В.В. Розанов
В.В. Розанов
Латинская и германская культуры
(К заседанию в Сорбонне, посвященному латинской культуре)
Латинская и германская культуры
(К заседанию в Сорбонне, посвященному латинской культуре)
Латинская и германская культуры, Розанов Василий Васильевич, Год: 1915
Время на прочтение: 5 минут(ы)
До христианства все культуры были единично-племенными. Египет, Вавилон, Персия, Греция, Рим преемственно принимали на свои плечи миссию — светить миру, освещать мир, окормлять его и духовным и вещественным хлебом. Вне такого народа-светоча лежал варварский мир, грубый мир, которому дано было удивляться и следовать за народом-избранником.
Европейская или христианская цивилизация, в противоположность этому древнему языческому миру, — многоликая. Латинский, германский и славянский миры почти в равной мере или равно количественно выражают собою единую христианскую цивилизацию.
Общий стержень, общая мысль и идеал ее — Христос, Евангелие.
Из много-личия христианской цивилизации вытекает общий закон ее — уступчивость. Все языческие цивилизации были до известной степени абсолютны не по качествам, а по претензиям. Они были абсолютны в самонадеянности. И это просто было последствием факта: ‘Я — один свечу миру’. ‘Мы, эллины, — одни просвещены‘, ‘Я, Рим, один объединяю мир’. Даже языческий Китай — и тот именует все племена ‘белолицыми дьяволами’, а себя — ‘Сыном Неба’. То же древние евреи: ‘Мы — избранный народ Божий’. Везде абсолют, полагание себя в центре всего… Христос указал народам впервые — скромность, указал смирение именно тем, кто примет Его учение…
И смирение это вытекает просто из конечности, слабости и греха вообще состава человеческого, вообще всякого ‘я’.
Лица — понизились, над ними всеми — бесконечный дух Божий.
Обращаясь к выражению каждого порознь лица: латинского, германского и славянского, мы заметим, что латинская цивилизация более, ярче и настойчивее всего выразила историческое, религиозное и вообще всяческое единство рода человеческого. Папский католицизм, папский универсализм — вот ее главное дело, миссия и мысль. В значительной степени это унаследовано от Рима с его могущественным и неповторимым ‘volo’, ‘хочу’. Здесь, конечно, выражена та мысль Евангелия, что Евангелие ‘для всех’, что Христос пришел ‘всех заключить в спасение’. Но мысль эта выражена в чрезвычайно волевом, повелевающем оттенке. Если мы вспомним из гимназических лет латинскую грамматику и ее своеобразные герундии и супины, каковых вовсе нет в других языках, то мы почувствуем, что уже в говоре латинских крестьян, патрициев, разбойников и пастухов был заключен этот волевой элемент в несравненном напряжении. Латинский глагол имеет специальные формы, специальные окончания для выражения движения к цели и для выражения долга, должного.
И прекрасно, и недостаточно. Хорошо всем ‘вместе быть’, но — ‘насильно мил не будешь’. Эту вторую аксиому вечно твердит православие католичеству в тысячелетней борьбе с папскими притязаниями. Кому нравится столица, а кому — усадьба. Рим и папы сели в некую столичность для всего мира, рассматривая страны, города и народы как свое подножие, орудие и средство. Славяне же и раньше их греки выразили исключительно провинциализм истории, господство области над городом. Россия представляет единственную страну до некоторой степени со странствующею столицею, — со столицею, передвигаемою по мере нужды: Новгород, Киев, Владимир на Клязьме, Москва, Петербург-Петроград. Даже и имя — странствует. Все неустойчиво. Зато устойчива страна, весь, село, народ. Лег на печку, лапти куда-то забросил и дремлет 1000 лет. Но замечательно, что без средоточия. Где столица эллинского мира? Ее не было, и она неведома истории. Тарент, Кротона, Сиракузы, Афины, Спарта, Коринф, Пергам, Эфес, Милет… Это какое-то ‘кровообращение’, а не ‘мозг’. И вот — православие, где ‘папы и в помине нет‘, где все — дьячки, отцы-дьяконы и самых небольших размеров попы и где ‘меняется’ или ‘странствует’ самая форма правления и даже наименование этой формы (‘митрополиты’, ‘единый патриарх’, Св. Синод). Ничего ‘не держится’, зато все ‘живет’. Так и сказано или предсказано: ‘Всякое дыхание да хвалит Господа’.
Внешнему объединению через мощь, которое выдвинула латинская цивилизация, славянская цивилизация противополагает внутреннее — согласие. ‘Противополагает’… Но почему не сказать — ‘дополняет’? Славянская цивилизация относится к латинской, как внутреннее содержание к внешней форме, пожалуй, как сердце к мозгу во всемирном организме. Все это довольно очевидно из общего очерка судеб этих племен, из океанических течений всемирной истории…
Германия? ‘Германская цивилизация’? Странно, что приходится ответить о ней:
— Специализация.
Германия внесла в мир великий дар специализации. ‘Как специалисты’ немцы первые во всем: в науке, в технике, во всем. Немцы не только не дали миру чего-нибудь подобного католичеству и папству, с этим универсальным охватом мысли и воли, но, напр., в строительстве государства они не дали теоретиков, подобных Монтескье, Руссо и Токвилю. Латинский ум всегда направлен к общему, германский всегда направлен к специальному, итальянец или француз, будь он монархист или революционер, верующий или атеист, вечно строит ‘папу’. Таковы были и религиозные утопии, и специальные фантазии людей латинского корня. Немцы же всегда построяют исследование о каком-нибудь насекомом, о греческой частице […] или составляют специальный ‘Словарь к Цицерону’. Подробность — умопомрачительная, а общей цели — не видно.
Специализация, однако, огромная сила, нельзя, однако, не заметить, что сила эта лишена мысли.
Ибо она лишена объединения и конечной цели.
Многие удивлены, что ‘первая в науках’ Германия и начала теперешнюю войну, и ведет ее как-то бессмысленно. К чему эти зверства, восстанавливающие все человечество против Германии? И кайзер, и население немецкое таращат безумные глаза и отвечают (это у них напечатано): ‘Чтобы нас боялись! Чтобы нас испугались‘. Странно: похоже на ‘китайских драконов’. Зверства явно не способствуют победе, ибо обращены на мирное население, а солдат врага, готовых вообще умереть, идущих в битву, разве же может испугать жестокость!.. Нелепо, чудовищно и бесцельно.
Но написав два тома ‘Словаря к Цицерону’ (я видел таковой) или о нервной системе у сороконожки — совершенно можно написать третий трактат: ‘О запугивании неприятеля через повторение на полях битв подвигов баши-бузуков’ (пример турок в употреблении жестокостей на войне — рекомендовался фон дер Гольц-пашою для германской и вообще для всех мировых армий).
Это — специализация. Можно побеждать: 1) тем-то, 2) тем-то… и в 12-х: жестокостью. И теоретик пишет ‘о жестокости’ с прилежанием и терпением, как раньше писал о таракане и его нервах.
И они проводят столь же великолепно и всесторонне ‘жестокость’, как единственно в Германии знают всесторонне и великолепно, как устроено ухо у таракана. Это не столько жестокость, не жажда крови и муки врагу, сколько ‘деловое рассуждение’ ограниченного человека, сколько ‘последовательное применение’ тупой мысли.
При взгляде на немцев ‘вообще’ до того очевидно, что это — тупая нация, что как-то странно спорить об этом. Но она — тупая ‘с фокусами’. А это — другое дело. ‘Немец обезьяну выдумал’. Ни русский, ни француз, ни англичанин обезьяны не выдумает. Хотя нельзя сказать, чтобы это стоило ‘папы’. У немцев — ум хитрый, фокусничающий, комбинирующий, видящий то, чего никто не видит, и придумывающий такое, чего никто не умеет придумать.
Но — без обобщения и вековечной цели.
Едва этот ум, характер и душа начал отходить от христианства, а он, конечно, начал отходить от него с триумфами Ницше (‘Антихрист’), Шопенгауэра (поклонение буддизму), Тюбингенской школы богословов (‘Христос был человек’) и физиологов-материалистов (‘души нет’, ‘Бога нет’), — как он и возвратился в варварство, в какую-то лесную и степную грубость, хотя и продолжал машинально читать, копаться и компилировать в мириадах томов своей учености по всем специальностям. ‘Все науки цветут’, а ‘простого ума’ нет. Вавилонская башня учености, — естественно недостраивающаяся, потому что куда же ей достраиваться. Идея ‘цели’, -философской и универсальной, — вообще чужда германскому уму. Не Бисмарку ли принадлежат слова: ‘Побежденному мы оставим только глаза, чтобы ему было чем плакать’.
Умен ли был человек? О, конечно — первый из немцев. Но расовая ограниченность и на нем сказалась. ‘Друг мой, зачем же тебе столько слез человеческих?’ Как только немца спросить ‘зачем?’, ‘для чего?’ — так он растеривается и беспомощно озирается. ‘Вы хотите знать, для чего таракану дано такое ухо? Но я же вам показал, какое у него ухо‘. Здесь кончается германская наука и до известной степени германская цивилизация.
Вся Европа ‘соединенными усилиями’ выражает и истолковывает Христа и Евангелие, прочее — подробности. Германский ‘гений’ и ушел в эти ‘подробности’ с присущею ему специализациею, а о главном забыл. С Ницше, Шопенгауэром, тюбингенцами и физиологами-материалистами — он, конечно, забыл о христианстве. Таким образом, немцы потеряли ‘европейский смысл’ в себе, и вот от чего они со ‘специальной смелостью’ противоположили себя всей Европе. Германия — не Европа, т.е. душевно, внутренно. Она только этнографически — Европа, ‘индоевропейская нация’, по классификации их же ученых. Но самый стержень европейского духовного развития (христианство) выпал из нее. Германия действительно исторически падает, потеряв именно тот специальный идеализм, на котором, как на дрожжах, ‘поднялось’ все тесто Европы. Теста много — подняться не может. Людей много — а духа нет. Что особенно страшно, то это то, что немцы со своими ‘специальными интересами’ и ‘специальным устроением души’ и с вечно выдумываемою ‘обезьяною’ и прочими фокусами — никак этого не могут уразуметь, никогда не смогут взглянуть на свою, уже давно не умную и давно бессильную мысль. Просто невольно скажешь — бедные немцы.
‘Везде колонии’ — и отовсюду гонят.
‘Отстроили чудовищный флот’ — и спрятали в какой-то щели.
‘Самый талантливый и разговорчивый кайзер’ — и разрушает все, созданное до него…
‘Гороховая колбаса’ — и никто ее не ест.
‘Первая нация в мире’ — и все со смехом указывают:
— ‘Где у нее голова‘?
Вот что значит попытаться жить без ‘обобщений’ и без ‘цели’. Бисмарк, Бисмарк, — зачем тебе столько крови? Ты даже не можешь съесть ее? Ты просто ее проливаешь на землю. Но поистине кровь — не вода, и ты и ‘твои’ — вы получите отмщение.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1915. 4 февр. No 13973.