозрение. 1998. No 29. С. 142— 220.
2 Письмо к М. М. Замяткиной от 11 декабря 1905 г. // Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 3. М., 1982. С. 233.
3 Бердяев Н. ‘Ивановские среды’ // Русская литература XX века. 1890—1910. Под ред. профессора С. А. Венгерова. Т. III. Кн. 8. М., 1918. С. 97-98.
4 См.: Иванов Вяч. И. Предисловие к повести Л. Д. Зиновьевой-Аннибал ‘Тридцать три урода’. Публикация, подготовка текста, предисловие и примечания Г. В. Обатнина // De Visu. 1993. No 9(10). С. 25—29. В подробностях ‘симпозиональная’ проблематика собраний у Вяч. Иванова охарактеризована в статьях: Shishkin A. Le banquet platonicien et soufi la ‘Tour’ ptersbourgeoise. Berdjaev et Vjaceslav Ivanov // Cahiers du Monde russe. 1994. Vol. XXXV (1-2). (Un Matre de sagesse au XXe si&egrave,cle. Vjaceslav Ivanov et son temps). P. 15-79 (P. 39-41: ‘8. Le discours de M. Volosin sur ros’), Шишкин A. Симпосион на петербургской Башне в 1905—1906 гг. // Русские пиры (Альманах ‘Канун’. Вып. 3). СПб., 1998. С. 273-352.
5 См.: Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 464-484, 740-747.
6 Русская литература XX века. 1890—1910. Т. III. Кн. 8. С. 99. Ср. интерпретацию положений ‘Пира’ Платона в книге Бердяева ‘Смысл творчества. Опыт оправдания человека’ ( 1916) (Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 402-404).
7 Приведено в статье: Богомолов Н. ‘Мы — два грозой зажженные ствола’ // Анти-мир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. М., 1996. С. 308.
8 Вечерняя заря. 1907. 27 февраля. No 156. С. 3. Ср. письмо Волошина к В. Я. Брюсову от 23 или 24 февраля 1907 г. с приглашением на лекцию (Литературное наследство. Т. 98. Валерий Брюсов и его корреспонденты. Кн. 2. М.. 1994. С. 374. Публикация К. М. Азадовского и А. В. Лаврова).
9 Волошина М. (Сабашникова М. В.) Зеленая змея. История одной жизни. Перевод с немецкого М. Н. Жемчужниковой. М., 1993. С. 161. Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина от 3 марта 1907 г.: ‘Волошин вернулся еще вчера <...> Реферат прошел со скандалом’ (Богомолов H. ‘Мы — два грозой зажженные ствола’. С. 309).
10 Чуковский К. Из воспоминаний. М., 1959. С. 447. См. также: Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. Документальное повествование. СПб., 1996. С. 97-100.
11 М. З… Вчера в кружке // Вечерняя заря. 1907. 28 февраля. No 157. С. 3.
12 Яблоновский С. В кружке // Русское слово. 1907. 1 марта. No 48. С. 4. Ср. позднейшую мемуарную зарисовку В. Ф. Ходасевича в очерке ‘Московский Литературно-художественный кружок’ (впервые опубликованном в парижской газете ‘Возрождение’ 10 и 17 апреля 1937 г.): ‘…докладчиком был Максимилиан Волошин, великий любитель и мастер бесить людей. <...> В тот вечер вздумалось ему читать на какую-то сугубо эротическую тему — о 666 объятиях или в этом роде. О докладе его мы заранее не имели ни малейшего представления. Каково же было наше удивление, когда из среды эпатированной публики восстал милейший, почтеннейший С. В. Яблоновский и объявил напрямик, что речь докладчика отвратительна всем, кроме лиц, имеющих дерзость открыто украшать себя знаками своего гнусного эротического сообщества. Зал взревел от официального негодования’ (Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С. 376).
13 Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. I. СПб., 1991. С. 193. Публикация В. П. Купченко.
14 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 396, л. 11-13.
15 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 253, 10 л.
16 См.: Волошин М. Лики творчества. С. 362-374, 701-706.
17 См.: Волгарь. 1911. 20 января. No 19. С. 1, Нижегородский листок. 1911. 20 января. No 19. С. 1. Подробное изложение лекции появилось в ‘Нижегородском листке’ под заглавием ‘Братья Карамазовы и Эдип (Из лекции М. Волошина)’ (1911. 22 января. No 21. С. 2).
18 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1. ед. хр. 246, л. 36.
19 ГПБ, ф. 263, ед. хр. 122.
20 Там же.
21 Там же.
22 См.: Южные ведомости. 1916. 19 ноября. No 265. С. 3, Окраина. 1916. 20 ноября. No 27. С. 3, Южное слово. 1917. 20 января. No 1319. С. 3-4.
23 См.: Волошин М. О Репине. М., 1913, Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. С. 159-167.
24 См.: Хронологическая канва жизни и творчества М. А. Волошина. Составил В. П. Купченко // Волошин М. Лики творчества. С. 790, Купченко В. Странствие Максимилиана Волошина. С. 168—169.
25 См.: Крымский вестник. 1916. 29 октября. No 279. С. 3.
26 Южная почта. 1916. 6 декабря. No 275. С. 3. В этом же номере газеты была помещена заметка о стихах Волошина: Одинокий Вл. Душа тоскующей полыни (К лекции Волошина). См. также описание феодосийских выступлений Волошина в обществе ‘Киммерика’ в книге В. Купченко ‘Странствие Максимилиана Волошина’ (с. 225-227).
27 Южные ведомости. 1916. 1 ноября. No 249. С. 4.
28 Одинокий Вл. Жестокость в жизни и в литературе (На лекции М. Волошина) // Южная почта. 1916. 8 декабря. No 276. С. 3.
29 ИРЛИ, ф. 562, оп. 1, ед. хр. 297, 3 л.

