Le moine, histoire kiovienne…, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1839
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том третий. Статьи и рецензии (1839-1840). Пятидесятилетний дядюшка
М., Издательство Академии Наук СССР, 1953
119. Le moine, histoire kiovienne. Traduction en vers du poè,me de I. Koslow ‘Чернец’, par le prince Nicolas Galitzin. Moscou, de l’imprimerie d’Auguste Semen. (,) imprimeur de l’Acadmie impriale medico-chirurgicale. {Монах, киевская повесть. Перевод в стихах поэмы И. Козлова ‘Чернец’ князя Николая Галицына. Москва, в типографии Августа Семена, при императорской Медико-хирургической академии. (Франц.) — Ред.} 1839. В 12-ю д. л. 34 стр.1
В области литературы бывают произведения, по своему внутреннему достоинству не принадлежащие к искусству, но тем не менее составляющие эпоху в литературном и даже общественном образовании народа. К таким произведениям принадлежит ‘Бедная Лиза’ Карамзина, к таким же произведениям принадлежит и ‘Чернец’ Козлова. ‘Бедная Лиза’ своим появлением произвела фурор в нашем обществе: сколько слез было пролито прекрасными читательницами и бледными, чувствительными читателями! Ходили к Лизину Пруду, вырезывали на коре окружающих его развесистых берез и сердца, пронзенные стрелами, и чувствительные фразы, которые и теперь еще можно видеть. Мы говорим это совсем не для того, чтобы смеяться, а чтоб засвидетельствовать этот факт прошедшего времени. Долг нашего века ни над чем не смеяться, но всё сознать объективно, всему указать свое место в ряду явлений, всему отдать должную справедливость. Карамзин своим сантиментальным произведением выразил дух времени, бессознательно угадав его, как человек необыкновенный и сильный духом, и потому-то он так сильно увлек ‘Бедною Лизою’ современное ему общество. ‘Бедную Лизу’ теперь никто не станет читать для наслаждения, но она всегда сохранится в истории русской литературы и общественного образования, как важный памятник, как дело ума человека необыкновенного, потому что она (‘Бедная Лиза’) была первым произведением на русском языке, которое убедило тогдашнее полуфранцузское общество, что и у русского человека может быть и душа, и сердце, и ум, и талант и что русский язык не совсем варварский, но имеет свою способность к выражению нежных чувствований, свою прелесть, легкость и гибкость. Точно такой же фурор произвел в нашем обществе другого времени ‘Чернец’ Козлова. Эта поэмка была сколком с ‘Дшяура’ Байронова: в ней также монах, в предсмертной исповеди, рассказывает свою историю, содержание которой есть любовь, а роковое событие, побудившее героя к отчуждению от людей и мира,— убийство. Но герой Козлова относится к герою Байрона, как мальчик, задавивший бабочку, к человеку, взорвавшему на воздух целый город с миллионом жителей. Но как Козлов истинный поэт в душе, который, не будучи в силах совладеть с большими размерами, поэтически высказывал в мелких стихотворениях поэтические ощущения своей поэтической души,— то его ‘Чернец’, бледное и слабое произведение в целом, отличается множеством поэтических частностей, носящих на себе отпечаток сильного таланта. Несколько сантиментальный характер поэмы, горестная участь ее героя, а вместе с тем и горестная участь самого певца — всё это доставило ‘Чернецу’ едва ли не больше читателей, чем поэмам Пушкина, которых высокохудожественная действительность была тогда, да еще и теперь слишком немногим по плечу. ‘Чернец’, еще прежде издания, ходил в рукописи по рукам многочисленных читателей, и особенно от прекрасных читательниц принял обильную дань слез умиления и грустно-сладостных восторгов. И он навсегда останется прекрасным поэтическим цветком, для простой и скромной прелести и легкого, но сладостного аромата которого всегда найдется множество прелестных бабочек и легких мотыльков.
‘Чернец’ уже не раз был переводим на французский язык, и вот является его новый перевод, сделанный русским, который владеет французским языком как своим родным. Это обстоятельство особенно заставляет требовать многого от перевода. Посмотрим же на него.
J’aimais les bois, la chasse l’animal sauvage,
Du Dnè,pre avec orgueuil, franchissant la nage
Le courant, j’atteignais, tout heureux, l’autre bord,
J’aimais tous les prils, l’exercice du corps:
Je n’avais rien perdre, tant tout seul au monde,
Eh! qui m’et envi ma misè,re profonde?*2
* Я любил леса, охоту на дикого зверя, счастливый, я достигал противоположного берега, пересекая течение вплавь, я любил всякие опасности, телесные упражнения. Мне нечего, было терять, так как я был один на свете: ах! кто бы позавидовал моей крайней нищете! (Франц.)— Ред.
Что это такое? — нужели эти чудные стихи, полные гармонии, силы и поэтической прелести:
Любил я за зверьми гоняться,
День целый по лесам скитаться,
Широкий Днепр переплывать,
Любил опасностью играть,
Над жизнью дерзостно смеяться:
Мне было некого терять,
Мне было не с кем расставаться!
Какая поэзия, сжатость, простота и безыскусственность в подлиннике и какая изысканность, полная реторической шумихи и общих мест в переводе!.. И это не одно место — весь перевод целой поэмы — декламация, реторика…
1. ‘Отеч. записки’ 1839, т. VI, No 11 (ценз. разр. 14/XI), отд. VII, стр. 194—196. Без подписи.
2. В цитате курсив Белинского.