LE STEPOVIK
LE STEPOVIK
Перевод
СТЕПОВИК
СТЕПОВИК
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Le stepovik, Тургенев Иван Сергеевич, Год: 1883
Время на прочтение: 6 минут(ы)
И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Письма в восемнадцати томах.
Том двенадцатый. Либретто комических опер. Водевиль. Стихотворения. Речи. Записки общественного назначения. Автобиографическое. Незавершенное. Dubia
Издание второе, исправленное и дополненное
М., ‘Наука’, 1986
Nous avions pour voisin un homme dj vieux, sans famille, mais trè,s gai, aimant bavarder, raconter des histoires plus saugrenues les unes que les autres. Il aimait nous rassembler, nous autres jeunes gens, nous faire mettre en cercle autour de lui, et nous racontait alors ses bourdes. Le diable lui-mme n’aurait pu dnicher ce qu’il y avait de vrai ou de faux l-dedans. C’est trop fort! finissions-nous par crier. Mais lui n’en riait que de plus belle, en nous rptant: tchez de vivre longtemps, de bien regarder autour de vous, et vous en verrez bien d’autres! Un soir, voici ce qu’il nous raconta:
Vous connaissez, mes enfants, les grandes steppes qui commencent au-del du Don. Il y a une centaine de verstes d’ici l. J’y vais souvent chasser, car dfaut de gibier, les cailles y sont aussi nombreuses que des mouches. Voici qu’un jour au plus fort de la fenaison, je m’attardai dans une de ces steppes, et, ne voulant pas retourner au village o les puces m’auraient dvor, je me dcidai passer la nuit sur une de ces meules de foin qu’on voit cette poque s’lever comme d’normes maisons tout le long du Don. Il aut une chelle pour y grimper. Une fois dessus, on est l comme dans le sein du bon Dieu. Je grimpai donc sur une de ces meules, en tranant derriè,re moi mon pauvre chien qui s’tranglait et toussait comme un malheureux. Enfin nous voil en haut. J’tendis mon petit manteau de chasse, mon chien se creusa aussitt son trou dans le foin, et nous nous prparmes dormir ferme, car nous tions tous deux bien fatigus, je vous assure. Mais auparavant, il fallait bien jeter un regard autour de soi. Dieu, que c’tait beau! la nuit tait l dans toute sa plnitude: c’tait vert par en bas, bleu par en haut, argent partout, et puis le Don, quel magnifique ruban d’or, satin, moir! et puis, quelle odeur! quels chants d’oiseaux! car il n’y a que les citadins qui s’imaginent que les oiseaux se taisent pendant la nuit, et puis le vent qui vient vous frler les joues, aprè,s avoir remu et caress tant de fleurs! J’allais m’endormir aprè,s avoir pouss un gros soupir, l’instar demon chien, quand j’entendis marcher sur la meule… C’taient des pas trè,s lgers, presque craintifs, qui pourtant se dirigeaient vers moi… je me dressai sur mon coude et je vis quelque chose qui vous aurait surpris, tout autant et plus peut-tre que moi-mme:
Assis sur le dos d’une mouette des steppes, je voyais devant moi un petit tre pas plus haut qu’une coude, semblable un homme, mais fait de ces petites branchettes sè,ches qu’on trouve parpilles sur les routes et dont les oiseaux se servent pour btir leurs nids, il avait sur sa grosse tte en mousse verte un bonnet persan en foin sec. Deux baies rondes et noires lui servaient d’yeux avec lesquels il avait, ma foi, l’air d’y voir trè,s bien, une racine crochue lui servait de nez, une poigne de cette herbe des steppes, fine et blanche, nomme kovyl, remplaait la barbe. Il portait une petite veste de paysans en torf serre sur les reins par une mince tige de bardane, et il cartait gravement ses deux petites jambes, dont les pieds taient enfoncs dans des triers faits en corce de bouleau.
Avant que j’eusse eu le temps de revenir de mon tonnement, le petit tre sauta en bas de sa monture, la remit un courlis que je n’avais pas aperu jusque-l, et qui semblait faire l’office de groom, puis, revenu devant moi, s’assit tranquillement et, aprè,s m’avoir dit de la voix la plus argentine, me dit bonsoir et me demanda si j’avais fait une bonne chasse.