ПУТИ ЭРОСА

(Мысли и комментарии к Платонову ‘Пиру’) а

а Было: а. Мистический комментарий к ‘Пиру’ Платона
б. (Мысли на полях Платонова ‘Пира’)

1

Когда родилась Афродита, у богов был пир. Во время этого пира Пения — богиня Нищеты зачала сына от Пороса — бога Изобилия.1 Сын этот был Эрос. Зачатый в день рождения Афродиты, он стал {Было: И он, зачатый в день рождения Афродиты, стал} ее товарищем и слугой. Афродита прекрасна, а он по самой природе своей стремится к красоте.
Но, сын Изобилия и Нищеты, он разделяет судьбу родителей своих. С одной стороны, он всегда нищ, совсем не нежен и не прекрасен, как думают многие, а худощав, грязен, не обут, бесприютен, ложится на землю, спит под открытым небом у дверей домов на улице, всегда терпит нужду и похож на мать.
С другой стороны, он, как отец, стремится всегда за прекрасным и добрым, он мужествен, предприимчив и силен. Ловкий охотник, он постоянно что-нибудь выдумывает, он проницателен и находчив, он философ, врач и чародей. Он ни смертен, ни бессмертен.
В течение одного дня он бывает то цветущ, полон жизни и всем изобилен, то он совсем умирает, то оживает снова. Он всегда посередине между нищетой и изобилием, между мудростью и {Далее было: изобилием.} неведением.
Он посредник между людьми и богами. Он великий Демон — среднее между смертным и бессмертным. Им связана вселенная. {Было: вся вселенная.} Через него проходят предсказания, {Было: все предсказания,} молитвы и жертвы богам, заклинания и искусства прорицания и колдовства. Через него боги входят в сношение и в переговоры с людьми наяву и во сне.
Такими словами Диотима-Пророчица поучает Сократа истинной природе Эроса в Платоновой ‘Пире’.2
Со времени этой {Было: той} беседы афинских юношей, {Далее было: так неудачно} прерванной появлением пьяного Алкивиада,3 до нашего времени о природе Эроса не было сказано ничего более глубокого {Далее было: важного} и исчерпывающего.
Несмотря на тысячи художественных произведений, лирических стихотворений, научных исследований, романов и трагедий, изучавших и изображавших все виды, формы, пути и стремления Эроса за эти двадцать веков, отделяющих нас от времени Платона, не было написано ничего, хотя бы отчасти раскрывающего ту сложность мировых вопросов любви и пола, которые раскрыты в ‘Сюмпосион’.4 Когда с высоты платоновских построений смотришь на последующие века, многоликие, пестроязычные, разноглубинные, то кажет<ся>, что замутились воды познания и перестало быть видимо то дно человеческой души, на котором эллины различали каждый камень, каждый оттенок раковины. Самое ли дно морское изменило свой вид, или муть всяких илистых и органических осадков, {Далее было: всяких} моральных предрассудков, запрещений и установлений была принесена новым течением, влившимся в мир, но у нас исчезло то ясное спокойствие, с которым Платон подходит ко всем явлениям в области любви и пола. Он как бы сидит над глубокой водой и рассматривает задумчивым оком узоры дна, {Далее было: а исследователи той же области нашего времени} а современные исследователи той же области ныряют в глубину, подобно шиллеровскому ‘Пловцу’,5 и выносят в руке то щепоть ила, то горсть песку, то драгоценную жемчужину, то морские цветы, то чудовищного моллюска, а иногда гибнут бесследно и вовсе не возвращаются на поверхность.
‘Пир’ Платона не был и не может быть ни повторен, ни воссоздан в наше время. Он остается для нас единственным Евангелием Эроса, и нам дано только комментировать его.

2

Вот что гласит Нагорная проповедь путей Эротовых, вложенная {Далее было
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека