[*] — Выпущена изъ ‘По чужимъ краямъ’, потому что достоврность ея казалась сомнительной и не могла быть во-время доказана.М. Твэнъ.
I.
Много тысячъ лтъ тому назадъ этотъ небольшой округъ былъ цлымъ королевствомъ, маленькимъ-маленькимъ королевствомъ, чмъ-то врод хорошенькаго игрушечнаго королевства. Далекая отъ ревнивыхъ распрей и тревогъ тхъ воинственныхъ временъ, жизнь его текла просто и тихо, населеніе было кроткое, невинное, вчно покоилось оно глубокимъ, мирнымъ сномъ. Не было тамъ злости, не было зависти, не было тщеславія, а слдовательно не было и огорченій, не было несчастія.
Съ теченіемъ времени умеръ старый король и на престолъ вступилъ сынъ его Губертъ. Народная любовь къ нему возрастала съ каждымъ днемъ. Онъ былъ такъ добръ, такъ чистъ, что любовь эта мало-по-малу обратилась въ страсть, чуть не въ обожаніе. Со дня его рожденія астрологи внимательно изучали звзды и, наконецъ, прочли въ блестящей, небесной книг слдующія слова:
‘На четырнадцатомъ году Губерта произойдетъ крупное событіе, животное, пніе котораго покажется Губерту самымъ сладостнйшимъ въ мір, спасеть его жизнь. Пока народъ за это доброе дло будетъ чтить потомство послдняго, въ прежней династіи всегда будутъ родиться наслдники и народъ не будетъ знать ни болзней, ни бдности. Но берегитесь ошибочнаго выбора!’
Весь тринадцатый годъ жизни короля астрологи, министры, парламентъ и весь народъ были заняты только однимъ, говорили только объ одномъ и вотъ о чемъ именно: какъ слдуетъ понимать послднюю фразу пророчества? Судя по первымъ строкамъ его, спасительное животное должно было само себя выбрать въ назначенное время, но послдняя фраза какъ будто означаетъ, что сначала долженъ выбрать король и ршить, которое изъ поющихъ животныхъ нравится ему больше всхъ и что, если онъ выберетъ врно, то избранное животное спасетъ его жизнь, его династію, его народъ, но если онъ сдлаетъ ‘ошибочный выборъ’ — тогда берегитесь!
Къ концу года было столько же различныхъ мнній по этому поводу, какъ и вначал, но большинство мудрецовъ и простыхъ смертныхъ были согласны, что маленькому королю лучше всего сдлать выборъ какъ можно скоре. Поэтому былъ изданъ эдикта, въ которомъ приказывалось всмъ лицамъ, владющимъ какими бы то ни было поющими тварями, представить ихъ въ главную залу дворца, въ первый день новаго года. Приказаніе это было исполнено. Когда все было готово, король вошелъ въ залу въ сопровожденіи высшихъ лицъ государства, въ парадныхъ мундирахъ. Король возслъ на золотой тронъ и приготовился произнести свое сужденіе. Но тутъ онъ сказалъ:
— Эти созданія поютъ вс сразу и производятъ невыносимый гвалтъ. Что можно выбрать среди такого гама? Возьмите ихъ всхъ вонъ и приводите ко мн по одному.
Такъ и было сдлано. Одинъ за другимъ сладостные голоса пернатыхъ пвцовъ ласкали королевское ухо, но ни на одномъ изъ нихъ не остановился его выборъ. Драгоцнныя минуты уходили, а королю все трудне и трудне становилось выбрать среди такого множества чудныхъ пвцовъ, тмъ боле трудно, что предсказанная ошибка не выходила у него изъ головы и чувство это было такъ ужасно, что онъ боялся врить собственнымъ ушамъ. Онъ сдлался нервнымъ и началъ высказывать безпокойство. Министры его увидли это, такъ какъ они ни на минуту не спускали съ него глазъ. Наконецъ, они начали говорить про себя:
— Онъ потерялъ мужество, хладнокровіе его исчезло. Онъ ошибется. Погибъ онъ, погибла его династія, погибъ его народъ!
Прошелъ часъ. Король нсколько времени сидлъ молча, затмъ сказалъ:
— Принесите еще разъ коноплянку.
Коноплянка залилась своей ликующей псней. Въ средин ея король готовъ уж былъ поднять скипетръ, въ знакъ избранія, но сдержался и сказалъ:
— Нтъ, нужно быть вполн увреннымъ. Принесите-ка дрозда, пусть они споютъ вмст.
Дрозда принесли и об птицы запли сразу свои чудныя псни. Король колебался, однако, все боле и боле склонялся въ сторону коноплянки, это было замтно по выраженію его лица. Надежда воскресла въ сердцахъ старыхъ министровъ, пульсъ ихъ началъ биться сильне, скипетръ началъ тихо подниматься… вдругъ!..
Произошло ужаснйшее безобразіе: король былъ прерванъ слдующими, раздавшимися за дверью звуками:
— Уоу… хи!-Уоу… хи-Уоу-хи! Уоу-хи-уоу-хи!
Вс страшно перепугались и сердились на себя за то, что выказали свой страхъ.
Черезъ секунду прелестнйшая маленькая крестьянская двочка вбжала въ комнату, темные глаза ея горли дтскимъ рвенімъ, но, увидвъ это знатное общество и все эти сердитыя лица, она остановилась, опустила голову и закрыла рукавомъ свои бдные глазки. Никто не привтствовалъ ея, никто не сжалился надъ ней. Наконецъ, она застнчиво, сквозь слезы, взглянула наверхъ и сказала:
— Государь мой, король, простите меня, потому что я не хочу сдлать ничего дурного. У меня нтъ ни отца, ни матери. У меня есть только коза и оселъ и они составляютъ для меня все на свт. Козочка даетъ мн сладкое молоко, а когда мычитъ мой добрый дорогой осликъ, мн кажется, что нтъ на свт музыки лучше его пнія. Поэтому, когда посланный моего государя сказалъ, что самый лучшій пвецъ изъ всхъ животныхъ спасетъ корону и народъ, и приказалъ мн привести его сюда…
Всь дворъ разразился громкимъ хохотомъ и двочка убжала съ плачемъ, не кончивъ своей рчи. Главный министръ приказалъ вывести ее и ея несчастнаго ослика за предлы дворца и больше ихъ не впускать.
Затмъ продолжалось испытаніе птицъ. Об он пли прекрасно, но скипетръ лежалъ неподвижно въ рукахъ короля. Въ груди всхъ присутствующихъ тихо потухала надежда. Прошелъ часъ, два часа, ршенія не было. День склонился къ вечеру и ожидающая у дворца толпа сгорала отъ нетерпнія и безпокойства. Наступили сумерки, мракъ становился все глубже и глубже. Никто не говорилъ, никто не требовалъ свта. Великое испытаніе было сдлано, оно не удалось. Всякому хотлось скрыть отъ свта свое лицо и глубокую тревогу.
— Встаньте! — вскрикнулъ король. — Прикажите звонить въ колокола, объявите народу! Выборъ сдланъ и мы не ошибаемся. Король, династія и народъ спасены! Съ сегодняшняго дня и навсегда почитайте соловья выше всего на свт. Провозгласите всему народу, что всякій, кто осмлится обидть или оскорбить соловья, будетъ казненъ. Король сказалъ.
Весь этотъ маленькій мірокъ былъ опьяненъ радостью. И дворецъ, и весь городъ освщался всю ночь потшными огнями, народъ танцовалъ и плъ и пилъ и торжествующій звонъ колоколовъ ни на минуту не прекращался.
Съ этого дня соловей сдлался священною птицей. Пніе его слушалось въ каждомъ дом, поэты воспвали его, живописцы писали его портреты, его статуи украшали вс башни, арки, фонтаны и общественныя зданія. Его принимали даже въ королевскій совть и ни одно важное государственное дло не ршалось прежде, чмъ мудрецы не докладывали его соловью и не переводили королю и министрамъ, что пропла о немъ птица.
II.
Юный король очень любилъ охотиться. Когда пришло лто, онъ однажды выхалъ съ собаками и ястребами, въ блестящемъ обществ своихъ дворянъ. Мало-по-малу онъ отдалился отъ нихъ, думая, что потомъ легко сойдется съ ними снова, но это была ошибка. Сначала онъ халъ весело, полный надеждъ, но подъ конецъ началъ терять мужество. Наступили сумерки и застали его въ далекой и незнакомой мстности. Затмъ случилась катастрофа. Въ темнот, онъ въхалъ въ густую чащу деревьевъ, росшихъ по склону крутого, скалистаго обрыва. Когда лошадь и всадникъ достигли подножія его, то у одной оказалась сломанною шея, у другого нога. Бдный маленькій король лежалъ и терплъ нестерпимыя муки и каждый часъ казался ему мсяцемъ. Онъ съ жадностью прислушивался, ожидая, что какой-нибудь звукъ принесетъ ему надежду на освобожденіе, но не слышалъ ни голосовъ, ни звука рожка, ни лая собакъ. Наконецъ, надежда покинула его и онъ сказалъ: ‘Пусть приходить смерть, такъ какъ она должна придти!’
Въ это время среди глубокой, ночной тишины, раздалась чистая, звонкая пснь соловья.
— Спасенъ, — сказалъ король, — спасенъ! Это священная птица и пророчество исполняется. Сами боги спасли меня отъ ложнаго выбора.
Онъ едва сдерживалъ радость и невыразимую благодарность. Каждую минуту ему казалось, что онъ слышитъ приближающуюся помощь, но всякій разъ слдовало разочарованіе — помощь не приходила. Ночь прошла, помощь не явилась и священная птица все продолжала пть. Онъ уже началъ сомнваться въ врности своего выбора, но старался заглушать эти сомннія. На зар пвецъ смолкъ. Наступило утро, а вмст съ нимъ, — голодъ и жажда, помощи все не было.
Становилось поздне и поздне. Наконецъ, король проклялъ соловья.
Тотчасъ же заплъ дроздъ. Король сказалъ про себя: ‘Вотъ настоящая птица, я ошибся въ выбор: теперь придетъ помощь’.
Но помощь не приходила. Онъ пролежалъ нсколько часовъ безъ памяти. Когда онъ пришелъ въ себя, запла коноплянка. Онъ слушалъ ее безучастно. Онъ уже пересталъ врить. ‘Эти птицы, — сказалъ онъ, — не могутъ мн помочь. Я и домъ мой, и народъ мой погибли’. Онъ отвернулся отъ птицы, чтобы умереть, такъ какъ былъ очень слабъ отъ голода и жажды и чувствовалъ, что конецъ его близокъ. Онъ даже желалъ умереть, чтобы избавиться отъ страданій. Цлые, долгіе часы лежалъ онъ такъ, безъ мыслей, безъ чувства, безъ движенія. Затмъ, сознаніе вернулось къ нему. Занималась заря третьяго утра. Ахъ, какимъ прекраснымъ казался міръ его усталымъ глазамъ! Вдругъ страшное желаніе жить вспыхнуло въ сердц юноши и глубокая горячая молитва поднялась въ душ его, молитва о томъ, чтобы небо сжалилось надъ нимъ и позволило ему снова увидать свой домъ и своихъ друзей. Въ эту минуту тихій, слабый, далекій звукъ донесся до него издали и о, какимъ сладостнымъ показался этотъ звукъ его напряженному слуху!
‘Уоу… хи!—уоу… хи!—уоу-хи—уоу-хи!—уоу-хи!
‘Эта, о, эта псня сладостне, въ тысячу разъ сладостне псни соловья, дрозда, коноплянки, потому что она приносила ужь не надежду на помощь, но увренность въ ней. Теперь я спасенъ, дйствительно спасенъ! Пвецъ самъ избралъ себя, какъ и предсказывалъ оракулъ. Пророчество сбылось и моя жизнь, мой домъ и мой народъ спасены. Съ этого дня оселъ будетъ священнымъ животнымъ!’
Божественные звуки все приближались и приближались, становились все громче и громче и все восхитительне казались они слуху умирающаго. Кроткій, маленькій осликъ спускался съ горы, пощипывая траву и продолжая мычать, наконецъ, онъ увидлъ мертвую лошадь и раненаго короля, подошелъ къ нимъ и началъ обнюхивать ихъ изъ простого любопытства. Король приласкалъ его и онъ опустился на колни, какъ длалъ это всегда, когда его маленькая хозяйка желала ссть на него. Съ большимъ трудомъ и усиліями мальчикъ взобрался на спину животнаго и держался тамъ съ помощью великодушныхъ ушей. Оселъ, распвая, пошелъ съ этого мста и привезъ короля къ хижин маленькой крестьяночки. Она уложила его на свою соломенную постель, напоила козьимъ молокомъ и побжала разсказать великую новость первому, кто попадется ей навстрчу.
Король поправился. Первымъ его дломъ было провозглашеніе осла священнымъ и неприкосновеннымъ, вторымъ — введеніе этого осла въ кабинетъ и назначеніе его первымъ министромъ государства, третье — уничтоженіе всхъ статутовъ и указовъ, относившихся къ соловью, и замна ихъ статутами и указами, относившимися къ священному ослу и, наконецъ, четвертымъ — объявленіе, что, когда маленькая крестьяночка выростетъ, онъ женится на ней и сдлаетъ ее королевой, и онъ сдержалъ слово.
Такова легенда. Она объясняетъ, почему въ продолженіе многихъ вковъ, первымъ министромъ королевскаго кабинета тамъ всегда былъ оселъ, какъ теперь принято въ большой части кабинетовъ, объясняетъ также, почему въ этомъ маленькомъ королевств въ продолженіе многихъ вковъ все великія поэмы, все великія рчи, вс великія книги, все общественныя торжества, все королевскіе эдикты начинались всегда этими трогательными словами: ‘Уоу… хи!—уоу… хи!—уоу-хи!—уоу-хи—уоу-хи!’
—————————————————————————
Источник текста: Собрание сочинений Марка Твэна — Санкт-Петербург: Типография бр. Пантелеевых, 1898. — Том 8, с. 124.