У нас был сосед, человек уже немолодой, одинокий, но очень веселый, разговорчивый, любивший рассказывать истории одну удивительнее другой. Он любил собирать нас, молодых людей, в кружок, усаживал подле себя и принимался за свои небылицы. Сам черт не разобрал бы, что в них было правдой, а что выдумкой. ‘Ну, это уж слишком!’ — бывало кричали мы в конце концов. А он лишь посмеивался да говорил нам: ‘Поживите да поглядите вокруг хорошенько, то ли еще увидите!’ Вот что он нам рассказал как-то вечером:
‘Вы верно знаете, дети мои, бескрайние степи, что начинаются за Доном. Верст за сто отсюда. Я часто езжу туда на охоту, ибо хоть дичи там и нет, да перепелок — что мух. Вот однажды, в разгар сенокоса, оказался я поздно вечером в одной из этих степей и, не желая возвращаться в деревню, где блохи сожрали бы меня, решил провести ночь на одном из стогов, что, подобно огромным домам, возвышаются в эту пору вдоль Дона. Надобна лестница, чтобы на них взобраться. А взобравшись, чувствуешь себя, как в раю. Итак, я вскарабкался на один из таких стогов, волоча за собою бедного моего пса, который давился и отчаянно кашлял. Вот мы и наверху. Я расстелил свой охотничий плащ, собака моя тотчас же зарылась в сено, и мы приготовились заснуть крепким сном, ибо устали изрядно, можете мне поверить. Но прежде надо было оглядеться вокруг. Боже, как это было красиво! Ночь царила везде: она зеленела внизу, синела сверху, серебрилась повсюду, а Дон — что за великолепная золотая лента, отливающая то атласом, то муаром! А какой аромат и как поют птицы! Ибо одни горожане воображают, что ночью птицы умолкают. А ветер, что нежно касается ваших щек, после того, как разбудил и приласкал столько цветов! Испустив, по примеру моего пса, глубокий вздох,: я уже собирался заснуть, как вдруг услышал, что кто-то ходит по стогу… Шаги были легкие, почти боязливые, однако направлялись они ко мне… я приподнялся на локте и увидел нечто, что вас удивило бы так же сильно, как и меня, а может быть, и сильнее.
Я увидел перед собою сидящее на спине степной чайки крошечное существо ростом с локоток, похожее на человека, но сделанное из тех сухих веточек, что встречаются на дорогах и которыми пользуются птицы для постройки гнезд, на его большой голове из зеленого мха был надет персидский колпачок из сухой соломки. Две круглые черные ягодки были у него вместо глаз, и, ей-богу, казалось, он ими прекрасно видел, крючковатый корень служил ему носом, а пучок степной травы, называемой ‘ковыль’, заменял бороду. На нем была крестьянская курточка из торфа, перепоясанная на бедрах стебельком лопуха, и он важно переставлял свои ножки, обутые в башмачки со шпорами из бересты.
Не успел я прийти в себя от удивления, как человечек спрыгнул со своего коня, передал его кулику, которого я до сих пор не заметил и который, по-видимому, исполнял роль грума, а затем приблизился ко мне, спокойно уселся и, представившись самым серебристым на свете голоском, поздоровался, после чего спросил меня, хороша ли была охота’.
Печатается по факсимильному воспроизведению в издании: Cahiers, No 2, между страницами 17—23.
Запись рукой П. Виардо хранится в собрании М. и А. Ле Сен (Париж).
Впервые опубликовано как произведение Тургенева А. Звигильским: Cahiers, No 2, р. 16—17. В русском переводе впервые опубликовано Л. А. Балыковой: Советская Россия, М., 1979, No 203, 2 сентября.
В собрание сочинений включается впервые.
Текст записан Полиной Виардо на четырех листах, заполненных каждый с одной стороны, на четвертом листе — девять строк. Сказка не датирована и не закончена. Вероятно, она была продиктована Тургеневым Полине Виардо во время предсмертной болезни писателя в 1883 г. Возможно, сказка предназначалась для внучки П. Виардо — Жанны Шамро, что подтверждает факт нахождения автографа в архиве М. и А. Ле Сен. Можно предположить, что первоначально Тургенев намеревался включить сказку в задуманный им в 1882 г. цикл ‘Рассказы и сказки для детей’ (см. зачин этого цикла: ‘Жил-был у нас по соседству…’, наст. том, с. 426). Видимо, замысел сказки и ее отдельные образы обдумывались автором еще ранее 1882 г. В Дневниках братьев Гонкур приводится запись от 27 ноября 1876 г.: ‘Тургенев поверяет мне замысел будущих повестей, которые занимают его <...>: На юге России попадаются стога величиной с такой вот дом. На них взбираются но лесенке. Мне случалось ночевать на таком стогу. Вы не можете себе представить, какое у нас там небо, синее-синее, густо-синее, всё в крупно-серебряных звездах. К полуночи поднимается волна тепла, нежная и торжественная — это упоительно’! (Тургенев в воспоминаниях современников. М., 1969, т. 2, с. 289—290). О подобном рассказе Тургенева вспоминает и Б. Фори, на него, как и на Э. Гонкура, рассказ русского писателя произвел большое впечатление (там же, с. 299—300).
Герой сказки — ‘маленькое существо’ Степовик,— по-видимому, заимствован Тургеневым из южно-русского фольклора. На это обращают внимание Л. Н. Назарова в статье ‘Неизвестные автографы И. С. Тургенева’ (Рус. лит., 1979, No 4, с. 212) и Л. М. Долотова (см. ее рецензию ‘Новое о Тургеневе во французском бюллетене’.— Вопр. лит., 1981, No 2, с. 306). Л. М. Долотова, отмечая близость сказки мотивам и колориту ‘Записок охотника’, а также стилевым приемам фантастических рассказов Тургенева, одновременно высказывает сомнение в принадлежности ‘Степовика’ к жанру сказки, ибо ‘сказка не нуждается в оправдании и объяснении волшебства, чудо в самой природе жанра’.
А. Звигильский, анализируя сказки, сочиненные русским писателем для семейства К. Шамро, делает вывод о влиянии на Тургенева-сказочника Гоголя и Мопассана. См.: Т, Nouv corr ind, t. I, p. XLIV.